Глава I. Лишение жизни *(5)
А. Общее понятие
_ 3. Лишение жизни есть причинение виновным смерти другому человеку. Направляясь против существеннъйшаго блага личности, преступление это издавна обращает на себя внимание законодательства и доктрины. Определения о нем встречаются в древнейших памятниках права. Научная разработка его всего ранее выяснила положения, которые мало-помалу стали применять и к иным группам преступлений ими положено начало нынешней т. н. общей части уголовного права.
I. Виновником лишения жизни, как видно из представленного определения, может быть всякое вменяемое лицо. Отношения его к жертве преступления могут оказывать влияние на наказуемость, не изменяя самого преступления.
II. Предмет преступления. Лишением жизни нарушается заповедь "не убей", которою охраняется жизнь человеческая. Но при этом, разумеется, жизнь человека постороннего, так что к понятию лишения жизни не относится причинение смерти самому себе.
_ 4. Самоубийство. Прежними кодексами оно рассматривалось как тяжкий грех и облагалось наказаниями. Но а) наказания за оконченное самоубийство не могут быть направлены против виновного и если кого-либо карают, то только близких ему лиц; таковы лишение христианского погребения и применявшиеся прежде взыскания с имущества самоубийцы; б) наказания за незаконченное самоубийство бездельно и вредны; он не только не удерживают от повторения акта самоубийства, но, сообщая чрезмерную огласку происшедшему, препятствуют успокоению духа покушавшегося на свою жизнь. Поэтому современные кодексы и доктрины отказались от них Из ненаказуемости же самоубийства вытекает и ненаказуемость всякого в нем участия; однако некоторые виды содействия самоубийству наказываются как проступки sui generis, ввиду общегосударственного интереса охранения народонаселения.
Но от участия в самоубийстве должно быть отличаемо лишение жизни, средством для которого виновный употребляет деятельность самого убиваемого им. Если убиваемому дать в руки смертоносное орудие, назначение которого для него непонятно, и побудить его сделать из него употребление; если вследствие того он убил себя, то в данном случае мы имеем дело с убийством, а не с самоубийством. Эта форма убийства возможна по отношению ко всякому вменяемому субъекту, для которого неизвестна смертоносность даваемого ему средства; с нею мы обыкновенно встречаемся в делах об отравлении, и оговаривать ее в законодательстве особо не представляется надобности. Надобность эта встречается, однако, в одном случае, когда может возникнуть сомнение, есть ли налицо убийство или самоубийство; именно, если человек невменяемый или несовершеннолетний, еще недостаточно сознающей значение высшего дара-жизни, подстрекается к самоубийству или получает для того какую-либо помощь, поддерживающую явившуюся в нем решимость лишить, себя жизни; для устранения всяких сомнений современные законодательства особо оговаривают этот случай и относят его к убийству
Таково отношение современной доктрины к рассматриваемому вопросу. Наше действующее законодательство стоит еще на прежней почве Уложение содержит ряд постановлений о самоубийстве и участии в нем, помещая их в разделе X, о преступлениях против жизни, здоровья, свободы и чести частных лиц (глава 2, ст. 1472-1476). Самоубийство оно наказывает при условии, чтобы оно было учинено не в состоянии безумия, умопомешательства или происшедшего от болезни припадка беспамятства при этом не требуется предварительного признания душевного расстройства в порядке гражданского процесса; сверх того, наказуемость самоубийства отпадает, если оно учинено или по великодушному патриотизму для сохранения государственной тайны и иных подобных целей или женщиною при обороне от изнасилования (ст. 1474 Уложения.); однако, перечисляя эти частные причины отпадения наказуемости, закон не устраняет действия общих постановлений о причинах невменяемости и невменения, так что, очевидно, делаемый им частный перечень представляется совершенно лишним и не полным Наказуемым самоубийство по нашему праву может быть только при умышленности; неосторожное самоубийство не наказуемо. При этих условиях закон определяет: за оконченное самоубийствонедействительность завещательных распоряжений самоубийцы, а для христиан, сверх того, лишение христианского погребения; за покушение на самоубийство-церковное покаяние, применяемое только к лицам христианских исповеданий, так что субъектом последнего деяния не могут быть нехристиане.
Участие в самоубийстве склонением к нему и пособничеством наш закон сравнивает с пособничеством умышленному убийству, что представляется совершенно ненравильным (ст. 1475). Кроме прямого участия. закон предусматривает побуждение, посредством соединенного с жестокостью злоупотребления власти, к самоубийству подчиненного виновному или вверенного его попечению лица (независимо от возраста последнего); субъектами такого наказуемого побуждения, кроме родителей и опекунов могут быть и иные лица, облеченные властью над самоубийцею; побуждение, о котором говорит ст. 1476, должно быть отличаемо от склонения или прямого подстрекательства к самоубийству, наказуемого более тяжко, по ст. 1475 Уложения наказуемость-тюрьма с ограничением прав, а для христиан, сверх того, и церковное покаяние.
Уголовное уложение 1903 г. существенно изменяет эту систему. Самоубийство оно оставляет без всякого наказания, участие же в нем рассматривает как проступок sui generis и облагает незначительным наказанием (заточением до 3 лет), ограничивая наказуемое участие доставлением средства к самоубийству и обусловливая наказуемость наличностью оконченного самоубийства. Но подговор и содействию к самоубийству лица невменяемого или недостигшего 17-летнего возраста и по Уголовному уложению составляют вид убийства, наказуемый каторгой; при этом безразлично для состава преступления, учинил ли в действительности потерпевший самоубийство или только покушался на него (ст. 463).
_ 5. Убийство по соизволению убитого По общему правилу, от каждого блага, ему принадлежащего человек может отказаться, и тогда о нарушении его не может быть более речи*(6); имущество брошенное перестает быть возможным предметом похищения, согласившемуся на оскорбление оно может быть нанесено безнаказанно, по правилу: volento non fit inquria. Отсюда исключается благо жизни, признаваемое, по огромной важности его, неотчуждаемым, хотя самоубийца по современным воззрениям ненаказуем, но невозможно предоставить всякому убивать другого по выраженному последним желанию*(7): шансы лишения жизни при этом больше, чем при самоубийстве, опасность злоупотребления слабостями и душевным волнением лишаемого жизни весьма велика. Убийство не перестает быть убийством, хотя бы оно было сделано с согласия убитого. В этих случаях может быть речь только о понижении наказания, но не по причинам лежащим в предмете посягательства, а по особенностям внутренней стороны: виновный мог быть вызван к деятельности мотивами сострадания к убиваемому, напр., докалывая на поле сражения страдающего от ран и просящего прекратить его мучения.
Из законодательств иностранных одни, каково французское, не содержат особых постановлений о лишении жизни с согласия убитого, и практика применяет к случаям этого рода общие постановления об убийстве, другие, как кодексы германский (ст. 216) и венгерский (_ 282), особо оговаривают случай, когда убийство учинено по ясно выраженной настоятельной просьбе убитого, и облагают его уменьшенным наказанием. Действующее наше законодательство принадлежит к первой системе, уголовное же Уложение 1903 г. примыкает ко второй, определяя значительно смягченное наказание-заточение до 3 лет-за умышленное лишение жизни, выполненное по настоянию убитого, т.е. по его категорической о том просьбе, предполагая полную свободу его воли, и притом из сострадания к нему (ст. 460). Этим последним требованием уголовное уложение отличается от германской системы. Убийство по согласию убитого, вне указанных условий учиненное, и по Уголовному уложению наказуемо по общим правилам о лишении жизни. Финляндское уложение (_ 164) усваивает германскую систему.
_ 6. Отсутствие правовой охраны убитого. В прежнее время существовали целые категории людей, признаваемых бесправными и не пользовавшихся никакою охраною государства. Всякий, их встретивший, мог убить их безнаказанно, так что они не могли быть объектом преступного лишения жизни. Таковы, с одной стороны, приговоренные к некоторым наказаниям (aquae et ignis interdicnio в Риме, Friedlosigkeit в Германии), с другой-принадлежавшие к некоторым племенам или сословиям (цыгане и рабы в Европе у нас по Соборному уложению холопы, убийство которых рассматривалось только как причинение имущественного вреда хозяину). Современное государство не знает таких бесправных классов, и жизнь каждого человека пользуется охраною по отношению ко всякому частному лицу. Даже приговоренный к смертной казни не может быть убиваем всяким: лишить его жизни может только государство посредством своих органов Равным образом и на войне неприятель может быть убиваем только членами войска.
Но и ныне остались, как видно и из приведенных примеров, такие случаи, когда жизнь человека перестает пользоваться охраною закона и может быть безнаказанно нарушаема при известных условиях; по пластическому выражению римских юристов, cum homo quste occiditur, lex eum occiditur, lex eum occidit, non tu. Право лишения жизни, устраняя наказуемость последнего, существует во всех тех случаях, когда закон предоставляет его или для ограждения частного интереса, или во имя интересов общественных Французское законодательство на этом основании различает два вида ненаказуемого лишения жизни:homicide legale и homicide legitime, лишение жизни законное и правомерное; первое обнимает всякое лишение жизни по предписанию закона или по законному распоряжение власти, второе имеет место в случаях необходимой обороны. Наше право в общих своих постановлениях равным образом указывает, что преступность деяния устраняется при отпадении его противозаконности (ст. 1 Уложения), и намечает условия, при которых дозволяется нарушение чужих благ для охранения блага собственного или иных лиц, именно, состояние необходимости и право обороны., Сверх того, по этому предмету относительно убийства имеется специальное постановление, называющее некоторые ненаказуемые случаи его (1471 Улож.), именно,-причинение смерти при необходимой обороне и при употреблении оружия по долгу службы или требованию закона для пресечения преступлений карантинных таможенных, лесных, или побега из-под стражи, и вообще по требованию начальства в пределах закона. Но это лишь примерные указания, а не исчерпывающий перечень; их нужно дополнить другими случаями, где противозаконность нарушения отпадает на основании общей части кодекса.
_ 7. Жизненность и жизнеспособность объекта посягательства. Таким образом, жизнь всякого человека может быть предметом деяний рассматриваемой группы. Но отсюда вытекает уже, что в момент учинения деяния человек, против которого оно направляется, должен находиться в живых преступного лишения жизни нет, если деяние направлялось, с одной стороны, против умершего с другой-против не начавшего жить.
Если оно направлялось против умершего, которого виновный ошибочно считал живым, то мы получаем преступление мнимое (delictum putativum) по общим началам уголовного права не подлежащее наказанию, за отсутствием объекта посягательства. Безразлично при этом, умер ли такой человек задолго до предпринятого против него посягательства, или немедленно перед ним Необходимо лишь, чтобы в момент учинения деяния он был мертв, т.е. чтобы в нем прекратились все органические отправления, характеризующие жизнь. Вопрос о том, наступила ли смерть, принадлежит медицинской экспертизе при разрешении его важно помнить, что не достаточно прекращение одного из отправлений организма (напр. дыхания, кровообращения, прекращающихся и при летаргическом сне), необходимо прекращение, и притом бесповоротное всех отправлений организма, переход из бытия в небытие *(8).
Но от наличности жизни или жизненности объекта нужно отличать его способность к жизни. Как скоро установлено, что человек в момент, учинения деяния был жив, то для состава деяния безразлично, способен ли он был жить более или менее долгое время: убийство может быть учинено как против цветущего жизнью юноши, так и против старика, стоящего одною ногою в могиле и против безнадежно больного. Поэтому степень энергии и правильности жизненных отправлений убитого степень нормальности развития органов его тела не оказывают никакого влияния на состав убийства. Положение это, общим образом не возбуждающее сомнение, в истории законодательств ограничивалось для случаев
Убийства урода. По воззрениям классического мира, урод не имел права на жизнь; римское право признавало убийство его дозволенным (monstrosos partus sine fraude coedunto); взгляд этот усвоен был и средневековою юриспруденцией, на которую имели влияние суеверные воззрения о происхождении таких существ от таинственной связи с дьяволом Противоположный взгляд проводился каноническим правом, опиравшимся на то, что всякое существо, рожденное от человека имеет человеческую душу, и потому относившим лишение жизни урода к убийству. Но весьма долгое время господствующим в законодательствах было первое воззрение. Еще Каролина и основанные на ней памятники германского права требовали, чтобы обект детоубийства не только пользовался жизнью (lebendig), но и обладал нормальными органами (gliedmassig), почему убийство урода считалось ненаказуем. Прусское земское право 1794 г. ограничило понятие урода существами, не имевшими человеческого образа, продолжая считать убийство и ненаказуемым Тот же взгляд проводился в германской доктрине даже в начале XIX в.; на сторону его склонялись Фейербах Грольман, а позднее Россгирт, Мартин и Гефтер.
В современной доктрине он признается неправильным по следующим соображениям. Понятие уродства в высшей степени неопределенно; строго говоря, оно обнимает всякое уклонение от нормального строения человеческого тела; но в таком случае под это понятие подойдет почти всякий человек. Вот почему его уже издавна стремились ограничить. Древнейшее и постоянно державшееся ограничение относилось к возрасту: понятие урода применяли только к детям и потом даже только к новорожденным не распространяя его на взрослых. Но почему же ребенок, начавши жить, менее огражден в этом своем благе жизни, чем прочие лица, может быть доживающие свой век? Другое ограничение, внесенное позднее, относилось к самому свойству уродства; ненаказуемое убийство ограничивали или "уродами в тесном смысле" (eigentliche Missgeeburte), не определяя этого ближайшим образом или уродами, не имеющими человеческого образа", равным образом оставляя и это описание без более точного определения; в обоих случаях понятие уродства было неясно, и суду предоставлялся огромный простор в решении этого вопроса. Конечно, если родился ребенок чудовищного вида, то у лиц, ему близких особенно у родителей, могут появиться такие сильные побуждения прекратить его существование, которые должны быть приняты во внимание при установлении степени ответственности их; но убийство урода не перестает быть убийством человека, и изменение наказуемости возможно при этом в силу условий лежащих не в объективном, а в субъективном составе деяния.
К этому решению вопроса примыкают новейшие законодательства; они не содержат особых постановлений об убийстве урода, обнимая их общими постановлениями об убийстве, но, открывая суду возможность смягчать наказание по субъективным особенностям
Наше законодательство до Петра I оставляло убийство детей-уродов без наказания; при Петре I состоялись Указы 1704 и 1718 годов, предписывавшие не убивать и не таить уродов, а объявлять о них священникам для представления по начальству в кунсткамеру, причем за представление их назначены награды, а за непредставление и убийство - взыскания, частью денежные, частью даже (в Указе 1804 г.) смертная казнь. Постановления эти, следовательно, имели в виду не охрану жизни младенца-урода, а цели полицейские. Позднее в Своде 1832 г., к нам проникает и взгляд на урода, как на человека, жизнь которого охраняется законом и из соединения этих взглядов образовалась ст. 1469 Уложения, предусматривающая убийство младенца чудовищного вида или даже не имеющего человеческого образа; влияние петровских воззрений сказалось на содержащемся в этом законе предписания доносить надлежащему начальству о рождении таких уродов и на установлении за убийство их иных наказаний, более мягких, чем за убийство вообще Исправительные арестантские отделения на время от 1 до 1,5 года *(9), а для христиан - и церковное покаяние); влияние новых взглядов проявилось в отношении этого постановления к главе о смертоубийстве и в указании. что это есть "по невежеству или суеверию посягательство на жизнь существа рожденного от человека и, следственно, имеющего человеческую душу".
