СВОБОДА,   РАВЕНСТВО  И  РАВНОПРАВИЕ

Многие столетия лучшие люди нашей планеты мечтали о свободном обществе, воспевали его как прекрасный, но далекий идеал. Ценой колоссальных усилий, больших страданий и даже жертв они стремились воплотить его в действительность. Тем не менее свобода не становилась реальностью, а оставалась никогда не покидающей их мечтой.

Идея свободы и поныне тревожит умы людей, и в наше время она начертана на знаменах борьбы с несправедливостью, беззаконием и угнетением. Затрагивая буквально все проявления жизнедеятельности человека, являясь необходимым условием и одновременно базовой общей целью, свобода выступает предметом всех областей социального знания, в том числе и правоведения. Ученые-юристы оказываются перед необходимостью искать ответы на вопросы о специфике государственно-правовой формы реализации свободы, о тех путях и механизмах, посредством которых государство и право способствуют ее достижению. Естественно, что стремление найти решение названных вопросов предполагает прояснение некоторых исходных теоретических позиций, а именно раскрытия того смысла, который научное знание, человеческая мысль вкладывает в понятие свободы. Сделать это крайне необходимо, потому что государство и право являются "виновниками" создания своеобразной, парадоксальной ситуации. Они располагают огромными возможностями для достижения и обеспечения свободы как в масштабах общества в целом, так и на уровне

81

каждого отдельного человека. В то же время энергия, мощность, эффект всеобъемлемости данных институтов используются и в целях ограничения свободы, принуждения и насилия над людьми. Иными словами, они способны противодействовать утверждению свободы, создавать серьезные препятствия на пути к ее достижению.

Парадоксальность подобной ситуации является одним из убедительных и ярких свидетельств противоречивой двойственности государства и права, тяготеющего, как было сказано, к свободе и к ее отрицанию. Поэтому путь познания права в тесной связи со свободой не следует понимать как что-то случайное и тем более чужеродное для исследователя - юриста. Напротив, такой путь органичен для философско-юридических исследований, ибо ориентирует на диалектический подход к анализу предмета, подход, позволяющий вскрыть противоречивость права, выявить характер соотношения составляющих его основных противоположных сторон, т.е. проникнуть в самую суть данного явления.

Рассмотрение права сквозь призму свободы служит своего рода исходным и основополагающим моментом в понимании вопроса о разрешении, снятии и преодолении имеющихся здесь противоречий или, иначе говоря, в нахождении путей выхода из обозначенной выше парадоксальной ситуации.

Итак, обращение к толкованию свободы со стороны юристов-исследователей обусловлено не столько любовью к философствованию, сколько стремлением глубже проникнуть в тайну сложного феномена права. Ф.Энгельс отмечал, что невозможно рассуждать о праве, не касаясь вопроса о необходимости и свободе1. Свобода предполагает не только право и, в частности, соответствующее законодательство, но также природу и деятельность государства. Именно поэтому целесообразно привести некоторые высказывания Гегеля, имеющие актуальное значение для современной деятельности государств различных стран, и в первую очередь России.

Гегель писал: "Философия особенно нужна в те периоды, когда происходит переворот в политической жизни общества ... ибо мысль всегда предшествует действительности и преобразует ее"2. В соответствии с этим утверждением он указывает: "Надо рассматривать как бесконечно большое достижение образования

1          Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.20. С. 11.

2          Hegel. Vorlesungen uber die Geschichte der Philosophie, Leipzig. 1914. Bd.1.

S.321.

то, что последнее привело к знанию первооснов государственных учреждений и сумело объединить эти основы в простых положениях как элементарный катехизис"3. Однако если при всей разумности каждого государственного устройства действительность не соответствует таким требованиям, то, по мнению Гегеля, повинен в этом в первую очередь бюрократизм и сословие бюрократов, которые не уделяют "петиции народа никакого объективного внимания114. Поэтому они должны исчезнуть, и их уход со сцены становится "триумфом нового права"5. Гегель далее отмечает: "Основоположения разумного права и всеобщего благосостояния требуют уничтожения всех сословных привилегий"6, для чего необходимы "крупные политические движения, осуществляемые народом". Они должны исходить "снизу, где жизнь конкретна". Обманываемый до сих пор народ, к сожалению, вовсе не замечает "отвратительного спектакля", когда "существующее столетиями лишь на словах право", т.е. "форменную несправедливость", которая "довела народ до отчаяния", которую преподносят ему как реальное право. Поэтому "право и государство должны быть объединены посредством понятия"7, старые же понятия должны быть "упразднены". Показательно, что Гегель бичует "извращение понятий о государственном праве и праве на свободу"8. Необходимо, чтобы "определения, данные к конституции ... могли стать основой благосостояния народа". Государство не принадлежит правительству, оно принадлежит народу этой страны. "В истинно разумно созданном государстве все законы и учреждения являются не чем иным, как реализацией свободы согласно ее существенным определениям. Если действительно имеется свобода, то субъективный разум находит в этих учреждениях только реализацию своей собственной сущности и идет в ногу не с чем-то чуждым себе, но со своим собственным"9.

Иными словами, конституция должна реализовываться. Государство и народ едины лишь в том случае, если государственная жизнь построена на принципах свободы.

Каковы же "существенные определения свободы"?

3          Hegel. Jubiiaumsausgabe. Bd. 20. S.380.

4          Ibid. S. 425.

5          Ibid. S. 455.

6          Ibid. S. 467.

7          Ibid. S. 470.

8          Ibid. S. 474.

9          Гегель. Эстетика. Т. 11. С, 135.

82

83

В истории философской, политологической и юридической мысли свобода определялась различными авторами весьма разноречиво. Интересны, например, суждения на этот счет Н.А. Бердяева. Его мысли и афоризмы о свободе не могут не поражать своей глубиной и оригинальностью всех тех, кто исследует эту проблему. Так, он пишет: "Личность есть не только существо разумное, но и существо свободное"; "Никакими силами нельзя лишить личность ее духовной свободы, она останется свободной в тюрьме и на плахе"; "Человек должен быть свободным, не сметь быть рабом, ибо должен быть человеком"; "Свобода есть свобода не только от господ, но и от рабов"; "Когда человек лишен элементарных экономических прав ... это уже есть насилие"; "Декларация прав человека и гражданина, чтобы не быть формальной, должна быть также декларацией обязанностей человека и гражданина"10 и др.

Невозможно отказать Н.А. Бердяеву в истинности приведенных рассуждений. Вместе с тем трудно согласиться с ним, когда утверждается, что: "Тайна свободы - бездонна и неизъяснима", "Свобода - безосновная основа бытия", "Свобода - колодезь бездонно глубокий, дно его - последняя тайна"11 и др. Здесь автор не только отрицает социальную и индивидуальную детерминацию свободы, но и провозглашает ее непознаваемость. Но если свобода - "тайна", то каким образом оказалось возможным характеризовать ее вышеприведенными суждениями самого Н.А. Бердяева.

Однако традиционное, во всяком случае наиболее распространенное, определение данного феномена сводится к тому, что свобода включает в себя как познание необходимости, так и действия в соответствии с познанным. Стихийные силы природы и общества могут проявлять себя разрушительно (и нередко так себя проявляют), пока люди не считаются с ними, не подчиняют их своему влиянию и сознательному контролю. Разумеется, необходимым условием ограничения, обуздания и направления действия этих сил в определенное русло, их использование в соответствии с целями, волей людей является познание объективных законов развития природы и общества. Иначе говоря, действия, опирающиеся на знание окружающего мира, способны вырвать человека из состояния зависимости от

10         Бердяев Н.А. О человеке, его свободе и духовности. Избранные труды. М.,

1999. С. 279, 281, 268, 286, 278, 275.

11         Там же. С 65.

природных и социальных сил, обеспечить его существование в качестве свободного существа.

Однако с подобной трактовкой свободы, как было отмечено, соглашаются далеко не все. Еще основоположники марксизма отмечали: "Свобода определялась до сих пор философами двояким образом. С одной стороны, она определялась как власть, как господство над обстоятельствами и отношениями, в которых живет индивид: так она определялась всеми материалистами. С другой стороны, она рассматривалась как самоопределение, как избавление от действительного мира, как мнимая только - свобода духа: так она определялась всеми идеалистами ..."12.

Следует, однако, заметить, что в наши дни в понимании свободы имеются различного рода отклонения от обозначенных выше материалистической и идеалистической позиций, хотя они не столь существенны, чтобы говорить об устранении различия между ними. Граница, разделяющая толкователей свободы, опять проходит в основном по прежнему рубежу.

Если в материалистическом понимании свободы многие современные представители философии восходят к К.Марксу, то ее идеологическая интерпретация находит свое глубокое обоснование у Гегеля.

По Гегелю, свобода есть подлинная сущность духа. "Субстанцией, сущностью духа, является свобода"13. Всемирноисторический процесс "есть не что иное, как развитие понятия свободы"14; движение духа народа по пути "освобождения духовной субстанции"15 есть прогресс "в сознании свободы"16. Будучи сама по себе "только понятием, принципом духа и сердца", свобода приобретает форму действительности, получает "форму необходимости", поскольку "сама определяет себя к развитию до степени предметности"17.

Здесь, следовательно, преодолевается сосуществование (Фихте, Кант) свободы и необходимости, которые выступают, скорее, как ступени развития действительности. Необходимость находится на низшей ступени развития духа, не представляет собой "как раз то, о чем не умеют сказать, что она делает, каковы ее определенные законы и положительное содержание"18.

12         Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.З. С. 292.

13         Гегель. Соч., т. VIII. С. 19.

14         Там же. С. 422.

15         Гегель. Соч., т. III. С. 329.

16         Гегель. Соч., т. VIII. С. 19.

17         Гегель. Соч., т.Ш. С. 223.

18         Гегель. Соч., т. IV. С, 194.

84

85

Возвышаясь над необходимостью, дух переходит из сферы необходимости в сферу свободы, т.е. в сферу понятия19. При этом существенная особенность духа состоит в том, что он "держится и существует в своей религии, в своем культе, в своих обычаях, в своем государственном устройстве и в своих политических законах, во всех своих учреждениях, в своих действиях и делах". Действительностью конкретной свободы является только государство, нравственность, право. Гегель утверждает, что "система права есть нечто святое вообще, святое только потому, что оно есть наличное бытие абсолютного понятия, самосознательной свободы... Каждая ступень развития идеи свободы обладает свойственным ей особым правом, так как она есть наличное бытие свободы в одном из ее определений"20.

Гегель гениально понял органическую связь необходимости и свободы, но крайне идеализировал их соотношение, абсолютизировал значение разума, духа, идеи, не показал и не объяснил, каким образом в историческом процессе необходимость превращается в свободу.

Действительная, а не иллюзорная свобода вытекает не из самой себя, не из всеобщего разума, духа и идеи как некой тотальности и целостности, а может иметь место лишь тогда, когда действия людей исходят из познанной реально существующей необходимости, когда они опираются в своей практической деятельности на объективные закономерности развития природы и общества, используют их в своих интересах с учетом случайных проявлений. В противоположность гегелевской философии мы исходим из того, что человек в своей практической деятельности зависит от объективного мира, его свобода зависит от осознания необходимости, от использования объективных закономерностей природы и общества, от учета случайных факторов, противоречащих этим закономерностям. Именно познание и действие в соответствии с познанными закономерностями бытия, с учетом всего того, что противоречит этим закономерностям, превращают необходимость в свободу. В своем существовании и деятельности люди не могут игнорировать закономерности бытия (наряду со случайностями), не могут с ними не считаться. Лишь познав эти закономерности, равно как и отклонения от них, научившись использовать их для достижения определенных целей, люди обретают свободу. Следовательно, объективная сторона

19         Гегель. Соч., т. VI. С. 289.

20         Гегель. Соч., т. VII. С. 31, 54.

общественного развития, объективная необходимость определяет его субъективную сторону. Если же субъективная сторона определяется объективными закономерностями (и случайностями), то человечество может ставить перед собой только такие цели, которые оно в состоянии достичь в данных исторических условиях, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама цель возникает и формируется лишь тогда, когда объективные условия ее достижения либо уже существуют, либо находятся в процессе становления.

Подчеркивая объективный характер развития мира, закономерную и случайную необходимость такого развития, нельзя в тоже время фетишизировать эти закономерности и случайности, поскольку, познав их и предвидя возможности случайностей, люди могут управлять ими, а тем самым и господствовать над ними. Объективные закономерности (и случайности) выражают не только соотношение между наличными, данными явлениями и процессами, но и отношение к тому, что должно или может существовать, выражают основную тенденцию развития явлений и процессов. Именно поэтому, познав объективную действительность (включающую в себя как необходимость, так и случайность), люди получают возможность предвидеть, предполагать результаты действия объективных общественных сил, сознательно использовать их в своих интересах и в интересах всего общества. Все более глубоко проникая в сущность явлений и процессов, люди могут сочетать действия различных общественных сил или противопоставлять действие одной из них другим и таким образом достигать определенных желаемых целей. Следовательно, положение о том, что человечество не в силах отменить действие объективных сил, не противоречит тому факту, что люди, познав эти силы и научившись ими пользоваться, в состоянии способствовать их более эффективному действию, направлять их действие по определенному руслу, а в случае возникшей потребности - ограничивать сферу их действия путем создания соответствующих условий.

Существуя в определенных условиях объективного мира, люди неизбежно должны приспосабливаться к этим условиям, познавать их, овладевать ими, господствовать над ними, чтобы использовать их для удовлетворения своих потребностей, интересов, желаний, для достижения поставленных целей. Этот процесс начинается уже с момента производства, когда человек, чтобы присвоить вещество природы в известной форме, пригодной для его собственной жизни, приводит в движение принадлежащие ему

86

87

естественные силы и благодаря этому добивается осуществления соответствующей цели.

До тех пор пока люди в своей деятельности руководствуются лишь чувственной видимостью, которая, как правило, отличается от рациональной сущности, они остаются рабами объективной действительности, оказываются бессильными перед ней. Их волевые действия могут иногда совпадать с движением объективной действительности и достигать желанной цели. Но в большинстве подобных случаев нет возможности гарантировать достижение преследуемых результатов. Когда же волевые устремления людей основаны на знании объективных реальностей, они достигают желаемых результатов, их деятельность приобретает осмысленный, свободный характер. Следовательно, не в воображаемой независимости от объективности бытия суть свободы, а в познании этого бытия и в основанной на этом знании возможности действовать для достижения определенных результатов.

Если люди в своем существовании, деятельности и развитии зависят от объективных условий бытия, то познание этого бытия является предпосылкой достижения ими свободы. Уровень свободы людей тем именно и определяется, насколько всесторонне и глубоко познаны условия их бытия и насколько их действия согласуются с тенденциями объективного развития этого бытия и достигают сознательно поставленных целей, желаемых результатов. Если бы бытие было лишено объективности своего существования и развития, то люди были бы лишены возможности принять решение о каких-либо, в том числе и простейших, действиях, не могли бы осуществить их, ибо не знали, что надо сделать для получения этих желаемых результатов. Целесообразность мышления и деятельности возможна только потому, что реально существуют и действуют закономерности природы и общественного развития, что в человеческом сознании эти закономерности так или иначе отражаются. Чем глубже человеческое сознание овладевает знанием закономерностей развития природы и общества, тем более успешно оно воздействует на внешний мир. Чем более всесторонне и глубже люди познают необходимость, тем более обоснованы их целенаправленные действия, тем выше уровень их свободы, тем свободнее их воля. Достижение цели в соответствии с познанными закономерностями и приводит к свободе: активная целенаправленная деятельность на основе знания необходимости преобразует возможность в действительность и тем самым

88

превращает эту необходимость в свободу. Здесь, таким образом, обнаруживается методологическое значение категории свободы, поскольку она синтезирует, аккумулирует в себе органическую связь действительности и возможности, необходимости и случайности, цели и волевой деятельности. Познание действительности и порождаемых ею возможностей (необходимых и случайных), установка на преобразование возможности в действительность в соответствии с установленной целью, наконец, реализация цели в результате волевого действия суть высшее проявление свободы.

