§20 Владение

Литература:Морошкин,О владении по началам российского законодательства, 1837; Кавелин, О теориях владения (Сочинения, т. 1); И е р и и г, Об основании защиты владения, 1883; И е р и и г, Теория владения, 1895; Анненков, Система русского гражданского права, т. I, стр. 509-612; Попов, Владение и его защита по русскому гражданскому праву («Ж. Гр. и Уг. Пр.» 1874. кн. 4 и 5); Ю р е и е в , Иск о защите владения по русским законам («Ж. Гр. и Уг. Пр.» 1775, кн. 2); Оке, Виндикация («Ж. Гр. и Уг. Пр.» 1874, J*№ 2 и 3); Л ы к о ш и и , Об отыскании недвижимых имений из чужого владения («Ж. Гр. и Уг. Пр.» 1888, № 4); В а с ь к о в с к и и, Учебник гражданского права, в. 2, 1896, стр. 3-57; Васьковский, Понятие владения по русскому праву («Ж. М. Ю.» 1896, № 4); Фридштейн.О владельческом иске по действующему русскому праву, («В. Пр.» 1900, № 7); П е т р а ж и ц к и и, Право добросовестного владельца на доходы с точек зрения догмы и политики права, 2 изд. 1902; Покровский, Основные вопросы владения в новом германском уложении («В. Пр.» 1899. №1); Покровский, Владение в русском проекте гражданского уложения («Ж. М. К).» 1902, № 10).

Понятие о владении. Владением называется фактическое господство лица над вещью, соединенное с намерением присвоить ее себе. Из этого определения обнаруживаются два существенных момента в понятии о владении - субъективный и объективный.

а) Объективный признак заключается в том внешнем отношении лица к вещи, которое дает ему возможность действительного пользования и распоряжения ею и которое подобно отношению к вещи со стороны хозяина-собственника. Ь) Субъективный момент состоит в том, что лицо, господствуя над вещью, может быть, без всякого законного основания, тем не менее желает иметь ее для себя, пользоваться и распоряжаться ею, как-будто оно имеет право собственности «на праве собственности» (т. X, ч. I, ст. 560). Конечно, воля человека скрыта от посторонних, но направление ее может быть определено по внешнему выражению, которое, однако, не совпадает непременно с первым признаком: лицо, получившее вещь по аренде, не проявляя обычной хозяйственной деятельности, с некоторого времени перестает вносить условленную плату и отказывается возвратить нанятое имущество.

По наличности субъективного признака, владение в тесном значении слова, называемое также юридическим (ввиду его юридических последствий), противополагается господству над вещью без намерения присвоить. Владея вещью, лицо признает право другого лица на нее и только пользуется ею с разрешения собственника или настоящего владельца. Такое отношение носит название детеицни, которая может быть переведена на русский язык словом держание (ср. юго-западное, с польского, выражение держава-аренда, державец-арендатор, содержание, т. X, ч. 1, ст. 1691, залого-держатель). Держанием, а не владением, должно быть признано отношение, в котором лицо господствует над вещью в силу найма, ссуды, поклажи.

Различие между держанием и владением по отсутствию субъективного признака в первом, основывается на авторитете Савиньи. Между тем в недавнее время выдвинута другая точка зрения, обязанная главным образом авториуету Иеринга. Отрицая необходимость и возможность субъективного признака для владения, эта теория стирает различия между этими двумя формами обладания. Владельческую защиту приобретает не владение в отличие от держания, но вообще всякое обладание, насколько необходимость такой защиты выдвинется самой жизнью. Только этим и объясняется, говорят, то, что в Риме поссессор-ною защитою пользовался залогодержатель, который не проявляет намерения присвоить заложенную им вещь. Утверждают, что субъективный момент неуловим, затруднителен для доказывания перед судом. Едва ли с этим можно согласиться. Теория Иеринга создает раздвоение представления о владении: одно представление следует иметь в виду, когда речь идет о защите владения, другое, - когда возникает вопрос о превращении владения по давности в право собственности, так как в последнем случае субъективный признак необходим. Почему жедо втором случае намерение присвоения уловимо, а в первом нет? Какое преимущество создавать два совершенно разных юридических понятия там, где до сих пор было одно?

Если от соображений политики права перейти к положительным законодательствам, то французский кодекс признает необходимость для владения обоих моментов (§ 2228). Чтобы облегчить доказывание намерения, кодекс устанавливает два положения: 1) всякий предполагается владеющим от своего имени, на праве собственника, пока противное не будет доказано и 2) начавший держать от чужого имени предполагается продолжающим такое отношение к вещи, пока не докажет противного. Германское уложение перешло на сторону новейших воззрений: владение вещью приобретается достижением действительного господства над вещью (§ $54). Если отличие держания от владения смущало некоторых с той стороны, что оно совершенно не доступно человеку, не получившему юридического образования и неспособному понять, почему не арендатор, а вор пользуется владельческой защитой, то теперь пример германского уложения может внушить не менее серьезное опасение, в состоянии ли будут сами юристы уловить те виды и оттенки владения (mittelbarer, unmittelbarer, Eigen-Fremdbesitz), какие принуждено было оно создать, сойдя с прежней почвы. К сожалению, немецкие юристы не выяснили, какую социальную цель преследовало германское уложение, создавая широкую владельческую защиту и в чем ее юридическое основание.

