Аннотация

Адольф Гитлер – Моя борьба

Непосредственно после войны 1866 г., окончившейся для Австрии тяжелым

поражением, габсбургский дом носился с идеей военного реванша. Сотрудни-

честву с Францией помешала только история с неудачной экспедицией Макса

в Мексику. Ответственность за эту экспедицию возлагали главным образом

на Наполеона III и чрезвычайно возмущались тем, что французы оставили

экспедицию на произвол судьбы. Тем не менее Габсбурги находились тогда в

состоянии прямого выжидания. Если бы война 1870-1871 гг. не превратилась

в сплошное победное шествие Пруссии, то венский двор наверняка попытался

бы ввязаться в кровавую игру и отомстить за Садовую. Но когда с поля

битвы стали приходить изумительные, сказочные и тем не менее совершенно

точные известия о немецких победах, тогда "мудрейший" из монархов понял,

насколько неблагоприятен момент для каких бы то ни было попыток реванша.

Габсбургам ничего не оставалось как сделать хорошую мину при плохой иг-

ре.

Но героические победы 1870-1871 гг. совершили еще одно великое. чудо.

Перемена позиции у Габсбургов никогда не определялась побуждениями серд-

ца, а диктовалась только горькой необходимостью. Что же касается немец-

кого народа в Австрии, то для него победы немецкого оружия были .истин-

ным праздником. С глубоким воодушевлением и подъемом австрийские немцы

следили за тем, как великая мечта отцов снова становилась прекрасной

действительностью.

Ибо не надо заблуждаться: действительно национально настроенные

австрийские немцы уже сразу после Кенигреца увидели, что в эти тяжелые и

трагические минуты создается необходимая предпосылка к возрождению ново-

го государства, которое было бы свободно от гнилостного маразма старого

союза. Австрийские немцы на собственной шкуре чувствовали весьма осяза-

тельно, что династия Габсбургов закончила свое историческое предназначе-

ние и что создающееся теперь новое государство должно искать себе импе-

ратора, действительно достойного "короны Рейна". Такой немец тем больше

благословлял грядущую судьбу, что в германском императоре он видел по-

томка Фридриха Великого - того, кто в тяжелые времена уже однажды указал

народу дорогу к великому подъему, кто навеки вписал в историю одну из

самых светлых страниц.

Когда после окончания великой войны дом Габсбургов решился продолжать

борьбу против "своих" немцев (настроение которых было вполне очевидным),

австрийские немцы организовали такое могучее сопротивление, какого не

знала еще новейшая немецкая история. В этом не было ничего удивительно-

го, ибо народ чувствовал, что логическим последствием политики славяни-

зации неизбежно было бы полное уничтожение немецкого влияния.

Впервые дело сложилось так, что люди, настроенные национально и пат-

риотически, вынуждены были стать мятежниками.

Мятежниками не против нации, не против государства как такового, но

против такого управления страной, которое по глубокому убеждению восс-

тавших неизбежно привело бы к гибели немецкую народность.

Впервые в новейшей истории немецкого народа дело сложилось так, что

любовь к отечеству и любовь к народу оказались во вражде с династическим

патриотизмом в его старом понимании.

Одной из крупнейших заслуг всенемецкого национального движения в

Австрии в 90-х годах было то, что оно доказало: лишь та государственная

власть имеет право на уважение и на поддержку, которая выражает стремле-

ния и чувства народа или по крайней мере не приносит ему вреда.

Не может быть государственной власти как самоцели. В этом последнем

случае любая тирания оказалась бы в нашем грешном мире навеки неприкос-

новенной и освященной.

Когда правительственная власть все те средства, какими она располага-

ет, употребляет на то, чтобы вести целый народ к гибели, тогда не только

правом, но и обязанностью каждого сына народа является бунт.

Ну, а вопрос о том, где именно можно говорить о подобном казусе, -

этот вопрос разрешается не теоретическими дискуссиями, а силой и успе-

хом.

Каждая правительственная власть конечно будет настаивать на том, что-

бы сохранить свой государственный авторитет, как бы плохо она ни выража-

ла стремления народа и как бы ни предавала она его направо и налево. Что

же остается делать действительным выразителям народных чаяний и стремле-

ний? Инстинкт самосохранения в этом случае подскажет народному движению,

что в борьбе за свободу и независимость следует применить и те средства,

при помощи которых сам противник пытается удержать свое господство. Из

этого вытекает, что борьба будет вестись "легальными" средствами лишь до

тех пор, пока правительство держится легальных рамок, но движение не ис-

пугается и нелегальных средств борьбы, раз угнетатели народа также при-

бегают к ним.

Главное же, чего не следует забывать: высшей целью человечества явля-

ется ни в коем случае не сохранение данной государственной формы или тем

более данного правительства, а сохранение народного начала.

Раз создается такое положение, которое угрожает свободе или даже са-

мому существованию народа, - вопрос о легальности или нелегальности иг-

рает только подчиненную роль. Пусть господствующая власть тысячу раз бо-

жится "легальностью", а инстинкт самосохранения угнетенных все равно

признает, что при таком положении священным правом народа является

борьба всеми средствами.

