§ 2     Содержание законности в состязательном уголовном процессе

Используемая в работе типология уголовного процесса позволяет выделить не только родовые признаки состязательности (одинаковой и в уголовном, и в гражданском процессе), но и видовые. “Чистая” состязательность обвинительного типа процесса (спор равных сторон перед пассивным судом) обусловлена преобладанием частного начала[22]. Степень публичности состязательного типа уголовного процесса является причиной проявления его специфических черт. Рассмотрим понятие и принципы состязательного уголовного судопроизводства, а также особенности метода регулирования в нем. Затем с позиции выявления специфики уголовно-процессуальной состязательности проанализируем проблемы активности суда, равенства сторон и сделок о признании вины.

В отличие от розыскного состязательный процесс свойственен развитому демократическому обществу и его форме - правовому государству. В процессе эволюции уголовно-процессуального права частное начало получает все большее признание законодателя. Личность из объекта права приобретает качество его субъекта, что находит свое отражение в процессуальном положении основных участников процесса. В первую очередь свобода обвиняемого получает законодательное закрепление. За ним признается право на защиту, и он уравнивается в правах с органом уголовного преследования. Кроме того, свобода судьи считается необходимым элементом справедливого правосудия, а его внутреннее убеждение возводится в ранг процессуального принципа. Возрастает роль потерпевшего и государственного обвинителя, выражаясь прежде всего в ограничении судебного разбирательства пределами заявленного ими обвинения (уголовного иска).

Таким образом, состязательный уголовный процесс характеризуется сохранением публичного начала с предоставлением широких прав основным его участникам. Сущность состязательного типа процесса проявляется в процессуальных признаках, которые в общем виде представляют его как “состязание” равноправных сторон перед беспристрастным судом.

Конкретные процессуальные признаки состязательности глубоко исследованы в уголовно-процессуальной науке. Однако ряд противоположных позиций по данному вопросу требует более подробного анализа этого типа процесса.

При выделении признаков состязательности ряд авторов исследует ее как принцип процесса[23], другие - как его форму[24]. На наш взгляд, в этом нет принципиальных расхождений, состязательность может быть и формой, и принципом. Большинство и тех, и других авторов признают, что состязательность состоит из ряда других правовых положений, следовательно, является идеей более высокого уровня, чем иные процессуальные принципы (гарантии и условия). В соответствии с этим при последовательном проведении розыскного или состязательного начала они приобретают значение формы процесса (а точнее - типа). В свою очередь в смешанном уголовном процессе розыскное и состязательное начала имеют значение процессуальных основоположений одного уровня (принципов), из которых вытекают положения низших уровней[25]. Таким образом, в смешанном процессе состязательность (наряду с розыскным началом) соответствует всем признакам понятия уголовно-процессуального принципа (во-первых, выражает сущность процесса, во-вторых, не вытекает из розыскного начала, в-третьих, определяет тип судопроизводства).

Итак, общепризнанными чертами состязательного типа уголовного процесса являются: 1) разделение процессуальных функций обвинения, защиты и разрешения дела; 2) положение обвиняемого как субъекта процесса; 3) наличие сторон; 4) спор сторон как источник движения процесса; 5) равноправие сторон; 6) свободная оценка доказательств на основе внутреннего убеждения[26].

Содержание и характеристика указанных признаков подробно исследованы в литературе. Однако они неравнозначны по уровню обобщения. В силу этого существует множество точек зрения на количество и соотношение признаков состязательности. В целях анализа признаков используем определение типа процесса: обусловленной определенным соотношением частных и публичных начал организации производства по делу, выражающейся в процессуальном положении основных участников уголовного процесса. Применяемая типология уголовно-процессуального права позволяет заключить, что исходным признаком состязательного типа процесса служит правовое положение обвиняемого, обвинителя и суда. Из данного признака вытекают все остальные. Действительно, признание обвиняемого субъектом процесса превращает его в сторону защиты. Свобода личности судьи требует оценки им доказательств по внутреннему убеждению. Наличие и самостоятельность фигуры обвинителя предполагает переход к нему функции уголовного преследования. В результате источником движения дела становится предъявленное обвинение и ответ на него, а у суда остается функция разрешения дела. Для возможности состязания сторон им необходимо предоставление равных прав.

Правовое положение основных участников процесса предполагает размежевание процессуальных функций - основных направлений деятельности, в которых выражается специальная роль и назначение субъектов процесса[27]. Размежевание функций обвинения, защиты и юстиции означает выполнение их самостоятельными друг от друга сторонами и судом. Это означает, что в деятельности каждого участника процесса не должны присутствовать элементы несвойственной ему функции. В общем виде функция обвинения предполагает выдвижение обвинительного тезиса и его обоснование доказательствами (отыскание обвинительных доказательств и отстаивание тезиса перед судом), функция защиты - выдвижение антитезиса и его обоснование, функция юстиции - проверку, оценку доказательств и принятие решения по делу. Разделение процессуальных функций является одним из абстрактнейших признаков состязательности, поскольку вытекает не только из развития свободы автономной личности. В уголовном процессе размежевание функций связывается и с идеей разделения властей в государстве, и с законами разделения труда, и с закономерностями психологии[28].

Путем обобщения вышеуказанных признаков состязательного типа процесса необходимо вывести его основные начала (нормативную основу), которые и будут содержанием законности. П.С. Элькинд и С.Д. Шестакова к принципам состязательности справедливо относят четыре положения: осуществление правосудия только судом, осуществление уголовного преследования только стороной обвинения, право обвиняемого на защиту и равноправие сторон[29]. На наш взгляд, в целях исследования содержания законности желательно несколько иное выражение принципов состязательности. Сформулированные выше понятия типа и принципа уголовного процесса позволяют обобщить четыре указанных положения всего в двух принципах: независимости (беспристрастности) суда и равноправия сторон. С древнеримских времен эти принципы известны как (nemo judex in re sua) - никто не может быть судьей в своем собственном деле и (audiatur et altera pars) - да будет выслушана противная сторона. В выделении именно этих двух принципов мы присоединяемся к мнению ряда процессуалистов[30]. Действительно, независимость суда от сторон включает в себя и требование осуществления правосудия только судом (обвинитель не должен быть судьей), и требование осуществления обвинения только обвинителем (судья не должен быть обвинителем). Принцип равноправия сторон подразумевает предоставление обвиняемому права на защиту, поскольку в противном случае обвиняемый будет иметь качество объекта процесса и само состязание будет невозможным.

Итак, состязательному типу уголовного процесса свойственны два основных начала: независимость суда и равноправие сторон, которые соответствуют всем качествам процессуального принципа. Однако эти правила присущи процедуре любого разрешения спора, следовательно, необходимо рассмотреть их конкретное содержание применительно именно к уголовному процессу.

