§ 19. Развитие частного права в Древнем Риме

Система римского права С развитием преторского права, и

особенно юриспруденции, римское

право из хаоса исторических законов и традиций стало пре­вращаться в стройную систему. Уходил в прошлое надобщест-венный характер священных законов — в центре правовой си­стемы теперь стояли интересы гражданина полиса в их единстве с интересами римского народа. Понемногу в сис­теме права сложились особые традиции регулирования того, что касалось интересов единичного гражданина, и того, что касалось интересов республики. Главной чертой системы было разграничение на право публичное и на право частное.

Согласно определению классического римского юриста, «пуб­личное право есть, что обращено к положению Рима, к святы­ням, жрецам, магистратам. Частное же право относится к пользе отдельных лиц». Публичное право охватывало принципы и ин­ституты, которые принято относить к сфере государственного, административного, уголовного, финансового, международного права, к регулированию священно-культовых вопросов. Частное право — то, что принято называть гражданским правом и, от­части, процессуальным правом; главное внимание в нем сосре­дотачивалось на охране личного статуса и имущественных ин­тересов отдельного гражданина. Для каждой области права сло­жился свой порядок защиты нарушенных прав, свои доминиру­ющие источники права. Главное же заключалось во взаимном разграничении этих сфер: «Публичное право нельзя менять ча­стными соглашениями», но вместе с тем требования публичного права не должны вмешиваться в сферу инди­видуальных интересов. При общем соответствии праву по процедуре, частные соглашения в римском праве поэтому считались имеющими силу наравне с законами, такими же обя­зательными для их участников.

Охватывая в совокупности сферы охраны и личных, и имущест­венных прав гражданина, частное право Рима создавало как бы осо­бый правовой мир индивидуальной автономии, подчи­ненной принципам юридической независимости и свободы жизнен­ного усмотрения полноправного лица. Считалось, что «никто не по­нуждается действовать против своих желаний» и что «кто пользует­ся своим правом, никому не вредит».

Такие общие начала подхода к защите обособленных интересов гражданина определили значительное своеобразие важнейших инс­титутов, регулировавших семейные, имущественные, коммерческие отношения в общей сфере частного права.

Брачно-семейное право

В раннем римском праве брак был в значительной степени обусловлен на­чалами родового быта и священных за­конов. Ни о каком, даже приблизительном, равенстве ни супругов, ни вообще членов семьи в праве речи не шло. Существенными были и внутрисословные различия в брачных институтах.

Инициатива заключения брака принадлежала главам семейств, к которым принадлежали будущие муж и жена (либо мужчине, если он обладал соответствующим статусом сам). Согласия женщины на заключение брака не требовалось — она переходила под власть мужа как нового для себя домовладыки (либо под власть его отца, если муж не был еще самостоятельным). Брак приобретал силу с исполнением ряда условий и обрядов, главнейшей частью ко­торых было символическое «наложение руки» на женщину (родст­венное процедуре манципации), почему древнейшая форма брака и определялась как брак с наложением руки (cum manu).

Брак cum manu мог оформиться трояким путем, причем разли­чия были существенными для разных категорий жителей Рима. Патрицианство заключало браки в виде священной процедуры (эт­русского происхождения) — конфарреации, когда жених и невеста в присутствии домочадцев, глав семейств и обязательно вер­ховного понтифика преломляли особый священный хлебец. Такой брак был священным институтом и означал, по сути, принятие не­весты в другой род. Процедура конфарреации была недоступна пле­беям, а позднее недопустима для разнословных браков (в 445 г. до н. э. законом Канулея были разрешены браки между пле­беями и патрициями, первоначально запрещенные по Законам XII Таблиц). Поэтому в этих случаях брак оформлялся коэмпцией — символической покупкой невесты, где покупателем выступал муж, а продавцом — отец невесты. Наконец, к признанию браком cum manu вело и длительное совместное проживание даже без фор­мальных процедур: женщина, не желавшая установления над собой власти мужа, должна была три ночи в году проводить вне дома (в доме отца).

При браке «с рукой» право на развод принадлежало только мужу (по Законам XII Таблиц, он просто выставлял виновную жену из дома). Приданое жены также поступало в полное распоряжение му­жа, сливалось с семейным имуществом. Правда, для жены, полу­чавшей в такой семье «положение дочери», законом предусматрива­лось право на наследование семейного имущества, хотя и в самую последнюю очередь.

