§ 1. Становление института затрат уголовного процесса в русском общеисковом судопроизводстве (до 1917 года)

В теории УСП принято за аксиому, что уголовное судопроизводство для достижения своих целей может основываться на начале индивидуальной свободы или общественного порядка, а также на соединении и возможном уравновешении этих двух начал общественного быта.

В истории каждого народа, в ранний период его развития, преобладают устои индивидуальной свободы. Узы общественного быта еще не сложились, отдельная личность не потеряла своей самостоятельности, а потому на ней лежат и все заботы о поддержании и восстановлении своих прав. Последние в это время до того обширны, что она сама решает вопрос: совершено ли против нее правонарушение и самостоятельно восстанавливает нарушенный порядок. Восстановление это происходит в форме кровной мести, посредством которой отдельная личность по своему усмотрению устраняет правонарушение и обеспечивает реституцию своих прав242.

Отдельная личность, в особенности, когда она должна оценить деяние, нарушающее права ее (или близких), редко в состоянии исполнить эту обязанность совершенно беспристрастно, а потому, восстанавливая нарушенные права, очень часто, почти всегда, превышает меру возмездия, чем, в свою очередь, нарушает права лица, совершившего первое правонарушение. Таким образом, самоуправство ведет к правонарушению. Далее самоуправство не обеспечивает общественный порядок. Личность, решающая вопрос, совершено ли преступление, не всегда оценивает его согласно с требованиями общественного порядка и, решив его даже в этом духе, не всегда в силах восстановить нарушенный порядок, в особенности, если преступник могущественнее, сильнее потерпевшего.

Из сказанного видно, что первая, самая грубая форма восстановления нарушенных прав, кровная месть, основанная на крайнем применении начала индивидуальной свободы, исключает общественный порядок и, таким образом, противодействует общественному развитию243.

Согласно законодательных памятников стран древнего мира (Законы Хаммурапи, Законы Ману, Салическая Правда и т. п.), судопроизводство по уголовным и гражданским делам осуществлялось одинаково и начиналось, как правило, по жалобе пострадавшего. В древневосточном праве, например, нельзя обнаружить представления о четких отличиях преступлений от частных правонарушений. На первый взгляд, правовые документы не только бессистемны, но и без какой бы то ни было внутренней логики. Однако это не так, поскольку структура юридических памятников того периода определялась религиозными концепциями о тяжести, греховности поведения человека, а также религиозной концепцией мироздания.

В наиболее ранние и примитивные эпохи индивидуальные отношения, защищавшиеся, как принято считать, варварскими способами, выступавшие в их самом грубом виде, и являлись непосредственно правом, что однозначно подчеркивает обусловленность права фактическими отношениями244.

Согласно представлений, господствовавших в древних государствах Месопотамии, четких различий между уголовным и гражданским судопроизводством не проводилось; однако уже в этот период выделяется ряд правонарушений, преследование за которые государством не могло быть прекращено даже в случаях примирения сторон и уплаты компенсации.

В древней Индии судопроизводство подробно описывается как в Арт., так и в поздних дхармашастрах; причем правила обвинительного по своему характеру процесса и по уголовным, и по гражданским делам, в основном совпадали. Публичная состязательность, как необходимое условие ведения дел, усиливалась правом истца и ответчика биться об заклад, который выплачивался царю проигравшей стороной в виде определенной суммы.

Вопрос об ответственности обидчика решался крайне прагматично по принципу талиона ("око за око", "зуб за зуб"). Так, по Законам Хаммурапи, если человек совершал грабеж и задерживался на места преступления, то он подлежал смерти. В противном случае ограбленный должен был клятвенно показать перед богом все пропавшее у него, а община и рабианум (ее староста), на земле и в пределах которых совершался грабеж, должны были возместить ему, что у него пропало245.

За менее значимые преступления не исключалось материальное возмещение пострадавшей стороне суммы причиненного ущерба, исчислявшейся в многократном размере.

Так, если человек совершал кражу вола, овцы, осла, свиньи, либо ладьи, считавшихся "божьим или дворцовым", то он должен был возместить ущерб в тридцатикратном размере; если похищенное принадлежало мушкенуму, - он обязывался к возмещению вреда в 10-ти кратном размере; если же вору нечем было отдать, то его предавали смерти246.

Таким образом, суть спора исчерпывалась посредством многократного возмещения ущерба виновным (с учетом его благосостояния) пострадавшей стороне.

В ряде случаев, которые стояли ближе к "юридическому быту" населения, закон предусматривал возможность предъявления иска к родственникам продавца чужой вещи, в случае его ухода к судьбе (смерти)247.

Если человек повреждал глаз мушкенума или ломал ему кость, то он должен был в возмещение причиненного вреда отвесить пострадавшему мину серебра248.

Интересно отметить, что анализируемый источник древнего права уже тогда предусматривал случаи неумышленного причинения ран и увечий пострадавшей стороне и обязанность причинителя "оплачивать врача"249.

Если человек под клятвой обличал кого-либо в убийстве и не доказывал этого, то он подлежал смерти250.

Аналогичные предписания можно встретить в Законах 12-ти таблиц. По ним, если человек наносил членовредительство и не мирился с потерпевшим, то ему самому причинялось то же самое. Если рукой или палкой ломал кость свободному человеку, платил штраф в 300 ассов, если рабу - 150 ассов. Общий смысл установки - сломает, пусть возместит251.

В период римского права классического и постклассического периодов процесс перестает быть публичным и проводится в закрытых помещениях. Если раньше судопроизводство было бесплатным, то теперь вводятся судебные пошлины, ставшие особенно распространенными в период домината.

Некоторые частные деликты постепенно включаются в категорию преступлений. Например, кражи по-прежнему остаются частным деликтом, но в ряде случаев (кражи со взломом или с насилием, на больших дорогах и т. п. - так в первоисточнике - С. Б.), к традиционным штрафным мерам добавляются наказания.

История права, - пишет В. Варкалло, - показала, что первоначально право исходило из начал так называемой объективной ответственности. За исходный пункт бралось потерпевшее лицо: с одной стороны, факт причинения ущерба его имуществу или личности, а с другой - потребность удовлетворения, которая ощущалась не только самим потерпевшим, но и его семьей, а также родом. Право стремилось в любом случае создать для потерпевшего возможность получения удовлетворения, обеспечить наказание причинителя, а в более позднее время - удовлетворить потерпевшего за счет имущества "обидчика". Это вполне отвечало требованиям того времени, поскольку в любом случае причинения вреда личности или имуществу (за исключением действия сверхестественных сил), пострадавший требовал возмездия, а в последствии - оплаты (выкупа).

С момента, когда были допущены соглашения между причинителем вреда и потерпевшим, ставшие впоследствии обязательными (период принудительных композиций), стала развиваться компенсационная функция гражданской ответственности, все еще неразрывно связанной с уголовной. Ее возникновение и развитие обусловливалось развитием товарно-денежных отношений, которые создавали условия для постепенной замены кровной мести, а затем и возмездия - денежным выкупом252.

В императорском Риме происходит резкое увеличение видов наказаний, усиление их карательной направленности. Если первоначально наказание еще строилось на принципе возмездия, то в период домината оно начинает преследовать цели устрашения.

По верному замечанию В. Д. Меркулова, - одна из характерных черт римского права состоит в абсолютном смешении гражданской и уголовной ответственности. Репрессия против деликтов обеспечивалась посредством частной мести, совмещавшей в себе возмещение вреда и штраф. Удовлетворение поглощалось наказанием, которое, впрочем, оставалось простым частным штрафом, поскольку определялось потерпевшей стороной без участия представителей публичной власти253.

В историко-правовом аспекте для исследователя значительный интерес представляет период зарождения основ искового судопроизводства на Руси. Здесь, как свидетельствуют первоисточники, по договорам с Византией (911 и 944 гг.), ссылавшимся в значительной своей части на "закон русский", за убийство по приговору суда предусматривалась смертная казнь, применявшаяся наряду с кровной местью. В случае бегства убийцы и наличия у него имущества, последнее обращалось в пользу родственников убитого.

Летописец сообщает, что при Владимире за убийство взыскивалась денежная вира (штраф в пользу князя за убийство свободного человека). Данное обстоятельство косвенно подтверждает то, что помимо цели возмездия за совершенное преступление, взыскания по суду одновременно являлись источником значительных княжеских доходов.

Одно время по совету епископов Владимир ввел замену вир смертной казнью за убийства в целях предотвращения их умножения. Однако бояре вскоре настояли на возврате к старому порядку взимания вир, мотивируя это чисто финансовыми соображениями. При этом замена смертной казни денежными вирами, идущими в княжескую казну, не упраздняла сама по себе розыскных действий власти, которая объективно была заинтересована в раскрытии данного вида преступлений.

Вместе с тем, ситуация, когда штрафы за убийство становились источником государственных доходов, устанавливала, по мнению ряда исследователей, презумпцию, что "всякий может убить, если заплатит"254.

Древняя правда ("Суд Ярослава") сохранила следы живучих обычаев родового строя, которые еще не были изжиты в раннефеодальном государстве. Так, ст. 1 еще признает институт кровной родовой мести за убийство, но вводит ограничение круга мстителей ближайшими родственниками убитого. В случае отсутствия мстителя убийца должен был уплатить денежный штраф в пользу князя (40 гривен за голову)255.

Месть соединялась с судом, - пишет М. Ф. Владимирский-Буданов, - то есть требовала или последующей за местью санкции суда (как обыкновенно и бывало), или предварительного решения суда. Древнейшая правда требовала, чтобы окровавленный или раненный на суде доказал справедливость обвинения и только после этого предоставляла возможность мстить или взять за обиду три гривны256.

Вряд ли правильно в доказательство сказанного ссылаться на договоры с греками, так как в них несомненно проводился компромисс между византийским правом, требовавшим суда и казни убийцы, и русским обычным правом, санкционировавшим месть родичей. Неубедительна и ссылка на рассказ летописца под 1071 годом о суде воеводы - княжьего Яна, который, осудив на Белоозере волхвов за убийство многих женщин выдал убийц родственникам убитых, сказав им: "мстите своих". Подобного рода выдача "на расправу народную", как мера чрезвычайная, не может служить разъяснением темных мест закона.