Содержание уголовно-процессуального принципа независимости суда тесно связано с решением проблемы его активности. Одна группа процессуалистов считает активность суда неотъемлемым свойством состязательности[31], другая относит его к признакам розыскной формы[32]. Проблема активности суда в русской уголовно-процессуальной науке была известна как вопрос формального или материального его руководства[33].

Противники активности суда признают за ним только формальное руководство в состязательном процессе. При этом его руководящая роль выражена исключительно в обеспечении установленных процессуальных форм для спора сторон, “которым суд, сохраняя объективность и беспристрастие, создает необходимые условия для всестороннего и полного исследования обстоятельств дела” (ч.1 ст. 429 УПК РСФСР[34]). Данная норма практически ничем не отличается от соответствующей в ГПК РСФСР (ч.3 ст.14 и ч.3 ст.50). Очевидно, сходство содержания данных норм заключается в пассивном положении суда по отношению к выяснению истины. Следовательно, при отрицании активности суда отождествляется состязательность в уголовном и гражданском процессе. Согласно изложенному ранее, состязательный тип уголовного процесса отличается от обвинительного присутствием в нем публичности. Публичность же является источником всякой активности государственных органов и должностных лиц. Это позволяет предположить возможность существования активности суда в процессе доказывания в состязательном уголовном процессе. Для обоснования данного предположения необходимо проанализировать аргументы противников активности органа юстиции.

Теоретической основой пассивности суда является положение о том, что при собирании им доказательств по своей инициативе уголовный процесс становиться розыскным. В поддержку данной точки зрения выдвигаются четыре довода: 1) активность суда в доказывании является следствием публичности (точнее - официальности), которая есть признак розыскного типа процесса[35]; 2) активность суда направлена на выяснение объективной истины, которая не является целью состязательного процесса[36]; 3) стороны в состязательном производстве признаются субъектами уголовно-процессуальной деятельности, следовательно, им принадлежит право распорядиться не только предметом спора, но и объемом доказательственного материала в подтверждение своих требований, то есть они обладают материальной и формальной диспозитивностью; 4) активность суда неизбежно влечет смешение в его деятельности функций юстиции и обвинения. В результате нарушается коренной принцип независимости суда - он становится истцом[37].

Подвергнем эти аргументы краткому анализу.

Во-первых, принцип “официальности” не обладает монополией на активность суда. Активность суда есть следствие публичности, которая по определению свойственна состязательному типу уголовного процесса.

Во-вторых, публичность состязательного уголовного процесса предполагает и его цель - достижение объективной истины по делу. Без выяснения действительных обстоятельств дела невозможно обоснованное применение материального закона и удовлетворение общественных (публичных) интересов[38].

В-третьих, публичность процесса также ограничивает формальную диспозитивность сторон интересами выяснения объективной истины[39]. Действительно, “голая” независимость, беспристрастность суда в сочетании с его пассивностью не может обеспечить справедливого решения по делу. Не только общество, но и стороны не будут удовлетворены, если суд в своей полной независимости вынесет решение по жребию. Это привело к отмиранию древнейшего частно-искового процесса.

Четвертый из анализируемых аргументов заслуживает особого внимания. Если активность суда в собирании доказательств ставит его в положение обвинителя, то это действительно шаг в сторону инквизиционного процесса. Однако присутствие публичного начала в состязательном типе процесса обосновывает активность суда. Проблема заключается в том, чтобы определить пределы этой активности, за рамками которых начинается розыскное начало.

Поскольку тип уголовного процесса определяется сочетанием частного и публичного начал, постольку активность суда в доказывании присутствует в каждом типе судопроизводства, но в различной степени. Эти три степени точно обозначены Ю.В. Мещеряковым[40]. 

В обвинительном процессе суд устранен из процесса доказывания и его роль сводится лишь к оценке представленных сторонами доказательств. Отсутствие активности суда обусловлено частно-правовым взглядом на преступление и наказание. Пассивность суда в большой степени характерна для уголовного процесса стран общего права. Это объясняется особенностями исторического развития, которые привели, в частности, к нерасчлененности уголовного процесса с гражданским и к преобладанию процессуального права над материальным. Однако с течением времени заметна все возрастающая активность суда в англоязычных странах. Еще Н.Н. Полянский отмечал, что английский судья может задавать вопросы допрашиваемым и имеет право вызвать не указанных сторонами свидетелей, даже без согласия сторон, если найдет необходимым это сделать в интересах правосудия[41]. В этой связи представляет интерес анализ современной практики российского суда присяжных, конструкция которого приближена к англосаксонской модели. По данным М.В. Немытиной 43% исходящих от суда вопросов были заданы присяжными заседателями[42]. Следовательно, суду присяжных характерна не только активность профессиональных судей, но и активность присяжных заседателей. Изложенное приводит к выводу о том, что пассивное положение суда ограничено обвинительным типом процесса и не получило широкого распространения на другие его типы.

Состязательному уголовному процессу присуща большая степень активности суда. Он уже сам собирает доказательства, дополняя деятельность сторон.

Наибольшей активности суд достигает в розыскном производстве. На судью - инквизитора полностью возлагается бремя доказывания.

Какой же критерий служит для отграничения степени активности суда в розыскном и состязательном производстве. В процессуальной науке вырабатывается такой критерий. Активность суда в доказывании не должна служить источником движения дела[43]. Принцип официальности не должен заменять собой принцип независимости суда[44], то есть суд не имеет права действовать вопреки требованиям сторон. Другими словами, в состязательном уголовном процессе суду запрещается выходить за пределы предъявленного обвинения (заявленного иска, требования). В свою очередь обвинение должно быть обосновано. Н.Н. Розин рассматриваемый критерий называл “принципом доказанности обвинения”[45]. Согласно данным положениям, состязательности не противоречит собирание судом доказательств по своей инициативе, например, назначение экспертиз, производство осмотров. Более того, иногда он обязан собирать доказательства, даже вопреки воле сторон. Например, вызвать на допрос очевидца, со слов которого давал показания свидетель.

Итак, в состязательном уголовном процессе активность суда ограничена пределами предъявленного обвинения, обязанность доказывания которого возлагается на органы уголовного преследования. Активность суда дополняет инициативу сторон и необходима ему для проверки представленных сторонами аргументов (версий и их подтверждающих сведений). Проверка аргументов может осуществляться как путем логической, так и предметно-практической деятельности. Следовательно, суду принадлежит право производить не только оценку, но и собирание доказательств. При этом суд не должен вести поиск информации непроцессуальными средствами, ибо отыскание доказательств есть розыск.

