10.1. Понятие субъектов третейского разбирательства и характер складывающихся между ними отношений

Понятие "стороны третейского разбирательства" устанавливает круг субъектов, которые могут участвовать в третейском процессе в качестве тяжущихся лиц. Ныне действующее законодательство о третейских судах сводит воедино нормы, регламентирующие участие различных субъектов в третейском судопроизводстве. Ранее действовавшее законодательство рассредоточивало нормы о физических и юридических лицах и порядке их участия в третейском разбирательстве по различным нормативным актам. Так, Временное положение о третейском суде для разрешения экономических споров регламентировало третейское разбирательство между предпринимателями, в то время как участие граждан в третейском судопроизводстве регулировалось Положением о третейском суде (Приложение N 3 к Гражданскому процессуальному кодексу РСФСР).

В качестве субъектов, участвующих в третейском судопроизводстве, выступают лица, связанные материально-правовыми отношениями, по поводу которых и возник спор. Презюмируется, что тяжущиеся лица имеют встречную, кореллирующую связь, которая и обусловливает возможность разбирательства в процессуально значимом режиме отношений между ними. Поскольку процесс имеет исковой характер, то сторона, которая предъявляет исковое требование в третейский суд, именуется истцом, а сторона, к которой предъявлено такое требование, называется ответчиком.

Следует отметить, что процессуальное законодательство, регламентирующее порядок разбирательства спора в государственных судах, устанавливает более широкий круг участников гражданского (арбитражного) процесса. Так, в арбитражном процессе помимо сторон могут участвовать заявители и заинтересованные лица, третьи лица, прокурор, государственные органы, органы местного самоуправления и иные органы в случаях, предусмотренных арбитражно-процессуальным законодательством (ст. 40 АПК РФ). Кроме того, лицами, участвующими в арбитражном деле, являются эксперт, свидетель, переводчик.

Федеральный закон "О третейских судах в Российской Федерации" не упоминает об иных лицах, участвующих в деле, за исключением экспертов, переводчиков и свидетелей. Очевидно, что исходя из сущности и характера третейского разбирательства в таковом не могут участвовать прокурор, государственные органы, органы местного самоуправления. Также в третейском процессе не могут участвовать "заинтересованные лица" и "заявители", поскольку указанные процессуальные фигуры являются участниками специфических судебных процессов - дел особого производства и дел о несостоятельности (банкротстве), т.е. тех судебных процедур, которые находятся вне компетенции третейского суда. Поскольку все вышеперечисленные категории лиц не могут быть участниками третейского разбирательства, в равной мере они не могут участвовать и в гражданском (арбитражном) процессе при разбирательстве заявлений об отмене решений третейских судов, а также при рассмотрении заявлений о принудительном исполнении решений третейских судов. Кроме того, указанные категории лиц не могут участвовать и в дальнейших стадиях гражданского (арбитражного) процесса. Так, прокурор не вправе обжаловать в апелляционном или кассационном порядке решение арбитражного суда об отмене решения третейского суда либо решение арбитражного суда об удовлетворении заявления о принудительном приведении в исполнение решения третейского суда.

Правоотношения, возникающие в ходе третейского разбирательства, можно разделить на три группы: 1) правоотношения между третейским судом и сторонами по делу; 2) правоотношения, возникающие между самими субъектами спора, переданного на разрешение третейского суда; 3) правоотношения, возникающие между компетентным государственным судом и участниками третейского разбирательства вследствие принятия мер по обеспечению иска или по исполнению (опротестованию) решения третейского суда.

Если первая группа правоотношений имеет исключительно процессуальный характер, поскольку в их рамках осуществляется процедурная деятельность по разрешению спора, то вторая группа отношений - отношений между участниками спора - не сводится к процессуальным отношениям. Более того, с точки зрения генезиса третейского разбирательства эти отношения находятся исключительно в частноправовой плоскости. Те правоотношения, при помощи которых стороны достигают соглашения о передаче рассмотрения спора в третейский суд и о порядке рассмотрения этого спора третейским судом, находятся в плоскости частного права. Реализация этих правоотношений независима от реализации субъектом, наделенным властными полномочиями, своих публично значимых полномочий. В то же время при осуществлении процедур третейского разбирательства правоотношения между сторонами по делу имеют процессуальный характер, поскольку урегулированы нормами процессуального характера. При этом следует иметь в виду, что происхождение этих процессуальных норм в большей части также основано на договоре между сторонами.

Что касается третьей группы правоотношений, то таковые также являются процессуальными, однако их урегулирование происходит в рамках гражданского или арбитражного процесса.

