§ 2. Формы вины и «критерии» неосторожной вины

1. Выше указано, что под виной понимается 1) умысел и 2) неосторожность лица, совершившего противоправное действие. Советские гражданские кодексы не говорят об этих двух формах вины правонарушителя. Они упоминают о них, устанавливая положения о значении вины потерпевшего от правонарушения: ст. 403 ГК РСФСР говорит об умысле и грубой небрежности потерпевшего, ст. 404 рядом с умыслом потерпевшего ставит его грубую неосторожность (ст. 118 ГК говорит об умысле и неосторожности кредитора, не получившего исполнения обязательства от должника). Но ни советская цивилистическая литература, ни судебная практика никогда не сомневались в том, что умысел или неосторожность являются также и формами вины лица, причинившего внедоговорный вред (а равно и должника, причинившего вред неисполнением обязательства). Содержание понятий «умысел» и «неосторожность» раскрыто не в гражданском, а в уголовном законе. Согласно ст. 10 УК РСФСР и соответствующих постановлений УК других союзных республик умыслом является предвидение последствий своих действий с желанием или сознательным допущением наступления этих последствий. Предвидение последствий своих действий с желанием их наступления называют

>>>81>>>

прямым умыслом. Предвидение последствий с сознательным допущением их наступления называют косвенным (эвентуальным) умыслом.

Неосторожность может проявиться либо в том, что человек не предвидит последствий своих поступков, которые д'олжен был предвидеть, либо предвидит их и легкомысленно рассчитывает их предотвратить. В первом случае перед нами небрежность, во втором — самонадеянность.

В нашей литературе было сделано противопоставление умысла неосторожности. В Учебнике гражданского права 1938 года было сказано: «Умысел можно охарактеризовать как упречное состояние воли, неосторожность —■ упречное состояние интеллекта».

Однако в самом определении умысла, данном ст. 10 УК, волевой акт («желали этих последствий или сознательно допускали их наступления») неразрывно связан с моментом интеллектуальным («предвидели общественно опасный характер последствий своих действий»). Поэтому считать умысел только волевым процессом невозможно. Тем не менее несомненно, что в сложном психическом процессе, каким является умысел, упречна именно воля.

Но разве можно сказать, что воля не упречна при неосторожности? Ведь для ст. 10 УК неосторожность заключается в том, что человек «действовал неосторожно», т. е. совершил волевой акт, —■ ибо действие есть проявление воли вовне, — не предвидя последствий своих действий, которые он должен был предвидеть, или легкомысленно рассчитывая предотвратить .эти последствия. Таким образом, порочность воли налицо как при умысле, так и при неосторожности. Интеллектуальный же состав того и другого психического процесса различен. В Учебнике гражданского права 1944 года противопоставления умысла как упречности воли и неосторожности как упречности интеллекта — уже нет1.

Умышленное причинение вреда в качестве гражданского правонарушения почти не встречается в практике советских судов. Умышленное правонарушение обыкновенно оказывается преступным действием, предусмотренным уголовным законом,' и требование возмещения имущественного вреда осуществляется путем предъявления гражданского иска в уголовном деле.

Основным видом гражданских правонарушений, влекущих за собой обязанность возмещения вреда, являются правонарушения, совершенные по неосторожности. Именно они, а не правонарушения умышленные, представляют для гражданского права значительную теоретическую и практическую трудность.

1 В Учебнике   гражданского   права (1950 г., т. I), в «Общем   учении об обязательстве»  И.  Б. Новицкого и Л. А. Лунца также нет этого противопоставления. См. о нем Б. С. А н т и м о н о в,   Значение вины потерпевшего при гражданском правонарушении, стр. 93—97. 0          Флейшиц

>>>82>>>

2. В самом деле, что означают слова: вред причинен по неосторожности? В чем заключается требуемая от человека мера осторожности? При каких фактических условиях следует признать, что эта мера не соблюдена? Иначе говоря, какой мерой, каким масштабом измеряется поведение человека, когда хотят признать наличие или отсутствие в его действиях неосторожности?

Со всей определенностью вопрос о масштабе, который прилагается к поведению человека для признания или непризнания в его поведении наличия вины, был поставлен в названной выше книге X. И. Шварца.

