§1. Значение института процессуальных сроков

Институт процессуальных сроков в российском гражданском процессуальном и арбитражном процессуальном праве в своем развитии прошел долгий и непростой путь. На каждом этапе этого пути были свои особенности в отношении процессуалистов к этому правовому институту, традиционно весьма незначительному по объему нормативного материала и месту, отводимому ему в процессуальном законе.

В юридической литературе по арбитражному и гражданскому процессу институт процессуальных сроков характеризуется, как правило, по сложившейся и остающейся неизменной на протяжении десятилетий схеме: понятие - виды - определение процессуальных сроков - их исчисление (начало и окончание течения) - пропуск процессуальных сроков и его последствия - приостановление течения - восстановление и продление процессуальных сроков. В учебных курсах изучению этого института отводится одна, в лучшем случае две-три страницы. В современной отечественной процессуально-правовой науке он стал предметом монографического исследования только один раз*(4). Появляющиеся в специальной периодической печати статьи и сообщения, прямо или косвенно затрагивающие процессуальные сроки, посвящены, как правило, проблемам, имеющим преимущественно прикладное значение, а не основам этого института. Однако так было не всегда.

Взгляд на институт процессуальных сроков в науках гражданского процессуального и арбитражного процессуального права в ходе их развития не оставался одним и тем же. Процессуальным срокам на тех или иных этапах эволюции данного института отечественные процессуалисты придавали неодинаковое значение; неодинаковыми были и те цели, которыми, как они полагали, следует ограничивать совершение процессуальных действий во времени.

Анализ истории развития отечественного процессуального права позволяет проследить, как трансформировались подходы исследователей к институту процессуальных сроков. При этом за отправную точку такого анализа автор настоящей книги принимает эпоху, начавшуюся со времени подготовки и проведения судебной реформы 1864 г. и завершившуюся во втором десятилетии прошлого века. Предмет анализа составляют пореформенные положения науки гражданского процессуального права.

1. Дореволюционная процессуально-правовая доктрина о значении института процессуальных сроков

Величайшим достижением реформ Александра II в сфере гражданского судоустройства и судопроизводства стала выработка судебных уставов 1864 г., среди которых особое место наряду с Учреждением судебных установлений занял Устав гражданского судопроизводства 20 ноября 1864 г. (далее - УГС 1864 г.) - результат многолетнего труда ведущих представителей науки гражданского процессуального права и юристов-практиков Российской империи. УГС 1864 г. - несомненно ярчайшее достижение гражданского процессуального законодательства, результат глубинной переработки в значительной степени устаревших положений Свода законов Российской империи в сочетании с определением новых "главных начал" российского гражданского судопроизводства, рецепцией ряда прогрессивных установлений западноевропейского судопроизводства (в частности, французского "Code de procйdure civile"), учетом идей представителей отечественной и западноевропейской правовой мысли.

По свидетельству Е.А. Нефедьева, "поводом к началу законодательных работ, результатом которых явились судебные уставы 20 ноября 1864 г., послужило одно частное дело. Император Николай I, полагая в 1848 г. резолюцию по этому делу, выразил в ней следующую мысль: "Изложение причин медленности непомерной, с коей производится сие столь известное дело, ясно выставляет все неудобства и недостатки нашего судопроизводства". С этого времени начался ряд усиленных работ по гражданскому судоустройству и судопроизводству... Результатом... явились судебные Уставы 20 ноября 1864 г."*(5).

В ходе работ над УГС 1864 г. применялся следующий порядок, которого разработчики этого правового акта старались придерживаться неукоснительно. Прежде всего, были выявлены основные недостатки российского законодательства, действовавшего в сфере судоустройства и судопроизводства, затем определены "главные начала гражданского судопроизводства", и только потом в соответствии с этими "началами" составлены "основные положения гражданского судопроизводства", высочайше утвержденные императором Александром II 29 сентября 1862 г. и положенные в основу УГС 1864 г.

К "главнейшим недостаткам судопроизводства по своду 1857 года" были, среди прочего, отнесены:

- "продолжительность и разнообразие сроков на явку в суд и на подачу возражений, опровержений, частных и апелляционных жалоб";

- "недостаток правил порядка сокращенного, коему должны быть подчинены дела простые и малоценные";

- "многочисленность судебных инстанций, замедляющих, по самому учреждению своему, ход дел"*(6).

В одном из замечаний, сделанных на проект о "главных началах гражданского судопроизводства" 1859 г., эти недостатки были обозначены как "чрезвычайная медленность судопроизводства, происходящая от огромного количества инстанций, по которым дело должно пройти до окончательного разрешения своего, от бесполезной переписки и от длины и неопределенности гражданских сроков"*(7).

В целях устранения указанных недостатков Соединенные Департаменты законов и гражданских дел Государственного совета разработали "главные начала гражданского судопроизводства", заимствованные почти в неизмененном виде из французского "Code de procйdure civile". Среди таких "главных начал" были названы следующие:

- "гражданские дела подлежат рассмотрению в двух только судебных инстанциях";

- "сроки для всех судебных действий должны быть сокращены";

- должны быть "установлены правила сокращенного порядка, коему подчинены дела простые и малоценные"*(8).

Обобщенный анализ юридической литературы исследуемого периода дает основание для вывода о том, что в дореволюционной процессуально-правовой доктрине после принятия УГС 1864 г. в основе своей сложилась целостная система взглядов на институт процессуальных сроков в гражданском судопроизводстве. Далее приводится подробная характеристика образующих такую систему взглядов с последовательным переходом от менее значимых из них к сущностным.

Большинство ученых придавало процессуальным срокам значение средств упорядочения совершения процессуальных действий и обеспечения быстроты судопроизводства. Так, К. Малышев, исследуя вопрос о "времени действий в процессе", указывал, что каждое такое действие "необходимо совершается во времени. В видах порядка и быстроты в движении процесса весьма важно определить это время, потому что иначе открылся бы хаос в таком деле, где все должно быть рассчитано на порядок и быстроту"*(9). Аналогичной точки зрения придерживался Т.М. Яблочков, полагавший, что "в интересах порядка и быстроты производства закон ограничивает совершение процессуальных действий сроками"*(10). По словам Е.В. Васьковского, "цель ограничения процессуальных прав сроками - упорядочение и ускорение производства. Если бы дозволить каждому тяжущемуся совершать процессуальные действия, когда ему заблагорассудится, то периоды нагромождения процессуальных действий сменялись бы периодами полного бездействия тяжущихся, особенно, той стороны, которой желательно оттянуть разрешение дела, и в результате получилась бы хаотичность и медленность производства"*(11). При этом быстрота судопроизводства в качестве самостоятельной ценности не рассматривалась.