Что касается русского законодательства, то ясной точки зрения в нем нельзя обнаружить, что и подает повод привлекать его на сторону той и другой теории. Выражение «владение» употребляется в самом различном смысле: и как синоним права собственности, п как пользование, и как владение. В последнее время русские юристы, поддаваясь новейшему течению германской мысли, стали усиленно проводить взгляд, что и в русском законодательстве для вопроса о защите не имеет ни какого значения различие между владением и держанием. В пользу того мнения, что владение у нас упоминается в широком смысле, охватывая и держание, приводят то, а) что нельзя проводить различие там, где его не дает сам закон, б) что по закону всякое даже и незаконное владение охраняется от. насилия и самоуправства, в) что в ст. S14 и 515 под правом владения следует понимать и держание. В пользу противоположного взгляда говорят следующие соображения: а) закон нигде не проводит различия между владением, подлежащим поссессорной защите, и владением, превращающимся с течением времени в право собственности, а потому, если для второго закон требует признака «в виде собственности», «на праве собственности», то нет основания устранять этот признак для первого случая; б) закон говорит о различии владения законного и незаконного, добросовестного и недобросовестного, которое не имело бы никакого смысла в применении к держанию; в) ст. 531, обеспечивающая охранение всякого владения, может быть приводима в пользу противоположного взгляда только в том случае, если будет доказано, что закон со словом владение соединяет представление о держании, а это-то и нужно доказать.

Владение, когда оно соединено в одном лице с правом собственности, по мнению нашего закона (т. X, ч. I, ст. 513) есть существенная часть самого этого права. Но владение может не совпадать с правом собственности, и тогда оно представляет особый институт. Юридическое значение его выражается в том, I) что оно охраняется законом от посягательств посторонних лиц само по себе, независимо от вопроса о праве собственности (т. X, ч. 1, ст. 531) и 2) что, продолжаясь известное время, оно превращается в право собственности (т. X, ч. 1, ст. 533).

Спорным представляется вопрос, составляет ли владение факт или право. В подтверждение того, что владение есть только факт, приводят то, а) что его нельзя и определить иначе, как противопоставить праву, что владелец тем именно отличается от собственника, что он фактически относится к вещи так, как имеет право относиться собственник (Виндшейд). б) Владение, хотя и факт, но сопряжено с юридическими последствиями. Его нарушение есть правонарушение, потому что нарушается гражданский порядок, личность владеющего. С таким взглядом нельзя согласиться, а) То, что владение, хотя и факт, сопряжено с юридическими последствиями, еще не скрывает в себе противоречия, потому что и рождение*, безвестное отсутствие, хотя и не права, влекут за собою юридические последствия. Но важно то, что владение приобретается и утрачивается, а к этому факты не способны. Мало того, владение передается по наследству (герм, улож., § 857), а наследство составляет совокупность прав и обязанностей, нарушение, и не потому, чтобы при этом нарушалось какое-либо иное право: нарушение владения может иметь место и там, где не было ни насилия над личностью владельца, ни оскорбления общественного порядка'. Поэтому владение следует считать за право. Если это право, го его следует причислить к категории вещных прав, так как оно, а) охраняемое против каждого, имеет абсолютный характер, а Ь) имеющее своим объектом вещь, обладает всеми признаками вещного права. С точки зрения русского законодательства, владение есть право, как по приведенным общим соображениям так и по наименованию его «правом владения» (т. X, ч. I, кн. II отд. V-заглавие).

Спрашивается, какого же основание защиты владения независимо от вопроса о праве собственности? -Это основание нельзя видеть в охранении личности владельца, как это полагал Савиньи. Нарушение владения не всегда соединяется с каким-либо посягательством против самого владельца, например, при краже, а с другой стороны возможность насилия против личности должна бы доставить владельческую защиту и держателям, что не везде встречается. Нельзя также видеть это основание в охранении общественного порядка, как полагал Рудольф, а у нас Морошкин, потому что нарушение владения может и не сопровождаться нарушением общественного порядка, например, при покупке и занятии парохода, который продавцу не принадлежал и который был им перед продажей захвачен.

Настоящее основание защиты владения, как такового, независимо от вопроса о праве собственности, составляет предположение права собственности на стороне владельца. Наблюдение показывает, что в огромном большинстве случаев владение совпадает с правом собственности. Отсюда чрезвычайно мало шансов ошибиться, если предположить владельца собственником. Если так, то владельцу достаточно отстоять свое владение, не выдвигая своих прав собственности. В значительном числе случаев такое отстаивание владения окажется достаточным для охраны интересов собственника, потому что у противника нет доказательств в пользу его права. Таким образом представляется целесообразным, для облегчения защиты права собственности, предоставить владельцу защищать его владение. И чем меньшею определенностью отличается правовой порядок в данное время в данной стране, тем более основания к организации подобной облегченной защиты. В многочисленных случаях доказывание права собственности не только на движимости, но и на недвижимости, за отсутствием актов укрепления, представляет значительные затруднения. Если бы не существовало специальной владельческой защиты, то стоило бы кому-либо завладеть вещью, принадлежащей другому, как последний был бы поставлен в трудное положение опровергать правильность владения нарушителя. Нецелесообразно было бы выводить на сцену весь сложный аппарат доказывания права собственности на огромное имение, в котором сосед по неведенью или намеренно запахал несколько десятин земли. Такое основание владельческой защиты принимается и нашим Сенатом, по мнению которого «владение есть право, по содержанию своему близко подходящее к праву собственности, и даже заменяющее его для владельца, доколь не будет доказано, что сильнейшее, лучшее право на ту же вещь, дающее то же право на владение, право собственности, принадлежит другому» (кас. реш. 1871, № 1219).