Итак, нельзя не только провозглашать, но и представлять себе свободу без необходимости, вне объективных закономерностей и случайностей развития природы и общества, если мы намерены рассуждать о свободе в строго научном и действительном ее значении. Подобно тому как "вещь в себе" в результате познания превращается в "вещь для нас", так и объективная реальность становится свободной, коль скоро она познана. Свобода содержит внутри себя эту реальность как снятую.

Отстаивая понятие свободы как снятой реальности, мы вместе с тем далеки от признания исчерпывающим традиционного философского определения свободы как познания необходимости и действия в соответствии с познанным. Оно чрезмерно абстрактно, оставляет без ответа множество вопросов, возникающих с реализацией свободы в практической жизнедеятельности человека. Среди них такие вопросы: как быть с объективно существующими случайностями в развитии природы и особенно общества или в чьих интересах осуществляется познание необходимости (или случайности) и соответствующее действие?

Если принять данное понятие свободы за аксиому, не требующую уточняющих, дополняющих и развивающих ее доказательств, то остается неясным, в частности, как соотносится свобода с демократией, правом, законодательством, равенством и равноправием, каков характер их связи.

Сразу же отметим, что познание необходимости и действие в соответствии с познанным могут (и довольно часто) противоречить общественным интересам. Объективное историческое развитие, например, привело к необходимости создания ядерного оружия, но едва ли кто-либо станет утверждать, что оно продвинуло человечество к свободе.

Подчеркнем, далее, что отнюдь не всегда необходимость преобразования тех или иных сфер жизни, совершаемого в

89

интересах всего общества, соответствует интересам каждой личности, равно как и наоборот - действия отдельной личности в соответствии с познанной необходимостью вовсе не всегда отвечают интересам всего общества. Отсюда возникает потребность поиска ответа на вопрос о том, означает ли свобода общества вместе с тем и свободу каждого его члена. Хорошо известно, что обдуманно, со "знанием дела", прекрасно ориентируясь в ситуации, действует иной преступник. Однако мыслимо ли признать эти действия свободными? Такая "свобода" завершается лишением свободы в интересах общества.

Известно утверждение: "Свобода общества - условие Ьвободы каждого". Нет слов, если общество несвободно, то его члены вряд ли смогут обрести индивидуальную свободу. Но, с другой стороны, верно и то, что свобода общества автоматически не влечет за собой свободу всех индивидов. Первая выступает лишь необходимой предпосылкой для реализации второй. Свободное общество предоставляет каждому человеку возможность выбора той или иной жизненной позиции, тех или иных вариантов поступков и действий. Однако спектр такого выбора весьма ограничен, выбирают лишь из того, что предоставляет закон подданным государства. Поэтому предпочтительнее обратная формула: "Свобода каждого - условие свободы общества".

Традиционное философское определение свободы страдает еще одним существенным недостатком: в нем фиксируется, по сути, ее внешняя форма. Между тем человек как член общества может познавать необходимость, действовать в соответствии с ней, но оставаться несвободным. Скажем, основываясь на познанных экономических и других объективных закономернос­тях (обладающих, как известно, многовариантностью их использования), общество реализует курс социалистического или капиталистического развития. В это развитие неизбежно вовлекаются массы людей. Отвечает ли становящийся уклад общественной жизни интересам человека или он вынужден подчиниться общему движению? Можно ли признать человека внутренне свободным, если он участвует помимо собственной воли в создании того, что противоречит его представлениям, 1 мировоззрению, желаниям? Ведь внутренняя свобода 1 предполагает свободу мыслей, убеждений, веры, словом, полную / автономию личности.

Человек должен обладать не только внешней, но и внутренней свободой. Он должен иметь возможность реализовать свои индивидуальные    (в    том    числе    и    физиологические,    и

90

биологические) потребности,  интересы,  свою автономность, < независимость, суверенитет. Практические действия человека не только должны быть направлены на овладение силами природы и общества,  но  и  предполагать сознательное  руководство собственными      силами      ради      удовлетворения      своих индивидуальных потребностей, интересов, целей. Именно поэтому   \ свободу следует понимать не только как господство людей над окружающей их действительностью, над обстоятельствами и условиями бытия, но и как умение владеть своими страстями и помыслами. Иначе говоря, свобода включает в себя не только, так / сказать, внешнюю, но и внутреннюю свободу, господство человека не только над силами природы и общества, но и над самим собой. I Следовательно, для того чтобы овладеть стихийными силами природы и общества, своими собственными силами, люди должны не только познавать объективные закономерности, управляющие ходом развития материального мира, но и подчинять движение своих собственных сил научному, разумному, целесообразному использованию этих закономерностей как в своих частных интересах, так и общественных.

Наивно думать, будто весь смысл свободы лишь в отдельных

сторонах ее проявления сводится, например, к гласности,

плюрализму мнений или выбору местожительства. Свобода -

более емкий, богатый по своему содержанию феномен,

предполагающий, кроме внешних проявлений, реальные

гарантированные возможности индивида: по своему усмотрению

исповедовать те или иные идеалы, придерживаться определенных

ценностных ориентации, распоряжаться своей судьбой и т.д.

Сугубо формальными предстают закрепленные в законе широкие

права и свободы при отсутствии условий для их практической

реализации. От провозглашения деклараций до их воплощения -

дистанция огромного размера, преодолеть ее без

соответствующих материальных, духовных и юридических

предпосылок невозможно. Как справедливо писал К.Маркс: "На

бумаге легко можно прокламировать конституции, право каждого

гражданина на образование, на труд и прежде всего на известный

минимум средств существования. Но тем, что все эти

великодушные желания написаны на бумаге, сделано еще далеко

не все; остается еще задача оплодотворения этих либеральных

идей     материальными      и      разумными      социальными

учреждениями"21.

21 Маркс К.5 Энгельс Ф. Соч., т. 3. С. 687-688.

91

Сказанное позволяет предложить следующее определение понятия свободы: свобода - это внешнее и внутреннее состояние независимости личности, познающей действительность и действующей в соответствии с познанным, разумно сочетающей свои интересы с интересами общественного прогресса.

Современное общество становится все более сложным и дифференцированным. Решения, принимаемые в интересах целого, не могут абсолютно адекватно отражать и учитывать интересы составляющих его образований и, конечно же, всех индивидов. Естественно, что при этих условиях свобода общества вступает в противоречие со свободой индивида. Поэтому задача состоит в том, чтобы снять или, по крайней мере, смягчить данное противоречие. Без этого ни общество, ни индивид не достигнут свободы. Существует, по меньшей мере, два альтернативных варианта разрешения проблемы: а) приоритет общественного перед индивидуальным; б) приоритет индивидуального перед общественным.

Мы на практике убедились в том, что приоритет общественного перед индивидуальным приводит к ликвидации демократии и утверждению командно-административной системы, монополизации власти и подавлению личности, бюрократизации государства и разгулу беззакония. Приоритет индивидуального перед общественным предполагает максимальный учет обществом потребностей, интересов, целей и воли отдельного человека, полную гарантию прав и свобод, разумное сочетание и взаимодействие индивидуального и общественного, баланс которых обеспечивается продолжением одного в другом. Наш народ отверг первый и избрал второй вариант, тем самым открыв путь к утверждению свободы личности и свободы общества.

Указание на действия в интересах общества и всех его членов превращает понятие свободы из мертвой абстракции в живую категорию общественно-исторической практики человечества, истолковывает господство личности не только как господство над природой и социальной реальностью, но и над самой собой и соответственно ориентирует эту личность на самосовершенствование и активную деятельность во имя общественного прогресса. Именно благодаря господству человека над самим собой его действия, поведение приобретают осмысленный, разумный и практически целесообразный характер, а полученный результат обретает нужный, необходимый, полезный для самого человека и всего общества смысл. Причем плодотворность результата действия - и это особенно важно

92

подчеркнуть - должна расцениваться не только с точки зрения лишь частной выгоды субъекта, но и с позиций общественной пользы этого результата, поскольку только свобода общества предполагает свободу его членов. Господство человека над собой в том и состоит, что его природные силы подчинены достижению не только своих частных задач, но и общественно значимых целей, благодаря чему человек достигает и своей личной свободы, находится как бы в лоне свободы. Поэтому общественно полезные и целесообразные действия людей, направленные на прогрессивное развитие бытия, являются свободными действиями.

Выбор наиболее целесообразного решения вопроса и действия в соответствии с этим решением зависит не только от знания дела, но и, как отмечалось выше, от условий, в которых осуществляется это действие. Лишь в той общественной системе, в которой действует принцип подлинной демократии и права, основанного на справедливости, обеспечивается реальное бытие свободы. В самом деле, если все материальные и духовные богатства общества сосредоточены в основном в руках лишь узкого круга лиц, относящихся к правящей привилегированной элите (или ее челяди), а большинство населения фактически лишено возможности пользоваться ими, то свобода этого общества оказывается весьма ограниченной, урезанной. Если общество, эксплуатируя и угнетая людей, лишает их даже минимальных условий для удовлетворения нужд и потребностей, для получения образования, приобщения к духовной культуре, гармоничного развития способностей, то для них свобода является лишь иллюзорной мечтой, недостижимым идеалом. И напротив, если блага, ценности и достижения общества предоставлены в полное распоряжение личности, если созданы все условия и возможности для ее труда, образования и культурного развития, для проявления всех способностей и дарований, если личность живет, работает и творит в условиях подлинной демократии и пользуется гарантированными правами, то истинная свобода каждой личности и всего общества становится реальностью.

Свобода, демократия, законодательство и законность органически между собой связаны. Подобно тому как свобода может быть осуществлена в условиях демократии, так и демократия может быть реальной и действенной лишь на основе законодательства и законности, действующих в соответствии с принципами права. Законодательство и законность составляют необходимую черту, характерную особенность, неотъемлемое

93

свойство демократии. Именно благодаря законодательству и законности обеспечиваются демократические формы деятельности государства, его органов и общественных организаций, взаимоотношения их между собой и с гражданами, гарантируется строгое и неукоснительное соблюдение прав и свобод членов общества.

Гуманная и рациональная цель права, законодательства и законности является моральным стимулом, двигательной силой правомерного поведения граждан, предопределяет сознательное, добровольное соблюдение ими права, а в надлежащих случаях и активное исполнение правовых предписаний.

Каждый член общества не может не считаться с правовыми нормами поведения, определяющими его обязанности по отношению к обществу в целом, к другим членам общества и даже к самому себе. Он обязан неуклонно соблюдать эти правовые правила, чтобы обеспечить возможность свободно развиваться всему обществу, коллективу, а следовательно, и самому себе.

Подобно тому как объективные закономерности развития природы и общества не обрекают члена общества на слепое подчинение требованиям этих закономерностей, так и выполнение правовых обязанностей не ограничивает свободу граждан. В условиях, когда правовые нормы служат средством утверждения свободы общества, человек не может испытывать на себе их гнетущее влияние. Напротив, он заинтересован в исполнении правовых предписаний, поскольку лишь при этих условиях возможен социальный прогресс и личное благополучие. Поэтому, действуя в соответствии с требованиями действующего законодательства, выполняя правовые обязанности, подавляющее большинство членов общества не ощущает сколько-нибудь серьезных противоречий между необходимостью соответствующего внешнего поведения и внутренним личным желанием или стремлением. Поскольку свобода человека означает не только господство над обстоятельствами и отношениями бытия, но и включает господство над собой, постольку целесообразное исполнение разумных правовых предписаний возможно лишь при сознательном и добровольном подчинении своих собственных сил, действий и поведения требованиям демократического законодательства. Именно господство человека над собой позволяет ему свободно исполнять правовые предписания, действовать в соответствии с требованиями законности.

Из сказанного было бы нелепо делать вывод, будто в обществе нет  и   быть   не   может   правонарушений   и   преступности.

94

Представления о бесконфликтности общества неправомерны и иллюзорны. В каждом обществе имеет место множество недостатков, просчетов, упущений во всех сферах общественной жизнедеятельности, имеются правонарушители и преступные элементы. Задача состоит в том, чтобы изживать негативные явления и процессы, развивать демократию, совершенствовать законодательство и укреплять правопорядок. Еще Ф.Шеллинг писал: "Всеобщее правовое устройство является условием свободы, так как без него свобода гарантирована быть не может ■., Свобода должна быть гарантирована порядком, столь же явным и неизменным, как законы природы"22.

Проблема демократии неразрывно связана с вопросами о равенстве и равноправии. Отметим прежде всего, что равенство и равноправие - категории однопорядковые, но вовсе не тождественные. Человек не может быть равен другому, так как каждый обладает своими особенностями умственного, об­разовательного, культурного, творческого характера и т.д., живет и действует в неодинаковых социальных условиях и обстоятельствах. Как подчеркивал Н.О. Лосский, "каждая личность есть своеобразный, единственный в мире индивидуум, неповторимый по бытию и незаменимый по своей ценности23.

Уравнивание различных людей, осуществляемое в целях распределения общественных благ в соответствии с универсальным законодательным стандартом, игнорирует их индивидуальные способности, предприимчивость, энергию, заслуги перед обществом и т.д. Поэтому лозунг Французской революции "Свобода, равенство и братство" оказался практически нереальным, в полной мере не осуществимым ни в прошлом, ни в настоящем, ни в обозримом будущем. Не без основания Н.А.Бердяев отмечал: "Существует трагическая диалектика свободы и равенства"24.

Иначе дело обстоит с равноправием. Все имеют (или должны иметь) одинаковые субъективные права (назовем их "первичным равноправием") и стартовые условия самореализации (назовем их "равноправием возможностей"). Эти теоретические посылки на практике порождают по крайней мере два парадоксальных противоречия. Первое. Равенство неизбежно влечет за собой разрушение равноправия ввиду того, что уравнивание людей в

22         Шеллинг Ф.В.И. Соч., т. I. M., 1998. С. 456.

23         Лосский КО. Характер русского народа. Книга первая. Франкфурт-на-

Майне, 1957. Ротапринтерное переиздание. М., 1990. С. 3.

24         Бердяев Н.А. Избранные труды. М., 1999. С. 287.

95

распределении общественных благ несправедливо и, следовательно, отрицает равноправие. Когда, к примеру, работа государственного чиновника, выполняющего свои функции механически, без особого напряжения ума, без "искры Божьей11, оценивается законом (указом, постановлением) значительно выше труда добросовестного, вдохновенного, творческого, тогда не приходится говорить ни о справедливости, ни о равенстве, ни о равноправии. Здесь закон вступает в явное противоречие со справедливостью, с правом, более того - отрицает последние. Второе. Равноправие - закрепленное в законе равное положение субъектов права в реализации своих возможностей - объективно становится источником неравенства, поскольку сами возможности у различных людей довольно различны. Если закон позволяет, в частности, изворотливым бизнесменам-посредникам в условиях примитивной, "провинциальной" рыночной экономики наживать огромные состояния посредством элементарной спекуляции, а ученый, лишенный такого рода "дара", но обогативший науку новыми исследованиями, или представитель любой иной творческой профессии находится на грани бедности, то подобное "равноправие" порождает вопиющее неравенство, ничего общего с правом не имеющее. "Трагическая диалектика", драматизм и несправедливость такого положения очевидны.