Содержание статьи 2 Краткой правды действительно не очень ясно. Но толковать ее пробелы в смысле "мести по судебному приговору" можно только исходя из предпосылок о наличии суда еще в догосударственном обществе. Гораздо проще и более соответствует условиям той эпохи допущение свободного выбора между местью и взысканием за обиду, предоставлявшееся родственникам пострадавшего. Вмешательство княжеской власти и в этом случае диктовалось финансовыми соображениями, а не идеей "господства права".

Отсюда правомерен вывод о том, что суд возник в период упорядоченного самоуправства, сменив самоуправство необузданное. Задача суда заключалась лишь в разрешении спора, в признании или непризнании прав, чем он давал или не давал правомочия добиваться своего права силой, и если давал, то указывал пределы ее применения. Когда принуждение перешло к государству, за судом сохраняется его санкционирующий характер.

По Русской Правде охрана прав, прежде всего, дело самозащиты и самоуправства. Соседи, присутствовавшие при нарушении, обязаны были помогать обиженному; в известных случаях защита происходила при содействии княжеских или наместнических отроков.

Если нарушитель не был задержан на месте, или не было "поличного", защита права происходила решением суда. По личным требованиям, если ответчик запирался в получении денег от истца, спор о долге решался судом из 12-ти мужей.

Суд по требованию обиженного определял, справедлива ли месть и следует ли плата за обиду. Производство в суде было гласным и устным. Суд и расправу творили князья с участием добрых мужей. Суд принадлежал князю, и вира, и продажа, взыскивались в его пользу. В пользу обиженного или его семейства шла плата за голову или за обиду. В областях судили мужи княжие и также с участием добрых людей. Мужи княжие смотрели на суд, главным образом, как на доходную статью, как на повод собирания вир и продаж, причем этот денежный интерес служил к побуждению судей к защите нарушенных прав. В интересе же княжеских людей при взимании вир и продаж коренилось различие между истцовыми делами, с одной стороны, и казенными и уголовными, с другой; в нем же лежит начало и так называемого следственного процесса257.

Если судебные виры могли быть источником значительных доходов, - считает М. А. Чельцов-Бебутов, - это значит, что княжеский суд распространялся на все население, во всяком случае, по делам об убийствах, увечьях, ранениях, кражах и других более серьезных преступлениях258.

"Правда Ярославовичей" делает дальнейший шаг к усилению охраны интересов господствующего класса, запрещая месть и, вводя вместо нее, выкуп кунами, при котором можно было провести дифференцированный подход к оценке жизни представителей различных общественных групп.

Сказанное дает понятие о судебном процессе, как о тяжбе сторон перед князем или поставленными им судьями, независимо от предмета спора: напомним, что в эпоху Русской Правды уголовный и гражданский процесс не различались. Можно сказать, что каждый "иск" являлся в сущности "обвинением", всякое притязание носило деликтный характер.

В Киевском государстве не проводилось никаких различий между уголовным и гражданским правом. Судопроизводство по уголовным и гражданским делам было одинаковым и велось на основе правил состязательного процесса259.

Русская правда уже ограничивает применение кровной мести. Ее могли использовать только самые близкие родственники: сын мстил за отца, отец - за сына, брат за брата; и только с разрешения суда. Допускалась возможность замены кровной мести денежным взысканием. За убийство "безродных" потерпевших князь взимал виру 40 гривен в пользу своей казны. Во всех других случаях, например, при причинении увечья, совершении кражи, нанесении иной обиды, - пишет профессор В. П. Божьев, - кровная месть отменялась и заменялась денежным взысканием. Постепенно суд князя становится его главной обязанностью в мирное время. Суд старался уладить дело миром, если виновный соглашался возместить ущерб или заплатить виру260.

По мнению Т. А. Чернявской, выраженному в комментарии к Русской Правде, статья 1 свидетельствует о том, что в течение известного периода князья были обязаны считаться с существованием древних обычаев у славян и, в первую очередь, с обычаем кровной мести за убийство и некоторые другие обиды. Этим объясняется то, что правящая верхушка Древнерусского государства первоначально вынуждена была санкционировать альтернативную систему наказаний за убийство. Так, в принципе законодатель допускал саму возможность кровной мести за убийство, но в то же время ограничивал круг мстителей точным перечислением в законе ближайших родственников убитого. При отсутствии мстителей, либо нежелании ближайших родственников убитого мстить убийце, закон устанавливал денежный штраф за убийство - виру. Вира взыскивалась за убийство свободных людей и поступала в пользу князя. Но в отличие от древнейшей редакции Русской Правды (Правды Ярослава), устанавливавшей равное для всех наказание за убийство свободного человека (денежный штраф в размере 40 гривен), статья 1 Пространной Правды устанавливает уже разное наказание за убийство в зависимости от общественного положения убитого (денежный штраф в размере от 40 до 80 гривен)261.

Статьи 9-10 говорят о "Покопе вирном", являвшемся вознаграждением чиновников княжеско-административного аппарата. Здесь, как и в некоторых других статьях, перечислены источники доходов различных низших судебных и административных должностных лиц (вирников, мечников, метельщиков и др.), получавшихся ими как деньгами, так и натурой - хлебом, пшеном, мясом, рыбой, фуражем для своих лошадей262.

Статья 20 указывает на последствия "свержения виры", то есть оправдания заподозренного в убийстве. В этом случае обвиняемый (ответчик) и обвинитель (истец) платили помощнику сборщика виры пошлину в размере одной гривны каждый. Помимо этого обвинитель платил посаднику, то есть княжескому наместнику в городе, или вирнику за обвинение в убийстве особую пошлину в размере 9 кун263.

В целом ряде статей Русской Правды (Пространной редакции по Троицкому 1 списку) вводится наказание - денежный штраф - "продажа". Она определялась за кражи, ранения, убийства холопов и шла в пользу княжеской казны. В новом законодательстве усиливается денежная компенсация потерпевшему. Продажа не платилась, если аналогичные преступления совершались холопами и в случае совершения особо тяжких преступлений (убийство свободного человека, конокрадство, поджог гумна), когда назначалась вира или "поток и разграбление". Продажа выражалась в суммах 12, 3 и 1 гривны, то есть 50 кун, и обычно сопровождалась еще пошлиной, шедшей судебным агентам, и исчислявшейся в 20% продажи264.

Статьи 74, 86, 107 и 109 рассматриваемого источника регламентировали вознаграждения разного рода должностных лиц княжеской администрации и суда за осуществление ими судебных функций. Они косвенно знакомят нас с тем, какие доходы получали древнерусские кормленщики и как было организовано поступление этих доходов с населения. В этих статьях обращает на себя внимание характерная для Пространной Правды черта: авторы этой редакции каждый тематический раздел сборника заключают постановлениями о судебных уроках и иных поборах в пользу представителей государственной власти. Статья 74 строго регламентирует размеры дополнительных расходов, причитавшихся судебным чиновникам при взыскании "продажи" в сумме 12 гривен. Собирать виру ездил вирник с отроком и писцом, а собирать "продажу" - емец или мечник с отроком или писцом. Как от "виры" вирник имел пятую ее часть, так и от "продажи" в 12 гривен мечник соответственно получал пятую часть ее и т.д.

Статья 86 устанавливает размеры пошлин, платившихся при испытании железом ("железный урок") - в казну 40 кун, а также мечнику 5 кун и детскому полгривны, в присутствии которых это испытание происходило. Поскольку от правильности процедуры испытания железом нередко зависел исход дела, то при этом испытании требовался судебный надзор. Можно полагать, что в таком случае заместителем судьи был мечник, а само испытание поручалось детскому. Помощниками судьи были судные отроки, среди которых мечник, очевидно, был старшим.

Статьи 107 и 109 содержат постановления об урочных судебных пошлинах. Статья 107 свидетельствует об усложнении судебного аппарата древнерусского государства. Она определяет судебные пошлины, взимавшиеся со стороны, выигравшей дело. Пошлины рассматривались законом как уплата судье за разрешение дела. Они состояли в определенном денежном вознаграждении лиц, принимавших участие в судебном разбирательстве, независимо от того, были ли они вирниками или отроками, детскими или метельщиками. Статья устанавливает размеры этих пошлин в зависимости от категории дела, а также указывает на круг должностных лиц, в пользу которых они поступали сообразно с их положением и ролью в судебном разбирательстве.

В "Русской Правде" мы впервые в истории русского права встречаем определение судебных пошлин, с той, однако, особенностью, что они взимались с дела, независимо от цены иска.

Статья 109 устанавливает размеры урочных пошлин, которые взимались при приведении к присяге свидетелей, истцов, либо ответчиков. Наиболее высокие пошлины взыскивались по делам, связанным с обвинением в убийстве. Не подлежит сомнению тот факт, что уплата урочных пошлин законом возлагалась на того, по чьему требованию свидетели приводились к присяге, причем он платил от их общего числа265.

Следует заметить, что частный характер древнего права проявлялся и в так называемой уголовной сфере. Преступление по Русской Правде определялось не как нарушение закона или княжеской воли, а как "обида", то есть причинение морального или материального ущерба лицу или группе лиц. Вместе с тем, - считает И. А. Исаев, - уголовное правонарушение не отграничивалось в законе от гражданско-правового266.

Преступления, как против личности, так и имущественные, - продолжает далее историк, - наказывались штрафом - "продажей", размер которой дифференцировался в зависимости от тяжести преступления (1, 3, 12 гривен). Продажа поступала в казну. Потерпевший получал "урок" - денежное возмещение за причиненный ему ущерб. В Русской Правде еще сохраняются древнейшие элементы обычая, связанные с принципом талиона в случаях с кровной местью. Но главной целью наказания становится возмещение ущерба (материального и морального)267.