Изложенное позволяет присоединиться к мнению тех процессуалистов, которые считают активность суда в доказывании органическим свойством состязательности в уголовном процессе. “Отказ от установления истины как цели судопроизводства, отказ от активной роли суда..., переложение ответственности за судьбу дела на представителей сторон не может способствовать укреплению законности и обеспечению справедливости судебных решений”[46]. Применительно к российскому уголовному процессу большинство практических работников также высказываются в пользу предоставления права суду собирать доказательства по своей инициативе. Об этом заявили 62% опрошенных судей, 68% прокуроров и следователей прокуратуры, 47% адвокатов и 74% следователей МВД.

Принадлежность суду в состязательном процессе полномочий по собиранию доказательств позволяет уточнить содержание функции юстиции. Преобразование предпроцессуальной информации в доказательство происходит посредством уголовно-процессуальной процедуры, в которой руководящая роль принадлежит суду. Именно после уголовно-процессуального собирания информация на носителе становится средством доказывания, а носитель приобретает качество источника доказательства. В силу этого, сторонам не может принадлежать право самостоятельно собирать доказательства. Роль сторон должна сводиться к отысканию, обнаружению носителей данных. В этом смысле собирание доказательств (в части закрепления - фиксации) есть осуществление функции юстиции, в том числе и на досудебных стадиях. Вместе с тем в функцию юстиции не входит поиск носителей сведений непроцессуальным путем.

Все сказанное по данной проблеме позволяет заключить, что независимость суда как принцип состязательного процесса предполагает его активность в доказывании. Основным началом состязательного типа уголовного процесса является независимость суда, при которой он обладает активностью. Суду свойственно стремление к объективной истине[47]. Рассматриваемый принцип состоит из ряда начал более низкого уровня. Так, независимость суда разделяется на внешнюю (независимость суда как одной из ветвей государственной власти) и внутреннюю (независимость судьи как личности), а последняя подразумевает целый ряд уголовно-процессуальных требований, в том числе оценку доказательств по внутреннему убеждению и начало непосредственности их исследования.

Рассмотренное под углом зрения типов процесса развитие принципа независимости суда состоит в следующем. Если в обвинительном процессе суд обладал ярко выраженной автономностью не только от сторон, но и от объективной истины (независимый суд жребия), то в розыскном процессе независимость заменяется процессуальной самостоятельностью в рамках единоначалия (как подчинением потерпевшего и обвиняемого судье, так и подчинением последнего вышестоящей инстанции). В состязательном процессе независимость суда обеспечивает разрешение дела не по воле случая, а исходя из его существа и действительных обстоятельств дела.

Распространенным аргументом в пользу активности суда в состязательном процессе служит положение о том, что инициатива суда не заменяет, а дополняет активность сторон в процессе доказывания[48]. И обвинитель, и защитник смотрят на предмет процесса “с одной стороны”, то есть руководствуются не объективной, а субъективной истиной. При этом их прямая заинтересованность в исходе дела, как правило, обеспечивает наиболее полное и всестороннее исследование обстоятельств. Тем не менее в силу различных причин материальная истина может быть не установлена. Так, или обвиняемый может осуществлять свои права без защитника и быть не искушенным в юридических вопросах, или защитник может быть пассивным, или обвинителем может выступать потерпевший[49]. К тому же и профессиональные судьи[50], и даже присяжные заседатели[51] способны проявить разумную инициативу в собирании и проверке доказательств, не становясь при этом предвзятыми. Таким образом, активность суда в процессе доказывания обеспечивает равенство сторон, помогая той из них, которая в такой помощи нуждается. Тем самым формальное равенство обвинения и защиты приближается к их фактическому равенству, что позволяет исправлять дефекты прямого состязания сторон[52].

Итак, независимость суда, стремящегося к объективной истине, тесно связана с другим началом состязательного процесса - равенством сторон. Для справедливого разрешения дела недостаточно признать обвиняемого субъектом процесса и предоставить ему ряд процессуальных прав. Для этого необходимо, чтобы он как сторона защиты мог реально противостоять стороне обвинения. Следовательно, принцип равноправия сторон обеспечивает как интересы обвиняемого, так и возможность существования самого спора его с обвинителем, а, значит, и справедливое разрешение дела. В то же время равноправие непосредственно отражает правовое положение сторон обвинения и защиты.

Понимание принципа процессуального равенства сторон в уголовно-процессуальной литературе неоднозначно. Во многих работах говорится о процессуальном равноправии, или о равенстве процессуальных прав обвинителя и обвиняемого, то есть смысл этого принципа состоит в том, чтобы обвиняемый обладал теми же процессуальными средствами ведения спора, что и обвинитель[53]. Однако существует и другая позиция, согласно которой равенства прав недостаточно для ведения спора, ввиду явного превосходства стороны обвинения. Поэтому сторона защиты должна обладать некоторыми преимуществами (одним из которых, кстати, может выступить ранее указанная активность суда)[54]. Эта проблема заключается в определении содержания принципа равенства сторон, точнее выявлении основания (критерия) правового уравнивания обвинения и защиты. Рассмотрим сущность и характер процессуального равенства.

Существует соблазн провозгласить принципом состязательного процесса не формальное, а фактическое равенство сторон. Однако фактического равенства сторон быть не может, так как обвинение и защита всегда не равны. Никак нельзя признать равными государственный орган с его возможностями и частное лицо. Даже обвинитель - потерпевший всегда отличается от обвиняемого по целому ряду характеристик: психофизическим особенностям, социальному статусу, опыту, правосознанию, финансовым возможностям. К тому же следственная ситуация всегда благоприятна либо для защиты, либо для обвинения. Однако самое главное заключается в том, что обвинение и защита не могут и не должны быть фактически равны в процессе прежде всего потому, что они утверждают разные тезисы, а истина одна. Истина должна быть установлена судебным решением более благоприятным для одной из сторон. Следовательно, фактических прав и возможностей всегда больше (так должно быть в справедливом процессе!) у той стороны, которая утверждает правду при признании их юридического равенства. Таким образом, в любом случае равенство сторон есть формальное равенство.

В этом отношении принцип формального равенства, по справедливому утверждению В.С. Нерсесянца, есть принцип любого права вообще[55]. Продолжая данную мысль, П.С. Пастухов утверждает, что из принципа равенства всех перед законом и судом вытекают все остальные принципы уголовного процесса[56]. Обратимся к анализу конкретного содержания принципа равенства всех перед законом или судом (формального равенства).

Поскольку принцип процессуального (формального) равенства сторон в уголовном процессе является конкретизацией одноименного общеправового начала, постольку он предполагает абстрагирование от естественных различий обвинения и защиты по определенному основанию. В соответствии с отстаиваемой концепцией правопонимания этим основанием выступает свобода личности в общественных отношениях в сфере уголовного судопроизводства, которая выражается в процессуальном положении основных участников процесса (прежде всего - в правосубъектности обвиняемого). В этом плане принцип формального равенства существует в любом типе процесса. Однако конкретное его содержание эволюционирует в соответствии с тремя этапами развития уголовно-процессуального права.