Для государства все граждане и социальные группы должна быть и равны, и равноправны. Исходящие от него акции, утверждающие неравноправие граждан, способны увеличить социальную напряженность, привести к обострению конфликтов и, в конце концов, подорвать его же устои.

Государство, каким бы демократическим оно ни было, не в состоянии обеспечить полного равноправия граждан, тем паче равноправия в отношениях между гражданами и самим государством. Утверждения о "морально-политическом единстве" или "государство и народ - едины" суть не более, чем популистские клише. Различие социальных статусов индивида и государства, их материальных ресурсов, возможностей влияния друг на друга вытекает из их неравенства. В руках государства находятся мощные средства идеологического и информационного воздействия, законодательные и исполнительные органы, аппарат насилия и принуждения. Зачастую их деятельность лишь частично регулируется законодательством. Опасность подобной ситуации особенно четко и точно просматривается на примере силовых структур. Именно их деятельность должна в первую очередь быть регламентирована

96

правовыми средствами» потому что в потенции она представляет собой угрозу для прав и свобод граждан. Четкая же регламентация позволяет исключить возможность ограничения и ущемления этих прав и свобод, так сказать, "по усмотрению".

Поддержание правового порядка крайне необходимо в современный период развития России. Точнее, речь идет даже не о поддержании, а о создании законодательных основ этого порядка. Сейчас остро ощущается потребность в правовых нормах, которые бы регулировали жизнедеятельность общества сообразно изменившимся условиям его развития и в соответствии с требованиями социального прогресса. Однако приходится констатировать, что суть происходящих в стране перемен и их основные тенденции остаются непознанными на уровне государственной власти. Проводимая в стране политика ориентирована на решение сиюминутных острых проблем, лишена стратегической долговременной перспективы. К сожалению, и текущие задачи осознаются и решаются с крайне прагматических позиций. При этом радикальные меры направлены на разрушение того, что создавалось усилиями страны в годы советской власти. Нет слов, многое из наследия тоталитарного прошлого, господства административно-командного режима заслуживает такой участи. Однако под дамокловым мечом оказались и достижения, которые признавались не только населением нашей страны, но и международным сообществом. Известно, что некоторые государства с успехом использовали то позитивное, что имелось в отечественном опыте планирования хозяйственной жизни, постановке дела образования, организации научных исследований в области естествознания и техники и т.д. И тем не менее за эталон устройства жизни нашего общества и граждан была принята практика стран Запада и США, опирающаяся на либеральные ценности. Законы рынка были объявлены главными факторами, определяющими организацию всех основных сфер общественной жизни: производства, экономики, социальной области, культуры. Что касается граждан, то отношения опеки и попечительства, которые связывали их с государством, было решено заменить на абсолютную независимость и суверенитет индивидов. Предполагалось, что подобная замена незамедлительно и, главное, позитивно скажется на деловой активности людей, приведет к всплеску инициативы и предприимчивости. В действительности благим намерениям не суждено было сбыться. По основным показателям общественного развития страна оказалась отброшенной далеко назад. Ее состояние вполне

97

обоснованно   оценивается как кризисное.

Свобода личности зачастую являлась миру в отвратительном обличье ничем не обузданного узкоэгоистического своеволия. И представители властвующей элиты, и рядовые обыватели стали рассматривать свое "освобождение" как возможность реализации и удовлетворения корыстных, индивидуалистических интересов и целей. И совсем не важно, выступали ли предметом подобных интересов должность во властных или управленческих структурах, собственность или финансовый капитал. Все было поставлено на службу экономической выгоде или неправедным, амбициозным устремлениям.

В итоге автономия и суверенитет индивида обернулись тем,

что он попал в плен собственных низменных страстей. Вместо

того чтобы способствовать его самоопределению в качестве

свободного существа, происшедшие перемены все настойчивее

подталкивают человека к бездне рабского состояния. Если люди,

относящиеся к беднейшим слоям, поступаются ценностями

свободы и вынужденно действуют вопреки им, дабы выжить

физически, то лица, составляющие так называемую элиту,

намеренно подчинили свою жизнь достижению узкоэгоистических

целей. Все другие являются для них лишь простым средством

получения той или иной выгоды.           j

Положение усугублялось тем, что общество в лице государственных и правовых институтов явилось весьма слабым препятствием на пути распространения подобных пагубных тенденций. Более того, нередко эти институты действовали в унисон с последними, поощряя не личностные качества людей, культивирование которых ведет их к свободе, а сугубо индивидуалистические свойства, потворство которым чревато деградацией личности.

Здесь мы вплотную подошли к трактовке свободы, предложенной еще Н.А.Бердяевым. Будучи представителем экзистенциализма, он усматривал смысл свободы в творчестве, каждый акт которого продвигает процесс становления личности и одновременно равнозначен привхождению в нее свободы. По мысли Н.А.Бердяева, "быть свободным есть не легкость, а трудность, бремя, которое человек должен нести"25. И далее: "Личность не самодостаточна, она не может довольствоваться собой. Она всегда предполагает существование других личностей, выход из себя в другого ... Эгоцентризм, поглощенность своим

25 Бердяев Н.А. Избранные труды. М., 1999. С. 29.

98

"я" и рассмотрение всего исключительно с точки зрения этого "я", отнесение всего к нему разрушает личность"26.

Нельзя не согласиться с подобным пониманием свободы и вместе с тем невозможно не заметить, что положение человека в нашем обществе еще необычайно далеко от свободы. Пока его развитие в качестве личности имеет обратную направленность.

Из сказанного неправильно было бы сделать вывод вообще об отсутствии каких-либо реальных перспектив движения к свободе. Разрушение порядка, при котором государство патронировало, опекало и контролировало жизнедеятельность членов общества, обрекало их на беспрекословное повиновение и подчинение государственной воле, были разорваны узы, сдерживающие инициативу и самодеятельность людей, ограничивающие возможности их свободного волеизъявления. Однако этим возможностям не суждено было реализоваться по целому ряду причин, устранение которых не под силу каждому отдельному человеку, но может быть плодом лишь совместных усилий. Восприятие и ощущение индивида как внутренне свободного существа не делает его таковым в отношении к другим людям и обществу. Акцентируя внимание на том, что свобода -это прежде всего внутреннее состояние духа, Н.А.Бердяев приходит в противоречие с самим собой, ибо утверждает, что это состояние выражается в творческих актах, в создании нового. Однако же, заметим, что, совершая творческий акт, человек выходит за пределы собственного "я", активно вступает в окружающий мир, непосредственно сталкивается с условиями и отношениями, сложившимися помимо его воли. Именно эти условия и отношения в своей совокупности либо способствуют, либо, напротив, препятствуют творчеству, отделяют человека от свободы. Следовательно, его движение к свободе включает как преодоление в себе раба, культивирование творчества, так и сопротивление внешним условиям и обстоятельствам, препятствующим его движению. Путь к свободе обеспечивается благодаря сочетанию огромного напряжения внутренних духовных сил с практическим овладением внешними условиями и обстоятельствами совместной жизни людей. Иными словами, усилия духа дополняются и подкрепляются здесь практически-действенным началом, энергией воли человека. Взгляд на индивидуальную свободу через единение этих двух моментов обладает тем преимуществом, что позволяет понять движение к

26 Бердяев Н.А. Избранные труды. М., 1999. С. 29-30.

99

 1 II M-I-I -VI

подобному состоянию, во-первых, в реальности его сложностей, трудностей и противоречий, а, во-вторых, в его связях и взаимозависимостях с более общим процессом развития свободы.

На смену тоталитарному государству пришла "демократия", которая, к сожалению, оказалась в плену радикализма. Провозглашенные ею лозунги, выдвигаемые цели и программы носят в основном декларативный характер» не подтверждены конкретными действиями, повседневной кропотливой и необычайно сложной работой по организации многообразного жизненного уклада общества. "Радикальные демократы" еще продолжают пребывать в плену эйфории от одержанных побед над административно-командным режимом. Над ними до сих пор довлеет установка во что бы то ни стало и незамедлительно одолеть остатки прошлой партийно-государственной номенклатуры. Тем временем они отстают от насущных требований дня - столь же незамедлительно разрабатывать стратегию и тактику реализации государственной политики, научиться умению добиваться общественного согласия и принятия компромиссных решений. Очевидно, сказываются и их неподготовленность к созидательной деятельности, недостаточно высокий уровень профессионализма, отсутствие опыта ведения общественных дел в соответствии с принципами демократии, отчего основой государственного управления продолжает оставаться метод проб и ошибок.

Непоследовательность и противоречивость действий государственных органов дезорганизует общество, нарушает процесс стабилизации общественных отношений, вносит неоправданные ограничения в права граждан.

Народ всегда покорно сносит превратности судьбы, ухудшение материального положения вследствие стихийного бедствия или войны, каких-то иных объективных обстоятельств. Но когда человеческая свобода попирается сознательно направленными действиями государства, то это, естественно, вызывает общественное возмущение и протест.

Актуально звучат ныне слова Джона Стюарта Милля, сказанные сто лет назад, о том, что люди, может быть, были бы готовы принять раз и навсегда установленный закон, например, о равенстве, как они принимают игру случая или внешнюю необходимость; но чтобы кучка людей взвешивала всех остальных на весах и давала одним больше, другим меньше по своей прихоти и усмотрению, - такое возможно вынести только от сверхчеловеков, за спиной которых стоят ужасные сверхъестественные силы.

100

Монополия государства на распределение общественных благ побуждает многих проникать в его структуры с вожделенной надеждой извлечь для себя материальную выгоду, а то и обрести власть над другими людьми - отвратительное порождение тоталитарного строя. И те, кто рвется к государственной власти с помощью неправедных средств, не хотят замечать, что, поднимаясь к ее вершинам, они фактически спускаются вниз по лестнице, ведущей не только к попранию свободы, равенства, равноправия, но и к утрате чести, достоинства, морали.

Итак, полное равенство людей неосуществимо, а равноправие в действительности нередко сужается до такой степени, что становится своей противоположностью.

И тем не менее правовое государство исходит из идеала равенства граждан, стремится создать условия для их равноправия и свободы. Здесь каждая личность заинтересована в эффективной деятельности государства и не может не содействовать или даже непосредственно не участвовать в осуществлении его функций. Неоправдано мнение, будто независимость личности означает игнорирование всего государственного, противопоставление частного общественно-политическому. Невозможно обустроить личную жизнь, одновременно не заботясь об общественном благополучии, о цивилизованных формах социального бытия, развитии демократии, совершенствовании государства, формировании гражданского общества, обеспечивающих практическую реализацию индивидуальной свободы.

Необходимо преодолевать крайние представления о государстве, согласно которым оно выступает либо как сила, противостоящая людям, либо как единственное средство организации человеческого сообщества. Во-первых, государство отнюдь не всегда действует против интересов индивидов. Во-вторых, оно, как правило, способствует упорядочению общественной жизнедеятельности. В-третьих, это вовсе не единственное средство организации сообщества людей, которые могут самостоятельно регулировать отношения между собой. Отсюда следует, что регулирование государством, в частности, экономической жизни должно быть ограничено разумными рамками и, конечно же, осуществляться не методами экономического администрирования. Государство призвано устанавливать лишь общие принципы экономической деятельности и выступать в качестве третейского судьи в случае конфликта интересов различных хозяйственных субъектов. Оно обязано не указывать, как им следует действовать в тех или иных ситуациях,

101

но пресекать действия, которые противоречат установленным законом принципам хозяйственной деятельности и наносят ущерб другим субъектам экономических отношений.

Аналогичным образом правовая регламентация не должна вмешиваться в любую иную частную деятельность, за исключением тех редких случаев, когда такое вмешательство законом допускается.

Вл. Соловьев писал, что свободное развитие личности есть существенное условие ее совершенствования. Поэтому право "позволяет людям быть злыми, не вмешивается в их свободный выбор между добром и злом, оно только в интересах общего блага препятствует злому человеку стать злодеем, опасным для существования общества"27.

Важно сформировать четкий, исправно действующий механизм, обеспечивающий такое регулирование общественных отношений, при котором идеал свободы превратится в реальную общечеловеческую ценность, а равноправие достигнет максимально возможного уровня не только между гражданами, но и во взаимоотношениях личности и государства.

Пока такой механизм у нас не создан. И в этом в известной мере повинна юридическая наука. Ведь подавляющее большинство советских ученых-юристов свыше полвека были заняты пропагандой, оправданием, апологетикой любых, в том числе и противоправных, законодательных актов, принимавшихся социалистическим государством. Трудно без специального анализа судить об истоках и причинах этого: вероятно, одни шли на это в силу приверженности идеям тоталитаризма, другие - из-за чувства личной безопасности, третьи - по неосведомленности и т.д. Но не может не вызывать недоумения то печальное обстоятельство, что и ныне, в условиях относительной свободы, гласности и плюрализма мнений, находятся отдельные представители науки, продолжающие благосклонно относиться к незаконным актам и акциям государственных органов и должностных лиц.

Важнейшая задача современной юридической науки -преодоление нормативистского догматизма и подчиненности политике, определение соответствия действующих и вновь принимаемых законов, равно как и правореализующей практике, объективным правовым принципам. А для этого необходимо в

первую очередь выявить и сформулировать требования самих этих принципов, на твердом фундаменте которых парламент сможет творить правовые акты, содействующие установлению гармонии, свободы и справедливости.

27 Л осеки й И.О. Характер русского народа. Книга первая. Франкфурт-на-Майне, 1957. Ротапринтерное переиздание, М., 1990. С. 3.

102

ПРИЗНАКИ  ЗАКОНА

Закон - основная категория законодательной системы страны. Поэтому его изучение занимает центральное место в юридической теории и законодательной технике.

В законе интегрируется сущность определенной законодательной системы, конкретное содержание требований (или дозволений), соответствующим образом структурно организованное и выраженное вовне.

Основными и важнейшими признаками закона являются:

Закон принимается только высшими представительными

органами государственной власти - парламентом страны или

всенародным голосованием (референдумом).

Закон регулирует основополагающие, наиболее значимые,

важнейшие    общественные    отношения,     определяемые

исключительно компетенцией высшего органа государственной

власти. При правовом регулировании общественных отношений,

осуществляемых в форме закона,  последний должен быть

исчерпывающе точным и ясным.

Закон обладает высшей юридической силой в правовой

системе страны. Любой иной правовой акт, изданный не на

основании   и   не   во   исполнение  закона,   а  тем  более   не

соответствующий или противоречащий закону, отменяется в

установленном порядке.

Закон являетсянормативным актом, т.е. устанавливающим

общие правила поведения (нормы), обязательные для всех

подданных государства, государственных органов, должностных

104

лиц, физических и юридических лиц (в том числе иностранных), указанных в самом законе.

Регулируя соответствующие общественные отношения,

закон наиболее устойчив и стабилен. Он подвергается изменению,

дополнению или отмене лишь в исключительных случаях в силу

объективной общественной необходимости.

Закон принимается в особом порядке, предусмотренном

конституцией и регламентом парламента.

Рассмотрим эти положения применительно к законотворчеству Российской Федерации.

Статья 94 Конституции Российской Федерации устанавливает, что законодательным органом Российской Федерации является Федеральное Собрание. Но, к сожалению, первый Президент Российской Федерации присвоил себе эту функцию, заполонив страну "указным законодательством", нередко противоречащим действующим законам.

Коллектив авторов инициативного проекта Федерального закона "О законах и иных нормативно-правовых актах РФ" (опубликованный еще в 1995 г., и до сих пор по непонятным причинам непринятый) справедливо отмечает: "Широко распространенная в настоящее время практика регламентации указами Президента РФ почти любых отношений, в том числе не урегулированных в законе, не имеет опоры в Конституции"1.