Если таково действительно основание защиты владения, го понятно, почему не защищаются держатели, как, например, арендаторы, которые прямо заявляют, что их владение не свидетельствует о праве собственности. Они сами опровергают то предположение, ввиду которого организована тта специальная защита. Говоря!, странно не давать защиту арендатору, когда ею пользуется вор. Но при этом забывают, что в тот момент, когда поднимается вопрос о защите владения, никому неизвестно, что обладатель вещи - вор. Если бы это было известно, вещь немедленно была бы отобрана в порядке уголовного судопроизводства и передана собственнику. Вор пользуется защитою владения, потому что факт воровства неизвестен, и он, как владелец, предполагается собственником.

Некоторые из наших ученых (Неволин, Победоносцев, Мейер) повторяют мнение римских юристов о том, что в историческом развитии владение, как отношение фактическое, предшествует праву собственности, как отношению юридическому. Однако следует признать более верным противоположный взгляд, высказанный Кавелиным, что в развитии вещных прав право собственности должно предшествовать владению. В самом деле, владение есть институт позднего происхождения; так, у нас защита владения, как такового, возникает при Екатерине II (П. С. 3. № 28338) и то не самостоятельно, а заимствуется из Литовского Статута, где оно образовалось под влиянием римского права. Сенатские указы 30 июня 1820 и 27 декабря 1823 гг. предписывают полиции, немедленно по получении жалобы на несильное завладение, приводить в ясность, в чьем владении было имение тогда, когда учинено было насилие, после чего и возвращать его тому, у кого оно отнято, не входя при этом в рассмотрение представляемых сторонами документов, так как это уже дело суда. Окончательно организуется защита владения только с изданием судебных уставов 1864, когда дела по нарушению владения перешли из рук полиции к мировым судьям. Если говорят, что владение предшествовало праву собственности, то при этом смешивают юридическое владение с чисто фактическим обладанием вещью, без всякого вопроса о праве или об организованной защите отношения. Так, например, группа кочующего племени занимает местность, пригодную для пастбища и, конечно, не допускает других на эту землю - такое отношение не может быть названо владением. Это совершенно не юридическое отношение. «Представим себе, говорит берлинский профессор Дернбург (хотя это в действительности невозможно, но мыслимо, как предположение), что исчез на земле правовой порядок, - тем не менее владение останется» (Pandekten, I, § 169). Здесь допущена ошибка: юридическое владение именно не сохранится, потому что лишится своих главных юридических последствий: защиты и перехода в собственность. Отношения к вещам будут исключительно фактического характера, это будет первобытное обладание, а не владение. Но такое естественное или фактическое состояние не имеет ничего общего с институтом владения, который вводится законодательном властью.

II. Виды владения. Законодательство наше различает несколько видов владения.

1) Владение может'быть законное или незаконное (т. X, ч. 1, ст. 523). Существенный признак, отличающий одно владение от другого, состоит в том, что законное владение основывается на одном из тех юридических факторов, которые, по закону, составляют вообще способ приобретения права собственности (т. X, ч. 1, ст. 524), но в данном случае, за отсутствием того или другого условия, не создали его. Так. например, одно лицо приобрело по дарению от другого вещь, а между тем даритель сам не имел права собственности, а потому не мог и передать его другому, - в этом случае приобретатель имеет только владение, а не право собственности, но владение законное, потому что в основании его лежит дарение. Напротив, владение, не имеющее в основании подобного юридического факта, будет незаконным, как, например, владение вещью со стороны лица, насильственно захватившего ее. Незаконное владение может быть а) подложное, Ь) насильственное и с) самовольное (т. X. ч. I, ст. 525-528). Относительно последнего различия следует заметить, что все это трехчленное давление незаконного владения лишено всякого практического значения. Оно может иметь интерес исключительно с точки зрения уголовного права. Да п само различие законного и незаконного владения не имеет у нас того значения, какое оно имело в римском праве и какое имеет до сих пор на Западе, потому что все юридические последствия владения, защита и приобретение по давности применяются безразлично к тому и другому виду.

Следует, впрочем, заметить, что высказанный здесь взгляд на отличие законного и незаконного владения не может считаться общепризнанным. По мнению некоторых (Анненков), законным владение считается тогда, когда совпадает с правом собственности, незаконным - когда расходится с ним, другими словами, законное владение то же, что право собственности, а незаконное владение, - это владение в собственном смысле слова. Но, если законное владение то же, что право собственности, непонятно, каким образом закон, говоря о владении, отдельном от права собственности, предлагает различать законное и незаконное владение? Если законное владение тождественно с правом собственности, к чему говорить - «всякое, даже незаконное, владение охраняется правительством, пока имущество не будет присуждено другому» (т. X, ч. I, ст. 531), как будто могло возникнуть сомнение, что право собственности защищается. Если мы обратимся к Своду Законов изд. 1842, то увидим, что отдельное законное владение состоит под общим охранением так же, как it собственность, оно равно неприкосновенно (ст. 441). Ясно, что законодательство и не думало сливать законное владение с правом собственности.

2. Большую важность имеет различие владения добросовестного и недобросовестного. Владение признается добросовестным, когда тот, кто владеет вещью нае праве собственности, не знает об обстоятельствах, препятствующим приобретению им этого права. Таков, например, случай вступления во владение по порядку законного наследования, без ведома о духовном завещании, которым вещь предоставлена другому (т. X, ч. 1, ст. 529). Другими словами, владение признается добросовестным в том случае, когда владелец не сознает неправильности своего владения.

Незаконное владение всегда будет и недобросовестным, но недобросовестное владение может быть и нечакошшм. так что указанное различие применимо только к законному владению. Приобретая вещь законным способом, лицо может не знать о препятствии, но, приобретая незаконным образом, лицо во всяком случае знает о препятствии к приобретению им права. Напротив, с точки зрения тех, кто законным владением считает право собственности, укачанное сейчас деление может относиться только к незаконному владению.

