§ 2   ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЭКСПЕРТА КАК СУДЕБНОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО И ЕГО ОЦЕНКА

Заключение эксперта — доказательство (средство доказывания), получаемое в результате проведения (назначения и производства) экспертизы Основным содержанием его являются выводы, сделанные экспертом по результатам своих исследований Они должны представлять ответы на вопросы, поставленные эксперту в постановлении (определении) о назначении экспертизы, кроме того, эксперт вправе сделать по своей инициативе выводы об обстоятельствах, по поводу которых ему не ставились вопросы (ст 191 УПК) Сами по себе выводы эксперта могут представлять  либо   констатацию   выявленных   им   фактов

 (например, наличие следов подчистки в документе), либо умозаключения об определенных фактах прошлого (например, исполнение текста конкретным лицом) Эти умозаключения, в свою очередь, могут опираться как на ре-ізультатьі только экспертного осмотра вспомогательных объектов экспертизы, так и на выявленные при более глу--боком (инструментальном) исследовании объекта его признаки (например, идентификационные признаки объектов лри трасологическом исследовании) Последние выступают, таким образом, для эксперта своеобразными «внутренними доказательствами»20, обосновывающими его вывод. Однако они не могут иметь самостоятельного доказательственного значения, т е рассматриваться как самостоятельные судебные доказательства При оценке заключения эксперта, содержанием которого являются выводы, имеющие характер умозаключений, следователь (суд) должен принять во внимание указанные факты (признаки) и решить вопрос, достаточны ли они для вывода, который сделал эксперт Однако, не согласившись с выводами экс-лерта или усомнившись в них, следователь (суд) не вправе сделать самостоятельных выводов (отличных от выводов эксперта) на основе упомянутых данных, а должен лазначить повторную экспертизу21 Так, по делу Фомчен-кова, осужденного за убийство Т и другие преступления, эксперт баллист дал заключение, что выстрелы патронами, гильзы которых изъяты с места происшествия, были произведены из малокалиберной винтовки ТОЗ 8 либо из карабина «Спорт» Следственные органы и суд, основываясь на показаниях Фомченкова (впоследствии им измененных), иначе интерпретировали объективные результаты экспертизы и пришли к выводу, что выстрелы были произведены из малокалиберного пистолета Отменяя приговор по этому делу и направляя его на дополнительное расследование, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР указала в определении «на необходимость производства дополнительной баллистической экспертизы в связи с показаниями Фомченкова»22

Выводы эксперта могут быть подразделены на содержащие информацию об обстоятельствах дела (объекте до-жазывания),  б)   не  содержащие такой  информации

К первой группе относятся выводы, данные в категорической и в предположительной форме Категорические Выводы подразделяются на безусловные и условные  (на-

111

пример: водитель автомашины имел возможность предотвратить наезд на потерпевшего, если скорость машины была не более 30 км в час). Категорические выводы также могут быть однозначными и альтернативными (напри-імер: выстрел произведен из малокалиберной винтовки ТОЗ-8 либо из карабина «Спорт»). Условные и альтернативные выводы эксперта, конечно, осложняют следователю и суду процесс установления соответствующих обстоятельств (объектов экспертизы), поскольку требуют дополнительной проверки достоверности одних условий или альтернатив и исключения других23. Однако это не лишает их доказательственного значения.

Выводы,   представляющие   ответы   на  поставленные вопросы, могут быть полными (исчерпывающими) или частичными  (неисчерпывающими). Исчерпывающие содержат полный  (положительный или отрицательный) ответ по существу вопроса. Так, на вопрос: оставлен ли след на месте происшествия представленным на исследование ботинком, — полным будет ответ: «След оставлен данным ботинком» или: «След оставлен не данным, а другим ботинком». Частичные выводы эксперта содержат неполный ответ, например, когда  эксперт констатирует:  «След оставлен ботинком такого же размера, как и представленный на исследование ботинок». В данном случае вопрос об индивидуальном   тождестве   исследуемого   ботинка  остается без ответа, но дается ответ о его родовом тождестве. Целесообразно, чтобы эксперт указывал в письменном заключении   на   невозможность   полного    (исчерпывающего) решения   поставленного  вопроса,   после   чего  давал   уже частичное его решение. Если же ограничиться частичным , ответом на поставленный вопрос, будет нарушен логический закон тождества, ибо на вопрос об индивидуальном тождестве ботинка будет дан ответ о его родовом тождестве. Это может повлечь следственную и судебную ошибку, выражающуюся в неправильной интерпретации заключения эксперта — родовое тождество будет интерпретировано как индивидуальное24.

