/. Понятие нормативного правового предписания.

Его структура

1. Нормативное предписание — первичное подраз­деление, «живая» клеточка советской правовой сис­темы.

Правовые институты, из которых складываются от­расли, а затем вся правовая система социалистическо­го общества, состоят из разнообразных нормативных предписаний: общих, регулятивных, охранительных, оперативных и т. д. Эти предписания и являются исход­ным «строительным материалом», из которого «возве­дено» советское право.

Под нормативным правовым предписанием следует понимать элементарное, цельное, логически завершен­ное государственно-властное веление нормативного ха­рактера, непосредственно выраженное в тексте норма­тивного юридического акта.

Главная функция нормативных предписании в правовой системе заключается в том, чтобы обеспе­чить конкретизированное, детальное, точное и опреде­ленное нормативное регулирование общественных отно­шений. Эту свою главную функцию предписания могут выполнить лишь постольку, поскольку они выражают, с одной стороны, содержание и особенности тех или иных обстоятельств, актов  поведения и   т. д., а с дру-

6. Заказ 5626         g|

гой — волю законодателя, общий масштаб, образец, модель поведения.

Понятие «нормативное предписание» — сравнитель­но новое в советской юридической науке1. Необходи­мость его вызвана специализацией советского права. Все большее дробление правовых положений, подчине­ние их отдельным операциям в процессе правового воз­действия, усиливающееся «разделение труда» между ними, более широкое использование нормативных обоб­щений приводят к тому, что первичные частицы право­вой материи становятся проще, элементарнее. Государ­ственно-властное веление высокоразвитой специализи­рованной правовой системы и является нормативным предписанием.

Понятие нормативного предписания не следует про­тивопоставлять понятию правовой нормы. Предписание (норма-предписание) и есть «живая» юридическая нор­ма развитой правовой системы, отличающейся высоким уровнем специализации.

1 Понятие «правовое предписание» сформулировано в советс­кой юридической литературе А. В Мицкевичем в кн. «Акты выс­ших органов Советского юсударства. Юридическая природа нор­мативных актов высших органов власти и управления СССР» («Юридическая литература», 1967, стр. 34). Правда, автор попы­тался придать этому понятию значение исходной единицы текста нормативного акта Но затем, при анализе конкретного норматив­ного материала, А. В. Мицкевич, в сущности, выходит за рамки такой, чисто формалистической трактовки и рассматривает пред­писание в смысле веления

Понятие нормативного предписания все более широко исполь­зуется и другими авторами, исследующими конкретное содержание действующих нормативных актов (см, например, Л. Б. Алексе­ева, Некоторые вопросы структуры уголовно-процессуального пра­ва, «Вопросы борьбы с преступностью», вып   117, стр. 86 и след.).

Интересные соображения о нормативных предписаниях как элементах содержания нормативных актов приведены Л. Ф. Апт в статье «Об элементах структуры нормативного акта» («Правоведе­ние» 1973 г. № 2, стр 27—32). И хотя автором была сделана по­пытка провести разграничение между элементами содержания пра­ва и элементами формы права (не учитывая, что элементами нор­мативных актов как внешней формы права являются все-таки статьи, параграфы, пункты и т. д.), сама мысль о предписаниях как содержании нормативных актов является плодотворной, кон­структивной.

Рассматриваемое понятие получило разработку и в литературе зарубежных социалистических стран (см , в частности, К О р а 1 е к, I Wroblewski, Zagaodnienia teoni prawa, Warszawa, 1969, s. 56).

82

В то же время понятие нормы используется Для ха­рактеристики первичных связей в правовой системе, та­ких связей, которые выявляют государственно-власт­ные свойства права. Но в этом случае перед нами не норма-предписание, а логическая норма.

Таким образом, термины «нормативное предписание» и «норма права» являются синонимами. Когда же к тер­мину «норма права» добавляется слово «логическая», то речь идет о композиции, закономерных связях меж­ду предписаниями или их элементами (что и позволя­ет увидеть в каждом из них «полный набор» правовых, государственно-властных свойств)'.

2. В нормативных предписаниях наиболее ярко вы­ражено органическое единство содержания и внешней формы в праве. Нормативное предписание — это пер­вичная, элементарная частица самой правовой материи, с которой совпадает исходная единица правового тек­ста.

Нераздельное единство содержания и формы в пра­вовом предписании и предопределяет его значение в правотворческой деятельности органов социалистиче­ского государства. Фактическая деятельность по право­творчеству состоит в формулировании правовых пред­писаний, осуществляемом путем составления или изме­нения текстов  нормативных юридических актов.

Иногда в нормативных, в частности кодифицирован­ных, актах некоторые статьи в каждом случае пред­ставляют собой особое, самостоятельное нормативное предписание.   Например,  ст. 10  ГК Эстонской ССР со-

' Отсюда, помимо прочего, следует, что характеристика норма­тивного предписания в качестве первичного звена правовой систе­мы вовсе не означает необходимость корректировки определения права Понятием, синтезирующим свойства права на уровне пер­вичных подразделений правовой системы, остается понятие нормы, которое охватывает в различных своих ракурсах и норму-предпи­сание, и связи между предписаниями, выявляющие их государст­венно-властную, регулятивную, принудительную природу. В то же время при детализированном анализе нормативною материала не­обходимо иметь в виду аспект, в котором «работает» понятие нор­мы: обозначает ли оно норму-предписание или же логическую нор­му (первичные связи в правовой системе). В дальнейшем термин «норма права» (если при этом отсутствует слово «логическая») используется для обозначения именно начальных элементов право­вой системы, т. е  норм-преддисаний.

