§ 9.

Ближайшее рассмотрение проекта исключительного положения приводит нас к следующим выводам.

Никаких гарантий против превращения исключительного закона в закон постоянный проект не создает. С полным основанием можно думать, что и после реформы исключительное положение останется общим, повсеместным и постоянным, административным режимом.

По характеру чрезвычайных полномочий, предоставляемых власти, исключительное положение проекта оставляет далеко за собою военное положение действующего законодательства. Им создается царство безграничного произвола, создается невыносимый административный гнет над бесправным и беззащитным населением. Суд низводится проектом на степень терпимого учреждения; место суда заступает административная и военная расправа. Печатное слово подчиняется цензуре полицейского участка. Не борьба с крамолой, - беспощадная борьба с общественностью является целью проекта.

Законопроект об исключительном положении для того, чтобы позолотить пилюлю, вносится в Думу одновременно с законопроектом о неприкосновенности личности. Нам хотелось бы, в заключение, указать на огромную опасность одновременного принятия того и другого законопроекта.

Задумался ли кто-нибудь над вопросом, почему до настоящего времени повсеместно действует положение чрезвычайной охраны и даже военное положение? Почему, несмотря на очевидность общественной реакции, правительство не возвращается хотя бы к режиму усиленной охраны? Ответ ясен: потому что в свое время были изданы временные законы о «свободах», - и, в особенности, временные правила о печати, упразднившая цензуру и, вместе с цензурой, систему административных взысканий, налагаемых на печать. Чрезвычайная охрана нужна потому, что усиленная охрана не дает администрации достаточно средств для борьбы с печатью.

Если законопроект о неприкосновенности личности станет законом, - закон этот явится новым, решающим аргументом в пользу широкого распространения и длительного применения исключительного режима, создаваемого проектом.

Если законопроекта об исключительном положении будет принять законодательными учреждениями, надо желать, чтобы законопроекта о неприкосновенности личности был ими отвергнут.

Мы не думаем, однако, чтобы нашелся состав законодательных учреждений, который решился бы взять на себя огромную и тяжелую ответственность пред современниками и потомством за закон, грозящий великими бедствиями России.

Заключение.

Право и сила - не синонимы.

Всякий императив, диктуемый силой, имеет гипотетический характер. Мы повинуемся ему не потому, что обязаны, а потому что и поскольку мы вынуждены ему повиноваться. Наше подчинение силе является делом расчета. Если вооруженный разбойник нападет на меня, безоружного, и потребует с меня денег, - я ему деньги отдам, потому что мне жизнь дороже. Если я сумею противопоставить его силе свою силу, я его требование отвергну.

В отличие от императивов силы, императивы права имеют категорический характер. Поскольку мы повинуемся его нормам, как нормам права, мы повинуемся им не «за страх», а «за совесть», - не потому, что мы вынуждены, а потому, что мы обязаны им повиноваться. Право и нравственность - ветви одного и того же ствола; корень того и другого - этическое сознание долга.

Категоричность императивов права сознается не всеми. Карательная санкция его норм существуешь для тех, кто повинуется праву, как силе. Для тех, кто повинуется праву, как праву, никакая угроза не нужна.

Как объяснить безусловный (этический) характер правовых императивов? В частности, как объяснить безусловность нормативных определений позитивного права, - права, источником которого является в нашем сознании тот или иной возвышающиеся над нами внешний авторитет?

Почему требование узурпатора и насильника, - какого-нибудь разбойника, держащего в страхе и подчинении население округи, - является императивом условным; требование законодателя - категорическим императивом?

Не подлежит сомнению, что категорический характер правовых императивов объясняется, прежде всего, определенными свойствами того авторитета, который является источником права. Мы повинуемся велениям права не за страх, а за совесть потому, что этот авторитет сознается и признается нами выразителем «общей воли», - воли того общения, в состав которого каждый из нас входить, как его интегральная составная часть. Закон или обычай обязываюсь нас, как выражение «общей воли». Произвол законодателя мы называем законом и, как закон, мы противопоставляем его неправомерному произволу подзаконных властей.

Есть страшная болезнь, грозящая тяжкими потрясениями, а иногда гибелью общественному организму. Эту болезнь мы назвали бы перерождением права.

Подобно перерождению живой ткани, перерождение права влечет за собою качественное изменение его клеточных элементов, изменение их структуры и формы, их состава и функций. Оно заключается, в том, что право вырождается в силу. Это вырождение проявляется в объективных симптомах.

Прежде всего, господство законности уступает место господству произвола. «Общая воля» разбивается на тысячу мелких, индивидуальных и частных воль. Вместо повиновения власти, от подданных требуется повиновение властям, вместо повиновения «за совесть» - повиновение «за страх».

Повиновение за страх предполагает и требует интенсивной угрозы. Ярким симптомом вырождения права является возрастание строгости его карательных санкций. Если карательная санкция нормы растет, значить, моральная сила ее падает.

Могущество права - в его нравственном авторитете. Этим авторитетом - и только им - право господствуем над миром социальных противоречий, - над дикими страстями, расчетливыми и лукавыми интересами, неустрашимыми убеждениями человека.

Вырождаясь в силу, право становится бессильным.

Господствующая в области явлений физического мира, сила - ничтожна и бессильна в области социальных явлений. Превращая факт в право, время нередко легитимирует силу; сила, как каковая, не может определять длительных социальных отношений.

Власть силы кратковременна и непрочна. Сила властвует физическим принуждением, властвует, пока держит жертву в своих руках. Самый могущественный человек, говорить Руссо, не в состоянии постоянно господствовать, если он не превратить своей силы в право, а послушания других - в долг.

В мире социальных отношений нет ничего, кроме психических переживаний индивида. Действия человека управляются императивами его духа. Из всех стимулов человеческого поведения самым могущественным является этическое сознание долга. Но именно в борьбе с убеждениями человека, - с этой «несокрушимою силой бессилья» - внешнему принуждению никогда не принадлежишь последнее слово. Убить человека, говорил Севастьян Кастальон, один из лучших людей нетерпимого и жестокого ХVІ-го века, это не значить победить идею; это значит - убить человека, и только.

Общежитие, построенное на силе, подобно зданию, построенному на песке: чем огромней это здание, тем скорей и неизбежней оно рухнет. Не всегда революция является восстанием силы против права; в действительности, нередко революции предшествует вырождение права, утрата присущего ему нравственного авторитета. Право становится силой и, как сила, вызывает протест непокорного человеческого духа; в таком случае революция является столкновением силы с силой, - силы, которая была правом, с силой, которая хочет им стать. Революция преступна, когда она посягает на живое и жизнеспособное право; но как часто в истории человечества революция являлась могильщиком, хоронившим уже мертвое, мешающее жить живым...

Великий перелом в исторических судьбах России, связанный на веки с исторической датой 17 октября, ценою неисчислимых и тяжелых жертв, создал для России возможность мирной эволюции, прогрессивного развития неисчерпаемых богатств народного духа. И величайшая опасность, грозящая новыми потрясениями воскресшей стране, заключается в перерождении ее нового, еще неокрепшего права.

Таким перерождением является исключительное положение, режим произвола и бесправия.

Его продолжительное господство уже ввергло однажды в кровавую анархию страну. Остережемся от повторения роковых, непоправимых ошибок; будем помнить, что в господстве прав а - и только в нем - залог возрождения испытанной многими и великими бедствиями России.