Однако суждения, высказанные X. И. Шварцем по вопросу о «масштабе ответственности», недостаточно выдержаны. Начав с того, что «масштаб ответственности должен быть объективным», X. И. Шварц указывает: «Конкретность подхода требует, чтобы масштаб ответственности был построен не только объективно, но и диференцированно, с учетом социального положения (в широком значении этого слова) причинителя, его образовательного уровня, с одними требованиями, предъявляемыми к специалисту, и "с другими требованиями, предъявляемыми к неспециалисту, с учетом характера вредоносного результата (поскольку предвидение результата обязывало деятеля к особой внимательности).

Подходя с объективным масштабом, мы скажем причини-телю, что он не соблюдал необходимую в социалистическом общежитии осторожность, недостаточно оценивая опасность своих действий для других» '.

Однако несколько выше X. И. Шварц указывает: «Критерием должен быть средний гражданин социалистического общества и заботливость этого гражданина в отношении общественного блага, блага родины, его заботливость в отношении своих сограждан. К тому, кто нарушает, уровень поведения, присущий среднему добросовестному гражданину социалистического общества, мы вправе обратиться с упреком: почему ты вел себя хуже, чем в подобных условиях должен вести себя советский гражданин?» 2.

Но о каком «среднем уровне» заботливости можно говорить, если, как это несомненно правильно утверждает X. И. Шварц, масштаб ответственности должен быть построен не только объективно, но и диференцированно, если социалистическое общежитие в целом ряде случаев требует проявления самой высокой заботливости, требует самого тщательного учета опасности своих действий для других?

Объективный масштаб оценки, названный Шварцем масштабом «средней заботливости гражданина в отношении общественного блага, блага родины'... в отношении своих сограждан», ока-

1 X. И. Шварц, назв. соч., стр. 36. ■Там же, стр. 35.

>>>83>>>

зывается в дальнейшем отнюдь не средним в трактовке его самим X. И. Шварцем.

И это правильно. Объективный масштаб оценки поведения для установления наличия или отсутствия вины человека не совпадает в советском гражданском праве со «средним масштабом». В этом — одно из принципиальных различий между советским социалистическим гражданским правом, с одной стороны, и буржуазным гражданским правом — с другой. Буржуазное гражданское право требует от участника гражданского оборота соблюдения средней заботливости, средней осторожности, а в некоторых, отдельных случаях довольствуется и осторожностью, не достигающей среднего уровня. Этот средний масштаб исходит из пронизывающего буржуазное гражданское1 право противопоставления общественного и частного интереса, из представления о каждом отдельном человеке, как носителе интересов безразличных, а сплошь и рядом и враждебных интересам всех остальных, из конкуренции, которая скрыта в каждом договоре и роли которой нельзя не учитывать и при обсуждении обязательств из причинения вреда.

Исходя из этих условий, буржуазное гражданское право не может предъявлять к человеку требования осмотрительности выше средней для предотвращения вреда, который может быть причинен его действием другому лицу.

Советское гражданское право исходит из сочетания личных интересов с общественными, из социалистического отношения к общественному долгу и труду. Поэтому советское гражданское право не может довольствоваться средней осмотрительностью человека в его действиях, связанных с интересами Советского государства, социалистического общества, его граждан.

Советское право не может исходить из среднего масштаба оценки поведения граждан и потому, что средний масштаб всегда основан на некотором итоге прошлого. Между тем борьба между старым и новым, между отмирающим и нарождающимся есть закон нашего развития.

Партия большевиков и Советское государство ставят все новые конкретные задачи на пути построения коммунизма, и невозможно оценивать вклад каждого отдельного человека в дело разрешения этих задач, исходя из критериев, сложившихся до того, как эти задачи были поставлены. Советское гражданское право для установления в каждом отдельном случае в поведении гражданина отсутствия вины требует наличия такой заботливости и такого внимания к своим действиям, какие «диктуются общественным долгом и правилами социалистического общежития» '. Здесь еще раз выступают правила социалистического общежития в каче-

1 «Гражданское право», учебник для юридических институтов, 1944, т. I, стр. 375.

6*

>>>84>>>

стве критерия оценки поведения человека, критерия, конкретизирующего своим содержанием содержание абстрактного требования соблюдать во всех случаях «необходимую со стороны члена социалистического общества осторожность».

