Третья сигнальная

Пора подводить итоги.

Главный пророк капитализма Адам Смит учил, что именно свобода развязывает руки участникам рыночных процессов, что разумный риск при этом – непременное условие прогресса. Но это не значит, что у государства нет и не должно быть регулирующей роли в отношениях с рынками – последние банковские и биржевые эксцессы лишний раз ясно это показывают. Но пределы этих разумных ограничений очевидны – необходимо лишь то, что достаточно. Ограничения должны быть минимальными, но все же эффективными.

Ведь даже демократия не выше здравого смысла, как говорил Сократ, готовясь – в полном соответствии со свободным (и вполне идиотским) волеизъявлением афинского народа – выпить чашу цикуты. Так же и принцип свободы рынков не выше здравого смысла и голоса рассудка. Да, собственно, о попрании свободы речь не идет, наоборот, о ее защите. Потому как и здесь должен действовать давно уже осознанный человечеством принцип: свобода одного кончается там, где она нарушает свободу другого. Иначе она не свобода, а наоборот, тирания и произвол. Не могут банки топтать интересы всех остальных игроков на рынке, безрассудно уничтожая стоимость вместо того, чтобы ее хранить и умножать…

Свобода уничтожать самих себя и подрывать тем самым финансовую систему в погоне за сверхприбылью – это никакая уже не свобода, а преступный идиотизм. И что позволено быку – рядовому брокеру на бирже (которому полезно набить шишек и поучиться на собственном горьком опыте), то не позволено Юпитеру, которому доверена кровеносная система экономики.

Которому доверены Деньги.

Вот я и дошел до еще одного, опять-таки не научного, а метафорического определения, причем много раз озвученного до меня. При этом еще и неполноценного.

Потому что деньги, конечно, не только кровь экономики. Они еще и третья сигнальная система человечества.

К этому близко подходил Сомерсет Моэм, когда писал, что деньги – это «шестое чувство, без которого остальные пять бесполезны». Но в наши кибернетические времена это уже не дополнительный орган чувств, работающий на уровне отдельного индивидуума, но целая сигнальная система человечества. Они бесконечно способны к адаптации. И перепрыгивают через все возводимые барьеры.

Но при этом они нестабильная штука – по сути своей, они постоянно меняются количественно и качественно, в объеме и скорости движения (оборота). Только так и может быть, но в этом и их фундаментальный недостаток, из-за которого, видимо, теоретикам все так и не удается до конца раскрыть их суть.

Так что деньги – это движение, процесс. Остановившись, деньги умирают. Или, по крайней мере, замирают.

И еще не могу удержаться от крамольной мысли – не есть ли деньги своего рода акции во всемирном предприятии, свидетельствующие о праве владельца на некую часть совокупного богатства человечества? На долю в некоем совокупном спросе, том самом, что «вынь и положь!». Ну, или ваучер, что ли. (Хотя в России это слово лучше не произносить пару поколений еще.) Или уж, по крайней мере, кусочек общественного договора об экономических правах и обязательствах. (Но с этого я начал эту книгу – круг замкнулся.)

Но у меня есть мое личное определение. Свое заветное. Припасенное на конец.

Д. – ДИНАМИЧЕСКАЯ СИСТЕМА, РЕГУЛИРУЮЩАЯ МАТЕРИАЛЬНОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ЛЮДЕЙ МЕЖДУ СОБОЙ И С ПРИРОДОЙ.

«Слишком общо», – поморщатся экономисты, и будут правы.

Но не слишком ли конкретны, приземлены, узки определения из словарей и учебников? Перечисление функций, а не определение смысла.

Мне кажется, нужно и то и другое.

Ну, хорошо, хорошо – И В ТО ЖЕ ВРЕМЯ ИЗМЕРИТЕЛЬ И НАКОПИТЕЛЬ СТОИМОСТЕЙ ДЛЯ МНОГОСТОРОННЕГО И РАСТЯНУТОГО ВО ВРЕМЕНИ ОБМЕНА.

Н-да, сам знаю: тяжеловато.

И еще – символ, в соответствии с негласным общественным договором, регистрирующий все долги и трансакции.

