4. Конфликт в сфере политических отношений

В толковых словарях конфликты определяются как состояние политических отношений, в котором их участники ведут борьбу за ценности и определенный статус, власть и ресурсы, борьбу, в которой целями противников являются нейтрализация, нанесение ущерба или уничтожение соперника. Суть конфликта - в несоответствии между тем, что есть, и тем, что должно быть по представлению вовлеченных в конфликт групп и индивидов, субъективно воспринимающих свое место в обществе и свое отношение к другим людям, группам и институтам.

В прикладной политологии различаются три основных типа политических конфликтов - конфликты интересов, конфликты ценностей и конфликт идентификации. Говорят, что конфликты интересов преобладают в экономически развитых странах, устойчивых государствах, где политической нормой является торг вокруг дележа экономического пирога (борьба вокруг размеров налогов, объема социального обеспечения и т. п.). Говорят далее, что этот тип конфликтов наиболее легко поддается урегулированию, так как здесь всегда можно найти компромиссное решение ("как это, так и то").

Конечно же, разрешение конфликта и достижение консенсуса неразрывно связано с учетом противоречивых интересов. Имитируя с помощью методов прикладной политологии развитие конфликта, ход переговоров, эволюцию определенной системы и т. п., исследователь получает возможность либо предвидеть развитие реального процесса, либо найти ключ к объяснению имевших место событий.

В США и других развитых странах функционируют десятки центров по изучению конфликтов - политических, социальных, экономических, межэтнических, духовно-нравственных, межгосударственных (международных) и других. Издаются специальные журналы, посвященные проблемам урегулирования конфликтов, управления ими как важнейшим условиям поддержания социально-политической стабильности внутри страны и на международной арене. Опыт показывает, что урегулирование конфликтов и связанных с ними проблем может происходить на государственном уровне, дипломатическим путем (в том числе с использованием народной дипломатии), с помощью третьих стран, международных организаций, включая ООН.

Для любого современного общества, по мнению американских конфликтологов, характерно более "двух конфликтных интернов". В полиэтнических государствах современные конфликты берут начало в разнице языка, религии, региональных особенностях, перекрещиваются с конфликтами по поводу "разницы в статусе, функциях или вознаграждении"8.

В качестве одной из важнейших причин политических конфликтов американский политолог Р. Даль видит неравенство, подразумевая под этим неравное участие различных групп в принятии решений, поскольку "некоторые люди имеют основания для уверенности в том, что их интересы неравно выражены, организованы и представлены". Он заключает, что политическое неравенство вызвано к жизни действием трех определяющих факторов:

Во-первых, "значительной разницей в политических возможностях различных групп". Естественно, что организации, объединяющие крупных предпринимателей, имеют гораздо больше возможностей для ведения политической борьбы, чем объединения домохозяек или ветеранов.

Во-вторых, тем, что "равное представительство являет собой техническую проблему, которая никогда не была удовлетворительно решена".

Практически невозможно достичь представительства, причем равного, всех слоев и групп общества в органах власти, поскольку процесс усложнения социальной структуры имеет постоянный характер и опережает законодательные решения, регламентирующие электоральный процесс.

В-третьих, неизбежным недостатком полиархических режимов является то, что, "чем более полиархия представляет все разнообразие предпочтений, тем более трудоемкой становится задача их рассмотрения с целью примирения для принятия решений".

Заслуживает в этой связи внимания вывод политологов - авторов книги "Политология на российском фоне". Полемизируя с Т. Шеллингом, американский политолог А. Рапопорт убедительно доказал, что нельзя все конфликты подгонять под единую универсальную схему: есть конфликты типа "схваток", когда противников разделяют непримиримые противоречия и рассчитывать можно только на победу; есть конфликты типа "игр", где обе стороны действуют в рамках одних и тех же правил. Такие конфликты никогда не завершаются разрушением всей структуры отношений. Конфликт остается со всеми присущими ему сторонами: противоположностью и несовместимостью интересов, стремлением к достижению односторонних выгод, невозможностью длительного компромисса. Этот вывод о конфликтах и способах их урегулирования имел принципиальное значение для американской науки. Снимался ореол безысходности и обреченности с каждого из конфликтов, будь то в международных отношениях или внутри общества. Наличие общих интересов противоборствующих сторон в спорах и конфликтах делало необходимым более здравый и взвешенный подход к ним.

Проводимые в России реформы ввергли ее в особое патологическое состояние, называемое расколом. Он характеризуется распадом социальной всеобщности и государственности, разрывом между культурой и социальными отношениями. Раскол стал следствием застойных противоречий между народом и властью, между производительными силами и производственными отношениями9.

И далее, по мере продвижения от тоталитаризма к гражданскому обществу проясняются два варианта: частнопредпринимательская буржуазная демократия и народно-революционная демократия. Если первый вариант закрывает перспективу социалистического выбора, то второй ориентирован на власть трудового народа без эксплуатации трудящихся. Между этими вариантами допустимы как альтернатива, так и комбинация разных подходов.

Многие из переживаемых новой Россией конфликтов стали на каком-то этапе исторически неизбежными - либо как "запрограммированные" ее геополитическим положением, либо как результат политики ее руководства на протяжении длительного периода времени. И пока все эти конфликты не будут разрешены, пока не будет снято порожденное ими и порождающее их напряжение, ситуация будет оставаться нестабильной и взрывоопасной. Наша страна воплощает сегодня не только конфликты вчерашнего, но и позавчерашнего дня.

Своевременное изучение и прогнозирование конфликтных ситуаций позволило бы регулярно составлять прогнозные карты возможных конфликтов, дифференцированных по остроте, форме выражения, сферам проявления в общественной жизни и т. д., и дифференцированных мер управления ими от переговоров до применения силовых санкций или государственных нормативных актов. При этом тщательно различались бы сущность, социальная обусловленность и типология конфликтов.

Особое внимание в такого рода исследованиях целесообразно уделять конфликтам внутри политической системы, механизмам осуществления политической власти, факторам кризиса власти, способам его преодоления, оппозиции властным структурам как конфликтогенным явлениям, типам политических режимов и их влиянию на массовое сознание, методам и способам определения с помощью социологических исследований легитимности и эффективности различных политических режимов, а также официальной политической оппозиции как самостоятельного политического института и необходимого политического противовеса силам, находящимся у власти.

Большую важность в этой связи представляют собой исследования, посвященные анализу социальных условий и механизмов преодоления роли насилия в конфликтных ситуациях и легальных и нелегальных форм политических акций различных социальных групп и международных организаций. Сюда же следует отнести исследования рациональных и иррациональных реакций на комплекс общественных феноменов, политическую символику и кризисные мифы, на средства политической деятельности в аспекте социологии конфликтов и кризиса культурологии, на инструментарий социологических исследований духовно-нравственных отношений.