Около 250 г. до н. э. получает распространение более свободная

для женщины форма брака —  без   наложения   руки   (sine

manu). Заключение его проходило без торжественных процедур,

предполагалось, что невеста тем или иным способом выразила свое

^согласие. Правовые последствия в основном были те же, что у брака

(«cum manu, однако женщина переходила к мужу как бы под опеку, а

196

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

РАЗДЕЛ II

197

не под его власть как главы фамилии. Ее приданое и другое полу­ченное ею имущество оставались номинально в ее обладании, муж только управлял имуществом и даже считался ответствен­ным за возможные потери. Свободен был и развод. Однако с первой половины II в. до н. э., когда эти браки приобрели статус вполне за­конных, в случае необоснованного развода цензоры выносили пори­цание, которое могло влиять на политические права гражданина. Другой существенной особенностью этих браков было то, что в них женщина (в случае смерти мужа возглавив семью) ни в коем случае не приобретала почетный статус матроны (mater familias), к которому вел брак «с наложением руки». Не имела она никаких прав и на наследование семейного имущества: ей только возвращали свое.

Существенные перемены в брачно-семейное право почти едино­временно были введены законами Августа (18 г. до — 9 г. н. э.). Усмотрев в семейных отношениях конца Республики «падение нра­вов», император направил правовую политику на укрепление семьи, и не только на поощрение семейных ценностей, но даже на прямые санкции в отношении нарушителей брачных устоев. Для всех римских граждан в возрасте от 25 до 60 лет (для женщин — с 20 до 50-ти) вступление в брак было признано обязательным; также обязательно было иметь детей. Лица, не следовавшие в этом отношении закону, подвергались ограничениям в наследственных правах. Женщины, родившие трех и более детей, пользовались по­кровительством закона: они могли без ограничений получать иму­щество по завещаниям. Развод был сохранен, но его осуществление стало жестко формальным. За нарушение святости брака, за супру­жеские измены вводились уголовные наказания (в том числе и для мужчин, которые, по древнему праву, не несли правовой ответст­венности за прелюбодеяние). Вторые браки не только не запреща­лись, но прямо поощрялись, хотя вводилось требование соблюсти известный приличный срок — для женщин траурный год (в 10 месяцев). Расторжение браков без основательных причин влекло теперь имущественные штрафы, а виновная сторона теряла в поль­зу другой приданое (в пользу мужа), свадебный дар (в пользу же­ны) . Значение юридического института было признано и за со­жительством (фактическим браком, в котором жили мужчи­на и женщина, не имевшие права заключить законного брака — например, сенатор и актриса). Однако с IV в. права детей, рожден­ных от таких браков — незаконнорожденных, — стали ограничиваться. С наступлением эпохи христианства и брак в це­лом снова стал рассматриваться как священный институт — «союзг божеского и человеческого права». Заключение брака стало церков*" ным обрядом. Вошли в практику значительные ограничения на* браки родственников. Развод стал весьма не одобряемым, а затем и полностью запрещенным.

Во внутрисемейных отношениях главенствующим институтом 11 мейного права была власть домовладыки (patria potestas — см. § 17). Как и в сфере брачных отношений, развитие права здесь шло по пути сокращения полномочий домовладыки и предостав­ления все большей самостоятельности домочадцам, прежде всего сыновьям. Со времени «больших войн» за Италию (III в. до н. э.) закрепилось самостоятельное право сыновей на распоряже­ние имуществом, приобретенным на войне. Император Адриан (II в.) запретил убивать сына даже за нарушение долга по отно­шению к отцу: было признано, что цель отцовской власти гу­манна и не может использоваться во вред детям, и тем более заменять государственную в случае преступлений. С эпохой хри­стианства отцовская власть сократилась: дети стали независимы в делах веры, в подчинении власти епископа, в принятии сана. С IV в. все полученное детьми от матери считалось их собственно­стью. Стало возможным юридическое освобождение из-под отцов­ской власти не только через формальную эмансипацию, но и по указу монарха, а также через суд.

Принципы неукоснительного сохранения семейной общности предопределяли и основные институты наследственного права. Имущество семьи должно, насколько возможно, переходить к ее членам. Преторское право в особенности оказывало предпочтение кровным родственникам — когнатам. Наследование по за­кону поэтому занимало преобладающее место. Со времени XII Таблиц признавалось неукоснительным завещательное распоряже­ние домовладыки в отношении принадлежащего ему имущества (т. с. право на завещание), однако нельзя было без важных причин обходить наследством своих детей, близких родственников, нельзя было даже просто не упомянуть их в завещании. Гарантиями этому служили особые формы завещательных распоряжений, кото­рые делались или в куриатных народных собраниях, или путем ман-ципации. В преторском праве получает признание и простое устное завещание. С V в. преобладающей формой становится письменное, которое писали при свидетелях, подписывали и заверяли, иногда да­же с участием нотариуса.