Закон регулирует лишь наиболее значимые, важнейшие общественные отношения. Федеральное Собрание вправе принять закон по любому вопросу компетенции Российской Федерации (статья 71 Конституции РФ), если иное не предусмотрено Конституцией Российской Федерации. В статьях 104-106 Конституции РФ отсутствуют какие-либо ограничения в законотворческой деятельности Федерального Собрания (за исключением частных моментов, например п. "е" ст. 10, ч. 3 ст. 104).

В вышеупомянутом инициативном законопроекте указывается, что только законом регулируются: установление правового статуса граждан, в том числе основных прав и свобод личности, способов их охраны, юридической ответственности и применения мер принуждения по отношению в гражданам; условия создания и деятельности общественных объединений; определение порядка формирования и работы органов законодательной,  исполнительной и судебной властей РФ;

1 Поленина СВ. и др. О законах   и иных нормативно-правовых актах РФ. "Государство и право". М., 1995, №3. С. 58.

105

v установление всех видов федеральных налогов, их отмена и изменение; уголовное, уголовно-процессуальное, уголовно-исправительное, гражданско-процессуальное, административно-процессуальное законодательство, законодательство о судоустройстве, прокуратуре, адвокатуре, других правоохранительных органах; семейное законодательство; правовой статус средств массовой информации2.

За пределами этих отношений общество нуждается в правовом регулировании и других отношений. Кроме того, поскольку законы носят наиболее общий характер, постольку возникает необходимость развития, конкретизации, детализации законодательных установлений. Этими обстоятельствами обусловливается потребность в создании подзаконных актов, осуществляемых органами исполнительной власти. В результате образуется множество правовых установлений, упорядоченность которых в определенной законодательной системе достигается прежде всего тем, что все эти установления соответствуют закону, издаются на его основе и в его исполнение. Тем самым достигается единство всех правовых актов, целостность и определенная целенаправленность законодательной системы. Так, например, польская конституционная доктрина и практика допускают, что существуют некоторые области, которые могут быть объектом самостоятельного и первичного правового регулирования органами исполнительной власти, но при этом одновременно подчеркивается, что это вовсе не означает умаления ни принципа неограниченной законотворческой компетенции высшего представительного органа государственной власти, ни принципа его верховенства. Кстати заметим, что во всех цивилизованных странах за представительными органами государственной власти признается статус "высшего", в то время как статьей 94 Конституции Российской Федерации Федеральное Собрание лишено по неоправданным причинам данного статуса.

Разрушение законодательной системы Российской Федерации происходит, помимо прочего, в результате нарушения данных общепринятых конституционных основ, когда исполнительные органы государственной власти выходят за пределы своей компетенции и вторгаются в сферу прерогатив законодательной власти, создают правовые акты, не соответствующие или противоречащие закону. Такая практика должна быть решительно пресечена. Инициативный законопроект

2 Поленина СВ. и др. О законах и иных нормативно-правовых актах РФ. "Государство и право". М., 1995., №3. С.62.

106

предусматривает, что указы и распоряжения Президента РФ издаются в пределах его полномочий, предусмотренных Конституцией РФ (статьи 83-90) и федеральными законами, и не должны противоречить Конституции и федеральным законам. Постановления Правительства РФ принимаются в пределах его компетенции на основании и во исполнение Конституции РФ, федеральных законов и указов Президента РФ. Нормативные акты федеральных министерств и других центральных федеральных органов исполнительной власти могут издаваться только в случаях и пределах, предусмотренных федеральными законами, указами Президента РФ, положениями о соответствующих органах, а также другими нормативными актами Правительства РФ (ст. 12-14).

Отношения между Российской Федерацией и ее субъектами регулируются статьями 71-73 Конституции РФ, и если между их нормативно-правовыми актами возникают коллизии, то предлагается на основе сравнения юридической силы разрешать их следующим образом: закону РФ отдается приоритет перед нормативно-правовыми актами субъектов РФ; закону субъекта федерации отдается приоритет перед нормативно-правовыми актами органов исполнительной власти РФ; указу президента РФ или постановлению Правительства РФ отдается приоритет перед актами органов исполнительной власти субъектов РФ; постановлению правительства субъекта РФ отдается приоритет перед актами федеральных министерств и других центральных федеральных органов исполнительной власти (ст. 18)3.

Нормативно-правовые акты, изданные на основе и во исполнение законов, именуются подзаконными актами. Их отличие от законов сводится к следующим основным моментам. Во-первых, если законы являются актами высших представительных (законодательных) органов государственной власти, то подзаконные акты принимаются органами или должностными лицами исполнительной власти (органами государственного управления). Во-вторых, если законы регулируют наиболее значимые, важнейшие общественные отношения, то подзаконные акты регулируют и все другие общественные отношения, которые нуждаются в правовом опосредствовании, а также развивают, конкретизируют, детализируют законы. В-третьих, если законы обладают высшей юридической силой, то подзаконные акты по своей юридической силе уступают законам,  подчинены им,

3 Поленина СВ. и др. О законах и иных нормативно-правовых актах РФ. "Государство и право". М., 1995., №3. С. 63-64.

107

отменяются и перестают действовать при их противоречии или несоответствии законам. В-четвертых, если закон всегда создается и принимается коллективно соответствующим представительным органом государственной власти, то подзаконные акты принимаются как коллективно, так и индивидуально уполномоченными должностными лицами исполнительной государственной власти. В-пятых, если законы в силу их высшего положения в законодательной системе принимаются в строго и подробно регламентированной процедуре, то подзаконные акты принимаются в менее строгом и детализированном порядке. Наконец, в-шестых, если законы устанавливают лишь общие правила поведения (нормы), то подзаконные акты могут иметь как нормативный, так и ненормативный характер.

Последнее обстоятельство выводит на необходимость рассмотрения важной проблемы теории и практики права -нормативного и ненормативного правового акта, их отличия друг от друга, назначения каждого из них. Разграничение это имеет существенное значение. Оно позволяет со знанием дела осуществлять законотворческую (и правотворческую вообще) деятельность, в каждом конкретном случае использовать именно тот акт, который необходим для достижения соответствующей цели. Благодаря разграничению этих видов актов обеспечиваются законность и правопорядок, поскольку оно определяет, какие государственные органы имеют право издавать нормативно-правовые акты, а какие - лишь ненормативные правовые акты, какова юридическая сила тех и других.

Смешение нормативных правовых актов с ненормативными, стирание граней между ними ведут на практике к необоснованному расширению компетенции государственных органов, призванных лишь соблюдать, исполнять и применять законы и иные правовые акты, а отнюдь не выполнять законотворческие (правотворческие) функции. Иначе говоря, без четкого разграничения данных видов правовых актов нарушается целостность, системность и стабильность законодательства, иерархичность правовых актов по их юридической силе, вносится хаос в правовую жизнь, позволяя любому государственному органу принимать как нормативные, так и ненормативные правовые предписания. Это, в свою очередь, порождает неопределенность в законности издания того или иного правового акта, правомерности органа, его издавшего.

Полная ясность в отграничении указанных правовых актов друг от друга, знание признаков каждого из них, правильное использование в законотворческой (правотворческой) работе -

108

таковы в данном случае требования законодательной техники.

Нормативные правовые акты устанавливают общие правила (нормы) поведения людей, рассчитаны на всех участников правоотношений или ограниченную их часть, действуют постоянно и непрерывно, применяются многократно при регулировании соответствующих общественных отношений. Ненормативные правовые акты в отличие от нормативных устанавливают не общие правила поведения (нормы), а конкретные предписания (распоряжения), обращенные к отдельному индивиду или юридическому лицу, применяются одноразово и после реализации прекращают свое действие.

Нормативные правовые акты имеют не только особую, строго определенную форму выражения (конституция, закон, указ, постановление и т.д.) и особую внешнюю структуру (заголовки, преамбулы, разбивка текста на разделы, главы, параграфы, статьи, пункты, части, подписи специально уполномоченных лиц и т.д.), но и характеризуются (особенно законы) устойчивостью, стабильностью, относительной неизменностью. Данная особенность нормативного акта, особенно закона, нередко вступает в противоречие с динамически развивающейся общественной жизнью. Это противоречие снимается, во-первых, тем, что законом закрепляются принципиальные, основополагающие, устойчивые общественные отношения, свойственные для данного строя общества в относительно длительный период его существования; во-вторых, допустимостью в исключительных случаях отдельных, частных изменений (или дополнений) закона при возникновении острой необходимости приведения в соответствие правового регулирования с требованиями жизни. Стабильность закона - одно из важнейших требований теории и практики права.

Отмеченные особенности закона предполагают особую процедуру его принятия, закрепленную в конституции и регламенте парламента.

Налицо отличительные признаки нормативных и ненормативных правовых актов, но бывают случаи, когда их не просто отделить друг от друга. Трудности, связанные с их разграничением, коренятся не только в специфике ряда правовых актов, в которых нормативные предписания теснейшим образом переплетаются с ненормативными распоряжениями, не только тем, что не существует абсолютного и исчерпывающего отграничения вопросов, регулируемых ненормативных актами, но и тем, что нормативные акты имеют много общего с ненормативными. Эта

109

общность состоит прежде всего в том, что, будучи принятыми компетентными органами, они обязательны для исполнения всеми государственными и общественными организациями, должностными лицами и гражданами. В этой связи напомним еще раз, что одинаковая обязательность различных нормативных и ненормативных правовых актов не означает равнозначности их юридической силы. Все правовые акты обязательны в смысле их соблюдения, исполнения и применения, но их юридическая сила различна. Юридическая сила правовых актов зависит не от их большей или меньшей обязательности, а от компетенции органа, принявшего правовой акт, оттого, общее или конкретное (персонифицированное) предписание в нем содержится.

С этой точки зрения неодинаковой юридической силой обладают не только правовые акты различных органов, но и правовые акты одного и того же органа. Закон, например, обладает большей юридической силой по сравнению с правительственными постановлениями, но меньшей - по сравнению с Конституцией.

Нормативные, ненормативные правовые акты зачастую исходят от одних и тех же государственных органов, причем ненормативные акты обычно дополняют, конкретизируют, персонифицируют нормативные.

Итак, в действующем законодательстве грань между нормативными и ненормативными актами весьма подвижна и не всегда выражена достаточно четко и определенно, что и обусловливает трудности в их разграничении. Преодолеть их можно, руководствуясь теми признаками, по которым целесообразнее всего проводить разграничение между нормативными и ненормативными правовыми актами, а именно: по их содержанию и внутренней структуре; по способу регулирования ими общественных отношений и по характеру действия; по форме выражения и внешней структуре; по порядку принятия, вступления в силу и доведения до сведения исполнителей.

Если по этим признакам проводить разграничение между данными видами правовых актов, то прежде всего обнаруживается, что нормативные акты выражают государственную волю, опосредованную правовыми нормами. Специфика правовых нормативных актов (в отличие от актов ненормативных) состоит в том, что они, выражая государственную волю, оформляют и конкретизируют волю в виде обращенного к гражданам, должностным лицам и организациям общеобязательного правила поведения. Анализ содержания .любого нормативного правового

110

акта показывает, что он выражает и государственную волю, и устанавливает определенное юридически обязательное правило поведения. Причем, если всегда и во всех нормативных актах выражается государственная воля, то конкретное содержание этой воли в установленных правилах поведения весьма многообразно.

Разнообразие общественных отношений и многосторонняя законотворческая (правотворческая) деятельность государства обусловливают необходимость формулирования государственной воли в виде единых по своей сущности, но различных по содержанию правил поведения и выражения этой воли не только в нормативных правовых актах государственных органов, но и в нормативных правовых актах, принимаемых общественными организациями по поручению государства.

Что касается ненормативных правовых актов, то они выражают государственную волю не в виде общего правила поведения, а в виде конкретного предписания, непосредственно обращенного к определенным лицам. Поэтому ненормативные правовые предписания не содержат элементов, свойственных правовой норме. В них нет ни гипотезы, поскольку они сами по себе являются фактами применения правовой нормы к конкретным жизненным случаям, ни санкции, так как последняя содержится в правовой норме.

Ненормативные правовые предписания - это конкретного характера распоряжения по применению либо диспозиции, либо санкции правовых норм.

В свою очередь, акты по применению диспозиций правовых норм отличаются от актов по применению санкций. Во-первых, акты по применению диспозиций правовых норм непосредственно направлены на положительные действия субъектов правоотношений в целях достижения политических, хозяйственных или социально-культурных результатов, преследуемых той или иной нормой. Акты же по применению санкций правовых норм непосредственно направлены на создание для правонарушителей невыгодных последствий, сопряженных с ущемлением их благ. Таким актом является, например, приговор суда по конкретному уголовному делу или решение суда по конкретному гражданскому делу.

Во-вторых, акты по применению диспозиций правовых норм

принимаются в менее сложном порядке, чем акт по применению

санкций правовых норм. Для принятия актов по применению

' санкций (например, судебных актов) необходимо соблюдение

строго определенных процессуальных правил. Например, порядок

111

11ЛИММК1

принятия судебных актов определяется уголовно-процессуальным и гражданско-процессуальным кодексами.

В-третьих, акты по применению диспозиций правовых норм обязательны только для их адресатов, т.е. участников данных правоотношений, в то время как акты по применению санкций правовых норм обязательны для всех других лиц в отношении данного конкретного дела и в связи с ним.

Таким образом, конкретные ненормативные правовые предписания, составляя содержание индивидуальных актов, имеют другую структуру, чем правовые нормы. Если нормативные правовые предписания включают в себя как элементы, образующие правовую норму, так и способ связи этих элементов (общий и государственно-обязательный характер правовой нормы), то ненормативные правовые предписания являются звеном, связывающим правовую норму с правоотношениями в процессе применения норм права к конкретным жизненным случаям. Так, каждый гражданин России имеет право на труд (нормативное правовое предписание). Приказ руководителя предприятия о приеме на работу конкретного гражданина (ненормативное правовое предписание) порождает персонифицированное правоотношение между предприятием и гражданином.

Само собой разумеется, что ненормативные правовые предписания - не единственный "мостик", связывающий норму права с определенным отношением, а через него и с общественным отношением, урегулированным нормами права. Совершенно очевидно, что такую же роль играют и другие юридические факты, с которыми норма права связывает возникновение, изменение и прекращение правоотношений (например, различного рода юридически значимые события, действия, преступления и иные правонарушения и т.д.). Однако в отличие от юридических фактов ненормативные правовые предписания (прежде всего судебных, следственных и других органов) являются основной формой, в которой осуществляется применение норм права к конкретным жизненным случаям и с помощью которой наиболее полно и всесторонне проявляется регулирующая роль правовых установлений. Данный вывод вытекает из того обстоятельства, что применение норм права является основной формой осуществления правовых предписаний, в которых наряду с государственными органами все более активное участие принимают и специально уполномоченные общественные организации.

112

Из сказанного, однако, не следует, будто нормы права до момента своего применения, т.е. до развертывания на их основе конкретных правоотношений, не оказывают определенного влияния на поведение людей, которым они адресуются. Так, воспитательное значение правовых норм запретительного характера проявляется не только в отношении лиц, совершивших недозволенные действия, но и в отношении всех граждан, на которых возлагается обязанность воздерживаться от совершения любых действий, нарушающих существующий правопорядок, посягающих на интересы других граждан или общества в целом.

Из сказанного не следует, что регулятором общественных отношений являются ненормативные правовые акты, а не нормы права. Регулировать - значит устанавливать границы, пределы, масштабы поведения людей, вносить в общественные отношения стабильность, систему, порядок и тем самым направлять их в определенное русло. А таким качеством обладают именно нормы права, которые применяют равную меру, одинаковый масштаб к различным людям. Предписание же ненормативного характера никаких масштабов организации, движения и развития общественных отношений не устанавливают, а подчиняют конкретные общественные отношения или их группу уже установленной законодательной системе, приводят их в соответствие с закрепленным правовыми нормами порядком.