Первый этап характеризуется равенством полномочий обвинителя с полномочиями обвиняемого практически в их реальном объеме и содержании. Причем это зачаточное формальное равенство приближается к уравнительному (эгалитаристскому) требованию. В результате и обвиняемый, и обвинитель остаются в равном положении, независимо от того, кто из них действительно прав в споре. Таков древний обвинительный, частно-исковой процесс с его доказательственной системой и пассивным судом. Этот процесс есть суд жребия.

На втором этапе развития принципа формального равенства полномочия обвинителя несоизмеримо больше полномочий обвиняемого, то есть права последнего переходят к органу уголовного преследования и превращаются в его обязанность осуществлять не только обвинение, но и защиту. Тем не менее розыскной процесс в его развитых формах знает формальное равенство обвинителя с обвиняемым. Они равны не по содержанию и объему своих прав, а по отношению к равнообязательной для них норме уголовно-процессуального права. Это равенство состоит во взаимности их прав и обязанностей перед юридической нормой. О таком принципе равенства сторон в административном процессе говорит В.Д. Сорокин[57]. Юридическое равенство участников процесса в розыскном производстве формализует и упорядочивает их фактическое неравенство, выраженное в господствующем принципе официальности. Благодаря этому упорядочиванию, можно говорить о каком то правовом режиме, который сохраняется путем строжайшей регламентации процессуальной деятельности. Другими словами, официальность выражает содержание формального равенства, а инструктивность обеспечивает как преобладание свободы государства над свободой обвиняемого, так и соблюдение самого принципа формального равенства. Вместе эти начала составляют содержание законности в розыскном производстве.

Третий этап развития принципа формального равенства как синтез двух предыдущих знаменует собой равенство прав стороны обвинения правам стороны защиты в их объеме и содержании, а не только во взаимности. Но это уже не элементарное уравнивание спорящих, присутствующее в обвинительной форме. Сущность принципа формального равенства сторон в состязательном процессе заключена в том, чтобы предоставить сторонам такие процессуальные возможности, которые позволили бы реализовать свободу (фактическое неравенство) того, на чьей стороне истина. Равенство сторон должно обеспечивать победу тому, кто действительно прав в своих материально-правовых притязаниях. Следовательно, арифметически равная сумма полномочий обвинения и защиты в уголовном процессе не обеспечивает достижения истины[58].

Вследствие этого, с древнеримских времен в уголовном процессе известно правило in favorem defensionis, означающее предоставление процессуальных преимуществ обвиняемому. К ним относятся следующие положения: вытекающее из презумпции невиновности правило о толковании неустранимых сомнений в пользу обвиняемого; последнее слово подсудимого; институт обязательной защиты по некоторым категориям дел (когда защита явно слабее обвинения, или ей придается особый публичный интерес, например, при обвинении в преступлении, за которое может быть назначена смертная казнь); запрет толковать молчание подсудимого как признание его вины[59]; преимущественное значение мнения судьей, более благоприятного для обвиняемого (или искусственное большинство голосов для признания виновности); особый порядок исполнения и обжалования оправдательных приговоров; регулирование деятельности защиты запретительным методом в отличие от разрешительного для стороны обвинения. Привилегия защиты на допрос свидетелей после стороны обвинения непосредственно вытекает из права защиты дать ответ по обвинению. В связи с чем эта привилегия также может быть отнесена к in favorem defensionis[60].

В связи с преимуществами защиты возникает вопрос: не являются ли они выражением большей свободы обвиняемого, чем обвинителя? Исходя из принципа формального равенства, ответ будет отрицательный. Процессуальные преимущества защиты есть необходимое следствие сущности равенства сторон, обеспечивающее достижение материальной истины по делу. Они дают возможность стороне защиты ответить на обвинение, что согласуется с эквивалентностью обменного отношения в обществе и справедливостью.

Поясним природу правила in favorem defensionis. В истории развития уголовного процесса преимущества защиты были вторичны. В силу публичности уголовного судопроизводства сначала государство оказало помощь обвинителю (что привело к розыскному процессу), а потом защите (что привело к состязательному процессу)[61]. Эта историческая последовательность “приоритетов” наблюдается и при производстве по конкретному уголовному делу. Общая цель государства и права есть сохранение стабильности общества, на что и направлен в общем виде публичный интерес. Человек, совершая преступление, нарушает эту стабильность, присваивая себе ту свободу, которая по праву ему не принадлежит. Государство должно сбалансировать нарушение путем применения уголовного наказания. В этом заключено материально-правовое отношение. Эквивалентность процессуального обменного отношения состоит в следующем. Совершивший предумышленное преступление пользуется преимуществами перед потерпевшим обществом, в том числе и перед органами уголовного преследования. Он выбирает время, место, способ, объект посягательства, то есть в момент совершения преступления виновный имеет “процедурные привилегии”. Он делает “первый ход” против общества, будучи свободным в выборе поведения (необходимое условие любой формы вины). Для восстановления стабильности - раскрытия преступления - объективно необходимо процедурное преобладание органов уголовного преследования, чему и соответствует розыскное производство. Отсюда следует вывод о неизбежности розыскных начал в процессе борьбы с преступностью. Однако в цивилизованных формах они распространены не на весь уголовный процесс, а на его начальную фазу (или предфазу) - оперативно-розыскную деятельность и общее расследование (inquisitio generalis)[62]. Тем самым органы уголовного преследования отвечают на преступление и делают “второй ход” против виновного (выдвижение обвинения). Этап общего расследования характеризуется постепенным уменьшением полномочий преследователя и увеличением прав преследуемого (подозреваемого). Выравнивание объема и содержания их прав происходит к моменту привлечения последнего в качестве обвиняемого. Только после формулирования и предъявления обвинения (или подозрения) возникает защита, и именно с этого момента возможна и должна быть состязательность. Вот почему после предъявления обвинения принцип формального равенства сторон означает придание защите процедурных преимуществ, необходимых для ее “ответного хода”, ибо по свидетельству истории обвинение как результат розыска далеко не всегда содержит истину, для выяснения которой “да будет выслушана и другая сторона”. В этой связи нельзя согласиться с предложением обязать органы уголовного преследования по получении доказательств причастности лица в совершении преступления направить ему соответствующее уведомление с тем, чтобы это лицо получило право на защиту[63]. Данное предложение может нарушить принцип равенства в пользу виновного, и преступление останется нераскрытым.

Таким образом, равенство сторон в состязательном уголовном процессе означает обладание как обвинением, так и защитой достаточных процессуальных средств для ведения спора. Каждой стороне предоставляется формальная возможность отстоять свою правоту и свободу (прежде всего уголовно-правовую). Однако смысл данного принципа состоит не в одинаковости прав сторон, а в преобладании розыскных начал до момента привлечения лица в качестве обвиняемого и в предоставлении защите процессуальных преимуществ после этого момента. Поэтому совершенно верным является утверждение о принадлежности стороне защиты таких же прав, какими наделена сторона обвинения, но с учетом двух условий. Во-первых, защита возникает лишь после появления обвинения. Во-вторых, защите предоставляется ряд дополнительных преимуществ. Изложенным определяется значение правила “должна быть выслушана противная сторона”.