Только благодаря этому принципу возможны были те великие освободи-

тельные битвы против внутреннего и внешнего порабощения народов на зем-

ле, которые стали величайшими событиями мировой истории.

Человеческое право ломает государственное право.

Если же окажется, что тот или другой народ в своей борьбе за права

человека потерпел поражение, то это значит, что он был слишком легкове-

сен и недостоин сохраниться как целое на земле. Вечно справедливое про-

видение уже заранее обрекло на гибель тех, кто не обнаружил достаточной

готовности или способности бороться за продолжение своего существования.

Для трусливых народов нет места на земле.

Как легко тирания облачается в мантию так называемой "легальности",

ясней и нагляднее всего доказывается опять таки австрийским примером.

Легальная государственная власть опиралась в то время на антинемецки

настроенный парламент с его не-немецкими большинствами, а также на пала-

ту господ, настроенную столь же враждебно к немцам. Этими двумя фактора-

ми олицетворялась вся государственная власть. Пытаться в рамках этих уч-

реждений изменить судьбу австронемецкого народа, было бы нелепостью. На-

ши современные политики, которые умеют только молиться на "легальность",

сделали бы из этого конечно тот вывод, что раз нельзя сопротивляться ле-

гально, то надо попросту оставить всякое сопротивление. В тогдашней

австрийской обстановке это означало бы с неизбежной необходимостью ги-

бель немецкого народа и притом в кратчайший срок. И в самом деле: ведь

судьба немецкого народа в Австрии была спасена только благодаря тому,

что австро-венгерское государство крахнуло.

Ограниченный теоретик в шорах скорей умрет за свою доктрину, чем за

свой народ.

Люди создают для себя законы, из чего этот теоретик заключает, что не

законы для людей, а люди для закона.

Одной из крупнейших заслуг тогдашнего всенемецкого национального дви-

жения в Австрии было то, что к ужасу всех фетишистов государственности и

идолопоклонников теории оно раз и навсегда покончило с этой нелепостью.

В ответ на попытки Габсбургов всеми средствами повести борьбу против

немецкого начала названная партия беспощадно напала на "высокую" динас-

тию. Немецко-национальное движение показало гнилость этого государства и

открыло глаза сотням тысяч на подлинную сущность Габсбургов. Заслугой

этой партии является то, что она спасла великую идею любви к отечеству,

вырвав ее из рук этой печальной династии.

Когда эта партия начинала борьбу, число ее сторонников было необычай-

но велико и нарастало прямо, как лавина. Однако успех этот не оказался

длительным. Когда я приехал в Вену, это движение пошло уже на убыль и

почти потеряло всякое значение, после того как к власти пришла христи-

анско-социальная партия.

Каким образом возникло и вместе с тем так быстро пошло к своему зака-

ту всегерманское национальное движение, с одной стороны, и каким образом

с такой неслыханной быстротой поднялась христианско-социальная партия, с

другой, - вот над чем стал я думать, вот что стало для меня классической

проблемой, достойной самого глубокого изучения.

Когда я приехал в Вену, все мои симпатии были целиком на стороне все-

германской национальной партии.

Мне ни капельки не импонировало и тем более не радовало поведение

тех, кто приходил в австрийский парламент с возгласом "да здравствуют

Гогенцоллерны", но мена очень радовало и внушало самые гордые надежды то

обстоятельство, что австрийские немцы стали сознавать себя только на

время оторванной от общегерманского государства частью народа и теперь

уже заявляли об этом открыто. Я видел, что единственным спасением явля-

ется то, что теперь австрийские немцы открыто занимают позицию по всем

вопросам, связанным с национальной проблемой, и решительно отказываются

от беспринципных компромиссов. Именно ввиду всего этого я совершенно не

мог понять, почему это движение после столь великолепного начала так

быстро пошло вниз. Еще меньше я мог понять, почему в то же самое время

христианско-социальная партия смогла стать такой большой силой. А хрис-

тианско-социальная партия как раз в то время и достигала высшего пункта

своей славы.

Я начал сравнивать оба эти движения. Судьба опять дала мне лучшие

наглядные уроки и помогла мне разрешить эту загадку. Мое личное пе-

чальное положение только помогло мне в этом отношении.

Я начал с того, что стал сравнивать фигуры обоих вождей и основателей

этих двух партий: с одной стороны, Георга фон Шенерера и, с другой сто-

роны, доктора Карла Люэтера.

Как индивидуальности оба они стояли несравненно выше средних парла-

ментских деятелей. В обстановке всеобщей политической коррупции оба они

остались совершенно чистыми и недостягаемыми. Тем не менее мои личные

симпатии вначале были на стороне вождя всегерманской национальной партии

Шенерера и лишь постепенно склонились на сторону вождя христианско-соци-

альной партии Люэгера.

Сравнивая личные дарования того и другого, я приходил тогда к выводу,

что более глубоким мыслителем и более принципиальным борцом является Ше-

нерер. Ясней и правильней, чем кто бы то ни было другой, он видел и

предсказывал неизбежный конец австрийского государства. Если бы его пре-

достережения против габсбургской монархии были лучше услышаны, в особен-

ности в Германии, то может быть мы избегли бы несчастья мировой войны, в

которой Германия оказалась почти одна против всей Европы.