Таким образом, убийство урода по нашему праву есть особый, привилегированный вид лишения жизни. К выделению его из общего понятия убийства могут иметь значение обстоятельства, лежащие в субъективной стороне деятельности, в особенности побуждений законодатель обращает внимание, с одной стороны, на существующие суеверия, с другой - на отчаяние и глубокое разочарование, в котором находятся лица близкие, особенно родители. Поэтому: 1) субъектами такого особого вида убийства могут быть признаваемы лишь родители урода; наше законодательство не содержите такого ограничения;
2) главное внимание при установлении понятия уродства должно обращать не на физиологическое значение ненормальностей строения ребенка, а на их внешний вид, на противоречие их человеческому образу;
это требование содержится и в действующем законодательстве;
3) мотивами, заслуживающими снисхождения, кроме указываемых нашим законодательством суеверия и невежества, должны быть признаны также стыд отчаяние и т. п. Нужно заметить, наконец, что понятие умерщвления урода по действующему законодательству относится лишь к случаям умышленного убийства (неосторожное лишению урода жизни наказуемо по общим правилам), и что при этом условии лишение жизни наказуемо во всяком случае; из неудачной конструкции ст. 1469 Улож. ("вместо того, чтобы донести о сем начальству"), по-видимому, вытекает иное заключение, будто бы наказуемость отпадает, если умертвивший урода донес о том начальству; но эта конструкция указывает лишь на историческую связь действующего правила с постановлениями петровского законодательства.
Уголовное уложение 1908 г. и Финляндское уложение особых постановлений об умерщвлении урода не содержат.
_ 8. С другой стороны, для наличности лишения жизни необходимо, чтобы жизнь началась. Но вопрос о том, с какого момента нужно считать начало человеческой жизни, в истории права подвергался разным решениям, имеющим огромное значение для разграничения детоубийства и чадоубийства-с одной стороны, изгнания и умерщвления плода-с другой. Весьма далеко отодвигался этот момент каноническим правом; выставляя положение: homo est, et qui est futurus, и признавая, что и зародыш имеет человеческую душу, оно провозглашало убийством и умерщвление плода в утробе матери. Но уже среди кантонистов происходил спор, на каком месяце утробной жизни зародыш получает человеческую душу. Другое, противоположное мнение требует, чтобы зародыш, вполне созрев, отделился от чрева матери и начал самостоятельную внеутробную жизнь; внешним признаком такой самостоятельности считается всего чаще начало дыхательного процесса, работы легких. Но и это мнение идет очень далеко; при родах бывает такой промежугок времени, когда ребенка соединяет еще с матерью пуповина, когда, след., продолжается еще общая жизнь ребенка с матерью, а между тем несомненно, что ребенок уже должен быть признан рожденным и, след., начавшим жить. Мало того, самый акт рождения предполагает известное время, напр., вышла головка, но все туловище еще остается в утробе рождение совершается, жизнь внеутробная начинается. Обыкновенно для экспертизы самым твердым признаком начатия жизни служит дыхание; но бывают случаи, когда о нем можно судить и без этого акта, напр., при рождении созревшего плода ребенок удушается в момент появления головки, когда он еще не успел вздохнуть и в легких не может быть обнаружено никакого дыхательного процесса. По этим соображениям ныне усвоен средний взгляд: зародыш, находящейся в утробе матери, отличается от человека и понятие лишения жизни принимается лишь с момента рождения, хотя бы самостоятельная внеутробная жизнь ребенка еще не началась.
Но, ввиду такого разделения понятий, оказываются необходимыми особые постановления об умерщвлении плода, для ограждения последнего от противозаконных посягательств
Умерщвление плода *(10). Взгляды на это деяние в истории права подвергались существенным изменениям. Древнейший период характеризовался воззрением на него, как на посягательство не против плода, а против матери; поэтому сама мать виновником быть не могла, и деяние формулировалось не как умерщвление плода, а как употребление средств для изгнания плода безотносительно к последствиям, постигшим самый плод. При таком взгляде были эпохи, когда изгнание плода практиковалось в чрезвычайно широких размерах, и абортативные средства продавались и покупались гласно; к ним принадлежит эпоха Горация в Риме Изменение этого взгляда вызвано было соображениями политическими и юридическими. С одной стороны, забота об увеличении народонаселения побуждает правительства принять под свою охрану детей в утробе матери. С другой, за плодом мало-помалу признается до известной степени значение субъекта прав Весьма резко провозглашено это положение данническим правом, объявившим плод человеком и признавшим умерщвление плода за убийство. Современные доктрина и законодательство занимают среднее место, по следующим соображениям.
1) Плод, пока он находится в утробе матери, еще не начал жить самостоятельною жизнью и не может быть признан членом общежития, человеком в точном смысле этого слова; однако существование его стоит под охраною закона, и сам он до известной степени признается субъектом даже гражд. прав, напр., можно завещать имущество еще народившемуся; конечно, посягательство на жизнь его носит особый характер, чем посягательство на человека, оно есть foeticidium, а не homicidium.
2) Особенность этого посягательства условливается тем еще обстоятельством, что оно обыкновенно соединяется с опасностью для жизни и здоровья самой матери; плод подлежит охране по общественным соображениям, независимо от желания или нежелания матери, но при этом нельзя не принять во внимание, учинено ли посягательство на него с согласия или без согласия беременной и какими для последней результатами сопровождалось.
Умерщвление плода, учиняемое самою матерью или с согласия ее, по общественному и психическому своему значению стоит для матери в близкой связи с чадоубийством и детоубийством. Обыкновенно оно вызывается теми же побуждениями, происходит при той же обстановке и потому встречает в законодательствах сходную конструкцию; к матери, умерщвляющей свое незаконное дитя или свой незаконный плод, законодательства современные относятся гораздо снисходительнее. Умерщвление же плода без согласия беременной может или 1) осложняться преднамеренным умыслом на убийство са.мой матери; в этом случае мы получаем квалифицированное убийство беременной женщины (1452 Улож.); 'или 2) учиняется без всякого умысла против личности самой матери; тогда получается особое посягательство-умерщвление плода, foeticidium.
Нам Свод законов 1832 г. наказывал изгнание плода наравне с умышленным убийством. Уложение, помещая постановления о нем в главе о смертоубийстве (ст. 1461 - 1463), относится, однако, к нему снисходительнее, как по характеру объекта, так и по субъективным особенностям деяния. Субъектом его может быть всякое лицо, а не только мать, как при детоубийстве, и не исключая матери, как по прежнему праву. Объектом его должен быть почитаем человеческий плод зачатый, но еще не рожденный; степень развития зародыша не имеет при этом значения, и современная доктрина отказалась от попыток кантонистов провести различие между foetus animatus u non animatus, опиравшееся на число дней, истекших со дня зачатия; не имеет тоже значения, способен ли был плод жить вне утробы матери или нет. Но, разумеется, плод в момент учинения деяния должен обладать жизнью,-и это весьма трудный вопрос экспертизы; попытка истребления плода у женщины, оказавшейся не беременною, или плод которой умер ранее, будет не умерщвление плода, а только разве посягательство на здоровье беременной Наказуемо лишь умышленное умерщвление плода; для случаев неосторожности существуют особые постановления об ответственности врачей,. аптекарей и т. п. за неправильное врачевание (ст. 867, 870 и 871 1 , 877-880 улож.). Умысел должен быть противозаконный; если врач выполняет законную операцию или лечение и производит выкидыш то, буде он действовал в пределах необходимости, он не подлежит ответственности (цезарское сечение). Совершение по букве нашего права наступает не с момента лишения жизни зародыша, а с момента отделения его от утробы матери, потому что закон говорит не об умерщвлении, а об изгнании плода: но по природе деяния, оно необходимо предполагает ныне (по редакции закона 11 июня 1885 года) смерть плода, момент, которым и должен определяться момент совершения Наказания-каторга, сроки которой изменяются смотря по последствиям деяния для матери, если изгнание плода учинено без ее согласия, и исправительные арестантские отделения на время от 5 до 6 лет, если учинено с ее согласия; в последнем случае наказуема одной степенью ниже и виновная мать. Уголовное уложение 1908 г. остается, в общем, на почве Улож. о нак., но оно уже говорит не об изгнании, а об умерщвлении плода, и различает с одной стороны тот случай, когда субъектом преступления является мать, с другой-постороннее лицо с согласия или без согласия ее (ст. 465, 466). Точно такое же различие приводится и финляндским уложением (_ 180 и 181), говорящим об умерщвлении плода посредством изгнания или в утробе и предусматривающим особо неосторожное умерщвление плода посредством умышленного нанесения телесных повреждений женщине заведомо для виновного беременной (_ 182).
_ 9. III. Действие лишения жизни с его внешней стороны состоит в причинении смерти. Причинная связь существует, когда виновный своею деятельностью или 1) вызывает действие сил, производящих смерть, независимо оттого, будут ли то силы внешней природы, животного (травление собакою), постороннего невменяемого или вменяемого лица, или самого убитого нужно лишь, чтобы проявление этих сил наступило вследствие деятельности виновного, стоя от нее в возможно более прямой, непосредственной зависимости; чем более отдалена эта зависимость, тем более нарушается и причинная связь с последствием, и в судебной, практике случаи отдаленной связи, во избежание ошибок правильнее относить на счет иных причин напр., если посредствующею силою является деятельность лица вменяемого, не находившегося в соучастии с виновным и действовавшего при условиях вменения (так называемое психическое убийство); или 2) если виновный отвращает своею деятельностью проявление таких сил, вследствие применения которых жизнь сохранилась бы, напр., сиделка не переменяет перевязки и больной истекает кровью; наше законодательство (ст. 1207, 1460 улож.) оговаривает некоторые из этих случаев, относя их к убийству, хотя иногда смягчая наказание; несомненно, что и другие случаи того же рода должны быть относимы сюда же. При этих условиях всякая деятельность, вызвавшая лишение жизни, достаточна для убийства, независимо от формы ее или способа действия, а также употребленных виновным средств Убийство может быть учинено не только положительным действием, но также и бездействием, не только путем насилия, но и обмана или просто хитрости, не только средствами механическими, но также химическими и физиологическими
Но от причинения смерти нужно отличать допущение смерти, происходящей от иных причин. Последние могут состоять или в преступной деятельности третьего лица, допущение которой образует понятие попустительства, или в явлениях, безразличных в смысле уголовно-юридическом Допущение лишения жизни в обоих случаях сводится к неоказанию помощи, взгляды на которое изменялись существенно в истории уголовного правосознания Прежде, под влиянием канонического права и вообще религиозных воззрений господствовал взгляд, что, всякий человек обязан оказывать помощь погибающему, особенно если может сделать это без опасности для себя, и при неисполнении этого отвечает за наступивший результат. Но при этом, очевидно, понятие преступного деяния смешивалось с понятием греха В XIX ст. германская доктрина ограничивает наказуемое неоказание помощи случаями, когда на виновном лежала по закону, по естественным отношениям его к пострадавшему или по договору, особая обязанность оказывать помощь; но, очевидно, и в этом случае можно возлагать ответственность лишь за неисполнение обязанности, а не за наступившие в дальнейшем времени явления, которые могли бы быть вовсе последствием деятельности виновного. Ныне господствует по этому вопросу точка зрения германского криминалиста, Людена, который примкнул его к общему учению о причинной связи; если деятельность виновного, не оказавшего помощи, такова, что она должна быть признана причиною наступившей смерти, то виновный отвечает за нее, как за свой результат; в противном случае ответственность за него не имеет места, и он отвечает только за неисполнение обязанности.
Но если, не ограничиваясь неоказанием помощи лицу погибающему, виновный деятельностью своею создал то положение, вследствие которого наступила опасность для его жизни, то он должен быть признаваем причиною наступившей смерти, и деятельность его, переставая быть простым неоказанием помощи, становится одним из способов убийства (1519, 1520 улож.). Особо предусматривать такие случаи, собственно, нет надобности. Есть, однако, случаи этого рода, при которых трудно доказать желание на убийство, а желание на оставление в опасном положении несомненно (dolus eventualis), когда притом смерть не наступила. Из этих случаев создается особая группа, наказуемого оставлении в опасности, с которым мы познакомимся далее
_ 10. Преступная воля. По участию воли в лишении жизни, последнее распадается на случайное, неосторож.ное и умышленное.
Случайное лишение жизни не подлежит ответственности, безразлично, произошло ли оно от деяния, само по себе запрещенного *(11), или нет (93, 1470 ул.); деятель отвечает только за учиненное, за лишение же жизни даже церковное покаяние для христиан, в видах успокоения их совести налагается только по их желанию.
Неосторожность по началам теории права, принимаемым и уголовным уложением 1903 г., распадается на две формы виновности:
причинение зла непредвидимого деятелем, но такого, которое можно было предвидеть, и причинение зла предвидимого им, но не желаемого и такого, которое деятель надеялся избежать. Наше действующее законодательство ограничивает понятие неосторожности, первою формою виновности, соединяя вторую с умыслом условным (dolus eventualis, ст. 1458 улож.). Степени неосторожности, при этом построении могут быть определены или по степени возможности и легкости предвидения, или же по степени обязанности виновного действовать с особою осмотрительностью; такая обязанность, в свою очередь, обусловливается или лежавшими на виновном функциями, напр., должностными, или же учинением им противозаконного деяния, когда закон ставит требование, чтобы он действовал с особою осмотрительностью. Наше действующее право для определения тяжести неосторожного лишения жизни соединяет все эти различные основания, почему постановления его по этому предмету отличаются крайнею сложностью. Оно различает
1) простую неосторожность, за которую полагается лишь внушение и которая граничит со случаем (110 улож.);
2) неосторожность общежитейскую, когда лишение жизни произошло от действий неприступных сами по себе, напр., от игры загибания калача; здесь полагаются арест или тюрьма (1469 ул.);
3) неосторожное причинение смерти деянием, запрещенным само по себе уголовным законом В этом отдельном запрете законодатель видит основание возложить на деятеля обязанность особой осмотрительности, и за причинение смерти с нарушением ее преследует строже, чем за обыкновенную неосторож.ность. И чем тяжелее преступное деяние, имевшее смерть своим неосторожным результатом тем строже ответственность за причинение ее. Закон установляет такую градацию действий, неосторожно причинивших смерть.
Ниже прочих стоят случаи причинения смерти деяниями, противными ограждающим личную безопасность н общественный порядок постановлениям (1466 улож.). Необходимо, чтоб действие было запрещено законом под страхом наказания или в уставе, или в уложении, или в сепаратных узаконениях. Но действие это не должно направляться против данной личности (к. р 1872 n 235, Денисова), составляя лишь нарушение правил установленных в интересах неопределенного числа лиц,-причем безразлично, запрещалось ли такими правилами положительное действие, бездействие или упущение; таковы, напр., случаи причинения смерти неосторожною ездою в городе неустройством перил на лестнице, неустройством шлагбаумов при путях пролегающих через железную дорогу. Наказуемость-тюрьма или по правилам о совокупности, а для христиан и церковное покаяние.