Срокам отводилась и роль в предотвращении медленности судопроизводства, а также злоупотребления сторонами принадлежащими им процессуальными правами, состоящего в сознательном затягивании процесса. К примеру, Е.А. Нефедьев полагал, что "для того, чтобы дела не затягивались и чтобы не нарушалась последовательность процессуальных действий, закон указывает время их совершения"*(12). По мысли В.Л. Исаченко, "тяжущиеся должны быть поставлены в такие условия, которые не дозволяли бы им затягивать процесс по своему произволу на неопределенное время. С этой целью установлено, что каждое их действие в процессе ограничивается известным сроком..."*(13).

Изложенные выше точки зрения затрагивали важные для организации судопроизводства аспекты значения института процессуальных сроков. Однако этим определение значения данного института не исчерпывалось. Дореволюционным исследователям удалось проникнуть в самую суть образующей исследуемый институт совокупности процессуально-правовых норм.

Наилучшим образом социальное значение института процессуальных сроков было выражено Д. Азаревичем: "Процессуальные действия должны быть ограничены известными пределами времени; этого требует как интерес тяжущихся, так и интерес публичный; срочный характер процессуальных действий, облегчая осуществление прав, вселяет вместе с тем уверенность в правоотношениях и, следовательно, отражается благотворно на упрочении правопорядка и укреплении чувства законности в населении"*(14). Именно поэтому институт процессуальных сроков в дореволюционной процессуально-правовой доктрине рассматривался также в качестве средства придания устойчивости материально-правовым отношениям сторон и, как следствие, стабильности гражданскому обороту.

История создания УГС 1864 г., равно как и содержание положенных в его основу и приведенных выше "главных начал", свидетельствует о том, что одна из идей судебной реформы 1864 г. состояла в преодолении "чрезвычайной медленности" дореформенного судопроизводства, происходившей от "огромного количества инстанций, по которым дело должно пройти до окончательного разрешения своего"*(15), - искомого итога всякого процесса. Таким образом, уменьшение числа судебных инстанций имело процессуальной целью сокращение продолжительности судебного разбирательства, результатом которого является принятие окончательного судебного акта, исчерпывающего спор между сторонами. В свою очередь, сокращение продолжительности судебного разбирательства было направлено на устранение неопределенности в правоотношениях сторон в период "судебной тяжбы". "Во время судебного спора, - писал А. Загоровский, - права лиц, возбудивших этот спор, находятся в особом исключительном (критическом) положении... и чем больше протянется процесс, тем больше обрушится бед на голову неправой*(16) стороны"*(17). В целях устранения создаваемой всяким судебным спором "временной неопределенности прав", которая "вызывает... заминку в деятельности тяжущихся... вредно отражается: на всем гражданском обороте"*(18), по утверждению Е.В. Васьковского, необходимо "наперед назначить в законе период времени, в течение которого каждый процесс непременно должен быть окончен"*(19). Похожую позицию занимал и А.Х. Гольмстен, отмечавший, что срочный характер прав сторон и обязанностей суда "объясняется необходимою в процессе быстротой его окончания"*(20). Именно в целях устранения "неопределенности прав" спорящих сторон путем разрешения их спора и вынесения по нему окончательного решения число судебных инстанций, рассматривавших дело по существу, в ходе судебной реформы 1864 г. было сокращено до двух. В этих же целях был установлен пресекательный (т.е. не подлежащий восстановлению) десятилетний срок для подачи "просьб о пересмотре решений", вступивших в законную силу, в высшую - кассационную - инстанцию (ст. 806 УГС 1864 г.)*(21).

Идея судебной реформы 1864 г., как известно, состояла в установлении суда как "скорого", так и "правого". Поэтому институту процессуальных сроков придавалось значение не только средства "ускорения" судопроизводства, но и одного из условий достижения "материальной правды" в состязательном процессе.

Рассматривая ограничение совершения процессуальных действий во времени как один из принципов осуществления правосудия по гражданским делам - принцип быстроты, Е.В. Васьковский указал, что быстрота "необходима, прежде всего, в качестве одного из условий правильности судебных решений, для лучшего достижения материальной правды"*(22). В подтверждение данного тезиса автор привел следующий аргумент: "судебное решение должно соответствовать действительным фактическим обстоятельствам*(23), а они могут быть установлены тем полнее и точнее, чем меньше времени прошло со времени их наступления, ибо с течением времени сглаживаются следы, оставленные ими на внешних предметах и в памяти свидетелей, утрачиваются письменные доказательства и т.п.". Таким образом, неоправданно продолжительные процессуальные сроки рассмотрения и разрешения дел по существу могут привести к увеличению числа судебных ошибок из-за исчезновения доказательств или ухудшения их качества. Установление процессуальных сроков для рассмотрения дела по существу как таковое имеет целью обеспечить вынесение судебного решения, соответствующего "материальной правде", или, что то же самое, фактическим обстоятельствам дела, установленным судом по не утраченным с течением времени доказательствам.

В то же время ограничение процессуальными сроками возможности представления сторонами доказательств в обоснование их требований или возражений входит в противоречие с идеей достижения "объективной истины", предполагающей принятие судом решения, основанного на выяснении всей полноты фактических обстоятельств дела. С установлением же процессуальных сроков, ставящих границу во времени процессу доказывания, суд обязан принимать решение на основании лишь тех доказательств, которые стороны успеют представить в такие сроки. Вот как сформулировал эту мысль в 1894 г. А.Х. Гольмстен: "В настоящее время уже перестали утверждать, что судья доискивается объективной истины. И действительно: немыслимо было бы стройное производство суда; пришлось бы уничтожить все процессуальные сроки*(24), установленные именно ради возможности самого процесса; пропущение этих сроков влечет за собой невыгодные последствия; часто благодаря пропущению срока, например срока предъявления разрушающего возражения одной стороною, другая сторона выигрывает процесс и, следовательно, неправо обращается в право; дабы такого случая не было, приверженцы объективной истины действительно должны уничтожить все сроки; с уничтожением же их порядок в производстве нарушился бы в том смысле, что отыскание новых доказательств заставляло бы каждый раз снова подымать процесс и ему не было бы конца; суд не мог бы игнорировать этих доказательств, так как оставление их без внимания давало бы повод думать, что решением не достигается объективная истина..."*(25).