Ну, тут опять я вторгаюсь в ту же спорную тему: товар-не-товар – символ-не-символ.

Под конец не хотелось бы начинать дискуссию заново…

Можно и проще, так как скажут многие экономисты:

«ДЕНЬГИ – ЭТО ВСЕ, ЧТО УГОДНО, ЧТО ШИРОКО ПРИМЕНЯЕТСЯ В КАЧЕСТВЕ СРЕДСТВА ПЛАТЕЖА И УЧЕТА ДОЛГА И КРЕДИТА».

Замечательно, но очень уж утилитарно. И если начать вдумываться, возникает масса вопросов. Кому и чему – угодно? Что значит – широко? Учет долга – в каких смыслах? А кредит – он средство платежа или учета? И опять же – в каком смысле?

Но в утилитарности есть огромный плюс. Потому что она помогает понять, что функции денег выстраиваются в пирамиду, в основе которой – функция обмена, и на ней, как на мощном фундаменте, стоят все остальные.

То, что деньги – средство обмена, позволяет им стать всеобщим эквивалентом и мерилом труда и стоимости. Что в свою очередь делает их средством платежа. А именно средство платежа может единственно служить практичным инструментом накопления. (Не телевизоры же с пылесосами сотнями в сарае наваливать.) А накопление создает возможность предоставления кредита – и на этом этапе, на этом новом витке деньги переходят в некое новое качество.

Вершина пирамиды упирается в небеса и все время растет вверх. Где-то там, в заоблачных высях, теряются «биноминальные деревья» деривативов, все эти полумифические финансовые инструменты, то ли «почти деньги», то ли еще нет… И наверняка, пока вы читаете эту книгу, что-то опять там рождается новое, для чего и названия еще нет.

Потому что деньги – это наша связь с будущим. Великий хамелеон, всеобщий заместитель – и так было с самого начала! Скот имел собственную ценность, но заменял все остальные. Потом в Междуречье додумались заменять живой скот глиняными фигурками коров и овец. Потом помещать их в специальные ящички с фиксированным стандартным количеством и ящики эти запечатывать. Потому что не имело уже в конце концов значения, сколько там, внутри, этих фигурок. Сами ящички с обозначенной на них цифрой стали символами. Также символами работали золото и серебро, представляя в торговле все остальные товары. Затем чеки и векселя, прочие коммерческие бумаги стали представлять, символизировать золото. Из них весьма логично развились бумажные деньги. А потом нахальные бумажки, фантики эти оторвались от золота, попытались сами стать на его место – место символа и универсального эквивалента. И это у них не так плохо получилось. Параллельно деньги превращались в нечто совсем уже виртуальное – в запись в банковской книге. Не имеющая никакого физического тела субстанция – кредит – стала творить деньги в огромных количествах. Это позволило деньгам стать пластиком – кредитными картами. С массовым внедрением компьютера и интернета деньги стали превращаться в запись электронную, достигли своей высшей формы – чисто информационной, к которой, наверно, всегда и стремились – от глиняных фигурок и ракушек каури, через золото и векселя. Стали они теперь каким-то неосязаемым и невидимым глазу электронным колебанием. Способом регистрации и калибровки товарных и прочих обменов (чем в глубине души, наверно, были всегда). Центральный вопрос, правда, вот в чем: сможем ли мы когда-либо доверять щелчку одного электрона по другому в той же степени, что золотой монете или зеленому «баксу» в период его расцвета и могущества? Потому что у денег как минимум две стороны, и одна из них – ментальная, психологическая. Деньги вершат свою главную работу в наших головах (а теперь уже и компьютерах), а информационные символы – лишь материальная опора в этом процессе.

Но с третьей стороны деньги, конечно, отражают, как волшебное зеркало или монитор, экономическую реальность. Не вуаль все-таки, наверно, но – форма при содержании. Форма, впрочем, сверхважная, она может сильно влиять на содержание, даже искажать его (в плохих ситуациях) до неузнаваемости, может определять направление и суть движения экономического развития. Назначать победителей и побежденных в вечной гонке-конкуренции за ограниченные ресурсы Земли.