Вторую степень составляет неосторожное причинение смерти деяниями, составляющими легкое умышленное насильственное посягательство против пострадавшего такое именно, которое по обыкновенному порядку вещей не представляло опасности для его жизни и закончилось смертью лишь ввиду особо сложившихся и иепредвиденных деятелем обстоятельств (1464 улож.) Под легкими понимаются насильственные действия, выделяемые из понятия телесных повреждений по нашему праву, но обложенные сами по себе наказаниями или как обида действием (в том числе и побои, предусмотренные ст. 1533 ул.), или как насилие (142 уст. о нак.). Закон требует умышленности их; если же само действие было неосторожным и вследствие его произошла неосторожная смерть, то возможность применения ст. 1464 Уложения исключается (к. р. 1870 n. 560, Витинского) и может быть применена только ст. 1468. Наказуемость-тюрьма с ограничением или без ограничения прав, а для христиан и церковное покаяние. Но так как наказание это значительно ниже положенного за причиненные родителями насилия даже без всякого смертельного результата, то сенат (1875 .n553, Попова) разъяснил, что при посягательствах против родителей применяется не 1464, а 1591 улож. о нак.
Выделяются из этих случаев и относятся к следующей по тяжести степени неосторожности случаи неосторожного причинения смерти в драке (1465 улож.).
Наконец высшую степень неосторожности составляют случаи причинения смерти путем телесных повреждений, каковы увечья, раны, расстройство здоровья, опасные для жизни тяжкие побои, истязания и мучения. В этих случаях получается понятие смертельного повреждения (1484, 1488, 1490 ул.), наказуемость которого, иногда доходя до 10-летней каторги, условливается объективною тяжестью самого повреждения и степенью обдуманности его.
Со смертельными повреждениями мы встретимся в дальнейшем изложении, здесь же нужно остановиться на убийстве в драке.
В прежнее время у нас кулачные бои были весьма распространенным явлением. Действующее законодательство (38 уст. о нак.) запрещает всякую ссору, драку и кулачный бой в публичном месте, как нарушение общественной тишины и безотносительно к последствиям. Закон об убийстве в драке относится не только к дракам в местах публичных, но и не публичных
Драка есть физическая схватка между двумя или более лицами, которые к ней приступили добровольно, хотя бы по внезапному побуждению и без определения условий. Признаком предполагаемой добровольности, в свою очередь презумирующим известное, хотя бы далеко не полное, равенство борющихся сторон драка отличается от нападение, которое дает право самозащиты или обороны. Равенство борющихся условливается приблизительным равенством сил их, хотя бы, по мнению одной стороны; число борющихся на каждой стороне, а также род орудий могут быть и не одинаковы, если только эти обстоятельства известны обеим сторонам. Но схватка сторон, из которых одна явно превосходит другую ввиду неожиданно для последней превзошедших условий, не может быть почитаема дракой; напр., если в начавшемся кулачном бою одна из сторон внезапно пускает в ход огнестрельное оружие. Так, и сенатом признано, что нанесение смерти лицу, поставленному в такое положение, в котором он не мог защищаться, не может быть подводимо под действие законов об убийстве в драке (1869 .n 565, Калантар-Оглы) *(12).
Для понятия драке безразлично, употреблялись ли при этом какие-нибудь орудия, или драка ограничивалась кулачной схваткой; нельзя согласиться с толкованием сената, полагающим, что употребление смертоносного оружия исключает понятие драке. Другое дело, если оружие употреблено с умыслом на убийство, или когда непредвиденное другою стороною употребление его нарушает равенство сил борющихся и превращает драку в нападение.
Со стороны внутренней, убийство в драке предполагает отсутствие умысла на убйство: без этого умысла борющиеся должны приступить к драке и он не должен возникнуть у них в момент самой драки. В противном случае наступает ответственность за умышленное убийство, согласно общим о том постановлениям (к. р. 1871 г. n 1311, Данилова). Отсюда уже видно, что в драке убйство может быть или умышленное, или неосторожное, и не все, учинившие убийство в драке, наказуемы по ст. 1465 улож.; поэтому новейшие западно-европейские кодексы не содержат особых постановлений об убшстве в драке, предоставляя суду оценку этого деяния в каждом отдельном случае на основании общих начал об умысле и неосторожности.
Смерть при убийстве в драке должна быть последствием насильственных действий, учиненных во время физической схватки; тяжесть насильственных действий при этом безразлична. Нужно лишь, чтобы они были нанесены лицом, участвовавшим в драке, а не лицом посторонним и притом также лицу, принимавшему в драке участие поэтому, напр., причинение смерти грудному младенцу, находившемуся на руках женщины, с которою дрался виновный, не составляет убийства в драке.
Ответственность за убийство в драке определяется различно, смотря по тому, обнаружены ли судом нанесение умершему смертельные удары, или нет. В первом случае наказываются только причинившие смертельные удары (тюрьма с ограничением прав). Для второго случая в законодательстве нашем сохранился остаток групповой ответственности, к которой, однако, привлекаются не все участники драке *(13), а только те, которые принимали участие в насильственных против убитого действиях. Но о каком участии здесь речь? Нужно, прежде всего, исключить из числа ответственных всех тех, которые были на стороне убитого Затем, из участвовавших на стороне противной подлежат наказанию не все, а те только, кто физически выступал против убитого, нанеся ему какое-нибудь насильственное действие или распоряжаясь нанесением его; тяжесть послднего безразлична, но, во всяком случае, физическое воздействие на тело пострадавшего или распоряжение оказать его, безусловно, необходимо для применения 1465 ст.; недостаточно участие в самой драке нужно именно участие в причинении убитому насилия во время драке. При определении таким лицам наказания (тюрьма без ограничения прав закон различает зачинщиков драки и возбуждавших к продолжению ее, наказываемых строже, от прочих участвовавших в драке, которым наказания определяются несколько более слабые
При неосторожном убийстве к установленному гражданскому наказанию для христиан присоединяется церковное покаяние. Уг. улож. 1903 г. в отношении неосторожного убийства различает простую неосторожность и неосторожность, бывшую последствием несоблюдения виновным правил установленных законом или законным постановлением власти для его рода деятельности, в ограждение личной безопасности. Кроме того, отдельно стоят постановления о смертельном повреждении, убийство же в драке особо не предусматривается. Фянлянд. улож. различает простую неосторожлость (_ 171), убийство в драке (_ 169 и 170) и смертельное повреждение (_ 165, 167 и 168). В отношении убийства в драке, подобно улож. о нак., в нем приводится различие между тем случаем, когда нельзя выяснить, кто из участвовавших в драке причинил потерпевшему смерть, и тем, когда выяснить это можно. В первом случае каждый причинивший потерпевшему насилие отвечает за тяжкую драку, во втором-каждый нанесший смертельное повреждение или причинивший такое повреждение, которое в совокупности с другими причинило смерть, признается убицей; кроме того, установляется ответственность других лиц, причинивших иным образом насилие потерпевшему, а также всех участвовавших в драке
_ 11. Наиболее тяжелую форму лишения жизни образует умышленное лишение жизни, которому единственно усваивается наименование убийства уголовным уложением 1903 г. Но и умысел по интенсивности своей имеет различные оттенки
Низшую степень его представляют случаи, когда виновный, сознавая, что действие его или бездействие может причинить известный результат, тем не менее, совершает свою деятельность, хотя не в видах достижения преступного результата, но допуская его наступление и относясь к нему безразлично. Это преступное безразличие законодательство даже особо оговаривает лишь в случаях, когда преступное последствие было результатом иного умышленного преступного деяния, обыкновенно сравнивая его по наказуемости с умыслом (108, 109 Улож.), а при убийстве несколько понижая наказуемость (1458 Улож.). Последнее постановление, по толкованию Таганцева, должно быть применяемо и к случаям убийства, которое допускал виновный при учинении деяния, само по себе непреступного, так как если бы их наказывать по общим постановлениям об умышленномъ убийстве, то, вопреки принятой у нас системе, последствия деяний преступных сами по себе наказывались бы слабее чем последствия деяний непреступных. По самой природе преступного допущения здесь о наказуемом покушении не может быть речи Притом по толкованию сената (1871 n 86, Коренюгина). при преступном допущении родственные отношения не повышают ответственности за убийство; это положение должно быть распространено и на прочие основания квалификации убийства.
Умысел прямой в противоположность преступному допущению есть такое направление воли виновного, при котором он не только предвидел те последствия, которые могут возникнуть из его действий, но и желал их наступления, действуя ради осуществления этого желания. При этом безразлично, составляло ли такое последствие, в данном случае лишение жизни, единственную и исключительную цель, к которой направлялась деятельность виновного, или он желал его в ряду других последствий.
При этом умысел или 1) возникает и приводится в исполнение под влиянием сильного душевного волнения; или 2) образуется в нормальном и хладнокровном состоянии духа, но выполняется немедленно по его возникновению, так что виновный не имел времени обсудить свою преступную решимость и вдуматься в последствия ее; или, наконец, 3) он не только складывается в нормальном состоянии духа, но и приводится в исполнение по истечении некоторого времени с момента его возникновения, после более или менее тщательной оценки образовавшего в деятеле преступного желания. Первой форме умысла соответствует понятие убийства в запальчивости или раздражении относящегося к привилегированным видам убийства. Различие между второй и третьей его формами образует различие убийства умышленного (meurtre, Todtschlag) и предумышленного (assassinat, Mord).
Это деление убийства, на континенте Европы ныне общепринятое, принадлежит сравнительно недавнему времени. В старонемецком праве понятие Mord означало всякое тайное убийство из особенно низких побуждений и противополагалось открытому (offenes) лишению жизни, совершенному из побуждений гнева, ненависти, мщения. Точно также и в старофранцузском праве до XVII в. под assassinat понимали не предумышленное убийство, а убийство по найму или тайное, из засады. Русская Правда различала явное убийство в ссоре (в сваде или на пироу явлено) и убийство тайное, из засады, разбойническое (на разбой безо всякая свады *(14). По этим же признакам развивалось деление убийства в позднейших наших памятниках, причем Уложение 1649 г. различало: убийство умышлением, означавшее разбойническое лишение жизни и наказывавшееся смертью; убийство неумышлением, в драке пьяным делом, наказывавшееся торговою казнью с отдачею виновного на поруки; и убийство грешным делом, без умышления, когда никакого наказания не полагалось. Английское право доныне не знает различия убийства на предумышленное и умышленное; противозаконное лишение жизни (unlawful homicide) оно делит на murder и manslaughter, причем murder обнимает противозаконное причинение смерти всяким действием или бездействием, учиненными с намерением лишить человека жизни или нанести ему тяжкое телесное повреждение; к manslaughter же относится противозаконное причинение смерти, учиненное с намерением нанести лишь легкое телесное повреждение, разве объектом посягательства было должностное лицо судебного ведомства при исполнении своих обязанностей, или лишение жизни последовало при учинении иного тяжкого преступления (felony), когда деяние становится murder *(15).
Но с конца XVII ст. появляется и в течение следующего века укрепляется в континентальной Европе различение убийства на умышленное и предумышленное. Несмотря на общее почти признание этого деления, в понимании его до сих пор не существует единодушия, и между законодательствами, его придерживающимися, замечаются две разные системы, французская и германская. Первая требует для предумышления (premeditation) истечение известного промежутка времени между возникновением умысла и приступом к его выполнению, безотносительно как к тому состоянию, в котором находился виновный, так и к способности его обдумать спокойно и внимательно свою мысль. Вторая, напротив признаком предумышления считает обдуманность самого выполнения (mit Ueberlegung ausgefuhrt).
Но при германской системе возникает вопрос, к какому моменту исполнения должна относиться обдуманность, если самое деяние продолжалось некоторое время? Если требовать ее во все время выполнения, то к предумышленному убийству пришлось бы отнести лишь немногие исключительные случаи, так как нередко самый хладнокровный убийца при виде крови жертвы впадает в аффект и доканчивает убийство далеко не обдуманно. Отсюда разноречие между коментаторами в понимании этого определения; одни требуют, чтобы условие обдуманности относилось ко всему периоду выполнения убийства; другие полагают достаточным, чтобы обдуманность существовала лишь в начале выполнения убийства; третьи совсем игнорируют момент исполнения, находя, что условие обдуманности выполнения означает лишь осуществление наперед составленного умысла, т.е. то же, что французское понятие предумышления; есть, наконец, и мнение, что по германской системе требуется как предварительное составление умысла, так и обдуманность самого выполнения убийства, осуществление его по заранее составленному плану. Особенные затруднения возникают при случаях смешанных, напр., начатых обдуманно, но довершенных в пылу страсти, и наоборот где границы между убийством, учиненным обдуманно (Mord), и простым умышленным убийством установить в точности нет средств.
Французская система для предумышления требует известный промежуток времени между возникновением умысла и его осуществлением. не обращая затем никакого внимания на психическое состояние виновного при вынолнении преступной решимости. Но установить этот промежуток сколько-нибудь точным образом нет возможности. Вместе с тем, как замечает Haus *(16), было бы ошибочно полагать, что предумышление существует во всех случаях, когда решимость посягнуть на жизнь человека образовалась ранее деяния, подобно тому, как было бы ошибочно утверждать, что преступление должно быть признано не предумышленным, если между составлением и осуществлением плана, по-видимому, не существует никакого промежутка. Движение страсти, сильный порыв гнева также могут продолжаться некоторое время, особенно если страсть поддерживается приемами вина, оскорблениями, спором и т. д. С другой стороны, может случиться, что преступление задумано и выполнено почти в один и тот же момент, однако вы- полнено обдуманно и с полным хладнокровием.
Независимо от этого формального несовершенства, деление убийства на предумышленное и умышленное представляется неправильным и по существу. Мера внутренней виновности и опасность деяния и деятеля для общества в несравненно большей степени определяются иными различиями, встречающимися в убийстве, напр., свойством побуждений и мотивов. А., проходя по мосту и видя сидящего на перилах ребенка, из одной жестокости, чтобы полюбоваться предсмертными судорогами, но по внезапному умыслу, сталкивает его в воду. Муж, оскорбленный в своей супружеской чести, решает отомстить похитителю своего семейного счастья, подготовляет оружие и по заранее обдуманному плану убивает его. В первом случае, несомненно, убийство, хотя и по внезапному умыслу учиненное несравненно тяжелее, чем во втором
Несмотря на эти недостатки различения понятий предумышления и простого умысла, оно при убийстве", как замечено, сохраняется во всех новейших законодательствах (кроме английского). Объясняется это тем, что на Западе обыкновенно признается необходимою за лишение жизни смертная казнь; и вот желание ограничить применение последней привело к принятию такого признака, который, несмотря на неудовлетворительность свою, позволяет как-нибудь отмежевать наиболее тяжкие случаи лишения жизни, сохраняя только для них это высшее наказание. У нас этого соображения не существует и потому угол. улож. 1903 г. уничтожает деление убийства на предумышленное и умышленное.