Внутреннюю сущность проблем Шенерер понимал превосходно, но зато он

сильно ошибался в людях.

В этой последней области была как раз сильная сторона доктора Люэге-

ра.

Люэгер был редким знатоком людей. Его правилом было ни в коем случае

не видеть людей в лучшем свете, чем они есть. Поэтому он гораздо лучше

считался с реальными возможностями жизни, нежели Шенерер. Все идеи вождя

немецкой национальной партии были, говоря теоретически, совершенно пра-

вильны, но у него не оказалось ни силы, ни уменья, чтобы передать это

теоретическое понимание массе. Другими словами он не сумел придать своим

идеям такую форму, которая соответствовала бы степени восприимчивости

широких масс народа (а эта восприимчивость довольно ограничена). Пос-

кольку это было так, - вся теоретическая мудрость и глубина Шенерера ос-

тавалась только мудростью умозрительной, она никогда не смогла перейти в

практическую действительность.

Этот недостаток практического понимания людей привел в дальнейшем к

ошибочной оценке соотношения сил, к непониманию реальной силы, заложен-

ной в целых движениях и в очень старых государственных учреждениях.

Шенерер конечно понимал, что в конце концов тут дело шло о вопросах

миросозерцания. Но он так и не понял, что носителями таких почти религи-

озных убеждений в первую очередь должны стать широкие массы народа. Ше-

нерер к сожалению лишь очень мало отдавал себе отчет в том, насколько

ограничена воля к борьбе в кругах так называемой солидной буржуазии. Он

не понимал, что такое ее отношение неизбежно вытекает из ее экономичес-

ких позиций: у такого буржуа есть что потерять и это заставляет его быть

в таких случаях более чем сдержанным.

Победа целого мировоззрения становится действительно возможной лишь в

том случае, когда носительницей нового учения является сама масса, гото-

вая взвалить на свои плечи все тяготы борьбы.

Этому недостаточному пониманию того великого значения, которое имеют

низшие слои народа, вполне соответствовало тогдашнее недостаточное пони-

мание социального вопроса вообще.

Во всех этих отношениях доктор Люэгер был прямой противоположностью

Шенерера.

Основательное знание людей давало ему возможность правильно оценивать

соотношение сип. Это избавляло его от опасности неправильных оценок уже

существующих органов. Трезвая оценка обстановки побуждала его напротив

стараться использовать и старые общественные учреждения в борьбе за свои

цели.

Он отдавал себе полный отчет в том, что в современную эпоху одних сил

верхних слоев буржуазии совершенно недостаточно, чтобы дать победу ново-

му движению, поэтому он перенес центр тяжести своей политической дея-

тельности на завоевание тех слоев, которые условиями существования тол-

каются на борьбу и у которых воля не парализована. Поэтому же он склонен

был с самого начала использовать и уже существующие орудия влияния и бо-

роться за то, чтобы склонить на свою сторону уже существующие могущест-

венные учреждения. Он ясно понимал, что необходимо извлечь возможно

больше пользы для своего движения из старых источников силы.

Благодаря этому пониманию Люэгер дал своей новой партии основную ус-

тановку на завоевание средних классов, которым угрожала гибель. Этим он

создал себе непоколебимый фундамент и резервуар дал, неизменно готовых к

упорной борьбе. Его бесконечно умная тактика по отношению к католической

церкви дала ему возможность в кратчайший срок завоевать молодое поколе-

ние духовенства в таких размерах, что старой клерикальной партии ничего

не оставалось, как либо очистить поле, либо (что было более умно с ее

стороны) примкнуть к новой партии и попытаться таким образом постепенно

отвоевать себе прежние позиции. Но было бы несправедливо думать, что

сказанным исчерпываются таланты этого человека. На самом деле он был не

только умным тактиком, но обладал также всеми качествами действительно

великого и гениального реформатора. В этой последней области он также

знал точную границу существующим возможностям и отдавал себе ясный отчет

в своих собственных способностях.

Этот в высшей степени замечательный человек поставил себе совершенно

практические цели. Он решил завоевать Вену. Вена играла роль сердца мо-

нархии. Из этого города только еще и могла исходить та жизнь, которая

поддерживала существование болезненного и стареющего организма всего по-

шатнувшегося государства. Чем больше удалось бы оздоровить сердце, тем

более свежим должен был становиться весь организм. Идея сама по себе со-

вершенно правильная, но конечно и она могла найти себе применение только

в течение определенного времени.

В этом последнем заключалась слабая сторона Люэгера. То, что ему уда-

лось сделать для города Вены, является бессмертным в лучшем смысле этого

слова. Но спасти этим путем монархию ему не удалось - было уже слишком

поздно.

Эту сторону дела его соперник Шенерер видел ясней. Все практические

начинания доктора Люэгера удались ему великолепно, но те надежды, кото-

рые он связывал с этими начинаниями, увы не исполнились. С другой сторо-

ны, то, чего хотел Шенерер, совершенно ему не удалось, а то, чего он

опасался, к сожалению, исполнилось в ужасающей мере.

