3. Запрещение рабства и принудительного труда (ст. 4)

Ст. 4 Европейской конвенции отдельно рассматривает, с одной стороны, рабство и подневольное состояние (п. 1) и, с другой — принудительный и обязательный труд (п. 2, 3). Понятия «рабство» и «подневольное состояние» охватывают как бы целостный, полный статус лица.

При этом рабство предполагает, что одно лицо находится в полной юридической собственности другого лица. В свою очередь, подневольное состояние предполагает менее далекоидущие ограничения и касается, например, общих условий труда и/или обязательства выполнять работу или оказывать услуги, от которых соответствующее лицо не может уклониться и которые оно не может изменить.

В свою очередь, состояние принудительного или обязательного труда не касается общего состояния лица как такового, а относится исключительно к недобровольному характеру выполняемой работы или оказываемых услуг, которые могут (и именно так оно обычно и бывает) носить временный и случайный характер.

Жалоба на то, что государства не выполняют свои обязательства по п. 1 ст. 4 о том, что «никто не должен содержаться в рабстве или подневольном состоянии», чаще всего упоминалась в петициях заключенных, протестовавших против обязанности работать в тюрьмах. При рассмотрении таких дел Европейская Комиссия по правам человека подчеркивала, что понятия «рабство» и «подневольное состояние» к таким случаям неприменимы. В то же время пп. (а) п. 3 ст. 4 установил, что запрет принудительного или обязательного труда по данной статье не распространяется на «работу, которую обычно должно выполнять лицо, находящееся в заключении согласно положениям ст. 5… Конвенции или условно освобожденное от такого заключения». На этом основании Европейская Комиссия сделала вывод, что разработчики Конвенции не намеревались запретить подобную обязанность (повинность) заключенных пенитенциарных учреждений1.

В жалобе по делу Ван Дроогенбрек заявитель утверждал, что ввиду того, что государство рассматривало его в качестве рецидивиста, его состояние могло быть приравнено к подневольному состоянию, ибо из-за этого он находился под постоянным «произвольным контролем» со стороны административных властей. По мнению Европейской Комиссии, речь в данном случае не могла идти о подневольном состоянии, так как принятые правительством меры носили исключительно временный характер и были подвержены судебному контролю. Таким образом, они не затрагивали правового статуса автора петиции2.

Куда более видное место в прецедентном праве Европейской Комиссии и Европейского Суда занимали дела о потенциальном нарушении государствами своих обязательств по п. 2 ст. 4, который закрепил, что «никто не должен привлекаться к принудительному или обязательному труду». Как Комиссия, так и Суд воздержались от того, чтобы в своих решениях дать четкое определение термина «принудительный или обязательный труд». Одновременно оба органа достаточно часто делали ссылки на положения конвенций Международной Организации Труда (МОТ), которые содержали более подробные нормы на сей счет3. Для определения понятия Комиссия сделала ссылку на пять категорий, перечисленных в Конвенции МОТ № 105: «политическое принуждение или образование или в качестве наказания за наличие или выражение политических взглядов или идеологически противоположных взглядов установленной политической, социальной или экономической системе; мобилизация или использование труда в целях экономического развития; трудовая дисциплина; наказание за участие в забастовках; расовая, социальная или религиозная дискриминация»4.

По мнению Европейской Комиссии по правам человека, признаками «принудительного или обязательного труда» являются, во-первых, то, что «работа или услуги выполняются лицом против его воли», и, во-вторых, то, что «требование о выполнении работы или оказании услуги является несправедливым или угнетающим, или же то, что сама работа или услуга влекут за собой трудности, которых можно было бы избежать»5.

Что касается первого элемента — недобровольности работы, — то Европейская Комиссия придерживалась той точки зрения, что согласие лица лишает выполнение работы или оказание услуги какого-либо принудительного характера. Однако такое толкование терминов «принудительный или обязательный», как представляется, слишком уж ограничительно6. Даже если лицо добровольно заключило трудовой договор или же согласилось оказать определенную услугу, обстоятельства могут измениться настолько, что удерживание такого лица исключительно на основании данного им согласия может породить спор по п. 2 ст. 4 Европейской конвенции. По мнению автора, в данном случае положения п. 2 ст. 4 предполагают возможность предоставления соответствующему лицу альтернативных видов работы.

Что же касается второго критерия (требование о выполнении работы не должно быть неоправданным или угнетающим, а также то, что сама работа не должна предполагать определенных трудностей для соответствующего лица), то в данном случае Европейская Комиссия по правам человека предоставила национальным властям государств-участников определенные «рамки усмотрения». Иначе говоря, все утверждения заявителей не будут приниматься в расчет при вынесении решения по рассматриваемому делу, если власти соответствующего государства-участника сумеют доказать, что требование о выполнении работы было все же оправданным, трудностей при ее выполнении просто нельзя было избежать.