6*            83

держит такое предписание: «Правоспособность граж­

данина возникает в момент его рождения и прекраща­

ется смертью»; в ст. 78 сформулировано следующее

предписание: «Срок, исчисляемый неделями, истекает в

соответствующий день последней недели срока».    .

Однако в большинстве случаев статья охватывает! несколько правовых предписаний. Нормативному пред-1 писанию, как правило, соответствует не статья в целом! а ее подразделения — абзацы, пункты, части, иногда от| дельные фразы текста нормативного акта.

Теоретическому положению о соответствии правово­го предписания и первичной единицы правового текста (статьи, абзаца, пункта, части статьи) нормативного юридического акта принадлежит существенное научное и практическое значение. А. С. Пиголкин пишет: «Идея о принципиальном соответствии статьи и нормы дает четкое представление о юридической норме, показыва­ет разнообразие ее содержания.., облегчает анализ зако­нодательства, его систематизацию, формализацию пра­вовых предписаний»1.

Помимо указанных моментов, эта идея дает основа­ние для вывода о том, что правовое предписание, явля­ясь логически цельным государственно-властным веле­нием, не может быть раздроблено по нескольким стать­ям. Оно нуждается в цельном грамматико-синтаксиче-ском закреплении в одной фразе правового текста. Не­возможно, начав формулирование правового предписа­ния, оборвать фразу и продолжить ее в ином подразде­лении нормативного акта.

Вместе с тем правовое предписание и статью нор­мативного акта нельзя отождествлять. И дело не толь­ко в том, что в одной статье закрепляется по большей части несколько предписаний, но, главным образом, в том, что предписание и статья — явления разноплоско-. стные, и поэтому допустимо говорить лишь о соответст­вии их друг другу. Нормативный юридический акт и все его подразделения (разделы, главы, статьи, отдель­ные фразы правового текста) относятся к внешней фор­ме права, представляют собой способ документально-словесного изложения содержания права. Правовые же

1 А. С. II и i о л к и и, Теоретические проблемы правотворческой деятельности  в СССР, автореферат докт.  дисс, М,  1972, стр   23.

84

предписания — первичные явления развитой    правовой /

системы, относящиеся к ее содержанию.    '

В юридической литературе указанные различия не всегда принимаются во внимание. Иногда первичные единицы теиста нормативного акта и нормативные пред­писания прямо отождествляются1. Известное отождест­вление того и другого допускается и в случаях, когда в общей форме высказывается мысль о том, что «предме­том систематизации, воплощаемой в системе законода­тельства, являются не юридические нормы, как в систе­ме права, а статьи закона в самом широком смысле это­го слова»2. Действительно, при неофициальной и неко­торых формах официальной инкорпорации предметом систематизации служат части текста нормативного акта, например отдельные статьи. Но при консолидации, а ' тем более при кодификации законодательства предмет систематизационных действий составляют непосредст­венно юридические нормативные предписания, а не статьи  (хотя они принципиально и совпадают).

3. Предписание в полной мере проявляет все свои качества, в том числе нормативные, государственно-вла­стные свойства, через связи, включающие его в единый правовой организм. Поэтому предписание как правовое явление должно рассматриваться в единстве с иными предписаниями, иными подразделениями советской пра­вой системы3.

Возьмем, например, предписание ст. 287 ГК Казах­ской  ССР, устанавливающее обязанность    нанимателя

1              Так, А. Ф. Апт и А. А. Кенеиов пишут, что «содержание нор­

мативного акта непосредственно выражено в его тексте, распадаю­

щемся  на  статьи,  пункты,  абзацы  и т.  д., которые  образуют    от­

дельные предписания этого    правового    акта»  (А. Ф. Апт, А.    А.

Кененов, К вопросу об элементах и структуре советского права,

«Вестник  МГУ», серия  «Право»,   1973 г.   № 3,  стр. 53).  Сами по

себе  «статьи,  пункты,  абзацы  и  т. д.»— это  именно части    текста

нормативного   акта,   выражающие   нормативные  предписания.    Вы­

ражающие, а не «образующие».

2              «Систематизация   хозяйственного   законодательства»,   стр.   50.

3              «Любая правовая норма, — пишет Д. А. Керимов,—создается

и реализуется на основе, с учетом и в соответствии с той правовой

системой в целом, составной частью которой она является. Лишь в

рамках целостного правового образования   (института, отрасли, си­

стемы  права)   отдельные  правовые  нормы  в  полной  мере  реализу­

ют свои потенции»  (Д. А. К е р и м о в, Философские проблемы пра­

ва, стр. 264).

85

соблюдать правила внутреннего распорядка в кварти­рах, содержать помещение в полной исправности и др. Как логическая норма это предписание должно рас­сматриваться в единстве с предписаниями, предусмат­ривающими ответственность за невыполнение указанной обязанности (ст. 313 ГК Казахской ССР). Только в этой связи оно обнаруживает свои юридические, госу­дарственно-властные свойства. Если же попытаться увидеть своеобразие данного предписания как отрасле­вой, гражданско-правовой, нормы, то оно должно быть взято в единстве с предписаниями Общей части совет­ского гражданского права, регламентирующими осуще­ствление гражданских прав и исполнение обязанностей и др. (ст.ст. 5 и 6 ГК Казахской ССР).

