ПРЕСТУПЛЕНИЕ — ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ НОРМА

Взгляд на преступность как «нормальную функцию общества», а на насилие как закономерную «часть современной культуры» ' является весьма распространенным. Гипотеза о том, что цивилизация нуждается в преступлениях и потому воспроизводит их, для многих является аксиомой. Последняя базируется на утверждениях о том, что цивилизации нужны конфликты, авантюры, источники острых ощущений, дух опасности и т. п. Там, где потребность в авантюрах затухала, локальные цивилизации неизменно приходили в упадок2.

В свете такого взгляда героика развития цивилизации, ведущей начало от «первопреступника» Прометея, укравшего небесный огонь, выступает как череда многих преступлений, совершенных людьми.

На протяжении всей своей истории цивилизация предоставляла самые широкие возможности для проявления хищных и разрушительных начал человеческой природы. Очевидно, преступность, будучи неотъемлемой принадлежностью развития общества, явила собой особую линию развития самой цивилизации. Она несет в себе нежелательные, часто неявные и вместе с тем вполне реальные возможности, скрытые в самой сущности цивилизации. Соответственно преступник выглядит как личностное воплощение этих темных сторон и трагических противоречий историко-циви-лизационного процесса.

Одно из главных предназначений цивилизации состоит в том, чтобы предоставлять широкие и основательные возможноеги для

1 Фокс В. Введение в криминологию. М., 1985, с. 19—21.

-См.: Уайтхед А. Избранные работы по философии. М., 1990, с. 685.

все более полного раскрытия человеческой натуры. Но поскольку природа человека двойственна и несет в себе, наряду с созидательными способностями, также и деструктивные наклонности, то цивилизация, создавая социальное пространство для первых, невольно обеспечивает тем же самым и вторые. Исторические изменения в социальном теле цивилизации будут вести к тому, что исчезновение одних видов преступлений станет сопровождаться появлением новых. Система будет регулярно расставлять ловушки, и преступники будут попадаться в них. Но в то же время в новообразующихся социальных нишах будут возникать новые возможности для совершения иных преступлений. В результате мир абсолютного совершенства, очищенный от пороков и преступлений, так и останется несбыточной мечтой.

Французский социолог Э. Дюркгейм утверждал, что для успешного развития цивилизации необходимо существование некоего пространства свободы, внутри которого индивидам предоставлены различные возможности для самовыражения, в том числе не только для устремлений ввысь, к идеалам, но и в противоположном направлении, по пути нарушения социальных запретов. Э. Дюркгейм прямо говорит: чтобы в обществе существовали возможности самовыражения для идеалистов и романтиков, героев и мучеников, в нем в равной степени должны существовать также возможности самовыражения и для преступников. Свобода не может существовать, если нет возможностей отклонений в разные стороны — и к идеалу и к аномии, отрицающей нормы.

В любой системе всегда присутствуют деструктивно-дезинтегра-тивные начала. Для срциальной системы одним из таких источников дезинтеграции является преступность. Она заставляет систему пребывать в состоянии рабочего напряжения, препятствует ее закоснению. «Преступность,— писал Э. Дюркгейм, — не только предполагает наличие путей, открытых для необходимых перемен, но в некоторых случаях и прямо подготавливает эти изменения. Там, где существуют преступления, коллективные чувства обладают достаточной гибкостью для того, чтобы принять новую форму, и преступление подчас помогает определить, какую именно форму примут эти чувства. Действительно, сколь часто преступление является лишь предчувствием морали будущего, шагом к тому, что предстоит» '.

История с судом и казнью Сократа служит для Дюркгейма подтверждением его тезиса. Преступления, за которые Сократ был осужден афинским судом, оказались полезны, поскольку возвещали новую нравственность и были прелюдией грядущих преобра-

1 Дюркгейм Э. Норма и патология.— Социология преступности. М., 1966, с 4V

зований. Так было в последующие века с многими еретиками-новаторами.