В наше право различие между предумышленным и простым умыслом вводится только уложением 1845 г., под исключительным влиянием иностранной доктрины и без всякой нужды местной, ибо наше законодательство не знает смертной казни за лишение жизни. Различие это принято не по германской системе обдуманности выполнения, а по французской системе предумышления. Но она не проведена последовательно. Общая часть уложения различает: 1) деяния, учиненные вследствие не внезапного, а заранее обдуманного намерения или умысла, и 2.) деяния, учиненные хотя и с намерением, но по внезапному побуждению, без предумышления. Соответственно с первою степенью умысла, уложение выделило в особый вид убийство с обдуманным заранее намерением или умыслом, но упустило из виду вторую степень, так как убийству предумышленному в нем противопоставлялось убийство, учиненное в запальчивости или раздражении. Этот пробел пополнен только законом 23 марта 1871 г., со времени которого наше законодательство различает 1) убийство предумышленное (1454 ул.); 2) убийство умышленное, но без обдуманного заранее намерения (1 ч. 1455 ул.); и 3) умышленное убийство в запальчивости или раздражении (2 ч. 1455 ул.); первые два вида образуют простое убийство, последний относится к убийству привилегированному. Финляндское улож. (_ 162) различает убийство с заранее обдуманным намерением лишить жизни, наказуемое смертной казнью или пожизненным заключением в смирительном доме, и убийство умышленное, наказуемое пожизненным или срочным заключением; отдельно стоит убийство аффектированное (_ 163)
_ 12. Последний вопрос в учении об общем составе убийства относится к определению наказуемых моментов осуществления во вне преступного умысла. Таковы совершение, покушение и приготовление к убийству,
Совершившимся убийство почитается с момента наступления смерти потерпевшего. Это положение относится ко всем видам убийства, не исключая отравления, которое по прежней доктрине считалось оконченным с момента введения в организм жертвы ядовитых веществ
Покушение на убийство обнимает всю область умышленной внешней деятельности, крайние границы которой суть, с одной стороны, момент наступления смерти, с другой-начало исполнения, т.е. момент, с которого деятельность виновного направляется непосредственно на личность жертвы преступления Наказуемо покушение на убийство на общем основании.
Наконец при убийстве умышленном наказуема, в силу специального определения закона (1457 ул.), и деятельность более ранняя, именно приготовление, состоящее в приобретении, подготовке и приспособлении необходимых для убийства средств В такой подготовительной деятельности различаются два оттенка смотря по тому, доказано ли, что виновный удержан от преступления не зависевшими от него обстоятельствами (исправительный арестантские отделения на время от 4 до 5 л.), или не доказано (тюрьма), но, конечно, и в последнем случае доказанность добровольного отказа устраняет наказуемость (113 улож.). По толкованию сената, за приготовление отвечает как лицо, умыслившее убийство, так и прочие лица, приготовлявшие средства его заведомо о предназначении их для убийства, но с тем, что последствия наказуемы только по правилу о том приготовлении, в котором не доказано, что преступление остановлено независевшими от них обстоятельствами (1876 n 68, Ганиной). Заметим, что при определении наказуемости приготовления не делается различия между убийством простым и квалифицированным, существующего при совершении и покушении, так что за приготовление все виды убийства наказуемы одинаково; это положение разделяется и судебною практикою (1867, n 329, Злобина). По уг. улож. 1903 г. (ст. 457) проводится различие между простым приготовлением к убийству, которому приравнивается участие в сообществе, составившемся для убийства (наказание-тюрьма) и квалифицированным-если для учинения убийства приготовлены взрывчатые вещество или снаряд (наказание-исправительный дом на срок не ниже 3 лет). Финляндское улож. предусматривает только приготовление или добывание яда или тому подобного вредного вещества с целью причинить другому вред (_ 168).
Б. Квалифицированные виды убийства
_ 13. Уголовноответственное лишение жизни распадается, таким образом, на неосторожное и умышленное. Последнее, в свою очередь, делится на простое, квалифицированное и привилегированное. Упоминание различных видов убийства встречается со времен древнейших, когда в основании разделения их лежала объективная оценка убитого (Русская Правда). Соборное уложение называет несколько видов убийства, но за все полагает одинаковые наказания, исключая мужеубийство и детоубийство. Воинский устав ввел за тяжкие виды квалифицированную смертную казнь. Свод законов стоял на почве Соборного уложения, действующее же законодательство примкнуло к Воинскому уставу, определяя за разные виды убийства различные наказания. При этом система его о квалифицированных видах убийства представляется в высшей степени сложною, так как в основание квалификации оно принимает самые различные моменты состава деяния- свойство объекта, способ деятельности, руководившая деятелем побуждения и обстоятельства повторения и соучастия. В одних случаях (203, 212, 1449, 1451, 1455 ч. 3 ул.) квалифицированным убийством признается при всех видах умысла (предумышление, простой умысел, аффектированный умысел и при самой тяжкой форме, отцеубийстве, даже без различия в наказаниях); в других оно квалифицируется только при предумышлении и простом умысле, но с различием в наказаниях (ст. 1452, 1453, 1455 ч. 1 ул.); наконец при повторении (1450 ул.) квалифицируется только убийство предумышленное.
а. Виды убийства, квалифицируемые по объекту, суть: 1) отцеубийство; 2) родственное убийство; 3) убийство некоторых лиц, сравниваемых с родственниками; 4) убийство беременной женщины; 5) убийство священника при совершении службы божьей.
I. Отцеубийство (parricidium, Vatermord, parricide). Желание оградить родительскую власть для упрочения семейного союза, составляющего одно из главнейших оснований союза государственного и обязательное для детей уважение родителей, как в силу соединяющей их кровной связи, так и связи нравственной, обусловливаемой теми заботами, которые положили родители на своих детей, и любовью их, побуждали законодательства всех времен и народов с особою строгостью относиться к посягательствам детей против родителей. Во главе их стоит посягательство на жизнь родителей, отцеубийство
Состав этого деяния, впрочем, определяется в законодательства неодинаково. Римское arricidium по закону XII таблиц означало не отцеубийство и даже не убийство родственников, а убийство всякого свободного человека (parricidium non a patre, sed a pari caede dicitur), и только lex Pompeja ограничил его родственниками и близкими лицами, с разделением на два вида: р. proprium-убийство восходящих и нисходящих и р. improprium-убийство родственников до 4 колена, свойственников, супруга и его родителей, патрона и проч. Средневековое право приняло это различие parriciidium к тесном и обширном смысле, изменив несколько его содержание под влиянием феодальных отношений. Германское обычное право приравнивало к родственникам медиатизированных особ господина, лиц высшего сословия *(17). Французское дореволюционное право относило к parricide только убийство восходящих родственников, но в ряду их ставило и монарха, как отца отечества *(18); code penal (аrt. 299) понимает под parricide умышленное убийство родителей, усыновителей и всех восходящих законных родственников. Только английское право *(19) не знает и никогда не знало отцеубийства как квалифицированного вида, за исключением случаев в которых убийца мог быть признан доваренным слугою своего отца, когда применялось понятие измены (petti treason). Современные уголовные кодексы Германии, Бельгии и Венгрии предусматривают отцеубийство вместе с убийством восходящих.
Наше право со времени Соборного уложения понимает отцеубийство в тесном смысле убийства отца или матери; этот взгляд сохранен и уложением о наказ, (ст. 1449), которое не только выделяет отцеубийство в особый вид, как Соборное уложение и Свод законов, но и облагает его возвышенным наказанием.
Объектом этого преступления, как говорит закон могут быть только отец или мать. Здесь понимается только кровное родство, с полным исключением как родства гражданского по усыновлению, так и родства духовного по восприятию от Св. крещения Ни отчим, ни мачеха этим понятием не обнимаются.
Но должно ли быть это родство законным или также убийство незаконных отца и матери входит в понятие отцеубийства? Французский кодекс сравнивает родителей незаконных признавших виновного, с законными. К тому же мнению склоняется практика германских судов. Наше законодательство не дает на этот вопрос прямого ответа, и он должен быть разрешен сообразно тому значению, которое придается понятию родства в ст. 1451 Улож. Хотя последняя часть этой статьи говорит об убийстве детей незаконных, однако за него не возвышается, а уменьшается наказание в сравнении даже с простым убийством. Вообще же родственными в смысле уголовного закона признаются только те отношения, которые вытекают из законного брака, пока противное не оговорено с полною точностью. Поэтому объектом отцеубийства по нашему праву могут быть только законные родители. В самом деле, отношения к незаконным родителям обыкновенно характеризуются отсутствием не только связей гражданских, но и нравственных побуждающих законодателя квалифицировать отцеубйство. Какого уважения, какой любви может требовать отец хотя и давший жизнь другому существу, но безжалостно покинувший а его, и мать, на произвол судьбы? Если может быть речь об этих нравственных связях то только относительно матери, окружающей своею любовью и заботами незаконное дитя; вот почему угол. уложение 1903 г., ограничивая отцеубйство умышленным лишением жизни законного отца, распространяем это понятие на мать как законную, так и незаконную, если, конечно, виновному она была известна как его мать (ст. 454). Родители, узаконившие своих родных детей, должны быть сравнены, конечно, с родителями законными *(20).
Квалифицирование отцеубийства, имея основание свое в личных отвошениях виновного к жертве, не переходит на лиц посторонних: как объектом его могут быть только законные и узаконившие родители, так субъектом его признаются только их законные и узаконенные дети. Посторонние лица при соучастии с ними отвечают за учиненное и на них ответственность за нарушение этих чисто личных отношений не переходит *(21).
Отягчение ответственности за отцеубийство по нашему праву двояко: закон, во-первых, не делает здесь различия между видами умысла, наказывая одинаково предумышление и простой умысел, но при неосторожности квалифицирование не имеет места и применяются общие правила о неосторожном лишении жизни. Во-вторых, здесь положены усиленные наказания. По римскому праву, на основании lex Pompeja, виновного в отцеубийстве, по наказании до крови розгами, завязывали в кожаный мешок вместе с обезьяною, петухом, змеею и собакою и затем бросали в море или в реку; имелось в виду лишить виновного всех элементов бытия, подобно тому, как он пренебрег всеми законами природы: он лишался воздуха; он страдал от жажды, находясь в воде; бросая его в воду, ему отказывали в земле для погребения, et ei coelum superstiti terra mortuo auferatur. Только при Адриане эту poena culei заменило damnattio ad bestias. Французское законодательство предписывает виновных в отцеубийстве везти на эшафот под черным покрывалом в рубашке с босыми ногами, и до 1832 г. отсечению головы должно было предшествовать отсечение правой руки. Составители уложения 1845 г. предполагали установить за него смертную казнь. Государственный совет вместо того назначил каторгу без срока, но с особою прибавкою-запрещением перевода виновного в разряд исправляющихся и постоянным содержанием его в тюрьме Кара эта слагается из двух частей: одна есть общее наказание, которое может быть смягчаемо судом на обыкновенном основании; другая есть наказание исключительное, безусловно, определенное и смягчению не подлежащее (к. р. по д. Гостева, 1870 .n 470). Уг. ул. 1903 г. за отцеубийство назначает бессрочную каторгу, не отягчая ее, однако прибавкой, существующей в улож. о нак. Финляндок, улож. отцеубийство не выделяет особо из прочих видов убийств.
I. Родственное убийство как квалифицированный вид лишения жизни есть предумышленное или умышленное, хотя бы аффектированное (1455 п. 3), убийство таких лиц, к которым виновный состоит в определенных степенях законного родства, а именно: всех восходящих кроме отца и матери, и нисходящих по прямой линии без ограничения степеней; сюда след. принадлежать и убийство законных детей (чадоубийство); родных брата или сестры, не исключая единокровных и единоутробных родных дяди или тетки; законного супруга.
Этот даваемый ст. 1451 Уложения перечень-не лримерный, а исчерпывающий. Так как квалифицирование родственного убийства установлено лишь при умышленности, то оно предполагает знание деятелем, что лицо, на жизнь которого он посягаетъ, состоит с ним в определенных степенях родства, и желание посягнуть именно на жизнь этого лица (как и при отцеубийстве). Наказания: за предумышленное родственное убийство-каторга без срока, за умышленное- каторга от 15 до 20 лет или без срока, за аффектированное- -каторга от 4 до 15 лет. Уголовное уложение 1903 г. как родственное убийство, рассматривает убийство мужа или жены, восходящего или нисходящего родственника, родных брата или сестры (455 п. 1). Финляндское уложение не знает родственного убийства как особого вида, и только за убийство родственника по прямой восходящей линии или же супруга или супруги повышает наказуемость при убийстве аффектированном или учиненном при наличности особенно уменьшающих вину обстоятельств (_ 163).
III. Убийство quasi-родственное обнимает предумышленное и умышленное, хотя бы аффектированное, лишение жизни некоторых лиц, сравниваемых законом с родственниками ввиду особых к ним отношений виновного. Таковы:
1) Начальник виновного по службе государственной или общественной *(22); между виновным и его жертвою должны существовать отношения служебной подчиненности, обнимаемые правилами Устава о службе; сюда, поэтому, нельзя подводить, как делает практика (к. р. по делу Окачкова, 1877 n 78), отношений учеников к учебной администрации в гимназиях.
2) Господин и члены его семейства, вместе с ним живущие. Выражение это при существовании крепостного права обнимало помещика и его семью, но с отменою его значение стало сомнительным Гос. Совет в реш. 1852 г. по делу Яковлева высказал что "под убийством господина разумеется всякие кто нанимает слуг из платы, или имеет у себя в услужении посторонних для него людей"; но это толкование, принимаемое Неклюдовым *(23), чрезвычайно широко, так как отдельно от господина закон предусматривает хозяина, отличаемого им от господина. Поэтому ближе к истине толкование Лохвицкого *(24), разделяемое Таганцевым *(25) и полагающее, что под господином следует разуметь землевладельца, на земле которого водворен виновный сельский обыватель, хотя очевидно, что с отменою крепостного права утратилось основание для квалифицирования таких случаев С господином сравнены все члены его семьи, но какой смысл придавал закон понятию семьи-широкий или тесный, не указано; Неклюдов понимает под семьею всех живущих под одною кровлею с хозяином на правах членов семейства, но это толкование должно быть ограничено в двух отношениях: а) недостаточно находиться на правах члена семейства, нужно быть действительным членом его; гости, хотя бы и продолжительно пребывающие, должны быть отсюда выделены; и б) отношения семейственные предполагают союз законного родства и, по большей меры, усыновления; с ними не следует смешивать отношений, вытекающих из договора личного найма и личных услуг
3) Хозяин или мастер, у которого убийца находился в услужении, работе или обучении. При квалифицировании убийства этих лиц, закон имел в виду отношения личного найма и ремесленного обучения, предполагающие известную близость между убийцею и его жертвою, совместное их сожительство. Последнее не требуется только для находившихся в "работе", каковы, между прочим, фабричные и заводские рабочие относительно их хозяев От рабочих должны быть отличаемы поденщики.
4) Воспитатель, т.е. лицо, вскормившее виновного в своем доме (толкование Лохвицкого).
Наконец, 5) человек, коему убийца обязан своим содержанием, т.е. материальною поддержкою, предполагая ее безмездность, бескорыстность; сюда, поэтому не подойдет поддержка, оказываемая в вознаграждение за услуги по договору, существовавшему между виновным и его жертвою; но, с другой стороны далеко идет толкование Таганцева, требующего чтобы поддержка оказываема была в момент учинения убийства; закон квалифицируем убийство всякого лица, коему убийца был одолжен своим содержанием.
Во всех указанных случаях, как и при убийстве родственном, виновный не только должен находиться к своей жертве в требуемых законом отношениях, но и сознавать, что он посягает именно на жизнь своего начальника, господина и т. п., и, несмотря на то, действовать с прямым умыслом причинения именно ему смерти. Умысел непрямой и неосторожность наказуемы по правилам о простом убийстве. Финляндское уложение не выделяет особо убийства quasi-родственного, а уголовное уложение 1903 г. знает некоторые случаи его (ст. 455 п. 5).
IV. Убийство священнослужителя при совершении службы Божьей или исправлении духовной требы также принадлежит к квалифицированным (212 улож.), Объектом его может быть только священнослужитель одного из христианских исповеданий, т.-е. духовное лицо, облеченное властью священнодействия по обрядам одного из христианских исповеданий; церковнослужители этим понятием не обнимаются. Квалифицируется убийство священнослужителя лишь при учинении его во время общественного или частного священнодействия, совершаемого убитым одного присутствия при таком священнодействии недостаточно. Деяние должно быть умышленное, при наличности обоих элементов умысла - знания и желания; но затем закон не делает здесь различия между предумышлением, простым и аффектированным умыслом, полагая во всех этих случаях бессрочную каторгу: то же имеет место и в Уголовном уложении 1903 г. (ст. 455 п. 2).