Здесь-то и обнаруживается неправильность такого взгляда на деление владения на законное и незаконное. В противоположность ст. 525, дающей деление незаконного владения на подложное, насильственное и самовольное, ст. 523 дает два деления, равно относящиеся вообще к владению.

Владение добросовестное вначале, может впоследствии сделаться недобросовестным, если владелец, при наличности известных обстоятельств, должен был убедиться в неосновательности своего владения. Например, лицо покупает имение у собственника, а по прошествии некоторого времени ему становится известно, что продавец в момент совершения сделки был уже признан в установленном порядке сумасшедшим (кас. реш. 1879, №90). Предъявление иска к владельцу не разрушает его добросовестности, но только обязывает к сохранению плодов с этого момента в пользу собственника (т, Х,.ч. I, ст. 530).

Практическое значение рассматриваемого различия сводится к различию в объеме ответственности владельца перед собственником по прекращении владения. На Западе значение различия усиливается требованием добросовестности для приобретения права собственности по давности. Владение признается добросовестным, пока противное не будет доказано.

III. Возникновение и прекращение владения. Из определения владения выяснилась тесная связь владения с правом собственности. Поэтому субъектом владения может быть только то лицо, которое способно быть субъектом права собственности, так что, например, иностранец не может обращаться к власти с требованием защиты владения недвижимостью, на которую он по закону не может приобрести права собственности. Владение предполагает намерение присвоения вещи, между тем многие лица лишены воли, - малолетние, сумасшедшие и др., и потому не могли бы приобретать владения; они могут фактически установить господство, но не могут проявить намерения присвоить. За них приобретают владение их представители - опекуны и попечители.

В силу того же положения, что владение защищается в предположении права собственности, объектом владения может быть вещь, способная стать объектом права собственности, следовательно а) только материальная вещь и притом Ь) не исключенная ич оборота. Объектом владения не могут быть именные акции, потому что это не вещи, а наше законодательство не знает владения пранами (possessio juris - кас. реш. 1903. № 31). Если бы кто завладел городскою площадью, он не может не искать владельческой защиты, не рассчитывать на превращение его владения в право собственности.

Особый интерес представляет вопрос о владении составными вещами и совокупностью вещей, а) Относительно объекта первого рода выставляется обыкновенно положение, что, кто владеет целым, не владеет его частями. Но в такой форме это положение противоречит логике. Напротив, следует признать, что кто владеет целым, тот владеет и его частями, владение целым поглощает владение частями. Так, например, владение домом охватывав! и его отдельные части, двери, рамы и т. п. Это обстоятельство имеет важное значение для второго последсп вия владения - приобретения собственности по давности. Бели приобретено владение имением, то приобретено владение и на недавние приращения, так что истечение десяти лет со времени занятия первого дает право собственности не только на само имение, но и на прошлогодние приращения и плоды. Если, однако, соединяется в одно два различных по основанию и происхождению владения, то каждое из них следует своей судьбе. Например камин, захваченный 12 лет тому назад, вставляется в зал дома, купленного у несобственника 3 года: собственник камина, предъявляя иск к владельцу, не может отражать его ссылку на давность указанием на то, что владелец не приобрел еще по давности права собственности на дом, а следовательно и на его части. И наоборот, если бы владение домом продолжалось 12 лет, а камином 3, то владелец не мог бы отразить иск собственника камина ссылкою на давность владения домом. Ь) Приобретение по давности совокупности вещей, например, стада, библиотеки, распространяется и на все отдельные предметы, например, овцы, книги, хотя бы они и позднее вошли в состав собирательной вещи.

Одна и та же вещь не может быть объектом исключительного владения нескольких лиц, как не может одна и та же вещь принадлежать нескольким на праве собственности. Но как возможна общая собственность, так допустимо и совместное владение нескольких лиц одной и той же вещью сообща, а не исключительно; например, несколько мнимых сонаследников владели вместе домом, пока не представлено было завещание истинным наследником.

Владение предполагает, как мы видели, наличность двух моментов, внутреннего и внешнего. Поэтому приобретение владения выступает только тогда, когда эти моменты, намерение присвоения и господство над вещью, соединяются в одно. Для получения такого результата недостаточно одного намерения, потому что оно не будет иметь никаких юридических последствий, недостаточно и одного господства без намерения присвоить, потому что это будет только держание.

1. Действие, которым устанавливается господство над вещью, носит название овладения. Овладение не требует непременно физического прикосновения к вещи - достаточно такое обращение с вещью, какое предполагается у собственника. Овладеть вещью можно или с согласия и при участии прежнего ее владельца, или помимо его. В первом случае будет передача, а во втором -захват.

a) Захват есть односторонний акт овладения и предполагает такое отношение к вещи, которое давало бы возможность господства над вещью. Бели вещь до этого времени находилась во владении другого лица, то необходимо устранить это лицо от господства.

b) Передача есть двухсторонний акт овладения, основанный на взаимном согласии прежнего и нового владельца и на действиях той и другой стороны, на вручении и принятия вещи. Передача недвижимостей совершается без прикосновения к объекту, посредством письменных актов, но возможно и физическое действие: домовладелец предоставляет соседу часть своего двора дЛя застройки и указывает ему место для этого. Видимая передача движимых вещей также иногда устраняется. Это возможно в двух случаях. Лицо, к которому Должно перейти владение, имело уже вещь в своих руках, держало ее. например, по договору ссуды. Здесь вручение представляется совершенно излишним, потому что достаточно изменить субъективную сторону отношения, чтобы установить владение. В других случаях предоставление возможности господства над вещью не нуждается в передаче самих вещей. когда господство над ними стоит в зависимости от других обстоятельств. Сюда относится, например, передача ключей от амбара, в котором находятся веши - возможность господства над ними зависит от обладания ключами от помещения. Такая передача называется символической. Она имеет особенно важное значение в торговом быту, где существуют документы, обладание которыми соединено с возможностью господства и распоряжения. Такое значение имеют коносаменты в перевозке по морю и квитанции в перевозке по внутренним водам, накладные в железнодорожной перевозке, складочные свидетельства, выдаваемые товарными складами, и некоторые другие распорядительные бумаги.