Таким образом, в российской процессуально-правовой доктрине XIX в. был сделан не утративший до настоящего времени своего научного и практического значения вывод о том, что институт процессуальных сроков и категория истины как цели процесса состоят в определенном соотношении. Из существования этого соотношения исходили как Е.В. Васьковский, так и А.Х. Гольмстен. Поиск истины при отправлении правосудия не отрицался ни тем ни другим автором. Однако в аргументации Е.В. Васьковского в пользу установления процессуальных сроков акцент был сделан на их значении в достижении "материальной правды" на основе установления фактических обстоятельств дела по не утраченным с течением времени доказательствам. Существо же доводов А.Х. Гольмстена состояло в том, что абсолютизация "истины" как единственной цели процесса, стремление к этой "истине" как к "объективной" с неизбежностью влекут за собой признание недопустимым ограничения во времени возможности представления сторонами доказательств, т.е. отказ от всех процессуальных сроков. Существование института процессуальных сроков само по себе служит доказательством того, что в таком процессе "объективная истина" не поставлена во главу угла. Таким образом, Е.В. Васьковский и А.Х. Гольмстен не только констатировали наличие соотношения между институтом процессуальных сроков и "материальной правдой", или "объективной истиной", но и обозначили необходимость определения этого соотношения. Заслуга в указании направления преодоления внутреннего противоречия между действием института процессуальных сроков и поиском "истины" в процессе путем установления баланса между этими двумя важнейшими социальными ценностями принадлежит И.Е. Энгельману, по словам которого, "судебные действия должны служить к разъяснению дела и поэтому должны быть совершаемы обдуманно и основательно, что требует времени. Но вместе с тем они должны быть совершаемы с возможной быстротой, чтобы избежать замедления дела..."*(26).

Изложенное выше позволяет представить систему взглядов представителей дореволюционной процессуально-правовой доктрины на институт процессуальных сроков следующим образом. В обоснование социального значения данного института указывалось, что ограничения совершения процессуальных действий во времени требует как частный, так и публичный интерес; отмечалось, что процессуальные сроки придают уверенность тяжущимся в правоотношениях и тем самым упрочивают правопорядок и укрепляют чувство законности у населения. Институт процессуальных сроков рассматривался также в качестве средства придания устойчивости материально-правовым отношениям сторон и, как следствие, стабильности гражданскому обороту. Наконец, данному институту придавалось значение одного из условий достижения "материальной правды" в состязательном процессе при установлении баланса между продолжительностью разбирательства дела по существу и правильностью судебного решения. Названным аспектам значения были подчинены все иные. В сроках видели средство упорядочения совершения процессуальных действий и обеспечения быстроты (или предотвращения медленности) судопроизводства, предупреждения злоупотребления сторонами принадлежащими им процессуальными правами, состоящего в сознательном затягивании процесса. Именно с указания на значение процессуальных сроков в гражданском судопроизводстве и цели их установления начинали соответствующие разделы и главы своих монографий почти все дореволюционные отечественные процессуалисты.

Приведенная система взглядов, имеющая основанием социальное значение института процессуальных сроков и соответствующую ему процессуальную цель, определяется автором этой книги как сущностная, состоящая в признании конститутивного значения данного института. Такое конститутивное значение проявляется в двух основных, иерархически соподчиненных аспектах - материально-правовом и процессуальном.

Материально-правовой аспект состоит в придании устойчивости материально-правовым отношениям сторон и, как следствие, стабильности гражданскому и экономическому обороту посредством установления в процессуальном законе пресекательного (т.е. не подлежащего восстановлению) процессуального срока, ограничивающего во времени возможность пересмотра вступившего в законную силу судебного акта.

Процессуально-правовой аспект заключается во внесении упорядоченности и определенности в процессуальные правоотношения, обеспечении оперативности совершения процессуальных действий.

2. Значение института процессуальных сроков в советской процессуально-правовой доктрине

Уже в первых декретах советской власти, принятых в сфере гражданского судопроизводства в период с 1917 по 1923 г., и в первом постреволюционном кодифицированном процессуальном законе - Гражданском процессуальном кодексе РСФСР 1923 г. (далее - ГПК РСФСР 1923 г.) усматривается непоследовательность законодателя в решении вопроса о соотношении продолжительности разбирательства дела по существу и "законности и обоснованности" ("правильности", "истинности") судебного решения.

Так, провозглашалась цель сокращения общей продолжительности производства по гражданским делам:

- Декретом о суде N 2 от 7 марта 1918 г.*(27) (была упразднена апелляционная инстанция);

- ГПК РСФСР 1923 г. (первоначально отказался от стадии подготовки дел к судебному разбирательству; ст. 238, 249 ГПК РСФСР 1923 г. предусматривались короткие сроки обжалования решений и подачи частных жалоб*(28); ст. 106 ГПК РСФСР 1923 г. содержала норму, согласно которой "представление сторонами новых доказательств после начала разбора дела допускается только в случае признания судом уважительности причин, препятствовавших своевременному представлению доказательств");

- дополнительными ст. 53-а и 53-б ГПК РСФСР 1923 г. (были установлены короткие сроки рассмотрения гражданских дел*(29)).

На первый взгляд, приведенные нормы процессуального законодательства не расходились в своей основе с положениями судебной реформы 1864 г. В числе таких положений была идея сокращения числа судебных инстанций, равно как и иные меры, направленные на ускорение судопроизводства и его окончание принятием решения в соответствии с "действительными фактическими обстоятельствами" (Е.В. Васьковский), установленными судом по не утраченным с течением времени доказательствам.