V. Убийство беременной женщины квалифицируется нашим законодательством при предумышленности (1452 Уложения) и простом умысле (1 ч. 1455 ул.), наказываясь в первом случае каторгою без срока, а во втором-высшею степенью срочной каторги (15- 20 лет). Составители уложения видели здесь как бы двойное убийство матери и ребенка, но так как по нашему праву убийство не квалифицируется при совокупности и многочисленности жертв то квалифицирование убийства беременной женщины стоит совершенно особняком и не имеет достаточных оснований. Проект Уголовного уложения и Финляндское уложение не знают этой квалификации
Кроме изложенных особо квалифицируются посягательства на жизнь Государя Императора и Членов Царствующего дома, а также часовых и чинов караула, их охраняющих эти деяния, входя в область политических преступлений должны быть рассмотрены в другом месте.
Таким образом, случаи квалифицирования убийства по объекту в нашем законодательстве весьма многочисленны. Их дополняет специальное для рассматриваемой группы деяний правило ст. 1456 ул., по которому при убийстве вместо одного лица, по ошибке или иному случаю другого, виновный наказывается так, как если бы умертвил того, на чью жизнь имел умысел Уголовное уложение 1903 г. кроме убийства родственников священнослужителя и часовых квалифицируем еще по объекту убийства главы иностранного государства и органа власти или лица, исполняющего общественную обязанность, при исполнении или по поводу исполнения ими своих обязанностей.
Охраняя усиленными карами, жизнь лиц, к которым виновный находился в известных отношениях, закон исходил из абстрактной оценки значения и важности этих отношений между тем в действительности отношения эти нередко могут оказаться в ином виде: связи нравственные соединяющие воспитателя и его питомца, могут быть разорваны самим воспитателем его самодурством жестокостью, корыстью или сластолюбием; ученик может подвергаться со стороны своего хозяина-мастера такому жестокому обращению, которое было бы немыслимо при иных отношениях между ними, так что нередко самые эти отношения уменьшают субъективную виновность деятеля. Квалификация убийства по объекту-остаток системы презумпции, которыми так было богаго прежнее уголовное право. Новейшие кодексы германский (_ 215), венгерский (_ 250) и голландский значительно ограничили их, сохранив квалификацию по объекту только для убийства ближайших родственников.
Особенности объекта в отношении его к виновному служат иногда не к возвышению, а к смягчению наказуемости; эти привилегированные виды убийства мы рассмотрим ниже.
_ 14. б) Способ деятельности, как основание для квалификации убийства, имел большое значение в прежнее время, служа предполагаемым признаком степени напряжения преступной воли и испорченности деятеля Древнее германское и русское права различали убийство внезапное (в сваде, ссоре и убийство умышленное (на разбое безо всякой свады). К этому присоединились впоследствии и дальнейшие виды, с выделением отравления и общеопасного убийства. Но в новейших кодексах квалифицирование по способу деятельности более и более отпадает с развитием системы доказательств оказалось возможным этот предполагаемый признак степени виновности предоставить оценке суда, по соображении его со всеми обстоятельствами дела, чем, конечно, гораздо более обеспечивается определение истинной степени виновности в каждом отдельном случае.
Действующее наше законодательство стоит еще и в этом отношении на старой почве Оно выдвигает для квалификации способ действия:
1) По общеопасности его для жизни и здравия многих лиц. На этом основании оно квалифицирует предумышленное и умышленное убийство, учиненное через поджог взрыв или разрушение строения, потопдение, повреждение железнодорожных сооружений, или выстрелами в толпу людей и вообще такими действиями, от коих подвергались гибели или опасности многие лица (1 п. 1453, 1455 улож.). Необходимо, чтобы умысел лишения жизни был у виновного при обращении к этим опасным мерам, и чтобы к ним он обратился именно для достижения своего преступного намерения. Этим разсматриваемый вид квалифицированного убийства отличается от наказуемого обращения к тем же способам или для покрытия следов учиненного убийства, или даже когда последствием их, но не умышленным была смерть другого лица (напр. 1081, 1082, 1608, 1618 улож.); впрочем, в случаях обращения к общеопасным средствам закон по наказуемости нередко сравнивает. прямой умысел на убийство с непрямым Уголовное уложение 1903 г. говорит вообще об убийстве способом опасным для жизни многих лиц. как об убийстве квалифицированном (ст. 455 п. 8).
2) По жестокости действия. Закон квалифицирует лишение жизни через истязания, следовательно, когда истязания были причиною смерти (напр., голодная смерть, скручивание головы веревкою, отчего треснул череп), а также убийство, которому предшествовали, хотя и не были причиною смерти, жестокие мучения жертвы (пытка). Уголовное уложение 1903 г. в этом случае имеет в виду вообще способ особенно мучительный для убитого (ст. 455 п. 5).
3) По коварству действия. На этом основании квалифицированными объявляются два вида лишения жизни: убийство изменническое и отравление.
Убийство изменническое или в засаде (homicidium proditorium, Meuchelmord, meurtre commis avec guet apens) обнимает по нашему праву два случая: а) когда, убийца совершил свое посягательство, спрятавшись предварительно от жертвы, не подозревавшей опасности и застигнутой ею врасплох и б) когда виновный изменнически заманил свою жертву в уединенное место напр., в лес, где он удобнее мог выполнить свой умысел Сюда же должно отнести и изменническое убийство на поединке, караемое или как простое предумышленное убийство, если поединок был с секундантами, или как убийство в засаде, если он происходилъ без секундантов (1510 улож.).
Отравление (veneficium, empoisonnement, Vergiftung) квалифицировалось в римском праве как убийство изменническое (hom. proditorium). Невежество и суеверия средних веков видели в нем участие нечистой силы, вид волшебства, и под влиянием этого отравление занимает место в ряду преступлений религиозных; поэтому для совершения его признается излишним наступление какого бы то ни было последствия и предумышленность в нем всегда предполагается. Некоторые из этих положений сохранялись в силе долго после того. как человечество покончило с процессами о волшебствах и отравление возвратилось в разряд посягательств против личных благ Даже по действующему французскому законодательству (агt. 801), отравление предполагается предумышленным и для признания его оконченным не требуется наличности каких бы то ни было последствий для жизни или здоровья жертвы. Кодекс баденский даже при альтернативном умысле на убийство назначал за отравление смертную казнь.
Однако основания для выделения отравления в особый вид убийства, по справедливому замечанию Таганцева *(26), не убедительны. Легко можно представить себе отравление не только предумышленное, но и умышленное, и даже аффектированное. Указание, что преступления этой категории легко могут обращаться в привычку, основано на некоторых единичных случаях Возмутительны примеры отравления под личиною дружбы, любви и сострадания, причем виновный порою прибегает к ядам, действующим скрытно и нелегко доступным судебно-медицинскому констатирована в них, несомненно, можно найти доказательства большей опасности действия для гражданского общества и большей преступности воли виновного. "Но эти особенности являются далеко не при всех случаях отравления и не составляют какого-либо его особого исключительного качества". Ко всему этому присоединяется крайняя трудность определения понятия яда, особенно в случаях покушения. Для устранения этой трудности кодексы конца XVIII в. даже перечисляли вещества признаваемые ими за ядовитые кодексы позднейшие, напр., французский code penal, старались дать общее определение яда: но перечни всегда оказывались неполными, определения неточными, и потому кодексы третьей категории, напр., наше Уложение о наказаниях, не указывают, что считать ядом предоставляя решение этого вопроса суду и экспертизе, а для избежания сомнений, на ряду с веществами ядовитыми, называют при отравлении и иные вещества, вредно действующие на здоровье. Этим, конечно, в понятию отравления вводится полная неопределенность.
Ввиду отсутствия какого бы то ни было определения яда в нашем законодательстве и уподобления с ним всяких вредных для здоровья веществ эти понятия обнимают всякое вещество, которое, в чистом виде или в соединении с какими-нибудь иными, хотя и отдельно употребленными, может в небольших дозах произвести разрушительные действия в организме при известном его употреблении (снаружи или внутрь, путем вдыхания, втирания введения в кровь или в желудок Лишение жизни путем отравления квалифицируется Уложением по странному мотиву, приводимому граф. Блудовым, именно: "как убийства всегда уже предумышленные и к коим способны даже люди, неимеющие и того, что можно назвать смелостью злодейства". Впрочем, предположение предумышленности законодательством не принято, и уложение предусматривает отравление, как при предумышленности, так и при простом умысле (1453, 1455 ул.), с различием в наказаниях. Оконченным оно почитается в момент наступления смерти.
Квалифицированным видом отравления наше законодательство признает отравление общеопасное, именно бросание в воду веществ ядовитых или сильно действующих и вредных, с намерением лишить кого-либо жизни (864 ул.); здесь разумеются проточные или стоячие естественные вместилища воды, напр., реки, пруды, фонтаны, а не кадки и бочки с водою, служащие для непосредственного употребления Закон не различает в этом деянии предумышления от простого умысла и наказывает его как квалифицированное предумышленное убийство независимо от последствий
Уголовное уложение 1903 г. продолжает говорить особо об убийстве из засады и об отравлении (ст. 455, п. 10,11), а Финляндское уложение способам совершения убийства особого значения не придает.
_ 15. в) Цель деятельности как основание для квалификации убийства, по нашему праву выделяет три вида убийства: 1) убийство корыстное 2) убийство для иного преступления, и 3) убийство по побуждениям религиозного фанатизма.
Убийство корыстное обнимает 1) убийство, учиненное для ограбления убитого или 2) для получения наследства от него самого или для устранения его от сонаследования, или же 3) вообще для завладения какою-либо собственностью самого убитого или другого лица. Здесь предусмотрены все виды корыстного убийства, кроме, может быть, самого тяжкого и опасного -убийства по подкупу. Проект говорит вообще об убийстве с корыстной целью. Для признания корыстного убийства необходимо, чтобы оно было предпринято, как средство обогащения виновного насчет убитого иди другого лица; поэтому, при коллизии правила о нем с постановлениями законодательства о преступлениях имущественных сопровождавшихся убийством или покушением на него (напр. ст. 1634 ул.), следует иметь в виду, что отличительный признак корыстного убийства лежит в направлении воли виновного; оно предполагает предварительный умысел лишения жизни как средства достижения задуманной виновным цели. Если, напротив, умысел лишения жизни появился при самом учинении посягательства на чужое имущество, для устранения представлявшихся виновному препятствий завладеть имуществом, то должны быть применяемы правила о разбое или грабеже.
Убийство для облегчения иного преступления квалифицируется Французским кодексом и многими следующими ему законодательствами. Наше Уложение до Закона 1871 г. предусматривало лишь некоторые отдельные случаи этого рода, а именно - убийство для восстания (268 Уложения) и для освобождения из заключения (309 - 312 Уложения). После Закона 1871 г. ст. 1459 Уложения дополнялась Постановлением возвышенной ответственности за умышленное убийство, учиненное виновным при содеянии иного преступления или для достижения своей преступной цели, или для избежания поимки; здесь определяется высшая степень срочной каторги или наказание по совокупности. Уголовное уложение 1903 г. квалифицирует только убийство, учиненное с целью облегчить учинение другого тяжкого преступления (ст. 455, п. 13). Финляндское уложение предусматривает случай, когда умышленным совершением такого преступления, в котором заключается явная опасность для жизни или здоровья другого, причинена виновным смерть кому-нибудь (_ 167).
Наконец, убийство из фанатизма религиозного (2 ч., 203 Уложения) квалифицируется тогда, если субъектом его был раскольник, принадлежащий к ереси, соединенной со свирепым изуверством, либо с противонравственными действиями. Квалификация состоит в том, что здесь и простой умысел наказывается как предумышление, притом самое деяние переводится в разряд преступлений религиозных. Уголовное уложение 1903 г. и Финляндское уложение не знают этой квалификации
г) По обстоятельству повторения квалифицируется только предумышленное убийство, учиненное до истечения 10 лет после отбытия наказания за предумышленное же лишение жизни; здесь налагается бессрочная каторга (1450 ул.). Квалификация рецидива сохранена и уголовным уложением 1903 г. для всякого умышленного убийства (ст. 455 п. 7)
Наконец д) при соучастии нескольких лиц в убийстве по предварительному соглашению, суду предоставляется для зачинщиков перейти от высшей степени срочной каторги к каторге бессрочной (2 ч. 1454 улож.). Это факультативное усиление наказания допускается только при предумышленном убийстве. Последнее основание квалификации неизвестно Уголовному уложению 1903 г. и Финляндскому уложению, но первое из них кроме указанных квалифицирует убийство: шайкою (455 п. 6);
должностного лица при исполнении или по поводу исполнения его обязанностей (455 п. 3); часового военного караула (455 ц. 4).
Такова сложная система квалифицированных видов убийств по действующему праву. Во всех этих случаях квалифицирование ограничивается со стороны преступной воли-умышленною деятельностью, со стороны внешнего осуществления ее-совершением и покушением; лишение жизни неосторожное и по непрямому умыслу, а также приготовление к убийству, всегда наказываются на основании общих постановлений о простом буйстве.
В. Привилегированные виды убийства
_ 16. Составляя ввиде общего правила тяжкое посягательство против правового строя, свидетельствующее о крайнем напряжении преступной воли, лишение жизни утрачивает этот характер при условиях, доказывающих отсутствие коренного разлада деятеля с требованиями общежития Если убийство из тяжко наказуемого может даже, как замечено, превращаться в дозволенное, то естественно ожидать между этими крайними его типами ряд посредствующих видов, хотя бы и заслуживающих наказание, но уменьшенное. Они образуют привилегированные виды убийства. Главным признаком их является, конечно, направление воли виновного, вследствие чего к привилегированным убийствам относится убийство, вызванное разными побочными от воли виновного причинами, именно или 1) особым душевным состоянием деятеля (убийство аффектированное), или 2) насильственными и преступными действиями жертвы (убийство с превышением обороны), или 3) особым состоянием организма виновного (детоубийство, умерщвление плода, убийство урода).
1. Убийство в порыве сильного душевного волнения. "Основание для снисхождения к деяниям аффектированным замечает бельгийский криминалист Haus, заключается в силе страсти, потемняющей умственные способности деятеля и толкающей на преступление; деятель виновен в том, что уступил гневу или страху, которые мог бы преодолеть, но он заслуживает некоторого извинения, потому что действовал под влиянием всесильного мотива, его охватившего Положительные законодательства формулируют его двояко: по системе французской обращается внимание на те внешние условия, которыми виновный был вызван на убийство и при. которых он признается виновным в убийстве извиняемом (homicide excusable); таковы: убийство, вызванное тяжкими ударами и насилиями против лиц; убийство для отражения днем взлома оград или влезания в жилые помещения или их принадлежности (если это было ночью, то признается право обороны); убийство мужем жены и ее сообщника при прелюбодеянии, застигнутом на самом месте; кастрация, вызванная насильственным любострастным действием (art 321 -325). В этих случаях наказания за убийство значительно понижаются, хотя бы виновный действовал хладнокровно, без раздражения, и основанием понижения служит наличность самого вызова (provocation). Другая система, венгерская, общим образом смягчает наказание за убийство, выполненное в порыве сильного душевного волнения, безотносительно к тем причинам, которыми оно вызвано, и установляет дальнейшее смягчение, если такое раздражение вызвано тяжким истязанием или оскорблением виновного или близких ему лиц со стороны убитого (венг. _ 281). Наконец, германское законодательство (_ 213) смягчает ответственность за убийство только при учинении его в таком раздраженном состоянии, в которое убийца был приведен не по собственной вине, а вследствие истязания или оскорбления, причиненных убитым самому виновному или близким ему лицам
Наше действующее право примыкает по этому вопросу к системе венгерской, но с тем крупным различием, что состояние запальчивости и раздражения оно противополагало предумышлению и относило к нему весь простой умысел. Только после закона 1871 г., и то лишь для убийства, простой умысел отличен от запальчивости и раздражения, которое служит основанием понижения наказания независимо от причин, его вызвавших, но закон рекомендует суду особенно снисходительно отнестись к виновному, если это состояние вызвано насильственными действиями или тяжким оскорблением со стороны убитого ( 2 ч. 1455 ст. Уложения).