О возмещении ущерба и необходимости взыскания судебных пошлин говорят и повременные зарубежные законодательные источники. Так, согласно Правде короля Этельберта (Англия; составлена на рубеже VI-VII вв. королем Кента), за кражу божьего и церковного имущества полагалось возмещение (в зависимости от принадлежности) от 3-х до 12-ти кратного размера268.

В Салической Правде (Франки, средние века), совершение, например, кражи годовалой свиньи с последующим уличением предполагало присуждение к уплате 120 ден., что составляло 3 сол, не считая стоимости похищенного и возмещения убытков. Под деликтом-преступлением в "варварских правдах" понималась, прежде всего, "обида", вред, причиненный личности или имуществу другого, и нарушение королевского мира. Соответственно под наказанием подразумевалось возмещение, компенсация за обиду или вред. Компенсация (штраф) по германскому праву, с одной стороны, была определенной формой восстановления, искупления чести, и тем самым победы над злой судьбой, с другой - формой примирения, установления мира.

Если "обидчик" выплачивал компенсацию потерпевшему, он, как правило, не платил (по Салической Правде) королю никакого штрафа. Только в некоторых случаях часть или вся компенсация шла в казну. Например, граф, принимавший участие во взыскании долга, путем конфискации имущества с должника, брал в качестве штрафа третью часть этого долга. Вергельд за убитого делился на две части. Одна шла сыновьям убитого, другая - его близким родственникам со стороны отца или матери. И только в том случае, если не было родственников, эта часть вергельда шла в казну269.

При всех имущественных преступлениях, наряду со штрафом требовалось возмещение стоимости украденного и других убытков. О простом их возмещении речь шла, в частности, при убийстве или избиении раба. Этот убыток оценивался в 1 или 1/3 солидора, если раб после побоев в течение

40 дней оставался нетрудоспособным. При нанесении телесных повреждений свободному, наряду со штрафом, преступник должен был возместить расходы на лечение. Сохранившийся на протяжении долгого времени в качестве основного наказания штраф как плата за обиду впоследствии трансформируется в простое возмещение ущерба.

Новая эпоха в системе наказаний, - замечает З. М. Черниловский, - открывается с накоплением богатств внутри рода, а затем и семьи. На смену кровной мести приходит штраф. Причем первые акты подобного рода встречались нескрываемым презрением. Принимать деньги за кровь ближнего, в особенности отца или брата, считалось несмываемым позором. В самое раннее время судебный штраф (композиция) шел в пользу семьи пострадавшего и его рода. С переходом судебных функций к государству обыкновенно одна треть штрафа стала уплачиваться ему. Уплата штрафа первоначально была делом рода. С конца VI века преступник стал обязываться к уплате сам270.

По Правде Альфреда Великого (короля англо-саксонского королевства; конец IХ века), если кто-либо совершал кражу чего-нибудь в церкви, то обязан был возместить стоимость украденного и уплатить штраф, соответствующий этому возмещению, с потерей руки, которой он это совершал271.

В IХ-ХI веках во Франции в основном продолжала существовать система преступлений и наказаний, восходившая к раннему средневековью. Преступление рассматривалось как частная обида, затрагивающая интересы отдельных лиц, а наказания, которые еще не были обличены печатью жестокости, сводились, прежде всего, к компенсации за вред, причиненный частным лицам.

В статье 13 книги 11 Земского Права Саксонского Зерцала (памятник германского феодального права ХIII века) говорится о том, что если в деревне происходила кража днем ценою меньше 3 шиллингов, то за это сельский староста в тот же день мог подвергнуть телесному наказанию (побоям или выстриганию волос), или дать откупиться тремя шиллингами.

В этом же источнике отмечается, что заседающие в суде шультгейка судьи получали в виде возмещения 15 шиллингов и 10 фунтов в качестве вергельда272.

Согласно Польской Правде в записи неизвестного автора от ХIII века, если кто-нибудь представал перед судьей и жаловался на отсутствующее лицо, а на вопрос судьи отвечал, что желал его позвать в суд, то судья приказывал коморнику (служителю суда) позвать отсутствующего, а истец должен был дать коморнику содержание и пару обуви или вместо обуви 20 пфенингов, если тот, кого вызвали, жил не в той же деревне, или не в том же ополе (сельская община). Но если коморник и тот, кого вызвали, оба жили в одной деревне, то коморнику платилось два пфенинга273.

Стоит обратить внимание на содержание ст. 84 Законника Стефана Душана (Сербские феодалы 1349-1354 гг.), где говорится, что оправданный не давал судьям никакой пошлины за оправдание274.

Возвращаясь же к основной теме, заметим, что на Руси суды ХIII-ХIV веков соответствовали делению земель на уезды и волости. Все наместники и волостели являлись "кормленщиками", жившими за счет подвластного их суду населения. Кроме множества государственных налогов, - замечает М. А. Чельцов-Бебутов, - на крестьян ложились и обременительные приношения на содержание представителей судебной власти275.

Мы видим, таким образом, что бремя содержания судебных чиновников возлагалось на ту часть населения, которая проживала в зоне юрисдикции соответствующих учреждений.

Не только в ХIV, но даже в ХV и ХVI веках суды нередко назначали стародавние виры и продажи, а в наиболее тяжких случаях применяли "поток и разграбление" в форме отобрания всего имущества осужденного и "выбития" его вон из земли. Так, в Двинской Уставной Грамоте 1397 года наказания сводились главным образом к "вире" или "продаже" в пользу пострадавшего или его родственников. В одной из статей этой грамоты говорится о "дикой вире", которую должна была уплачивать в случае не нахождения преступника община, подобно "верви" Русской Правды. Однако в Двинской Грамоте сильнее подчеркивается вмешательство судебных властей; она запрещает самовольное освобождение вора от наказания.

Как вотчинная, так и церковная юстиция характеризовались несправедливостью и притеснением населения. Под предлогом восстановления справедливости, а фактически для укрепления княжеской власти в 1398 году появилась Двинская Уставная (иногда ее называют Судной) Грамота Великого Московского князя Василия Дмитриевича. В ней назначались наместники для отправления суда (в том числе и по уголовным делам), которые находились на кормлении у местного населения. В Грамоте о суде говорится в общих чертах. О подсудности можно судить только по взиманию вир и пошлин с виновного в совершении душегубства, нанесении ран, драках, лае (оскорблении) и др., которые исчислялись в рублях, шкурках куницы и белок276.

С конца ХIV века, с усилением власти великого князя порядок отправления правосудия изменяется. Суд осуществляется только наместником великого князя. Представители же уездных князей, еще не потерявших своих судебных прав, только присутствуют при разрешении исковых дел, а затем получают часть судебных доходов.

Штрафы разных размеров применялись, как уже отмечалось, Русской Правдой. Там они были компенсационной мерой, а с ХIV века становятся средством для искупления вины. Убытки истца возмещались из имущества татя, разбойника и их соучастников. Характерно, что сумма иска определялась ими самими на пытке; как минимум она составляла четверть заявленного иска.

Русская Правда говорит о "продаже", как о штрафе за преступление, поступавшем в казну или суд. Размер "продажи" определялся судом. Судебник 1550 года вводит в качестве штрафной санкции "пеню", взыскиваемую с должностных лиц за нанесение бесчестья. Вместе с тем, - заключает И. А. Исаев, - виновный уплачивал еще вознаграждение потерпевшему; судебники эту санкцию применяли по многим преступлениям277.

Псковская Судная Грамота (1467) впервые в русском праве под преступлением начинает понимать причинение ущерба не только частным лицам, но и государству278.

Примерно в этот же период времени (ХV-ХVI вв.) уголовные и уголовно-процессуальные правоотношения постепенно выделяются в отдельную сферу.

По Судебнику 1497 года примирение обвинителя с обвиняемым (кроме дел о ведомых лихих людях) допускалось в любой стадии процесса. Оно влекло прекращение дела с уплатой судебных пошлин.

В ряде государевых грамот эпохи Судебника 1497 года наблюдавшееся в общественной и экономической жизни запустение ставилось в прямую связь с чинимыми кормленщиками - наместниками и волостелями злоупотреблениями, множеством вир и продаж, налагаемых на виноватого и правого, незаконными поборами тиунов, доводчиков и недельщиков, то есть чинов судейского аппарата наместничьего управления.

Особое внимание Судебник 1497 года обращает на воровство. Если приведут на кого-либо улики в воровстве, или разбое, или убийстве, или ином каком-либо преступлении, и окажется, что тот, на кого приведены улики, действительно заведомый преступник, то боярину (высший сановник, близкий князю), - читаем в судебнике, - велеть казнить его смертной казнью, а сумму иска велеть взыскать из его имущества, а что останется из имущества, то боярину и дьяку взять себе. Если же вторично задержат вора, то казнить его смертной казнью, а сумму иска заплатить из его имущества, а остаток его имущества отдать судье279.

Так называемое "двойное вознаграждение" давалось за расследование приставом преступления. Обычное вознаграждение получал недельщик за доставку ответчика280.

Следует обратить особое внимание, что под преступлением судебники ХV-ХVI веков понимали не только нанесение материального или морального ущерба (обиду). На первый план начинает выдвигаться защита существующего социального и правового порядка. Преступление - это уже нарушение установленных норм, предписаний, а также воли государя, которая неразрывно связывалась с интересами государства.

Среди должностных преступлений, - пишет И. А. Исаев, - на первом месте стояло лихоимство, чаще понимаемое как нарушение установленного порядка судопроизводства. "Посул" был законным актом еще в ХI веке. Для большего прилежания судья получал плату от подсудимого. Нормирование размеров "посулов" превращало излишки в предмет "лихоимства", и посул оборачивался взяткой. Запреты взимания тайных посулов содержатся в Псковской Судной Грамоте. Судебник 1550 года связывает с получением посула вынесение неправосудного решения суда, за что, в свою очередь, предусматривалось уголовное наказание. Наряду с этим составом судебники предусматривали такие виды преступлений, как отказ в правосудии (1497) и подлог (1550), а Соборное Уложение дополняло впоследствии эту группу статьями о волоките, нарушении порядка судопроизводства и использовании труда подсудимых в хозяйстве судьи281.