Заслуживают пристального внимания и проблемы средств массовой информации, роль прессы как возбудителя отдельных конфликтов и как барометра возможностей достижения согласия, роль контент-анализа основных принципиальных документов о конфликтах и его воздействии на нормализацию отношений конфликтующих сторон.

Кроме того, следует иметь в виду, как отмечают многие исследователи, что развитие политической жизни в нашем обществе, включающее в себя многопартийность, обусловливает нормальность конфликтов (равно как и союзов) во взаимоотношениях между политическими партиями. Межпартийная политическая борьба имеет в качестве своего основного объекта государственную власть на том или ином уровне. Межпартийные конфликты в их нормальном виде предполагают идеологическую борьбу за свои программы и платформы и стремление доказать порочность и несостоятельность программ и платформ своих противников. Однако опыт анализа межпартийных отношений показывает, что в своей практической деятельности политические партии не ограничиваются идеологическими взаимоотношениями, а для достижения своих целей применяют весь доступный им арсенал, допустимый (а нередко и недопустимый) политической этикой. Повышение политической культуры общества создает предпосылки для повышения уровня культуры и во взаимоотношениях между партиями. Важен и рост политической культуры парламентских групп, поскольку в развитом политическом обществе парламентские группы адекватны тем или иным политическим партиям, и отход парламентариев от принципов партийной политики быстро завершается изгнанием их из рядов той партии, политику которой они предали своими выступлениями или действиями.

Нельзя забывать и о межличностных политических конфликтах. Такого рода конфликты имеют место между как представителями различных политических партий, и тогда они могут быть рассмотрены как частный случай межпартийных отношений, так и представителями какой-либо одной партии. Межличностные политические конфликты многообразны. Они могут иметь место по поводу стремления того или иного политического деятеля занять важный пост в политической системе, по поводу позиции, которую тот или иной деятель занимает по важным политическим вопросам и т. д. Окружающая нас действительность дает нам много примеров политических конфликтов межличностного характера, причем далеко не все они имеют принципиальные позиции, а нередко основываются на политическом бескультурье, на личностных амбициях в борьбе за политическую власть. В то же время специалисты отмечают, что личная политическая культура предполагает достаточно высокий уровень информированности по вопросам, являющимся предметом конфликта, в частности, хорошее знание истории вопроса, психологическую терпимость к иной точке зрения (толерантность), готовность пойти на компромисс.

В работе "Политический конфликт" венгерский юрист Кальман Кучар10 напоминает, как немецкий ученый Клаус Бейме типизирует модели конфликта:

- либеральная модель, которая противопоставляла групповые интересы, возможность и реальность конфликта между ними государственной метафизике и функции единой власти;

- авторитарно-консервативная модель, суть которой заключается в критике либеральной парламентской демократии и противопоставлении руководящей элиты и масс;

- социалистическая модель, которая от противопоставления государства и общества доходит до классовых конфликтов11.

"Либеральная модель", содержанием которой является партийный плюрализм, основанный на групповых интересах, в современной западной политологии рассматривается как основа демократии.

По определению Липсета, групповые конфликты есть жизнь и кровь демократии, которая, однако, постоянно несет в себе угрожающую опасность дезинтеграции общества. Другая опасность (которую сознавал уже Токвиль) заключается в том, что социальные конфликты "исчезают", если доминирующей становится такая централизованная государственная власть, противостоять которой не может ни одна из групп. Эта двусторонняя опасность, а точнее ее интерпретация, свидетельствует о том, что конфликт в "либеральной модели" проявляется как конфликт, решаемый политически, по типу "сделки". Ибо очевидно, что социальные конфликты формируются и в условиях самой централизованной государственной власти, хотя их решение - результат не столько сделки, сколько односторонних директив.

Авторитарно-консервативная модель, которая характеризовалась конфликтом между правящей элитой и массами и влияние которой существенно усилилось в результате разочарования в либерализме, рассматривает социальные конфликты сегодня, "замаскировавшись" под либеральный плюрализм. Бейме ясно видел, что правление элиты, ее руководящее предназначение стало общепринятым, в первую очередь в обществах, характеризовавшихся запоздалым развитием, а именно в тех странах Запада, демократические традиции которых были наиболее слабыми. Философию господства элиты в нацистской Германии и фашистских странах мы также можем считать следствием "империалистической модернизации", однако несомненно, что модернизация, происходящая в XX в., повсюду вынесла на поверхность те или иные "элитные" группировки. Почти органическим следствием модернизации обществ, запоздавших в развитии или выбравших другой путь развития, является формирование элитной группы, определяющей цели и организующей их достижение. В господствующем положении этой группы черты авторитарно-консервативной модели распознаются постольку, поскольку в стремлении группы к формированию общества проявляется высокомерие "просвещенных" и привилегированное положение тех, кто владеет централизованной властью, в сочетании с методами абсолютного господства. Конфликты, однако, возникают также между различными элитными группами (бюрократическая, политическая или военная элита и т. д.).

В политической социологии появляется все больше работ, авторы которых стремятся проанализировать проблему конфликтов отличным от упомянутых моделей способом.

Что же касается третьего варианта типизации по Бейме, основанного на так называемой модели классового конфликта, смысл его заключается в том, что политическое значение в обществе имеют, в первую очередь, конфликты между противостоящими классами и тем самым вся история - это история классовой борьбы. По мнению Бейме, такое толкование ч есть специфически суженное толкование, которое имело место как в марксистской, так и в буржуазной теории. С одной стороны, существование конфликтов связывалось только с классами, с другой стороны, одновременно с введением бесклассового общества это означало бесконфликтность. Такой упрощенный подход к Марксовой теории в конечном итоге привел к тому, что вначале в подходе Сталина доминировала доктрина постоянного обострения классовой борьбы, а затем, позднее отрицание возможности конфликтов.

Бейме исходит из того, что конфликт - это нормальное состояние общества. Его формы, уровни, содержание могут изменяться, но нельзя утверждать, что с развитием общества та или иная форма окончательно исчезает.

Одним из типов политических конфликтов являются ценностные конфликты, которые характерны более для развивающихся государств с неустойчивым государственным строем. Ценностные конфликты требуют больших усилий для их урегулирования, поскольку трудно поддаются компромиссам (действует правило "или - или"). Ценностные конфликты - это борьба вокруг неосознанно принятых понятий о том, что является правильным или важным. Приоритетные ценности, которые являются основой политических конфликтов, - это "свобода", "равенство", "справедливость", "автономия", "терпимость" и т. д.

