Политическая корректность

О политической корректности было сказано столько слов, и эта тема породила такую истерию, что мне почти неприятно использовать этот термин. Однако, нравится нам это или нет, приходится иметь дело с этим термином и понятием, которое он обозначает, в повседневной жизни, а значит, и в повседневной речи. Причина этого — в небывалом самоутверждении таких групп людей, как женщины и национальные меньшинства, которые долгое время были в нашем обществе отлучены от власти. Их стремление к самоутверждению распространяется и на речь.

Они заявляют: то, как мы говорим, не менее важно, чем содержание, поскольку слова воплощают в себе идеи и психологические установки. Полагаю, в этом они правы. Если вы по старинке назвали женщин слабым полом, вы тем самым увековечиваете безнадежно устаревшее представление о женственности. Если вы назвали кого-то япошкой, это значит в вашу речь не просто случайно вкралось жаргонное словечко, а вы независимо от вашего желания напомнили слушателю о бытовавшем в эпоху Второй мировой войны представлении о японцах как о «желтой опасности». Эти примеры взяты из разных областей жизни, но они дают понять, почему члены этих групп населения чувствительны к тому, как их называют, и почему всем остальным также надлежит об этом помнить.

Тот факт, что мы живем в Америке 1990-х годов, преисполнен для нас глубокого смысла — как нравственного, так и практического. Нравственное значение заключается в том, что игнорировать чувства меньшинств, говоря в таком ключе, просто неэтично и болезненно для них.

Однако есть и чисто практический смысл: неосторожное высказывание на подобную тему может нанести вам немалый ущерб. Достаточно вспомнить об Эле Кампанисе, Джимми Греке[25] и других, чья карьера рухнула из-за неосторожно сказанных слов о чернокожих спортсменах. Следует внимательно следить за изменениями в терминологии. Я только что говорил о чернокожих (black) спортсменах. Это слово большая часть этой этнической группы предпочитала с 1960-х годов. Но так было не всегда, и перемены на этом не закончились.

В годы моего детства и даже в течение примерно десяти первых лет моей работы на радио и телевидении чернокожих людей называли неграми (Negro), и это слово считалось вполне приличным. В шестидесятых годах, когда чернокожие поднялись на борьбу за свои права, их лидеры заявили: они желают, чтобы их соплеменников называли чернокожими, а не неграми, и мы внесли эту поправку в речь сотрудников телевидения и радио, журналистов других средств массовой информации, иных специалистов и в повседневную речь большинства американцев.

В восьмидесятых годах появились новые термины. Лидеры чернокожих в США заявили, что людей их расы следует отныне называть афроамериканцами (African Americans). Лидеры мексиканского и испаноязычного населения выразили предпочтение, чтобы их называли испаноязычными (Hispanics) — термин, который сейчас вытесняется словом латиноамериканец (Latino). Иммигрантов из восточных стран и их потомков теперь именуют азиатами (Asians). Многие индейцы заявили, что хотят, чтобы их называли коренными американцами (Native Americans); другие предпочли, чтобы их называли так, как называются их племена, — причем это не должны быть названия, данные этим племенам белыми людьми.

Опыт подсказывает, что в грядущем эти термины будут вытеснены новыми. В недавно опубликованной статье The Washington Post привела данные о своем отношении к меняющейся этнической терминологии. В 1987 году термин «афроамериканец», для того времени относительно новый, появился в Post 42 раза. В 1993 году он появился 1422 раза. Слово «латиноамериканец» появлялось в Post 85 раз в 1987 году и 389 раз в 1993 году. Что касается термина «коренной американец», то в 1987 году он появлялся 112 раз, а в 1993 году — 339 раз.

Все это доказывает, что мы немалого добились в том, чтобы оказывать своим ближним то уважение, которого они заслуживали с самого начала. Наша нынешняя речь отражает то признание, которое эти группы завоевывали более двадцати последних лет.