Частичный ответ на поставленный вопрос, хотя и не решает его на экспертном уровне, создает определенные основания для решения его на следственном (судебном) уровне, т. е. с привлечением других доказательств по делу25.

В литературе подчас серьезно недооценивают доказа-

112

тельственное значение выводов о групповой принадлежности (сходстве) объекта. Так, В. М. Галкин полагает, что «вывод, содержащий указания на родовые признаки факта, не служит доказательством индивидуального факта» 26. М. Ростов утверждает, что «нельзя... в качестве доказательства виновности лица использовать факты сходства боеприпасов»27. Представляется, что оба автора допускают ошибку, смешивая понятие судебного доказательства — как одного из средств установления фактических обстоятельств дела — с понятием доказанности этих обстоятельств. В приведенных примерах выводы эксперта и установленные ими факты, несомненно, являются судебными доказательствами; иное дело, что они недостаточны сами по себе для решения вопроса об индивидуальном тождестве.

Ст. 160 УПК ЭССР и ст. 181 УПК КиргССР связывают дачу заключения экспертом с его внутренним убеждением. УПК других союзных республик не содержат указаний о нем. Значительная часть выводов эксперта носит не формальный, а «оценочный» характер28, особенно в идентификационных исследованиях, по результатам которых эксперт примерно так же формирует свое внутреннее убеждение, как следователь и суд при оценке судебных доказательств.

Некоторые автотехнические экспертизы проводятся в экспертных учреждениях МЮ СССР с использованием ЭВМ, куда закладываются исходные данные об обстоятельствах дорожного происшествия. ЭВМ делает расчет и выдает результат, который автоматически печатается на машинке (система Автоэкс). Аналогично проводятся и отдельные почерковедческие экспертизы. Однако и здесь внутреннее убеждение эксперта, как особый субъективный фактор формирования его выводов, хотя и ограничивается, но не исключается полностью. Результаты машинного анализа будут зависеть от полноты и точности заложенных в ЭВМ исходных данных, а последние определяются экспертом, несущим полную ответственность за выданное ЭВМ заключение, которое он подписывает. Эти же данные должны затем при оценке заключения эксперта оцениваться по внутреннему убеждению следователя и суда29.

Дальнейшее развитие экспертной техники, видимо, приведет к значительному расширению сферы автоматизации

113

экспертной деятельности, но оно не может полностью исключить внутреннее убеждение эксперта как субъектив-ный фактор формирования его выводов.

Изложенное подтверждает, что достоверность большинства заключений, данных экспертами в категорической (форме, является не абсолютной (формальной), а относительной (практической). Это положение весьма важно в следующих двух аспектах. Во-первых, оно подчеркивает необходимость оценки заключения эксперта, как и любого другого доказательства, в совокупности с другими доказательствами по делу. Во-вторых, оно дает основания для правильной оценки работы судебно-экспертных учреждений (СЭУ) и их подразделений. В настоящее время такая оценка производится по целому ряду критериев, среди которых центральное место занимает количество и процент содержащихся в письменных заключениях категорических выводов. Между тем данный критерий не может ■быть признан достаточным без указания на то, были ли указанные выводы положены в основу решений, принимаемых по уголовному делу следователем и судом. А именно это и определяет практическую достоверность заключений экспертов с категорическими выводами, которая и должна быть главным критерием оценки работы СЭУ и их подразделений. При этом необходимо учитывать, что лринятое следователем заключение эксперта не исключает того, что суд его может отвергнуть, а принятие заключения судом первой инстанции не исключает иного отношения к нему вышестоящего суда. Поэтому практически достоверным (обоснованным) будет заключение, положенное в основу решения по делу, законченному производством, т. е. по прекращенному делу или делу со вступившим в законную силу приговором. Возможность пересмотра подобного рода дел в порядке надзора не исключает признания заключений практически достоверными (обоснованными), ибо соответствует понятию практической достоверности (обоснованности), т. е. такой, которая не является абсолютной.