Пора подводить итоги.

Главный пророк капитализма Адам Смит учил, что именно свобода развязывает руки участникам рыночных процессов, что разумный риск при этом – непременное условие прогресса. Но это не значит, что у государства нет и не должно быть регулирующей роли в отношениях с рынками – последние банковские и биржевые эксцессы лишний раз ясно это показывают. Но пределы этих разумных ограничений очевидны – необходимо лишь то, что достаточно. Ограничения должны быть минимальными, но все же эффективными.

Ведь даже демократия не выше здравого смысла, как говорил Сократ, готовясь – в полном соответствии со свободным (и вполне идиотским) волеизъявлением афинского народа – выпить чашу цикуты. Так же и принцип свободы рынков не выше здравого смысла и голоса рассудка. Да, собственно, о попрании свободы речь не идет, наоборот, о ее защите. Потому как и здесь должен действовать давно уже осознанный человечеством принцип: свобода одного кончается там, где она нарушает свободу другого. Иначе она не свобода, а наоборот, тирания и произвол. Не могут банки топтать интересы всех остальных игроков на рынке, безрассудно уничтожая стоимость вместо того, чтобы ее хранить и умножать…

Свобода уничтожать самих себя и подрывать тем самым финансовую систему в погоне за сверхприбылью – это никакая уже не свобода, а преступный идиотизм. И что позволено быку – рядовому брокеру на бирже (которому полезно набить шишек и поучиться на собственном горьком опыте), то не позволено Юпитеру, которому доверена кровеносная система экономики.

Которому доверены Деньги.

Вот я и дошел до еще одного, опять-таки не научного, а метафорического определения, причем много раз озвученного до меня. При этом еще и неполноценного.

Потому что деньги, конечно, не только кровь экономики. Они еще и третья сигнальная система человечества.

К этому близко подходил Сомерсет Моэм, когда писал, что деньги – это «шестое чувство, без которого остальные пять бесполезны». Но в наши кибернетические времена это уже не дополнительный орган чувств, работающий на уровне отдельного индивидуума, но целая сигнальная система человечества. Они бесконечно способны к адаптации. И перепрыгивают через все возводимые барьеры.

Но при этом они нестабильная штука – по сути своей, они постоянно меняются количественно и качественно, в объеме и скорости движения (оборота). Только так и может быть, но в этом и их фундаментальный недостаток, из-за которого, видимо, теоретикам все так и не удается до конца раскрыть их суть.

Так что деньги – это движение, процесс. Остановившись, деньги умирают. Или, по крайней мере, замирают.

И еще не могу удержаться от крамольной мысли – не есть ли деньги своего рода акции во всемирном предприятии, свидетельствующие о праве владельца на некую часть совокупного богатства человечества? На долю в некоем совокупном спросе, том самом, что «вынь и положь!». Ну, или ваучер, что ли. (Хотя в России это слово лучше не произносить пару поколений еще.) Или уж, по крайней мере, кусочек общественного договора об экономических правах и обязательствах. (Но с этого я начал эту книгу – круг замкнулся.)

Но у меня есть мое личное определение. Свое заветное. Припасенное на конец.

Д. – ДИНАМИЧЕСКАЯ СИСТЕМА, РЕГУЛИРУЮЩАЯ МАТЕРИАЛЬНОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ЛЮДЕЙ МЕЖДУ СОБОЙ И С ПРИРОДОЙ.

«Слишком общо», – поморщатся экономисты, и будут правы.

Но не слишком ли конкретны, приземлены, узки определения из словарей и учебников? Перечисление функций, а не определение смысла.

Мне кажется, нужно и то и другое.

Ну, хорошо, хорошо – И В ТО ЖЕ ВРЕМЯ ИЗМЕРИТЕЛЬ И НАКОПИТЕЛЬ СТОИМОСТЕЙ ДЛЯ МНОГОСТОРОННЕГО И РАСТЯНУТОГО ВО ВРЕМЕНИ ОБМЕНА.

Н-да, сам знаю: тяжеловато.

И еще – символ, в соответствии с негласным общественным договором, регистрирующий все долги и трансакции.