Отмеченное сходство было лишь внешним. К примеру, отказ от стадии подготовки дела к судебному разбирательству (по идее, направленный на ускорение процесса) не способствовал реализации обязанности суда "всемерно стремиться к уяснению действительных прав и взаимоотношений тяжущихся: не ограничиваясь представленными объяснениями и материалами" (ст. 5 ГПК РСФСР 1923 г.) и принимать решение в соответствии с фактическими обстоятельствами дела. Это очень быстро подтвердила судебная практика. Так, в соответствии с разъяснением Пленума Верховного Суда РСФСР от 1 апреля 1929 г. "О необходимости для разбора дел доказательств, подлежащих истребованию в порядке предварительной подготовки дела к слушанию"*(30)  произошел фактический возврат к стадии подготовки дела к судебному разбирательству. В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 28 октября 1935 г. "О строжайшем соблюдении процессуальных норм в гражданском процессе" вновь было подтверждено, что "основной обязанностью суда первой инстанции является всестороннее обследование обстоятельств дела и точное установление фактов. Поэтому досудебная подготовка гражданских дел является обязательной во всех случаях, за исключением тех, когда в виду ясности обстоятельств дела и полноты доказательств судья находит предварительную подготовку излишней"*(31). Пленум Верховного Суда СССР дал критическую оценку чрезмерному стремлению "ускорить" разрешение дела, указав, что "лучше разрешить дело несколько позже, чем разрешить его неверно, так как при последующей отмене необоснованного решения в результате получится не ускорение, а громадная затяжка окончательного по делу решения"*(32).

Вместе с тем приведенные выше положения как разъяснения Пленума Верховного Суда РСФСР от 1 апреля 1929 г., так и постановления пленума Верховного Суда СССР (1935) по сути своей были формальными, поскольку не сопровождались решениями об удлинении сроков рассмотрения и разрешения дел, установленных процессуальным законом и включавших время на подготовку дел к разбирательству. Эти сроки, с одной стороны, использовались как показатель работы советских судов, с другой - объективно не могли соблюдаться и часто нарушались, а если соблюдались, то нередко в ущерб "качеству" принимаемых решений, которые потом неоднократно обжаловались и пересматривались вышестоящими судебными инстанциями. В постановлении от 25 апреля 1947 г. "Об ускорении рассмотрения гражданских дел в судах" Пленум Верховного суда СССР констатировал, что "разбирательство гражданских дел в судах происходит крайне медленно, дела по многу раз откладываются слушанием, одно и то же дело по нескольку раз переходит в кассационном порядке из одной судебной инстанции в другую в связи с неоднократной отменой решения вышестоящим судом..."*(33). Однако связывались отмеченные недостатки в работе судов исключительно с невыполнением ими положений процессуального закона по проведению предварительной подготовки дела (одна из редакций ст. 80 ГПК РСФСР 1923 г.).

Тем обстоятельством, что вопрос о соблюдении судами процессуальных сроков рассмотрения и разрешения дел не рассматривался в аспектах сокращения общей продолжительности судебного разбирательства в целях "быстроты окончания" процесса (А.Х. Гольмстен), устранения "неопределенности прав" спорящих сторон (Е.В. Васьковский), "вселения уверенности в правоотношениях и, следовательно, отражения благотворно на упрочении правопорядка и укреплении чувства законности в населении" (Д. Азаревич), подтверждается вывод о том, что приведенные выше требования соблюдения судами таких сроков были в значительной степени формальными.

В первоначальной редакции ст. 53 ГПК РСФСР 1923 г. рассмотрение гражданских дел в первой инстанции во времени не ограничивалось. Не определялась этим процессуальным законом и продолжительность производства в кассационной инстанции. Применение для оценки таких не ограниченных сроками производств в первой и кассационной инстанциях подхода А.Х. Гольмстена приводит к следующему выводу: если в основанном на принципе "объективной истины" гражданском процессе не должны существовать процессуальные сроки, логичной будет квалификация не ограниченных временными рамками производств в первой и кассационной инстанциях как максимально соответствующих принципу "объективной истины".

Таким образом, для рассматриваемого историко-правового периода баланс между продолжительностью разбирательства дела по существу и правильностью судебного решения был смещен в сторону установления в процессуальном законе коротких процессуальных сроков в ущерб обоснованности решения. Это проявилось в том числе в упразднении апелляционной инстанции, первоначальном отказе от стадии подготовки дел к судебному разбирательству и от установления процессуальных сроков рассмотрения дел по существу, введении позднее весьма коротких сроков производства по гражданским делам в первой инстанции, отсутствии временных ограничений разбирательства дел в кассационной инстанции, противоречивых положениях руководящих разъяснений и постановлений высших судебных органов в юридической литературе*(34).

К 50-м гг. ХХ столетия в законодательстве и доктрине гражданского процесса приоритетной целью судопроизводства стала "быстрота" как таковая. Процессуальным срокам преимущественно придавалось значение средств обеспечения ускорения рассмотрения гражданских дел*(35).

В ст. 2 Основ гражданского судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1962 г.*(36)  (далее - ОГС СССР 1962 г.) в качестве одной из установленных законодателем задач гражданского судопроизводства было названо "быстрое рассмотрение и разрешение гражданских дел". Начиная с этого момента процессуальные сроки в абсолютном большинстве случаев стали трактоваться наукой гражданского процесса в качестве средства обеспечения данной задачи*(37).

С принятием Гражданского процессуального кодекса РСФСР от 11 июня 1964 г.*(38)  (далее - ГПК РСФСР 1964 г.) произошло незначительное удлинение сроков рассмотрения и разрешения гражданских дел. В новой редакции*(39)  ст. 99 ГПК РСФСР 1964 г. наряду со сроками рассмотрения и разрешения гражданских дел, по продолжительности не превышавшими один месяц, а по отдельным категориям споров - 20 дней, был определен семидневный срок на подготовку дел к судебному разбирательству. Этот срок был общим, распространявшим свое действие на споры всех категорий сложности. В условиях действия принципа "объективной истины"*(40) существование столь коротких процессуальных сроков подготовки гражданских дел к судебному разбирательству и рассмотрения и разрешения споров должно было бы восприниматься как некий парадокс, поскольку продолжительность судопроизводства, особенно в первой инстанции, не соотносилась с принятием судебного акта, основанного на выяснении всех фактических обстоятельств дела. Однако в тот исторический период вопрос о несоответствии продолжительности судебного разбирательства в суде первой инстанции цели поиска "истины" в процессе не поднимался. Более того, как уже отмечалось, быстрота судопроизводства была провозглашена одной из его задач, а соблюдение сроков рассмотрения и разрешения гражданских дел рассматривалось как приоритетная цель.