Поэтому следует присоединиться к Л. А. Лунцу, обсуждавшему соответствующий вопрос в связи со сферой договорных обязательств, но выдвинувшему положения, подлежащие применению и в сфере обязательств из причинения вреда. Ибо понятие вины однородно по содержанию в обеих этих сферах. Л. А. Лунц говорит: «Вина всегда субъективна» — относится к конкретному человеку, но масштаб для того, чтобы судить о наличии конкретной «вины, как основания для гражданско-правовой ответственности, всегда носит «объективный», «абстрактный» характер, так как масштаб этот дается существующими общественными отношениями; отказ от такого абстрактного масштаба означал бы отсутствие правового критерия для определения гражданско-правовой ответственности... В буржуазном праве абстрактный критерий... носит i ействительно характер «средней мерки»... совершенно иной характер носит абстрактный критерий в советском праве. Это ни в коем случае не средняя мерка. Напротив, здесь имеет место самая широкая диференциация как в выборе масштаба, так и в его использовании — в зависимости ог характера деятельности, важности работы для государства в данный период времени».

Правильно и указание Л. А. Лунца на то, что абстрактный масштаб в социалистических условиях включает в себя обязательное использование человеком всех доступных ему возможностей для предотвращения вреда. При наличии особенно высоких возможностей предотвращения вреда они должны быть использованы. Это также вытекает из того, что диференцированный масштаб осторожности и осмотрительности не есть в советском праве средний масштаб '.

На той же точке зрения Л. А. Лунц остался как в работе «Общее учение об обязательстве», так и в Учебнике гражданского права, 1950 г., т. 12.

За объективный масштаб оценки поведения лица, причинившего вред, высказались также Д. М. Генкин 3 и С. Н. Братусь 4.

Высказан в нашей литературе и другой взгляд.

Б. С. Антимонов считает, что, разрешая вопрос о наличии или

1  Л. А. Лунц, статья в сборнике «Советское право во время Великой Отечественной войны», стр. 113—121.

2  И. Б. Новицкий и Л. А. Лунц, Общее учение об обязательстве, М, Юриздат, 1950, стр. 327 и ел., «Советское гражданское право», учебник, 1950, т. I, стр. 438.

3  Д. М.  Генкин,   Великая  Отечественная  война и  вопросы  гражданского права — Ученые записки ВИЮН, вып. III, 1945, стр. 3 и ел.

4  С. Н. Братусь, Некоторые вопросы гражданского права и судебная практика по гражданским делам в период Отечественной войны — «Социалистическая законность» 1944 г. № 11, стр. 30.

>>>85>>>

отсутствии вины в поведении лица, причинившего вред, суд должен исходить не из абстрактного масштаба, а из требований, которые могут, а значит, и должны быть предъявлены именно к данному лицу. Критерий оценки поведения должен быть не абстрактным, а конкретным.

Суд должен в каждом отдельном случае решить вопрос о том, действовал ли причинивший вред «со знанием предпринятого им дела, применяя ту заботливость к интересам социалистического государства и своим товарищам-согражданам, на которую он, живой конкретный человек, вообще способен в определенных условиях данного случая» '.

Приближается к конкретному критерию и М. М. Агарков, когда он в Учебнике гражданского права 1944 года говорит: «Советский суд должен в каждом отдельном случае решить вопрос, какую меру предусмотрительности можно требовать от данного лица при данных обстоятельствах» 2.

Однако тут же М. М. Агарков переходит на абстрактный критерий, или масштаб: «Для каждой профессии должна быть специальная мера осмотрительности при профессиональной деятельности» 3.

Из абстрактного масштаба М. М. Агарков исходит и в статье «К вопросу о договорной ответственности» 4.

Такие переходы от конкретного масштаба к абстрактному понятны. Ибо пользование конкретным масштабом означало бы не только предъявление особенно высоких требований к лицу, которое в состоянии этим требованиям удовлетворить, но и предъявление пониженных требований к лицу, которое могло бы сослаться на соответствующий уровень умственного развития, предшествующей подготовки к данного рода деятельности и т. д., означало бы пониженную ответственность «святеньких, но безруких болванов», о необходимости наказания которых говорил В. И. Ленин 5.