Ну, тут опять я вторгаюсь в ту же спорную тему: товар-не-товар – символ-не-символ.

Под конец не хотелось бы начинать дискуссию заново…

Можно и проще, так как скажут многие экономисты:

«ДЕНЬГИ – ЭТО ВСЕ, ЧТО УГОДНО, ЧТО ШИРОКО ПРИМЕНЯЕТСЯ В КАЧЕСТВЕ СРЕДСТВА ПЛАТЕЖА И УЧЕТА ДОЛГА И КРЕДИТА».

Замечательно, но очень уж утилитарно. И если начать вдумываться, возникает масса вопросов. Кому и чему – угодно? Что значит – широко? Учет долга – в каких смыслах? А кредит – он средство платежа или учета? И опять же – в каком смысле?

Но в утилитарности есть огромный плюс. Потому что она помогает понять, что функции денег выстраиваются в пирамиду, в основе которой – функция обмена, и на ней, как на мощном фундаменте, стоят все остальные.

То, что деньги – средство обмена, позволяет им стать всеобщим эквивалентом и мерилом труда и стоимости. Что в свою очередь делает их средством платежа. А именно средство платежа может единственно служить практичным инструментом накопления. (Не телевизоры же с пылесосами сотнями в сарае наваливать.) А накопление создает возможность предоставления кредита – и на этом этапе, на этом новом витке деньги переходят в некое новое качество.

Вершина пирамиды упирается в небеса и все время растет вверх. Где-то там, в заоблачных высях, теряются «биноминальные деревья» деривативов, все эти полумифические финансовые инструменты, то ли «почти деньги», то ли еще нет… И наверняка, пока вы читаете эту книгу, что-то опять там рождается новое, для чего и названия еще нет.

Потому что деньги – это наша связь с будущим. Великий хамелеон, всеобщий заместитель – и так было с самого начала! Скот имел собственную ценность, но заменял все остальные. Потом в Междуречье додумались заменять живой скот глиняными фигурками коров и овец. Потом помещать их в специальные ящички с фиксированным стандартным количеством и ящики эти запечатывать. Потому что не имело уже в конце концов значения, сколько там, внутри, этих фигурок. Сами ящички с обозначенной на них цифрой стали символами. Также символами работали золото и серебро, представляя в торговле все остальные товары. Затем чеки и векселя, прочие коммерческие бумаги стали представлять, символизировать золото. Из них весьма логично развились бумажные деньги. А потом нахальные бумажки, фантики эти оторвались от золота, попытались сами стать на его место – место символа и универсального эквивалента. И это у них не так плохо получилось. Параллельно деньги превращались в нечто совсем уже виртуальное – в запись в банковской книге. Не имеющая никакого физического тела субстанция – кредит – стала творить деньги в огромных количествах. Это позволило деньгам стать пластиком – кредитными картами. С массовым внедрением компьютера и интернета деньги стали превращаться в запись электронную, достигли своей высшей формы – чисто информационной, к которой, наверно, всегда и стремились – от глиняных фигурок и ракушек каури, через золото и векселя. Стали они теперь каким-то неосязаемым и невидимым глазу электронным колебанием. Способом регистрации и калибровки товарных и прочих обменов (чем в глубине души, наверно, были всегда). Центральный вопрос, правда, вот в чем: сможем ли мы когда-либо доверять щелчку одного электрона по другому в той же степени, что золотой монете или зеленому «баксу» в период его расцвета и могущества? Потому что у денег как минимум две стороны, и одна из них – ментальная, психологическая. Деньги вершат свою главную работу в наших головах (а теперь уже и компьютерах), а информационные символы – лишь материальная опора в этом процессе.

Но с третьей стороны деньги, конечно, отражают, как волшебное зеркало или монитор, экономическую реальность. Не вуаль все-таки, наверно, но – форма при содержании. Форма, впрочем, сверхважная, она может сильно влиять на содержание, даже искажать его (в плохих ситуациях) до неузнаваемости, может определять направление и суть движения экономического развития. Назначать победителей и побежденных в вечной гонке-конкуренции за ограниченные ресурсы Земли.