Относительно предположительных выводов экспертов (вероятных заключений) Пленум Верховного Суда СССР указал, что они не могут быть положены в основу приговора30. С учетом этого и ранее высказанных соображений вообще следует признать недопустимой их дачу. В литературе уже не  раз высказывались конструктивные пред-

114

ложения о том, чтобы при невозможности полного категорического ответа на поставленный вопрос эксперт давал частичный, но все же категорический ответ на него31. Последний будет иметь доказательственное значение — в отличие от предположительного ответа, представляющего собой более или менее обоснованную экспертную версию, а версия, как известно, не может служить основанием для вывода и иметь доказательственное значение. Так, не имея возможности идентифицировать пистолет по пуле, изъятой из трупа потерпевшего, эксперт может сделать вывод о том, что пуля выстрелена из пистолета того же калибра, имеющего то же число нарезов, ту же ширину нарезов и тот же угол их наклона, как и исследуемый пистолет. Целесообразно было бы допускать изложение в исследовательской части письменного заключения вывода эксперта (предположительного) о выстреле пули из данного пистолета. Это будет как бы экспертная интерпретация доказательственного значения установленных промежуточных фактов. В данном случае эксперт выступает как бы в роли консультанта следователя (суда), поскольку правильное определение доказательственного значения установленных им «промежуточных» фактов требует специальных знаний.

Экспертная практика пока еще не сделала должных выводов из постановления Пленума, а дача «вероятных заключений» продолжается32. В литературе же по-прежнему предпринимаются попытки обосновать правомерность такой практики. Так, В. Я- Колдин утверждает, что «вероятное заключение» недопустимо как доказательство только на «логическом уровне» (т. е. при установлении обстоятельств дела), но допустимо как доказательство на «информационном уровне» (т. е. при установлении доказательственных фактов) 33. С этим утверждением нельзя согласиться. Заключение эксперта, действительно, может устанавливать как доказательственные факты (например, тот факт, что след на месте происшествия оставлен обувью, изъятой у обвиняемого), так и обстоятельства дела (исполнение обвиняемым текста клеветнического письма). Однако в обоих случаях требования к заключению эксперта как доказательству будут одни и те же — оно должно содержать категорические выводы о соответствующих фактах, иначе их нельзя признать установленными данным заключением34.  К тому же нелогично говорить о доказа-

115

тельственном значении предположительных выводов в одном случае и отрицать его в другом.

Заключение эксперта как доказательство должно иметь письменную форму (ст. 191 УПК) 35. Она, как и содержание заключения, отличает его от иных личных доказательств — показаний и др. Эти доказательства имеют устную форму и лишь фиксируются в протоколах допросов. Отсюда в отношении их и заключений эксперта по-разному решается вопрос о непосредственности их использования в суде (ст. 240 УПК). Свидетели и другие лица подлежат обязательному вызову в суд и допросу; ограничиться исследованием протоколов их допроса на предварительном следствии суд вправе лишь в исключительных случаях (ст. 286 УПК). Иначе обстоит дело с экспертом. Представленное им на предварительном следствии заключение (акт экспертизы — по УПК Казахской, Литовской и Эстонской ССР), будучи приобщенным к делу, рассматривается в суде вместе с другими материалами дела как первоначальное доказательство — в отличие от протоколов допросов, которые по отношению к зафиксированным в них показаниям являются производными доказательствами. По указанной причине непосредственное исследование заключения эксперта в суде может быть осуществлено и без вызова эксперта, в связи с чем последний, согласно упомянутому ранее разъяснению Пленума Верховного Суда СССР, вызывается в судебное заседание лишь «в необходимых случаях»36.