Состояние запальчивости или раздражения должно не только существовать в момент учинения убийства, но и находиться в связи с решимостью виновного на этот акт. Но оно может иметь место как при простом умысле так даже и при предумышлении, если только самый акт убийства учинен в состоянии раздражения. Мало того: в силу 3 ч. 1455 ст. улож., оно смягчает наказания и при квалифицированных видах убийства, кроме отцеубийства, убийства священника и политического убийства. Наказание-низшие степени срочной каторги или исправительные арестантские отделения на время от 4 до 5 лет: Угол. улож. 1903 г. остается, в общем, на почве улож. о наказ., но требует, чтобы убийство было задумано и выполнено в порыве сильного душевного волнения (след. не только выполнено), и смягчает наказание еще более, если такое состояние вызвано противозаконным насилием над личностью или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего (ст. 458). Финляндское же улож. примыкает к германской системе, предусматривая особо тот случай, когда убийца не по своей воле был приведен в гнев тяжким оскорблением или особенным насилием со стороны убитого (_ 163).
2. Убийство при превышении обороны составляет легчайший вид убийства, вызванного насильственными действиями убитого (1467. ул.), но отличается от него тем: 1) что насильственные действия убитого должны быть достаточными, хотя бы субъективно, для установления права обороны в моментъ их учинения, и 2) что здесь понижение наказания не ставится законом в зависимость от того, находился ли виновный в состоянии запальчивости и раздражения, или нет. По началам теории превышение обороны имеет место как при употреблении таких мер, которые не вызываются действительною необходимостью для отражения нападения, так и при несвоевременном употреблении каких бы то ни было мер самозащиты, т.е. или до наступления опасности, или после отвращения ее. Наше законодательство по буквальному его тексту относит к превышению обороны только последний случай. Наказания-выговор, арест или тюрьма до 8 месяцев, а для христиан и церковное покаяние. Уголовное улож. 1903 г. смягчает наказание для всякого убийства, учиненного при превышении пределов необходимой обороны, если же лишение жизни последовало для защиты от посягательства на жизнь или от. изнасилования, то наказуемость вполне отпадает
_ 17. Детоубийство (infanticide, Kindermord). Широкая отеческая власть над детьми в прежнее время создавала безнаказанность убийство детей родителями; так было на Западе и у нас. Еще Соборное уложение определяло (ст. 3, гл. XXII): "А будет отец или мать сына или дочь убивать до смерти, и их за то посадить в тюрьму на год, а, отсидев в тюрьме год, приходить им к церкви божьей... объявлять тот свой грех всем людям вслух. А смертью отца и матери за сына или дочь не казнить". Только указ 4 июля 1836 г. отнес такое чадоубийство законных детей к квалифицированному родственному убийству не делая никаких различий по возрасту жертвы (1451 улож.).
Но в средние века из общего понятия убийства детей начинают выделяться случаи лишения родителями жизни детей незаконнорожденных В самом таком рождении под влиянием религиозных взглядов, видели уклонение от брачного союза, и к случаям убийства незаконнорожденных начали относиться весьма строго, выделяя их в квалифицированные. То же Соборное уложение, которое столь снисходительно относится к убийству родных детей, постановляло (ст. 26 гл. XXII): "а будет, которая жена учнет жити блудно и скверно и в блуд приживет с кем детей, и сама или по велению ее иной кто погубит, а сыщется про то допряма, и таких беззаконных жен, и кто по ее веленью детей ее погубит, казнит смертью безо всякой пощады, чтоб на то, смотря иные такова беззаконного и скверного дела не делали и от блуда унялися".
Однако именно по отношению к этому деянию мало-помалу выяснились соображения, побудившие законодательства отнестись к нему снисходительнее, чем даже к простому убийству. Прежде всего, внимание законодателя обратили на себя те чрезвычайно сильные мотивы стыда и страха общественного мнения, которые побуждают мать на убийство своего незаконного ребенка; уже Каролина, под влиянием такого соображения, наказывала детоубийство слабее убийства родственного; впоследствии Фейербах теоретически обработал эту сторону вопроса, и необходимым условием детоубийства как привилегированного вида лишения жизни под его влиянием были признаны сокрытие беременности и родов, если нечего было скрывать, не было места мотивам стыда и страха.
Дальнейший шаг состоял в пополнении мотивов смягчавших наказание за это деяние. Кроме указанных побуждений стыда и страха, на виновную в убийстве своего незаконного ребенка с такою же силою могли действовать и другие побуждения, равным образом смягчавшие ее вину, как-то ненависть к обольстителю, сожаление к рождающемуся вне правильной семьи ребенку, опасение за будущность его, раскаяние в падении и многие иные, перечислить которых в законодательстве не было возможности. Пришлось отказаться от прежнего ограничения привилегированного детоубийства мотивами стыда и страха, и вместе с тем нужно было отрешиться от тех условей сокрытия родов и беременности, которые выставлены, были прежнею теорией.
Наконец, благодаря успехам естественных наук выяснилось, что самый акт родов на организм родильницы оказывает глубокое влияние, и эти особенности соматического состояния должны быть приняты во внимание при оценке ее действия, так как они отражаются на самой волевой деятельности. А если так, то законодатель должен отнестись снисходительнее к посягательствам на жизнь новорожденного не только со стороны его незаконной матери, но и со стороны матери законной, хотя первая заслуживает наибольшего снисхождения, так как на нее могут иметь влияние иные разнообразные и весьма сильные мотивы, не существующие для матери законной.
Совершенно иначе относится к разсматриваемому деянию французское право. Оно видит в детоубийстве не привилегированное, а квалифицированное лишение жизни, усматривая основание для усиления ответственности деятеля в том, что он посягает на жизнь существа, еще не известного общественной власти и лишенного ее охраны, причем бесследно стирается самое его происхождение; это уничтожение гражданского состояния и рассматривается как обстоятельство, квалифицирующее виновность убийства ребенка. Субъектом детоубийства, поэтому французский кодекс считает не только мать, а всякое вообще лицо, объектом же его как законного, так и незаконного новорожденного ребенка (meurtre d'un enfant nouveau ne).
Наше право примыкает к более правильной по этому предмету системе-германской. Детоубийство оно признает привилегированным видом лишения жизни и относит к нему умышленное убийство матерью своего незаконнорожденного ребенка при самом его рождении *(27). Так определяет его и Уголовное уложение 1903 г.
Субъектом этого деяния может быть только мать; соучастники ее наказываются за простое убийство Притом, по нашему праву детоубийство может быть учинено только матерью, не бывшею прежде виновною в том же преступлении; иначе она наказуема за простое убийство. Это положение, введенное Государственным советом в весьма неясной редакции и по существу представляется неправильным. Затем безразлично, была ли виновная в детоубийстве девицею, вдовою или даже замужнею женщиною (к. р. по д. Кургановой, 1.872 n 1021). Объектом его признается а) ребенок б) незаконнорожденный и в) новорожденный. Ребенок, в отличие от плода, предполагается вне утробы матери и живой; мертворожденный ребенок убит быть не может и потому определение жизненности его в момент деяния составляет весьма важный вопрос экспертизы, решаемый на. основании исследования легких и других органов От жизненности ребенка отличается его жизнеспособность, которая для состава детоубийства не требуется; но лишение жизни урода, в силу специального правила, выделяется из понятия детоубийства.
Под незаконнорожденными по законам гражданским разумеются дети: а) родившиеся от внебрачного сожития, добровольного или насильственного, с каким бы то ни было лицом *(28); б) зачатые от прелюбодейного сожития, т.е. не от мужа; и в) родившиеся хотя и в браке, но незаконном Законность рождения установляется судом уголовным, разрешающим дело по существу, и не требует преюдициального разбирательства.
Понятие новорожденности обнимает, с одной стороны, детей, рождающихся, частью отделившихся уже от утробы матери, а с другой-детей, родившихся незадолго до лишения их жизни. Ребенок рождающийся, которого возможно лишить жизни вне утробы матери, может быть объектом детоубийства, как видно и из выражения нашего закона "при самом рождении". Но вопрос о том, до какого возраста своей жизни после рождения ребенок может быть предметом детоубийства спорен. Французская практика отодвигает его до З. дней, т. е. до истечения срока, в продолжение которого рождение должно быть зарегистрировано государственной властью. В практике германской указывается суточный срок, как таковой, по истечении которого ребенок начинает жить вполне отдельной от матери жизнью. Но, собственно, по верному замечанию Таганцева, в данном случае важен вопрос не о возрасте ребенка, а о том промежутке времени, в течение которого родильница продолжает находиться в особом соматическом состоянии, т. к. именно наличностью его, главным образом, объясняются специальные постановления о детоубийстве.
Со стороны преступной воли, детоубийство должно быть умышленным, предполагая оба условия умысла: знание виновною, что она посягает на жизнь своего ребенка, и желание ее причинить ему смерть. Наше законодательство говорит, кроме того, о мотивах стыда или страха; но из объяснительной записки к Уложению видно, что указание этих мотивов не имеет у нас исчерпывающего характера, как по теории Фейербаха, и что наше законодательство допускает при детоубийстве и всякие иные мотивы, принимая за основание смягчения наказания и особое соматическое состояние родильницы. Последнее не исключает, однако, ответственности за неосторожное причинение смерти ребенку, на общем основании постановлений о простом убийстве *(29). В действиях умышленных закон при детоубийстве различает предумышление (каторга от 10 до 12 л.) и простой умысел (исправительные арестантские отделения на время от 4 до 6 л.). Кроме того, в ст. 1460 уложение особо предусматривает непрямой умысел и тяжкую неосмотрительность, именно оставлением ребенка без помощи, вследствие чего он лишился жизни; за это положены исправительные арестантские отделения или тюрьма на время от 1, 5 до 2,5 лет.
Со стороны внешней, детоубийство может быть учинено или положительною, или даже отрицательною деятельностью. Последняя, ввиду безпомощнаго состояния новорожденного представляется здесь столь же опасною и с таким же успехом приводящею к цели, как и первая; неперевязывание пуповины, недавание пищи, с умыслом лишить ребенка жизни, представляются такими же пригодными для детоубийства способами деятельности, как и удушение ребенка или разбитие ему черепа. Ст. 1460 улож., предусматривающая оставление незаконно-рожденного младенца без помощи, последствием чего была его смерть, установляет за это уменьшенную наказуемость не ввиду способа деятельности, а вследствие (как видно из объяснения составителей улож. и сопоставления ее со ст. 1458) особого в этом случае направления преступной воли: здесь требуется отсутствие прямого умысла на убийство
Уголовное уложение 1903 г. значительно упрощает постановления действующего права о детоубийстве, ограничиваясь следующим положением: Мать, виновная в убийстве своего незаконноприжитого ребенка при его рождении наказывается исправительным домом". В противоположность этому в Финляндском улож. постановления о детоубийстве отличаются сложностью. Оно различает умышленное убийство женщиной, сделавшейся беременной от незаконной связи, при родах или непосредственно после родов новорожденного младенца насильственным действием, покинутом его или непринятием мер, необходимых для сохранения его жизни (_ 176), и неосторожное его убийство (_ 177); далее, отдельно стоит покинутие ребенка с целью освободиться от материнских обязанностей, сопровождавшееся смертью его (_ 183). Особенность Финляндского улож. составляет еще постановление об ответственности третьих лиц: 1) отца, матери, хозяина или хозяйки, знавших, что проживающая у них и состоящая под их властью женщина сделалась беременной от незаконной связи, за неоказание ими при родах ухода и за причинение вследствие этой неосторожности смерти новорожденному, 2) того, от связи с коим она сделалась беременной, когда он, зная о ее беременности и бедственном положении оставит ее без помощи или необходимого ухода, вследствие чего новорожденный будет убит или покинут (_ 178).
По основаниям, однородным с существующими для детоубийства, смягчается ответственность за умерщвление плода. Этот вид привилегированного убийства рассмотрен уже нами. Равным образом указаны уже мотивы смягченного отношения закона к убийству урода.
Г. Деяния, опасные для жизни иди здоровья
_ 18. Изложенными деяниями исчерпывается система посягательств против жизни. Но, в видах охранения последней, законодательства содержат еще ряд постановлений о иных деяниях, представляющих какую-нибудь опасность для жизни или здоровья. Они направляются или на жизнь и здоровье неопределенного числа людей, и тогда относятся к группе посягательств против условий общежития, именно против личной безопасности и народного здравия; или же на жизнь определенного лица, и в таком случае примыкают к рассматриваемому отделу
Сюда по нашему праву принадлежат: 1) сокрытие трупа; 2) неоказание помощи и оставление в опасности; и 3) поединок
1) Сокрытие трупа представляет собою одно из нарушений полицейских правил о погребении умерших, а если оно учинено для сокрытия следов преступления, то становится посягательством против судебной власти или укрывательством Так смотрит на это деяние и наше законодательство (107 уст. о нак., 860 улож. о нак.). Но оно изменяет свой взгляд относительно сокрытия трупа незаконного мер- творожденного ребенка его матерью, помещая это деяние в главе о смертоубийстве (2 ч. 1460 улож.).
Объясняется это исторически. Составители Уложения о наказаниях хотя и не приняли теории Фейербаха об ограничении привилегированного детоубийства мотивами стыда или страха, предполагающими сокрытие беременности и трупа, но находились под влиянием ее. Сокрытие трупа в глазах их установляло презумпцию о некоторой виновности матери по отношению к своему ребенку, и потому деяние это помещено подле детоубийства с непрямым намерением. Было бы, конечно, правильнее отнести его к ст. 107 Устава о наказаниях или 860 Уложения о наказаниях.
Субъектом этого особого вида сокрытия трупа может быть только мать ребенка; прочие лица отвечают за нарушение общих правил о погребении умерших.