Но, позвольте узнать, где грань между уважением и паранойей? Не удаляемся ли мы от здравого смысла и справедливости и не приближаемся ли к глупости, когда слышим, что нельзя обращаться к женщинам «леди», потому что не все женщины — леди? В 1994 году одна женщина, редактор женского журнала (не журнала для леди), обратила на это внимание своего собрата (можно ли еще употреблять слово «собрат»?) редактора.

Делая на работе комплимент женщине по поводу ее платья, вы теперь сильно рискуете. Раньше можно было сказать: «В этом платье ты шикарно выглядишь!» Или: «Это платье тебя просто преобразило!» Теперь благоразумие подсказывает вам ограничиться чем-нибудь вроде: «Недурное платье».

Убого, не правда ли?

Зато безопасно. Вот что в наше время важно — безопасность. Когда в последний раз мужчина (из тех, кого мы называли ребятами) говорил при вас женщине (когда-то мы их называли девчонками) о том, что у нее красивая фигура? Или красивые ноги? Однако ее можно спросить, носит ли она в сумочке презерватив. Это вполне допустимо.

То, что раньше считалось оскорбительным, теперь допустимо, а то, что считалось допустимым, — оскорбительно. Как говорил озадаченный король Сиама в фильме «Король и я»: «Что было так — было так. Что было не так — было не так. А теперь — попробуй разбери!»

Разумеется, в наше время смешной акцент этого короля сочли бы политически некорректным. И все же: что плохого в хорошем этническом юморе? Что может быть забавнее хорошего еврейского анекдота, если только в нем нет насмешек и тупого фанатизма? Или ирландского анекдота? Или итальянского? Или негритянского? Великие комики вроде Майрона Коэна, Сэма Левенсона и Джеки Глизона в наши дни едва ли сумели бы заработать себе на хлеб. Ричард Прайор выпустил свой альбом «That Nigger's Crazy» («Этот черномазый сошел с ума») как раз вовремя. Сегодня он не нашел бы фирмы, которая согласилась бы выпустить пластинку с таким названием.

Таковы опасности злоупотребления политической корректностью.

Давайте не будем бояться обидеть кого-нибудь настолько, чтобы не потерять способность отличать уважение от паранойи.

О политической корректности было сказано столько слов, и эта тема породила такую истерию, что мне почти неприятно использовать этот термин. Однако, нравится нам это или нет, приходится иметь дело с этим термином и понятием, которое он обозначает, в повседневной жизни, а значит, и в повседневной речи. Причина этого — в небывалом самоутверждении таких групп людей, как женщины и национальные меньшинства, которые долгое время были в нашем обществе отлучены от власти. Их стремление к самоутверждению распространяется и на речь.

Они заявляют: то, как мы говорим, не менее важно, чем содержание, поскольку слова воплощают в себе идеи и психологические установки. Полагаю, в этом они правы. Если вы по старинке назвали женщин слабым полом, вы тем самым увековечиваете безнадежно устаревшее представление о женственности. Если вы назвали кого-то япошкой, это значит в вашу речь не просто случайно вкралось жаргонное словечко, а вы независимо от вашего желания напомнили слушателю о бытовавшем в эпоху Второй мировой войны представлении о японцах как о «желтой опасности». Эти примеры взяты из разных областей жизни, но они дают понять, почему члены этих групп населения чувствительны к тому, как их называют, и почему всем остальным также надлежит об этом помнить.

Тот факт, что мы живем в Америке 1990-х годов, преисполнен для нас глубокого смысла — как нравственного, так и практического. Нравственное значение заключается в том, что игнорировать чувства меньшинств, говоря в таком ключе, просто неэтично и болезненно для них.

Однако есть и чисто практический смысл: неосторожное высказывание на подобную тему может нанести вам немалый ущерб. Достаточно вспомнить об Эле Кампанисе, Джимми Греке[25] и других, чья карьера рухнула из-за неосторожно сказанных слов о чернокожих спортсменах. Следует внимательно следить за изменениями в терминологии. Я только что говорил о чернокожих (black) спортсменах. Это слово большая часть этой этнической группы предпочитала с 1960-х годов. Но так было не всегда, и перемены на этом не закончились.