Содержание принципа равноправия сторон составляют иные процессуальные требования более низкого уровня общности. К ним относятся право обвиняемого на защиту, презумпция невиновности, неприкосновенность личности, а также в некоторой степени условия гласности, устности, национального языка судопроизводства. Рассмотрим в общем виде содержание принципа равенства сторон.

Право обвиняемого на защиту как “совокупность процессуальных прав, ему предоставленных”[64], логично рассмотреть исходя из общего понятия защиты как антитезиса обвинению и как представительства обвиняемого (или защиты в материальном и формальном смысле)[65]. Материальная защита в состязательном процессе означает, что одноименной стороне последовательно принадлежат три группы прав и обязанностей. Во-первых, право знакомиться с обвинением и подтверждающими его доказательствами, которое может осуществляться путем ознакомления с материалами дела, свиданий защитника с подзащитным, а также непосредственное исследование первоисточников обвинительных доказательств (беседы с очевидцами, обзор места происшествия). Во-вторых, давать свой ответ по предъявленному обвинению (отсюда защита всегда выступает после обвинения как возражающая сторона после утверждающей), в том числе отрицать его и выдвигать новое утверждение, опровергающее обвинение (давать объяснения, приносить жалобы, заявлять ходатайства). В-третьих, право подтверждать свои утверждения и опровергать обвинение новыми данными (отыскивать доказательственную информацию, представлять ее суду, заявлять ходатайства о производстве следственных действий, задавать вопросы свидетелю во время судебного следствия). Последний случай может выступать не только правом, но и обязанностью обвиняемого, если он что-либо утверждает.

По общему правилу отрицание не требует доказательств, бремя же доказывания возлагается на утверждающего. Это не противоречит презумпции невиновности, из которой следует, что обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность (отрицание виновности). Состязательности претит не то, что обвиняемый освобождается от обязанности доказывания своих утверждений, а то, что она возлагается на обвинителя. В противном случае, кроме смешения процессуальных функций, страдают интересы истины, поскольку обвинитель не может равноэффективно собирать обвинительные и оправдательные доказательства. К тому же возложение данной обязанности на прокурора предполагает предоставление ему соответствующих прав, которые отнимаются у обвиняемого. И наоборот, для выполнения бремени доказывания обвиняемый получает соответствующие права, например, освобождение под залог, помощь защитника, частного детектива в отыскании носителей информации.

В состязательном типе процесса осуществление прав обвиняемого должно гарантироваться не обвинителем, а судом. Во-первых, если обвиняемый по каким-либо причинам не обосновал свои утверждения, суд по своей инициативе вправе собрать необходимые доказательства. Во-вторых, через орган юстиции обвиняемый может получить государственную помощь в поиске доказательств. При этом, как уже было сказано выше, поиск носителей данных сторонами не является процессуальной деятельностью. Они не собирают доказательства, а лишь обнаруживают, отыскивают их “заготовки”. Процессуальное собирание (в части фиксации) отысканных сторонами носителей относимой к делу информации принадлежит функции юстиции. Собирать доказательства посредством состязательной процедуры (например, в судебном заседании с перекрестным допросом) должен суд. Исключительно после такого собирания предпроцессуальная информация становится доказательством, а носитель информации приобретает юридические свойства источника доказательства.

Таким образом, право на материальную защиту включает полномочия в процессе доказывания, которые в состязательном производстве должны принадлежать сторонам поровну. При этом обвиняемому, как и обвинителю следует предоставить возможность не самостоятельного осуществления, а лишь участия в собирании, проверке и оценке доказательств.

Другой важнейшей составляющей права обвиняемого на защиту является возможность пользоваться услугами защитника. При лишении такого права о равенстве сторон в уголовном процессе не может быть и речи. Недаром Н.Н. Полянский считал наличие защитника элементом уголовно-процессуальной состязательности[66].

Формальная защита в виде представительства предполагает такое оформление материальной защиты, чтобы она осуществлялась самим обвиняемым, а не прокурором. Для этого, кроме помощи защитника, обвиняемому предоставляются гарантии права на защиту. Среди них следует назвать презумпцию невиновности, неприкосновенность личности (исключительность содержания под стражей и право на освобождение под залог), а также устность, гласность процесса и непосредственность, в том числе необходимость участия обвиняемого во всех процессуальных действиях. В этом плане требование осуществления судопроизводства на национальном языке тоже можно отнести к гарантиям формального равенства. Другими словами, принцип равенства сторон включает в себя все вышеперечисленные положения.

Резюмируя изложенное по проблеме основных начал состязательного процесса, отметим пригодность на эту роль принципов независимости суда и равноправия сторон. Разумеется, это не означает, что в этом вопросе поставлена последняя точка. Такое вряд ли вообще возможно, пока будет развиваться уголовно-процессуальная наука. В литературе можно встретить иные формулировки принципов демократического судопроизводства.

Так, Е.Б. Мизулина выделяет три процессуальных начала, характеризующих три стороны отношений между основными участниками процесса: 1) равенство сторон регулирует отношения между сторонами, 2) независимость суда от исполнительной власти выражает отношения суда и обвинителя, 3) презумпция невиновности упорядочивает отношения суда и обвиняемого[67]. В целом такую трактовку нельзя признать неверной, однако высказанная выше позиция кажется более предпочтительной в силу нескольких причин. Подход Е.Б. Мизулиной оставляет в тени процессуальный аспект независимости суда от стороны обвинения и независимость суда от стороны защиты. В то же время презумпция невиновности неизбежно характеризует отношения не только суда и обвиняемого, но отношения между сторонами. В концепции трех принципов присутствуют черты механического их соединения. Вместе с тем два начала независимости суда и равенства сторон органично вытекают из правового положения основных участников процесса, что в свою очередь есть следствие эволюции права. Однако данные принципы состязательного типа уголовного процесса нельзя представить простым соотношением части и целого, так как “.. компоненты органичного целого, будучи продуктом его развития, не могут быть выделены из него как внешне обособленные части без утраты их новой природы”[68]. Трехстороннее состязательное отношение не может быть механически разложено на элементы без того, чтобы не потерять своей определенности. “Поскольку в понятиях, абстракциях, теоретических схемах, конструкциях происходит неизбежное огрубление действительности”[69], постольку принципы равенства сторон и независимости суда не исключают, а предполагают друг друга. Так, при неравенстве сторон не может иметь место независимость суда, который неизбежно окажется под воздействием одной из них. Аналогичным образом и равенство сторон неосуществимо, если вместо беспристрастного арбитра суд будет обвинителем или защитником[70].