Так и случилось, что оба эти деятеля не увидели своих конечных целей

исполненными. Люэгеру не удалось уже спасти Австрию, а Шенереру не уда-

лось предохранить немецкий народ от катастрофы.

Для вашей современной эпохи бесконечно поучительно изучить подробней-

шим образом причины неудачи, постигшей обе эти партии. Это особенно по-

лезно будет для моих друзей, ибо в ряде пунктов обстановка такая же, как

и тогда. Мы можем и должны теперь избежать тех ошибок, которые привели

тогда к гибели одного движения и к бесплодности другого.

С моей точки зрения крах немецкого национального движения в Австрии

обусловливался тремя причинами:

Во-первых, сыграло роковую роль неясное представление партии о том

значении, какое имеет социальная проблема как раз для новой, по сущности

своей революционной партии.

Поскольку Шенерер и его ближайшие сторонники в первую очередь обраща-

лись только к буржуазным слоям, результат мог получиться лишь очень сла-

бый и робкий.

Когда дело идет о внутренних делах нации или государства, немецкое

бюргерство, в особенности в его высших слоях, настроено настолько паци-

фистски, что готово буквально отказаться от самого себя. Отдельное лицо

не всегда сознает это, но это все-таки так. В хорошие времена, т. е.

применительно к нашему случаю во времена хорошего правления, такие наст-

роения делают эти слои очень ценными для государства. Во времена же пло-

хого правления эти свойства приводят просто к ужасающим результатам. Ес-

ли всенемецкое национальное движение хотело провести действительно

серьезную борьбу, оно должно было прежде всего постараться завоевать

массы. Этого оно сделать не сумело, и это лишило его той элементарной

стихийной силы, которая нужна для того, чтобы волна не упала в самый

кратчайший срок.

Раз партия с самого начала не придерживалась этого принципа и не про-

вела его в жизнь, такая новая партия впоследствии не будет уже иметь

возможности наверстать потерянное. Раз партия с самого начала набрала

многочисленные умеренно буржуазные элементы, это предопределяет то, что

в своих внутренних установках партия будет ориентироваться уже в эту

сторону. Таким образом партия уже с самого начала отрезает себе перспек-

тиву завоевания крупных сил из среды низших слоев народа. Но такое дви-

жение уже заранее осуждено на бледную помочь и вынуждено ограничиваться

только критиканством. Партия уже не сможет опереться на ту почти религи-

озную веру, без которой нет серьезной способности к самопожертвованию.

Вместо всего этого в партии возобладает стремление к "положительному"

сотрудничеству с существующим режимом, т. е. к признанию того, что есть.

В партии постепенно возобладают стремления смягчить борьбу, чтобы в кон-

це концов придти к гнилому миру.

Это именно и случилось с всенемецким национальным движением. Причина

заключалась именно в том, что оно с самого начала не сделало центром тя-

жести своей деятельности борьбу за завоевание широких масс народа. Имен-

но благодаря этому оно стало "умеренно-радикальным" и буржуазно-чопор-

ным.

Из этой первой ошибки вытекла и вторая причина быстрой гибели движе-

ния.

К моменту возникновения немецко-национального движения положение нем-

цев в Австрии было уже в сущности отчаянным. Из года в год парламент все

больше становился учреждением, работающим в направлении медленного, но

систематического уничтожения немецкого народа. Серьезная попытка в пос-

леднюю минуту спасти дело могла заключаться только в устранении этого

учреждения. Только в этом случае открывались да и то лишь небольшие шан-

сы на успех.

Всвязи с этим для движения вставал следующий вопрос принципиального

значения:

Надо ли идти в парламент, чтобы скорей уничтожить парламент, или, как

тогда выражались, чтобы "взорвать его изнутри", или же наоборот в парла-

мент не ходить, а повести на это учреждение прямо и открыто фронтальную

атаку.

Решили войти. Вошли и. . . вышли оттуда побитые.

Конечно войти при сложившихся обстоятельствах пришлось. Чтобы повести

борьбу против такой силы открыто с фронта, нужно было, во-первых, обла-

дать непоколебимым мужеством, а во-вторых, готовностью к бесчисленным

жертвам. Это означало бы взять быка прямо за рога. Но при этом конечно

приходится рисковать тем, что будешь несколько раз опрокинут. Едва поды-

мешься с земли, должен начать борьбу снова, а победа дастся только после

очень тяжкой борьбы и то лишь бойцам, обладающим безумной смелостью. Ве-

ликие жертвы приведут в лагерь борьбы новые великие резервы. В конце

концов упорство будет вознаграждено победой.

Но для всего этого нужно, чтобы в борьбе принимали участие сыны наро-

да, широкие массы его.

Они одни могут найти в себе решимость и стойкость довести такую

борьбу до конца.

А этих широких масс народа как раз и не было в рядах немецкой нацио-

нальной партии. Вот почему ей ничего другого не оставалось, как пойти в

парламент.