Чтобы устранить это последствие применения субъективного масштаба, Б. С. Антимонов вводит в субъективный масштаб понятие «знания дела» и «предшествующей вины»-.

Для Б. С. Антимонова во всех случаях ответственности за виновно причиненный вред дело идет не «о вине при совершении вредоносного действия... Предшествующая вина... есть внутреннее основание ответственности».

1  Б. С. Антимонов, Значение вины потерпевшего при гражданском правонарушении, стр. 101.

2  «Гражданское право», учебник для юридических институтов, 1944, т. I, стр. 320.

3  «Гражданское право», учебник для юридических институтов, 1944, т. I, сто   326 (однородное указание б Учебнике гражданского права,  1938, ч. II, стр. 395).

4  Сборник «Вопросы гражданского права», стр.  По

5  Ленинский   сборник,   т.   VIII,   стр.   56.

>>>86>>>

Эта вина, предшествующая моменту причинения вреда, заключается в том, что человек взял на себя то или иное дело «без достаточного знания» этого дела1. Однако правильно указано уже в нашей литературе, что и для установления наличия или отсутствия этой предшествующей вины нужен известный масштаб оценки поведения2. При применении субъективного масштаба пришлось бы миловать тех, кто взял на себя то или иное дело без его достаточного знания, но по своим личным данным не мог полностью отдавать себе в этом отчет.

Применение же при разрешении вопроса о наличии или отсутствии вины диференцированного абстрактного масштаба означает оценку поведения с точки зрения правил социалистического общежития, диференцирующих требования, предъявляемые к гражданину или к социалистической организации, в зависимости от разнообразнейших условий их деятельности и в то же время требующих от каждого использования всех доступных ему возможностей для предотвращения вреда.

Из применения абстрактного масштаба исходит наша судебная практика.

Рассматривая дело № 36/487— 1946 г. Мироновой с заводом, Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда СССР признала наличие вины завода, который не учел, что при избранном им месте и способе хранения опасной в пожарном отношении кристаллической серы «воспламенение серы легко могло возникнуть от искры проходящего мимо паровоза». Судебная коллегия исходила из того, что опасность возникновения пожара в указанных условиях общеизвестна и должна быть учтена каждым 3.

В определении по делу № 36/496 — 1949 г. Бордова с Шахтоуправлением Судебная коллегия подчеркивает тот факт, что потерпевший Борцов «работал бригадиром забойщиков и является ответственным за соблюдение правил техники безопасности». Иначе говоря, Судебная коллегия исходит из того, что к лицам, ответственным за соблюдение правил техники безопасности другими лицами, применяются повышенные требования осмотрительности в действиях, связанных с соблюдением тех же правил.

В определении 1949 года по делу Брейкиной и Ивановой Судебная коллегия разрешает вопрос о наличии вины в действиях Ивановой, оставившей в кухне коммунальной квартиры стакан с каустической содой, которую затем выпил вошедший в кухню ребенок Брейкиной, получивший вследствие этого тяжелое

1  Б.  С.  Антимонов, Значение вины потерпевшего при гражданском правонарушении, стр.  102.

2  Л.  А.  Л у и ц  в  работе  И.  Б.  Новицкий  и Л.  А.  Л у н ц, Общее учение об обязательстве, М., Юриздат, 1950.                                           »

3  «Судебная практика Верховного суда СССР» 1946 г., вып. VII (XXXI), стр. 27—28.

>>>87>>>

отравление. При этом Судебная коллегия подробно анализирует все условия происшедшего несчастного случая для того, чтобы установить, была ли соблюдена мера осмотрительности, какая требуется   от советского   гражданина   в   данных   условиях.

Таким образом, масштаб оценки поведения советского гражданина для установления отсутствия или наличия в его поведении вины есть: 1) масштаб абстрактный, объективный, 2) отнюдь не «средний», а определяемый в своем содержании морально-политическим сознанием советских граждан, правилами социалистического общежития, обязывающими каждого прилагать все свои силы к предотвращению вреда для других, 3) применяемый в каждом отдельном случае с учетом всех конкретных условий, в которых был причинен вред.

3. Советское гражданское право не возлагает на потерпевшего вред обязанности доказывать вину лица, причинившего вред.