2. Субъективный момент, намерение присвоения состоит не только во внутреннем убеждении овладевающего, но должен выразиться во вне так, чтобы стало явно для всех. Намерение может обнаружиться, например, из клеймения товаров присланных купцу только на комиссию, или сплавляемых по реке бревен. Лицо владеющее может по своему усмотрению изменить свое намерение, но это не будет иметь значение, пока воля его не обнаружится из внешних обстоятельств. Так, например, наниматель дома будет признаваться держателем, а не владельцем, пока он вносит плату, относится к собственнику, как к хозяину, но когда перестает давать периодическую плату, не допускает хозяина до распоряжений, он превращается во владельца. Помещик предоставляет крестьянам, ввиду их бедности, часть своей земли в безвозмездное пользование. Сколько бы лет ни продолжалось такое пользование, оно никогда не превратится в собственность, потому что это не владение. Оно может стать владением, если и когда крестьяне обнаружат свое намерение присвоить себе землю, отказав, например, возвратить ее по требованию собственника.

Для возникновения владения требуется соединение субъективного и объективного моментов. Для прекращения владения достаточно устранения того или другого момента.

1) Владение прекращается, когда теряется господство над вещью, по собственной ли воле владельца, при вручении ее другому, при оставлении ее на произвол, или же помимо его волн, утратой вещи, захватом ее со стороны другого. Потеря вещи прекращает владение только в том случае, если возможность господства открывается для всех других, например, потеря кольца на улице, но не дома; напротив потеря кольца в собственной квартире не прекращает владения, потому что никто другой не может овладеть им.

2) Владение прекращается, когда владелец теряет желание иметь вещь для себя. Он может прямо выразить свою волю в этом направлении или же его намерение может быть выведено in обстоятельств дела. Необходимо, конечно, чтобы лицо, отказывающееся от владения, было дееспособно. Выражение волн, противоположной намеренью присвоения, может быть соединено с прекращением господства над вещью или же с сохранением его. Продолжая господствовать над вещью, пользоваться ею. владелец заявляет свое намерение владеть пещью от имени другого. Например, собственник дома, продав его другому лицу продолжает жить а нем на основании найма; Екатерина II купила у Дидро библиотеку, сохранив ее у него до его смерти.

Хотя нормальным представляется приобретение и потеря владения тем именно лицом, которое выражает свое намерение, но возможно также возникновение и прекращения владения через представителя (т. X, ч. I, ст. 527). Для этого необходимо, во-первых, чтобы представитель овладел вещью, например, управляющий имением запахал часть земли соседнего помещика, а во-вторых, чтобы он совершил это действие от имени лица представляемого, согласно данному или предполагаемому полномочию, во всяком случае не вопреки воле представляемого. Совершает ли представитель овладение о/г имени последнего или в свою пользу, это обнаруживается и» обстоятельств дела. Для прекращения владения, осуществляемого через представителя, необходимо: а) чтобы представитель потерял господство над вещью, все равно с согласия его или без того, Ь) чтобы представляемый оставил намерение иметь вещь для себя.

IV. Защита владей и я. По русскому законодательству всякое владение, даже и незаконное, охраняется правительством от насилия и самоуправства дотоле, пока имущество не будет присуждено другому и сделаны надлежащие по закону, о передаче оного, распоряжения (т. X, ч. I, ст. 531). Следовательно, закон различает спор о владении от спора о праве собственности и обеспечивает неприкосновенность первого, независимо от вопроса о втором. Во французском праве эта мысль выражена в положении le possesoire et le petitoire ne peuvent jamais eetre cumules (C. de proc. § 25). Сущность защиты владения, составляющая в тоже время его собственность, заключается в том, что при обнаружении спора о владении устраняются всякие вопросы о праве собственности. Поэтому следует признать совершенно направленною тенденцию нашей практики допускать слияние исков о владении и о праве собственности. Опор и праве собственности может иметь место только тогда, когда оставлен будет спор о владении. Соответственно тому, по делам возникновения нарушенного владения суд не входит в рассмотрение документов, удовлетворяющих право собственности на недвижимое имение, но лишь восстанавливает нарушенное владение (Уст. гр. суд. ст. 73). Это не значит, что в этих делах устраняется возможность представления документов, но только ограничивает их влияние: они могут быть представляемы в подтверждение владения, но не права собственности. Так, документы могут служить подтверждением границ владения. Постановленное судом решение по вопросу о владении не имеет значения по вопросу о праве собственности. В последнем процессе может быть постановлено решение, признающее право собственности со всем не за тем лицом, за которым было признано владение в первом .процессе. Рассматривая условия защиты владения по русскому праву, мы должны остановиться на вопросах, относительно каких вещей допускается защита, какое владение подлежит охранению, что называется нарушением владения и в каком порядке происходит восстановление его.