Следовательно,-конкретное нормативное предписа­ние как бы «опутано» целой сетью разнообразных свя­зей; в таком состоянии оно и функционирует и благода­ря этим связям оказывает разностороннее, глубокое воздействие на общественные отношения. Отсюда выте­кает, что развитие правовой системы заключается в со­вершенствовании не только конкретных нормативных предписаний, но и всего комплекса норм, с которыми эти предписания связаны. Более широкое использование в нормативных актах обобщений, норм-принципов, норм-задач и т. д. означает не только усиление идеологиче­ского содержания актов, их воспитательной силы, но н обогащение связей между конкретными предписаниями, которые выражают их регулятивную «энергию». Вклю­чение, например, в Кодекс о браке и семье РСФСР1 раз­дела «Общие положения» (ранее действовавшие кодек­сы начинались с раздела «О браке») имеет существен­ное значение для функционирования конкретных нор­мативных предписаний, содержащихся в Кодексе: те­перь каждое конкретное предписание действует «в со­провождении» общих норм, регламентирующих задачи и принципы семейного законодательства, действие норм в пространстве, применение исковой давности, исчисле­ние сроков (ст.ст. 1 —12).

4. Своеобразное положение в правовой системе за­нимают принципы права.

В юридической    литературе был  высказан    взгляд,

1 В дальнейшем именуется КоБпС. 86

согласно которому правовые принципы являются осо­бым звеном в структуре права1.

Действительно, правовые принципы ряда отраслей советского права нашли закрепление не только в осо­бых нормативных положениях, прямо сформулирован­ных в кодифицированных актах (например, ст.ст. 7—11 Основ гражданского судопроизводства Союза ССР и союзных республик, ст.ст. 3—5 КоБиС РСФСР и др.), но и в преамбулах этих актов. Так, в преамбуле Кодек­са о браке и семье РСФСР в качестве одного из основополагающих его положений указано, что регули­рование «призвано активно содействовать окончатель­ному очищению семейных отношений от материальных расчетов». Очевидно, этот принцип «участвует» в регу­лировании ряда семейно-правовых отношений, в част­ности, в регулировании отношений по опеке и попечи­тельству (определение содержания обязанностей опеку­нов и попечителей, круга сделок, которые не вправе со­вершать опекун и попечитель, и др. — ст.ст 129, 130, 133 КоБиС РСФСР).

Правда, если исходить из теоретической конструк­ции нормативного предписания, то, казалось бы, нали­чие такого рода положений в преамбулах кодифициро­ванных актов не должно вызывать сколько-нибудь су­щественных затруднений. Эти положения также могут быть охарактеризованы в качестве предписаний, толь­ко изложенных в соответствии с особенностями преам­бул не в повелительной, а в повествовательной, описа­тельной форме.

Ведь специализация права, повышение в нем уров­ня нормативных обобщений, существенно повлияв на структуру права, в какой-то степени преобразовали свойство нормативности2. В праве не только стали обо­собляться предельно специализированные нормативные предписания, но и произошло выделение в самостоя­тельные положения его глубинных идеологических, идейно-теорегических начал, в которых ярко    проявля-

1              См. О. С. Иоффе, Структурные подразделения системы пра­

ва     (на     материалах     гражданского     права),     «Ученые      записки

ВНИИСЗ», вып. 14, стр. 45—46, 51.

2              Эта   сторона зависимости структуры от специализации права

была  рассмотрена  в  работе «Социальная  ценность  права  в  совет­

ском обществе»  (стр. 81—84).

87

ются социалистическая природа советского права, его связь с марксистско-ленинской идеологией. Эти начала составляют неотъемлемый элемент содержания совет­ского права; вместе с суммой специализированных нор мативных предписаний они включаются в процесс пра­вового регулирования отношений социалистического об­щества1.

Правовые принципы в ряде случаев играют и непо­средственно регулятивную роль, направляя применение юридических норм, намечая общую линию в решении того или иного юридического дела. Так, по одному из конкретных дел Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РСФСР, обосновывая возмож­ность отступления от начала равенства долей супругов в общей совместной собственности, непосредственно применила принцип советского семейного права. В оп­ределении по указанному делу говорится: «Установлен­ное законом право суда отступить от равного раздела общей совместной собственности с учетом интересов несовершеннолетних детей преследует цель создать бла­гоприятные материально-бытовые условия для детей, остающихся на воспитании у одного из родителей. Эта правовая норма порождает необходимость при рассмо­трении вопроса о разделе жилого дома так осуществить раздел, чтобы, исходя из конкретных обстоятельств каждого дела, по возможности были защищены закон­ные жилищные интересы детей и того из родителей, с кем они проживают»3.

Однако то обстоятельство, чго принципы права в общем охватываются понятием нормативного предпи­сания, все же не решает вопроса о их месте в структуре советского права.

О. С. Иоффе пишет: «Понятие нормы не перекры­вает понятия принципа, поскольку норма соотносится с институтом как более дробное подразделение систе­мы права, а закрепленные ею принципы могут   распро-

1              Важно  вместе с тем подчеркнуть, что общие начала   (форму­

лировки   принципов,   определения   и   др )   должны     участвовать     в

правовом   регулировании,   т. е    быть   «рабочими»   (см.   «Советское

государство и право» 1973 г. № 11, стр  73). Иначе  общие  начала,

например пожелания, призывы и т. д, выполняют только идеологи­

ческую, теоретическую функцию.

2              «Бюллетень Верховного Суда РСФСР» 1970 г. № 9, стр. 6.

страняться на ряд институтов или носить общеотрасле­вой характер». Иначе говоря, правовые принципы «труд­но расположить в каком-либо строго определенном ме­сте между... подразделениями (нормами, институтами, отраслями. — С. А.), так как существуют шринципы, ле­жащие в основе института, подотрасли, отрасли и си­стемы права в целом»1.

Но не противоречит ли характеристика принципов права в качестве нормативных предписаний тому, что они занимают в правовой системе особое место? Дума­ется, нет. Нужно только с большей четкостью опреде-делить функции принципов в правовой системе. В ре­шении этого вопроса могут помочь выработанные в фи­лософии теоретические положения об активном центре целостного системного образования.