Попыткой обойти жесткие ограничения на свободу завещаний стал институт завещательных отказов — легатов (не имея воз­можности завещать имущество в целом по своему усмотрению, за­вещатель предписывал передать какому-либо лицу — даже рабу, актрисе, учреждению — определенную вещь, т. е. отказывал ее). Широкое распространение легатов стало важной особенностью всего римского наследственного права. Но закон вскоре и здесь стал на защиту интересов семьи: уже во II в. до н. э. были установлены ограничения на размеры денежных легатов, а также обязанность со­размерять легаты с долей основного наследника. Наконец, по зако­ну Фальцидия (40 г. до н. э.) наследник по закону в любом случае

198

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

\ЗДЕЛН

199

должен был получить не менее 1/4 имущества, каковы бы ни были легаты.

Имущественные Права в отношении имуществ (которые

(вещные) права   традиционно разделялись на вещи бо-

жественного и человече­ского права, на общественные и допускавшие индивидуальное обладание, на требующие и не требующие манципации и др.) разных категорий жителей Римского государства предопределялись, во-первых, правовым статусом обладателя: толь­ко полноправные римские граждане могли владеть по праву квиритов, — во-вторых, физическими свойствами самих иму­ществ. Долгое время правовые свойства вещей были взаимосвязаны с тем, служат они или нет сельскохозяйственному производству и, соответственно, считаются ли обладанием фамилии. Только в начале VI в. определяющим стало различие движимых и недвижимых имуществ.

Ранее других (примерно в III-II вв. до н. э.) право индивидуаль­ной собственности сложилось в отношении вещей, признанных в древнейшем праве как обладание (mancipium) дрмовладыки. Объек­том практически свободного распоряжения стали и рабы, выделив­шиеся из общей категории res mancipi. Хотя в отношении распоря­жения рабами в период принципата были введены ограничения, имеющие в виду общественные и фамильные интересы: запрещалось отпускать на волю всех рабов разом, запрещалось посредством завещаний отпускать рабов свыше определенной квоты.

Собственность на вещи, находившиеся в фамильном обладании, но служившие основному жизненному занятию — земледелию, дол­гое время оставалась общественной. До II в. до н. э. периодически законы отменяли и вновь вводили ограничения на размеры такой собственности. В 145 г. до н. э. закон ограничил допустимые разме­ры индивидуально-фамильного обладания 125 га земли, 100 голова­ми крупного и 500 головами мелкого рогатого скота. Заключитель­ной попыткой предотвратить перерастание общественной собствен­ности в индивидуальную было реакционно-плебейское законода­тельство народных трибунов Тиберия и Гая Гракхов (вт. пол. II в. до н. э.). После поражения этих попыток законом Тория (111 г. до н. э.) на индивидуальные участки ager publicus была уста­новлена частная собственность. В 109 г. до н. э. земельная собствен­ность была освобождена от взимания с нее государственных пода­тей. Переход к частной собственности был завершен.

В период III-I вв. до н. э. в праве утвердились и новые способы приобретения собственности, наряду с квиритскими. Под влия­нием завоевательных походов и связанного с ними обогащения к признанным еще XII Таблицами способам (наследование, манципа-ция, присоединение второстепенной вещи к главной) прибавилось право оккупации — захвата любых вещей, принадлежав-

или врагу, или неопределенному владельцу; с момента захвата их обладатель фактически признавался полноправным квиритским i обственником. К I в. до н. э. юриспруденция выработала в связи с •тим и понятие ничьих вещей (res nullus), которые только и могли быть объектом законной оккупации. Вещь могла стать собст-нснностью по праву смешения — такого слияния однородных вещей, при котором разделить их было уже невозможно. Несколько позднее к возникновению прав собственности стала вести и спе­цификация — переработка исходного материала, при которой возникало новое качество вещи, и эта новая вещь становилась соб­ственностью или того, кому принадлежал исходный материал, или того, кто произвел переработку (подробные правила на этот счет были разработаны только в VI в.).