Вряд ли можно назвать Россию сегодня в целом развивающейся страной. Но что касается определения ее как развивающегося государства с неустойчивым государственным строем, то ряд элементов такового здесь, несомненно, присутствует. Поэтому многие конфликты вполне могут рассматриваться в России как ценностные и по форме, и по содержанию12.

Как отмечал известный американский социолог С. Липсет в книге "Консенсус и конфликт", вышедшей в 1985 г. в США, теоретики конфликтной школы отвергают мысль о существовании каких бы то ни было общенациональных ценностных систем. Они выступают также против тезиса функционалистов о том, что системы неравенства и социальной стратификации основываются большей частью на согласии между различными компонентами общества по поводу "относительной значимости позиций, статусов или ролей". Признание общих ценностных систем, пишет Липсет, еще не означает снижения уровня внутренних конфликтов. Даже ценности, принятые во всем обществе, могут на практике порождать острую борьбу, "революционное и отклоняющееся поведение". Например, общая приверженность американцев ценностным ориентациям на успех и продвижение вперед по социальной лестнице соседствует с высоким уровнем преступности и недовольства. Функциональный анализ конфликтов, внутренне присущих стратификационным системам, предполагает фундаментальное противоречие, возникающее в результате ограниченности имеющихся в обществе средств для достижения общепризнанных целей. М. Вебер и К. Мангейм, каждый по-своему, пришли к выводу о существовании базового социального конфликта между ориентациями на две формы рациональности: "ценностную рациональность", касающуюся сознательной оценки целей или основных ценностей, и "целевую рациональность", относящуюся к средствам достижения поставленных целей.

Тесная взаимосвязь между двумя формами рациональности внутренне присуща всей структуре социального действия. Общество может достичь рационального соотношения между целями и средствами "лишь в контексте комплекса абсолютных ценностей, которыми фиксируется и направляется поиск средств".

По Веберу, современный капитализм опирается на "ценности эффективности и производительности", которые, однако, противоречат некоторым важным ценностям Запада, таким, как ориентация на индивидуальное творчество и независимую деятельность. В этом смысле можно сказать, что западное общество основывается на внутренне присущей ему антиномии между "целевой" и "ценностной" рациональностью, которую, согласно Веберу, нельзя разрушить. Т. Парсонс, опираясь на веберовский анализ, пришел к выводу о неизбежности конфликта между теми, кто привержен "плюрализму легитимных путей достижения ценностей" и считал, что действия детерминируются интересами, и теми, кто ориентирует свою деятельность на какую-либо специфическую область (например, спасение души), которая носит абсолютный характер в том смысле, что все другие потенциальные ценности рассматриваются лишь как средства ее достижения. Связанная с первой ориентацией "целевая рациональность" предполагает упор на "этику ответственности", на признание того, что "используемые средства определяют достигаемые цели". И, наоборот, связанная со второй ориентацией "ценностная рациональность" предполагает приверженность "этике абсолютных" целей. Обе эти ориентации в их чистой форме внутренне присущи структурам различных групп, мировоззрения которых коренным образом различаются и противостоят друг другу.

Далее С. Липсет подчеркивает, что основные противоречия между восхвалением свободного, эгалитарного общества как идеала и ограничениями, связанными с бюрократической иерархической организацией в области средств их достижения, внутренне присущи экономическому росту современного индустриального общества. Этот конфликт порождает острое чувство фрустрации, особенно у образованной молодежи, которой приходится сталкиваться с харизматической "ценностной рациональностью" социального порядка. И не случайно именно университет стал символом социального конфликта.

По словам Липсета, конфликт между "ценностной" и "целевой" рациональностью лежит в основе анализа Д. Беллом главных противоречий постиндустриального общества. По мнению Белла, "конфликтные установки" часто проявляются среди творческой интеллигенции и работников культуры, отражая их желание сократить или устранить ограничения, мешающие реализации их творческих устремлений. Как таковые, они находятся в резкой оппозиции к потребностям повседневного мира, экономике, технологии, системам занятости, которые "коренятся в целевой рациональности и эффективности" основанных на "принципах расчета, рационализации труда и времени и идее прямолинейного развития прогресса".

Контркультура интеллектуалов, их оппозиция по отношению к основным ценностям и институтам, обслуживающим собственников и руководителей промышленности и политики в капиталистическом и посткапиталистическом обществе, коренятся в самом характере их труда с его ориентацией на творчество, оригинальность и открытия.

Как считает Липсет, падение уровня "ценностной рациональности" в экономике и политике явилось источником напряжения и нестабильности; влияние тех, кто связан с институтами, касающимися интеллектуальной сферы, резко возрастало по мере того, как система оказывалась во все большей степени зависимой от знаний и уровня подготовки работников умственного труда, способных обращаться со сложной технологией и выдвигать новые идеи в области научных исследований и разработок. И хотя, как отмечает Белл, контркультурные стили жизни, вырабатываемые интеллигенцией и студентами, и поглощаются рыночной экономикой западного общества, шик культурного "модернизма... сохраняет свой подрывной запал, несмотря на то, что значительная доля его абсорбируется обществом"13.

О масштабах, в которых противоречия в области культуры служат источником социальных изменений в обществе, можно судить по факту изменения прежних позиций различных классов с точки зрения их приверженности к протесту. Согласно традиционной теории классов, характерной прежде всего для марксизма, оппозиция существующему положению вещей должна прежде всего исходить из среды непривилегированных слоев населения, поскольку именно они находятся в положении эксплуатируемых. До тех пор, пока в центре внимания стоял вопрос о существующей системе распределения привилегий и благ, эгалитарные движения, выступающие за перераспределение этих благ и привилегий, пользовались поддержкой бедных и дискриминируемых слоев населения.

Теперь же наиболее критически и оппозиционно настроенные к статус-кво элементы составляют преуспевающие представители интеллигенции, работники умственного труда. В академических кругах приверженцами критического мышления являются прежде всею лица, наиболее активно вовлеченные в исследования, часто публикующиеся и работающие в самых престижных университетах. Что касается, например, преподавателей и других "передатчиков культуры", то хотя они и получают меньше, работают в менее престижных университетах и в худших условиях труда, они более консервативно настроены. Научные работники, занятые фундаментальными исследованиями, и деятели искусства в значительно большей степени, чем лица, занятые прикладными исследованиями, склонны благожелательно воспринимать "конфликтную культуру".