В соответствии с принятым порядком изложения рассмотрим законность с точки зрения соблюдения метода правового регулирования в состязательном уголовном процессе. В силу того, что метод уголовно-процессуального регулирования является самостоятельной научной проблемой, перечислим лишь некоторые его черты, характеризующие законность в состязательном производстве.

Розыскной процесс представляет собой применение административного метода власти-подчинения к отношениям в сфере уголовного судопроизводства при почти полном отсутствии диспозитивности. В отличие от него состязательное судопроизводство характеризуется самостоятельным видом правового регулирования. Развитие предмета уголовно-процессуального права приводит к увеличению свободы основных участников процессуальных отношений (суд получает независимость, а стороны признаются равными). Метод как юридическое выражение предмета фиксирует эту свободу. Таким образом, в основе характеристики метода состязательного типа права лежит известное соотношение свободы основных участников процесса и общества (или диспозитивности и публичности). При этом и юридический режим отрасли, и ее метод отражаются в принципах и правоотношениях, то есть трехстороннее состязательное правоотношение[71] и указанные начала данного типа процесса служат точной характеристикой метода уголовно-процессуального регулирования. В этой связи представляется бесперспективным рассматривать метод права в его расчленении на способы регулирования отношений между отдельными участниками, например, судом и обвиняемым, прокурором и потерпевшим[72], так как при этом в тени могут остаться свойства целого. Для целей характеристики законности и для выделения отличий от методов смежных отраслей необходимо выявить качественную определенность уголовно-процессуального метода.

В современных работах по уголовному процессу подробно характеризуется судопроизводственный метод состязательного процесса в его отличии от розыскного[73]. Действительно, неограниченное применение императивного метода в современном уголовном процессе есть нарушение законности. Но таким же нарушением законности будет и широкое применение метода диспозитивности, свойственного гражданскому праву. Сложнее обстоит дело с вопросом об отличии уголовно-процессуального метода от гражданско-процессуального и административно-процессуального[74]. Научная мысль убедительно доказала существенное сходство трех базовых процессуальных отраслей[75], в которых есть общий (родовой) предмет и метод регулирования, но не исключены и видовые отличия[76].

Административному процессу близко розыскное начало. Однако при значительном применении принуждения он также приближается к судопроизводственной форме (административная юстиция). Тем не менее уголовно-процессуальная форма всегда будет более сложной, чем административно-процессуальная, что обусловлено различием преступления от проступка.

Особый интерес для целей исследования законности приобретают отличия уголовного процесса от процесса гражданского. Их выявление позволит дать характеристику с точки зрения законности таким явлениям состязательного процесса, как признание обвиняемым своей вины, отказ прокурора от обвинения и сделка о признании вины. Дело осложняется тем, что в науке не проводилось специальных исследований отличия уголовно-процессуальной состязательности от гражданско-процессуальной. Тем не менее в общем виде можно назвать особенные черты состязательного уголовного процесса. Предмет уголовно-процессуального права обусловливает большее преобладание общественного интереса над интересами частных лиц, чем в гражданском процессе. Большая публичность приводит к отсутствию в производстве по уголовным делам материальной диспозитивности, как права сторон распоряжаться предметом дела[77], за некоторым исключением дел частного и частно-публичного обвинения. Согласно понятию типа процесса, определенное соотношение частного и публичного начал выражается в процессуальном положении основных участников производства по делу. Отсюда вытекают три специфических признака уголовно-процессуальной состязательности.

Первым из них выступает публичность обвинения. Главным отличительным признаком обвинения (по сравнению с иском), как верно отметил Н.Н. Розин, является выражение в нем публичного интереса. Данный признак проявляется в трех моментах: 1) в неизбежности розыскного характера первых шагов по раскрытию преступления (наличие розыскного этапа общего расследования и оперативно-розыскной деятельности); 2) в осуществлении обвинения органом государства (например, прокурором); 3) в независимости обвинения от частного усмотрения (в подчинении государственного обвинителя не началу удобства, а принципу законности в смысле официальности и инструктивности)[78]. Подчинение прокурора принципам официальности и инструктивности лишает его права определять целесообразность преследования имевшего место в действительности преступления, но не исключает его усмотрения в рамках закона[79]. Отсюда следуют независимость государственного обвинителя от волеизъявления потерпевшего и, что особенно важно, лишение прокурора материальной диспозитивности, то есть права распоряжаться уголовно-правовым притязанием. Это право распоряжения наказанием принадлежит не прокурору, а представляемому им государству (например, в виде амнистии или помилования)[80]. Тем не менее развитое уголовно-процессуальное право закрепляет определенную свободу личности обвинителя, который оценивает доказательства по своему внутреннему убеждению. Это проявляется в возможности отказа прокурора от обвинения. Однако такой отказ означает не распоряжение материальным правом (прокурор убежден в наличии оснований уголовной ответственности и прекращает преследование по мотивам целесообразности), а выполнение им требований материального и процессуального закона. В силу публичности обвинения, прокурор не только вправе, но и обязан отказаться от обвинения, если в результате оценки доказательств пришел к выводу о его необоснованности. Именно такое решение вопроса содержит ст.248 УПК и ст.287 Проекта УПК[81].

Другой специфический признак уголовно-процессуальной состязательности вытекает из публичности в деятельности суда. Уголовному суду присуща гораздо большая активность в доказывании, чем гражданскому. Кроме приведенных выше аргументов, в пользу активности суда в уголовном процессе определенно свидетельствует реформа российского законодательства. Так, изменения в ГПК РСФСР позволяют сделать вывод авторам его комментария, что законодатель отказался от принципа объективной истины в гражданском процессе[82]. В нем активность суда присутствует, но ограничена сферой формального руководства процессом: суд, сохраняя беспристрастность, создает необходимые условия для всестороннего и полного исследования обстоятельств дела, в том числе оказывает сторонам содействие в осуществлении их прав (ч.3 ст.14 и ч.3 ст. 50 ГПК РСФСР). В силу принципа диспозитивности суд не может истребовать доказательства вопреки желанию сторон[83]. Иное дело независимость суда в уголовном процессе, где органу юстиции, как было подчеркнуто выше, должно принадлежать материальное руководство производством. Последнее выражается в полномочиях суда по собиранию доказательств (даже в некоторых случаях - вопреки требованиям заинтересованных лиц). В уголовном процессе значительная публичность деятельности суда сказывается и в том, что при неявке прокурора в судебное разбирательство без уважительных причин, закон не предусматривает оставление дела без рассмотрения, в отличие от гражданско-процессуальной нормы, предусмотренной ГПК РСФСР (п.6 ст.221). При этом суд в своей активности не может выйти за пределы предъявленного уголовного иска.