По общему правилу советского гражданского процесса «на истце лежит бремя доказывания правообразующих фактов» *.

Исходя из этого, следовало бы сказать, что лицо, которому про-тивоправно'причинен имущественный вред, обязано доказать факт причинения ему вреда виновным противоправным действием ответчика. Ибо виновное совершение ответчиком противоправного действия, причинившего вред, есть тот правообразующий факт, на котором основаны исковые требования о возмещении вреда. Однако ст. 403 ГК РСФСР создала иное положение в судебных спорах о возмещении вреда (как и в исках о возмещении вреда, причиненного неисполнением обязательств,—ст. ст. 117 и 118 УК); противоправно причинивший вред отвечает за этот вред, если не докажет, что «он не мог предотвратить вреда». Следовательно, истец доказывает факт причинения ему вреда определенным действием ответчика. Он не обязан, как уже сказано, «доказывать» противоправный характер этого действия. Но истец не обязан доказывать и вину ответчика. Статья 403 советских гражданских кодексов освободила истца от этой обязанности. Ответчик для освобождения его от ответственности за противоправно причиненный им вред должен доказать, что он причинил вред без вины. Его вина предполагается, презюмируется.

Это положение советского гражданского права имеет огромное практическое значение и свидетельствует о последовательном стремлении советского гражданского права обеспечить реальное возмещение имущественного вреда во всех случаях его виновного противоправного причинения. Ибо иное распределение бремени доказывания обессиливало бы требования истца в очень широком •круге случаев. Доказывание субъективного отношения причини-

1 «Гражданский процесс», учебник для юридических институтов и для юридических факультетов университетов под ред. С. Н. Абрамова, 1948, стр. 199.                                                     '

>>>88>>>

теля вреда к факту причинения им вреда часто представляет для истца непреодолимые трудности. Доказывание ответчиком фактов, исключающих его вину, по общему правилу, значительно менее обременительно и сложно. Истец далеко не всегда знает все обстоятельства, при которых возник вред, понесенный им вследствие действий ответчика. Ответчик лишь за редкими исключениями не в состоянии установить те условия, в которых им был причинен вред другому. В тех же случаях, когда ответчик не в состоянии доказать отсутствие в его действиях вины, есть все основания предполагать его действия виновными и возложить на него ответственность за причиненный этими действиями вред. Возлагая на ответчика бремя доказывания отсутствия его вины, советское законодательство не только обеспечивает реальность удовлетворения требований истцов о возмещении им имущественного вреда, но оказывает и существенное воспитательное влияние: каждый знает, что он понесет ответственность за причиненный им вред, если он сам не докажет отсутствия вины в причинении вреда. Понятно, что это содействует укреплению навыков осторожного, бережного отношения к социалистической собственности и к производной от нее личной собственности граждан, к их жизни, к их здоровью и другим личным нематериальным благам граждан.

Само собой разумеется, что правила ст. 403 ГК РСФСР о доказывании ответчиком отсутствия в его действиях вины применяются в неразрывной связи с проявлением со стороны суда той широкой инициативы в деле выяснения и установления материальной истины, которую предоставляет суду ст. 5 гражданских процессуальных кодексов советских социалистических республик.

4. Понятие вины как субъективного отношения причинителя вреда к своим вредоносным противоправным действиям до недавнего времени не вызывало сомнений в литературе советского гражданского права.

Точно так же и советские криминалисты считали виной субъективное отношение преступника к совершаемым им преступным действиям.

Однако в последнее время прокладывает себе путь в науку уголовного права новый взгляд на понятие вины. Одновременно высказывается недовольство установившимся понятием вины также и в среде советских цивилистов.

Исходя из того, что господствовавшее до сих пор в советском уголовном праве понятие вины как субъективного отношения правонарушителя к совершаемым им противоправным действиям якобы является формальным понятием и затушевывает классовое содержание вины, предлагают не ограничивать понятия вины психическим моментом и по существу сливают понятие вины с понятием противоправности.

>>>89>>>

Так, Б. С. Маньковский пишет: «Психический момент, являющийся важным моментом вины, сам по себе еще не исчерпывает понятия вины в уголовном праве».

«Можно ли в определении понятия вины игнорировать момент осуждения, порицания социалистическим законодателем действий, опасных для советского правопорядка» '.