Объектом его является норма о погребении применительно к трупу незаконного ребенка. Ребенок должен быть в момент учинения действия мертвым или, по крайней мере, мать должна была почитать его за мертвого если она не была в этом уверена и сомневалась, а ребенок в действительности был живой, то к ней могут быть применены правила о лишении жизни по неосторожности или даже по непрямому умыслу (1 ч. 1460 или 1468 улож.). Наше законодательство требует, чтоб ребенок был мертв в момент самого рождения (мертворожденный); но, по разуму закона, правило его должно быть распространяемо и на случай смерти вскоре после рождения, в период, установляющий понятие детоубийства особый вид которого это деяние составляет; того же толкования придерживается и наша практика (к. р. 1827 n 1626, Егоровой). Но какова должна быть степень зрелости ребенка, другими словами, обнимает ли скрьгпе трупа и скрытие выкидыша? Так как запрет скрывать труп ребенка основывается на соображениях полицейских имея в виду предупредить детоубийства, то к сокрытию трупа следует относить сокрытие тела только такого недовешенного ребенка, который достиг в утробе зрелости, дававшей возможность внеутробного существования; поэтому, напр., сокрытие полумесячного или месячного выкидыша этим понятием не обнимается и не подлежит ответственности *(30). Иное дело вопрос о жизнеспособности зародыша, который в рассматриваемых случаях не имеет значения. Безразлично также, произошла ли смерть ребенка в утробе матери, или при акте родов или тотчас после него, и от каких именно причин, но если ребенок лишился жизни вследствие преступления, учиненного матерью или посторонним лицом, то ответственность по 2 ч. 1460 улож. отпадает и мать отвечает как виновница или детоубийства, или изгнания плода.
Действие должно состоять в "сокрытии тела, вместо того, чтобы объявить о сем как следовало ". Сокрытие означает утаивание фактов рождения и смерти ребенка от органов власти; погребение его заведомо для них, или даже скрытие трупа после судебно-медицинского осмотра, этим правилом не обнимается.
Со стороны внутренней, деяние должно быть умышленным рассчитанным на введение власти в заблуждение Неосторожность по самому существу деяния немыслима. Наказание за этот вид сокрытия трупа-простая тюрьма.
Уголовное уложение 1903 г. не предусматривает особо этого деяния, довольствуясь общими определениями о сокрытии мертвого тела без погребения. Финляндское же улож. в главе о детоубийстве предусматривает случай сокрытия или погребения незаконной матерью своего новорожденного ребенка, если не может быть обнаружено, что она или кто-нибудь другой причинили смерть этому младенцу (_ 179).
_ 19. 2) Оставление в опасности и неоказание помощи. Мы видели, что лишение жизни может быть учинено как положительным действием, так и бездействием *(31). Но подле случаев отрицательной деятельности, приведшей к лишению жизни, стоят случаи, в которых этого последствия не наступило и умысел на него со стороны виновного не установлен между тем умысел его оставить человека в опасности не подлежит сомнению. Ввиду важности блага жизни, закон запрещает такую отрицательную деятельность, независимо от последствий и умысла на них виновного, и для ненаказуемости требует с его стороны принятия положительных мер, направленных к оказанию помощи человеку, жизни которого грозит опасность.
В случаях этого рода, следовательно, предметом посягательства является заповедь: "помогай ближнему". Она, бесспорно, имеет значение высокого морального правила деятельности. Но является вопрос может ли она быть превращена в правило юридическое, исполнение которого подлежит вынуждению?
Поставленный на эту почву, он подлежит значительным ограничениям. Прежде всего, нельзя требовать от человека обязательной помощи ближнему, буде от того грозит какая-либо опасность его собственным благам Геройство похвально, но может быть признано общею обязанностью. Другое дело, если оказание такой помощи входило в специальную обязанность данного лица, особо им на себя принятую, - прямо или конклюдентными действиями. Только при этом условии исполнения ее может быть вынуждаемо.
Но и в этих случаях возможна ответственность лишь за неисполнение обязанности, а не за наступление последствий, которые не имели бы места, если обязанность была выполнена. Ответственность же за такие последствия возможна тогда лишь, если они стоят в причинной связи с деятельностью виновного; а для этого недостаточна отрицательная деятельность, простое неисполнение обязанности, необходимо, кроме того, создание виновным условий, которыми вызвана, была необходимость оказания помощи, т.е. создание самой опасности, которая без его действий не существовала бы. При этом ответственность может быть определена или за причиненное виновным последствие, или, независимо от него, за создание опасного положения. В первом случае вопрос о возможности такой ответственности разрешается по общим началам учения о причинной связи. Во втором случае получается самостоятельная группа преступной деятельности, караемая не вследствие нарушения данного блага, а вследствие поставления его в опасное положение.
Таким образом, в видах охранения блага жизни, постановления об убийстве дополняются постановлениями об оставлении в опасности и о неоказании помощи погибающему.
Оставление в опасности (ст. 1513 и сл. улож.), есть умышленное покинутие беспомощного человека в таком положении, в котором жизнь его подверглась опасности вследствие отсутствия условий, необходимых для течения ее, если самая безпомощность создана или вызвана виновным.
Объектом преступления должен быть человек беспомощный Эта беспомощность обусловливается или возрастом жертвы, или болезненным состоянием ее; сверх того, беспомощность по нашему праву может иметь место и помимо причин органических именно для путешествующих. чем выше степень такой беспомощности, тем опаснее и преступнее оставление в опасности. Закон различает детей до 3-летнего возраста; детей от 3 до 7 лет; малолетних старше 7 лет, но не достигших еще того возраста, в коем они могут собственными силами снискивать себе пропитание; с такими малолетними сравниваются больные, или по иной причине лишенные сил или умственных способностей; наконец последнюю категорию образуют путешествующее (ст. 1513-1518 ул,).
Субъектами деяния признаются: относительно наиболее беспомощных, именно детей до 7-летнего возраста-не только родители и лица, обязанные иметь попечение о таком ребенке (1513, 1514 ул.), но всякое вообще лицо, имевшее у себя фактически такого ребенка, а равно соучастники их (1515 ул.); относительно менее беспомощных, именно детей старше 7 лет и больных-только те лица, которые по закону или договору обязаны были иметь о них попечение, напр., родители, лица, их заменяющие, воспитатели, сиделки, доктора (1516 Уложения); наконец, относительно путешествующих - их проводники, корабельщики, управляющие паровым двигателем и попутчики (1083, 1225, 1517, 1518 ул.)*(32). В двух последних группах случаев конечно, соучастие посторонних лиц, не стоявших к оставленному в опасности в особых отношениях, не наказуемо.
Действие внешнее должно состоять в покинутии беспомощного в таком месте или положении, в котором вследствие такого покинутия его жизнь подверглась опасности. Относительно детей закон, кроме того, предусматривает подкинутие или оставление при условиях, не представлявших опасности для жизни, именно не в таких местах, где нельзя было ожидать, что ребенок будет найден другими (144 уст. о нак.)., но деяние это составляет посягательство особого рода, именно против прав семейственных и наказуемо лишь при учинении его родителями и лицами, обязанными иметь попечение о ребенке В случаях же оставления в опасности необходимо, чтобы вследствие оставления жизнь другого лица ставилась в опасность; относительно детей до 7-летнего возраста это признается при подкинутии или оставлении их в таких местах, где нельзя было ожидать, что они найдены будут другими; относительно малолетних старше 7 лет и больных- при оставлении их без всякой помощи, причинившем опасность жизни (напр. если сиделка оставила горячечного больного); относительно железно-дорожного поезда или корабля - в покинутии их в момент опасности, "пока в них еще оставались люди (ст. 1083, 1225 ул.); наконец относительно путешествующих иными способами-в оставлении их при таких условиях, в коих вследствие такого оставления жизнь покинутого подверглась опасности. Таким образом, под оставлением нужно понимать как покинутие человека на произвол судьбы там, где он находился, так и покинутие его на месте, куда он для этого был доставлен виновным. Но от неоказашя помощи лицу, находящемуся в опасности оставление в опасности отличается теми особенными фактическими или юридическими отношениями, в которых виновный находился к пострадавшему, или предыдущею деятельностью виновного поставившею потерпевшего в опасное положение, создавшее опасность для его жизни. Нашедший брошенного ребенка и взявший его, затем покинувший, виновен в оставлении в опасности; нашедший того же ребенка и не взявший его, а оставивший на прежнем месте, виновен в неоказании помощи.
Со стороны внутренней, оставление в опасности должно быть умышленным; неосторожность не наказуема. Но умысел здесь направляется не к отнятию жизни, а только к оставлению в опасности, т. е. виновный должен сознавать, что данное положение опасно и, тем не менее, желать покинуть в нем беспомощного. Но если при оставлении в опасности виновный действовал с прямым или непрямым умыслом на убийство, то он наказуется за смертоубийство по 1454 или 1458 ст. ул. (ст. 1519 и 1520). Конечно, если покинутие представлялось необходимым для спасения собственной жизни виновного то он пользуется льготою состояния крайней необходимости: но в ней закон отказывает корабельщикам и управляющим паровым двигателем, на которых лежит обязанность не покидать вверенных людей даже с опасностью для собственной жизни.
Совершившимся деяние считается с момента оставления беспомощного в опасности; наличности вреда не требуется.
Наказания зависят от степени опасности для жизни; обыкновенно закон определяет высшее исправительное наказание (исправительные арестантские отделения) за покинутие же путешествующего попутчиком наказание значительно мягче (тюрьма); для проводника и попутчика. сверх того, закон указывает смягчающее обстоятельство, под влиянием которого наказание им понижается до краткосрочной тюрьмы или даже ареста, а именно, если оставление ими путешествующего было вызвано самоуправными действиями оставленного или ссорою с ним, к которой он сам подал повод (ст. 1517 и 1518).
Уголовное уложение 1903 г. различает оставление без помощи лица. лишенного возможности самосохранения, или в таких условиях при коих жизнь его могла, заведомо для виновного, подвергнуться опасности, или в таких при коих нахождение оставленного другими представлялось вероятным и жизнь его не подвергалась опасности от доставления беспомощного в условия опасные для жизни (ст. 489). Субъектом преступления в первом случае могут быть родители и заменяющие их лица, или обязанный по закону или по добровольно принятой обязанности иметь попечение о потерпевшем, во втором же случае наказуемо всякое лицо. Отдельно поставлены управляющий судном или паровозом или проводники, относительно ответственности, которых установляются положения по образцу существующих в улож. Финляндское уложение предусматривает оставление матерью в беспомощном положении своего незаконнорожденного новорожденного ребенка (_ 183) в числе постановлений о детоубийстве, другие же случаи оставлены в опасности рассматриваются как посягательства на свободу другого (_ 195).
Неоказание помощи состоит в недоставлении помощи человеку, оказавшемусяся в опасном положении без всякого участия в том виновного. Это деяние есть нарушение нравственного веления помогать ближним, и современные законодательства уже вычеркнули его из категории деяний преступных Действующее наше право стоит еще на старой почве. Для христиан оно предписывает оказание помощи погибающим, если она могла быть подана без явной для них самих опасности, причем под оказанием помощи разумеется принятие каких бы то ни было мер к спасению погибавшего или призвание к нему на помощь других лиц, или местную полицию; в случае наступившей смерти, закон за неисполнение этого предписания, определяет церковное покаяние (ст. 1521, 1208 улож.).
Особенные виды неоказания помощи, обложенные наказаниями, суть:
а) неявка лиц медицинского персонала, к больному или родильницей требовавшим их помощи (1522 ул.). Субъектом деяния могут быть только врач акушер фельдшер или повивальная бабка, не оставившие практики, хотя бы и не состоянии на государственной или общественной службе (872 ул.); их обязанность оказывать помощь страждущим вытекает из существа их профессии в частности и из присяги, даваемой некоторыми из них при получении дипломов Самое действие состоит в неявке к больному по приглашению, без особых законных на то причин; отсюда: 1) необходимо приглашение, исходящее или от самого больного и его, близких или от органа власти; хотя буква закона не различает свойства и тяжести болезни, но из разума его следует заключить, что болезнь должна быть тяжкая, создающая для больного опасное положение, не меньше, чем роды для родильницы; 2 ч. 1522 ул. возвышает наказание за неявку не ввиду наличности такой опасности, а ввиду известности ее виновному, следовательно, она предполагает, что и для примнения 1-й ее части такая опасность должна объективно существовать; 2) необходима неявка, которую нужно отличать от несвоевременной явки; но так как неявка наказуема в видах обеспечения населения медицинской помощи, то наказуемость падает, если приглашенный иными способами обеспечил такую помощь, напр., поручив подачу ее вместо себя иному компетентному лицу; и 3) необходимо отсутствие уважительных причин; к числу их должны быть отнесены как текущие занятия приглашаемого лишающие его возможности явиться (иначе он был бы виновен в неявке к другому больному), так и несоответствие данной болезни специальности приглашаемого (напр., если к тифозному больному приглашается окулист). Наказания-денежная пеня, а при известности об опасности больного-арест; для применения этих наказаний не требуется наступление смерти больного или родильницы.
б) Неохранение продавцом в питейном заведении пьяного (127 уст. о нак.); нужно чтобы: 1) неохраненный был настолько пьян что, без очевидной опасности, не мог быть предоставлен самому себе; 2) чтоб он пользовался напитками в том питейном заведении, продавец которого его не охранил. Само охранение может состоять или в принятии самим продавцом каких-нибудь мер или же в поручении пьяного заботам третьих лиц, напр., его товарищей. Наказание - денежная пеня, независимо от последствий.
в) Неоказаше помощи кораблям или судам при кораблекрушении или нападении на них; наказания для лиц посторонних-денежное взыскание или арест, для корабельных служителей и водоходцев за неоказание помощи при неприятельском нападении-наказания, как за измену (1209, 1256, 1269 улож.). От неоказания помощи погибающим при кораблекрушении отличается, конечно, противодействие спасению таких погибающих наказуемое, как предумышленное убийство (1207 ул.).
Уголовное уложение 1903 г. относительно неоказания помощи, разойдясь с первоначальными предположениями редакционной комиссии сохраняет общую наказуемость арестом или денежною пенею для того, кто, будучи свидетелем опасности для жизни другого лица, не донес о том подлежащей власти или не оказал и недоставки, помощи, которую мог доставить без разумного опасения за себя и других, если нуждавшийся в помощи умрет или подвергнется тяжкому телесному повреждению (ст. 491). Кроме того, предусматриваются некоторые случаи наказуемого нарушения правил об оказании помощи при кораблекрушениях и болезнях (ст. 492-497). Финляндское уложение за неоказание помощи установляет денежное взыскание (_ 373).
_ 20. 3) Поединок (Zweikampf, duel) *(33). Обычай поединка имеет корни в воззрениях древних германцев считавших своим правом и обязанностью собственною силою отстаивать себя. Феодализм создал рыцарство, основною идеею которого было право личного отмщения за обиду себя и других, в том нуждавшихся, особенно беззащитных. С распространением рыцарства распространялся и этот предрассудок, жертвы которого в ХУ1 и ХVII ст. считались тысячами.
Прежде всего, против дуэлей восстала церковь; Тридентинский собор 1563 г. приравнял дуэлянтов к убийцам и предал дуэль, как изобретение дьявола, анафеме Затем и светские законодательства ополчаются против дуэлей; видя в них акт самоуправства, посягательство на власть судебную, они назначают за дуэль чрезвычайно строгие наказания-смертную казнь-независимо от ее последствий. Таковы во Франции Муленский ордонанс 1566 и edit de Blois 1575, объявивший дуэль оскорблением величества, в Германии Имперский Закон 1688 года и целый ряд Duellmandat'ов. Тем не менее, однако, обычай дуэли продолжался под влиянием установившихся понятий и страха обвинения в трусости. Этому содействовала и неудовлетворительность судебной охраны чести, почему законодательства начали обращать внимание, при запрещении поединков и на улучшение охраны чести путем закона.