Анализ результатов опроса 110 наиболее крупных американских интеллектуалов показывает, что в идейно-политическом плане они занимают позиции левее основной массы академической элиты, которая в свою очередь в академической среде наиболее критически оценивает существующее положение вещей. Подобное же исследование было проведено среди работников средств массовой коммуникации. Обнаружилось, что чем престижнее положение той или иной газеты или теле- и радиостанции, тем более либеральных убеждений придерживаются ее редакторы, критики, репортеры, журналисты.

Опрос более 500 наиболее крупных представителей американского бизнеса, профсоюзов, политики, добровольных ассоциаций и средств массовой коммуникации, проведенный в 1971-1972 гг., показал, что издатели, редакторы, журналисты, репортеры были более либерально, чем все остальные группы, ориентированы по внешнеполитическим и социальным проблемам. Значительное большинство работников средств массовой коммуникации поддерживало выступления студентов и испытывало недоверие к важнейшим общественно-политическим институтам в целом. По другим данным, группы специалистов с доходом 15 и более тыс. долл. в год более склонны поддерживать изменения, чем те, которые имеют годовой доход ниже 15 тыс. долл.

Аналогичное положение наблюдается и в других капиталистических странах. Как показали, например, исследования Э. Шойха, "синеворотничковые" работники, ориентированные на материальные ценности, с конца 60-х годов стали более позитивно оценивать существующую систему. Более образованные категории населения, принадлежащие к высшей прослойке "беловоротничковых" работников, проявляли тенденцию недоверия к существующим институтам и в своих политических симпатиях оказывались более левыми. Усиление веса левых в социал-демократической партии в тот период объяснялось вступлением в нее высокообразованных представителей в основном состоятельных слоев населения.

Все отмеченные ценностные конфликты, согласно Липсету, коренятся, во-первых, в неуклонном расширении бюрократии с ее упором на иерархию и ограничения и, во-вторых, в росте стремлений к расширению участия в политической жизни, к свободе выбора, равенству, материальной обеспеченности и т. д.

При этом Липсет считает примечательным то, что изложенные им выше позиции во многих отношениях разделяются и представителями марксизма. Так, суммируя взгляды большого числа неомарксистских исследователей, леворадикальный социолог Р. Флэкс пришел к выводу, что оппозиция в отношении постиндустриального общества в значительной степени исходит от тех, чье социальное положение уже носит постиндустриальный характер, т. е. от тех групп населения, которые заняты производством и распространением знания культурных ценностей и услуг и чьи материальные потребности удовлетворены существующей системой. Другими словами, Флэкс подчеркивает неизбежность преобладания "ценностной рациональности" над "функциональной" или победы "конфликтных ценностей". Причем он, как и другие неомарксисты, находит эти тенденции среди тех же самых свободных привилегированных элементов постиндустриального общества, что и либеральные исследователи.

Однако отличие неомарксистов от других ученых состоит в том, что они считают ключевым элементом революции, приведшей к постиндустриальному обществу, "новый рабочий класс", который, по их мнению, поддерживает изменения, так как является объектом экономических и бюрократических притеснений. В действительности, утверждает Липсет, как это признает и сам Флэкс, основная масса приверженцев "конфликтной культуры" рекрутируется все же из среды наиболее удачливых и привилегированных элементов "нового класса". Другими словами, в оценке социальных изменений в постиндустриальном обществе различия между буржуазными и неомарксистскими исследователями минимальны.

Согласно Липсету, подходы к социальному неравенству различны в зависимости от того, делается ли ударение на изменениях или стабильности в социальной системе. Он считает, что различия в теоретической ориентации в значительной степени отражают политические различия. Реформисты и радикалы рассматривают реакции против социального неравенства и социально-классовых различий в качестве источников социального изменения, теоретически с более консервативными политическими взглядами оправдывают все аспекты существующего порядка, подчеркивая значение функций, которые осуществляются иерархической системой во всех обществах. Озабоченность социальными переменами, как правило, связывается с проблемой социальных классов, т. е. групп, входящих в состав более крупных стратифицированных образований, которые, как предполагается, действуют политически в качестве факторов изменений14.

Югославский ученый, автор монографии "Югославский политический класс и федерализм" З. Леротич, рассматривая проблемы возникновения и основные характеристики политического класса, подразумевает под ним господствующий в стране слой, обладающий политической монополией. Анализируя результативность деятельности политического класса, Леротич приходит к выводу, что вследствие своей неэффективности политический класс не может ни воплотить в жизнь ценностей социализма, ни находиться в русле цивилизованного развития современных обществ. Политический класс был одинаково немощен и в построении самоуправления, и в установлении господства права и закона, и в установлении консенсуса как высшей формы демократии в отношениях республик и краев15.

Если говорить о России, то возрождение и обновление общественной и государственной жизни ее народов является неотъемлемой частью общего процесса формирования гражданского общества и становления правового государства. Оно происходит в условиях непрерывной цепи конфликтов, нередко перерастающих в кризисы. Самое короткое и точное определение нашей нынешней ситуации - это многогранный конфликт. А консенсус - то, без чего наше общество просто не выживет - к нему еще предстоит прийти.

Цитируемая литература

1 См.: Человек и агрессия // Общественные науки и современность. 1992. № 2. С. 96-97.

2 Фишер Р. и Юри У. Путь к согласию. М., 1990. С. 38.

3 Несомненный научный интерес представляет в этой связи анализ подобных конфликтов, данный в книге "Межэтнические конфликты в странах зарубежного Востока". М., 1991.

4 Rothschild I. Ethnopolitics: A conceptual framework. N. Y., 1981. P. 247.

5 См.: Котанджян Г. С. Этнополитология консенсуса-конфликта. М, 1992.

6 См.: Поздняков Э.А. Системный подход и международные отношения. М., 1976. С. 89.

7 См.: Доронина К И. Международный конфликт. О буржуазных теориях конфликта: критический анализ методологии исследований. М. 1981; Тюшкевич С. А. Война и современность. М., 1986; Проэктор Д. М. Мировые войны и судьбы человечества. М., 1986.

8 Dabl Robert A. Regimes opposition. 1973. P. 22.

9 См.: Политология на российском фоне. М., 1993. С..204.

10 Kulcsar К. Politikai es Fogsrociologis. Kossuth Konyvkisdo. 1987. С. 397?409.

11 Beyme К. von. Die politischen Theorien der Gegenwart. Miinchen, 1980. C. 213 -216

12 См.: Иванов В. П., Смолянский В. Г. Конфликты и конфликтология. М., 1994. С. 33.

13 Bell D. The coming of postindustrial society. N. Y., 1979. P. 477-478.

14 См.: Иванов В. Н., Смолянский В. Г. Указ. соч. С. 35 - 37.