В условиях коротких сроков рассмотрения и разрешения гражданских дел проблема их соблюдения судами (проблема "судебной волокиты"), неоднократно становившаяся предметом рассмотрения высшей судебной инстанцией*(41)  и Президиумом Совета судей Российской Федерации*(42), не могла быть решена в принципе. Вопрос об увеличении таких сроков не ставился, несмотря на то что была очевидной невозможность их соблюдения в ряде случаев без ущерба "качеству" принимаемых решений (в частности, по сложным делам). Среди причин нарушения процессуальных сроков высшая судебная инстанция ни разу не назвала их продолжительность, часто явно недостаточную для принятия решения в соответствии с фактическими обстоятельствами дела. Так, в числе причин несоблюдения судами процессуальных сроков рассмотрения гражданских дел Пленум Верховного Суда РСФСР в постановлении от 24 августа 1993 г. N 7 "О сроках рассмотрения уголовных и гражданских дел судами Российской Федерации" назвал "недостатки и упущения в деятельности судов, связанные, прежде всего, с неудовлетворительной организацией судебного процесса", "упущения при подготовке дел к разбирательству", "поверхностное рассмотрение некоторых... гражданских дел", приводящее "не только к отмене... решений в кассационном и надзорном порядке, но и к существенному увеличению сроков принятия окончательного решения по делам".

В ст. 2 ГПК РСФСР 1964 г. в качестве одной из задач гражданского судопроизводства, так же как и в ОГС СССР 1962 г., закреплялось "быстрое рассмотрение и разрешение гражданских дел". В юридической литературе периода действия ГПК РСФСР 1964 г. процессуальные сроки определялись в основном как одно из средств (способов) осуществления этой задачи*(43) (иногда - "принципа быстроты" судопроизводства*(44), как это было у Е.В. Васьковского). Авторы усматривали в процессуальных сроках "одну из гарантий" (процессуальных) выполнения указанной задачи гражданского судопроизводства*(45). В ряде случаев процессуальные сроки трактовались и как "средство, направленное на ускорение процесса"*(46), или же одно из "условий*(47) (либо предпосылок*(48)) эффективности гражданского процесса", или же средство "обеспечения своевременности защиты прав"*(49), или же средство "достижения экономии в процессе"*(50), или же средство обеспечения "оперативности процессуальных действий"*(51). Иногда за сроками признавалось также значение средства "оказания дисциплинирующего воздействия как на суд, так и на лиц, участвующих в деле"*(52), или "правового средства укрепления процессуальной дисциплины"*(53), или средства "воздействия на недобросовестных участников процесса", а также "содействия устойчивости, ясности и определенности процессуальных правоотношений"*(54).

Несмотря на такое разнообразие трактовок в советской науке гражданского процесса, подход к данному институту в сравнении с дореволюционным видением проблемы сроков в гражданском судопроизводстве в основе своей не может быть признан сущностным.

Как было показано выше, в советский период развития гражданского процесса "быстрота" судопроизводства рассматривалась как приоритетная цель. Судам первой и кассационной инстанций строго предписывалось соблюдать сроки рассмотрения и разрешения дел  - элемент процессуальной формы. Задача "быстрого рассмотрения и разрешения гражданских дел", закрепленная в ОГС СССР 1962 г. и ГПК РСФСР 1964 г., была адресована исключительно этим судебным инстанциям, тогда как возможность пересмотра вступивших в законную силу судебных актов в порядке надзора никаким сроком не ограничивалась. Баланс между общей продолжительностью судебного разбирательства по делу и обоснованностью, т.е. "правильностью" ("истинностью"), принятого по нему решения был, таким образом, смещен в сторону цели поиска "объективной истины". Ограничение возможности возбуждения надзорного производства процессуальным сроком считалось недопустимым: у субъектов (преимущественно наделенных государственно-властными полномочиями) должно было быть неограниченное во времени право инициировать производство по пересмотру в порядке надзора вступивших в законную силу судебных актов. При этом материально-правовые отношения сторон, развивавшиеся после вступления в законную силу судебного акта, оставались под постоянной угрозой их деформации новым судебным актом, который мог быть принят в результате пересмотра в порядке надзора акта, вступившего в законную силу, поскольку таковой ввиду отсутствия в процессуальном законе срока, "ставящего точку" в судебном разбирательстве по делу, не был "окончательным и не подлежащим обжалованию"*(55).

Очень короткие сроки рассмотрения гражданских дел в первой и кассационной инстанциях, закрепленные в процессуальном законе, в ряде случаев не обеспечивали возможности принятия судами "законных и обоснованных" решений в соответствии с действительными обстоятельствами дела, установленными по не утраченным с течением времени доказательствам. Такие судебные акты неоднократно обжаловались и пересматривались, поскольку "быстро - не всегда правильно". Все это привело к тому, что в специальной и учебной юридической литературе по гражданскому процессу институт процессуальных сроков представлялся как небольшая по объему нормативного материала совокупность своего рода вспомогательных положений, "обслуживающих" все прочие институты отрасли. В теории гражданского процессуального права интерес к этому процессуально-правовому образованию на долгие годы был утрачен.

3. Эволюция института процессуальных сроков в арбитражном процессе

В сравнении с гражданским процессом отечественный арбитражный процесс отличается определенной спецификой своего развития. Пройдя путь от арбитражных комиссий, действовавших при государственных органах управления народным хозяйством в 20-е гг. прошлого столетия и представлявших собой de facto*(56) в большей степени административные, нежели судебные, органы, через органы государственного арбитража, функционировавшие с начала 30-х по начало 90-х гг. ХХ в. и также не являвшиеся судебными органами, арбитражный процесс в начале 90-х гг. ХХ в. стал процессуальной деятельностью подлинно судебных органов - арбитражных судов.

Особенности правового регулирования производства в арбитражных комиссиях, а позднее - в органах государственного арбитража в основном отражались в работах 20-50-х гг. прошлого века, написанных по гражданскому процессу. Об их содержании речь шла выше. В связи с этим представляется возможным обратиться непосредственно к периоду 60-80-х гг. двадцатого столетия в развитии арбитражного процесса.

Эволюция института процессуальных сроков в арбитражном процессе воссоздается по широкому кругу источников. В их числе разделы и главы, посвященные разбирательству дел в органах государственного арбитража в учебных пособиях и учебниках по гражданскому процессуальному праву 60-80-х гг. ХХ в.

При исследовании вопроса о значении института процессуальных сроков в арбитражном процессуальном праве принимались во внимание три основных фактора. Во-первых, число работ рассматриваемого периода, особенно монографических, посвященных проблемам этой отрасли права, значительно меньше, чем число работ, написанных по проблематике гражданского процесса. Это обусловлено прежде всего тем, что наука арбитражного процессуального права гораздо моложе науки гражданского процесса. Во-вторых, существуют известная взаимосвязь этих отраслей юридической науки и преемственность категориального аппарата науки арбитражного процессуального права по отношению к совокупности понятий, которыми оперирует наука гражданского процессуального права. В-третьих, проблема процессуальных сроков в арбитражном процессуальном праве, к сожалению, не стала предметом ни одного фундаментального монографического исследования. Немногочисленными были также статьи, опубликованные по вопросу о процессуальных сроках в арбитражном процессе.