Выполняя функцию регулирования общественных отношений определенного вида, предписания нормативно-правового характера содержат в себе не конкретные указания конкретному лицу совершить определенные действия (или воздержаться от них), а определяют общие организационные основы и принципы деятельности широкого круга граждан, органов и организаций, устанавливают "схему" правового отношения, которое должно сложиться в жизни в результате такого регулирования. Определение нормативности того или иного правового акта предполагает установление круга лиц, кому оно адресовано, и общего правила, которое обязывает или уполномочивает этих лиц на совершение тех или иных действий. Отсутствие ответов на эти вопросы означает, что нет и нормативного правового акта, правовой нормы.

Исполнителем нормативно-правовых предписаний может быть любое лицо, которое участвует или будет участвовать в соответствующих правовых отношениях. При этом, однако, действие нормативно-правовых предписаний не зависит от усмотрения отдельных лиц.  Оно предопределено самими

113

rvv«-tv     —"^■„ ;

нормативно-правовыми предписаниями, реализуется с момента вступления данного нормативного правового акта в силу и обычно не ограничивается сроком.

Таким образом, действие нормативных правовых актов - это пути и формы их влияния на общественные отношения, это не всегда еще реализация заключенных в них предписаний, но во всех случаях - это юридическая возможность такой реализации. Действие нормативных правовых актов - это более широкое понятие, чем реализация заключенных в них предписаний. В свою очередь, реализация нормативно-правовых предписаний - это более высокая ступень действия нормативных правовых актов.

Законность требует, чтобы применению подлежали только действующие нормативно-правовые предписания, т.е. те, которые уже вступили в силу и продолжают ее сохранять (не отменены и не признаны утратившими силу). Отсюда важная задача - довести предписания нормативных правовых актов до всеобщего сведения (своевременная их публикация, пропаганда и разъяснение действующего законодательства среди населения, юридическая подготовка кадров государственного аппарата и общественных организаций). Незнание этих предписаний не только вредно отражается на их реализации, но и нередко является причиной ряда правонарушений. Известно, например, что подавляющее большинство трудовых споров возникает из-за незнания трудового законодательства. По этой же причине нарушаются нормы трудового законодательства, принимаются незаконные решения.

В отличие от нормативных правовых актов ненормативные выполняют функцию регулирования конкретного отношения на основе действующих нормативно-правовых предписаний. Поэтому действие ненормативных правовых актов - это уже процесс реализации правовых норм, процесс их применения к конкретным жизненным случаям, процесс, который неминуемо связан с деятельностью людей. Это действие прекращается после исполнения предписания и, как правило, ограничивается определенным сроком.

В результате издания нормативных правовых актов создается система законодательства, которая определяет права и обязанности граждан, государственных и общественных организаций, их должностных лиц, но которая еще не порождает непосредственно конкретных последствий для них. Система законодательства закладывает основу законности и правопорядка, закрепляет юридические гарантии их обеспечения и охраны.

Нормативные правовые акты устанавливают, изменяют или прекращают различного рода правоотношения, в форме которых граждане, государственные и общественные организации, должностные лица осуществляют свои конкретные права и выполняют возложенные на них обязанности. Благодаря изданию ненормативных правовых актов, а также действию других юридических фактов, с которыми нормы права связывают возникновение, изменение и прекращение правоотношений, складывается соответствующий нормам права и обеспеченный законностью правопорядок, прочный и устойчивый правовой режим в стране, определяющий правовой статус граждан, государственных органов, общественных организаций, должностных лиц, обеспечивающий выполнение ими юридических обязанностей, правомерность действий и деятельности вообще.

Можно отметить и некоторые другие особенности нормативных и ненормативных правовых актов, в частности, специфику органов, издающих эти акты (например, судебные органы принимают только ненормативные правовые акты и только в особой, свойственной этим органам, форме), юридические последствия их несоблюдения, осуществление контроля за их действием и т.д. Однако на практике они выражаются далеко не всегда четко и определенно. Довольно часто в форме правового акта, предназначенного для установления нормативно-правовых предписаний, излагаются распоряжения и указания индивидуального характера или одноразового применения. Во многие нормативные правовые акты включаются ненормативные правовые предписания, что недопустимо с точки зрения законодательной техники. Дополнение, изменение и отмена нормативных правовых актов, а также распространение действия их на общественные отношения, не предусмотренные ими, зачастую производятся ненормативными правовыми актами. Издание нормативных правовых актов не сопровождается отменой или изменением ранее принятых актов по тому же предмету. В лучшем случае это делается без точного и исчерпывающего перечисления отмененных актов. Издаваемые по одному и тому же предмету нормативные и ненормативные правовые акты не всегда согласовываются друг с другом, что ведет к противоречиям между ними.

Все это также противоречит требованиям законодательной техники и влечет за собой разрушение устойчивости действующей системы законодательства, несоответствие между содержанием и формой правовых актов, нарушает их иерархию по юридической

114

115

силе, тем самым вносит неупорядоченность и произвол в правоприменительную практику, расшатывает принцип законности и искажает режим правопорядка. Поэтому необходимо установить в законодательном порядке правила, согласно которым различия между нормативными и ненормативными правовыми актами должны быть четко, ясно и строго определены. В этих правилах следует установить различные формы выражения для нормативных и ненормативных правовых актов (наименование, структура, наличие обязательных атрибутов и т.д.), степень юридической силы, порядок издания, обнародования и вступления в действие отдельно для актов нормативно-правового и отдельно для актов ненормативно-правового характера каждого органа государственной власти и управления. Реализация этого предложения повысит уровень культуры законотворческой (правотворческой) деятельности, укрепит стабильность действующего законодательства, позволит последовательно проводить в жизнь требования законности.

ПРАВОВАЯ  НОРМА И СТАТЬЯ ЗАКОНА

Теория и практика законотворчества предполагает четкое представление законодателя о правовой норме и ее соответствие со статьей закона (и подзаконного акта). Такое представление позволяет целесообразно расположить законодательный материал в логической последовательности его нормативно-правового содержания.

Содержание того или иного нормативно-правового установления может быть ясно изложено в статьях закона лишь при правильном понимании существа и структуры самой правовой нормы. В свою очередь, без решения комплекса вопросов во взаимосвязи норм права и статей закона невозможна рациональная организация содержания и структуры законодательства в целом. Недооценка этих вопросов ведет к тем несовершенствам в технике составления законов, которые нередко являются причиной самых разнообразных нарушений законности.

Норму права можно определить как общее правило (масштаб, эталон) поведения людей, представляющее им конкретные права и обязанности, тем самым регулирующее общественное отношение или одну из его сторон и в этих целях облекающее свое содержание в логическую структуру.

Однако из положения, что правовые нормы являются общим правилом, не следует, что каждая из них содержит непосредственное указание для поведения субъектов права в том

117

или ином конкретном случае. Правовые нормы могут выражать принципы и определенияf которые также имеют общее значение, закрепляя основы, исходные положения той или иной законодательной системы или ее отрасли, устанавливая или уточняя юридическое содержание употребляемых в законодательстве понятий, определений, терминов.

Общий характер правовых норм означает отсутствие конкретности (персонификации) адресата и неоднократность их соблюдения, исполнения и применения. Именно этим, как отмечалось, прежде всего правовые нормы отличаются от ненормативных (индивидуальных, однократно реализуемых) юридических решений (например, присвоение указом главы государства почетного звания тому или иному лицу, решение или приговор суда по конкретному делу).

Итак, понятие правовой нормы - категория абстрактная в том смысле, что выражает то общее, что двойственно конкретным нормативдо-правовым установлениям^ Иначе говоря, оно выводит за скобки те общие признаки, которыми обладает (в явном или предполагаемом виде) любое правило, а именно: условия, при которых действует то или иное правило, его содержание и последствия, которые наступают при несоблюдении или нарушении данного правила.

В соответствии с этим правовая норма состоит из трех структурных частей или элементов, именуемых в юридической теории и практике гипотезой, диспозицией и санкцией.

Гипотезой называется часть правовой нормы, определяющая условия, при наличии которых применяется правило, зафиксированное в данной норме. Обычно, например, она звучит так: "Если кто-то нанесет оскорбление судье в связи с его деятельностью по осуществлению правосудия ...". Формулировка любой гипотезы начинается со слова "если".

Диспозицией является структурная часть правовой нормы, выражающая само правило поведения, т.е. определяющая дозволенное, запрещаемое или уполномочивающее поведение субъектов правовых отношений. Диспозиция в приведенной выше норме будет звучать следующим образом: "... наносить оскорбление в связи с его деятельность нельзя". Диспозиция вообще что-либо запрещает, разрешает или предписывает и, соответственно, формулируется при помощи слов "нельзя", "возможно", "необходимо".

Санкция - это часть правовой нормы, которая определяет последствия, наступающие для лиц, нарушивших диспозицию

118

правовой нормы,  при наличии условий,  предусмотренных в

гипотезе.

Благодаря органической связи структурных частей правовой

нормы образуется ее целостное единство.

Из абстрактности понятия правовой нормы следует недопустимость ее "приложения" ко многим конкретным статьям закона. Такая попытка разрушает само понятие правовой нормы, поскольку далеко не всегда статья закона содержит все перечисленные ее части, элементы. Правовая норма, как понятие абстрактное, в указанном смысле не может быть одноэлементной или двухэлементной, она всегда состоит из трех элементов. Каждая правовая норма логична, если содержит ответы на три обязательных вопроса: какое поведение она предусматривает для субъектов правоотношения; при каких условиях это поведение должно (или может) иметь место и какими будут последствия для лиц, не исполняющих или нарушающих установленное правило. Немыслима вообще какая бы то ни была норма, в особенности правовая, из которой прямо или косвенно, но вполне определенно не вытекали ответы на эти вопросы. Другое дело, что внешняя форма выражения правовой нормы в статье или статьях закона (подзаконного акта) далеко не всегда повторяет ее логическую

структуру.

В целях кратности изложения законодательных установлений, исключения из них ненужных повторений и т.д. законодатель вполне оправданно не воспроизводит в законе те или иные части (элементы) правовой нормы. Однако в любом из таких случаев можно восстановить структурную конструкцию правовой нормы, в сокращенном виде выраженной в законе. Но в таких случаях она, как правило, окажется более громоздкой по сравнению с лаконично изложенным в законе предписанием. В тех же случаях, когда не удается сформулировать кратко правовую норму в статье или статьях закона без утраты отдельных моментов ее элементного состава, приходится, не взирая на громоздкость и повторяемость, воспроизводить все части правовой нормы. Но такие случаи сравнительно редки. В подавляющем же большинстве статьи закона не воспроизводят полностью структуру правовой нормы, во многих из них гипотеза или санкция не приводятся, хотя и подразумеваются, вытекают из самой формулировки той или иной статьи или указаны в других статьях того или иного закона.

В случае, когда правовые нормы предусматривают одинаковые условия их реализации (соблюдения, исполнения или применения), целесообразно указать в отдельной статье гипотезу

119

t

 j

этих норм, предпослав ее всем тем статьям, в которых будут изложены соответствующие правила (диспозиции).

Аналогично этому, если нарушение диспозиции норм предполагает наступление одинаковых последствий, санкция этих норм может быть зафиксирована в отдельной статье закона.

Иногда санкции вообще выносятся за пределы того закона, в котором устанавливаются соответствующие диспозиции. Большинство статей Гражданского кодекса не содержит указаний на последствия нарушения соответствующих правил. Однако санкции этих норм могут быть легко обнаружены в тех статьях кодекса, в которых закреплены основные виды гражданско-правовой ответственности.

В результате оказывается, что одна правовая норма может быть выражена в нескольких статьях закона или даже в различных законах и подзаконных актах. Однако имеет место и обратная структурная организация статей закона, когда в одной статье выражено несколько правовых норм. В этом случае статья закона имеет несколько частей. Это вполне оправдано в случаях, когда диспозиции нескольких норм совпадают в своих основных (родовых) признаках, различаясь только второстепенными (видовыми) признаками. Но нередко для такого рода объединения правовых норм отсутствуют достаточные основания. Это затрудняет ссылки на отдельные нормы, включенные в соответствующие статьи (тем более при отсутствии цифровых или буквенных индексов), не говоря уже о том, что в одной статье могут подчас оказаться нормы, регулирующие отношения принципиально различного характера.

Целесообразно по возможности каждую правовую норму излагать в одной статье закона и указывать все исключения из этого правила, которые диктуются рациональностью структуры закона в целом. Разумеется, это предложение выглядит как идеал, к которому следует стремиться, но его отнюдь не всегда можно достичь. Подчас в отдельных статьях содержатся два правила, которые взаимно обусловлены, дополняют друг друга, и поэтому их объединение в одной статье оправдано. Но далеко не все, что обусловливает и дополняет друг друга, обязательно должно излагаться в одной статье. По такой "логике" можно объединить в одну статью целый правовой институт, не говоря уже о более обширных правовых целостностях. Но ведь этого нет и быть не может по той простой причине, что это осложняло бы применение правовых норм.

120

Различные по своему содержанию нормы, относительно самостоятельные правила, несмотря на их органическую связь, на взаимообусловленность и дополняемость, по нашему мнению, можно излагать в различных статьях закона. Вместе с тем не во всех без исключения случаях следует в одной статье закона формулировать одну правовую норму. Ясно, что это невозможно (в противном случае вообще не было бы смысла проводить различие между правовой нормой и статьей закона). Но едва ли кто-либо из специалистов станет отрицать целесообразность соответствия статьи закона правовой норме в тех случаях, когда оно может быть достигнуто и окажется полезным для практики реализации соответствующих правовых установлений.

Так или иначе при всех условиях гипотеза, диспозиция и санкция правовой нормы должны быть выражены в статье или статьях закона с предельной четкостью, ясностью и определенностью. Отсутствие ясного определения условий, при которых правовая норма должна применяться, исполняться и соблюдаться, неизбежно затрудняет ее реализацию. Не менее важно четко формулировать само правило поведения, исключающее его двусмысленность, туманность изложения и т.д.

Законодательство регулирует разнообразные общественные отношения, поэтому неизбежны различные формы, способы и методы воздействия его установлений на регулируемые отношения. Эти формы, способы и методы воздействия выражаются, прежде всего, в главной структурной части правовой нормы - диспозиции, непосредственно определяющей содержание соответствующих статей закона и их словесное выражение.

По характеру воздействия на регулируемые общественные отношения диспозиции правовых норм делят на запрещающие, обязывающие и уполномочивающие. Однако такое деление весьма условно, ибо любая правовая норма, формулируя права одних лиц, одновременно предполагает наличие соответствующих обязанностей у других, круг которых выявляется либо из этой же нормы, либо из других норм. И наоборот, обязанностям, возложенным на одних лиц, всегда соответствуют права других требовать выполнения этих обязанностей. Однако в каждом конкретном случае упор делается или на права, или на обязанности соответствующих субъектов правовых отношений. Практически это реализуется в словесной формулировке статей закона. Важно иметь представление об указанной классификации правовой нормы, так как это поможет в каждом конкретном случае выбирать

121

тот акцент диспозиции правовой нормы, который наилучшим образом выражает цель правового регулирования соответствующего общественного отношения.