I. Относительно первого вопроса мнения русских ученных разделились, да и в практике замечается колебание, что объясняется отсутствием ясных указаний в законе. Вопрос в том. подлежит ли защите владение только недвижимостями, или также движимыми вещами9 Защитники первого взгляда основываются на том, а) что закон не указывает в особенности на защиту владения движимыми вещами, что необходимо было бы, по их мнению, ввиду сомнительного вопроса на Западе; б) на том, что движимые вещи почитаются собственностью того, кто им владеет, пока противное не будет доказано (т. X, ч. I, ст. 534); в) наконец, на трудности отделить поссессорный иск от петиторного по отношению к движимости. Против этого воззрения можно выставить следующие * соображения, а) Из того, что закон не упоминает особо о движимых вещах, можно вывести совершенно обратное, а именно, что закон для них не делает исключения; б) предположение права собственности на стороне того, кто владеет (т. X, ч. I, ст. 534), есть общее основание защиты владения, а потому относится в равной степени как к движимостям, так и к недвижимостям; в) наконец, во многих случаях владение движимыми вещами нуждается в особой защите более, чем владение недвижимостями, потому, что доказывание права собственности на объекты первого рода часто бывает соединено с значительными трудностями, тогда как право собственности на недвижимости большей частью удостоверяется актами укреплений. Например, весною на берегу Волги по ошибке грузится чужая баржа; собственнику в горячее время дорог каждый день, и он предпочтет доказывать перед местным земским начальником свое владение этой баржой, чем собирать доказательства своих прав собственности на нее и ехать в губернский город для предъявления иска в окружном суде, г) В Мотивах к Судебным Уставам сказано: «Мировой судья, не входя в рассмотрев ние самого права на владение, должен ограничиваться возвращением имущества тому, в чем владении оно состояло до нарушения, и притом безразлично, относится ли нарушение до движимого или недвижимого имения. Ввиду этого следует признать, что защита владения, независимо от вопроса о праве собственности, подлежат как недвижимые, так и движимые вещи.» Практика наша, однако, склоняется более к противоположному взгляду и не допускает иска о защите владения движимыми вещами отдельно от вопроса о праве собственности (мало мотивированное кас. реш. 1873, № 782).

2. Защите подлежит не всякая связь лица с вещью, а только владение в виде собственности, т. е. господство, соединенное с намерением присвоения. Потому владельческой защите не должно подлежать простое держание, например, в= силу договора ссуды или найма. Доказательством этого положения может служить то, что частные лица и общества, владеющие имуществами казенных управлений на праве пользования, в случаях нарушения кем-либо их владения, j могут и непосредственно от себя предъявлять иски о восстановлении нарушенного владения (Уст. гр. суд. ст. I314). Если бы это было общим правилом, то о нем незачем было говорить. Закон в этом случае делает исключение из предполагаемого им общего правила, когда такой иск может быть предъявлен только собственником или действительным владельцем, а не держателем. Так как ( вообще права собственника в отношении третьих лиц через уступку владения или пользования нисколько не уменьшаются, то такая уступка не лишаете собственника права ограждать имущество от посторонних лиц (кас. реш. 1875, № 426), а потому и защита владения не может принадлежать тому, кто отрицает за собою право собственности. Допустить же совместно возможность владельческого иска и для собственника и для арендатора, как это делает, например, германское уложение (§ 868), значит признать двух владельцев по отношению к одной и той же вещи, притом без всякой общности владения. Но как примирить такое признание двух лиц владельцами одной вещи с определением владения, как фактического господства? Итак, ни арендатор, ни пожизненный пользователь, ни лицо, введенное во владение имуществом по просроченной закладной, ни вообще лицо, имеющее только право на владение или право пользования в чужом имуществе, на каком бы то ни было основании, не могут защищать свое право посредством иска о восстановлении нарушенного владения ни против посторонних вступщиков, ни тем более против самого собственника. Этот взгляд расходится с мнением, господствующим в настоящее4 время в русской литературе. Сенат же по этому вопросу проявляет колебание (ср., например, кас. реш. 1875, № 123), хотя правильное решение должно бы вытекать из того основания владельческой защиты, какое принято Сенатом.

Для обращения к защите необходимо, чтобы истец непосредственно перед самым нарушением владения был владельцем. При преемственной перемене нескольких владельцев суд может защитить только последнего из них перед наступившим нарушением. Г. Победоносцев приводит следующий пример. «Сосед^отпахал у меня часть нивы. Я не жаловался. На другой год я запахиваю эту часть, почитая ее своею собственностью. Сосед жалуется, утверждая, что он владеет? Как тут понимать: чье было владение, чье действие должно почитаться нарушением спокойного владения9» Если я своевременно не воспользовался правом просить о восстановлении владения, я до решения суда лишил себя владения, и потому мне приходится доказывать уже право собственности.

3. Нарушением владения будет всякое действие, не согласное с исключительным господством владельца над вещью. Оно может состоять в совершенном устранении господства,-и тогда защита будет направлена на возвращение владения, например, кто-нибудь самовольно занял мою загородную дачу. Нарушение владения может состоять в действиях, препятствующих исключительному господству владельца, и тогда защита направлена будет на охранение владения, например, сосед устроил себе дорогу к пчельнику через мою землю, или кто-либо рубит мой лес и сплавляет бревна. В первом случае цель иска заключается в восстановлении прежнего фактического состояния, во втором - в принятии мер, препятствующих лицу продолжать нарушение. Тот и другой вид защиты владения закон наш обнимает общим выражением - восстановление нарушенного владения (Уст. гражд. суд., ст. 29 п. 4; ср. ст. 1810). Наша судебная практика понимает владельческий иск в смысле как интердикта recuperandae possessions, так и ratinentae possessions (кас. реш. 1892, № 18).