В годы моего детства и даже в течение примерно десяти первых лет моей работы на радио и телевидении чернокожих людей называли неграми (Negro), и это слово считалось вполне приличным. В шестидесятых годах, когда чернокожие поднялись на борьбу за свои права, их лидеры заявили: они желают, чтобы их соплеменников называли чернокожими, а не неграми, и мы внесли эту поправку в речь сотрудников телевидения и радио, журналистов других средств массовой информации, иных специалистов и в повседневную речь большинства американцев.

В восьмидесятых годах появились новые термины. Лидеры чернокожих в США заявили, что людей их расы следует отныне называть афроамериканцами (African Americans). Лидеры мексиканского и испаноязычного населения выразили предпочтение, чтобы их называли испаноязычными (Hispanics) — термин, который сейчас вытесняется словом латиноамериканец (Latino). Иммигрантов из восточных стран и их потомков теперь именуют азиатами (Asians). Многие индейцы заявили, что хотят, чтобы их называли коренными американцами (Native Americans); другие предпочли, чтобы их называли так, как называются их племена, — причем это не должны быть названия, данные этим племенам белыми людьми.

Опыт подсказывает, что в грядущем эти термины будут вытеснены новыми. В недавно опубликованной статье The Washington Post привела данные о своем отношении к меняющейся этнической терминологии. В 1987 году термин «афроамериканец», для того времени относительно новый, появился в Post 42 раза. В 1993 году он появился 1422 раза. Слово «латиноамериканец» появлялось в Post 85 раз в 1987 году и 389 раз в 1993 году. Что касается термина «коренной американец», то в 1987 году он появлялся 112 раз, а в 1993 году — 339 раз.

Все это доказывает, что мы немалого добились в том, чтобы оказывать своим ближним то уважение, которого они заслуживали с самого начала. Наша нынешняя речь отражает то признание, которое эти группы завоевывали более двадцати последних лет.

Но, позвольте узнать, где грань между уважением и паранойей? Не удаляемся ли мы от здравого смысла и справедливости и не приближаемся ли к глупости, когда слышим, что нельзя обращаться к женщинам «леди», потому что не все женщины — леди? В 1994 году одна женщина, редактор женского журнала (не журнала для леди), обратила на это внимание своего собрата (можно ли еще употреблять слово «собрат»?) редактора.

Делая на работе комплимент женщине по поводу ее платья, вы теперь сильно рискуете. Раньше можно было сказать: «В этом платье ты шикарно выглядишь!» Или: «Это платье тебя просто преобразило!» Теперь благоразумие подсказывает вам ограничиться чем-нибудь вроде: «Недурное платье».

Убого, не правда ли?

Зато безопасно. Вот что в наше время важно — безопасность. Когда в последний раз мужчина (из тех, кого мы называли ребятами) говорил при вас женщине (когда-то мы их называли девчонками) о том, что у нее красивая фигура? Или красивые ноги? Однако ее можно спросить, носит ли она в сумочке презерватив. Это вполне допустимо.

То, что раньше считалось оскорбительным, теперь допустимо, а то, что считалось допустимым, — оскорбительно. Как говорил озадаченный король Сиама в фильме «Король и я»: «Что было так — было так. Что было не так — было не так. А теперь — попробуй разбери!»

Разумеется, в наше время смешной акцент этого короля сочли бы политически некорректным. И все же: что плохого в хорошем этническом юморе? Что может быть забавнее хорошего еврейского анекдота, если только в нем нет насмешек и тупого фанатизма? Или ирландского анекдота? Или итальянского? Или негритянского? Великие комики вроде Майрона Коэна, Сэма Левенсона и Джеки Глизона в наши дни едва ли сумели бы заработать себе на хлеб. Ричард Прайор выпустил свой альбом «That Nigger's Crazy» («Этот черномазый сошел с ума») как раз вовремя. Сегодня он не нашел бы фирмы, которая согласилась бы выпустить пластинку с таким названием.

Таковы опасности злоупотребления политической корректностью.

Давайте не будем бояться обидеть кого-нибудь настолько, чтобы не потерять способность отличать уважение от паранойи.