Судебник (1550) уже разграничивает гражданскую и уголовную ответственность. Гражданскую ответственность мог нести, например, "заговор", представлявший собой своеобразный договор товарищества, все участники которого отвечали своим имуществом, как солидарные должники; к уголовной ответственности привлекался участник "заговора" - физическое лицо.

И езд, и правда, и пересуд, и хоженое, и правой десяток, и пожелезное представляли собой, по свидетельству Т. А. Чернявской, многочисленные разновидности судебных пошлин. Приведенный перечень дополнялся полевыми пошлинами (взимались при совершении судебного поединка) и пошлинами избными (взимались в судебной избе при обычном рассмотрении дела)282.

С 1556 года во многих регионах России учреждается должность губного старосты, который в качестве судьи рассматривал уголовные дела. Следствие и дознание о разбоях и татьбе осуществляли бирючи, тюремные сторожа и палачи. Местное население, которое оплачивало деятельность губных органов, избирало губного старосту и дьяка.

Впервые термины "преступление" и "вина" появляются в юридических текстах в конце ХVI века. Однако критерием, которым определялся уголовно-правовой характер деяния, как полагает И. А. Исаев, была не столько злая воля преступника, сколько степень нарушения общественного интереса283.

Боярский приговор 14 октября 1624 года явился дополнением к ст. 13 указной книги Разбойного приказа 1616/17 гг. (№ 80) и устанавливал материальную ответственность феодалов за уголовные преступления, совершенные их людьми. При установлении по розыску вины боярских людей (холопов) их владельцы обязаны были платить за них "выти", даже если последние умирали до окончания следствия284.

Статейный список 11 января 1628 года определял отдельные стороны судопроизводства. Его первая статья устанавливала материальную ответственность за неуважение к суду. За неявку в первые два срока, определенные поручными и зазывными грамотами, сторона возмещала расход, понесенный из-за этого явившейся стороной ("проесть" и "волокита"), и деньги, затраченные на посылку грамот ("зазывных"). За неявку в третий раз сторона полностью удовлетворяла иск285.

Указ 28 декабря 1647 года был принят царем по докладу Земского приказа в связи с проведенным расследованием совершенных в Москве преступлений несколькими воровскими шайками. Всего было привлечено к ответственности более 100 человек, совершивших, по данным следствия, около 50 краж и грабежей. Указ касался лиц, подозревавшихся в соучастии в преступлениях и был дан в развитие ст. 32 Указной книги Разбойного приказа 1616/17 гг. (№ 80). По Указу на всех лиц, оговоренных татями на пытках, накладывались выти (штрафы), с которых, в свою очередь, взималась государева пошлина в размере три алтыны с рубля286.

В ХVII веке еще более углубились различия между двумя формами процесса: старым обвинительным процессом ("судом") и все более развивавшимся новым розыскным процессом ("сыском"). В эпоху Соборного Уложения 1649 года деление процесса на розыскную и обвинительную формы не совпадало с делением на уголовные и гражданские дела. Феодальное государство, заинтересованное в укреплении основ эксплуатации крестьянского населения, усиливает активность судей по всем делам о поместьях, вотчинах, о холопах. Эти гражданские дела сближались по методам их исследования с уголовными делами о разбое, душегубстве и татьбе, совершаемых ведомыми лихими людьми. Как в тех, так и в других законодатель уже не полагается на активность истцов и ответчиков, а предписывает судье "сыскивати всякими сыск накрепко". Напротив, в таких уголовных делах, как бой, грабеж, татьба, совершаемых первый раз лицом, не являющимся ведомым лихим, законодатель предоставляет активное ведение тяжб истцу и ответчику совершенно также как и в гражданских делах, не касающихся владения землей и холопами.

Характерной для Уложения чертой являлась возможность в ряде случаев перехода дела, начавшегося порядком обвинительного процесса ("суда"), к производству в порядке розыскного процесса ("сыска"). При этом и в делах гражданских могли применяться самые энергичные меры сыска - опрос и пытка, на что имеются многочисленные указания в Уложении. В ряде случаев виновный должен был вознаградить оправданного за все убытки и "проести", кроме существа иска. Наконец с него взыскивалась пошлина в пользу казны, соразмерявшаяся с его состоянием.

Статьи 22 и 27 Уложения регламентируют порядок возмещения причиненного ущерба или, говоря юридическим языком, определяют место гражданского иска в уголовном процессе. В таких случаях, - комментирует К. Д. Кавелин, - гражданские иски представляли только другую, так сказать, гражданскую сторону уголовного дела, не более287.

Этими же нормами разрешался вопрос об удовлетворении иска в том размере, который был указан обвиняемым на пытке. Конфискованное у осужденных за татьбу и разбой имущество шло в удовлетворение гражданского иска. Оставшееся сверх этого имущество направлялось в пользу государства. Иски могли удовлетворяться в 1/3 от суммы, заявленной истцом. Не исключалась и солидарная ответственность соучастников за вред, причиненный пострадавшему. Имели место случаи завышения истцами сумм причиненного им ущерба.

Статья 31 Уложения известным образом повторяла ст. 42 Уставной книги Разбойного приказа 1616/17 гг. В начале введения розыскного процесса закон предусматривал запрет мировых с разбойниками и татями, не устанавливая за это кары, но, предписывая губным старостам вершить суд в соответствии с указаниями правительства. Приоритет публичного обвинения исключал возможность такого примирения. Впервые наказание потерпевшим за мировые с разбойниками было введено в Уставной книге Разбойного приказа. Уложение 1649 года, воспроизведя эту норму, окончательно закрепило господство публичного преследования в розыскном процессе.

Статья 102 Уложения определяла взыскание вытей (штрафов) без указания, в чью пользу. Уложение 1649 года, полностью заимствуя ситуацию

ст. 43 Уставной книги Разбойного приказа, определяла, что выти с той части разбойников, которая задержана позднее, при отсутствии истцов к ним, взыскивается в пользу государства в размере взысканий с другой части разбойников, употребленных на удовлетворение гражданских исков. Тем самым Уложение еще раз подтвердило, что сосредоточение в руках государства уголовного судопроизводства становилось одним из источников пополнения государственной казны288.

Общий диапазон штрафов за бесчестье простирался от 400 рублей за оскорбление митрополита и до одного рубля - за оскорбление крестьянина. В отношении крестьян вопрос о бесчестье был сопряжен в законе с вопросом об увечье. Увечье квалифицировалось и как бесчестье, и каралось штрафом в пользу потерпевшего в размере 10 рублей; за избиение крестьянина без причинения увечья назначалось наказание в размере 2 рублей. Штраф за бесчестье либо добровольно выплачивался лицом, причинившим его, или взыскивался по суду. Иски о бесчестье, охватывая самые разнообразные преступления, составляли истинную общественную язву, провоцируя ябедничество в судах и до крайности усложняя делопроизводство.

Право примирения сторон по искам и другим тяжбам до суда и в ходе него (до вынесения приговора), безусловно, имело глубокие исторические корни. По этому поводу С. Б. Веселовский писал: "И обычай, и княжеские указы в самой широкой степени допускали решение всевозможных споров и тяжб (за исключением душегубства и разбоя с поличным, подсудным наместникам), путем мировых сделок и третейского суда289.

Мировая сделка могла быть заключена до и после обращения сторон в суд (до судоговорения), и, наконец, в ходе процесса, но до вынесения приговора. Если она осуществлялась вне суда, то тяжущиеся были обязаны подать судьям мировые челобитные и заплатить государевы пошлины.

Судебные пошлины в эпоху Уложения составляют целую систему, уходящую своими корнями во времена Судебника. Однако в подробностях многое изменилось. По Судебнику 1550 года судебные пошлины поступали в пользу судьи. В пользу государя шли только пошлины, взимаемые с дел, решаемых им самим. При Борисе Годунове все пошлины были взяты в казну, а для судей допускались добровольные подношения.

По Уложению 1649 года печатные и судебные пошлины взимались в государственную казну. Кроме того, были пошлины в пользу суда и судей; среди прочих к ним относились: с суда пересуд и правой десяток. Статья 124 воспроизводит размер государевых и иных пошлин, указанный в грамоте 1606 года в Пермь Великую о судных пошлинах. От их уплаты не освобождались представители ни одного из сословий. Уложением запрещалось судьям освобождать стороны от уплаты пошлин по их челобитным (за исключением льгот стрельцам).

Судебные пошлины были важным источником дохода государственной казны. Отсюда требование неукоснительного их сбора и значительная разветвленность. По свидетельству Ф. Морошкина, каждый шаг в присутствии суда был куплен ценою денег290.

Отсюда закон о записи пошлин в приказах в специальные книги. Подьячие были обязаны заносить пошлины в книги тотчас, как завершится судное дело, а дьяки - заверять книги своими подписями291.

Статья 271 Уложения предусматривает передачу приведенных людей в приказ по обвинению в грабеже под стражу приставов до судебного решения дела. Поскольку в норме упомянуты иски истцов, обращенные против приставов в случае, если из-под охраны убегут обвиняемые, следует признать, что в ней имеются в виду гражданские иски, предъявляемые в уголовном деле о грабеже. Однако здесь решается вопрос не об уголовной ответственности совершившего грабеж, а о взыскании с него убытков, причиненных преступлением292.

Внутри системы Соборного Уложения нормы, регулирующие гражданско-правовые отношения, тесно соприкасались с нормами, регулирующими уголовно-правовые отношения в смысле санкций (выдача головой, постановка на правеж), - считает И. А. Исаев293.

Указом от 21 февраля 1697 года "Об отмене в судных делах очных ставок, о бытии вместо оных расспросу и розыску, о свидетелях, об отводе оных, о присяге, о наказании лжесвидетелей и пошлинных деньгах" устанавливается единый порядок следственного процесса при разборе как гражданских, так и уголовных дел294.