Большинство авторов определяло процессуальные сроки как средство обеспечения одной из задач арбитражного производства*(57), предусмотренной общими положениями всех Правил рассмотрения хозяйственных споров государственными арбитражами. Такой задачей было "обеспечение правильного и своевременного разрешения хозяйственных споров"*(58). Трактовка процессуальных сроков в науке арбитражного процессуального права (как и в науке гражданского процесса) преимущественно как средства решения данной задачи следовала утвердившемуся в советской процессуально-правовой доктрине формальному подходу к институту процессуальных сроков. Однако такая трактовка не всегда соответствовала содержанию актов, регламентировавших деятельность органов государственного арбитража.

Так, Государственный арбитраж при Совете Министров СССР в инструктивном письме N И-1-33 от 21 июня 1957 г. указал, что "быстрое рассмотрение споров вносит определенность в хозяйственные отношения сторон*(59)"*(60). Можно предположить, что такое указание на необходимость обеспечения органами государственного арбитража "быстроты" рассмотрения и разрешения споров было обусловлено объективной потребностью в "определенности" экономических отношений хозяйствующих субъектов. В доктрине арбитражного процесса начала 80-х гг. прошлого века данное предположение находит определенное подтверждение. Так, А.Т. Боннер писал, что процессуальные сроки представляют собой "важную гарантию... своевременного исполнения сторонами своих хозяйственных обязательств"*(61). По-видимому, из этого исходил и законодатель, в первый раз в истории арбитражного процессуального законодательства предусмотрев в ст. 90 Правил рассмотрения хозяйственных споров государственными арбитражами при Совете Министров СССР 1980 г. "предельный (годичный) срок пересмотра решения", вступившего в законную силу, в порядке надзора - срок пресекательный (т.е. не подлежащий восстановлению). По истечении такого срока решение становилось окончательным, достигалась стабильность хозяйственных отношений сторон*(62).

В соответствии с Законом РСФСР от 4 июля 1991 г. "Об арбитражном суде"*(63)  5 марта 1992 г. был принят, а с 15 апреля того же года введен в действие первый в истории развития отечественного арбитражного процессуального законодательства кодифицированный акт Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации*(64)  (далее - АПК РФ 1992 г.). На смену органам государственного арбитража пришли арбитражные суды.

К сожалению, система арбитражных судов не восприняла обозначенные выше положительные тенденции в отношении регламентации деятельности органов государственного арбитража, наметившиеся в развитии арбитражного процесса в 70-80-е гг. минувшего века. На этапе развития науки арбитражного процессуального права между принятием первого арбитражного процессуального кодекса и второго (имеется в виду Арбитражный процессуальный кодекс РФ от 5 мая 1995 г.) процессуальным срокам придавалось значение "гарантии скорейшего восстановления нарушенных или оспариваемых прав и законных интересов организаций и граждан-предпринимателей"*(65). Надо сказать, АПК РФ 1992 г. не содержал каких-либо указаний на задачи производства в арбитражных судах. В пришедшем на смену АПК РФ 1992 г. Арбитражном процессуальном кодексе Российской Федерации от 5 мая 1995 г.*(66) (далее - АПК РФ 1995 г.) (вступил в силу 1 июля 1995 г.) среди задач судопроизводства в арбитражном суде, перечисленных в ст. 2, также не содержалось положения о "быстром" или же "своевременном" разрешении дел арбитражными судами.

В работах по арбитражному процессуальному праву периода действия АПК РФ 1995 г. процессуальным срокам по-прежнему отводилась роль гарантий "скорейшего восстановления нарушенных или оспариваемых прав и законных интересов организаций и граждан-предпринимателей"*(67). Также процессуальные сроки интерпретировались как "важное средство обеспечения реальной защиты прав и интересов субъектов хозяйственной и иной деятельности"*(68).

В Арбитражном процессуальном кодексе Российской Федерации от 24 июля 2002 г.*(69)  (далее - АПК РФ 2002 г.) впервые за всю историю развития судопроизводства в арбитражных судах в качестве одной из его задач было закреплено положение о "...судебном разбирательстве в установленный законом срок*(70)..." (п. 3 ст. 2 АПК РФ 2002 г.). Введение данного положения в систему отечественного процессуального законодательства, по-видимому, было продиктовано намерением приведения этой отрасли законодательства в соответствие с нормами ст. 6 Европейской конвенции. Пункт 1 этой статьи устанавливает правило, согласно которому "каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях... имеет право на... разбирательство дела в разумный срок*(71)...".

Однако было бы упрощением полагать, что истинная причина включения рассматриваемого положения в п. 3 ст. 2 АПК РФ 2002 г. состояла исключительно в намерении привести российское арбитражное процессуальное законодательство в соответствие с международно-правовыми стандартами в области защиты прав человека и основных свобод. Дело в том, что в новых условиях развития общественных отношений "быстрота" процесса уже не могла оставаться его приоритетной целью. Такой целью исторически являлось и является принятие судебного акта, которым спор между сторонами исчерпывается и который уже не может быть отменен или изменен в результате его обжалования или пересмотра ("окончательного решения"). Назрела объективная потребность в определении и установлении в процессуальном законе баланса между продолжительностью разбирательства дела по существу и правильностью ("истинностью") принятого по нему решения.

4. Необходимость установления баланса между продолжительностью судебного разбирательства и правильностью судебного решения

Время подтвердило историческую правоту взглядов А.Х. Гольмстена, Е.В. Васьковского и И.Е. Энгельмана о необходимости отыскания и установления баланса между продолжительностью разбирательства дела по существу и правильностью судебного решения, "окончательно и навсегда" разрешающего спор между сторонами.

Еще одним доказательством правильности такого подхода могут служить положения современной зарубежной процессуальной правовой науки. Так, в основном докладе по теме "Оценка стоимости и продолжительности (судебного разбирательства) - международные перспективы", сделанном на 12-м Всемирном конгрессе по процессуальному праву, проходившем в Вене в 1999 г., профессор А. Цукерман (Оксфордский университет) отметил, что все системы процессуального права, будучи направленными на осуществление правосудия, для достижения данной цели используют самые разные методы, сочетание которых в конечном счете отражает попытки достижения каждой такой судебной системой компромисса между следующими тремя важнейшими факторами, или "измерениями правосудия":

- установление истины (от англ. truth - правда) (но не объективной! - Примеч. авт.), или поиск правильного решения;

- продолжительность судебного разбирательства ("временное измерение правосудия");

- стоимость судебного разбирательства.