Ряд доводов приводится в пользу ненаказуемости дуэли, но они не выдерживают критики. Указывают 1) что при дуэли имеется добровольное согласие противника на нарушение его блага; но согласие потерпевшего, как мы видели, не уничтожает преступности лишения жизни; 2) что на дуэли обе стороны подвергаются риску; но риск встречается и при посягательствах, несомненно, преступных 3) что дуэль - не более как защита своего права и, в крайнем случае, может быть рассматриваема как самоуправство; но и во многих случаях обыкновенного убийства встречается весьма явственный момент самоуправства, который, однако, не только не влечет безнаказанности, но даже не изменяет состава преступления; 4) что дуэль вызывается особыми побуждениями; несомненно, последние могут быть весьма извинительны, но это обстоятельство способно оказывать влияние лишь на тяжесть наказания, не превращая самого деяния в юридически безразличное.
Обращаясь к юридической природе поединка, мы видим, что он заключает в себе двойное посягательство: с одной стороны против личного блага жизни или здоровья; с другой, - против государственной власти, как акт недозволенного самоуправства. Законодательства ХII и XVIII ст. выдвигали по преимуществу, как мы видели последнюю его сторону; но элемент самоуправства хотя и существует в поединках, однако имеет здесь второстепенное значение Французская революция, отменив сословные привилегии привела и к отмене особых законов о поединке первое время практика поняла это в смысле освобождения поединков от наказаний, но от такого толкования касс. суд отказался в 1852 г., после блестящего заключения генерал-прокурора Дюпена, доказавшего что отмена законов о поединках должна быть рассматриваема как восстановление общего правила о наказуемости последствий поединка по законам об убийстве или телесных повреждениях; этот взгляд установился во Франции, его же разделяет и Англия. Однако и это решение вопроса односторонне. Во-первых, если бы поединок наказывался только как посягательство против личных благ, то было бы необъяснимо наказание за поединок, окончившейся лишь телесными повреждениями (без покушения на убийство), ибо на них наперед изъявлено согласие со стороны пострадавшего, несомненно, поэтому, что в поединке, кроме момента личного, есть своеобразный момент общественный, подобно тому, как в запрещенных драках *(34); и, во-вторых, укорененность поединка и особенность побуждены, руководивших дуэлянтами, суть факторы настолько сильные, что ввиду их поединок нельзя рассматривать только как один из способов лишения жизни или телесного повреждения, а необходимо создать из него dtlictum sui generis, запрещаемый в видах представляемой им опасности для жизни и здоровья и примыкающей к общей категории посягательств против жизни, как ее отдельный член Эту систему усвоили новейшие кодексы Германии, Венгрии и Голландии, отводящие поединку особое место, не смешивая его ни с убийством и телесным повреждением, ни с самоуправством
У нас не существовало тех общественных условий, которые породили поединки в Западной Европе, а постановления о поединки вносятся к нам под влиянием иноземного права, так что законы о них появились у нас ранее самых поединков. По примеру саксонских прав воинский устав предусматривает наряду с ними, оскорбления чести и определяет весьма строгие наказания-смертную казнь - за самый выход на поединок. Манифеста о поединках 1787 г. также обращает внимание на упорядочение охраны чести против оскорблений, но придает при этом главное значение не суровости наказаний, а улучшению судопроизводства. Вызов и выход на поединок рассматривались здесь как нарушение общественного мира и спокойствия. А причиненные на поединке телесные повреждения и смерть наказывались, как умышленное произведение этих последствий; участники поединка наказывались, как соучастники убийства или телесных повреждений. Эта система принята Сводом законов. Уложение 1845 г. помещает постановления о поединках в ряду преступлений против личных благ, но изменяет коренным образом их уголовную наказуемость. Поединок стал delictum sui generis.
Согласно установившемуся на Западе понятию поединка, он означает условленный бой между двумя лицами, происходящий с соблюдением известных, установленных обычаем условий относительно места, времени, оружия и вообще обстановки вьполнения.
а) Поединок есть бой между двумя лицами (дуэль, единоборство). Схватка нескольких лиц с одним или со многими разом устраняет это понятие; но возможен одновременный поединок нескольких пар противников или несколько последовательных поединков против одного лица
б) Это есть бой условленный, в чем лежит главнейшее отличие поединка от нападения, создающего право обороны: необходимо, чтоб оба противника наперед добровольно согласились разрешить свой спор путем борьбы. Но это соглашение может быть или внезапное (rencontre), или предполагающее известный промежуток времени для установления условий (поединок в тесном смысле, (duel).
в) В основании поединка обыкновенно лежит мотив удовлетворения поруганной оскорблением чести или самого дуэлянта, или близких ему лиц. Не требуется, чтоб налицо был объективный состав оскорбления в юридическом смысле; достаточно субъективное чувство обиды, испытываемое одним из дуэлянтов, независимо от того, оскорблен ли он непосредственно перед поединком или задолго до него безразлично также, относится ли обида к сфере семейной, домашней жизни оскорбленного, или касается иных сфер его частной деятельности, или даже сферы общественной и политической. Но поединок возможен и без мотива удовлетворения чести (напр., из за политических убеждений), притом это-признак трудно уловимый и непрочный, так как для желающего драться на дуэли по иным мотивам всегда открыта возможность нанести, противнику оскорбление и сделать дуэль неизбежною именно для удовлетворения чести; вот почему это условие поединка, как непременное, в современной литературе встречает мало приверженцев.
Наконец, г) выполнение поединка предполагает соблюдение известных, установленных обычаем, правил. Последние относятся к месту, времени и вообще обстановка поединка, но о значении их даже между наиболее авторитетными о поединке писателями существует разноречие. Обыкновенно поединок происходить при секундантах, но он возможен и без секундантов, как признает и наше законодательство (1509 ул.). Наиболее бесспорным в этом отношении представляется положение, согласно которому поединок должен быть боем равноправным и происходящим на смертоносном благородном оружии. Под оружием благородным разумеется боевое оружие, холодное или огнестрельное; кухонные ножи, топоры, ломы и т. п. сюда не относятся. Равноправность понимается в смысле предоставления противникам равных шансов успеха и одинаковости их оружия; бой, при котором один из противников нарушил это равенство во вред другому, есть изменническое нападение, выделяемое из понятия поединка (1510 улож. о нак.).
К изложенному понятию поединка не подходит так называемая американская дуэль, состоящая в добровольном соглашении нескольких лиц поставить самоубийство одного из них в зависимость от жребия или иного случая. По нашему праву здесь будет самоубийство или покушение на него (1472, 1473 ул.) и склонение к самоубийству, наказуемое как участие в убийстве (1475 ул.). Правильнее предусмотреть эти случаи особым постановлением закона, как делает угол. уложение 1903 т. (ст. 488).
К ответственности за поединок привлекаются, по нашему праву, как сами дуэлянты, так и некоторые посторонние лица.
Дуэлянты отвечают или за причиненные ими для жизни и здоровья противника последствия, или за покушение на них, или за приготовление. Понятиям приготовительных действий отвечают вызов и принятие вызова на поединок, понята" покушения-выход на бой с употреблением орудия, понятно совершения-кровопролитие с дальнейшими его последствиями. Деяния, соответствующие понятиям приготовления и покушения, освобождаются от наказания при добровольною отказа от поединка (1506 улож.).
Вызов на поединок (1497-1499 ул.), и принятие вызова (1502 уд.) сами по себе обложены краткосрочным арестом, при чем вызов наказуем несколько строже принятая вызова, и закон обращает здесь внимание на причины, побудившие к вызову на поединок; при причинах сильных, именно при тяжком оскорблении, допускается даже освобождение от наказания (1499 ул). Квалифицированным его видом признается вызов начальника подчиненным по служб государственной или общественной, особенно, если он был последствием касающегося службы дела, или же мщением за взыскание по службе; наказания-крепость или тюрьма с ограничением прав (396 улож.).
Обнажение или употребление оружия против своего противника без последствий для его жизни и здоровья, или, как называешь закон, поединок без кровопролития, соответствует области покушения. На- , вазуемость здесь всегда ниже для принявшего вызов (2 ч. 1502 ул.), чем для вызвавшего, наказуемого арестом, при рецидиве-крепостью (ч. 2 и 3 ст. 1497 ул.).
Наконец, если поединок сопровождается последствиями, то ответственность определяется главным образом по тяжести их, так что поединок с смертельным исходом наказывается всего строже. Кроме того, при определении наказаний закон обращает внимание; сделан ли вызов виновным или его противником; был ли виновный причиною ссоры или нет. Закон назначает за поединок исключительное наказание - заключение в крепости без поражения прав - сроки которого, под влиянием указанных обстоятельств определяются от 2 месяцев до 6 лет 8 месяцев. Этому наказанию подвергается только причинивший на поединке смерть или телесные повреждения; но если последние были незначительны (легкие раны), то наказанию подвергаются оба дуэлянта, хотя потерпевший обиду или принявший вызов наказывается легче, чем оскорбитель или вызванный на дуэль (1505 ул).
Квалифицированные виды поединка суть:
1) Поединок с условием биться на смерть, имевший действительным последствием своим смерть одного из противников или нанесение ему смертельной раны (1504 ул.); наказуемость виновного в причинении этого последствия изменяется, смотря потому, был ли он предложившим означенное условие (ссылка на поселение), или только принявшим его (крепость до 10 лет).
2) Поединок без секундантов (1509 ул.). Если последствием его были смерть или тяжкие раны, то наказывается только причинивши их как за поединок с условием биться на смерть, а в прочих случаях оба виновные (крепость до 2 лет).
Бой изменнически, как замечено, выделяется из понятая поединка и наказуем по последствиям как предумышленное или даже изменническое причинение их
Ответственность посторонних поединку лиц условливается созданием или укреплением почвы для поединка и непринятием мер к убеждению противников помириться. Обязанность примирения закон возлагает на всех хотя и случайных свидетелей поединка. Но вто же время в законодательство наше уже проникло сознание о пользе участия в поединке третьих лиц как для наблюдения за правильным ходом его, так и для предупреждения таких поединков которые не имеют для себя достаточных основами. Под влиянием этих двойственных соображен1й образовалась следующая система ответственности за поединок лиц посторонних:
1) Подстрекатели к поединку, действительно последовавшему, наказываются тюрьмою или крепостью до четырех лет (1500, 1512 улож.). Такими подстрекателями признаются: умышленно возбуждение кого-либо к поединку; умышленно возбуждавшие кого-либо к нанесению оскорбления, с целью дать повод к поединку; и, наконец упрекание за непринятие вызова или за примирение на поединке, а также нанесение за это оскорбление.
2) Передатчики вызова наказуемы как сделавшие вызов но лишь при условии непринятия ими возможных средств примирения или предупреждения последствий вызова (1501 ул.).
3) Свидетели поединка или секунданты суть представители дуэлянтов при установлена условий боя, наблюдающие за ходом его. Поэтому к свидетелям не относятся лица, хотя и оказавшие дуэлянтам какое-либо содействие, но не принимавшие участия в наблюдении за боем или в установлении его условий, каковы, напр., кучер, доставивший дуэлянта на место, врач оказавший ему медицинскую помощь (прим. к ст. 1507). Обычай требует с каждой стороны по два свидетеля, а закон возлагает на них обязанность употребить вей возможные средства убеждения дуэлянтов для предупреждения или прекращая поединка. Если вина их ограничивается неисполнением этой обязанности, то, смотря по последствиям поединка, они подвергаются каторге или крепости до 8 месяцев (1507 ул); если, сверх того, они окажутся виновными в положительной деятельности, именно в побуждена дуэлянта к начатию, продолжению или возобновлению поединка, то, буде он действительно последовал срок заключения в крепости повышается до 4 лет (1508 у лож) Секунданты при квалифицированном поединок с условием биться на смерть, за допущение сего условия наказываются крепостью до 4 лет (1504 ул.), если, конечно, последствием такого поединка была смерть или смертельные граны. Секунданты, способствовавшие причинению смерти или нанесению раны изменническим образом наказываются за участие в предумышленном или изменническом причинении этих последствий.
Наконец 4) даже на случайно находившихся при поединке христиан закон возлагает обязанность убеждения дуэлянтов к примирению, грозя им в противном случае церковным покаянием если последствием поединка были смерть или тяжкие раны (1511 ул.).
Но затем все остальные лица, хотя и оказавшие заведомое содействие дуэлянтам (напр., продажею или приготовлением оружия, доставлением средств медицинской помощи до поединка), не подлежать ответственности за поединок к которому, в виду его особой уголовно-юридической природы, не применяются общие правила о соучастии.
Эта система подверглась частичному по объему, но по содержание весьма глубокому изменению *(35). Законом 13 мая 1894 г. *(36) для членов офицерской среды дуэль не только дозволена, но даже объявлена обязательною, если суд общества офицеров признает что поединок является единственно приличным средством удовлетворения оскорбленной чести офицера. Тому же суду принадлежишь наблюдение за достоинством поведения офицера во время дуэли. Самая инициатива дуэли может принадлежать или оскорбленному офицеру, или суду чести. Поводом дозволенной дуэли может быть оскорбление чести офицера, как его сотоварищем по оружию, так и лицом гражданского ведомства, однако, только таким которое, по своему развита" и положению в общества, признается способным дать путем дуэли удовлетворение за нанесенное оскорбление *(37). Суд общества офицеров решает как о правоспособности такого лица, так и о необходимости вызова его на поединок Но обратный случай, именно оскорбления офицером лица гражданского и вызова последним офицера на дуэль, в этом законе не предусматривается; между тем отказ от предложенной дуэли для офицера еще менее мыслим чем спокойное перенесение полученной обиды. Решение суда общества офицеров имеет значение нравственное; в случай, если им дуэль признала необходимою, офицер отказавшийся от поединка и не подавши в течение двух недель просьбы об увольнении от службы, представляется командиром полка к увольнению без пояснения. Если же дуэль с ведома и одобрения суда общества офицеров состоится, то о ней и результате ее производится предварительное следствие на общем основании, с тем однако, что по окончании следствия оно с заключением прокуратуры препровождается военному министру или управляющему морским министерством Последние, когда дуэль происходила между офицерами, докладывают Государю Императору те из сих дел которым ими, не признается возможным дать движение в установленном судебном порядке*(38). То же имеет место при дуэли между офицером и лицом гражданского ведомства, с тем лишь, что требуется предварительное сношение министра военного или морского с министром юстиции *(39). Если не последовало Высочайшего соизволения на прекращение дела в судебном порядке, то ответственность определяется на общем основами; в противном случав судьба виновных решается Верховною властью.
Уг. ул. 1903 г. вносит следующие изменения в определения Улож. о нак.: вызов на поединок наказуема, кроме вызова подчиненным начальника по службе, еще в случай вызова органа власти или лица, исполняющего общественную обязанность, по поводу исполнения вин своих обязанностей; в других случаях вызов на поединок равно как и принятие вызова ненаказуемы. Особым квалифицирующим вину обстоятельством является заведомое отступление на поединке от условий поединка во вред противнику. Из посторонних лиц отвечают лишь секунданты и только
в том случае, если они допустили отклонение от условий поединка (ст. 481-488).
Финляндское улож. карает за поединок тюремным заключением не свыше 1 года, увеличивая это наказание до 12 лет в зависимости от последствия поединка. Квалифицированными видами являются дуэль с отступлением от условленных или обычных правил и дуэль без секундантов". Из посторонних лиц отвечают только передатчики вызова на поединок если дуэль состоится и если они не старались отвратить ее, секунданты же ни в коем случай наказание не подлежать (_ 185-187).
«все книги «к разделу «содержание Глав: 17 Главы: 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. >