Выбор диспозиции того или иного характера зависит от конкретных особенностей регулируемых отношений. В тех случаях, когда удельный вес нежелательных действий незначителен в сравнении с удельным весом возможных вариантов поведения, проще использовать активную регулирующую роль закона для запрещения нежелательных вариантов поведения. Запрет определенного типа поведения одновременно будет означать, что всякое иное поведение дозволено, во всяком случае безразлично с точки зрения действующего законодательства.

Большое значение имеет и четкость санкций, которые могут быть абсолютно или относительно определенными. Абсолютно определенные санкции указывают конкретную меру воздействия, которая должна быть применена к нарушителю той или иной правовой нормы. Относительно определенные санкции предусматривают ее пределы, предоставляя компетентным органам, в зависимости от конкретных обстоятельств правонарушения, определять меру воздействия в границах, установленных соответствующей правовой нормой. Таковы в большинстве случаев санкции норм уголовного права, устанавливающие сроки лишения свободы, размеры штрафов и т.д. ("до" или "от - до"). Под пределами санкций следует понимать не только указания минимума и максимума наказания одного вида, но и установления различных видов наказания (лишение свободы, исправительно трудовые работы, штрафы и т.д.), среди которых компетентные органы сделают выбор в зависимости от всей совокупности конкретных обстоятельств дела.

Абсолютно определенные санкции допустимы в тех случаях, когда решающее значение имеет качественная сторона правонарушения, сам факт его совершения, а не количественная сторона, т.е. степень вины и тяжесть последствий, которые практически не играют роли или не могут быть в достаточной мере установлены. Такие санкции используются, например, в гражданском, трудовом и административном законодательстве (признание недействительной сделки, заключенной в нарушение закона; увольнение с работы за нарушение трудовой дисциплины; штраф в установленном законом размере и т.д.).

В тех случаях, когда большое значение имеет не только качественная, но и количественная характеристика правонарушений    (степень    вины,    тяжесть   последствий,

122

причиненный    имущественный            ущерб  и         т.д.),

используются относительно определенные санкции, позволяющие конкретизировать меру воздействия в зависимости от обстоятельств. При этом, чем разнообразнее факты, определяющие количественную сторону, тем неизбежно шире должны быть пределы санкций. Однако расширение пределов санкций имеет тот существенный недостаток, что при сходных конкретных обстоятельствах разные органы, применяющие одни и те же нормы, могут назначать значительно различающиеся диспозиции правовых норм. По этому пути в большинстве случаев идет, в частности, уголовное законодательство, устанавливая не только родовой признак определенного преступления, но и несколько видовых частей статей, в соответствии с которыми становится возможным сузить пределы относительно определенных санкций.

Юридическая наука до сих пор не разработала четких и обоснованных критериев конкретизации правовых норм с целью сужения пределов относительно определенных санкций. Однако в законодательной практике выработались в этом отношении некоторые тенденции. Так, в уголовном законодательстве конкретизация диспозиций в отдельных частях статей производится по признаку объективной стороны преступления (отягчающие или смягчающие признаки). В основу разграничения между статьями отдельных глав положены признаки, характеризующие субъективную сторону (например, умышленное или неосторожное убийство) и объект преступления (жизнь, здоровье, достоинство человека). Разграничение между статьями отдельных глав проводится по признакам объекта преступления (против собственности и т.д.) или субъекта (должностные, воинские).

Статьи закона формулируются либо в виде предписывающих участникам правовых отношений определенный вариант (варианты) поведения, либо признающих обязательность лишь за одним или несколькими вариантами из всех возможных. В этих случаях можно было бы путем перечня установить объем тех вариантов, которые являются обязательными. Однако практически такой путь нецелесообразен, так как требует перечисления нередко значительного количества случаев нежелательного поведения.

В тех случаях, когда нельзя обойтись без перечисления, следует, как отмечалось, добиваться, чтобы оно носило исчерпывающий характер. Если же исчерпывающего перечня дать невозможно, нужно привести примерный, который поможет правильно понять смысл того или иного правового установления.

123

Однако отрицательной стороной обобщенных формул является то, что при отсутствии разумной степени абстрагирования он может превратить статью закона в формулу, лишенную конкретного содержания, охватывающую и такие отношения, которые законодатель не имел намерения регулировать вообще или, во всяком случае, данной статьей. Поэтому, формулируя ту или иную статью, необходимо определить разумные пределы абстрагирования, чтобы норма не представляла формальную схему.

Подчеркнем здесь вновь, что использование в законе того или иного приема (абстрактная формула или перечисление конкретных случаев) имеет как законодательно-технический характер, так нередко и политический смысл. Не только у нас, но и в западной литературе, посвященной законодательной технике (равно как и в законотворческой практике), предусматривается возможность использовать как обобщенный прием, так и перечень изложения предписаний закона. При этом использование этих приемов нередко доводится до крайностей в зависимости от политических целей того или иного закона. В тех случаях, когда законодатель менее всего заинтересован в применении правовых предписаний закона в точном и строгом соответствии с их текстом, они формулируются в такой абстрактной форме, что любое поведение участников правовых отношений может быть подведено под их действие, и наоборот.

Г. Долле по этому поводу писал: "Если мы рассматриваем современный закон, то видим, что его положения, если можно так выразиться, являются абстрактными, "массовыми правилами", не имеющими никакого отношения к конкретно-историческому". Автор далее указывает, что использование абстрактных и схематических норм необходимо для того, чтобы навести на мысль о равенстве всех перед законом. Это вместе с тем "завязывает глаза" юстиции, чтобы ничто не отвлекало ее взора при отыскании правильного решения1. Но добавим от себя, что эта "повязка" с глаз юстиции скрывается тогда, когда законом преследуются совершенно определенные политические цели. В этих случаях вместо абстрактных формул используется прием исчерпывающих перечислений с исключительной точностью и четкостью соответствующих правовых предписаний.

В юридической теории имеется множество классификаций правовых норм: регулятивные и дефинитивные, предписывающие

1 Doile Hans. Vom Stti der Rechtsprache. Tubingen, 1949. S.22, 27.

124

и запрещающие, общие, специальные и исключительные, императивные и диспозитивные, определенные, отсылочные и бланкетные, управомочивающие, рекомендательные и поощрительные и т.д. В данном случае нет надобности подробно рассматривать эти классификации, но важно отметить, что в них допускается смешение правовой нормы и статьи закона, что они относятся не к правовой норме, а к структурным особенностям, к способам изложения лишь статей закона.

Кратко охарактеризуем стиль изложения этих видов статей закона.

Регулятивные статьи закона строятся по принципу ясно выраженного правила поведения. Дефинитивные статьи закона формулируют определения понятий, явлений, событий, имеющих юридическое значение. Различие между этими видами статей отражается и на их структурном составе: регулятивные статьи всегда содержат санкции; дефинитивные статьи лишены санкций, но обеспечиваются санкциями других статей или всей системой действующего законодательства.

Предписывающие или запрещающие статьи закона обязывают или не разрешают вступать в определенные отношения.

Общие статьи закона адресованы ко всем отношениям определенного рода. Специальные статьи являются дополнением к общим статьям, устанавливающим изъятие из правил в указанных статьях.

Императивные статьи закона исключают возможность замены содержащегося в нем правила каким-либо иным условием, установленным для данного правоотношения его участниками. Диспозитивные статьи содержат правила, которые применяются лишь в тех случаях, когда участники правоотношения не выработали иного условия по вопросу, разрешенному в данной статье.

Определенными статьями закона являются те, в которых непосредственно изложено содержание диспозиции правовой нормы. Отсылочные статьи преследуют цель не загромождать текст закона излишними повторениями правил, изложенных в других статьях, и содержат указания на эти статьи. Любая отсылочная статья может быть превращена в определенную путем включения в ее текст содержания тех частей других статей, к которым делается отсылка. Очевидно, такой прием изложения правовых норм в статьях закона допустим лишь в разумных пределах. В ряде случаев он может способствовать освобождению законов от повторений, значительному сокращению их объема, существенно не усложняя их понимания и применения. Прибегая к отсылочным

125

статьям, законодатель тем самым выражает также логическую связь, существующую между различными текстами законодательства, в частности, между правовыми установлениями, содержащими принципиальное решение какого-либо вопроса, и применением этих установлений; между диспозициями нормы и санкцией, находящейся в другой статье и относящейся к нескольким установлениям, несоблюдение которых ведет к применению сходной санкции; между общими установлениями и правилами, являющимися исключением.

Однако неоправданно большое число отсылок влечет за собой немалые затруднения. Поэтому следует ограничиваться действительно целесообразным минимумом отсылок, дающим существенный эффект в сокращении объема законов и не затрудняющим пользование ими. Не следует делать отсылки к тем законам (или подзаконным актам), которые еще не приняты. В эти случаях они оказываются беспредметными.

Бланкетные статьи закона также не содержат в своей структуре полного изложения правовых норм, но указывают на другие правовые установления, которые приняты или могут быть приняты. Бланкетные статьи отличаются от отсылочных тем, что если любую отсылочную статью можно сформулировать как определенную, включив в нее соответствующие части других правовых норм, то с бланкетной статьей этого сделать нельзя, ибо такие части могут еще и не существовать (например, правила по технике безопасности во вновь создаваемых отраслях промышленности). При использовании бланкетных статей следует устанавливать сроки издания соответствующей правовой нормы, к которой она отсылает,

В отличие от императивных статей закона, от которых стороны правоотношений не могут отклоняться, управомочивающие статьи позволяют субъектам правоотношений самим решать характер их взаимоотношений (например, статьи, определяющие отношения брака или усыновления; однако правовой статус отношений между супругами, усыновителями и усыновленными регламентируется императивными статьями). Рекомендательные статьи закона устанавливают варианты желательного, предпочтительного, сточки зрения законодателя, правового регулирования общественных отношений. Поощрительные статьи закона предоставляют серию стимулирующих мер, устанавливаемых за добросовестное выполнение субъектами правоотношений своих государственных, общественных и юридических обязанностей, за значительные достижения в материальном и духовном производстве.

126

Различение отмеченных видов статей закона весьма условно представляет собой не более чем стилистическое, словесное выражение соответствующих правовых правил поведения, наиболее целесообразное правовое воздействие на регулируемые общественные отношения. Одна и та же статья закона может быть отнесена к нескольким видам. Так, нет статей закона, которые были бы либо только предписывающими, либо только запрещающими, либо только уполномочивающими. Любая статья закона к чему-либо обязывает и к чему-либо уполномочивает. Вместе с тем всякая статья закона нечто запрещает или нечто дозволяет. Если, например, статья закона устанавливает, что "собственник вправе истребовать свое имущество из чужого незаконного владения ...", то она тем самым не только управомочивает собственника на истребование имущества из чужого незаконного владения, но и обязывает незаконного владельца возвратить имущество собственнику.

Вид правового воздействия на регулируемые общественные отношения зависит от множества объективных и субъективных факторов: природы, характера и особенностей самих этих отношений, свойственных им закономерностей развития, законодательной политики, целей и задач, поставленных перед собой законодателем, их наиболее рациональной и оптимальной реализации. Если, например, законодатель не имеет в виду обязывать кого-либо вступать в определенные правоотношения, то он ограничивается тем, что разрешает, рекомендует или поощряет их возникновение, существование и развитие. Если же законодатель оставляет на усмотрение участников правоотношений определение конкретного содержания этих отношений, то он использует управомочивающие статьи закона и т.д.

Однако выбор того или иного словесного выражения статьи закона вовсе не является произвольным, а подчинен целесообразному и наиболее эффективному воздействию на регулируемые отношения. Нельзя, конечно же, при помощи обязывающих статей закона категорически предписывать вступление в брак, ибо это противоречило бы природе данного акта. Или другой пример: если статьи закона могут требовать соблюдения качественных и количественных показателей в производственной деятельности, то нелепо было бы создавать статьи закона, требующие выдающихся достижений в творческой деятельности, технических изобретений, научных открытий, создания шедевров в живописи,  музыке или поэзии.  Здесь

127

уместны отнюдь не обязывающие, а поощрительные статьи закона.

Особое значение в законотворческой теории и практике приобретает проблема понятий, используемых в законах (в подзаконных актах).

Правовая норма, равно как и статья закона, состоит из логически связанных между собой понятий. При законотворчестве (правотворчестве) важно правильно отобрать те понятия, которые наиболее адекватны целям правового регулирования соответствующих общественных отношений.

В законотворческом процессе используются две основные разновидности понятий: понятия неправовые (обычные и обиходные, заимствованные из повседневной жизни или из специальных отраслей знаний) и понятия правовые (преобразующие социальную реальность в правовую путем привнесения в эту реальность правовых свойств или профессионально-специфического отражения правовых явлений и процессов, условий и обстоятельств, действий и бездействий и т.п.). Югославский теоретик права Р.Лукич иллюстрирует это простейшими примерами. Так, правовые понятия "обвинитель" и "обвиняемый" являются продуктом права, правовой реальностью, а понятие "люди" преобразуется в такие правовые понятия, как "стороны договора", "супруг", "должник", "субъект права"2.

При этом как неправовые, так и правовые понятия могут быть конкретными и абстрактными. Исторически понятия в законодательстве развивались в направлении от непосредственно конкретных ко все более абстрактным. И это объяснялось простым обстоятельством: усложнение и многообразие проявлений жизни не могло быть охвачено конкретными понятиями, которыми осуществлялось правовое регулирование незначительной части действительности, и тем не менее требовало большого количества норм. Поэтому конкретные понятия постепенно вытеснялись абстрактными, охватывавшими правовым регулированием большую часть возникавших в реальной действительности явлений, процессов, поведения людей. Французский теоретик права М.Валин, критикуя "правовой экзистенциализм", отрицавший пользу абстракций в праве, аргументирует невозможность обеспечения правопорядка без инструментария, способного решать конкретные дела юридической практики на основе общих принципов, абстрактных правовых понятий3.

2          Лукич Р. Методология права. М., 1981. С. 265-266.

3          Waline M. Melanges en I'honneur de S. Dabin. Paris, 1963. P. 359-371.

128

И если конкретными понятиями невозможно охватить все те отношения, которые необходимо было подвергнуть регулированию, то недостатком абстрактных понятий явилось то, что под их воздействие нередко подпадали различные по своей сущности явления, процессы и поведение, особенности и специфические черты которых не поддавались учету. Отсюда следует, что законодатель должен соблюдать разумную меру при формировании абстрактных понятий, добиваться их гибкости, эластичности, целесообразного соотношения абстрактных и конкретных понятий. Последние призваны детализировать, развивать, развертывать абстрактные понятия в целях определенного решения конкретных дел. Иначе говоря, законодатель должен уметь выбирать такой способ правового регулирования общественных отношений, который позволил бы легко переходить от абстрактного к конкретному, от общего к особенному и отдельному, не нарушая гармоничности и согласованности между ними, не искажая самого духа и смысла закона. По такому пути, как правило, и идет законотворческая практика, нередко используя так называемые правовые стандартные понятия (справедливость, доверенность, доверие и т.д.), которые оказываются вполне пригодными в решении конкретных дел (разумеется, с учетом их специфики).

Итак, необходимость в правовых понятиях не вызывает сомнений, несмотря на трудности их понимания для неспециалиста. Поэтому не следует использовать правовые понятия в тех случаях, когда они могут быть легко заменены неправовыми, не искажающими смысл закона. Нельзя не учитывать того обстоятельства, что правовые понятия - лишь средство законодательной техники, с их помощью выражаются предписания закона. Поэтому задача законодателя - добиться максимальной точности и доступности для понимания предписаний закона всеми, к кому они обращены. С тем большим основанием это требование относится к так называемым правовым конструкциям.