Третьей отличительной чертой производства по уголовным делам является публичность защиты[84]. Реабилитация невиновных является не менее значимой целью процесса, чем привлечение к уголовной ответственности виновных в совершении преступления. Поэтому справедливо утверждение о большей вредности для общественных интересов наказания невиновного, чем оправдание действительно виновного. Публичность защиты служит причиной специфичности принципа равенства сторон в уголовном процессе, обосновывая существование правила о предоставлении обвиняемому процессуальных преимуществ. Из публичности защиты вытекает отсутствие у обвиняемого материальной диспозитивности. Он не может распорядиться своей материально-правовой свободой (и тем самым, уголовной ответственностью) без судебного опосредования, так как в ней присутствует общественный интерес. Тем не менее обвиняемый признается субъектом процесса, от которого зависит движение дела, и многие его действия служат юридическими фактами для процессуальных правоотношений (например, подача кассационной жалобы на приговор).

Вышеназванные специфические признаки метода регулирования в состязательном уголовном процессе, выражающие правовое положение субъектов трехстороннего правоотношения, позволяют с точки зрения законности проанализировать проблему сделок о признании вины[85].

Обычно под сделкой о признании вины понимается соглашение сторон, по которому обвинитель идет на некоторые уступки стороне защиты (например, уменьшает объем обвинения, смягчает квалификацию деяния) в обмен на признание обвиняемым вины, на основе которого судом выносится приговор. Актуальность проблемы обусловлена тем, что сделка о признании считается необходимым спутником состязательности. Поскольку основным условием состязательного процесса является правовой спор государства и личности о его виновности (а личность имеет качество субъекта процесса), постольку неизбежно существование сделок о признании вины[86].

Представляется, что отличие состязательного уголовного процесса от процесса гражданского позволит обосновать иную позицию. В состязательном типе уголовного процесса отсутствуют все предпосылки для мирового соглашения сторон.

1) Принципы официальности и инструктивности лишают прокурора права идти на уступки обвиняемому по мотивам целесообразности. Прокурор не вправе по своему усмотрению отказываться от обвинения, если оно доказано. Против предоставления прокурору такого права в российском уголовном процессе высказались 75% опрошенных судей, 65% прокуроров и следователей прокуратуры, 59% следователей МВД и 19% адвокатов.

2) Стремление суда к объективной истине исключает довольствование им формальным признанием вины. В противном случае оно фактически приравнивается к совершенному доказательству, имеющему заранее установленную высшую силу. В итоге вместо независимости от сторон суд им непосредственно подчиняется. Применительно к российскому уголовному процессу активность суда находит поддержку большинства практических работников (62,8%), однако в практике существует противоположная тенденция. При признании подсудимым своей вины по делам, рассмотренным судьей единолично, в 67% случаев в судебное разбирательство не вызываются свидетели и потерпевшие, а приговор основывается лишь на показаниях подсудимого и письменных материалах дела. При этом полностью признают свою вину 91,4% подсудимых[87]. Это означает, что в нарушение требований УПК (ч.2 ст.77) почти по каждому второму делу судебное решение основывается на признании обвиняемым своей вины без подтверждения признания совокупностью имеющихся доказательств. Тем не менее вряд ли можно трактовать данный факт как сложившуюся предпосылку для мирового соглашения сторон. Скорее наоборот, это следствие не “чистой” состязательности, а розыскного процесса, для которого типично исключительное значение признания обвиняемого как “царицы” доказательств. Кроме того, для оценки анализируемого факта необходимо учитывать два обстоятельства. Во-первых, признание подсудимого не является для суда императивом к вынесению обвинительного приговора, ибо он все-таки исследует доказательства. Во-вторых, эта практика распространяется лишь на разбирательство дел по преступлениям небольшой и средней тяжести, которые рассматриваются судьей единолично. В то же время специфика уголовно-процессуальной состязательности ярко выражается при рассмотрении дел по тяжким и особо тяжким преступлениям в силу наибольшего проявления публичного интереса. Таким образом, сложившаяся практика ограничения пределов доказывания при признании подсудимого не только не является предпосылкой появления сделок о признании вины, но и противоречит законности, а именно принципу независимости суда.

3) Публичность защиты лишает права обвиняемого путем заявления о виновности устранить судебное исследование и возложить на себя уголовную ответственность. Признание обвиняемого вместо акта распоряжения, односторонней материально-правовой сделки приобретает значение одного из доказательств, не имеющих заранее установленной силы[88]. Возражают против вынесения приговора сразу после признания подсудимым своей вины 80% судей, 65% прокуроров и следователей прокуратуры, 75% адвокатов и 54% следователей МВД. Право обвиняемого распорядиться уголовной ответственностью противоречит и принципу равенства сторон, поскольку обвинение преобладает без состязания с защитой, а, значит, и без процессуальной проверки его обоснованности.

4) Кроме того, мировая сделка имеет внепроцессуальное, материально-правовое значение[89] и потому сходна с гражданско-правовым договором - типичным источником гражданского права, что, разумеется, исключено в уголовном праве. Ни государственный обвинитель, ни обвиняемый не могут по своему усмотрению распорядиться материальным уголовно-правовым отношением. Вопрос об уголовной ответственности должно разрешить государство путем амнистии, помилования или приговором суда.

Изложенные аргументы позволяют заключить, что в состязательном типе уголовного процесса в силу его отличия от процесса гражданского недопустимо широкое распространение сделок о признании вины по тяжким преступлениям. Этот вывод находит поддержку у большинства практических работников (в среднем 72%). За введение в российский уголовный процесс сделок о признании высказались всего 20% судей, 27% прокуроров и следователей прокуратуры, 41% адвокатов и 24% следователей МВД. Примерно треть опрошенных считают возможным использование соглашений сторон только по преступлениям небольшой тяжести[90]. В целом, число последовательных сторонников сделки о признании вины (положительно относящихся к первым трем предпосылкам соглашения) составляет 8,3%.

В процессуальной литературе достаточно подробно рассматриваются положительные и отрицательные стороны сделок о признании вины[91]. Не останавливаясь на подробном их анализе, заметим, что среди недостатков сделок о признании (стремление полиции добиться признания подозреваемого “любой” ценой, выдвижение явно завышенного обвинения[92] и т.д.) наибольшим является возможность ложного сознания обвиняемого. Ложное признание при заключении сделки приносит “..обществу двойное зло: невинный будет осужден, а виновный навсегда останется безнаказанным”[93]. Большинство же положительных качеств примирительной формы разбирательства свойственны делам частного обвинения. Действительно, в силу значительного исключения из начала публичности мировое соглашение по такому роду дел не противоречит принципам состязательного уголовного процесса. Примечательно, что в России более половины дел частного обвинения прекращаются в связи с примирением[94]. Однако следует учитывать, что даже при производстве по делам частного обвинения присутствует публичное начало. Оно выражено в допустимости примирения сторон только до удаления суда в совещательную комнату и в невозможности отказаться от исполнения приговора (в отличие от права отказа взыскателя от взыскания в гражданском производстве). По справедливому утверждению Н.Н. Розина и Н.Н. Полянского, в делах частного обвинения сама общественная опасность (значит и преступность) деяния зависит от субъективных факторов[95]. Изложенное позволяет рассмотреть проблему реализации сделок о признании в действующем российском уголовно-процессуальном законодательстве.