В современной юридической литературе существуют попытки квалификации правоотношений между третейском судом и сторонами, обращающимися за разрешением спора, как своего рода договор об оказании услуг. Впрочем, подобного рода подход к квалификации соответствующих отношений имеет давние исторические корни. Еще известный немецкий юрист Иеринг говорил о том, "что в римском праве господствует принцип субъективной воли, что судья там наделяется полномочиями сторон, он судит потому, что стороны сами хотят его суда, и вообще весь процесс покоится на договоре сторон. Третейский судья является простым мандатарием, и все его функции ограничиваются вынесением решения"*(542).

Н.Л. Дювернуа отмечал, что в Древней Руси "не только отношение сторон между собой, но и отношение их к суду есть тоже существенным образом договорное: мы видим, что судьи обращаются к суду так же, как сами стороны; против судьи, если он не пришел к суду, дается обетная грамота"*(543).

Нужно отметить, что истоки "двойственной" классификации третейских соглашений - как сделки между спорящими лицами и как сделки, заключаемой с тяжущимися с третейским судом, имеют место в дореволюционной российской юридической литературе. Так, В.А. Шенинг писал о том, что "третейская запись содержит в себе, в сущности, два отдельных, самостоятельных договора: один - между тяжущимися и другой - между ними с одной стороны и посредниками (третейскими судьями. - О.С.) с другой"*(544).

Эта точка зрения была весьма распространена в российском дореволюционном праве и поддерживалась многими юристами*(545). К. Анненков так объяснял справедливость указанной теории: "Закон не только не обязывает третьих лиц, избираемых в качестве посредников, принимать на себя обязанность разбирательства предлагаемого на их разрешение спора, но предоставляет вполне на их усмотрение принимать или не принимать на себя этой обязанности, что видно из того, что он: требует, чтобы избранные сторонами посредники выражали их согласие на принятие к своему разбирательству указанного в третейской записи спора в их подписи на этой записи"*(546).

Вопрос о правовой квалификации отношений между третейским судом и тяжущимися сторонами имеет принципиальное значение для выводов о том, каким образом развивается процедура третейского разбирательства.

Ответ на вопрос о правовых характеристиках отношений между третейским судом и лицами, обратившимися за судебной защитой, имеет принципиальное значение для разбирательства современных гражданско-правовых споров. Попытка дать ответ на этот вопрос содержится в том числе и в судебных решениях, принимаемых при рассмотрении конкретных дел государственными судами.

Подобного рода дело стало предметом разбирательства, отраженного в постановлении Федерального арбитражного суда Московского округа от 18 августа 2003 г. по делу N КГ-А40/5594-03*(547), в котором рассматривался вопрос о правовой природе третейского сбора. Известно, что некоторые правоведы высказывают точку зрения, согласно которой отношения третейского суда и лиц, участвующих в третейском разбирательстве, рассматриваются как своеобразный договор об оказании услуг. Подобного рода логика при ее последовательном развитии неизбежно приводит к интерпретации отношений, возникающих между третейским судом и участниками процесса, как гражданско-правовых отношений. Следующий шаг этой логики - распространение соответствующих гражданско-правовых институтов на отношения между третейским судом и участниками разрешаемого спора, в том числе и института ответственности за незаконное пользование чужими денежными средствами вследствие просрочки уплаты третейского сбора. Именно такую логику продемонстрировали заявители по анализируемому делу. Однако арбитражный суд в указанном деле правомерно и обоснованно отклонил аргументы заинтересованного лица, квалифицировав третейский сбор в качестве платежа "за юридически значимое действие, связанное с третейским разбирательством". Таким образом, к третейскому сбору не применимы правила об ответственности за незаконное пользование чужими денежными средствами.

Вопрос о природе взаимоотношений между третейским судом и сторонами, обращающимися за разрешением спора к третейскому суду, имеет давнюю историю. В российском дореволюционном законодательстве фактически была воплощена "договорная" теория взаимоотношений между третейским судом и тяжущимися. Об этом свидетельствуют не только правовые нормы, но и практика судебных органов. Так, в соответствии со ст. 1370 Устава гражданского судопроизводства третейская запись должна была быть подписана не только тяжущимися, но и всеми избранными посредниками (третейскими судьями), которые, подписывая этот акт, обязаны были выразить свое согласие на принятие посредничества. Во время обсуждения проекта упомянутой ст.  высказывались предложения о том, чтобы предоставить сторонам право взыскивать убытки с посредников (третейских судей) в случае их отказа от исполнения своих обязанностей или ненадлежащего их исполнения. Однако это предложение было отвергнуто, поскольку "предоставление тяжущимся права при составлении третейского суда включать условие об ответственности посредников за неисполнение принятой ими на себя обязанности может значительно уменьшить число миролюбивых соглашений и справедливых решений третейского суда: ибо благонамеренные люди, имея в виду подобное условие, редко согласятся взять на себя тяжелую обязанность посредника, которая поставляет их совесть в борьбу с бесчисленными препятствиями к постижению истины, появляющимися ежеминутно вследствие недостаточности развития гражданской жизни нашего общества. Посему правила об ответственности посредников за неисполнение принятых ими на себя обязанностей в устав не введены"*(548).