Право квиритской собственности распространялось только на римских граждан, а в отношении земель — только на земли Ита­лии. Остальная территория империя не могла быть объектом кви-ритского права. Здесь оформилась своя, провинциальная собственность на землю. Субъектами ее могли быть уже не только римляне. Но собственность эта была условной: с нее платил­ся рентный налог государству.

Особым институтом формирования собственности была дав­ность обладания чужой или неизвестно кому принадлежав­шей вещью, добросовестно попавшей в другие руки. Еще в XII Таб­лицах было предусмотрено, что ненасильственное обладание не твоей землей в течение двух лет дает право к закреплению этого участка в наследственное владение (для движимых вещей срок уста­навливался в один год). В императорском законодательстве срок давности был увеличен до 3-х лет, а позднее распространен и на приобретение заброшенных провинциальных земель (но сроки были значительные — в 10 и 20 лет).

Постепенно значение приобретения по давности стало важным показателем большего внимания римской юстиции к фактиче­скому   положению   вещей   в интересах собственников. На основе возраставшего правового обеспечения прав индивидуальных собственников к концу I в. оформился режим самовластного господства   над   вещью   — dominium. Доминий был мало связан с институтом главы семейства, им располагал любой при­знанный правом обладатель вещей. В отношении земли режим до-миния подразумевал право и на почву, и на воздух, и на возможные приращения (намывы почвы и увеличение растительности). От соб­ственности стали неотъемлемы права пользования плодами и дохо­дами (как природными, так и гражданскими: денежными, натуроп­латой). Собственник мог и отделить от своего прямого господства такое право пользования доходами или плодами другому лицу — так сформировался важный в римском частном праве сервитут — узуфрукт; сам же обладатель доминия как бы сохранял «чистое пра-

200

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

ГАЗДЕЛН

201

во» собственности. Доминиальный режим далеко не был ничем не ограниченным правом. Традиционно использование вещи было огра­ничено соседским правом. Вступали в силу и общественные интересы: небрежное владение могло быть принудительно отторгну­то. В эпоху империи особую роль в регламентации собственниче­ских прав стали играть соображения нравственного, санитарного, даже религиозного содержания; под предлогом «общественной поль­зы» практически любая вещь могла быть ограничена к обращению, а собственник отстранен от владения и пользования ею.

Принципиально новые, свободные от формальных традиций вещ­ные права сформировались в сфере преторского права к II — I вв. до н. э.

Чтобы предотвратить нарушения справедливости в некоторых конкретных ситуациях, когда вещи попали в руки нового обладате­ля без злого умысла с его стороны, не тайно и не насильственно, но без соблюдения строгих формальностей, требуемых квиритским пра­вом, преторская юстиция стала защищать интересы фактических обладателей вещей в любом случае — до судебного выяснения пра­вомерности притязаний других лиц на эту вещь. Для этого претор использовал специальные запрещающие приказы — интердик-т ы, которыми воспрещалось любым лицам посягать на владение и использование вещи (если речь шла о недвижимом) или какими бы то ни было способами отнимать вещь (если речь шла о движимом). Фактическое состояние приобрело полновесную юридическую защи­ту — так сформировался столь важный и для римского, и для позд­нейшего права институт юридического владения (possessio). В дальнейшем, выяснив основания владения (было ли оно добросовестным или же недобросовестным, т. е. вещь была ук­радена или отнята у законного собственника), и в зависимости от этого вещь могла стать (или не могла) полноценной собственностью по давности владения. Впрочем, в VI в. была узаконена и возмож­ность приобретения краденых вещей по давности в 30 лет (только не самим вором).

Другим институтом преторского права была особая претор­ская собственность (называвшаяся также бонитарным об­ладанием). Чтобы недобросовестные люди, продав вещь или испол­нив иную сделку без соблюдения формальностей квиритского права, но по собственной воле, не предъявляли требования о возврате их под предлогом того, что они остаются ее полноправными квиритски-ми собственниками, претор стал закреплять такие вещи в имущест­ве (in bonis — откуда и название) приобретателя, давая ему полную собственническую защиту, не дожидаясь истечения сроков давности. Такой новый институт нашел себе широкое применение везде, где требовалось отстоять интересы правовой справедливости перед ли­цом юридического формализма. Хотя в некоторых отношениях пра­ва преторского собственника были уже, чем квиритского: он не мог

в дальнейшем передавать вещь в законных квиритских формах от­чуждения, не мог оформить на нее легат, бывшие в преторской соб­ственности рабы после освобождения не становились римскими гражданами, а только латинами.