Уголовно-процессуальный закон (ст. 191 УПК), устанавливая требования к содержанию письменного заключения эксперта, не определяет его структуру. Этот пробел вакона восполняет практика. Так, письменные заключения, составляемые в судебно-экспертных учреждениях, должны иметь структуру, установленную ведомственными нормативными актами применительно к требованиям УПК. В соответствии с ними, заключение эксперта состоит из вводной части,  исследовательской части и выводов.

Требования для заключений, составляемых на предварительном следствии и в суде, должны быть одинаковыми 37.

Особо необходимо сказать об оформлении сообщения о невозможности дачи заключения. Закон (ст. 82 УПК), говоря о нем, не только не устанавливает его структуру и содержание, но и не предписывает прямо в большинстве

116

УПК даже письменной формы его составления. О последней упоминается лишь в УПК РСФСР (ст. 82), Украинской (ст. 77), Узбекской (ст. 70), Литовской (ст. 214), Армянской (ст. 69) и Эстонской (ст. 160) ССР. Письменная форма сообщения о невозможности дачи заключения установлена в настоящее время в «Положении МЮ СССР 1972 г.» (п. п. 30, 31). Положение предусматривает структуру письменного сообщения (акта), почти аналогичную структуре письменного заключения эксперта. Сообщение должно состоять из вводной, мотивировочной и заключительной частей. Первая часть излагается применительно к вводной письменного заключения, вторая — содержит изложение причин невозможности разрешения поставленных вопросов и третья — указания на невозможность разрешения каждого из вопросов. При этом, если хотя бы один вопрос может быть разрешен по существу (полностью или частично), равно если эксперт сделал хотя бы один вывод (по существу дела) по своей инициативе, результаты экспертизы оформляются не сообщением, а письменным заключением, где указываются ответы на одни вопросы и отмечается невозможность решения других. Данное правило целесообразно было бы воспроизвести в уголовно-процессуальном законодательстве.

Оценка заключения эксперта происходит в соответствии с общими требованиями ст. 17 Основ (ст. 71 УПК). Однако закон (ст. 80 УПК) подчеркивает, что заключение эксперта не обязательно для следователя, суда и других органов, ведущих процесс. Вместе с тем, учитывая особый характер этого доказательства, в основе которого лежит суждение лица, компетентного по вопросам, требующим специальных познаний, закон установил, что несогласие лиц, ведущих процесс, с заключением эксперта «должно быть мотивировано»38. В нашей литературе достаточно подробно рассмотрена оценка заключения эксперта как доказательства и его элементов (оценка компетентности эксперта, оценка доброкачественности материалов экспертизы, оценка научной обоснованности выводов эксперта и др.) 39. В настоящей работе мы касались уже ряда вопросов оценки заключения эксперта в связи с вопросом об эксперте как субъекте доказывания, о назначении дополнительной и повторной экспертизы, о доказательственном значении отдельных элементов самого заключения. В этом

117

разделе ограничимся лишь некоторыми  вопросами  такой оценки.

Как и всякое другое доказательство, заключение эксперта подлежит окончательной оценке только в совокупности с другими доказательствами (ст. 71 УПК)- Данное положение не позволяет согласиться с утверждением Р. С. Белкина, что «для признания достоверным заключения эксперта следователь может ограничиться анализом этого заключения»40. Автор упускает из виду, что заключение эксперта составляется по результатам исследования других доказательств (вещественных и документов), без оценки которых нельзя оценить и само заключение41. Это утверждение неверно и в принципе, так как игнорирует прямое указание закона на совокупность доказательств как основной критерий достижения истины по уголовному делу. Только по этому критерию можно определить достоверность каждого отдельного доказательства— как звена общей системы доказательств.

Совокупность доказательств дает возможность в ряде случаев решить вопрос (обычно не вызывающий трудностей) и об относимости к делу (к обвинению подсудимого) заключения эксперта. По делу Лебедева, осужденного за убийство Клинкова, Пленум Верховного Суда СССР, отменяя приговор и прекращая дело производством, указал в постановлении от 22 ноября 1978 г., в частности, на несостоятельность ссылки нижестоящей надзорной инстанции на заключение судебно-медицинского эксперта о наличии телесных повреждений на трупе Клинкова, поскольку «указанные повреждения, как установил суд, отметив это в приговоре, не имеют отношения к обвинению Лебедева» 42.