Н. Д. Дурманов прямо указывает: «Признак виновности... содержится в признаке уголовной противоправности... Таким образом виновность не является необходимым признаком общего понятия при наличии других более широких признаков преступления» 2. Момент вины якобы покрывается моментом противоправности поведения.

Произведя анализ ряда взглядов, высказанных в последние годы по вопросу о вине в литературе советского уголовного права, Б. С. Утевский пришел к выводу, что «для многих советских криминалистов стало очевидным, что вина не исчерпывается психическим отношением лица к своим действиям, но что к этому отношению присоединяется и отрицательная общественная оценка». Старым «формально-психологическим определениям вины», которые, выхолащивая из понятия вины его классовое содержание., извращают определения умысла и неосторожности, даваемые cq-ветским законодательством», Б. С. Утевский противопоставляет «оценочное понятие вины». «Вина по советскому уголовному праву предполагает морально-политическую оценку как объективных, так и субъективных обстоятельств, характеризующих деяние и деятеля» 3.

В советской цивилистике возражение выдвинуто не против установившегося взгляда на соотношение вины и противоправности, а против «всяких попыток разорвать... неотъемлемые друг от друга стороны одного явления и представить причинную связь в праве, как чисто философскую, а вину, как чисто юридическую категорию» 4.

В основе этих и однородных с ними суждений лежит недооценка сущности и значения связи вины как субъективной предпосылки ответственности, гражданской или уголовной, с объективными ее предпосылками — с противоправностью действия и с причинной связью между этим действием и результатом, об ответственности за который идет речь.

1  Б. С. Маньковский, Проблема ответственности в уголовном праве, изд. Академии наук СССР,  1949, стр.  106,  113.

2  Н. Д. Дурманов, Понятие преступления, стр. 202.

3  Б. С. Утевский,   Вина в советском уголовном праве, М, Юриздат, 1950, стр. 59, 54, 62.

^4 Т. С. Хаскина, Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук — «Основные начала ответственности за внедоговорный вред по советскому гражданскому праву», защищенной в Ленинградском государственном университете (1950 г.).

>>>90>>>

а) Когда речь идет о гражданской или уголовной ответственности за определенное действие или его результат, то совершенным по вине может быть признано только противоправное действие. Внутреннее переживание, соответствующее понятиям умысла или неосторожности, возможно и в отношении действий правомерных. Но за действия правомерные или их результат (кроме случаев, особо оговоренных в законе, — см. гл. III) никто не несет ответственности. Поэтому кто говорит: «ответственность за виновное действие или за его результат», — говорит тем самым: «ответственность за виновное противоправное действие или за его результат». Ответ же на вопрос о том, какие действия являются противоправными, противными праву данного общества, определяется содержанием установленных (или санкционированных) государством норм права этого общества, как выражением воли господствующего класса.

В. И. Ленин подчеркивал различие того, что «легально во всех государствах» и чего «мы легализовать не хотим»'.

Принципиальное различие легального и нелегального, правомерного и противоправного, того, в чем человек может или не может быть признан виновным, определяет и классовый характер вины, а значит, и принципиальное различие вины в советском социалистическом праве и в праве буржуазном.

В то же время следует признать, что то, что является противоправным, является в социалистическом обществе и этически упречным. Б. С. Антимонов прав, когда он говорит, что «каждое обвинение, каждый упрек, которые выдвигаются социалистическим правом, вместе с тем являются и порицанием с точки зрения социалистической этики... Наше право опирается на единую общепризнанную в социалистическом обществе этику» 2.

А одно из велений социалистической этики — это веление не нарушать советского права, «исполнять законы», как говорит ст. 131 Конституции СССР.

Включение же «момента оценки» в самое определение понятия вины приводит к результатам неправильным и тем более неприемлемым, чем более точно и четко это включение делается. Это видно по тем превращениям, которые понятие вины переживает в книге Т. Л. Сергеевой «Вопросы виновности и вины в практике Верховного суда СССР по уголовным делам» 3, — книги, в целом ряде положений очень ясной и четкой.

На стр. 103—106 этой книги сказано: «Именно психическое отношение обвиняемого к совершенному (совершаемому. — Е. Ф.)

1  Ленин, Соч., изд. 3-е, т. XXVII, стр. 319.