А.Ф. Волков в труде, посвященном третейским торговым судам, выделил целую главу, которая так и называется "Договор сторон с третейскими судьями"*(549). А.Ф. Волков писал о том, что "лица, избранные в третейские судьи, выражают свое согласие на исполнение своих обязанностей путем конклюдентных действий, т.е. простым вступлением в должность"*(550).

Современные доктринальные объяснения правовой природы взаимоотношений между третейскими судами и лицами, обращающимися в третейский суд за разрешением гражданско-правового спора, отличаются диаметральным разнообразием. Одна из теорий, при помощи которой описываются эти взаимоотношения, заключается в том, что эти отношения рассматриваются как отношения по оказанию услуг тяжущимся лицам. Так, В.Н. Ануров пишет о том, что третейский судья, с одной стороны, "действует как кредитор в отношении сторон, имеющих обязательство по выплате ему гонорара или предоставлению обеспечения, а с другой - как должник, обязанный провести третейское разбирательство и вынести третейское разбирательство"*(551). Хотя автор предварительно и оговаривает условность применения материально-правовых терминов соответствующего института гражданского права*(552), однако с точки зрения существа подхода отношения между третейскими судьями и сторонами квалифицируются именно как гражданско-правовые. Такую же позицию занимает профессор И.С. Зыкин. Он прямо утверждает, что "арбитры являются лицами, предоставляющими определенные услуги"*(553).

Этот подход основывается на "договорной теории" третейского соглашения. В свою очередь одним из практических последствий реализации договорной теории применительно к отношениям между третейским судом и тяжущимися лицами является распространение на эти отношения договорных обязательств, нарушение которых обеспечивается нормами гражданского законодательства.

Такой же подход проникает и в практику третейского разбирательства. Например, Сибирский центр конфликтологии позиционирует свою деятельность на рынке как оказание услуг для крупного бизнеса и по оказанию услуг для малого бизнеса, в том числе и оказание услуг по третейскому разбирательству*(554). Однако есть основания подвергать сомнению правомерность такой постановки вопроса, которая рассматривает третейское разбирательство в качестве коммерческого оказания услуг. В современной юридической литературе такой подход встречает критическое отношение*(555).

Если исходить из того постулата, что взаимоотношения между сторонами третейского разбирательства и третейским судом имеют договорный характер, то возникает вполне закономерный вопрос: а возможно ли расторжение такого договора? Или - возможен ли отказ от договора вследствие некачественного оказания услуг? Какие правовые последствия должны быть в случае признания ненадлежащего качества по оказанию подобного рода услуг? Могут ли быть применены к третейскому суду меры имущественного характера, включая взыскание убытков и применение неустойки? И какой орган должен разрешать подобного рода споры? Государственный суд? Очевидно, что ответов на эти вопросы нет.

Важно отметить, что, несмотря на отсутствие соответствующих указаний законодателя, деятельность третейских судов не может рассматриваться как коммерческая деятельность. Деятельность третейских судов - это прежде всего деятельность по защите гражданских прав. Третейские суды имеют своей целью обеспечить надлежащую реализацию гражданских правоотношений; их деятельность, так же как и деятельность, например, адвокатов, не подчинена коммерческим интересам, т.е. интересам извлечения прибыли. Что касается денежных средств, получаемых третейскими судьями, то таковые следует рассматривать как вознаграждение за труд, но не как прибыль, полученную от осуществления коммерческой деятельности. При этом, что очень важно, выплата гонораров третейским судьям постоянно действующего третейского суда гарантируется юридическим лицом - организатором постоянно действующего третейского суда*(556)  и не зависит от того, уплачен ли был третейский сбор сторонами третейского разбирательства. Таким образом, отношения по оплате третейского сбора (включающего и суммы, которые идут на выплату гонораров третейским судьям) не могут рассматриваться как исполнение обязательств по оказанию услуг, существующих между третейскими судьями и спорящими лицами.

При анализе этого вопроса нельзя сбрасывать со счетов и этические моменты. Действительно, предположение о том, что третейские судьи являются "мандатариями" участников третейского разбирательства, обостряет этическую сторону проблемы. Лицо, связанное с иным лицом договорными отношениями гражданско-правового характера, вольно или невольно попадает под его влияние. На это обстоятельство справедливо обращается внимание в литературе*(557). Связанность "договором" означала бы утрату третейским судьей независимости и беспристрастности при разрешении спора.