Кроме дел частного обвинения, аналог сделок о признании существует при производстве в суде присяжных, где предусмотрена возможность сокращения судебного следствия при полном признании подсудимым своей вины (ч.2 ст.446 УПК). В практике данная возможность не применяется при разбирательстве дел о преступлениях, совершенных в условиях неочевидности. Судебному исследованию не подвергаются, как правило, только несущественные доказательства[96]. К примирительной форме разбирательства иногда относят прекращение уголовного дела в связи с деятельным раскаянием и примирением с потерпевшим (ст.ст.75, 76 УК РФ и ст.ст.7, 9 УПК)[97]. Однако данные нормы, по нашему мнению, не являются сделкой о признании в ее “классическом” виде, поскольку не предусматривают актов распоряжения потерпевшим или обвиняемым своими уголовно-правовыми правами и обязанностями (предметом спора сторон). Факты примирения с потерпевшим и деятельного раскаяния являются одними из обстоятельств, влияющих на степень общественной опасности деяния и личности обвиняемого[98]. Снижение в результате этих фактов общественной опасности преступления уменьшает публичный интерес в преследовании и наказании виновного. Рассматриваемые нормы не отдают решение вопроса об уголовной ответственности на усмотрение частного интереса сторон, хотя и содержат элементы диспозитивности. К тому же существующее законодательное регулирование прекращения уголовных дел в связи с деятельным раскаянием и примирением с потерпевшим не приводит к широкому применению их в практике. За 12 месяцев 1997 г. и за 6 месяцев 1998 г. следователями прокуратуры и МВД по каждому из данных оснований соответственно было прекращено в среднем 4,4% и 5,6% от общего числа прекращенных дел. В то же время эти показатели в деятельности органов дознания составляют 12,6% и 21,8% соответственно. В деятельности судов первой инстанции статья 9 УПК применяется более широко. В 1 полугодии 1997 г. удельный вес лиц, в отношении которых дела прекращены судом в связи с примирением с потерпевшим, составил 39,6%, а в связи с деятельным раскаянием - 2,87%[99]. Однако по отношению к общему количеству подсудимых всего менее 5% лиц освобождается от уголовной ответственности по этим основаниям.

Противоположная картина наблюдается в правовых системах стран общего права и особенно в США где более 90% дел разрешается посредством сделок о признании вины[100]. Их повсеместное распространение объясняется особыми историческими условиями этих стран, в том числе господством частного начала и, как следствие, нераздельностью уголовного процесса с гражданским[101]. Преобладание частного начала выражено и в построении уголовного обвинения, и в значительно пассивном положении суда, и в отсутствии деления права на частное и публичное, на гражданское и административное, и в преобладании процессуальных норм над материальными[102]. Превалирование частного прагматического интереса “..несовместимо с понятием законности и справедливости, основанными на уважении общего интереса”[103]. Данное обстоятельство объясняет устойчивую критику устранения судебного исследования дела после признания обвиняемого[104]. В связи с этим следует подчеркнуть недопустимость прямого перенесения институтов англо-американского процессуального права в российскую правовую систему[105].

Между тем состязательному уголовному процессу свойственна дифференциация процессуальной формы, в рамках которой возможна упрощенная процедура разбирательства при признании обвиняемого по некоторым категориям уголовных дел. Однако в такой процедуре не должны нарушаться принципы равенства сторон и независимости суда, стремящегося к объективной истине. В силу этого особое значение приобретают процессуальные условия такого признания, нуждающиеся в самостоятельном исследовании. На наш взгляд, важнейшим условием сделки о признании вины по преступлениям небольшой тяжести является проверенная судом обоснованность доказательствами обвинения (главного факта). Если по делам частного обвинения для прекращения дела вследствие мирового соглашения нет нужды в полном и всестороннем исследовании обстоятельств дела, то в случаях публичного обвинения необходимым условием является доказанность оснований уголовной ответственности. Данное условие, обеспечивающее независимость суда, стремящегося к выяснению объективной истины, практически может быть выражено в невозможности устранения состязательной процедуры предъявления обвинения с исследованием его основных доказательств как при прекращении дела, так и при дальнейшем его движении[106]. Другим важным условием, обеспечивающим равенство сторон, является согласие обвиняемого на упрощенное производство. Эти правила относятся, в частности, и к прекращению дела в порядке ст. 7 и ст. 9 УПК, которое должно следовать после предъявления лицу обвинения в совершении конкретного преступления. Представляется необходимым внести в данные нормы соответствующие изменения путем замены словосочетания “в отношении лица” выражением “в отношении обвиняемого”.

Таким образом, анализ проблемы сделок о признании вины показывает их противоречие принципам состязательного типа уголовного процесса, а значит, и законности. В то же время при признании обвиняемым вины упрощенная процедура рассмотрения дела по преступлениям небольшой тяжести вполне допустима при наличии определенных условий.

Подведем итог вышесказанному о состязательном типе уголовного процесса и о содержании в нем законности. В сохранении публичного начала с предоставлением широких прав основным его участникам заключена сущность состязательного уголовного процесса, которая раскрывается в двух его основных принципах: независимости суда и равенстве сторон. Независимость суда предполагает активность его в доказывании, а формальное равенство сторон состоит в предоставлении им процессуальных возможностей, позволяющих реализовать фактическое преимущество той из них, на чьей стороне истина. Другими словами, независимость суда характеризуется его стремлением к объективной истине, а равенство сторон - предоставлением защите определенных процессуальных преимуществ. Данные начала состязательного процесса составляют основное содержание в нем законности. Под углом зрения соблюдения метода уголовно-процессуального регулирования в состязательном уголовном процессе законность определяется трехсторонним правоотношением судопроизводственного метода, отличающегося как от элементарных способов регулирования, свойственных административному и гражданскому праву, так и от сложных методов иных процессуальных отраслей. Если с розыскным методом состязательность разнится большей диспозитивностью основных участников процесса, то большая публичность отличает его от метода гражданского процессуального права. Общественное начало обвинения и защиты, а также активность суда исключают широкое распространение по тяжким преступлениям сделок о признании вины в состязательном уголовном процессе.

Рассмотрение общего понятия и содержания законности в розыскном и состязательном уголовном процессе предполагает анализ соответствующих проблем в смешанном судопроизводстве.