АРАП ПЕТРА ВЕЛИКОГО - ГЛАВА V- Пушкин Александр Сергеевич
Чрез полчаса дверь отворилась, и Петр вышел. Важным наклонением головы
ответствовал он на тройной поклон князя Лыкова, Татьяны Афанасьевны и Наташи
и пошел прямо в переднюю. Хозяин подал ему красный его тулуп, проводил его
до саней и на крыльце еще благодарил за оказанную честь. Петр уехал.
Возвратясь в столовую, Гаврила Афанасьевич казался очень озабочен.
Сердито приказал он слугам скорее сбирать со стола, отослал Наташу в ее
светлицу и, объявив сестре и тестю, что ему нужно с ними поговорить, повел
их в опочивальню, где обыкновенно отдыхал он после обеда. Старый князь лег
на дубовую кровать, Татьяна Афанасьевна села на старинные штофные кресла,
придвинув под ноги скамеечку; Гаврила Афанасьевич запер все двери, сел на
кровать в ногах князя Лыкова и начал вполголоса следующий разговор:
- Недаром государь ко мне пожаловал; угадайте, о чем он изволил со мною
беседовать?
- Как нам знать, батюшка-братец, - сказала Татьяна Афанасьевна.
- Не приказал ли тебе царь ведать какое-либо воеводство? - сказал
тесть. - Давно пора. Али предложил быть в посольстве? что же? ведь и знатных
людей - не одних дьяков посылают к чужим государям.
- Нет, - отвечал зять, нахмурясь. - Я человек старого покроя, нынче
служба наша не нужна, хоть, может быть, православный русский дворянин стоит
нынешних новичков, блинников да басурманов, - но это статья особая.
- Так о чем же, братец,- сказала Татьяна Афанасьевна, - изволил он так
долго с тобою толковать? Уж не беда ли какая с тобою приключилась? Господь
упаси и помилуй!
- Беда не беда, а признаюсь, я было призадумался.
- Что же такое, братец? о чем дело?
- Дело о Наташе: царь приезжал ее сватать.
- Слава богу, - сказала Татьяна Афанасьевна, перекрестясь.- Девушка на
выданье, а каков сват, таков и жених, - дай бог любовь да совет, а чести
много. За кого же царь ее сватает?
- Гм, - крякнул Гаврила Афанасьевич, - за кого? то-то, за кого.
- А за кого же? - повторил князь Лыков, начинавший уже дремать.
- Отгадайте, - сказал Гаврила Афанасьевич.
- Батюшка-братец, - отвечала старушка, - как нам угадать? мало ли
женихов при дворе: всякий рад взять за себя твою Наташу. Долгорукий, что ли?
- Нет, не Долгорукий.
- Да и бог с ним: больно спесив. Шеин, Троекуров?
- Нет, ни тот ни другой.
- Да и мне они не по сердцу: ветрогоны, слишком понабрались немецкого
духу. Ну так Милославский?
- Нет, не он.
- И бог с ним: богат да глуп. Что же? Елецкий? Львов? нет? неужто
Рагузинский? Воля твоя: ума не приложу. Да за кого ж царь сватает Наташу?
- За арапа Ибрагима.
Старушка ахнула и сплеснула руками. Князь Лыков приподнял голову с
подушек и с изумлением повторил: "За арапа Ибрагима!"
- Батюшка-братец, - сказала старушка слезливым голосом, - не погуби ты
своего родимого дитяти, не дай ты Наташеньки в когти черному диаволу.
- Но как же,- возразил Гаврила Афанасьевич,- отказать государю, который
за то обещает нам свою милость, мне и всему нашему роду?
- Как, - воскликнул старый князь, у которого сон совсем прошел, -
Наташу, внучку мою, выдать за купленного арапа!
- Он роду не простого, - сказал Гаврила Афанасьевич, - он сын арапского
салтана. Басурмане взяли его в плен и продали в Цареграде, а наш посланник
выручил и подарил его царю. Старший брат арапа приезжал в Россию с знатным
выкупом и...
- Батюшка, Гаврила Афанасьевич, - перервала старушка, - слыхали мы
сказку про Бову-королевича да Еруслана Лазаревича. Расскажи-тко нам лучше,
как отвечал ты государю на его сватание.
- Я сказал, что власть его с нами, а наше холопье дело повиноваться ему
во всем.
В эту минуту за дверью раздался шум. Гаврила Афанасьевич пошел отворить
ее, но, почувствовав сопротивление, он сильно ее толкнул, дверь отворилась -
и увидели Наташу, в обмороке простертую на окровавленном полу.
Сердце в ней замерло, когда государь заперся с ее отцом. Какое-то
предчувствие шепнуло ей, что дело касается до нее, и когда Гаврила
Афанасьевич отослал ее, объявив, что должен говорить ее тетке и деду, она не
могла противиться влечению женского любопытства, тихо через внутренние покои
подкралась к дверям опочивальни и не пропустила ни одного слова из всего
ужасного разговора; когда же услышала последние отцовские слова, бедная
девушка лишилась чувств и, падая, расшибла голову о кованый сундук, где
хранилось ее приданое.