Активный центр выражает наиболее интенсивные взаимодействия в целостном системном образовании. В. И. Свидерский и Р. А. Зобов пишут, что в целостном образовании «выделяется (некоторая группа структур.., взаимосвязи между которыми наиболее интенсивны и которые в силу этого накладывают своеобразный отпе­чаток на все целостное образование»2. Локализованные на небольшом участке данного образования, компонен­ты, относящиеся к активному центру, «начинают играть ведущую роль во взаимодействии целого и среды, дан­ного целого с другими целыми и т. д.»3.

Такие активные центры могут быть найдены на каж­дом уровне структуры советского права. На уровне пер­вичного звена правовой системы активными центрами, по-видимому, и являются его принципы. Это в полной мере соответствует природе правовых принципов, их функциям и роли в праве.

Принципы права — не просто положения норматив­ного характера (предписания); они непосредственно в концентрированном виде выражают идеологическое, идейное содержание советского права и потому высту-

1              О   С.Иоффе,   Структурные   подразделения системы   права

(на материалах гражданского права), «Ученые записки ВНИИСЗ»,

вып. 14, стр. 46, 51i.

2              В. И   Свидерский, Р  А  Зобов, Новые философские ас­

пекты элементно-структурных отношений, стр   81

3              Та м  ж е,   стр. 82.

89

пают в качестве общих сквозных идей, руководящих начал советской правовой системы. Иными словами, принципы права есть такие правовые явления, которые непосредственно связывают содержание права с его ос­новами — теми закономерностями общественной жизни, на которых данная система права построена и которые она закрепляет. Принципы как активные центры пред­ставляют собой одухотворяющие начала права, выра­жающие главное и решающее в его содержании.

Именно потому, что принципы являются активным центром правовой системы, они наиболее ярко и выра­зительно 'показывают своеобразие классово-волевой (со­циально-политической) .природы права, его качествен­ные юридические особенности в рамках определенной формации. В принципах аккумулируются, кристаллизу­ются, собираются воедино характерные черты даиного типа права, его отличительные свойства по сравнению с правом других формаций.

Все это предопределяет функции и роль принципов в советской правовой системе.

Правовые принципы имеют самостоятельное регули­рующее значение. Будучи своего рода сгустками право­вой материи, они как бы направляют функционирова­ние права, определяют линию судебной >и иной юриди­ческой практики, помогают установить пробелы в пра­ве, необходимость отмены устаревших и принятия но­вых юридических норм. Претворение требований совет­ского права в жизнь состоит прежде всего в полной и последовательной реализации заложенных в нем прин­ципов.

Но главное, что характеризует функции и роль прин­ципов,— это шх положение как активных центров совет­ской правовой системы. Обладая свойствами первичного подразделения права—нормативных предписаний, прин­ципы вместе с тем являются стержнем правовой систе­мы, той «жизненной силой», которая связывает все его подразделения в единый организм, направленный на обеспечение задач коммунистического строительства1.

1 По справедливому мнению А. Ф Черданцева, «основные принципы социалистического права можно рассматривать как опре­деленный «механизм», заложенный в самой системе права, как «механизм   саморегулирования»,  призванный   обеспечить   единство,

90

5. Нормативное правовое предписание как самостоя­тельное, притом первичное, подразделение правовой сис­темы отличается прочной юридической целостностью, своего рода неделимостью. Отсюда проистекают особен­ности организации, композиция содержания норматив­ного предписания, которая имеет иной характер, неже­ли структура других подразделений правовой системы. Элементы содержания предписания (гипотеза, диспози­ция, санкция) не являются в свою очередь самостоя­тельными, автономными правовыми образованиями (по­тому-то нормативное предписание даже условно нельзя назвать общностью)1. Это, в сущности, лишь сто­роны единого, цельного государственно-властного веле­ния.

Структуру нормативного предписания следует отли­чать от того, чго может быть названо структурой логи­ческой нормы явтяющейся не строением реальных, «живых» частиц правовой материи, а первичной связью между компонентами правового регулирования, в част­ности между предписаниями, выражающими государст­венно пел акт нуцо природу права. По установившемуся в советской юридической литературе мнению, к таким обязательным компонентам правового регулирования относятся: гипотеза — указание на условия действия правила; диспозиция — указание на содержание самого правила; санкция — указание на меры, применяемые при несоблюдении правила2.

взаимосогласованность и взаимодействие отдельных составных частей правовой системы» (А. Ф Черданцев, Системность норм права, «Сборник ученых трудов СЮИ», вып IE, стр. 49) Л Б Алексеева полагает, что «именно принципы права выполняют роль аксиом для всех высказываний, составляющих содержание отрасли права» (Л. Б Алексеева, Некоторые вопросы структу­ры уголовно-процессуального трава, «Вопросы борьбы с преступ­ностью», вып. 1 Тц стр. 76).

1              См   Д.  А   Керимов,  Философские  проблемы  права,    стр

266   Автор, в частности, пишет'  «Части правовой нормы настолько

органически   связаны   между   собой   и   настолько     непосредственно

подчинены целому, что их раздельное существование бессмысленно»

2              Кроме того, логическая норма   (которая, что надо    подчерк­

нуть еще раз, должна отличаться «полным набором» характеристик,

выявляющих   регулятивные,  государственно-властные  свойства пред­

писаний)   должна  в  своей  гипотезе  включать  указание  на  субъек­

тов  регулируемых  отношении,  а  также  предусматривать  простран­

ственно-временные параметры действия велений.