В практическом плане вышеизложенные суждения оказываются важными и для целей налогообложения. В практике налоговых органов имели место попытки рассмотрения деятельности третейских судов как деятельности по возмездному оказанию услуг. При этом налоговые органы исходили из того, что предпринимательская деятельность по возмездному оказанию услуг подлежит обложению налогом на добавленную стоимость с третейских сборов, взимаемых за рассмотрение имущественных споров. Подобного рода позиция имеет корни в теоретических исследованиях, проводимых юристами. Так, В.М. Ануров высказывает суждения, согласно которым "система связей между участниками арбитражного разбирательства наводит на мысль о публично-правовом характере договора (в гражданско-правовой трактовке этого вопроса), стороной которого выступает постоянно действующий арбитражный институт"*(558).

Е.Ю. Новиков пытается смягчить квалификацию правоотношений между третейском судом (третейскими судьями) и тяжущимися сторонами, утверждая, что они представляют собой "гражданское квазидоговорное обязательство, правовое регулирование которого заключается в применении по аналогии ряда норм некоторых институтов гражданского права (оказание услуг, поручение) на основе систематического толкования данных норм с учетом правовых норм о судебной защите субъективного права"*(559).

Однако, как свидетельствует судебно-арбитражная практика, в целом арбитражные суды не восприняли подобный подход к рассмотрению деятельности третейских судов. В частности, в судебных решениях по подобной категории споров указывалось, что рассмотрение споров в третейском суде нельзя отнести к коммерческой деятельности, в том числе и к возмездному оказанию услуг, понятие которых дано в гл. 39 Гражданского кодекса Российской Федерации. Об этом убедительно свидетельствует практика, сложившаяся в Федеральном арбитражном суде Северо-Западного округа*(560). Эта же правовая позиция нашла отражение в актах, изданных руководителями Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, например в письме от 17 октября 1995 г. N 6318/95 "Об отказе в принесении протеста", подписанном заместителем председателя Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации О.В. Бойковым*(561).

В свою очередь теоретическое обоснование такая позиция получила в статьях Е.А. Скородумова, который убедительно доказывает, что третейское разбирательство нельзя интерпретировать через призму договора возмездного оказания услуг, поскольку возмездное указание услуг является предпринимательской деятельностью, обладающей такими признаками, как самостоятельность, возможность осуществления на свой риск, направленностью на систематическое получение прибыли от пользования имуществом, продажи товаров, работ или оказания услуг лицами, зарегистрированными в установленном законом порядке*(562). Очевидно, что деятельность третейских судов не обладает указанными признаками и не может быть интерпретирована в качестве предпринимательской деятельности вообще и деятельности по возмездному оказанию услуг в частности. Эту же позицию разделяет И.В. Поганцев, который пишет о том, что "арбитры (третейские судьи), осуществляя судебную деятельность в третейском суде, не заключают и не могут заключать какие-либо договоры с юридическими лицами - организаторами постоянно действующего третейского суда либо сторонами спора, в противном случае арбитры (третейские судьи) были бы зависимы"*(563).

Справедливо суждение профессора Р.Ф. Каллистратовой о том, что "рассматривать юридическую деятельность третейского суда в качестве приносящей прибыль в корне неверно, третейский сбор - аналог пошлины, а не прибыль. Гражданско-правовые правила договора об оказании услуг также нельзя применять к отношениям, возникающим между третейским судом и сторонами рассматриваемого им дела. Суммы, получаемые третейским судьей, подлежат обложению налогом по правилам, относящимся к физическим лицам, а не к организациям"*(564). По сути такую же мысль выражает профессор Е.А. Суханов, который говорит о том, что третейский суд является "органом судебной защиты гражданских прав: а не оказывает сторонам "юридические услуги" и тем более не ведет "предпринимательскую деятельность"*(565).

Один из аспектов взаимоотношений третейского суда и участников третейского процесса заключается в связанности третейского суда определенного рода обязанностями. В доктрине сформулирована концепция ex officio, согласно которой третейский суд по целому ряду вопросов обязан в силу своего должностного положения независимо от просьбы участника процесса выполнить определенные действия, имеющие юридические последствия. Например, ex officio третейский суд, прежде чем приступить к разбирательству спора по существу материальных правоотношений, обязан рассмотреть вопрос о собственной компетенции по рассмотрению данного спора. В то же время подавляющее большинство процессуальных действий третейский суд обязан выполнять только на основании соответствующего ходатайства заинтересованной стороны.