Между этими факторами существует противоречие. По словам А. Цукермана, "мы можем принять более медленное правосудие либо можем решить, что не хотим жертвовать скоростью и готовы вместо этого пожертвовать уровнем правильности судебных решений", - на компромиссы такого рода идут все системы процессуального права*(72).

Реформирование судопроизводства, в том числе в целях поиска и установления баланса между названными выше факторами, осуществляется в настоящее время в ряде государств - в США, Англии, Канаде, Германии, Франции, Италии, Испании. Вопрос о соотношении двух последних факторов (продолжительность судебного разбирательства и его стоимость), в частности, в Англии решается в ходе так называемой реформы Вульфа. Существо ее, по словам Председателя ВАС РФ В.Ф. Яковлева, состоит в том, что "судом составляется и утверждается обязательный для сторон график разрешения дела. Стороны в соответствии с этим графиком обязаны в определенные сроки предоставлять все имеющиеся у них доказательства и приводить... аргументы... При этом используются экономические формы воздействия, потому что сторона, которая препятствует урегулированию спора на ранней стадии, несет дополнительные расходы - возмещает расходы правой стороны. А расходы эти могут быть весьма большими, поскольку включают в себя оплату дорогостоящей помощи адвокатов. Чем дольше идет процесс, тем больше приходится платить неправой стороне..."*(73).

В ст. 2 нового Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации от 14 ноября 2002 г.*(74)  (далее - ГПК РФ 2002 г.) указание на "правильность" рассмотрения и разрешения дел помещено законодателем рядом с указанием на "своевременность", чем обозначена задача обеспечения соотношения между продолжительностью судебного разбирательства и поиском "истины" в процессе, итогом которого должно стать принятие окончательного решения, исчерпывающего спор между сторонами. Такой вывод подтверждается и рядом новелл ГПК РФ 2002 г. К числу таких новелл относится значительное удлинение сроков рассмотрения и разрешения гражданских дел в порядке искового производства. Теперь продолжительность таких сроков составляет, по общему правилу, не один месяц со дня окончания семидневной подготовки дела к судебному разбирательству, как это было по ГПК РСФСР 1964 г., а два месяца, включающие срок на подготовку дела к судебному разбирательству. По отдельным категориям споров срок их рассмотрения увеличен с 10-20 дней по ГПК РСФСР 1964 г. до одного месяца по ГПК РФ 2002 г. В систему гражданского процесса введен институт предварительного судебного заседания (ст. 157 ГПК РФ 2002 г.), одной из целей которого является "определение обстоятельств, имеющих значение для правильного рассмотрения и разрешения дела".

Анализ норм действующего АПК РФ 2002 г. также позволяет сделать вывод, что ссылка в числе задач судопроизводства в арбитражных судах на "судебное разбирательство в установленный законом срок" представляет собой не простое изменение терминологии процессуального закона. Такая задача была реализована в новом кодексе посредством ограничения процессуальными сроками общей продолжительности рассмотрения и окончательного разрешения дел в арбитражных судах всех инстанций, включая надзорную. Тем самым созданы законодательные предпосылки для признания конститутивного значения института процессуальных сроков в арбитражном процессе в таком его аспекте, как придание устойчивости материально-правовым отношениям сторон и, как следствие, стабильности экономическому обороту.

На цели достижения баланса между продолжительностью судебного разбирательства и обоснованностью судебного акта направлены нормы кодекса, предусматривающие лучшие в сравнении с действовавшими ранее условия для подготовки дел к судебному разбирательству, дифференцирующие сроки рассмотрения и разрешения отдельных категорий споров, устанавливающие существенно более продолжительные сроки рассмотрения и разрешения дел в арбитражных судах первой инстанции. В числе таких норм могут быть названы следующие:

- устанавливающие двухмесячный срок подготовки дела к судебному разбирательству (ст. 134 АПК РФ 2002 г.)  - в сравнении с двухмесячным сроком, отводившимся АПК РФ 1995 г. как на подготовку дела к судебному разбирательству, так и на его рассмотрение;

- вводящие стадию обязательного раскрытия доказательств до начала судебного заседания (ч. 3 ст. 65 АПК РФ 2002 г.);

- предусматривающие институт предварительного судебного заседания (ст. 136 АПК РФ 2002 г.).

Следует обратить внимание на то, что рассмотренные в настоящей главе концептуальные вопросы и сделанные по результатам такого рассмотрения выводы предполагают дальнейшую разработку процессуальных механизмов их реализации. Например, обеспечение баланса между "быстрым" и "правильным" рассмотрением и разрешением дела может и должно достигаться в том числе предотвращением необоснованного "затягивания" процесса по вине судьи*(75). В связи с этим представляется целесообразным обратиться к идее возрождения известного дореволюционному отечественному гражданскому процессу института частных "жалоб на медленность производства". Не исключено, что введение аналогичных этому институту положений в систему норм российского гражданского процессуального законодательства будет способствовать усилению позитивного влияния сторон в процессе на суд, по своей вине "затягивающий" в том или ином случае процесc.

По словам Е.А. Нефедьева, со времен Екатерины II до судебной реформы 1964 г. "тяжбы и иски производились лет 30, 40 и более"*(76). Если и существовала какая-то ответственность судей за "медленность, неправильность и проволочку судопроизводства", то налагалась она в административном порядке - в виде соответствующих взысканий со стороны губернского правления согласно ст. 491-493 ч. 2 т. Х Свода законов Российской империи. Все эти установления нуждались в коренной переработке, которую и произвела судебная реформа 1864 г.

Для борьбы с медленностью судопроизводства в УГС 1864 г. предусматривался институт "жалоб на медленность производства". Нормы этого института не были сосредоточены в какой-то одной части названного кодифицированного акта, а включались в главы, регламентировавшие порядок судопроизводства в тех или иных инстанциях.