4. Остается рассмотреть подсудность исков о восстановлении нарушенного владения. Такие иски, когда со времени нарушения прошло не более 6 месяцев, отнесены по Уставу гражданского судопроизводства (ст. 29, п. 4) к ведомству мировых судей. При введении земских начальников и городских судей защита владения стала их делом в пределах того же срока (прод. 1890, Прав, об устр. суд. части, разд. II, ст. 20 п. 2).

В литературе и практике возникло сомнение о значении шестимесячного срока. Означает ли он, что по истечении 6 месяцев со времени нарушения владения прекращается возможность просить о защите владения и остается искать на основании права собственности, или же смысл его тот, что по истечении 6 месяцев изменяется подсудность, т.е., вместо земских начальников, городских и мировых судей, приходится обращаться с просьбою к окружному суду? Закон не дает прямого ответа на этот вопрос, но, принимая во внимание указание закона, что к числу дел, производимых сокращенным порядком в окружных судах, отнесена защита владения (Уст. гр. суд., ст. 349 п. 4; ср. еще ст. 213 и 1310), следует признать, что по прошествии 6-месячного срока защита владения переходит в ведомство окружных судов. К этому мнению, по-видимому, примыкает и Сенат (кас. реш. 1897, № 79). с точки зрения законодательной политики, было бы целесообразнее ограничить иски о владении кратким сроком, например, годичным, по примеру законодательства французского (с. de ргос. § 25) и германского (улож. § 864), так как с течением времени утрачиваются характерные признаки владения, как такового. С другой стороны было бы вернее сосредоточить дела о владении в судебных инстанциях! наиболее близких к обстановке дела, каковыми и являются мировые судьи, которые более способны проверить фактическую сторону спора, чем окружные суды. Но во всяком случае, раз признана возможность предъявления собственникам к владельцам исков в окружных судах по истечении 6 месяцев, поссессорный характер их не может измениться от перемены подсудности. Вопреки мнению Сената (кас. реш. 1889, № 44), и в окружном суде против владельческого иска недопустимы возражения о праве собственности, а встречные иски о праве собственности не могут задерживать решения по основному иску о владении.

V. Ответственность владельца. Если владение не совпадало с правом собственности, то по иску лица, доказавшего свое право собственности перед судом, вещь отнимается у владельца. В уважении к добросовестности владельца и в интересах поддержания прочности сделок в оборот, некоторые законодательства ограждают такого приобретателя от иска собственника. Право собственности приобретается добросовестным владельцем, хотя бы отчуждатель сам не имел этого права и не мог передать его.

В интересах оборота французское законодательство выдвигает знаменитое положение «En fait des meubles possession vaut litre» (Code Nap. § 2279), что в русском переводе передается следующими словами: по отношению к движимо-стям владение равносильно (заменяет?) правооснованию (гражд. код. Ц. п., ст. 2279). Положение это вызывало разногласие во французской юриспруденции в понимании его происхождения и догматического значения. По наиболее распространенному воззрению, приведенное положение устраняет иск собственника к добросовестному владельцу, если только вещи не были украдены или потеряны. Швейный магазин отдает по найму швее машину; швея машину продает третьему лицу. В силу приведенного положения, магазин не имеет права требовать возвращения машины от приобретателя ее. Точно также и новое германское уложение постановляет, что добросовестный приобретатель становится собственником отчуждаемой вещи, хотя бы вещь и не принадлежала отчуждателю (§ 932). Из этого правила сделано исключение для вещей, похищенных у собственника или утраченных им, а из этого опять исключение в пользу общего правила для денег и бумаг на предъявителя. Несомненно, что положение это идет слишком далеко в ограничении права собственности и в то же время недостаточно далеко в проведении принятого принципа, с точки зрения принципа, положенного в основание законов, которые мы выше привели, нельзя оправдать и сделанных в них исключении. Положение третьих лиц нисколько не изменяется, когда они добросовестно приобретают вещь, украденную у собственника или потерянную последним и найденную другим лицом. Интересы оборота остаются те же, и последовательность должна была бы устранить подобные исключения.

В нашем законодательстве не содержится подобных правил, которые бы разрешали столкновение интересов добросовестного приобретателя с интересами собственника в пользу первого. В отношении недвижимости и наша судебная практика принуждена была признать это начало. Но она стремится устранить его в отношении движимых вещей: если движимость поступила от собственника в постороннее владение не вследствие кражи или иного преступления, то собственник, утративший владение, не вправе требовать отобрания вещи от владельца, не имеющего права собственности, если он приобрел ее добросовестно (кас. реш. 1884, №6). Но законодательство наше, и в частности ст. 609 и 691 т. X, ч. 1, не делают различия между движимостью и недвижимостью. Несомненно, что при составлении Свода Законов кодификаторы имели в виду § 2279 французского кодекса, когда составляли положение, в силу которого движимые вещи почитаются собственностью того, кто ими владеет, доколь противное не будет доказано (т. X, ч. 1, ст. 534). Однако форма этого положения показывает, что кодификаторы понимали положение французского кодекса не в том смысле, который придается ему чаще всего в настоящее время, а в несколько ином значении, которое не чуждо и современной французской юриспруденции (см. франц. кас. реш. 25 марта 1885 г.), т. е. в смысле презумпции права собственности в пользу владеющего, которая допускает и опровержение (кас. реш. 1872, № 448). По французскому кодексу, владение составляет presumptio juris et de jure, а у нас, по ст. 534, т. X, ч. 1, - только presumptio juris. Следовательно, у нас не может быть и речи о признании права собственности на стороне добросовестного владельца в силу одного только владения. Приведенный выше пример разрешается у нас совершенно иначе. Швейный магазин Нейдлингера дал напрокат швейную машину ремесленнику, который заложил машину третьему лицу По иску Нейдлингера суд признал недействительность залога ввиду требования собственника о возвращении ему вещи (кас. реш. 1894, № 55). Таков действительно вывод, который следует сделать из ст. 1664 т. X, ч. 1, признающей недействительность залога чужой вещи.