То, что преступления необходимы и полезны цивилизованному обществу, доказывается Дюркгеймом при помощи еще одного аргумента. Он предлагает вообразить идеальное общество. Пусть это будет общество святых, некий образцовый монастырь, где полностью отсутствовали бы какие бы то ни было преступления, в собственном смысле этого слова. Идиллическая жизнь этого монастыря не смогла бы длиться долго. Все пришло бы к тому, что незначительные моральные проступки его обитателей начали бы вызывать у остальных точно такое же негодование, какое вызывают в обычном обществе преступления. И мера суровости наказаний за них была такой, как будто это настоящие преступления.

Если преступность в цивилизованном обществе не переходит определенного порога допустимости и не обретает характера социальной патологии, то ее допустимые масштабы следует считать нормой, — утверждает Э. Дюркгейм. «Делать из преступления социальную болезнь значило бы допускать, что болезнь не есть нечто случайное, а, наоборот, вытекает в некоторых случаях из основного устройства живого существа; это значило бы уничтожить всякое различие между физиологическим и патологическим. Конечно, может случиться, что преступность имеет ненормальную форму; это имеет место, когда, например, она достигнет чрезмерного роста. Действительно, не подлежит сомнению, что этот излишек носит патологический характер. Существование преступности нормально лишь тогда, когда она достигает, а не превосходит определенного для каждого социального типа уровня» '.

Среди современных, появившихся уже в XX в. концепций и гипотез, пытающихся объяснить соотношение цивилизации и преступности, представляет интерес гипотеза талантливого российского философа М. К. Петрова (1924—1987)2. Оригинальность его подхода заключается в попытке осветить целый ряд сложных проблем генезиса европейской цивилизации через теорию социального кодирования и, в частности, при помощи философско-культуро-логической параллели между функциональными особенностями древнего многовесельного корабля и античным типом социальности.

Многовесельный корабль с вооруженной командой играл важную роль в становлении основных институтов цивилизованного общежития в бассейне Эгейского моря, этой колыбели европейской цивилизации. Он обеспечивал надежность коммуникаций между побережьем и отдельными островами. Сам представляя со-

1 Дюркгейм Э. Метод социологии. Киев—Харьков, 1899, с. 72—73.

2 См.: Петров М К Язык, знак, культура. М., 1991.

бой подобие плавающего острова социальности со всеми присущими ей атрибутами, корабль мог служить как орудием центральной власти, выполняющим ее поручения, так и средством борьбы с нею. Довольно часто он превращался в пиратское орудие преступных замыслов, в инструмент, позволяющий отдельным группировкам отчуждать в свою пользу производимые государством продукты. Личный состав таких кораблей регулярно пополнялся за счет островных жителей из числа всегда имевшихся там «лишних людей». Избыточное население, ищущее своих входов в социализацию, избирало для этого либо вынужденную эмиграцию и основание новых колоний, либо морской разбой.

Корабли были в равной степени приспособлены и для служения нуждам центральной власти, для охраны и развития сложившихся форм цивилизованного существования и для разрушения этих форм. Пиратский корабль выступал как одна из исторически первых форм хорошо организованной преступности. Но при всей своей асоциальное™, такой корабль отличался функциональной амбивалентностью: наряду с деструктивно-криминальной деятельностью он осуществлял и созидательные предприятия. Правда, созидательный эффект имел зачастую косвенный характер. Так, с их помощью греки колонизировали новые земли. Угроза пиратских нападений интегрировала население побережий и островов, заставляла создавать сильные социальные структуры, построенные на началах государственности и способные накапливать оборонительный потенциал, позволяющий отражать разбойные набеги. Эти первичные интеграции по общности оборонительных интересов легли в основу формирующихся государственных институтов с присущими им ограничениями индивидуального своеволия ради общего дела.

В свою очередь организационная структура многовесельного корабля, независимо от того, был он пиратским или принадлежал официальным властям, выступала как своеобразный тренажер, на котором отрабатывались субъектно-субъектные отношения формирующейся полисной иерархии, где индивидуальная свобода целиком подчинялась непреложной силе общего для всех закона, а принципы распределения власти блокировали любые возможности проявления своеволия. И все это существовало во имя достижения общих целей.