91

При освещении же норм-предписаний должна быть найдена фактическая компоновка элементов содержа­ния реальных, «живых» частей правовой материи, отно­сящихся к главной структуре советского права. Вот почему справедливо мнение тех авторов, которые пола­гают, что «нельзя согласиться с распространенным оп­ределением гипотезы, диспозиции и санкции как «сос­тавных частей» нормы права»1. Характеристика «сос­тавных частей» нормы представляет собой вопрос не о структуре логической нормы, а о структуре нормативных Правовых предписаний2.

Следует иметь в виду, что развитая система права, отличающаяся высоким уровнем специализации его содержания, есть своего рода цельный организм. Это означает не только то, что существует «разделение тру­да» между его частями, их приспособленность для вы­полнения определенных операций, но и то, что далеко не все правовые предписания непосредственно регули­руют поведение участников фактических отношений. Как и всякий организм, развитая система права лишь определенными своими участками контактирует с ре­альными фактическими отношениями, выступая то в виде регулятивных, то в виде охранительных, то в виде специализированных норм поведения3.

1              «Общая теория советского права», стр. 193.

2              В  юридической  литераторе получило довольно  широкое  рас­

пространение представление о том, что каждая норма  права     как

первичное  звено  правовой  системы  реально    имеет  три    элемента

(гипотезу,  диспозицию,  санкцию).  Если  исходить  из  теоретических

положений о системности права, его специализации, наличии в нем

иерархии  структур,  то  уязвимость  подобного  представления    ока­

жется   очевидной    В   частности,   ошибочно   стремление    изобразить

каждое   отдельное   государственно-властное   предписание    как     бы

«правом  в  миниатюре»,  в  котором  непременно  должны  быть    все

черты и элементы права в целом, в том числе и санкция — указа­

ние   на   меры   принудительного   воздействия.   Советские    философы

справедливо   отвергают     элементаризм — такой     подход,     который

выражен в стремлении «именно на уровне элементов отыскать все

существенные характеристики объекта».

3              В правовом   организме  есть   и такие группы норм, функции

которых  состоят  в  обслуживании  «внутреннего  хозяйства».   Это —

нормативные   предписания,   регламентирующие   область   отношений,

на  которую  распространяется  данный   нормативный   акт,    порядок

вступления актов в силу, их действие в пространстве, во    времени

и по лицам, коллизионные  нормы.  Сюда  же  относятся  предписа-

92

Во многих случаям правовое регулирование опос­редствуется цепочками взаимосвязанных нормативных предписаний. Лишь конечные звенья этих цепочек, пря­мо регламентирующие поведение участников обществен­ных отношений, непосредственно оснащены юридически­ми санкциями. Действие же других норм обеспечивает­ся внутренними механизмами. Суть многих из таких ме­ханизмов состоит в там, что лицу предоставляется субъ­ективное право на одностороннее действие, и соверше­ние этого действия автоматически порождает обяза­тельные юридические последствия.

Таким образом, властный, принудительный характер многих предписаний проявляется не только в том, что они по цепочке связаны с охранительными предписа­ниями, содержащими правовые санкции (и энергия от них как бы волной распространяется по всей цепочке), но и в том, что имеются внутренние механизмы, действие ко­торых автоматически порождает обязательные юриди­ческие последствия, и, следовательно, функционирова­ние других норм цепочки.

Необходимо обратить внимание и на следующее су­щественное обстоятельство.

Неисполнение юридических обязанностей отличается многими особенностями, с которыми сопряжено своеоб­разие применяемых к правонарушителю государствен­но-принудительных мер1. Поэтому, подробно регламен­тируя поведение участников общественных отношений, законодатель, как правило, здесь же не указывает на конкретные меры государственно-принудительного воз­действия, а большей частью отсылает к особо форму­лируемым охранительным нормам, причем нередко к нормам, содержащимся в иных, кодифицированных, актах, специально посвященных   тем или иным    видам

ния, определяющие объем и содержание правосубъектности уча­стников общественных отношений (уже регламентированная таким образом правосубъектность оказывает непосредственное воздей­ствие на общественную жизнь) (см. «Общая теория советского пра­ва», стр. il84).

1 Этого не учитывают авторы, полагающие, что правоохрани­тельные нормы не обособляются в правовой системе и что лучше говорить о регулятивной и правоохранительной функциях «каждой нормы» (см. «Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Социалистическое право», стр. 261—262).

93

юридической ответственности, в которых содержится ука­зание не только на меры государственно-принудительного воздействия, но и на условия их применения1.

Отдельные специализированные предписания, кото­рые, казалось бы, можно рассматривать лишь в виде «части нормы», на самом деле представляют собой са­мостоятельные нормативные обобщения. Законодатель не может просто «разорвать» единое нормативное пред­писание, разбить его по разным подразделениям текста акта. Если из содержания нормативного положения вы­водится какой-либо момент, то он непременно возводит­ся в самостоятельное нормативное веление.

В КЗоБСО РСФСР 1926 года основания и порядок расторжения брака регламентировались одним норма­тивным положением: «Брак прекращается смертью од­ного из супругов, а равно признанием его умершим в нотариальном или судебном порядке» (ст. 17). В новом Кодексе порядок расторжения брака выделен законода­телем в отдельную статью (ст. 32). Это не часть единой нормы,  а  новое, особое,  самостоятельное  предписание,

1 Даже в тех очень редких случаях, когда законодатель не­посредственно в тексте акта соединяет нормативное положение ре­гулятивного характера с указанием государственно-принудительных мер, при более тщательном анализе оказывается, что дамное ука­зание представляет собой самостоятельное охранительное предпи­сание.