2  Б. С.  Антимонов, Значение вины потерпевшего при гражданском правонарушении, стр. 81, 84.

3  Т. Л. Сергеева, Вопросы виновности и вины в практике Верховного суда СССР по уголовным делам, изд. Академии наук СССР, М., 1950.

>>>91>>>

им преступному деянию является тем общим, что связывает все формы вины в одном общем понятии... Чтобы выяснить, почему определенное психическое отношение человека к совершенному (совершаемому. — Е. Ф.) им деянию становится уголовно-правовым институтом, необходимо определить, почему это психическое отношение вызывает осуждение, порицание со стороны советского суда.

Психическое отношение лица к совершенному (совершаемому.—Е. Ф.) им деянию становится уголовно-правовой виной, когда эта деятельность психики относится к деянию общественно-опасному, противоправному и наказуемому, противоречащему коммунистической морали, законам развития социалистического общества. Психическое отношение к поведению, безразличному для уголовного права, не интересует и не может интересовать суд в качестве основания уголовной ответственности».

Каждое из этих утверждений правильно и может быть полностью отнесено и к понятию вины как субъективному основанию гражданской ответственности.

Но когда Т. Л. Сергеева после целого ряда дополнительных замечаний и ссылок на судебную практику выдвигает определение вины, то оказывается, что вина есть не психическое отношение в форме умысла или неосторожности вменяемого, достигшего известного возраста человека, к совершаемому им общественно-опасному деянию, а «вызывающее осуждение и порицание советского социалистического государства и советского социалистического общества психическое отношение в форме умысла или неосторожности вменяемого и достигшего определенного возраста человека к совершаемому им общественно-опасному деянию».

Отсюда неизбежно возникает вопрос: разве не всякое умышленное или совершенное по неосторожности общественно-опасное деяние вызывает осуждение и порицание Советского государства и советского социалистического общества? Разве самое признание законом деяния общественно-опасным не означает его осуждения Советским государством, а значит, и советским социалистическим обществом, неотделимым от Советского государства как политической формы его организации? Разве установление законом ответственности за умышленное или неосторожное общественно-опасное деяние не означает тем самым, что Советское государство, а значит, и советское социалистическое общество порицают того, кто совершает такое деяние? — Ответы на эти вопросы не могут вызывать сомнений. А между тем включение в определение вины как психического отношения к своему общественно-опасному деянию признака: «вызывающее осуждение Советского государства и советского социалистического общества», способно породить ложное и нетерпимое представление, будто в советском праве существует и вина, не осуждаемая Советским государством и о>

>>>92>>>

ветским социалистическим обществом. Так стремление подчеркнуть морально-политическое содержание вины приводит к искажению этого содержания, когда для его характеристики не удовлетворяются указанием на связь между виной и противоправностью виновного действия, а вводят в эту характеристику «оценочный момент».

б) Вина проявляется в противоправном действии. Только характер противоправного действия, вся обстановка, в которой это действие совершено, позволяют судить о наличии или отсутствии вины того, кто совершил действие.

Юридический язык отчетливо выражает эту неразрывную связь вины с противоправным действием. Статья 403 ГК РСФСР освобождает причинителя вреда от ответственности за вред, если он докажет, что «вред возник вследствие умысла или грубой неосторожности самого потерпевшего». По ст. 404 ответственность за вред, причиненный источником повышенной опасности, не возникает, если доказано, что вред возник вследствие «умысла или грубой небрежности самого потерпевшего». Понятно, однако, что поскольку ст. ст. 403 и 404 исходят из понятий умысла и неосторожности (небрежности), установленных ст. 10 УК, следовало бы считать, что вред не может возникнуть «вследствие умысла» или «вследствие небрежности». Вред, как объективное изменение имущественной сферы потерпевшего, как умаление охраняемого советским правом блага, не может «возникнуть вследствие» внутреннего переживания другого лица. Но он может возникнуть и действительно возникает вследствие соединенных с определенными внутренними переживаниями, т. е. вследствие умышленных или неосторожных (небрежных) противоправных действий другого лица. Оторвать умысел или неосторожность (небрежность) от умышленного или неосторожного (небрежного) противоправного действия, в котором умысел или неосторожность проявляется, настолько невозможно, что закон говорит о возникновении вреда «вследствие умысла», «вследствие неосторожности». Но он всегда имеет в виду не умысел как таковой, не неосторожность или небрежность как таковые, а умысел или неосторожность (небрежность) , проявившиеся в противоправном действии.