Подобно тому, как за пределами корабля человек мог делать все, что считал нужным, и никто им не управлял, социальность допускала свободные волеизъявления в сферах частной жизни. Но в общественной, государственной жизни, равно как на палубе корабля, свобода уступала место диктатуре закона, господствующего над гражданами.

Таким образом, одни и те же факторы на равных участвовали и в развитии цивилизации, и в организации асоциальных действий.

Те, кто убежден в неизбежности и неустранимости преступности, а также в том, что по мере развития цивилизации ее уровень не снижается, чаще всего рассматривают прогресс как тотальную модернизацию, отменяющую многие позитивные традиции и заповеди, разрушающую вековые иерархии ценностей, влекущую за собой снижение уровня духовности и нравственности. Констатации такого рода порождают стремление выявить то особое, специфическое предназначение, которое в данном контексте присуще преступности. И здесь, очевидно, можно в первую очередь говорить о том, что она призвана испытывать цивилизацию на прочность. Покушаясь на отдельные ее элементы и участки, преступники заставляют ее непрерывно трудиться над укреплением своих основ. Они провоцируют ее на усилия по совершенствованию средств сдерживания идущего изнутри деструктивного напора. При этом задача цивилизационной системы состоит отнюдь не в том, чтобы совершенно уничтожить преступность. Сознавая утопичность подобных замыслов и свою неспособность реализовать их, цивилизационная система ограничивает масштабы своих усилий тем, чтобы не позволять преступности возрастать выше определенного порога допустимости, который, в свою очередь, зависит от конкретных социально-исторических обстоятельств и находится под контролем специальных представителей цивилизации в лице органов охраны правопорядка.

Можно говорить о нескольких социальных функциях, которые выполняет преступность внутри цивилизационной системы.

Функция первая: преступления как разновидность социальной деятельности позволяют определенным категориям субъектов реализовывать свои трансгрессивные наклонности.

Внутри цивилизации всегда существуют возможности для разнообразных проявлений трансгрессивных наклонностей — путешествия, спорт, политика, сфера экономической конкуренции, наука, разные формы творческой деятельности. Но одновременно существует и область трансгрессивного резерва или ценностного арьергарда с набором видов деятельности для субъектов, не нашедших себя в позитивных, созидательных занятиях. Движимые потребностями в самоутверждении, в острых ощущениях, духом авантюризма, меркантильными побуждениями или избытком агрессивности, они преодолевают порог, разделяющий морально-правовую и криминальную области, и устремляются от дозволенного к запретному, переходят от законопослушного поведения к противоправному.

Функция вторая: преступления испытывают прочность, крепость и надежность нормативно-ценностной структуры цивилизации.

Преступность заставляет цивилизацию постоянно заниматься укреплением своих оснований, регулярно совершенствовать и

поддерживать в рабочем и боевом состоянии средства сдерживания и блокирования деструктивного напора. Поскольку этот напор идет изнутри и по множеству самых разных направлений, то в социальном теле цивилизации, по существу, нет ни одного участка, застрахованного от опасности криминализации. Таким образом преступность выполняет по отношению к цивилизацион-ной системе, вынужденной заботиться о своем самосохранении и саморазвитии, мобилизационную функцию, не позволяющую цивилизованным субъектам полностью погрузиться в состояние благодушия и эйфории и забыть о существовании внутреннего противника.

Функция третья: преступления обозначают недолжные, деви-антные линии вероятностного развития цивилизации.

Цивилизация предлагает субъектам среди множества вариантов разнообразных социальных действий далеко не все возможные, но в первую очередь должные, выбраковывая остальные. Но для подобной выбраковки необходимо обладать достоверной информацией о злокачественности неприемлемых возможностей. В этом смысле преступность помогает маркировать такие возможности. Являя собой один из атрибутов цивилизации, она обозначает и обнаруживает нежелательные, но вместе с тем реальные возможности ее трансформации, скрытые в самой ее сути. Фигура преступника при этом является своеобразным олицетворением ложных и часто трагических путей разрешения существующих противоречий социально-исторического процесса. Именно поэтому анализ проблем преступности позволяет обнаруживать опасные возможности и нежелательные, злокачественные тенденции, возникающие внутри этого процесса.