Вот пример. В нормативных положениях ст. 94 КоБиС РСФСР, регламентирующей порядок уплаты алиментов неисправ­ными плательщиками, на первый взгляд имеются все «три элемен­та», причем последняя фраза текста ст. 94 начинается со слов «в случае невыполнения этой обязанности .». Санкция? Да, санк­ция. Но все дело в том, что и здесь она образует самостоятельное охранительное предписание. В статье говорится: «В случае невы­полнения этой обязанности на виновных должностных лиц может быть наложен штраф в порядке и размере, установленных статьей 394 Гражданского процессуального кодекса РСФСР». Иными сло­вами, и в данном случае для обеспечения регулятивной семейно-правовой нормы используется особое охраиителыюе предписание, содержащееся в ГПК РСФСР; в цитированном тексте прямо ука­зывается на смысл его обособления (в норме ст. 394 ГПК регла­ментированы «порядок и размер» наложения штрафа).

К тому же приведенное выше нормативное положение не только отсылает к охранительной норме ГПК. но и регламентиру­ет существенные условия применения ответственности (она возла­гается на виновных должностных лиц, она лишь может быть воз­ложена по решению компетентного органа и др.).

94

которое в качестве общего принципа устанавливает су­дебный порядок и, в 'виде исключения, иной порядок: «Расторжение брака производится в судебном порядке, а в случаях, предусмотренных статьями 38 и 39 настоя­щего Кодекса, — в органах записи актов гражданского состояния»1.

6. Для нормы-предписания характерна типическая структура, выражающая жесткий закон организации ее содержания.

В норме-предписании следует различать два эле­мента:

а)             гипотезу — часть нормы, указывающую на усло­

вия   (фактические обстоятельства), при  наступлении или

ненаступлении которых   норма вступает в действие.    В

регулятивных предписаниях к числу условий относятся

в большинстве случаев такие юридические    факты, как

правомерные действия субъектов, юридические события.

В  охранительных предписаниях условием    является то

или иное нарушение правовых обязанностей — правона­

рушение;

б)            диспозицию   (санкцию) — часть  нормы,  указыва­

ющую на юридические последствия, которые наступают

при наличии предусмотренных нормами условий. В ре­

гулятивных предписаниях эта  часть нормы  называется

диспозицией; она образует содержание самого правила

поведения, указывает на права и обязанности, которы-

1 Концепция, сводящая структуру норм только к трехчленной схеме, помимо прочего, обедняет наши представления о праве. Если попытаться разложить все содержание права по нормам с «тремя элементами», то это приведет не только к исчезновению многих важ­ных моментов в содержании регулирования, но и к устранению из права всех законодательных обобщении, выражающих достижения правовой культуры. Право окажется состоящим из описательных, повторяющихся формул, лишенных того влияния науки и результа­тов объективного процесса специализации, которые ему свойственны в настоящее время. Прав А. Ф. Черданцев, заметивший, что «создан­ная a priori трехчленная структура правовой нормы не выдержала натиска «живых» норм права» (А. Ф. Черданцев, Специализа­ция и структура норм права, «Правоведение» 1970 г. № 1, стр. 43). Впрочем, к такому результату указанную теорию привело стремле­ние абсолютизировать трехчленную схему. Верная для характеристи­ки логических норм, т. е. первичных связей в идеальной структуре права, выражающей его государственно-властные свойства, эта схе­ма непригодна для анализа реальных частиц правовой системы, от­личающейся высоким уровнем специализации.

95

ми наделяются участники регулируемого отношения. В охранительных предписаниях рассматриваемая часть носит название санкции; она указывает на государствен­но-принудительные меры, применяемые к правонаруши­телю.

Эти две части нормы-предписания являются ее обя­зательными элементами. Их единство выражает тот за­кон связи, который присущ внутренней организации юридической нормы, придает ей качество цельного пер­вичного звена правовой системы: предписать, не указы­вая на содержание предписываемого веления и на ус­ловия его действия, невозможно1.

Положению о двучленной структуре нормативного предписания принадлежит существенное теоретическое и практическое значение. Это положение учитывает дейст­вительный уровень развития нашего права, свойственную ему специализацию содержания, различие функций, вы­полняемых его подразделениями. «Теория строения пра­вовых норм, принимающая во внимание их функции, специализацию и дифференциацию, наиболее адекват­но отражает структуру реально существующих норм права»2. Указанное положение «работает» как раз при­менительно к первичному звену советской правовой системы: не превращая предписание в бесструктурное образование, оно сводит число элементов к минимуму (только два!) и тем самым подчеркивает конечность, своего рода «физическую неделимость этого исходного ^.подразделения структуры.

Вывод о двучленной структуре норм-предписаний правильно ориентирует законодателя, нацеливает его на то, чтобы четко формулировать в каждой норме-пред-

1              А. Ф. Апт и А А. Кеиеноч утверждают, что мысль о двучлен­

ной структуре реальных норм права якобы «ведет к тому, что в пра­

вовую материю оказывается включенным  многое из того, что в за­

конодательстве содержится, но правом не является — призывы, поже­

лания, советы, обращения я т. п. При этом значение правовой нормы

может  быть придано  и ненормативным    предписаниям»    («Вестник

МГУ», серия «Право», 1973 г. № 3, стр. 53). Но почему «ведет», мо­

жет быть «придано»? Авторы не приводят аргументов в пользу это­

го соображения. Да они вряд ли могут быть приведены, если учесть

особенности и структурные черты нормативных предписаний, о кото­

рых правильно пишут  сами  авторы  (см. там   же).

2              А. Ф   Черданцев, Специализация и структура норм права,

«Правоведение» 1970 г. № 1, стр. 46,

96

писании два обязательных элемента — условие (гипоте­зу) и правовое последствие (диспозицию, санкцию). А это позволяет с предельной полнотой и ясностью регла­ментировать все стороны, все нюансы прав и обязанно­стей, правовых последствий, фактов, с которыми они связаны, и т. д.