Было бы неправильным предположить, что это решение явилось результа-

том долгих и мучительных внутренних колебаний или даже просто результа-

том длительных размышлений. Нет, люди не могли тебе и представить других

форм борьбы. Участие в этой нелепости было только результатом общей пу-

таницы представлений и непонимания того, какое влияние неизбежно должно

было оказать участие партии в том учреждении, которое она сама реши-

тельно осудила. Обычно рассуждение заключалось в том, что, выступая "пе-

ред лицом всей нации" на "всенародной трибуне", партия получит возмож-

ность легче просветить широкие слои народа. Борьба внутри парламента в

глазах многих обещала большие результаты, нежели нападение извне. К тому

же известные надежды возлагались на депутатскую неприкосновенность. Люди

были уверены в том, что парламентский иммунитет только укрепит отдельных

бойцов и придаст большую силу их ударам.

В живой действительности все это вышло по-иному.

Аудитория, перед которой теперь выступали депутаты немецкой нацио-

нальной партии, стала не большей, а меньшей. Ведь каждый оратор говорит

только перед тем кругом, который слушает его непосредственно, или перед

тем кругом читателей, до которых доходят отчеты прессы.

В действительности самой широкой аудиторией является не зал заседаний

парламента, а зала больших публичных народных собраний.

Ибо в стены этих последних собираются тысячи людей, пришедших сюда с

единственной целью послушать то, что скажет им оратор, между тем как в

зал заседаний парламента являются только несколько сот человек, да и те

главным образом для того, чтобы получить полагающуюся им суточную плату,

а вовсе не для того, чтобы чему-нибудь путному научиться у оного "народ-

ного представителя".

Главное же: в зале заседаний парламента всегда собирается одна и та

же публика, которая вовсе не считает нужным чему-либо еще доучиваться по

той простой причине, что у нее нет не только понимания необходимости

этого, но нет и самой скромной дозы желания.

Ни один из этих народных представителей никогда добровольно не приз-

нает правоту другого и никогда не отдаст своих сил для борьбы за дело,

защищаемое его коллегой. Нет, никогда он этого не сделает, за тем

единственным исключением, когда ему кажется, что, совершив такой пово-

рот, он лучше обеспечит свой мандат в парламенте следующего созыва. Лишь

тогда, когда все воробьи на крышах чирикают о том, что ближайшие выборы

принесут победу другой партии, столпы прежней партии, украшавшие ее до

сих пор, мужественно перебегут в другой лагерь, т. е. лагерь той партии

или того направления, которое по их расчетам должно завоевать более вы-

годную позицию. Совершая этот поворот, эти беспринципные господа конечно

не поскупятся наговорить бездну фраз "морального" содержания. Обычно так

и происходит: когда народ отворачивается от какой-либо партии настолько

решительно, что всякому ясно, какое уничтожающее поражение ожидает эту

партию, тогда начинается великое бегство. Это парламентские крысы поки-

дают партийный корабль.

Бегство это вытекает не из велений совести, оно происходит не по доб-

рой воле, нет, оно простой результат той "прозорливости", которая позво-

ляет этакому парламентскому клопу как раз вовремя покинуть ставшее нена-

дежным место для того, чтобы достаточно своевременно усесться в более

теплой постели другой партии.

Говорить перед такой "аудиторией" поистине означает метать бисер пе-

ред известными животными. Право в этом нет никакого расчета.

Результат не может не быть ничтожным.

Так оно и случилось. Депутаты немецкой национальной партии могли над-

рываться до хрипоты, все равно никакого влияния их речи не оказывали.

Пресса же или совершенно замалчивала их или так извращала их речи,

что нельзя было уловить никакой связи, а порой эти речи преподносились в

таком искаженном виде, что общественное мнение получало очень плохое

представление о намерениях новой буржуазии. Все равно, что бы ни говори-

ли отдельные депутаты, широкая публика узнавала только то, что можно бы-

ло об их речах прочесть в газетах, а "изложение" их речей в прессе было

такое, что речи казались только нелепыми, если не хуже. Ну, а их непос-

редственная аудитория состояла только из каких-нибудь 500 парламентари-

ев. Этим сказано все.

Самое плохое однако было следующее:-

Всенемецкое национальное движение лишь тогда могло рассчитывать на

успех, если бы оно с самого начала поняло, что дело должно идти не прос-

то о создании новой партии, а о выработке нового миросозерцания. Только

новое миросозерцание могло найти в себе достаточно сил, чтобы победить в

этой исполинской борьбе. Чтобы руководить такой борьбой, нужны самые яс-

ные, самые мужественные головы.

Если борьбой за то или другое миросозерцание не руководят готовые к

самопожертвованию герои, то в ближайшем будущем движение не найдет и от-

важных рядовых бойцов. Кто борется за свое собственное существование, у

того немного остается для общего блага.

Для того чтобы создать эти предпосылки, необходимо, чтобы каждый по-

нимал, что честь и слава ждут сторонников нового движения лишь в буду-

щем, а в настоящем это движение никаких личных благ дать не может. Чем

больше то или другое движение будет раздавать посты и должности, тем

большее количество сомнительных людей устремится в этот лагерь. Если

партия эта имеет большой успех, то ищущие мест политические попутчики

зачастую наводняют ее в такой мере, что старый честный работник партии

иногда просто не может ее узнать, а новые пришельцы отвергают самого

этого старого работника как теперь уже ненужного и "непризванного" Это и

означает, что "миссия" такого движения уже исчерпана.