"Жалобы на медленность производства" представляли собой одну из разновидностей частных жалоб*(77), но, в отличие от всех прочих видов жалоб, включая частные, могли подаваться без ограничения срока. Так, в частности, ст. 785 УГС 1864 г. устанавливала правило, согласно которому "подача жалобы на медленность не ограничивается никаким сроком". "Жалобы на медленность" подавались в вышестоящую судебную инстанцию, "жалобы на медленность" мирового судьи - в мировой съезд (ст. 168 УГС 1864 г.), "жалобы на медленность" окружного суда - в судебную палату (ст. 784 УГС 1864 г.). "Жалобы на медленность" касались "отношений просителя к суду или к какому-нибудь органу судебной власти"*(78), тогда как собственно частные жалобы подавались на частные определения, вынесенные по процессуальным вопросам, возникшим в ходе производства по делу и не имевшим самостоятельного значения*(79)  (например, об обеспечении иска, о привлечении третьего лица и т.п.), либо на заключительные определения (например, о прекращении дела в связи с неподсудностью спора данному суду и т.п.). По итогам рассмотрения "жалоб на медленность" мог быть возбужден общий порядок дисциплинарного производства в отношении виновного судьи (судей) в соответствии с положениями Учреждения судебных установлений 1864 г. и наложено соответствующее дисциплинарное взыскание (вычет из жалованья и т.д.).

С принятием первых нормативных правовых актов советской власти институт "жалоб на медленность производства", предусмотренный УГС 1864 г., для гражданского процессуального права был утрачен. ГПК РСФСР 1923 г. содержал в ст. 6 норму, согласно которой "всякие злоупотребления и заявления, имеющие целью затянуть... процесс, немедленно пресекаются судом", но процессуально-правового механизма реализации этого положения не предусматривал.

Что касается арбитражного производства, Правила о производстве дел в Высшей арбитражной комиссии при Совете труда и обороны (далее - ВАК) и местных арбитражных комиссиях*(80)  в ст. 34 упомянули "частные жалобы на медленность", которые должны были подаваться непосредственно в ВАК без ограничения их подачи каким бы то ни было сроком. Более поздние правовые акты по арбитражному процессу аналогичных норм не содержали.

Действующее российское гражданское процессуальное и арбитражное процессуальное законодательство не предоставляет лицам, участвующим в деле, добросовестно пользующимся своими процессуальными правами и в установленные законом или назначенные судом сроки совершающим процессуальные действия, возможностей защиты от "затягивания" хода процесса самим судом. Никаких санкций в отношении судей судов общей юрисдикции или арбитражных судов законодатель не устанавливает. Если одним из правовых последствий пропуска процессуальных сроков участвующими в деле лицами является утрата ими права совершить соответствующее процессуальное действие, то в отношении действий или бездействия суда (судьи) такое правовое последствие не может быть предусмотрено. Дисциплинарные взыскания не могут быть приведены в качестве примера - они неравноценны правовым последствиям пропуска процессуальных сроков лицами, участвующими в деле.

5. Терминология и обобщающие выводы

Необходимым является уточнение терминологии, используемой в процессуальном законодательстве для определения задач судопроизводства применительно к институту процессуальных сроков. Суммарное представление всех терминологических оборотов, использовавшихся и используемых для изложения таких задач, выглядит следующим образом. УГС 1864 г., равно как и ГПК РСФСР 1923 г., каких-либо указаний на задачи гражданского судопроизводства не содержит. ОГС СССР 1962 г. и ГПК РСФСР 1964 г. (последний - до 7 августа 2000 г.) в качестве одной из задач гражданского судопроизводства впервые в истории его развития назвали "быстрое рассмотрение и разрешение гражданских дел". После внесенных 7 августа 2000 г. изменений и дополнений в ГПК РСФСР 1964 г. эта задача была определена как "своевременное рассмотрение и разрешение гражданских дел". В Правилах рассмотрения хозяйственных споров государственными арбитражами 1934, 1963, 1976 гг. закреплялась аналогичная задача "своевременного разрешения хозяйственных споров". ГПК РФ 2002 г. среди задач гражданского судопроизводства в ст. 2 указал "правильное и своевременное рассмотрение и разрешение дел", а АПК РФ 2002 г. в п. 3 ст. 2 впервые в истории развития производства в арбитражных судах в качестве его задачи провозгласил "...судебное разбирательство в установленный законом срок...". Европейская конвенция закрепила в п. 1 ст. 6 положение о праве каждого "в случае спора о его гражданских правах и обязанностях... на... разбирательство дела в разумный срок...".

Таким образом, имеются четыре варианта формулировок. В одном случае говорится о "быстром", в другом - о "своевременном" рассмотрении и разрешении дел, в третьем - о "судебном разбирательстве... в установленный законом срок", а в четвертом  - о "разбирательстве дела в разумный срок". О содержании и соотношении этих понятий речь пойдет в следующем параграфе настоящей главы.

С учетом изложенного представляется возможным сделать следующее заключение обобщающего характера. На протяжении всей истории развития отечественного гражданского процессуального и арбитражного процессуального права процессуальным срокам придавалось разное значение. Исследования дореволюционных отечественных процессуалистов отражали положенные в основу процессуального законодательства того исторического периода сущностные моменты значения сроков в гражданском судопроизводстве, обосновывали социальное значение данного института как средства придания устойчивости материально-правовым отношениям сторон и стабильности гражданскому обороту, а также как одного из условий достижения "материальной правды" в состязательном процессе.

В гражданском процессуальном и арбитражном процессуальном праве 1917-2002 гг. такая трактовка института процессуальных сроков не применялась. Сложившийся в указанный исторический период подход к этому институту перестал соответствовать изменившейся к настоящему времени социально-экономической ситуации в России, равно как и объективной потребности в стабилизации общественных отношений.

В процессе создания современных гарантий устойчивости материально-правовых отношений обоснованным представляется применение известного истории отечественного гражданского судопроизводства сущностного подхода к институту процессуальных сроков. Все это позволяет сделать вывод о том, что конститутивное значение института процессуальных сроков проявляется в следующих двух основных, иерархически соподчиненных аспектах - материально-правовом и процессуальном.

Материально-правовой аспект состоит в придании устойчивости материально-правовым отношениям сторон и, как следствие, стабильности гражданскому и экономическому обороту посредством установления в процессуальном законе пресекательного (т.е. не подлежащего восстановлению) процессуального срока, ограничивающего во времени возможность пересмотра вступившего в законную силу судебного акта.

Процессуально-правовой аспект заключается во внесении упорядоченности и определенности в процессуальные правоотношения, обеспечении оперативности совершения процессуальных действий.