15 См. там же. С. 37.

В толковых словарях конфликты определяются как состояние политических отношений, в котором их участники ведут борьбу за ценности и определенный статус, власть и ресурсы, борьбу, в которой целями противников являются нейтрализация, нанесение ущерба или уничтожение соперника. Суть конфликта - в несоответствии между тем, что есть, и тем, что должно быть по представлению вовлеченных в конфликт групп и индивидов, субъективно воспринимающих свое место в обществе и свое отношение к другим людям, группам и институтам.

В прикладной политологии различаются три основных типа политических конфликтов - конфликты интересов, конфликты ценностей и конфликт идентификации. Говорят, что конфликты интересов преобладают в экономически развитых странах, устойчивых государствах, где политической нормой является торг вокруг дележа экономического пирога (борьба вокруг размеров налогов, объема социального обеспечения и т. п.). Говорят далее, что этот тип конфликтов наиболее легко поддается урегулированию, так как здесь всегда можно найти компромиссное решение ("как это, так и то").

Конечно же, разрешение конфликта и достижение консенсуса неразрывно связано с учетом противоречивых интересов. Имитируя с помощью методов прикладной политологии развитие конфликта, ход переговоров, эволюцию определенной системы и т. п., исследователь получает возможность либо предвидеть развитие реального процесса, либо найти ключ к объяснению имевших место событий.

В США и других развитых странах функционируют десятки центров по изучению конфликтов - политических, социальных, экономических, межэтнических, духовно-нравственных, межгосударственных (международных) и других. Издаются специальные журналы, посвященные проблемам урегулирования конфликтов, управления ими как важнейшим условиям поддержания социально-политической стабильности внутри страны и на международной арене. Опыт показывает, что урегулирование конфликтов и связанных с ними проблем может происходить на государственном уровне, дипломатическим путем (в том числе с использованием народной дипломатии), с помощью третьих стран, международных организаций, включая ООН.

Для любого современного общества, по мнению американских конфликтологов, характерно более "двух конфликтных интернов". В полиэтнических государствах современные конфликты берут начало в разнице языка, религии, региональных особенностях, перекрещиваются с конфликтами по поводу "разницы в статусе, функциях или вознаграждении"8.

В качестве одной из важнейших причин политических конфликтов американский политолог Р. Даль видит неравенство, подразумевая под этим неравное участие различных групп в принятии решений, поскольку "некоторые люди имеют основания для уверенности в том, что их интересы неравно выражены, организованы и представлены". Он заключает, что политическое неравенство вызвано к жизни действием трех определяющих факторов:

Во-первых, "значительной разницей в политических возможностях различных групп". Естественно, что организации, объединяющие крупных предпринимателей, имеют гораздо больше возможностей для ведения политической борьбы, чем объединения домохозяек или ветеранов.

Во-вторых, тем, что "равное представительство являет собой техническую проблему, которая никогда не была удовлетворительно решена".

Практически невозможно достичь представительства, причем равного, всех слоев и групп общества в органах власти, поскольку процесс усложнения социальной структуры имеет постоянный характер и опережает законодательные решения, регламентирующие электоральный процесс.

В-третьих, неизбежным недостатком полиархических режимов является то, что, "чем более полиархия представляет все разнообразие предпочтений, тем более трудоемкой становится задача их рассмотрения с целью примирения для принятия решений".

Заслуживает в этой связи внимания вывод политологов - авторов книги "Политология на российском фоне". Полемизируя с Т. Шеллингом, американский политолог А. Рапопорт убедительно доказал, что нельзя все конфликты подгонять под единую универсальную схему: есть конфликты типа "схваток", когда противников разделяют непримиримые противоречия и рассчитывать можно только на победу; есть конфликты типа "игр", где обе стороны действуют в рамках одних и тех же правил. Такие конфликты никогда не завершаются разрушением всей структуры отношений. Конфликт остается со всеми присущими ему сторонами: противоположностью и несовместимостью интересов, стремлением к достижению односторонних выгод, невозможностью длительного компромисса. Этот вывод о конфликтах и способах их урегулирования имел принципиальное значение для американской науки. Снимался ореол безысходности и обреченности с каждого из конфликтов, будь то в международных отношениях или внутри общества. Наличие общих интересов противоборствующих сторон в спорах и конфликтах делало необходимым более здравый и взвешенный подход к ним.

Проводимые в России реформы ввергли ее в особое патологическое состояние, называемое расколом. Он характеризуется распадом социальной всеобщности и государственности, разрывом между культурой и социальными отношениями. Раскол стал следствием застойных противоречий между народом и властью, между производительными силами и производственными отношениями9.

И далее, по мере продвижения от тоталитаризма к гражданскому обществу проясняются два варианта: частнопредпринимательская буржуазная демократия и народно-революционная демократия. Если первый вариант закрывает перспективу социалистического выбора, то второй ориентирован на власть трудового народа без эксплуатации трудящихся. Между этими вариантами допустимы как альтернатива, так и комбинация разных подходов.

Многие из переживаемых новой Россией конфликтов стали на каком-то этапе исторически неизбежными - либо как "запрограммированные" ее геополитическим положением, либо как результат политики ее руководства на протяжении длительного периода времени. И пока все эти конфликты не будут разрешены, пока не будет снято порожденное ими и порождающее их напряжение, ситуация будет оставаться нестабильной и взрывоопасной. Наша страна воплощает сегодня не только конфликты вчерашнего, но и позавчерашнего дня.

Своевременное изучение и прогнозирование конфликтных ситуаций позволило бы регулярно составлять прогнозные карты возможных конфликтов, дифференцированных по остроте, форме выражения, сферам проявления в общественной жизни и т. д., и дифференцированных мер управления ими от переговоров до применения силовых санкций или государственных нормативных актов. При этом тщательно различались бы сущность, социальная обусловленность и типология конфликтов.

Особое внимание в такого рода исследованиях целесообразно уделять конфликтам внутри политической системы, механизмам осуществления политической власти, факторам кризиса власти, способам его преодоления, оппозиции властным структурам как конфликтогенным явлениям, типам политических режимов и их влиянию на массовое сознание, методам и способам определения с помощью социологических исследований легитимности и эффективности различных политических режимов, а также официальной политической оппозиции как самостоятельного политического института и необходимого политического противовеса силам, находящимся у власти.

Большую важность в этой связи представляют собой исследования, посвященные анализу социальных условий и механизмов преодоления роли насилия в конфликтных ситуациях и легальных и нелегальных форм политических акций различных социальных групп и международных организаций. Сюда же следует отнести исследования рациональных и иррациональных реакций на комплекс общественных феноменов, политическую символику и кризисные мифы, на средства политической деятельности в аспекте социологии конфликтов и кризиса культурологии, на инструментарий социологических исследований духовно-нравственных отношений.