В руководящем постановлении от 16 марта 1971 г. Пленум Верховного Суда СССР отметил: «Суд обязан указать, какие факты установлены заключением эксперта, а не ограничиваться лишь ссылкой на его заключение»43. В данном случае Пленум обращает внимание на необходимость соблюдения процессуальной формы оценки заключений экспертов, которая имеет важное значение в двух отношениях.

Во-первых, она создает условия, чтобы, с одной стороны, следователь и суд более глубоко вникали в суть заключения эксперта как доказательства, а, с другой стороны, чтобы соответствующие надзорные инстанции  (про-

118

курор, вышестоящий суд) могли проверить 'правильность оценки заключения эксперта.

Так, например, по делу М. об изнасиловании К- в приговоре суда указывалось, что из акта криминалистической экспертизы якобы усматривается наличие на бумаге, изъятой с места происшествия, волокон ткани брюк обвиняемого, а на куртке обвиняемого — волокон шерсти с жакета потерпевшей, что свидетельствовало, по мнению суда, о соприкосновении обвиняемого с потерпевшей. Между тем, в акте экспертизы говорилось лишь об одинаковости по ряду компонентов исследуемых волокон с одежды обвиняемого и с одежды потерпевшей. Таким образом, благодаря развернутой ссылке в приговоре на заключение эксперта стала очевидной ошибка суда в его оценке, т. е. неправильная интерпретация судом вывода эксперта.

К сожалению, как свидетельствует анализ следственной и судебной практики, оформление оценки заключений, экспертов в следственных и судебных документах продолжает иметь серьезные недостатки. Развернутые ссылки на заключения экспертов содержатся далеко «е во всех обвинительных заключениях и приговорах, что, конечно, затрудняет вышестоящему суду проверку правильности оценки этих заключений судом первой инстанции.

Во-вторых, соблюдение процессуальной формы оценки заключений экспертов создает предпосылку для правильной оценки таких заключений, в которых устанавливаются «е фактические обстоятельства дела, а доказательственные факты. Последние, будучи установленными заключениями экспертов, должны использоваться в процессе дальнейшего доказывания фактических обстоятельств дела. Между тем, как свидетельствует следственная и судебная практика, установленные доказательственные факты нередко игнорируются, что ведет подчас к серьезным судебным ошибкам.

Корбуков был привлечен к уголовной ответственности и осужден по ст. 110 УК РСФСР за причинение тяжких телесных повреждений Будылину. Но следственные органы и суд игнорировали акт медицинского освидетельствования 44, в котором зафиксировано наличие у осужденного легких телесных повреждений. Эти фактические данные вместе с другими доказательствами давали основание установить, что осужденный действовал в состоянии необходимой  обороны.    Постановлением    Пленума    Верховного

119

Суда СССР от 30 марта 1973 г. приговор и все последующие решения по этому делу были отменены и оно прекращено производством45.

По делу Филиппова, осужденного за убийство Г. и причинение легких телесных повреждений Филипповой, не ■был исследован эпизод о покушении осужденного на убийство Филипповой (последняя утверждала, что обвиняемый пытался убить и ее, но ружье дало осечку). Отменяя приговор и направляя дело на новое рассмотрение, Военная коллегия Верховного Суда СССР в своем определении от 20 марта 1973 г. указала: «Из заключения эксперта-криминалиста видно, что курковое ружье, из которого стрелял Филиппов, технически неисправно... что подтверждает возможность осечки при нажатии на спусковой крючок. Это обстоятельство не использовано органами предварительного следствия и судом для установления истины по- делу»46.

Таким образом, в приведенных примерах факты, объективно установленные заключениями экспертов, не были использованы следственными органами и судом для установления всех фактических обстоятельств дела, что повлекло судебные ошибки47.