Правовая конструкция - наиболее высокая правовая абстракция, охватывающая ряд однопорядковых правовых понятий низшего уровня и выявляющая главное, основное, существенное в этих понятиях. Смысл правовых конструкций состоит в том, что тем самым соответствующие понятия объединяются в единое целое, на основе которого посредством дедукции делаются логические выводы, применимые к понятиям низшего порядка. Например, из различного рода договоров формируется общее понятие договора; из множества понятий договора формируется

129

понятие сделки; из различных форм собственности формируется общее понятие собственности; из различных субъектов права формируется понятие субъекта права вообще и т.д. Тем самым правовые понятия низшего порядка группируются, интегрируются и упорядочиваются вокруг одного общего понятия, наиболее высокой правовой абстракции, из которой могут логически вытекать новые понятия низшего уровня, а вся правовая конструкция ведет к формированию правового института. Специфическая функция правовой конструкции в том и состоит, что ею логически связываются правовые нормы, статьи закона в органически единую правовую законодательную систему.

С точки зрения теории и практики законотворчества при формировании правовой конструкции необходимо соблюдать следующие требования: во-первых, точно и полно охватывать те нормы, статьи закона, из которых она выводится; во-вторых, быть целостной, системной, соответствовать другим правовым конструкциям, выведенным из этих норм, статей закона; в-третьих, в максимальной мере служить целям права, законодательства; в-четвертых, отличаться ясностью, простотой, легкостью понимания и реализации; в-пятых, в максимальной мере служить осуществлению цели права и задачам законодательства. При этом законодателю необходимо найти лучший способ понимания и отражения в законе чрезвычайно сложной правовой реальности, ибо последствия недоброкачественных или неуместных правовых конструкций могут оказаться тяжелыми, опасными и трагичными. Поэтому законодатель должен помнить о том, что создание правовых конструкций - дело сложное, ответственное и к нему надо подходить с особым вниманием.

Определения понятий, образование правовых конструкций дополняются иными приемами законодательной техники в целях более точного и понятного формулирования законов. Имеются в виду, в частности, цифровые выражения, определяющие сроки действия установленных законами прав, договоров, услуг. Этот прием широко используется в законодательстве при регулировании многих общественных отношений: продолжительность рабочего времени; период отпуска; срок военной службы; размер возмещения ущерба; уровень заработной платы, налогов, стипендий, наследственных долей; сроки давности; возраст, определяющий дееспособность физического лица и право выхода на пенсию.

Цифровые обозначения в законах имеют количественный абсолютный или предельный характер.  Последний вариант

130

открывает большой простор для индивидуализации и поэтому более гибок в тех случаях, когда желательна персонификация. Использование этих приемов вовсе не означает, что с их помощью возможен произвол, поскольку законодатель должен исходить из многолетнего общегражданского и юридического опыта, жизненного обыкновения (например, установление предельной скорости движения автотранспорта, которая зависит от ряда обстоятельств; от технических и психических факторов, от состояния дорог, от дисциплины водителей и т.д.).

Специального рассмотрения требует вопрос о допустимости примечаний в структуре закона, имеющий немаловажное значение в законодательной технике. Как известно, примечания используются в действующем законодательстве довольно широко и даже в таких стабильных законах, как кодексы. В ряде случаев можно было бы обойтись и без них, но категоричное отрицание возможности их использования также неприемлемо. Действительно, наше законодательство знает ряд неудачно примененных примечаний. Например, в Уголовном кодексе РСФСР 1926 г. в форме примечания было выражено принципиально важное для всего уголовного законодательства и практики его применения положение о том, что не является преступлением действие, которое хотя и формально подпадает под признаки какой-либо статьи Особенной части кодекса, но из-за явной малозначительности и отсутствия вредных последствий лишено характера общественно опасного. Помещание этого предписания в примечании было неправильным как с точки зрения существа дела, так и с точки зрения структуры кодекса. Впоследствии эта ошибка была исправлена. К сожалению, и в ныне действующем законодательстве примечания иногда используются не совсем уместно.

Отказавшись от применения такого рода примечаний, мы достигнем равноценного значения всех правил, включаемых в закон, и тем самым будем способствовать всестороннему усвоению и правильной реализации этих правил в полном соответствии с требованиями законности. Правда, введением примечаний уменьшается число статей и создается видимость "краткости" закона. Но кратное изложение закона должно достигаться лаконичным изложением его содержания, а не количеством статей. Недопустимо также размещать в одной статье закона несколько примечаний, как это было сделано, например, в ст. I КЗоТ РСФСР 1922 г., имевшей 10 примечаний, устанавливающих исключения из правил данной статьи. В этих

131

случаях затрудняется понимание смысла предписания статьи и отыскания нужного установления.

И тем не менее совершенно неоправданным был бы полный отказ от примечаний в законе, поскольку в них можно удобно разместить указания, не имеющие принципиального значения.

Изложенное со всей очевидностью показывает различие между нормой права и статьей закона, их соотношение и взаимосвязь, которыми должен руководствоваться законодатель в процессе законотворчества.

ЛОГИКА, СТИЛЬ И ЯЗЫК ЗАКОНА

Культура законотворчества непременно предполагает логически последовательное изложение содержания закона, строго выдержанный профессиональный стиль и язык закона и вместе с тем его простоту, понятность, доступность широким слоям населения. Трудно переоценить значение логики, стиля и языка закона, ибо вряд ли можно назвать какую-нибудь иную область общественной практики, где алогично построенная фраза, разрыв между мыслью и ее текстовым выражением, неверно или неуместно использованное слово способны повлечь за собой тяжелые, иногда даже трагические последствия, как в области законотворчества. Нарушение логики закона, неточность его понятий и формулировок, неопределенность терминов порождают многочисленные запросы, влекут изменения и дополнения, различные толкования и разъяснения, вызывают непроизводительную трату времени, сил и энергии, одновременно являясь питательной почвой для бюрократической волокиты, позволяют извращать смысл закона и неправильно его применять.

В законотворческой практике нередко наблюдается стремление выразить закон (в первую очередь конституцию) как можно более торжественно, "красиво" изложить его историческое значение для общества, демократии, прогресса (особенно в преамбуле), широко используя при этом популистскую лексику. Однако торжественность уместна в меру в декларациях, призывах, лозунгах, но отнюдь не в законах. Что же касается красоты закона, то, как отмечалось, она - в логичности, лаконичности, точности, четкости, ясности. С этих позиций: чем совершеннее текст закона, тем меньше вызовет он затруднений при его реализации. Именно

133

поэтому логика, стиль и язык закона - основа законодательной техники.

На эту основу все меньше обращалось внимания по мере становления и упрочения командно-административной системы. Высокомерно-невежественное отношение государственной бюрократии к "формальным" требованиям законодательной техники, устранение квалифицированных специалистов от законотворческого процесса, отсутствие достаточной полноты научные работ и методических разработок по данной проблематике, исключение дисциплины "законодательная техника" из учебных программ юридических вузов - все это отрицательно отразилось на качестве законов того периода.

К сожалению, отголоски прошлого презрения к культуре и технике законотворчества сохранились и по сей день. Не может не вызывать недоумения и тот прискорбный факт, что многие нынешние российские законодатели менее всего озабочены повышением своей профессиональной подготовки к осуществлению законотворчества. Не потому ли получила широкое распространение практика привлечения ученых-юристов к подготовке законопроектов, хотя их миссия не в написании законопроектов (это прямая обязанность самих парламентариев, их помощников, служащих государственного аппарата), а в научных исследованиях проблем права и законодательства, законности, правореализации и правопорядка. В результате весь парламентский корпус оказывается бессильным в выполнении своих прямых обязанностей, хотя обходится обществу чрезвычайно дорого, а ученые-юристы, выполняющие практические функции этого корпуса, отвлекаются от научно-теоретической деятельности.

Существенное снижение уровня законотворческой культуры детерминировано также и тем обстоятельством, что депутаты увлечены не столько поиском точного отражения в законах действительности и ее поступательного развития, сколько политическими спорами и разборками. Да и наша литература, посвященная проблемам законодательной техники, удивительно скудна, количество статей и тем более книг на эту тему очень незначительно.

Следует также заметить, что и в обширной западной литературе по законодательной технике имеются произведения, страдающие сложностью, абстрактностью, формализмом, затрудняющими понимание ее требований. И как ни странно, это иногда официально оправдывалось. Так, в специальных указаниях

134

о языке закона, изданных Германским имперским министерством внутренних дел, сказано: "Современный кодекс не может быть понятным для любого лица в любом отношении, не говоря уже вовсе о том, что он не может открыть всю глубину своего идейного содержания   неопытному читателю"1.

Аналогичные высказывания мы находим и у многих западных авторов. Так, характеризуя стиль разработанного на исходе XIX столетия Германского гражданского кодекса, Отто Гирке писал: "Он является абстрактным немецким языком юристов, больше перевод, чем прототип, непопулярен и для профана совершенно непонятен, ему недостает силы и глубины, чувственной наглядности, убедительного красноречия, он частно доктринарен, педантичен» запутан и, кроме того, поверхностен, монотонен. Надо с сожалением сказать, что ни одному еще другому кодексу не был так чужд характер народного законодательства, как этому"2.

В западной юридической литературе получила широкое распространение "теория стиля права", по аналогии напоминающая теорию "искусства для искусства". Отмечая "крайнюю абстрактность" современного законодательства и отсутствие в нем таких качеств, как понятность, простота и популярность, Ганс Холле указывает, что иногда думается, что законодатель махнул на это рукой и склонился на сторону тех, кто придерживается мнения, что кодексы составляются не дпя профанов, а для судьи; их значение состоит в том, чтобы быть понятным судье, профану же они могут быть непонятными.

А.Шнитцер утверждает, что к ясной форме выражения права может вынуждать только низкий уровень развития людей. Дело доходит до того, что предпринимаются попытки теоретического обоснования написания законов малодоступным для грамотного человека языком.

Даже признанный авторитет в области законодательной техники В.Гейдеман считает, что трудности, которые связаны с ясностью и доступностью языка закона, непреодолимы. Для того чтобы избавить неспециалистов от напряжения мысли, закон, по словам В.Гейдемана, должен подробно предусматривать всевозможные случаи жизненных отношений, им регулируемых. Но тогда он утрачивает внутреннее богатство содержания каждой отдельной нормы и сверх того разрастается количественно, загромождая память и плодя неизбежные противоречия между своими нормами.

1          Dolle H. Vom Stil der Rochtssprache. Tubingen, 1949. S.47.

2          Girke O. Der Entwurf BGB ist das deutsche Recht. 1889. S. 28.

135

Эти выводы вызывают решительные возражения. Во-первых, сфера права до такой степени дело сложное, тонкое, деликатное, что обойтись без "напряжения мысли" неспециалистов невозможно. Во-вторых, "всевозможные случаи жизненных отношений", которые должны быть предусмотрены законом, достигаются не только путем описания каждого из них (что в отдельных случаях необходимо), но и более приемлемым приемом законодательной техники, а именно, расширением диспозиций правовых норм. Тем самым значительно сокращается количество норм, "загромождающих память". В-третьих, противоречия между правовыми нормами могут иметь место, как свидетельствует практика, вне зависимости от их количества. Наконец, в-четвертых, из меньшего или большего количества правовых норм логически вовсе не вытекают трудности, связанные с ясностью и доступностью их языка. Разумеется, создать обобщающую правовую норму значительно труднее, чем описать в ней отдельно взятое общественное отношение. Задача законотворчества в том и состоит, чтобы эти трудности преодолевать, ибо законы создаются отнюдь не только для судей или государственных чиновников, а для всех людей.

Критикуемые взгляды разделяют и некоторые современные западные авторы, Так, ПКиндерман, подчеркивая возможность доступности законодательного текста, тем не менее утверждает, что это зачастую входит в противоречие с точностью закона. Снятие такого противоречия должно быть в пользу точности, а не понятности"3.

Думается, однако, что противопоставление доступности и точности закона в значительной мере носит искусственный характер. Использование в законе точных описательных терминов и понятий вовсе не делает его непонятным, если в самом законе даются определения этим терминам и понятиям.

И еще один момент, на который обращают внимание западные авторы. Отмечается, что наличие в Гражданском уложении значительного количества правил, сформулированных в отрицательной форме (частое использование выражений: "Капп nicht", "darf nicht"), свидетельствует, как пишет Г.Век, о "пристрастии законодателя к отрицанию", что с точки зрения законодательной техники является "довольно общим дефектом, затрудняющим понимание закона", ибо "большинство этих правил стало бы более ясным, будь они выражены в утвердительной форме"4. Тенденция

3          Kindermann H. Die Rechtlinien der Gesetzestechnik. Berlin, 1978, S. 39-40.

4          Week H. Die Sprache im deutschen Recht. Op cit. S. 538-539.

136

к установлению запретов отражает, по мнению Т.Ханой, отношение между подавляющим большинством народа, с одной стороны, и государством и правом, выражающим интересы меньшинства, -с другой5.

Столь категоричное отрицание правовых норм, выраженных в запрещающей форме, едва ли оправдано. Например, в уголовном законодательстве трудно (или даже невозможно) обойтись без соответствующих запретов. В других же отраслях законодательства предпочтительнее (в тех случаях, когда это возможно) пользоваться императивными, управомочивающими, поощрительными, диспозитивными, рекомендательными формулировками правовых предписаний, изложенными в позитивном стиле.

При создании закона, разумеется, предполагается соблюдение правил грамматики и синтаксиса. Чрезвычайно важно также логически последовательно излагать в законе правовой материал. Статьи и их пункты (части), главы и разделы закона должны вытекать друг из друга, каждое положение закона должно быть органически связано с другими и, разумеется, не повторять и тем более не противоречить им. Иначе говоря, закон должен представлять собой целостную систему, каждый элемент которой дополняет, конкретизирует или развивает предыдущий и одновременно служит основой для развертывания положений последующих элементов.

Полнота, целостность, логическая завершенность законодательного текста - непременное условие. Текст закона не может быть незаконченным, оставляющим возможность его произвольного "дополнения" или "расширения". В нем должны найти место все без исключения атрибуты законченных фраз, положений, правил.

Другими особенностями стиля законодательного текста являются его директивность и официальность. Директивность законодательного текста выражается в его обязательных, волевых, властных формулировках. Субъекты права обязаны вести себя в полном соответствии с указаниями закона, в строго установленных рамках предписанного им долженствования. Это не художественный стиль, с помощью которого создаются образы или описываются те или иные факты, события, явления или процессы,  чувства или переживания героев. Это не стиль

5 Напеу G. Grundlagen der Theorie des Sozialistischen Staates und Rechts. Leipzig. Teilll, 1967. S. 218-339.

137

объяснений, убеждений, доказательств, не стиль изложения итогов рационального мышления науки, оперирующий "чистыми понятиями" (Гегель). Это стиль строгих предписаний, требований, приказов выполнять законом установленные правила. В директивности стиля закона воплощена и его официальность, закрепляющая суверенную волю государства. Сформулированные законодателем правовые правила поведения официальны, так как обязательны для всех, принимаются высшим государственным органом, подписываются официальным лицом, публикуются в официальных изданиях, не могут быть никем (за исключением самого законодателя) отменены, изменены, изложены другими словами, сокращены или дополнены.

Стиль закона должен быть ровным, спокойным, сдержанным, безразличным к субъективным переживаниям и эмоциям лиц, с ним знакомящихся. Он исключает пышность, торжественность, пафос, риторику или заземленную обыденность, а также использование гипербол, метафор, аллегорий. Эти требования законодательной техники к стилю закона создают впечатление о его бесцветности, серости, однообразии, формализованное™, но это впечатление ошибочно, ибо яркость, выразительность, красота и изящество стиля закона - в логичности и последовательности, экономичности и рациональности, мотивированности и формальной определенности, в однозначности, точности и четкости изложения смысла правовых предписаний.