Вывод о двучленной структуре норм-предписаний правильно ориентирует и практических работников. Этот вывод требует, чтобы они при анализе правовых предписаний, не упуская из поля зрения взаимной свя­зи предписаний (логической нормы), находили в каж­дом из них как условия, так и правовые последствия, и, следовательно, с наибольшей полнотой и определенно­стью выявляли их содержание.

Весьма симптоматично, что если попытаться свести структуру первичного звена правовой системы только к трехчленной схеме (логическим нормам), то это приве­дет к выпадению из сферы анализа существенных мо­ментов данного содержания. Так, ряд предписаний, за­крепленных в ст. 107 ГК РСФСР, которая посвящена прекращению права личной собственности на жилые дома (сверх одного), по своему главному содержанию вписывается в трехчленную схему и потому может быть изложен по формуле: «если.., то, а в противном случае». Такую логическую операцию можно и нужно сделать для раскрытия государственно-властной природы указанных предписаний. Но при этом предписания предельно уп­рощаются, их содержание утрачивает множество суще­ственных моментов, в том числе: а) последствия, пре­дусматриваемые приведенной статьей, наступают и в случае, если жилые дома окажутся в собственности суп­руга лица и его несовершеннолетних детей, б) дома должны поступить в собственность «по основаниям, до­пускаемым законом», в) собственник вправе оставить у себя любой из домов по своему выбору, г) годичный срок для добровольного отчуждения исчисляется со дня возникновения права собственности на второй дом, д) вырученные от продажи суммы после возмещения рас­ходов, связанных с принудительной продажей, переда­ются бывшему собственнику, и др.

Рассмотрение же,содержания ст. 107 ГК РСФСР в соответствии с реальной структурой нормативных пред­писаний (т. е. при разграничении каждого из них толь-

7, Заказ 5626         97

ко на два элемента) дает возможность выявить и проа­нализировать все стороны и оттенки соответствующего государственно-правового установления, в частности, и выраженный в этих предписаниях общий запрет, и ре­гулятивные обязывающие нормы, и регулятивные упра-вомочивающие нормы, и охранительные предписания — все детали и тонкости, которые имеют первостепенное значение на практике при решении   юридических   дел.

Двучленная структура ярко выражена в содержании большинства разновидностей нормативных велений. Не­редко она находит и адекватное словесно-грамматиче­ское изложение непосредственно в тексте нормативного акта1.

Вместе с тем углубление специализации советского права приводит к известной трансформации двучленной структуры нормативных предписаний. Здесь можно от­метить два характерных явления, органически взаимо­связанных.

В о-п е р в ы х, отдельные дробные нормативные предписания становятся настолько специализированны­ми, что по своему строению, казалось бы, теряют чер­ты двухэлементной структуры. Таковы, в частности, нормы-дефиниции, закрепляющие определения понятий, нормы-принципы, например: «обвиняемый имеет право на защиту» (ст. 19 УПК РСФСР), «земля в СССР со­стоит в исключительной собственности государства и предоставляется только в пользование» (ст. 3 Основ зе­мельного законодательства Союза ССР и союзных рес­публик). В виде внешне бесструктурных предписаний формулируются запреты, общие права и обязанности граждан СССР.

Во-'вторых, то мере углубления специализации ги­потезы нередко как бы выводятся из содержания   ш,ре-

1 Интересный анализ структуры юридической нормы с точки зрения современной, деонтической логики проделал А. А. Эйсман. На обширном фактическом материале автор убедительно обосновал вывод, в соответствии с которым нормативное предположение состоит только из двух частей: гипотезы и диспозиции. «Нормативное пред­ложение представляет сложное предложение, состоящее из двух логически неоднородных частей. Только вторая его часть является собственно «побуждением» (А. А. Эйсман, Вопросы структуры и языка уголовно-процессуального закона, «Вопросы борьбы с пре­ступностью», вып. 15, «Юридическая литература», 1972, стр. 74).

98

деленной группы предписаний и формулируются в виде отдельных норм1. Таковы, в частности, предписания, оп­ределяющие правовое положение тех или иных субъектов. Когда, например, в ст. 24 КоБиС РСФСР говорится, что «правила настоящей статьи применяются в равной мере к супругам — членам единоличного крестьянского двора», то здесь, в сущности, регламентируется субъект­ный состав данных правоотношений. В гражданском законодательстве самостоятельную нормативную рег­ламентацию получает заключение договоров (см., в ча­стности, ст.ст. 153—158 ГК УССР)—важнейшее об­стоятельство, с которым закон связывает возникнове­ние гражданских правоотношений.

Не означает ли все это, что специализация права приводит к появлению бесструктурных нормативных предписаний? К такому мнению и склонились отдель­ные авторы2. Однако вряд ли оно справедливо.

Нет ни одного нормативного правового предписания, из содержания которого не следовала бы воля законо­дателя об условиях действия данного предписания. Эти условия могут быть всеобщими либо могут сводиться к указанию на субъектный состав (граждане СССР, суд и т. д.), но они непременно существуют, что так или иначе отражается  в  содержании  юридической  нормы3.

1              Это  обстоятельство  правильно  подмечено в  литературе:    «Во

многих случаях, когда группа  статей устанавливает однородные по

своему характеру правовые нормы, общая гипотеза излагается в од­

ной статье, представляющей собой самостоятельную норму, а в дру­

гих статьях    излагаются различного    рода    предписания,    которые

должны осуществляться при начичии условий, заключенных в изло­

женной статье» («Общая теория советского права», стр. 199).

2              Например,   А. С.   Пиголкин    пишет:   «Гипотеза — возможный,

но вовсе не необходимый элемент норм положительного регулирова­

ния. Могут быть и такие нормы, осуществление которых не связано

с конкретными обстоятельствами, практически возможно при любых

условиях» (А. С. П и г о л к и н, Теоретические проблемы  правотвор­

ческой деятельности в СССР, автореферат докт. дисс, стр. 24).