Как только немецкое национальное движение связало свою судьбу с

судьбой парламента, у него вместо вождей и бойцов тоже оказались "парла-

ментарии". Этим немецко-национальная партия опустилась до уровня обычных

повседневных политических партий и потеряла ту силу, которая необходима

для того, чтобы в ореоле мученичества идти навстречу трагической судьбе.

Вместо того, чтобы организовать борьбу, деятелям партии теперь остава-

лось тоже только "выступать" и "вести переговоры". И что же -этот новый

парламентарий в течение короткого времени тоже пришел к той мысли, что

самой возвышенной (ибо менее рискованной) обязанностью его является за-

щита нового миросозерцания так называемыми "духовными" средствами парла-

ментского красноречия; что это во всяком случае будет спокойнее, чем с

опасностью для собственной жизни бросаться в борьбу, исход которой неиз-

вестен и ничего особенно хорошего принести не может.

Пока вожди сидели в парламенте, сторонники партии за стенами парла-

мента ждали чудес, а чудеса эти не наступали и, конечно, наступить не

могли. Скоро люди стали терять терпение. То, что говорили собственные

депутаты, ни в коей мере не соответствовало ожиданиям избирателей. Это

было вполне понятно, ибо враждебная пресса делала абсолютно все возмож-

ное, чтобы помешать народу составить себе правильное представление о

выступлениях депутатов немецко-национальной партии в парламенте.

В то же время происходил и другой процесс. Чем больше народные предс-

тавители приобретали вкус к более мягкой форме "революционной" борьбы в

парламенте и в ландтагах, тем менее оказывались они готовыми пойти назад

в широкие слои народа и заняться опять более опасной просветительной ра-

ботой. Массовые народные собрания отступали все больше на задний план, а

между тем это единственный путь, дающий возможность непосредственного

воздействия на массу и тем самым завоевания значительных кругов народа

на свою сторону.

Трибуна парламента все больше и больше оттесняла на задний план залы

народных собраний. Вместо того, чтобы говорить с народом, депутаты заня-

ты были излияниями перед так называемыми избранными. Все это и приводило

к тому, что немецкое национальное движение все больше переставало быть

народным движением и упало до уровня более или менее обыкновенного клу-

ба, где велись академические споры.

Пресса распространяла о партии самые плохие представления. Представи-

тели партии уже не старались на больших народных собраниях восстановить

истину и показать действительные цели партии. В конце концов дело сложи-

лось так, что слова "немецкое национальное движение" стали вызывать в

широких кругах народа насмешку.

Пусть запомнят это все тщеславные писаки нашего времени: великие пе-

ревороты в этом мире никогда не делались при помощи пера.

Нет, перу предоставлялось только теоретически обосновать уже совер-

шившийся переворот.

Испокон веков лишь волшебная сила устного слова была тем фактором,

который приводил в движение великие исторические лавины как религиозно-

го, так и политического характера.

Широкие массы народа подчиняются прежде всего только силе устного

слова. Все великие движения являются народными движениями. Это - вулка-

ническое извержение человеческих страстей и душевных переживаний. Их

всегда вызывает к жизни либо суровая богинянужда, либо пламенная сила

слова. Никогда еще великие движения - не были продуктами лимонадных из-

лияний литературных эстетов и салонных героев.

Повернуть судьбы народов может только сила горячей страсти. Пробудить

же страсти других может только тот, кто сам не бесстрастен. Только

страсть дарит избранным ею такие слова, которые как ударами молота раск-

рывают ворота к сердцам народа. Кто лишен страстности, у кого уста сомк-

нуты, того небеса не избрали вестником их воли.

Человеку, который является только писателем, можно сказать, что пусть

он сидит за столом со своей чернильницей и занимается "теоретической"

деятельностью, если только у него имеются для этого соответствующие спо-

собности; вождем же он не рожден и не избран.

Всякому движению, ставящему себе большие цели, нужно поэтому самым

тщательным образом добиваться того, чтобы оно не теряло связи с широкими

слоями народа.

Такое движение должно каждую проблему рассматривать в первую очередь

именно под этим углом зрения. Все его решения должны определяться этим

критерием.

Такое движение должно далее систематически избегать всего того, что

может уменьшить или даже только ослабить его влияние на массу. И это не

из каких-либо "демагогических" соображений. Нет. Этим надо руководство-

ваться по той простой причине, что без могучей силы народной массы ни

одно движение, как бы превосходны и благородны ни были его намерения, не

может достичь цели.

Пути к нашей цели определяются жесткой необходимостью. Кто не хочет

идти неприятными путями, тому приходится просто напросто отказаться от

своей цели. Это не зависит от наших добрых желаний.

Так уж устроен наш грешный мир.

Всенемецкое национальное движение перенесло центр тяжести своей дея-

тельности в парламент, а не в народ, именно поэтому вышло так, что оно

отказалось от своего будущего ради успехов минуты.