Хоротпей иллюстрацией неразрывности вины и противоправности действия, причиняющего вред, являются ст. ст. 157 и 158 Кодекса торгового мореплавания (КТМ) СССР. Статья 157 говорит: «Если столкновение вызвано неправильными действиями или упущениями одного из судов, убытки возмещаются той стороной, по чьей вине произошло столкновение». В этом постановлении ясно выражена мысль о том, что столкновение может быть вызвано только действиями судна, но соответствующие противоправные действия могут быть совершены как по вине, так и без вины судна. Статья 158 устанавливает правило для случаев, когда

>>>93>>>

«столкновение вызвано виной всех столкнувшихся судов». Не может, однако, быть сомнений в том, что между этими двумя статьями нет никакого противоречия: говоря о «столкновении, вызванном виной всех столкнувшихся судов», ст. 158, так же как и статья 157, имеет в виду столкновение, вызванное виновными действиями судов.

Точно так же, когда суд говорит о том, что вред возник «по вине» ответчика, он всегда имеет в виду сказать: вред возник вследствие виновного противоправного действия ответчика. Это очень ясно видно, например, в приведенном выше (стр. 69) определении Судебной коллегии Верховного суда СССР по гражданским делам по делу Кокрашвили с Осошвили. Судебная коллегия говорит, что «по делу ничем не установлено, что свинья пала по вине ответчика», и тут же добавляет: «ответственность Осошвили может наступить только в том случае, если будет установлено, что в результате его противоправных действий наступил вред». Иначе говоря, вина как субъективная предпосылка ответственности не отделима от противоправности действия как объективного характера, приданного этому действию нормой права.

в)   Принципиальная  противоположность понятия  вины  в  советском социалистическом гражданском праве и в праве буржуазном определяется и указанным   выше   различием в масштабе оценки поведения лица, совершившего  противоправное действие. В    буржуазном    гражданском    праве    противоправное    действие, совершенное без нарушения средней меры осторожности, признается совершенным без вины. В советском праве мера   осторожности, наличие которой исключает виновный характер противоправного действия, определяется для каждого жизненного положения требованиями, предъявляемыми правилами социалистического общежития к находящемуся в соответствующем положении советскому гражданину.

г)   Понятие вины неразрывно связано и с понятием причинной связи между противоправном действием и результатом, вопрос об ответственности за который разрешается судом.

Это вполне ясно из самого определения форм вины. Умысел заключается в том, что некто предвидит результат своих действий и желает их наступления. Неосторожность заключается в том, что некто не предвидит результатов своих действий, хотя должен был их предвидеть, или предвидит их и легкомысленно надеется их предотвратить. Понятно, что предвидеть можно лишь результаты, причинно обусловленные данным действием. Говорить, что некто должен был предвидеть результат своих действий, можно только в отношении такого результата, какой уже раньше, в других случаях был причинно обусловлен данного рода действиями. Вина как   субъективное   отношение к   своему   противоправному

>>>94>>>

действию опирается на объективную причинную связь между противоправным действием и вредом.

д) Из сказанного видно, что противоправность действия, его причинная связь с вредом и виновный его характер представляют некоторое диалектическое единство. Ни один из элементов этого единства не покрывается, однако, другим.

Действие может быть противоправным и притом причинно обусловившим определенный результат, причинившим вред, но в таком действии может не быть вины того, кто его совершил.

Как уже сказано, по общему правилу советского гражданского права в таких случаях не будет и ответственности за результат противоправного действия. Однако в некоторых случаях (ст. ст. 404, 406 ГК, ст. 132 КТМ, ст. 78 Воздушного кодекса СССР) такая ответственность наступит, несмотря на отсутствие вины того, кто совершил противоправное действие. Уже поэтому в гражданском праве недопустима подмена понятия вины понятием противоправности.

Точно так же виновное противоправное действие, совершенное одним лицом, может не стоять в причинной связи с понесенным другим вредом. В таком случае лицо, совершившее такое действие, не будет отвечать перед потерпевшим '.