Разумеется, стиль и язык закона не могут принципиально отличаться от обычного (обиходного) языка. Наоборот, "закон должен быть написан на литературном наиточнее выраженном языке данного племени"6. Но литературное грамотное изложение закона отнюдь не исключает использование специальных профессионально-юридических выражений и терминов, позволяющих наиболее точно и кратко выразить мысль законодателя. Например, термин "хулиганство" в законе существенно отличается от его употребления в обиходном языке. Далеко не все то, что в обычном словоупотреблении признается хулиганством, признается таковым законом.

Обиходный язык в силу его универсальности, многозначности, образности отнюдь не всегда удовлетворяет потребности в точности и краткости законодательного текста. Обиходный язык используется в различных значениях. Между тем -фебование точности законодательного текста предполагает однозначное его

6 Луначарский А. О языке закона. Известия ЦИК СССР. М., 1931, 24 марта.

138

понимание. При использовании обиходного языка необходимо добиваться такого изложения мысли законодателя, которое было бы очевидным, исключало какие-либо сомнения в контексте правовых предписаний. Кроме того, обиходный язык предполагает индивидуальную реакцию того, к кому он обращен. Следовательно, восприятие закона зависит от культуры, образованности, опыта и других субъективных качеств каждого индивида. Поэтому не следует злоупотреблять образными оборотами и словами (их лучше исключать из текста закона).

Известная профессионализация законодательного языка необходима для точности, четкости и краткости предписаний закона, исключающих возможность его произвольного толкования и искажения в процессе судебной и административной практики. В любой сфере науки и практики, как известно, широко используется специальная терминология, позволяющая выразить мысль максимально кратко, точно и однозначно. Специальная терминология используется и в законодательстве.

Терминологическая развитость законодательства свидетельствует об уровне культуры законотворчества. Чем богаче терминологический фонд, подробнее обработана и шире используется специальная законодательная терминология, тем в большей мере достигаются устойчивость, определенность и лаконичность закона. Профессионализация законодательного языка особенно важна для изложения постановляющей части закона, но отнюдь не обязательна для всех иных его частей. Например, преамбула закона, определяющая условия и задачи реализации, должна излагаться обиходным языком, простыми и ясными выражениями, доступными для понимания всеми. Специальными же терминами следует пользоваться с максимальной осторожностью, убедившись в том, что они адекватно отражают соответствующие понятия, в достаточной степени устоявшиеся. Так, в свое время в нашем законодательстве был использован термин "дискредитация", которым закреплялось положекрте-а том, что дискредитация государственных органов, должностных лиц, общественных организаций и их общесоюзных органов влечет за собой соответствующую ответственность. Но ведь объективную, нормальную критику отмеченных органов, организаций и должностных лиц можно истолковать как их дискредитацию. Впоследствии данная статья была отменена.

Не следует употреблять и такие юридические выражения, смысл которых далеко не совпадает с общеупотребительным значением слов,  в них заключенных (например,  "кабальная

139

сделка", "завещательный отказ" или "производство дела"). Обращает на себя внимание еще один момент, притиворечащий требованиям законодательной техники, а именно: недостаточная строгость и неупорядоченность использования в законодательстве юридических терминов. В одном случае говорится, например, о "незаконной охоте", а в другом - о "браконьерстве"; в одном применяется термин "таможенный контроль, в другом -"таможенный досмотр"; в одном случае речь идет о "штатном составе", в другом - о "штатном аппарате"; в одном "защитная зона", в другом - "охранная зона". Такое стилистическое разнообразие, хотя и создает впечатление "живости" законодательного текста, едва ли целесообразно, уместно в нем. Здесь вполне оправдана "сухость" языка. Поэтому необходима унификация, стандартизация, строгое единство юридической терминологии, используемой в законах.

Одно из основных требований, предъявляемых к законодательному языку -его ясность. Закон должен быть доступен населению, что достигается, прежде всего, простотой словарного запаса, которым пользуется законодатель. Незнание закона, как известно, не является основанием для его несоблюдения. Но чтобы закон выполнялся, он должен быть доступен всем тем, к кому он обращен. Поэтому в тексте закона следует использовать максимально простые слова, термины и фразы, широко употребляемые в обычном обиходе и легко воспринимаемые людьми. Необходимо также избегать сложных конструкций с причастными и деепричастными оборотами. Нельзя злоупотреблять в законе иностранными словами. Вряд ли оправдано слишком частое употребление в законе, например, таких слов, как "экстерриториальность", "мораторий", "рентабельность", легко заменяемых русскими словами.

Вместе с тем признание приоритета общечеловеческих ценностей над классовыми, международного права над национальным, расширение международных связей и сотрудничества обуславливают необходимость использования в межгосударственном общении терминов и выражений нерусского происхождения. Однако использование "интернационального" правового языка оправдано при соблюдении трех обязательных условий. Во-первых, если эти термины и выражения оптимальны и правильно обозначают соответствующие понятия. Во-вторых, достаточно прочно вошли в международный юридический лексикон, стабильны и их употребление мотивировано. В-третьих, их смысл расшифровывается, объясняется в самом законе.

Единообразная терминологии, особенно в международном публичном и частном праве, в различных международных декларация, договорах, соглашениях и т.д., будет способствовать нормализации и углублению сотрудничества в мировом сообществе, в решении экономических, политических, культурных, экологических, транспортных, здравоохранительных и т.д. проблем, в которых заинтересованы все народы мира.

В законах неуместны и некоторые канцелярские обороты, бюрократические штампы, архаичные выражения типа: "иметь место", "на предмет", "учинить подпись", "увязать вопрос", а также такие неуклюжие слова-сочетания, как "живой человек", "экономическое сношение", нередко встречающиеся в законодательстве.

Простота изложения законов не должна осуществляться за счет его полноты и точности. Закон нередко регулирует сложные общественные отношения, возникающие на почве развернувшейся научно-технической революции, экологического кризиса, демографических, миграционных и иных процессов. Использование специальных терминов в законе в этих условиях оказывается неизбежным. Однако и злоупотреблять ими не следует. И тем не менее в законодательстве число специальных терминов, выражений, оборотов (формулы, технические обозначения, сокращения и т.п.) постоянно растет. Во многих случаях они вполне оправданы. Так, шкалы ставок, таблицы, образцы, географические карты, чертежи, схемы, различного рода знаки, символы и т.д. значительно повышают определенность и точность законодательного текста, сокращают его, своей наглядностью позволяют более правильно понять и выполнить законодательные предписания. Но одновременно они негативно отражаются на стандартизованности языковой формы и стиле закона. ЭтсГтгротиворечие можно, на наш взгляд, несколько смягчить, если вывести специальные обозначения из текста закона и поместить их в приложении к нему. Но не всегда это удается, более того, не всегда целесообразно.

При всей объективной необходимости и полезности наполнения законодательного текста специальной терминологией не следует ею злоупотреблять, нужно стремиться избегать излишних технических и иных узкоспециальных    терминов.

Сказанное относится и к использованию юридической терминологии в законе. Профессионализация законодательного текста объективно обусловлена многообразием и все возрастающей сложностью социальных связей. Употребление

140

141

специальных юридических терминов и понятий позволяет сформулировать закон точно и кратко. Нельзя, например, отказаться от термина "третье лицо" в гражданском праве или от термина "акцепт", заменив его пространным определением: "письменное согласие обязанного по переводному векселю третьего лица произвести его оплату". Такое многословие лишь обременит закон.

Конечно, можно было бы избежать применения в тексте закона специальных юридических и неюридических терминов, заменив их описательными выражениями. К этому целесообразно прибегать в тех случаях, когда сами описательные выражения достаточно лаконичны, точны и общедоступны. Можно было бы без ущерба для дела вместо, например, выражения "лица, дееспособность которых ограничена" употребить слово "несовершеннолетний". Но в большинстве случаев такие замены приводят к нежелательной громоздкости законодательных текстов и создают множество затруднений при применении данных законов. В определенных пределах необходимо пользоваться специальной терминологией, поскольку каждый термин предполагает точно установленное значение, что дает возможность изложить закон в сжатой форме, максимально уплотнить законодательный текст. Это, однако, должно иметь место в тех случаях, когда закон имеет специальную и сравнительно узкую область применения. Когда же закон, содержащий юридическую терминологию, обращен ко всему обществу или значительной его части, то каждый такой термин должен найти разъяснение либо в самом законе, либо в сноске, либо в отдельной статье. По этому пути и идет законотворчество различных стран. Такие, например, термины, как "суд первой инстанции", "кассационная инстанция", "законные представители", "близкие родственники", "ночное время", "должностное лицо", "третье лицо", непременно разъясняются в самом законе.

В законодательстве, на наш взгляд, удачно сформулированы определения таких понятий, как "законодательное предложение", "государственное акционерное общество" и другие. Определения юридических понятий ("легальные определения") необходимы, ибо неправильное толкование или хотя бы незначительное отступление от их истинного смысла может породить нарушение законности со всеми вытекающими отсюда отрицательными последствиями. В практике применения законодательных актов возникают трудности из-за отсутствия определения терминов, имеющих юридическое значение (скажем, "многодетная семья", "иждивенцы", "родственники", "члены семьи").

142

Важно также выяснить технические приемы изложения легальных определений в законах. Можно, например, вынести за скобки все определения и объединить их в особой (отдельной) статье закона или дать определения в примечании к статье или в сноске. В штате Нью-Йорк принят закон "Общее токование законодательства", в котором определяется ряд специальных терминов, используемых в законодательстве. Мы полагаем более предпочтительным прием, согласно которому такого рода определения даются в самом законе, что избавляет от необходимости обращаться к другому закону. При всех вариантах важно, чтобы определения были максимально краткими.

Как известно, нередко юридические понятия содержат ряд элементов, в свою очередь, нуждающихся в определении. В таких случаях нельзя включать "определение в определение" и тем самым создавать чрезмерно длинные, трудно воспринимаемые формулировки. Лучше давать богатым по содержанию юридическим понятиям главные определения, и дополнительные (подопределения), или расчленять определение на несколько пунктов (частей). Не следует вместе с тем увлекаться разъяснениями смысла тех или иных терминов и определений понятий, используемых в законе, поскольку нет надобности в раскрытии того, что не требует раскрытия. Между тем, такого рода увлечения в законотворческой практике имеются, например, указывается, что переводчиком "является лицо, владеющее языками, знание которых необходимо для перевода...".

Понятность закона может быть нарушена также употреблением слов местного диалекта, доступных населению отдельных регионов, но неясных для большинства населения, например, "торговля вразнос" или "вразвоз с лотков", "коробейники". Не рледует допуекать в законе невразумительных словесных сокращений типа "жилплощадь" (вместо "жилое помещение" или "жилище"), "зеленые насаждения" (вместо "посадка деревьев"), а также "медсаннадзор", "калстроительство", "ветврач", "госфонд", "ветнадзор", "госорган" и т.п. Отдельные сокращения вполне оправданы с точки зрения достижения лаконичности законодательного текста, но только если они общеприняты и всем понятны (например, универмаг). Недопустимы и такие встречающиеся в законодательстве бюрократические выражения, как "выращивание командных кадров", "списочное количество", "привлечение к налогу".

Не менее важным требованием, предъявляемым к законодательному языку, является его точность, вследствие чего

143

достигается максимальная четкость выражения мысли, позиции и цели законодателя. Это то специфическое требование, которое является предпосылкой выполнения велений закона, исключающее его произвольное толкование и реализацию. Едва ли будет преувеличением сказать, что точность законодательного текста отнюдь не менее, а скорее более важна, чем даже в сфере точных наук.

Закон должен выражать мысль, идею, устремления законодателя максимально точно, исключать двусмысленность и искажения. В тексте закона каждая фраза должна быть отчеканена с абсолютной определенностью. В отличие, скажем, от художественного произведения, воспринимаемого читателями, по-разному, закон отрицает подобный простор для восприятия. Он четко, строго и жестко определяет границы заключенных в нем правовых правил, и эти правила осознаются и осуществляются однозначно.

Для достижения точности законодательного текста необходимо пользоваться только терминами, имеющими строго определенное значение. Эти термины должны максимально точно и полно выражать содержание закона, не оставляя сомнений относительно вложенного в него смысла. Возможность кривотолков текста закона нетерпима, А такую возможность допускают сами законы, когда используют, например, такие слова, как "другие", "иные". Они или провоцируют произвольный домысел у применяющих такие законы, или требуют пояснения законодателем того, что конкретно имеется в виду под "другими", "иными". Хороший закон исключает "развитие" его смысла и сформулирован так, что не нуждается в дополнительных разъяснениях.

Технические термины, используемые в законе, не должны раскрываться в самом его тексте (особенно если закон адресуется специалистам в технической области). В противном случае текст закона, не выигрывая в точности, будет в значительной степени проигрывать в краткости.

В необходимых случаях специальные технические термины (равно как и юридические) следует кратко определять в самом законе (тем более если он адресуется широкому круг лиц). Нуждаются в определениях также термины обыденной жизни, если законодатель вкладывает в них особый смысл, отличный от того, какой они имеют в обиходе. Одним словом, термины, используемые в законодательстве, должны иметь одинаковое значение,  возможность же различного их толкования может

144

повлечь за собой нежелательные последствия в правоприменительной практике.

Важным требованием законодательного языка является также краткость. Закон - не повествование или описание, он лаконичен, как любой приказ. Использование в нем языковых средств должно быть максимально экономичным. Правовые нормы, заключенные в законе, излагаются предельно ограниченным количеством слов и предложений. Не следует излагать содержание закона длинными фразами, между которыми нередко разрывается логическая связь. Многословие, лишние слова, повторения засоряют закон, отвлекают от уяснения его смысла. Такие часто употребляемые в законах слова, как "поднять", "укрепить", "повысить", "активизировать", "углубить", "охватить", не несут какой-либо конкретной информационной нагрузки, лишены определенности, расплывчаты и вообще не имеют общего с языком закона. Не следует забывать, что закон - не программа или пропагандистский лозунг. Четкость, экономичность, лаконичность являются необходимыми качествами закона. Лишь благодаря краткости закон в состоянии наиболее эффективно регулировать соответствующие общественные отношения. Однако она не должна достигаться за счет ограничения содержания, в котором все юридически значимые моменты обязаны присутствовать. Без этого нет и точности закона.

Понятность, точность и краткость языка закона создают благоприятные условия для одинакового его понимания и толкования, единообразного соблюдения, исполнения и применения. Работа по формулировке и редакции закона требует большого внимания, опыта и искусства. Необходимо добиваться не только внутренней, но и внешней логики, взаимообусловленности, связи между различными элементами правовой нормы, статьями и пунктами (частями), главами и разделами закона. Мысль, идея, устремление законодателя должны быть отчеканены так, чтобы они были понятны адресатам, выражали все, что следовало предпринять, не позволяли бы истолковывать их по-разному. Фразы закона должны быть несложной конструкции, без излишней перегрузки придаточными предложениями и местоимениями. Правовые положения, имеющие нормативное значение, лучше формулировать в главных предложениях. Причем формулировки этих предложений должны быть конкретны и одновременно настолько эластичны, чтобы не требовали (постоянных или частых) уточнений или дополнений в связи с незначительными изменениями отношений, которые они

145

отражают и регулируют. Было бы целесообразно создать специальную комиссию Федерального Собрания Российской Федерации по логике, стилю и языку закона, состоящую из филологов и юристов, для редакции, выработки единой терминологии, языковому оформлению законопроектов. Это же предложение выдвигают авторы книги "Язык закона". (М., 1990, с. 36.). Такого рода организации существуют в ряде зарубежных стран.