Это движение избрало более "легкие" пути, но именно поэтому оно ока-

залось недостойным своей конечной победы.

В Вене я продумал эти проблемы самым основательным образом и пришел к

тому выводу, что именно в этом была основная причина краха немецко-наци-

онального движения. Для меня это было тем более печально, что в моих

глазах это движение призвано было безраздельно руководить борьбой за де-

ло немецкого народа.

Обе ошибки, приведшие к гибели немецкое национальное движение, нахо-

дились в тесной связи друг с другом. Недостаточное понимание того, что

является подлинно движущей силой больших переворотов, привело к непра-

вильному пониманию значения широкой массы народа; отсюда - недостаточный

интерес к социальным вопросам, недостаточная борьба за душу низших слоев

нации, но отсюда же и преувеличенная оценка парламента.

Если бы эта партия поняла, какая невиданная сила заложена именно в

народной массе как носительнице революционной борьбы, то партия совер-

шенно по-иному повела бы всю свою работу и пропаганду. Тогда партия пе-

ренесла бы центр тяжести своей деятельности в предприятия и на улицу, а

вовсе не в парламент.

Но и третья ошибка партии в последнем счете заложена также в непони-

мании значения массы, в непонимании того, что сильные духом люди должны

дать массе толчок в определенном направлении, а потом уже сама масса по-

добно маховому колесу усиливает движение и дает ему постоянство и

упорство.

Немецкое национальное движение повело систематическую борьбу с като-

лической церковью. Это в свою очередь объясняется тоже только недоста-

точным пониманием народной психологии.

Причины резкой борьбы новой партии против Рима были таковы:

Когда дом Габсбургов окончательно решился превратить Австрию в сла-

вянское государство, все средства показались ему для этого хороши. Бес-

совестная династия поставила на службу этой новой "государственной идее"

также религиозные учреждения.

Для этого династия стала использовать также чешских священников, видя

в них тоже одно из подходящих орудий славянизации Австрии.

Дело происходило приблизительно следующим образом: В чисто немецкие

общины назначались священники-чехи. Эти последние систематически и неук-

лонно проводили чешскую политику, ставя интересы чехов выше интересов

церкви. Чешские приходы таким образом становились ячейками разнемечива-

ния страны.

Немецкое духовенство к сожалению оказалось совершенно бессильным про-

тивостоять этому. Оно не только неспособно было само повести аналогичную

наступательную кампанию, оно не в состоянии было даже и к оборонительной

политике. Так обошли немцев с тыла. Злоупотребления религией на одной

стороне, неспособность оказать какое бы то ни было сопротивление - на

другой, приводили к тому, что немцы вынуждены были медленно, но непре-

рывно отступать.

Так обстояло дело в малом. Но и в большом положение было такое же

Антинемецкие попытки Габсбургов не встречали отпора и в высшем духо-

венстве. Защита самых элементарных прав немцев все больше отступала на

задний план.

Общее впечатление получалось такое, что здесь дело идет о созна-

тельном и грубом попирании интересов немецкого народа, совершаемом като-

лическим духовенством как таковым.

Получалось так, что церковь не только отворачивается от немецкого на-

рода, но прямо переходит на сторону его врагов. Шенерер же считал, что

главная причина всего этого заложена в головке католитической церкви,

находящейся вне Германии. По его мнению уже из одного этого вытекало

враждебное отношение руководящих кругов католической церкви к чаяниям

нашего народа.

Так называемые культурные проблемы отступали при этом почти целиком

на задний план, как и во всем в тогдашней Австрии. Для немецкого нацио-

нального движения решающим было тогда не отношение каталитической церк-

ви, скажем, к науке и т. п., а более всего и прежде всего то, что она не

защищала прав немецкого народа и оказывала постоянное предпочтение домо-

гательствам и жадности славян.

Георг Шенерер был человек последовательный, он ничего не делал напо-

ловину. Он открыл кампанию против церкви в полном убеждении, что только

таким путем можно еще спасти немецкий народ. Движение за эмансипацию от

влияния римской церкви казалось ему самым верным путем к цели, самым мо-

гучим снарядом, направленным против крепости врага. Если бы этот удар

оказался победоносным, то это означало бы, что и в Германии печальному

расколу церкви был бы положен конец и что внутренние силы германской им-

перии и всей немецкой нации выиграли бы благодаря этому чрезвычайно мно-

го.

К сожалению ни предпосылки, ни выводы не были правильны. Верно то,

что сила сопротивления немецкого католического духовенства в области на-

циональной борьбы была несравненно меньше силы сопротивления их коллег

не немецкого и в особенности чешского происхождения.

Только люди невежественные могли не понимать того, что немецкому ду-

ховенству и в голову не приходит взять на себя действительно смелую за-

щиту немецких интересов.

Однако только ослепленные люди могли не понимать того, что это обсто-

ятельство в первую очередь объясняется причинами общими для всех нас,

немцев: они заложены в нашей так называемой "объективности", в нашем

равнодушном отношении к проблемам нашей народности, как впрочем и к не-

которым другим проблемам.