Отсюда возникает вопрос об ответственности владельца перед собственником. Вещь со времени овладения до возвращения могла понизиться или повыситься в ценности, могла дать доходы, наконец могла быть отчуждена. Закон наш, вместо нескольких общих положений, дает массу казуистических постановлений, которые не исчерпывают всех возможных вопросов и противоречат друг другу. При определении объема ответственности владельца необходимо различать добросовестное и недобросовестное владение. Овладевая сознательно против права, недобросовестный владелец должен отвечать за все последствия такого действия. Напротив, добросовестный владелец, не сознавший дефекта в своем праве, должен быть освобожден от ответственности за пользование вещью до обнаружения отсутствия у него права. Заметим, что недобросовестность предшествовавшего владельца не влияет на добросовестность его преемника, например, когда покупкою приобретается вещь у лица, которое завладело ею незаконно, положим в качестве залогодержателя (т. X, ч. 1, ст. 529).

1. Недобросовестный владелец должен возвратить собственнику вещь и плоды.

a) Он обязан возвратить вещь в том состоянии, в каком она находилась в момент завладения, а если владение его сначала было добросовестным, то в том состоянии, в каком вещь находилась в момент, когда его владение превратилось в недобросовестное (т. X, ч. 1, ст. 611). Следовательно, он обязан вознаградить собственника за уменьшение ценности, происшедшее после этих моментов по его умышленной вине или по доказанной небрежности (ст. 610 п. 1 и ст. 619). Облегчая его положение, закон освобождает его от ответственности за случайный вред, который произошел бы и тогда, когда вещь оставалась бы в руках собственника; так, за скот, павший во время эпизоотической болезни, он платит лишь в том случае, если будет доказано, что им не были приняты, для предохранения скота от заразы, предписанные меры предосторожности (ст. 619). За отчужденную вещь владелец обязан заплатить по требованию и выбору собственника или сумму, за которую вещь была продана, или же цену ее по надлежащей оценке (ст. 612, 613, 614 и 671). Эти статьи могут подать повод думать, будто они направлены к устранению виндикции, будто собственник не может, требовать возвращения, например, имения из рук приобретателя, а принужден довольствоваться личным иском против владельца. Однако такое толкование шло бы в разрез с рассматриваемой ответственностью владельца, так как и третье лицо является в положении владельца. Статьи эти рассчитаны на тот случай, когда собственник отказывается от виндикции. Выбор ценности объясняется тем обстоятельством, что возвращение продажной цены, если она была ниже действительной, не соответствовало бы требованию возвратить вещь в том состоянии, в каком она была в момент завладения; возвращение же стоимости по оценке, когда продажная цена превышала действительную ценность, не соответствовала бы положению, в силу которого никто не должен обогащаться на чужой счет без достаточного основания.

b) Кроме возвращения вещи, недобросовестный владелец обязан возвратить весь чистый доход (ст. 610 п. 2, ст. 620), не только тот, который был действительно получен, но и тот, который мог бы быть им получен, если бы он поддерживал заведенное хозяйство собственника (ст. 624). Конечно, новых источников дохода он не обязан был открывать, хотя и мог бы. Отвечая за целость вещей, восполняя уменьшенную ценность, недобросовестный владелец не должен однако представлять в пользу собственника увеличение ценности. Он может отделить от вещи все присоединенное им и увеличивающее ценность, если только такое отделение не сопровождается отделением вещи, не уменьшает ценности вещи сравнительно с тою, какую вещь имела в момент нарушенного владения (ст. 611 и 622). Как особое правило, в нашем законодательстве существует постановление, в силу которого при возвращении бывших по владении денежных капиталов недобросовестный владелец обязан не только внести за все время их удержания 6 %, но и уплатить 3 % законной неустойки, хотя бы он доказал, что капиталы лежали у него без употребления (ст. 641). 2. Ответственность добросовестного владельца ограниченнее.

a) Как н недобросовестный владелец, он обязан возвратить вещь, но только в таком состоянии, в каком она находилась в момент предъявления иска. В то же время он имеет право не только отделить все то, чем увеличивается ценность вещи, но, вместо того, требовать вознаграждения за все необходимые и полезные издержки, поддержавшие или увеличившие ценность (ст. 628 и 622), тогда как расходы, которые вызваны роскошью и не являются необходимыми, даже не доставляют никакой выгоды, дают лишь право на отделение (ст. 633). С другой стороны, он принужден возместить вред, происшедший от его небрежности, а тем более случайно (ст. 634).

b) Главное отличие добросовестного владельца от недобросовестного состоит в том, что он не обязан возвращать доходов, уже полученных или законно ему следующих по день объявления ему, установленным порядком, об открытии спора против его владения, или же, если это будет доказано, до того времени, когда неправость его владения сделалась ему с достоверностью известна (ст. 626). Значит, он не возвращает потребленных плодов и сохраняет в свою пользу плоды собранные, но еще не потребленные до указанного в законе момента. Поэтому запасы зерна, сена остаются за владельцем недвижимости, но хлеб на корню, как плод еще не собранный, ему не принадлежит (кас. реш. 1871, № 150).