Люди сбежались; Наташу подняли, понесли в ее светлицу и положили на
кровать. Через несколько времени она очнулась, открыла глаза, но не узнала
ни отца, ни тетки. Сильный жар обнаружился, она твердила в бреду о царском
арапе, о свадьбе - и вдруг закричала жалобным и пронзительным голосом:
"Валериан, милый Валериан, жизнь моя! спаси меня: вот они, вот они!.."
Татьяна Афанасьевна с беспокойством взглянула на брата, который побледнел,
закусил губы и молча вышей из светлицы. Он возвратился к старому князю,
который, не могши взойти на лестницу, оставался внизу.
- Что Наташа? - спросил он.
- Худо,- отвечал огорченный отец, - хуже, чем я думал: она в
беспамятстве бредит Валерианом.
- Кто этот Валериан? - спросил встревоженный старик. - Неужели тот
сирота, стрелецкий сын, что воспитывался у тебя в доме?
- Он сам, - отвечал Гаврила Афанасьевич, - на беду мою, отец его во
время бунта спас мне жизнь, и черт меня догадал принять в свой дом
проклятого волчонка. Когда, тому два году, по его просьбе, записали его в
полк, Наташа, прощаясь с ним, расплакалась, а он стоял как окаменелый. Мне
показалось это подозрительным, и я говорил о том сестре. Но с тех пор Наташа
о нем не упоминала, а про него не было ни слуху, ни духу. Я думал, она его
забыла; ан, видно, нет. Решено: она выйдет за арапа.
Князь Лыков не противуречил: это было бы напрасно. Он поехал домой;
Татьяна Афанасьевна осталась у Наташиной постели; Гаврила Афанасьевич,
послав за лекарем, заперся в своей комнате, и в его доме все стало тихо и
печально.
Неожиданное сватовство удивило Ибрагима по крайней мере столь же, как и
Гаврилу Афанасьевича. Вот как это случилось: Петр, занимаясь делами с
Ибрагимом, сказал ему:
- Я замечаю, брат, что ты приуныл; говори прямо: чего тебе недостает? -
Ибрагим уверил государя, что он доволен своей участию и лучшей не желает.
- Добро, - сказал государь, - если ты скучаешь безо всякой причины, так
я знаю, чем тебя развеселить.
По окончанию работы Петр спросил Ибрагима:
- Нравится ли тебе девушка, с которой ты танцевал минавет на прошедшей
ассамблее?
- Она, государь, очень мила и, кажется, девушка скромная и добрая.
- Так я ж тебя с нею познакомлю покороче. Хочешь ли ты на ней жениться?
- Я, государь?..
- Послушай, Ибрагим, ты человек одинокий, без роду и племени, чужой для
всех, кроме одного меня. Умри я сегодня, завтра что с тобою будет, бедный
мой арап? Надобно тебе пристроиться, пока есть еще время; найти опору в
новых связях, вступить в союз с русским боярством.
- Государь, я счастлив покровительством и милостями вашего величества.
Дай мне бог не пережить своего царя и благодетеля, более ничего не желаю; но
если б и имел в виду жениться, то согласятся ли молодая девушка и ее
родственники? моя наружность...
- Твоя наружность! какой вздор! чем ты не молодец? Молодая девушка
должна повиноваться воле родителей, а посмотрим, что скажет старый Гаврила
Ржевский, когда я сам буду твоим сватом? - При сих словах государь велел
подавать сани и оставил Ибрагима, погруженного в глубокие размышления.
"Жениться! - думал африканец, - зачем же нет? ужели суждено мне
провести жизнь в одиночестве и не знать лучших наслаждений и священнейших
обязанностей человека потому только, что я родился под пятнадцатым градусом?
Мне нельзя надеяться быть любимым: детское возражение! разве можно верить
любви? разве существует она в женском, легкомысленном сердце? Отказавшись
навек от милых заблуждений, я выбрал иные обольщения - более существенные.
Государь прав: мне должно обеспечить будущую судьбу мою. Свадьба с молодою
Ржевскою присоединит меня к гордому русскому дворянству, и я перестану быть
пришельцем в новом моем отечестве. От жены я не стану требовать любви, буду
довольствоваться ее верностию, а дружбу приобрету постоянной нежностию,
доверенностию и снисхождением".
Ибрагим, по своему обыкновению, хотел заняться делом, но воображение
его слишком было развлечено. Он оставил бумаги и пошел бродить по невской
набережной. Вдруг услышал он голос Петра; оглянулся и увидел государя,
который, отпустив сани, шел за ним с веселым видом. "Все, брат, кончено, -
сказал Петр, взяв его под руку. - Я тебя сосватал. Завтра поезжай к своему
тестю; но смотри, потешь его боярскую спесь; оставь сани у ворот; пройди
через двор пешком; поговори с ним о его заслугах, о знатности - и он будет
от тебя без памяти. А теперь, - продолжал он, потряхивая дубинкою, - заведи
меня к плуту Данилычу, с которым надо мне переведаться за его новые
проказы".
Ибрагим, сердечно отблагодарив Петра за его отеческую заботливость о
нем, довел его до великолепных палат князя Меншикова и возвратился домой.