Как особый институт преторская собственность сохранилась до VI в., когда была слита с квиритской в единую; тогда же оконча­тельно были аннулированы историческое деление вещей на манци-пируемые и неманципируемые и многие другие архаические инсти­туты частного права.

Обязательственное право

В раннем римском праве обязательст­венные отношения основывались глав­ным образом на последствиях причи­нения ущерба одним лицом другому — деликтах. Традиционно они мало отличались от требований уголовно-правового характера. В том числе и потому, что в качестве деликтов рассматривались посягательства на личность и ее права, даже неимущественного

характера.

Одним из важнейших посягательств на права личности была и н ю р и я   (iniuria — «противное праву»); под этим наименованием объединялись самые разные действия: от физического надругатель­ства, избиения, до словесного оскорбления или даже просто распро­странения порочащих сведений. К личному оскорблению приравни­вались и оскорбления, нанесенные членам фамилии, клиентам, в особых случаях даже рабам. Законы XII Таблиц установили за кон­кретные посягательства денежные  возмещения по определенной таксе. Но уже к III в. до н. э. древние компенсации оказались иллю­зорными вследствие падения цены денег. Поэтому в преторском праве сложился иной подход, согласно которому претор разрешал обиженному самому оценивать размер требуемой компенсации, ис­ходя из положения ответчика, собственного статуса, от того, где и как была нанесена обида, получила она или нет общественное зна­чение и т. п.

Таким же отходом от архаического формализма характеризова­лось развитие обязательств, связанных с другим распространенным правонарушением —   неправомерным    повреждением чужих   вещей. На место жестко установленных компенсаций (как правило, связанных только со стоимостью единично повреж­денной вещи) пришло комплексное исчисление убытков. Поворот­ным пунктом здесь стал закон Аквилия (начало III в. до н. э.)- В нем было установлено, что причинитель ущерба несет ответствен­ность не только за прямые убытки (например, возмещает рыночную цену убитой им лошади), но и за косвенные (связанные с последст­виями убытков для хозяйства), что он несет ответственность не только в случае умышленно нанесенного вреда, но и за неосторож­ный. Закон Аквилия стал основой для всего последующего право­применения в  случаях причинения ущерба.  Позднее преторское

202

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

A3 ДЕЛ II

203

право, и особенно римская юриспруденция, приняли еще более рас­ширенное истолкование этого закона и вводимых им последствий: виновным стало рассматриваться не только всякое противоправное телесное воздействие на вещи другого, повлекшее убытки (как пря­мо следовало из закона), но и вообще любое, хотя бы и нетелесное воздействие на вещь, ставшее причиной ее повреждений или унич­тожения.

Основным источником договорных обязательств долгое время оставалось строго формальное обещание — sponsio. К III в. до н. э. из достаточно жесткой спонсии выработалась новая форма — с т и -п у л я ц и я (stipulatio — «выговариваю условие, обещаю»). Внеш­не она представляла такой же устный обмен торжественными слова­ми, но ими уже можно было закрепить самые разные сделки, самые разные отношения между лицами, обменивающимися стипуляцион-ными обещаниями. Стипуляция могла и прикрывать иные юридиче­ские обязанности и действия: достаточно было произнести обязыва­ющие слова. С течением времени в коммерческих отношениях за­крепился принцип, по которому для действительности обязательства уже недостаточно устных обещаний, необходимо, чтобы была ре­ально передана вещь. Такие новые, реальные договоры к I в. до н. э. получили признание в праве. Теперь при спорах по поводу займа, ссуды, отдачи на хранение самым важным было при­вести доказательства передачи вещи — и факт этой передачи по­рождал обязательства. К концу III в. до н. э. под влиянием грече­ского права получают признание договоры, для вступления в силу которых признавалось достаточным достичь простого и неформаль­ного соглашения — консенсуальные контракты (consensus — согласие). Важнейшим консенсуальным контрактом была купля-продажа. К сер. II в. до н. э. все новые консенсуальные контракты (купля-продажа, наем вещей, работы или услуг, товари­щество) снабжены были собственными исковыми требованиями, ко­торые позволяли каждой из заключивших их сторон принудить дру­гую к исполнению обязательств полностью или частично. На рубеже II/I вв. до н. э. в преторском праве получили признание самые об­щие соглашения о различных коммерческих и некоммерческих ин­тересах, вначале служивших только дополнениями к договорам гражданского права, — пакты. Сложился принцип «Соглашения должны исполняться», если они соответствуют подлинной воле за­ключивших их людей. С другой стороны, преторское право освобож­дало от выполнения обязательств, если они были заключены под влиянием угрозы, обмана, насилия — с начала I в. до н. э. в таких случаях обманутой стороне стало даваться право на иск с требова/f нием до 4-кратного возмещения ущерба.