При Петре Великом, - читаем в Хрестоматии по гражданскому процессу, - вследствие разных мер, принятых без всякого знания дела, как видно, например, из Указа от 21 февраля 1697 года, делопроизводство ухудшилось. Очевидно, что составители этого Указа не имели правильного понятия о различии между "судом" и "розыском"; тем не менее, они умели отличать основные позиции Уложения о "суде" от наслоений другого характера и от неправильностей крючкотворства.

Окончательное господство следственного начала в гражданском процессе было утверждено изданным в 1716 году 30 марта в Воинском Уставе "Кратким изображением процессов или судебных тяжб". Этот Закон, составленный по немецким образцам, и опубликованный на русском и немецком языках, хотя и говорил преимущественно о производстве дел уголовных и в особенности подлежащих военному суду, но в нем упоминалось и о гражданских делах 295.

В судебной практике после 1716 года наблюдалась крайняя неустойчивость в применении процессуальных правил. Причинами этого были неотчетливость изложения процедурных вопросов "Кратким изображением", в частности, сохранение в нем "челобитчика" и "ответчика", напоминавшие собою "сутяжников" старого суда и невозможность последовательного применения строго розыскного порядка к делам чисто гражданским. Попытки такого применения приводили не к уменьшению, а к увеличению волокиты в судопроизводстве. В "Кратком изображении процессов" термин "гражданские дела" носил двусмысленный характер. С одной стороны, им обозначались общеуголовные дела в противоположность военно-уголовным. С другой стороны, отдельные нормы этого закона, в частности правила об использовании в качестве доказательств документов, явно имели в виду и производство гражданских дел в смысле имущественных тяжб.

Видимо все эти моменты были известны Сенату, генерал-прокурору и самому императору. Указ "О форме суда" 1723 года не излагал необходимых подробностей всего хода процесса и особенно процесса уголовного. Хотя из отдельных его положений можно заключить, что он распространялся и на УСП. Но все изложение в целом имеет в виду устное судоговорение с участием двух сторон - челобитчика и ответчика, то есть спор о гражданских правах.

Сказанное подтверждает И. А. Исаев, подчеркивая, что хотя по Указу "О форме суда" (1723) предполагалось рассматривать и уголовные дела (кроме дел об убийстве, разбое, татьбе с поличным, расколе и богохульстве), практика пошла по пути применения этого акта главным образом в гражданском процессе296.

В период "Екатерининского либерализма" один из первых русских революционеров А. Н. Радищев в "Грамоте российскому народу" среди прочих положений выдвинул право освобожденного предъявлять иск к лицу, незаконному взявшему его под стражу.

По проекту Уложения 1754 года новым для судопроизводства было введение единых норм судебных пошлин, издержек и единого порядка исполнения решения297.

Развитие законодательства этого периода времени косвенно показывает, что судебные пошлины отчасти выполняли функцию защиты судопроизводства от необоснованных притязаний со стороны так называемых "ябедников", то есть гражданских лиц, расположенных к длительным и формализованным склокам.

В области исполнения уголовных наказаний интересные положения содержал Устав о ссыльных (1882). Из его содержания видно, что государство в законодательном порядке закрепляло тенденцию к использованию труда заключенных для решения государственных экономических задач, в частности, на объектах и в местностях, где были трудности с привлечением вольнонаемных работников (преимущественно в сибирском крае, а со второй половины ХIХ века - и на Сахалине). Положение несколько изменилось к концу ХIХ столетия, когда в связи с социально-экономическим развитием стало сложно подыскивать работу ссыльным каторжникам.

Не менее значимые предписания содержатся в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных (1845 г.) - директиве, на первый взгляд, весьма отдаленной от уголовно-процессуального законодательства. В его 65-м параграфе определялось, что виновные, не имевшие никаких средств к вознаграждению за причиненный ими вред, убыток или обиду, могли, если они не подвергались наказанию уголовному, быть, по требованию обиженной стороны заключены в тюрьму на основании общих правил о несостоятельных должниках298. Подобные правоположения акцентировали внимание представителей исполнительной власти на целесообразности применения уголовных наказаний к несостоятельным должникам в виду, надо полагать, невозможности реализации компенсационно-восстановительной функции судебной ответственности. Вследствие этого крен в исполнении уголовных наказаний делался именно на каре, обеспечивавшей трудозанятость осужденных, предполагавшую принудительное восстановление прав пострадавших от преступлений за счет зарабатываемых средств.

Указанная доктрина была воспринята и в советской ГППбП.

В области УСП наблюдались другого рода тенденции. Наиболее наглядно их демонстрирует учрежденный в 1832 году Николаем I Свод Законов Российской Империи, разработанный комиссией законодательных предложений под руководством М. И. Сперанского. Согласно 2-й книги

"О судопроизводстве по преступлениям…" за справедливый донос полагалось вознаграждение. Следует иметь в виду, что доносом считалось "явное" обличение в преступлении, которое должно было основываться на точных доказательствах299.

В русле рассматриваемого вопроса значительный интерес представляют две стратегии, наблюдавшиеся в системе уголовных судов по учреждению судебных установлений 1864 года.

С одной стороны, представители крупного дворянского землевладения во всех комиссиях, подготовлявших проекты реформ, настаивали на такой организации суда, которая сохранила бы влияние в нем помещиков. Другая, более либеральная группа, представлявшая интересы буржуазии, считала, что в новом суде не могут иметь места старые принципы сословного представительства, что новый суд не должен быть сословным.

Сторонники первого направления ссылались, как на пример, на Англию, где ближайшие к населению судьи - мировые - назначались правительством из местных "уважаемых и почтенных людей", не получавших вознаграждения за свой труд.

Либеральная группа настаивала на необходимости создания выборного мирового суда, состоящего из платных судей, а также исключения сословных представителей из общих судов. В итоге, - заключает М. А. Чельцов-Бебутов, - консерваторы добились значительной уступки. Кроме участковых мировых судей, получавших за свой суд вознаграждение, в состав каждого мирового съезда стали входить еще и почетные мировые судьи, труд которых не оплачивался300.

Авторы нижегородского учебника "Криминалистика" (1995) отмечают, что в этот период пятый департамент Сената не успевал учреждать так называемые "следственные комиссии для рассмотрения судных дел". Их обычно возглавлял коллежский прокурор с двумя помощниками (членами). Состав "бригады" постепенно менялся, ибо расследование было затяжным, чиновники уходили в отставку, переходили на другую работу или умирали. Работа "комиссионеров" оплачивалась из кармана обвиняемого, который иногда и не доживал до исхода дела301.

В плане сравнительного правоведения интересные положения содержит раздел 1 ст. 111 Конституции США (17 сентября 1787 года). Здесь, в частности, отмечалось, что судебная власть Соединенных Штатов принадлежит Верховному Суду и тем низшим судам, которые конгресс может время от времени учреждать. Все судьи сохраняли свои должности до тех пор, пока вели себя безупречно и в определенные сроки получали за свою службу вознаграждение, которое не могло быть уменьшено, при нахождении их в должности302.

Французская Конституция 1791 года устанавливала беспошлинное правосудие (п. 2 главы 5).

Более поздний ее вариант (4 ноября 1848 г.) основывался на тех же принципах303.

О получении вознаграждения за подготовку дела к суду поверенным (атторнеем обвинения), не являвшемся должностным лицом в Англии пишет М. А. Чельцов-Бебутов304.

В соответствии с тенденциями развития уголовно-процессуального законодательства, наблюдавшимися в Российской империи в канун знаменитых Уставов 1864 года, в рассматриваемый период все более обособляется правовой институт судебных издержек по уголовным делам. Они подразделялись на 2 основных вида: 1) общие, которые употреблялись на устройство и содержание уголовных судов и отправление уголовного правосудия, и

2) частные, которые возникали при исследовании и суждении отдельных уголовных случаев. Последние, в свою очередь, распадались на два типа:

а) предварительные, которые нужны были в течение всего процесса (например, издержки, употребляемые на доставление обвиняемого, свидетелей и тому подобных лиц; на напечатание разного рода объявлений и т. п.) и

б) окончательные, которые падали на чей либо счет по завершении процесса.

В связи с тем, что общие издержки по уголовным делам происходили не от отдельных процессов, но от необходимости отправления в государстве уголовного правосудия, которое необходимо и полезно для него, считалось, что они должны относится на счет казны. Отечественные законы вполне признавали это. По общему правилу при производстве дел уголовных, следствие и суд производились безденежно, без взыскания каких-либо пошлин, и не на гербовой, а на простой бумаге. Из сего не исключались дела о тяжких обидах, производимых уголовным порядком, доколе иск уголовный не обращался в гражданский.

Не подвергалось сомнению, что предварительные издержки по делам уголовным по всей справедливости должен был нести тот, кто подал повод к ним, или в чью пользу они служили. Поелику же уголовный процесс заключал в себе целый ряд действий, из которых одни предпринимались по поводу обвиняемого, а другие по поводу обвинителя, то следовало, что на каждую из этих сторон должны были падать причиняемые ею траты. Но в процессе следственном обвинителем признавалось само государство; поэтому оно и должно было нести предварительные издержки по обвинению. К тому же оно имело существенный интерес и в тех действиях, которые предпринимались исключительно для пользы обвиняемого, например, в самой защите его, ибо цель производимого исследования состояла в возможно полном и совершенном открытии истины. Таким образом, признавалось, что для установления виновности или невиновности подсудимого, издержки, проистекавшие из этого, должны были предварительно падать на счет государства. Сюда же определялись издержки, связанные с содержанием находящегося в заключении обвиняемого.