Заслуживают пристального внимания и проблемы средств массовой информации, роль прессы как возбудителя отдельных конфликтов и как барометра возможностей достижения согласия, роль контент-анализа основных принципиальных документов о конфликтах и его воздействии на нормализацию отношений конфликтующих сторон.

Кроме того, следует иметь в виду, как отмечают многие исследователи, что развитие политической жизни в нашем обществе, включающее в себя многопартийность, обусловливает нормальность конфликтов (равно как и союзов) во взаимоотношениях между политическими партиями. Межпартийная политическая борьба имеет в качестве своего основного объекта государственную власть на том или ином уровне. Межпартийные конфликты в их нормальном виде предполагают идеологическую борьбу за свои программы и платформы и стремление доказать порочность и несостоятельность программ и платформ своих противников. Однако опыт анализа межпартийных отношений показывает, что в своей практической деятельности политические партии не ограничиваются идеологическими взаимоотношениями, а для достижения своих целей применяют весь доступный им арсенал, допустимый (а нередко и недопустимый) политической этикой. Повышение политической культуры общества создает предпосылки для повышения уровня культуры и во взаимоотношениях между партиями. Важен и рост политической культуры парламентских групп, поскольку в развитом политическом обществе парламентские группы адекватны тем или иным политическим партиям, и отход парламентариев от принципов партийной политики быстро завершается изгнанием их из рядов той партии, политику которой они предали своими выступлениями или действиями.

Нельзя забывать и о межличностных политических конфликтах. Такого рода конфликты имеют место между как представителями различных политических партий, и тогда они могут быть рассмотрены как частный случай межпартийных отношений, так и представителями какой-либо одной партии. Межличностные политические конфликты многообразны. Они могут иметь место по поводу стремления того или иного политического деятеля занять важный пост в политической системе, по поводу позиции, которую тот или иной деятель занимает по важным политическим вопросам и т. д. Окружающая нас действительность дает нам много примеров политических конфликтов межличностного характера, причем далеко не все они имеют принципиальные позиции, а нередко основываются на политическом бескультурье, на личностных амбициях в борьбе за политическую власть. В то же время специалисты отмечают, что личная политическая культура предполагает достаточно высокий уровень информированности по вопросам, являющимся предметом конфликта, в частности, хорошее знание истории вопроса, психологическую терпимость к иной точке зрения (толерантность), готовность пойти на компромисс.

В работе "Политический конфликт" венгерский юрист Кальман Кучар10 напоминает, как немецкий ученый Клаус Бейме типизирует модели конфликта:

- либеральная модель, которая противопоставляла групповые интересы, возможность и реальность конфликта между ними государственной метафизике и функции единой власти;

- авторитарно-консервативная модель, суть которой заключается в критике либеральной парламентской демократии и противопоставлении руководящей элиты и масс;

- социалистическая модель, которая от противопоставления государства и общества доходит до классовых конфликтов11.

"Либеральная модель", содержанием которой является партийный плюрализм, основанный на групповых интересах, в современной западной политологии рассматривается как основа демократии.

По определению Липсета, групповые конфликты есть жизнь и кровь демократии, которая, однако, постоянно несет в себе угрожающую опасность дезинтеграции общества. Другая опасность (которую сознавал уже Токвиль) заключается в том, что социальные конфликты "исчезают", если доминирующей становится такая централизованная государственная власть, противостоять которой не может ни одна из групп. Эта двусторонняя опасность, а точнее ее интерпретация, свидетельствует о том, что конфликт в "либеральной модели" проявляется как конфликт, решаемый политически, по типу "сделки". Ибо очевидно, что социальные конфликты формируются и в условиях самой централизованной государственной власти, хотя их решение - результат не столько сделки, сколько односторонних директив.

Авторитарно-консервативная модель, которая характеризовалась конфликтом между правящей элитой и массами и влияние которой существенно усилилось в результате разочарования в либерализме, рассматривает социальные конфликты сегодня, "замаскировавшись" под либеральный плюрализм. Бейме ясно видел, что правление элиты, ее руководящее предназначение стало общепринятым, в первую очередь в обществах, характеризовавшихся запоздалым развитием, а именно в тех странах Запада, демократические традиции которых были наиболее слабыми. Философию господства элиты в нацистской Германии и фашистских странах мы также можем считать следствием "империалистической модернизации", однако несомненно, что модернизация, происходящая в XX в., повсюду вынесла на поверхность те или иные "элитные" группировки. Почти органическим следствием модернизации обществ, запоздавших в развитии или выбравших другой путь развития, является формирование элитной группы, определяющей цели и организующей их достижение. В господствующем положении этой группы черты авторитарно-консервативной модели распознаются постольку, поскольку в стремлении группы к формированию общества проявляется высокомерие "просвещенных" и привилегированное положение тех, кто владеет централизованной властью, в сочетании с методами абсолютного господства. Конфликты, однако, возникают также между различными элитными группами (бюрократическая, политическая или военная элита и т. д.).

В политической социологии появляется все больше работ, авторы которых стремятся проанализировать проблему конфликтов отличным от упомянутых моделей способом.

Что же касается третьего варианта типизации по Бейме, основанного на так называемой модели классового конфликта, смысл его заключается в том, что политическое значение в обществе имеют, в первую очередь, конфликты между противостоящими классами и тем самым вся история - это история классовой борьбы. По мнению Бейме, такое толкование ч есть специфически суженное толкование, которое имело место как в марксистской, так и в буржуазной теории. С одной стороны, существование конфликтов связывалось только с классами, с другой стороны, одновременно с введением бесклассового общества это означало бесконфликтность. Такой упрощенный подход к Марксовой теории в конечном итоге привел к тому, что вначале в подходе Сталина доминировала доктрина постоянного обострения классовой борьбы, а затем, позднее отрицание возможности конфликтов.

Бейме исходит из того, что конфликт - это нормальное состояние общества. Его формы, уровни, содержание могут изменяться, но нельзя утверждать, что с развитием общества та или иная форма окончательно исчезает.

Одним из типов политических конфликтов являются ценностные конфликты, которые характерны более для развивающихся государств с неустойчивым государственным строем. Ценностные конфликты требуют больших усилий для их урегулирования, поскольку трудно поддаются компромиссам (действует правило "или - или"). Ценностные конфликты - это борьба вокруг неосознанно принятых понятий о том, что является правильным или важным. Приоритетные ценности, которые являются основой политических конфликтов, - это "свобода", "равенство", "справедливость", "автономия", "терпимость" и т. д.