В императорскую эпоху большее значение стало уделяться пись­менной форме заключения сделок, в некоторых случаях толыей письменный договор порождал обязательства его выполнить. Так, с

ill в. значительные по сумме дарения (свыше 500 серебряных сес-и-рций) должны были заключаться строго письменно. С начала VI в. письменная форма признавалась обязательной для любого до-ювора, если стороны сами на это согласились. В V в. (472 г.) пре­кратила свою жизнь в праве стипуляция: было признано, что для н:йствительности устных договоров достаточно любых, определенно произнесенных слов. Еще ранее, примерно ко II в., практически вы­шли из обихода сделки, совершаемые в порядке манципации. Дей­ствительность договоров и, соответственно, обязательств из них ста-ia в максимально возможной степени определяться свободным ус­мотрением сторон.

Высокая степень свободы договоров в частном праве не исключа-ia, однако, возрастания законодательной регламентации некото­рых сделок, особенно в императорскую эпоху. Еще в III в. до н. э. были существенно ограничены имущественные дарения, т. е. безвоз­мездное отчуждение имущества в пользу постороннего лица. Только родственникам или своему патрону можно было подарить все, что имелось. В III в. для договора купли-продажи было введено требова­ние о соблюдении ее нормальной, с точки зрения оборота, выгодно­сти: если кто-то в результате покупки вещи у лица, не понимавшего се цены или находившегося в очень бедственном положении, обога­щался несравнимо с приобретениями продавца, то такой договор не считался   действительным    под    предлогом    ненормальных убытков   (laesio enormis). Неоднократно делались попытки огра­ничить взимание процентов по денежным займам. С распростране­нием христианства ростовщичество было признано вообще небогоу­годным делом. Жесткие нормы допустимых процентов  (от 4% до 12% для разных сословий — минимальные для сенаторов, макси­мальные для хозяев кораблей и купцов) были установлены законом

в VI в.

В ходе развития права изменила свой характер форма ответст­венности по обязательствам. Уже в 326 г. до н. э. по  закону П е т е л и я ,  принятому  под давлением плебейской массы,  была формально отменена долговая личная кабала — за несоблюдение обязательств впредь следовало отвечать только своим имуществом. Однако практически на протяжении еще II в. до н. э. случаи долго­вой кабалы (или заложничества) были нередки. Такое длительное отмирание архаического института было в том числе связано и с об­щей неурегулированностью последствий неисполнения обязательст­ва для виновной стороны. Только с сер. I в. до н. э. в преторском праве получил признание иск об общих убытках, причиненных не­исполнением обязательства, который давал возможность кредитору существенно увеличить взыскание за неисполнение. Правда, в VI в. и в этом отношении взыскания были ограничены пределами 2-крат­ных убытков, понесенных вследствие неисполнения.

В интересах упрощения коммерческого оборота и как знак по-

204

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

|аздел и

205

вышения внимания права к фактическому состоянию дел новые формы обрело и прекращение обязательств. В раннем праве только обязательства вследствие деликта оканчивались простым исполнением (возмещением вреда). Для того чтобы прекратить обязательства по формальным договорам, требовались столь же формальные действия, сопровождающие реальное исполнение (ес­ли что-то получил в порядке манципации, то и вернуть можно было только через манципацию). Для избежания возможных не­справедливостей, связанных с этим требованием цивильного пра­ва, вошло в практику прощение обязательств в суде на стадии предъявления иска. В I в. до н. э. получило признание особое соглашение об исполнении обязательств, устраняющее последую­щие претензии. Позднее для прекращения обязательства стало достаточно простого, неформального исполнения; вошла в обиход и новация — возобновление обязательств с новым сроком или дополнительными условиями.

Римское частное право в своем историческом развитии прошло несколько этапов, взаимосвязанных с приходом на смену жестким правилам квиритского права новых отношений, основанных на справедливости и отказе от формалистских ограничений. Носителя­ми этих новых тенденций главным образом были преторское право и римская юриспруденция. Со временем их расцвета (I в. до н. э. — III в. н. э.) принято связывать и расцвет римского классического права.