Относительно того, на чей счет должны относится издержки по окончании уголовных дел, за правило предписывалось признавать следующее: потому что издержки по процессу суть следствие самого процесса, то ясно, что кто виноват в причинении процесса, тот должен нести и все издержки, происшедшие от него. Поэтому: подсудимый должен нести все издержки по его процессу, когда он будет обвинен окончательным приговором, потому что после этого делается уже вполне известною вина его. Напротив, в случае признания его со стороны суда невиновным, он должен быть освобожден от уплаты за издержки. Из сего правила исключают тот случай, когда обвиняемый сам подал повод к следствию своим безрассудным и подозрительным образом действия, хотя его, например, вследствие очистительной присяги, суд признал невиновным; но против этого должно сказать: а) что в случае, когда обвинитель или государство не могли доказать вины подсудимого, он должен быть признан юридически безвинным; б) что он признается виновным в своем безрассудном и подозрительном поведении, но он за то уже подвергся всем невыгодам и томлению, которые неразлучны с уголовным следствием и судом; в) что сам суд частично не свободен при этом от упрека в том, что не мог совершенно убедиться в его вине или невиновности посредством наиболее основательного исследования. Не менее того и в том случае, когда подсудимый освобождается от суда только инстанцией или приговором низшего или среднего места, кажется не следует еще подвергать его уплате издержек, причиненных ему процессом, потому что это есть приостановление процесса; причем остается еще неизвестным, будет ли он после того признан действительно виновным. По крайней мере, должно приостановить на время взыскание с него судебных издержек.

Наследники умершего подсудимого могут быть присуждены к уплате за него издержек только тогда, когда над ним уже состоялся обвинительный приговор; потому что без приговора не может быть известною вина, а без вины нельзя присуждать к ответственности.

Кроме подсудимого издержки по уголовным процессам по окончании их могли падать и на других лиц. К числу их принадлежали: 1) само государство, ежели, кроме оправданного подсудимого не было никаких других лиц, которым бы можно было вменить известный уголовный процесс и издержки, употребленные на него, потому что государство также имело в нем непосредственный интерес. Это же должно было иметь место тогда, когда подсудимый хотя и признавался виновным, но не был в состоянии уплатить за издержки по процессу. 2) обвинитель и доносчик, которых, по отношению к возбужденному ими уголовному процессу можно обвинять в злоумышлении или грубой вине; 3) судья, который начал уголовный процесс против известного лица без всякого законного основания, злоумышленно или по умыслу воспрепятствовал ходу его; 4) свидетели и вообще все те лица, которые их противозаконными поступками произвели уголовный процесс или содействовали к нему. Закон Русский налагает ответственность за издержки в делах уголовных по окончании процесса: 1) на виновных. Он предписывает, что все издержки при исследовании уголовных дел, как-то: прогоны и содержание в пути лиц, отряженных от губернского начальства для следствия, удовлетворение вызванным из других мест свидетелям за путевые издержки и за умедление собственных их дел и другие тому подобные были взысканы с виновных; 2) обращает на казну издержки, которых нельзя взыскать с частных лиц за не открытием виновных или потому, что по судебным приговорам никто не был признан виновным в деле. В том и в другом случае, то есть при взыскании денег с лиц, признанных виновными или в противном случае при обращении их на счет казны, судебные места, сделавшие этот приговор, обязываются известить о том казенную палату; 3) прокуроры и стряпчие за умышленное вчинение несправедливого уголовного иска и 4) свидетели за ложное показание между прочим подвергаются взысканию всех причиненных ими через это убытков305.

По свидетельству Н. Калайдовича, в рассматриваемый период времени уже практиковалось прекращение уголовного преследования в случае мирового прошения со стороны причинителя вреда306.

По данным В. Лукина, все издержки при исследовании уголовных дел, как-то: деньги, употребленные на прогоны и содержание в пути лиц, отряженных от губернского начальства для следствия, удовлетворение вызванных из других мест свидетелей за путевые издержки и за умедление собственных их дел и другие тому подобные, подлежали взысканию с виновных. Из сего изымались только деньги, употребленные на продовольствие арестантов во время их пересылки и содержания в тюрьме или под стражею; сии последние принимались на счет казны. По требованию присутственных мест и лиц Казенные палаты отпускали духовным лицам Православного, Римско и Армяно-Католических, Евангелическо_лютеранского и Армяно-Грегорианского исповеданий, командируемых депутатами по делам в светских присутственных местах производящиеся прогоны, которые затем возмещались казне.

Членам Уездных судов, отправляемых для поверки допросов подсудимых или к делу прикосвенных крестьян одного селения или одной волости более 9-ти человек, выдавались прогоны из уездных казначейств за счет виновных, а если таковых не открывалось, за счет казны, с соблюдением в сем случае соответствующих правил.

Если чиновники командировались по делам уголовным или полицейским, то выделенные от казны деньги обращались на счет виновных. Депутатам со стороны купеческого или мещанского общества, при откомандировании их к производству следствия о людях тех же сословий, прогоны производились по распоряжению самих тех обществ, из сумм добровольных складок; в возмещение же сего расхода взысканием с виновных соблюдались те же правила, какие постановлены относительно сумм, выдававшихся из казны чиновникам, отряжавшимся к следствиям по делам уголовным.

По выдаче прогонов Уездным стряпчим, командируемым в уезд, наблюдались следующие правила: а) при назначении их в командировки, или в случаях отбытия их с Земскими судами или их членами по делам, не терпящим никакого промедления, как-то: в случае свидетельства мертвых тел, или в других важнейших обстоятельствах по уголовным делам, прогонные деньги в оба пути выдавались из экстраординарных сумм вперед; б) при командировках по другим делам выдавались им прогонные деньги по исправлении каждой или нескольких командировок и по предъявлении об употребленных на прогоны собственных денег подробных, куда следует отчетов в то же время или в течение одной трети года. Отчеты сии, по надлежащем удостоверении Земскими судами, доставлялись от них в уездные казначейства или в Казенные Палаты, для истребования по ним следующих денег отнюдь не позже как в течение последней трети года под опасением, что в противном случае требования сии не будут удовлетворены, кроме тех случаев, когда командировка последует пред окончанием последней трети и краткость времени не позволит выполнить сказанного правила прежде наступления новой трети. Уездным стряпчим, отправляющимся в уезды для бытия при наказании преступников прогонные деньги должны быть производимы от казны.

Чиновникам, командируемым по губерниям для произведения следствий на счет виновных, подорожные выдавались без платежа поверстных денег.

При производстве уголовных дел судебные места обязаны были содержать в известности все издержки, падающие на счет виновных, и по окончании дела, немедленно распоряжаться о взыскании оных.

В требованиях об отпуске из казначейства прогонных денег должно быть означаемо: на счет ли казны без возврата, или на счет виновных, деньги сии отнесены быть должны, в случае же когда сначала невозможно означить будут ли открыты виновные или нет, надлежит по окончании следствия уведомлять казенную палату, взысканы ли деньги, или же за не открытием виновных должны они быть обращены на счет казны.

По произведении следователями изысканий и при отсылке оных на рассмотрение судебных мест, сии последние в то же самое время должны были быть извещаемы о количестве казенных сумм, издержанных следователями на прогоны при произведении тех исследований.

Судебные места, произнося по упомянутым изысканиям приговоры, определяли, с кого следует взыскать прогонные деньги. Сообща в Губернское правление или полиции о приведении приговоров в исполнение, требовали от них и взыскание прогонных денег с лиц, на кои таковое взыскание положено и независимо от того давали о сем знать казенной палате на тот конец, чтобы она сию недоимку впредь до взыскания оной перечисляла именно на то лицо, с которого присуждено взыскать ее судебным приговором, и чтобы за таковым взысканием имела с своей стороны наблюдение.

Если бы случилось, что судебным приговором по упомянутым взысканиям никто виновным признан не был, то и о сем судебные места уведомляют казенные палаты, а сии, получив таковые уведомления, в то же время суммы по означенным взысканиям употребленные, зачисляют в невозвратный расход, исключая оные из недоимок установленным для сего порядком.

В случае произведения исследований о преступлении должностей Членами и Секретарями какого-либо присутственного места, или должностными лицами, выданные следователям из казны прогонные деньги удерживаются из жалованья упомянутых членов, секретарей и вообще должностных лиц по распоряжениям губернских правлений по удостоверению из следствий точной прикосновенности обвиняемых немедленно и не позже как при первой после сего выдаче жалования.

В случае посылки нарочных на счет присутственных мест и должностных лиц для побуждения медлительных, деньги, выданные на прогоны, вычитать также при первой выдаче им жалованья по распоряжению присутственных мест, от коих будут посылаемы нарочные, и также при надлежащем дознании прямо виновных в медленности307.

Оболенский Н. описывает случаи реституции имущества, отобранного у воров и разбойников. Последнее переписывали и "ежели по подлинному розыску, или по сознанию самих преступников открывалось, кому оно принадлежало, и хозяин сыскивался, то возвращали оное ему под расписку"308.

Говоря о развитии института затрат УСП, нельзя не упомянуть труды А. Квачевского, который произвел подробный анализ судебных издержек по УУС 1864 года.

По общему правилу, - пишет ученый, - все расходы по делам уголовным производятся из сумм, состоящих в распоряжении правительства. При исполнении приговоров, расходы в нижеследующих стадиях означенные, взыскиваются с тех, на кого они обращены судом, а все прочие принимаются на счет казны (ст. 976). С приговоренных к платежу судебные издержки взыскиваются: 1) деньги на путевые расходы лиц, отряжаемых для следственных действий; 2) вознаграждение сведущих людей, свидетелей и других лиц в случаях и размерах, ниже сего определяемых, и 3) и на припечатание в ведомостях различных объявлений (ст. 977).

Из означенных правил оказывается, что уголовное производство, в противоположность гражданскому, правительство или точнее казна принимает на свой счет, что это производство не задерживается недостатком денег, даже следующих ко взысканию с частных лиц, так как все без исключения расходы производятся вперед из сумм, состоящих в распоряжении правительства и уже впоследствии при исполнении приговоров взыскиваются с частных лиц суммы, которые отнесены на счет их самим законом. В виду этого, комиссия, составлявшая проект Устава, находила, что на расходы по вознаграждению свидетелей и сведущих людей и по другим предметам, вызываемым производством уголовных дел, следует ассигновать в распоряжение судебных мест особые примерные суммы, в израсходовании которых должны быть предоставляемы отчеты установленным порядком. Такой порядок вполне соответствовал бы основному началу независимости судебной части от административной и не ставил бы ни суды, ни частных лиц в затруднения относительно удовлетворения первыми своих потребностей и своевременного получения вознаграждения последними по судебным приговорам.