Что же касается исключений из общих правил, упомянутых в п. 3 ст. 4, то здесь хотелось бы сделать следующие замечания. Согласно п. 3, закрепленный в статье запрет на принудительный или обязательный труд не распространяется на:

«а) любую работу, которую обычно должно выполнять лицо, находящееся в заключении согласно положениям ст. 5... Конвенции или условно освобожденное от такого заключения;

b) любую военную службу, а в тех странах, в которых в качестве законного признается отказ от военной службы на основании вероисповедания, службу, назначенную вместо обязательной военной службы;

c) любую службу, обязательную в случае чрезвычайного положения или бедствия, угрожающих жизни или благополучию населения;

d) любую работу или службу, которые входят в обычные гражданские обязанности».

Исключение, содержащееся в пп. (а) и относящееся к заключенным и условно освобожденным лицам, сформулировано в достаточно общем виде и в отличие от ст. 2 (2) (с) Конвенции МОТ № 29 не исключает выполнения работ для частных предприятий и фондов. Поэтому петиции в отношении такого рода работ признавались Европейской Комиссией неприемлемыми7. Вместе с тем, в тех странах, которые ратифицировали Конвенцию МОТ № 29 и где положения международных договоров применяются напрямую, национальные суды обязаны учитывать данное ограничение при рассмотрении подобных дел. Следует также заметить, что содержащееся в пп. (а) п. 3 ст. 4 исключение применяется не только к осужденным (как в случае с Конвенцией МОТ № 29) или к лицам, чье заключение основано на решении суда (как в случае со ст. 8 Международного пакта о гражданских и политических правах), но ко всем случаям правомерного лишения свободы, как это определено в п. 1 ст. 5 Европейской конвенции.

Исключение, сформулированное в пп. (b) п. 3 ст. 4, также отличается от соответствующих положений Конвенции МОТ № 29. Из текста пп. (b) Европейская Комиссия по правам человека сделала вывод, что он распространяется на случаи как обязательной, так и добровольной службы8. Учитывая смысл и цель положения данного подпункта, как это явствует из самого упоминания альтернативной службы вместо обязательной военной службы, такое его применение оправданно только в случаях, когда добровольная военная служба заменяет обязательную военную службу.

Тот факт, что в пп. (b) п. 3 ст. 4 упоминается альтернативная гражданская служба взамен обязательной военной службы, не означает, что Европейская конвенция закрепляет право на альтернативную гражданскую службу. В действительности в данном подпункте имеются в виду страны, «в которых в качестве законного признается отказ от военной службы на основании вероисповедания». Ситуация же в тех странах, где отказ от службы в армии не признается по закону, может стать предметом рассмотрения в Европейском Суде по правам человека на основании ст. 9 Конвенции (свобода мысли, совести и религии)9.

Положение пп. (с) п. 3 ст. 4 говорит само за себя. Главная трудность здесь заключается в том, чтобы определить, когда речь идет о чрезвычайном положении или бедствии, «угрожающих жизни или благополучию населения». Думается, что в данном случае имеются в виду ситуации, ограниченные во времени. К примеру, оказание помощи для тушения пожара, поставка воды и продовольствия в случае их внезапного недостатка, перевозка раненых или же эвакуация лиц, которым угрожает какая-либо опасность, а также аналогичные ситуации, когда может потребоваться помощь каждого в интересах общества и с учетом способностей и возможностей каждого.

Исключение же, упоминаемое в пп. (d) п. 3. ст. 4, напротив, относится к «обычным гражданским обязанностям», т. е. когда отсутствует экстренность ситуации. Таким образом, отличие ситуации в пп. (с) от ситуации в пп. (d) связано со степенью, чрезвычайностью происходящего.

В любом случае следует помнить, что любые действия, предпринятые в соответствии с исключительными обстоятельствами, описанными в пп. (а)–(d), утрачивают правомерный характер, если влекут за собой дискриминацию. В таком случае в силу положения ст. 14 такой «принудительный или обязательный труд» будет противоречить Конвенции.

В соответствии с положением п. 2 ст. 15 не допускаются никакие отступления от права, закрепленного в п. 1 ст. 4. Отступление же от п. 2 (кроме случаев, уже упомянутых в п. 3) допускается только при соблюдении условий и ограничений, упомянутых в ст. 15.