Вряд ли можно назвать Россию сегодня в целом развивающейся страной. Но что касается определения ее как развивающегося государства с неустойчивым государственным строем, то ряд элементов такового здесь, несомненно, присутствует. Поэтому многие конфликты вполне могут рассматриваться в России как ценностные и по форме, и по содержанию12.

Как отмечал известный американский социолог С. Липсет в книге "Консенсус и конфликт", вышедшей в 1985 г. в США, теоретики конфликтной школы отвергают мысль о существовании каких бы то ни было общенациональных ценностных систем. Они выступают также против тезиса функционалистов о том, что системы неравенства и социальной стратификации основываются большей частью на согласии между различными компонентами общества по поводу "относительной значимости позиций, статусов или ролей". Признание общих ценностных систем, пишет Липсет, еще не означает снижения уровня внутренних конфликтов. Даже ценности, принятые во всем обществе, могут на практике порождать острую борьбу, "революционное и отклоняющееся поведение". Например, общая приверженность американцев ценностным ориентациям на успех и продвижение вперед по социальной лестнице соседствует с высоким уровнем преступности и недовольства. Функциональный анализ конфликтов, внутренне присущих стратификационным системам, предполагает фундаментальное противоречие, возникающее в результате ограниченности имеющихся в обществе средств для достижения общепризнанных целей. М. Вебер и К. Мангейм, каждый по-своему, пришли к выводу о существовании базового социального конфликта между ориентациями на две формы рациональности: "ценностную рациональность", касающуюся сознательной оценки целей или основных ценностей, и "целевую рациональность", относящуюся к средствам достижения поставленных целей.

Тесная взаимосвязь между двумя формами рациональности внутренне присуща всей структуре социального действия. Общество может достичь рационального соотношения между целями и средствами "лишь в контексте комплекса абсолютных ценностей, которыми фиксируется и направляется поиск средств".

По Веберу, современный капитализм опирается на "ценности эффективности и производительности", которые, однако, противоречат некоторым важным ценностям Запада, таким, как ориентация на индивидуальное творчество и независимую деятельность. В этом смысле можно сказать, что западное общество основывается на внутренне присущей ему антиномии между "целевой" и "ценностной" рациональностью, которую, согласно Веберу, нельзя разрушить. Т. Парсонс, опираясь на веберовский анализ, пришел к выводу о неизбежности конфликта между теми, кто привержен "плюрализму легитимных путей достижения ценностей" и считал, что действия детерминируются интересами, и теми, кто ориентирует свою деятельность на какую-либо специфическую область (например, спасение души), которая носит абсолютный характер в том смысле, что все другие потенциальные ценности рассматриваются лишь как средства ее достижения. Связанная с первой ориентацией "целевая рациональность" предполагает упор на "этику ответственности", на признание того, что "используемые средства определяют достигаемые цели". И, наоборот, связанная со второй ориентацией "ценностная рациональность" предполагает приверженность "этике абсолютных" целей. Обе эти ориентации в их чистой форме внутренне присущи структурам различных групп, мировоззрения которых коренным образом различаются и противостоят друг другу.

Далее С. Липсет подчеркивает, что основные противоречия между восхвалением свободного, эгалитарного общества как идеала и ограничениями, связанными с бюрократической иерархической организацией в области средств их достижения, внутренне присущи экономическому росту современного индустриального общества. Этот конфликт порождает острое чувство фрустрации, особенно у образованной молодежи, которой приходится сталкиваться с харизматической "ценностной рациональностью" социального порядка. И не случайно именно университет стал символом социального конфликта.

По словам Липсета, конфликт между "ценностной" и "целевой" рациональностью лежит в основе анализа Д. Беллом главных противоречий постиндустриального общества. По мнению Белла, "конфликтные установки" часто проявляются среди творческой интеллигенции и работников культуры, отражая их желание сократить или устранить ограничения, мешающие реализации их творческих устремлений. Как таковые, они находятся в резкой оппозиции к потребностям повседневного мира, экономике, технологии, системам занятости, которые "коренятся в целевой рациональности и эффективности" основанных на "принципах расчета, рационализации труда и времени и идее прямолинейного развития прогресса".

Контркультура интеллектуалов, их оппозиция по отношению к основным ценностям и институтам, обслуживающим собственников и руководителей промышленности и политики в капиталистическом и посткапиталистическом обществе, коренятся в самом характере их труда с его ориентацией на творчество, оригинальность и открытия.

Как считает Липсет, падение уровня "ценностной рациональности" в экономике и политике явилось источником напряжения и нестабильности; влияние тех, кто связан с институтами, касающимися интеллектуальной сферы, резко возрастало по мере того, как система оказывалась во все большей степени зависимой от знаний и уровня подготовки работников умственного труда, способных обращаться со сложной технологией и выдвигать новые идеи в области научных исследований и разработок. И хотя, как отмечает Белл, контркультурные стили жизни, вырабатываемые интеллигенцией и студентами, и поглощаются рыночной экономикой западного общества, шик культурного "модернизма... сохраняет свой подрывной запал, несмотря на то, что значительная доля его абсорбируется обществом"13.

О масштабах, в которых противоречия в области культуры служат источником социальных изменений в обществе, можно судить по факту изменения прежних позиций различных классов с точки зрения их приверженности к протесту. Согласно традиционной теории классов, характерной прежде всего для марксизма, оппозиция существующему положению вещей должна прежде всего исходить из среды непривилегированных слоев населения, поскольку именно они находятся в положении эксплуатируемых. До тех пор, пока в центре внимания стоял вопрос о существующей системе распределения привилегий и благ, эгалитарные движения, выступающие за перераспределение этих благ и привилегий, пользовались поддержкой бедных и дискриминируемых слоев населения.

Теперь же наиболее критически и оппозиционно настроенные к статус-кво элементы составляют преуспевающие представители интеллигенции, работники умственного труда. В академических кругах приверженцами критического мышления являются прежде всею лица, наиболее активно вовлеченные в исследования, часто публикующиеся и работающие в самых престижных университетах. Что касается, например, преподавателей и других "передатчиков культуры", то хотя они и получают меньше, работают в менее престижных университетах и в худших условиях труда, они более консервативно настроены. Научные работники, занятые фундаментальными исследованиями, и деятели искусства в значительно большей степени, чем лица, занятые прикладными исследованиями, склонны благожелательно воспринимать "конфликтную культуру".