Из расходов по уголовным делам только некоторые взыскиваются с частных лиц, а именно означенные в ст. 977; издержками этого рода и занимается УУС. Что касается прочих издержек, то они относятся на счет казны и УУС не определяются; во всяком случае, на их употребление нужно разрешение, полномочие закона, изложенного в особых Уставах. Впрочем, из смысла ст. 976 нельзя не вывести заключения, что все расходы по уголовным делам, хотя бы они не были точно определены в особом уставе, должны быть отнесены на счет казны, если только удостоверена их необходимость и если они не подлежат к взысканию с частных лиц.

Что касается последних, то ст. 977 говорит: "С приговоренных к платежу судебных издержек взыскиваются упомянутые в ней расходы"; закон разумеет здесь лиц, кои будут признаны виновными по судебному приговору и недобросовестных обвинителей (ст. 121, 194, 782, 990).

Так как уголовные дела производятся в интересах и на счет правительства, то всем прошения, объявления, отзывы и жалобы подаются на простой бумаге, без взыскания каких-либо пошлин. Этим производство по преступлениям и проступкам отличается от производства по гражданским искам, влекущим за собой уплату пошлин разного рода. В силу означенного общего правила, прошения и бумаги гражданского истца также не подлежат взысканию гербовых и других пошлин, коль скоро иск его соединяется с уголовным преследованием. Но в тех случаях, когда по уголовному производству взыскивается деятельность чисто гражданского свойства в личных интересах гражданского истца, он подлежит платежу судебных пошлин и сборов.

К первому разделу судебных издержек, взыскиваемых с частных лиц, закон относит деньги на путевые расходы лиц, отряжающихся для следственных действий. Медицинские чины, состоящие на службе и вольнопрактикующие врачи, в случае призыва для судебно-медицинских исследований не в местах их пребывания получают деньги на прогоны и содержание в пути - первые по чину, а вторые по классу, соответствующему ученой их степени, наравне с чиновниками, командируемыми по делам службы (ст. 978). В отношении к сведущим людям, закон предоставил только врачам право пользоваться деньгами на прогоны и содержание в пути, какие выдаются должностным лицам, командируемым по делам службы. По французским законам, врачи и повивальные бабки получают не только путевые издержки, но и вознаграждение за труд, довольно значительное. По буквальному смыслу нашего закона повивальные бабки относятся к общему разряду сведущих людей, для которых путевые и суточные деньги определены ст. 979. Практикою принято, что судебный следователь, приглашая врача к осмотру и освидетельствованию, извещает о том местное уездное казначейство, с указанием, куда врач должен отправиться; казначейство выдает врачу вперед прогонные деньги и содержание в пути по такому требованию. Для единообразного порядка счетоводства, согласно ст. 989, было бы полезно, чтобы казначейство, выдающее деньги, извещало не суд, а судебного следователя о количестве денег, выданных врачу, которым затем должны быть оставляемы при деле сведения о расходах и времени, употребленном на исполнение следственных действий.

Сведущие люди, не принадлежащие к числу врачей, а равно свидетели и другие посторонние делу лица, в случае призыва их к следствию и суду на расстояние более 15 верст, получают путевые деньги по 3 копейки на версту, а вызываемые по направлению железной дороги - плату за проезд туда и обратно в местах низшего класса. Сверх того, как те, так и другие, получают на содержание свои суточные деньги по 25 копеек за каждый день отлучки из места жительства (ст. 979).

При составлении этого закона имелось в виду, что размер вознаграждения посторонних лиц, должен быть единообразный и притом на столько умеренный, чтобы дать людям, вполне недостаточным, принадлежащим преимущественно к низшему классу народонаселения, возможность прибытия к месту вызова, не подвергаясь разорительным издержкам. При этом предполагалось установить вознаграждение и для призываемых к следствию и суду в местах их жительства сведущих людей и свидетелей, в удовлетворение за труд и потерю времени, по качеству первого и по количеству последнего. Но большинство членов комиссии, составлявшей проект Устава и соединенные департаменты государственного совета отвергли это предложение.

По французским законам сведущие люди, сверх денег на путевые расходы, получают определенное вознаграждение за труд: за каждые 3 часа, употребленные на него и за каждое заключение, хотя бы они вызывались и в месте их пребывания; что же касается свидетелей, то все они получают путевые деньги, и, кроме того, не пользующиеся содержанием от казны плату за потерю времени, считая по дням; из них больные и дети, сопровождаемые старшими, получают двойные путевые деньги; сверх того в вознаграждение за потерю времени закон различает между свидетелями врачей, чинов военной и морской службы, полевых и лесных сторожей.

Итак, по нашему закону право на определенное ст. 979 вознаграждение принадлежит сведущим людям, не принадлежащим к числу врачей, свидетелям и другим посторонним делу лицам. Закон исключил врачей, потому что вознаграждение им определено ст. 978; но так как в этой статье назначено вознаграждение только за судебно-медицинское исследование, поэтому врачи, призываемые в качестве свидетелей, а не сведущих людей, имеют право на вознаграждение по ст. 979. Под посторонними лицами здесь разумеются все вообще лица, не участвующие в деле в качестве обвиняемых и потерпевших, и вызываемые не только для свидетельства, но и для других потребностей следствия и суда (например, для доставки вещественного доказательства). Закон не отличает между означенными лицами получающих содержание от казны; по смыслу закона не могут получать содержание должностные лица, призываемые к следствию для содействия ему по обязанности их службы; таковы полицейские чины и служители, волостные и сельские начальники. Кроме того, по военному и военно-морскому судебным уставам низшие чины не получают определенного свидетелям вознаграждения и препровождаются к следствию и суду установленным порядком.

Сведущие люди, свидетели и другие лица имеют право на вознаграждение лишь в том случае, когда вызываются к следователю на расстояние

15 верст от места получения ими повестки или приглашения к следователю. Всем этим лицам не может быть отказано в вознаграждении потому, что свидетели и сведущие лица не были выслушаны по болезни следователя, по занятию его другими делами, вследствие смерти обвиняемого и по другим причинам; они не лишаются вознаграждения не потому, что явились не на срок, если только просрочка оправдывается законною причиною, не потому, что выслушаны были в праздничный день, не потому, что показание и отзыв их были неудовлетворительны, неискренни: они получают вознаграждение не за исполнение своей повинности, а за путевые расходы и отвлечение от занятий, от воли их независящее.

Выдача денег производится не иначе, как по требованию лиц, имеющих право на вознаграждение. Кто до объявления приговора не предъявляет требования о вознаграждении, тот считается отказавшимся от него (ст. 986, 987).

Таким образом, от воли лица, имеющего право на вознаграждение, зависит требовать или не требовать его и молчание до судебного приговора принимается за отказ. Но имеющие право на вознаграждение могут и не знать о своем праве, а тем более о сроке, в который они могут заявить свое желание получить вознаграждение. Поэтому справедливость требует, чтобы судебный следователь спросил их: желают ли они получить вознаграждение или нет, и если желание будет предъявлено, то записать об этом в протоколе или в счет издержкам; такой порядок тем более необходим, что имеющему право на вознаграждение и не вызываемому к судебному заседанию пришлось бы явиться в суд только для этой формальности, если она и не была выполнена при предварительном следствии.

Размер вознаграждения определялся: 1) по удовлетворению путевыми деньгами - количеством верст от места вызова до места производства следствия и обратно, полагая по 3 копейки за версту, а по направлению железной дороги - цену места в низшем классе; 2) по удовлетворению суточными деньгами - числом дней отлучки из места жительства, считая, в том числе, и дни, необходимые для возвращения на место жительства и полагая за каждый день отлучки по

25 копеек. Для правильного исчисления путевых денег закон предписывает руководствоваться почтовым дорожником, а там, где нет почтовых дорог, доставленными от местного начальства сведениями о взаимных расстояниях между городами, местечками, посадами, селами, деревнями и проч. (ст. 988).

Под местным начальством здесь разумеются полицейские чины и волостные старшины, которым ближе известны расстояния. Эти сведения должны быть доставлены судебному следователю для составления расчета самими сведущими людьми, свидетелями и другими лицами, желающими получить вознаграждение; но для устранения затруднений в получении этих сведений частными лицами и новых издержек на собирание сведений, при отдаленности на них расстояний, судебный следователь должен иметь у себя почтовый дорожник и сведения от полицейских управлений о расстояниях между населенными местами его участка; эти сведения могут быть полезны и для его деятельности; во всяком случае означенные сведения или собственное удостоверение судебного следователя о расстоянии должны быть приложимы к делу в подтверждение счета. Издержками, при исчислении суточных денег для определения времени, употребленного на дорогу, может быть принимаемо в соображение правило устава гражданского суда (ст. 300), по которому полагается по обыкновенным дорогам по 50, а по линиям железных дорог по 300 верст в сутки.

Содержателям или управляющим вольных аптек и лабораторий за употребленные ими при судебно-химических исследованиях решения, плата производится по особой таксе, установленной медицинским советом (ст. 980).

Закон назначает плату за реагенции (анализы - С. Б.), употребленные при судебно-химических исследованиях только в вольных (то есть в частных) аптеках, а не казенных, которые означенного вознаграждения не получают. Упомянутою таксою определено: 1) за исследование воды, вина, кваса, пива, водки и другого рода питей, для открытия в них минеральных ядов, можно назначить цену за аппараты и реактивы до 5 рублей; 2) за исследование таких же напитков на открытие в них растительных ядов - до 10 рублей; 3) за исследование готовой пищи, молока, хлеба, муки, веществ, изверженных рвотою, а также желудка, кишек и содержимого в них, печени, сердца, других внутренностей, на содержание в них минеральных ядов - до 10 рублей; 4) за исследование всех предметов, включенных в п. 3 на содержание в них органических ядов - до 25 рублей.