3              А. А. Эйсман проанализировал с позиций деонтической логи­

ки структуру ряда  нормативных   предписаний,    внешне    лишенных

признаков двучленной структуры, в том числе структуру норматив­

ных дефиниций   Так,  рассматривая  логическую природу    определе­

ния доказательства (ст. 69 УПК РСФСР), он пишет: «Неопределен­

ность, конфликтная ситуация,   столкновение  интересов   могут  быть

обусловлены прежде всего разным   истолкованием самого    понятия

доказательства.  И поэтому нормативное предложение должно нести

информацию,  способную  устранить  неопределенность  именно в са-

7*            99

Даже в случаях, когда, казалось бы, гипотезы «выво­дятся» из содержания определенной группы норм и об­разуют самостоятельные предписания, на самом деле они не полностью покидают данную группу норм, продолжают «присутствовать» в ней (например, указывается на вид субъектов, на то, что в данном случае речь идет о дого­воре, и т. д.).

Положение об универсальности двучленной структу­ры права имеет не только теоретическое значение (типичность структуры предписаний — показатель того, что все они качественно однородные, исходные, внутрен­не организованные звенья правовой системы), но и су­щественное значение для практики применения юридиче­ских норм. В каждом случае применения специализи­рованного предписания необходимо четко представлять те условия, при наличии которых оно действует. Если, например, данное предписание распространяется на всех граждан СССР, то это тоже важное условие дей­ствия нормы, выраженное в ее гипотезе, субъектами яв­ляются только граждане СССР, причем все граждане СССР, и т. д.

7. В содержании и характере элементов нормативно­го юридического предписания (гипотезы, диспозиции или санкции) проявляется не только дифференциация юридических норм, выражающая процесс специализа­ции, но обусловленная этим же процессом известная интеграция нормативного материала.

Нужно прежде всего отметить существование таких норм, которые выражают целый ряд соединенных при их формулировании условий действия и моментов, характеризующих их содержание. Так, в ст. 76 КоБиС РСФСР в одном предписании регламентируются не толь­ко размер алиментов, взыскиваемых на  нетрудоспособ-

мом определении доказательства Упоминание субъектов и адреса­тов здесь излишне, так как это определение дпч всех совершенно одинаково, не зависит от их положения и места в процессе» («Воп­росы борьбы с преступностью», вып 15, стр 86) Знаменателен за­ключительный вывод, к которому пришел автор «Создается впечат­ление, что деонтическая (нормативная) логика в ее нынешнем со­стоянии недостаточно универсальна Ее аппарат в основном приспо­соблен для анализа двухместных отношений («обязан» — «вправе»). Между тем для интерпретации нормативных определений, полномо­чий и других правовых явлении такой подход, возможно, обет.пяет правовой язык» (стр 99).

100

ных совершеннолетних де геи, «о и принцип взыскания, и его порядок, и периодичность взыскания.- В ней гово­рится «Размер алиментов, взыскиваемых с родителей на нетрудоспособных совершеннолетних детей, нуждающих­ся в помощи, определяется судом, исходя из материаль­ного и семейного положения родителей и нуждающихся в помощи детей, в твердой денежной сумме, выплачи­ваемой помесячно».

Гипотезы, диспозиции и санкции норм могут быть не только простыми, но и сложными, альтернативными. В одном и том же нормативном предписании может со­держаться указание на несколько в совокупности или альтернативно действующих условий либо правовых по­следствий (см , например, ст.ст 17 и 18 Основ законода­тельства Союза ССР и союзных республик о т/руде, ст. 30 КоБиС РСФСР и т. д). В частности, при поставке недоброкачественной продукции поставщик обязан воз­вратить полученные суммы, уплатить штрафные санкции, возместить убытки и принять обратно бракованную продукцию.

Сложными по своему содержанию являются диспози-тивные нормы В них органически сочетаются два са­мостоятельных'предписания, одно, предоставляющее сто­ронам возможность самим установить условия своего поведения, другое — на тот случай, если стороны не уре­гулировали данный вопрос.

Существование такого рода многогранных, сложных, альтернативных, соединенных элементов нормативного предписания достойно серьезного внимания во многих отношениях Оно отражает наличие в содержании нор­мативных постановлений действующего права таких предпосылок, которые при дальнейшем углублении спе­циализации права могут привести (и в ряде случаев действительно приводят) к формированию новых, обо­собленных нормативных предписаний Нетрудно, напри­мер, представить возможность дифференциации содер­жания нормы ст. 76 КоБиС на ряд самостоятельных нор­мативных положений Интересно, что в Кодексе торгового мореплавания Союза ССР возможность сторон само­стоятельно устанавливать условия своего поведения обособлена в отдельные нормы, т е. в порядке норма­тивного обобщения выделено одно из двух «связанных» предписаний диспозитивных норм. В ряде глав Кодекса

101

имеется норма: «Правила, содержащиеся в данной главе, применяются в тех случаях, когда соглашением сторон не установлено иное» (например, ст.ст. 168, 179, 188, 195.и др.).

Но не это главное, что хотелось бы отметить по рас­сматриваемому вопросу. Существование указанных вы­ше гипотез, диспозиций, санкций выражает в ряде слу­чаев интеграцию нормативного материала. Нередко за­конодатель и не стремится дифференцировать норматив­ные положения, а напротив, ставит задачу в ка'кой-то мере объединить совпадающие предписания, интегри­ровать «х. Запомним это обстоятельство. Отсюда тянет­ся ниточка к обобщающим структурам, в частности ас­социациям юридических норм.