Анализ результатов опроса 110 наиболее крупных американских интеллектуалов показывает, что в идейно-политическом плане они занимают позиции левее основной массы академической элиты, которая в свою очередь в академической среде наиболее критически оценивает существующее положение вещей. Подобное же исследование было проведено среди работников средств массовой коммуникации. Обнаружилось, что чем престижнее положение той или иной газеты или теле- и радиостанции, тем более либеральных убеждений придерживаются ее редакторы, критики, репортеры, журналисты.

Опрос более 500 наиболее крупных представителей американского бизнеса, профсоюзов, политики, добровольных ассоциаций и средств массовой коммуникации, проведенный в 1971-1972 гг., показал, что издатели, редакторы, журналисты, репортеры были более либерально, чем все остальные группы, ориентированы по внешнеполитическим и социальным проблемам. Значительное большинство работников средств массовой коммуникации поддерживало выступления студентов и испытывало недоверие к важнейшим общественно-политическим институтам в целом. По другим данным, группы специалистов с доходом 15 и более тыс. долл. в год более склонны поддерживать изменения, чем те, которые имеют годовой доход ниже 15 тыс. долл.

Аналогичное положение наблюдается и в других капиталистических странах. Как показали, например, исследования Э. Шойха, "синеворотничковые" работники, ориентированные на материальные ценности, с конца 60-х годов стали более позитивно оценивать существующую систему. Более образованные категории населения, принадлежащие к высшей прослойке "беловоротничковых" работников, проявляли тенденцию недоверия к существующим институтам и в своих политических симпатиях оказывались более левыми. Усиление веса левых в социал-демократической партии в тот период объяснялось вступлением в нее высокообразованных представителей в основном состоятельных слоев населения.

Все отмеченные ценностные конфликты, согласно Липсету, коренятся, во-первых, в неуклонном расширении бюрократии с ее упором на иерархию и ограничения и, во-вторых, в росте стремлений к расширению участия в политической жизни, к свободе выбора, равенству, материальной обеспеченности и т. д.

При этом Липсет считает примечательным то, что изложенные им выше позиции во многих отношениях разделяются и представителями марксизма. Так, суммируя взгляды большого числа неомарксистских исследователей, леворадикальный социолог Р. Флэкс пришел к выводу, что оппозиция в отношении постиндустриального общества в значительной степени исходит от тех, чье социальное положение уже носит постиндустриальный характер, т. е. от тех групп населения, которые заняты производством и распространением знания культурных ценностей и услуг и чьи материальные потребности удовлетворены существующей системой. Другими словами, Флэкс подчеркивает неизбежность преобладания "ценностной рациональности" над "функциональной" или победы "конфликтных ценностей". Причем он, как и другие неомарксисты, находит эти тенденции среди тех же самых свободных привилегированных элементов постиндустриального общества, что и либеральные исследователи.

Однако отличие неомарксистов от других ученых состоит в том, что они считают ключевым элементом революции, приведшей к постиндустриальному обществу, "новый рабочий класс", который, по их мнению, поддерживает изменения, так как является объектом экономических и бюрократических притеснений. В действительности, утверждает Липсет, как это признает и сам Флэкс, основная масса приверженцев "конфликтной культуры" рекрутируется все же из среды наиболее удачливых и привилегированных элементов "нового класса". Другими словами, в оценке социальных изменений в постиндустриальном обществе различия между буржуазными и неомарксистскими исследователями минимальны.

Согласно Липсету, подходы к социальному неравенству различны в зависимости от того, делается ли ударение на изменениях или стабильности в социальной системе. Он считает, что различия в теоретической ориентации в значительной степени отражают политические различия. Реформисты и радикалы рассматривают реакции против социального неравенства и социально-классовых различий в качестве источников социального изменения, теоретически с более консервативными политическими взглядами оправдывают все аспекты существующего порядка, подчеркивая значение функций, которые осуществляются иерархической системой во всех обществах. Озабоченность социальными переменами, как правило, связывается с проблемой социальных классов, т. е. групп, входящих в состав более крупных стратифицированных образований, которые, как предполагается, действуют политически в качестве факторов изменений14.

Югославский ученый, автор монографии "Югославский политический класс и федерализм" З. Леротич, рассматривая проблемы возникновения и основные характеристики политического класса, подразумевает под ним господствующий в стране слой, обладающий политической монополией. Анализируя результативность деятельности политического класса, Леротич приходит к выводу, что вследствие своей неэффективности политический класс не может ни воплотить в жизнь ценностей социализма, ни находиться в русле цивилизованного развития современных обществ. Политический класс был одинаково немощен и в построении самоуправления, и в установлении господства права и закона, и в установлении консенсуса как высшей формы демократии в отношениях республик и краев15.

Если говорить о России, то возрождение и обновление общественной и государственной жизни ее народов является неотъемлемой частью общего процесса формирования гражданского общества и становления правового государства. Оно происходит в условиях непрерывной цепи конфликтов, нередко перерастающих в кризисы. Самое короткое и точное определение нашей нынешней ситуации - это многогранный конфликт. А консенсус - то, без чего наше общество просто не выживет - к нему еще предстоит прийти.

Цитируемая литература

1 См.: Человек и агрессия // Общественные науки и современность. 1992. № 2. С. 96-97.

2 Фишер Р. и Юри У. Путь к согласию. М., 1990. С. 38.

3 Несомненный научный интерес представляет в этой связи анализ подобных конфликтов, данный в книге "Межэтнические конфликты в странах зарубежного Востока". М., 1991.

4 Rothschild I. Ethnopolitics: A conceptual framework. N. Y., 1981. P. 247.

5 См.: Котанджян Г. С. Этнополитология консенсуса-конфликта. М, 1992.

6 См.: Поздняков Э.А. Системный подход и международные отношения. М., 1976. С. 89.

7 См.: Доронина К И. Международный конфликт. О буржуазных теориях конфликта: критический анализ методологии исследований. М. 1981; Тюшкевич С. А. Война и современность. М., 1986; Проэктор Д. М. Мировые войны и судьбы человечества. М., 1986.

8 Dabl Robert A. Regimes opposition. 1973. P. 22.

9 См.: Политология на российском фоне. М., 1993. С..204.

10 Kulcsar К. Politikai es Fogsrociologis. Kossuth Konyvkisdo. 1987. С. 397?409.

11 Beyme К. von. Die politischen Theorien der Gegenwart. Miinchen, 1980. C. 213 -216

12 См.: Иванов В. П., Смолянский В. Г. Конфликты и конфликтология. М., 1994. С. 33.

13 Bell D. The coming of postindustrial society. N. Y., 1979. P. 477-478.

14 См.: Иванов В. Н., Смолянский В. Г. Указ. соч. С. 35 - 37.

15 См. там же. С. 37.