Расходы на укупорку и пересылку веществ, подлежащих химическому исследованию, а также на пересылку других вещественных доказательств уплачиваются по местным ценам употребленных для сего материалов, рабочих и подвод (ст. 981). Желающие получить вознаграждение этого рода представить сведения местных властей о цене тем предметам, по которым требуется вознаграждение или достоверных сторонних лиц, имеющих сведения о стоимости предмета.

Лица, коим поручается хранение задержанного домашнего скота, получают вознаграждение за прокорм его, но при определении количества такого вознаграждения принимается в соображение и та польза, которую означенные лица могли извлечь из отданных им под присмотр животных (ст. 982).

Издержки на припечатание объявлений об отыскании предметов, нужных для исследования, о найденных мертвых телах и о сыске подозреваемых возмещаются из имущества, признанных по делу виновными.

Когда копии протоколов и других бумаг выдаются участвующим в деле лицам на их счет, то с лица, требующего выдачи таких копий взимается по 20 копеек с листа, полагая на каждой странице 25 строк.

Лица, производящие следствия, а также судебные места, обязаны вести подробный счет всем издержкам. Счет, составленный следователем, представляется им в суд немедленно по окончании предварительного следствия (ст. 989).

Вознаграждение призываемым при производстве дел сведущим людям, свидетелям и другим лицам выдается по определению того суда, на рассмотрении которого дело поступило или должно поступить (ст. 986).

Заключая свое повествование, А. Квачевский, справедливо замечает, что издержки по производству предварительного следствия составляют часть финансовую, казначейскую и не имеют непосредственной связи с раскрытием истины; но обойти ее нельзя, так как она служит орудием к успешному производству, удовлетворяет его потребности, а с другой стороны устанавливает права на вознаграждение, удостоверяемые судебным следователем, который обязан вести счет издержкам.

Издержки, вызываемые предварительным следствием, УУС отнесены к общему отделу судебных издержек и потому постановления о них изложены в разделе об исполнении уголовных приговоров. Эти постановления оставляют многие проблемы и недоразумения, тогда как по французским законам, судебные издержки правильно выделены из УУС и имеют особый тариф, заключающий в себе весьма подробные и точные правила, требуемые денежной стороной каждой правительственной деятельности.

Наш УУС говорит и о судебных издержках, но не обо всех, а о тех, которые не вошли в другие уставы, так что представляет большое затруднение в применении предписаний закона об издержках, которые могут встретиться по следственной части, тем более что правила особых уставов неопределенны. Так не имеется постановлений об издержках, которые могут оказаться необходимыми при розысках, употребленных самим следователем и полицией по его поручениям, о телеграфных сношениях и некоторых неизбежных расходах. При составлении правил об издержках комиссия, занимавшаяся проектом Устава, руководствовалась, как главной мыслью, тем соображением, что государство, ограждая уголовным правосудием интересы всего общества, вправе требовать от частных лиц содействия; мысль совершенно справедливая с общей точки зрения, но с другой стороны требующая практического соображения ее в судебных издержках с нравами страны, с большим или меньшим развитием понятия в народе об общем благе и готовности содействовать безвозмездно и с личными пожертвованиями интересам правосудия, с экономическим положением страны, состоянием путей сообщения, с достатком или бедностью низших слоев общества, на которые чаще всего падает повинность309.

Несколько в другом ключе характеризует институт судебных издержек Г. Вербловский. Он пишет, что уплата судебных издержек обращалась или на обвинителя, если обвинение признавалось явно недобросовестным, или на обвиняемого, если он признавался виновным. По делу о проступке, учиненном несколькими лицами, судебные издержки обращались на главных виновных, а в случае их несостоятельности - на их соучастников. Как те, так и другие несли общую круговую ответственность. При неимении ввиду виновных, или при несостоятельности лиц, приговоренных к уплате судебных издержек, они принимались на счет казны.

Судебные издержки по производству уголовных дел, как предполагалось в это время, заключались в вознаграждении свидетелей и сведущих людей, в силу которых признанный виновным приговаривался к уплате судебных издержек, а если обвинение было явно недобросовестное, то обвинитель мог быть приговорен к уплате судебных издержек. Разъясняя ст. 194 УУС, Сенат признавал, что мировые учреждения не вправе налагать на казенное управление или должностных лиц, возбудивших дело, уплату судебных издержек, так как если бы обвинение и было недобросовестным, то это составляло лишь проступок по службе (№ 257, 1613-71 г.); взыскание с них могло последовать лишь в определенных случаях и в порядке, указанном в ст. 1316-1336 УУС (№285, 966-70 г.). Вознаграждение обвинителя за ведение уголовного дела к числу судебных издержек не относилось, и не могло быть взыскано с обвиняемого, за исключением, однако, тех случаев, когда обвинитель представлялся вместе с тем и гражданским истцом (№ 327, 590-74 г.).

По ст. 15 Установлений о наказаниях при участи двух или более лиц в совершении проступка, те из виновных, которые сами его совершили, или подготавливали к тому других, наказывались строже, нежели их соучастники. На этом основании и судебные издержки обращались на главных виновных, а в случае их несостоятельности (то есть неимении наличных средств), на их соучастников. Как главные виновные, так и, в случае их несостоятельности, соучастники, ответствовали в уплате судебных издержек, один за всех и все за одного. В случае оправдания подсудимых или при несостоятельности лиц, приговоренных к уплате судебных издержек, они принимались на счет казны. По разъяснению Сената, применимому и к новым учреждениям, судебные издержки по делам, прекращенным примирением сторон, обращались на счет казны.

Все прошения, объяснения, отзывы и жалобы по делам о проступках, подсудных земскому начальству или городскому судье, и самое их производство освобождалось от всяких пошлин и гербовых сборов.

За копии протоколов и приговоров земских начальников, городских судей и уездных съездов взыскивалось по 10 копеек с листа, полагая на каждую страницу по 25 строк, в пользу подлежащих категорий неимущих - бесплатно310.

Профессор И. Я. Фойницкий провел сравнительный анализ уголовно-правовой и гражданско-правовой сфер регулирования. По его мнению, институт судебных затрат, вследствие дифференциации общеискового судопроизводства на уголовный и гражданский процессы, исторически "раскололся" на процессуальные издержки и судебные пошлины. Он считал, что соотношение между гражданским и уголовным процессом вытекает из соотношения между гражданской и уголовной неправдами; неправда гражданская есть нарушение частного права, неправда уголовная - личное состояние преступника, происходящее от совершения тех или иных преступных действий; от того в гражданском процессе центр тяжести заключается в материальном восстановлении нарушенного права, уничтожении обстоятельств, мешающих осуществлению права; когда же возникает вопрос о неправде уголовной, то дело идет не о восстановлении нарушенного права, а о борьбе с преступлениями и об обеспечении общества от подобных посягательств на его безопасность и благосостояние311.

Представляется, что подобные утверждения представляют собой дань определенной историко-правовой традиции. Можно с уверенностью говорить о существовании компенсационно-восстановительных начал и в уголовно-правовой сфере, это, во-первых; во-вторых, о наличии публичных интересов при разрешении конкретных гражданско-правовых споров, и, наконец, в-третьих, о наиболее пристальном внимании законодателя к вопросам судебной ответственности за преступления в виду того, что общественно-опасные деяния совершаются, как правило, в условиях не очевидности, что значительно повышает стоимость УСП в сравнении с судопроизводством гражданским. А ведь тот же профессор И. Я. Фойницкий подчеркивал, что если нужно отступиться от правил, то на первый план должны выдвигаться "интересы процессуальные - быстроты, полноты и экономии производства"312.

Классический принцип возмещения причиненного вреда самим преступником господствовал до ХIХ века. Однако во второй его половине представители позитивной школы уголовного права выдвинули и обосновали положение о том, что возмещать вред жертве преступления должно и государство, поскольку оно не смогло обеспечить безопасность своих граждан313.

Подобный способ возмещения ущерба именовался компенсацией. Как правило, она применялась в тех случаях, когда правонарушитель не был установлен или не мог, в силу своего имущественного состояния, осуществить реституцию в полном объеме314.

Именно поэтому следует согласиться с G. Eorsi, считавшего, что последовательное проведение разграничения гражданского и уголовного права требует исключения элемента наказания из гражданской ответственности. По мнению ученого, задачей последней является исключительно компенсация, то есть обеспечение заглаживания вреда, освобожденного от элементов кары315.

Можно предположить, что в случаях, исключавших добровольную реституцию "несостоятельным преступником", наказание, назначавшееся ему по приговору суда, объективно призывалось к созданию условий, способствовавших производству новой "стоимости", предполагавшейся к выступлению в качестве своеобразного эквивалента (заместителя) подлежащего возмещению материального ущерба. Поэтому, сделаем опережающий вывод, стратегия развития и совершенствования системы уголовных наказаний и УИСП, должна, как представляется, ориентироваться на компенсационно-восстановительную ГППбП. А это предполагает, что срок отбывания наказаний должен напрямую предопределяться не субъективным усмотрением законодателя, а реальным временем, необходимым для создания равноценной (утраченной) материальной субстанции (по принципу "долговой тюрьмы").

В реформаториях США, например, в 1876 году каждый заключенный оплачивал свое содержание в тюрьме (одежду, питание и даже лекарства). С другой стороны, работа в мастерских, школьные занятия и даже гимнастика, а также военные упражнения оплачивались. На каждого заключенного заводился лицевой счет316.

Думается, что взаимосвязь УСП, УИСП и организации труда осужденных в местах лишения свободы в разрезе компенсационно-восстановительной функции судебной ответственности за преступление, предполагает активное внедрение в следственно-судебную практику компромиссных форм досрочного окончания уголовного процесса. Однако, об этом несколько позже.