Чешское духовенство относится вполне субъективно к своему народу и

"объективно" к судьбам церкви. А немецкий священник наоборот: он предан

со всей субъективностью церкви и остается совершенно "объективным" по

отношению к своей нации. Это явление мы к несчастью наблюдаем среди нас

и в тысячах других случаев.

Это вовсе не только особое наследие католицизма. Нет, эта печальная

черта разъедает у нас почти все учреждения, в особенности государствен-

ные и духовные.

Попробуйте только сравнить, как относится наше чиновничество к попыт-

кам национального возрождения и как в аналогичном случае отнеслось бы

чиновничество любого другого народа. Или посмотрите, как относится наш

офицерский корпус к чаяниям нашей нации. Разве можно себе представить,

чтобы офицерский корпус любой другой страны в мире занял бы такую же по-

зицию и стал бы прятаться под сенью фраз об "авторитете государства". А

ведь у нас эти фразы за последние 5 лет стали чем-то само собою разумею-

щимся и считаются даже похвальными. Ну, а возьмите еврейский вопрос.

Ведь и католики и протестанты занимают у нас по отношению к нему пози-

цию, которая явно не соответствует ни чаяниям народа, ни действительным

потребностям религии. Попробуйте сравнить позицию еврейского раввина в

вопросах, имеющих хотя бы самое малое значение для еврейства как расы, с

позицией громадного большинства нашего духовенства, - увы, одинаково и

католического и протестантского.

Это явление мы можем наблюдать у нас постоянно, когда речь идет о за-

щите той или другой абстрактной идеи.

"Государственный авторитет", "демократия", "пацифизм", "международная

солидарность" и т. д. - вот понятия, которые господствуют у нас и кото-

рым придается такое прямолинейное и доктринерское истолкование, что те-

ряется всякое здравое понимание действительно жизненных задач нации.

Этот несчастный подход ко всем чаяниям нации под углом зрения предв-

зятого мнения убивает всякую способность вдуматься в дело глубоко

субъективно, раз это дело объективно противоречит доктрине. В конце кон-

цов отсюда получается полное извращение и целей и средств. Такие люди

выскажутся против всякой попытки национального восстания только потому,

что восстание предполагает насильственное устранение пусть хотя бы само-

го плохого и вредного правительства. Как же, ведь это было бы преступле-

нием перед "авторитетом государства". А в глазах такого жалкого фетишис-

та "государственный авторитет" является не средством к цели, а само-

целью. Для его жалкого умственного обихода этого жупела вполне достаточ-

но. Такие герои печального образа с негодованием выскажутся, например,

против попытки диктатуры, даже если бы носителем этой последней стал

Фридрих Великий, а представителями современного парламентского

большинства оказались самые неспособные политические лилипуты или даже

просто недостойные субъекты. А почему? Да на том единственном основании,

что для таких "принципиальных" чудаков закон демократии более священен,

чем великая нация. Такой сухарь станет на защиту самой ужасной тирании,

губящей его собственный народ, только потому что в этой тирании в данный

момент воплощается "авторитет государства". И он откажется иметь что-ли-

бо общее с самым полезным для народа правительством, только потому что

оно не соответствует его представлениям о "демократии".

Так и наш немецкий пацифист отнесется совершенно безразлично к самому

злодейскому насилию над его нацией - если даже насилие это будет исхо-

дить от злейших милитаристов, - только потому, что для изменения положе-

ния понадобилось бы оказать сопротивление, т. е. применить силу, а это

последнее, видите ли противоречит всему его представлению о духе мирного

сожительства. Интернационально настроенный немецкий социалист примет как

должное, если весь остальной мир совместными усилиями будет грабить его.

Он только с братскими чувствами распишется в получении соответствующих

ударов и никогда не подумает о том, что грабителей надо наказать или по

крайней мере надо умерить их пыл. Никогда! А почему? Да единственно по-

тому, что он - немец.

Может быть это и печально, но это так. Чтобы побороть то или другое

зло, надо прежде всего установить и понять его.

Это же относится и к тому равнодушию, которым отличается известная

часть духовенства в деле защиты немецких чаяний.

Это объясняется не его злой волей, не приказом, скажем, сверху. Нет.

Эта недостаточная решимость есть результат недостатков национального

воспитания с молодых лет, а затем это есть продукт некритического подчи-

нения той или другой абстрактной идее, ставшей фетишем.

Воспитание в духе демократии, интернационального социализма пацифизма

и т. д. приняло в наше время характер столь исключительный и столь, мож-

но сказать, субъективный, что оно подчиняет себе все и целиком предопре-

деляет взгляд на все окружающее. Что же касается отношения к нации, то

оно у нас с ранней молодости только чисто "объективное". Вот и выходит,

что немецкий пацифист, субъективно отдающий себя своей идее без остатка,

не станет без долгих размышлений на сторону своего народа даже в том

случае, если народ подвергнется несправедливым и тяжелым угрозам. Он

сначала будет искать, на чьей стороне "объективная" справедливость, и

будет считать ниже своего достоинства руководиться простым чувством на-

ционального самосохранения.

Насколько это одинаково относится и к католицизму и к протестантизму,

видно из следующего.

В сущности говоря, протестантизм лучше защищает чаяния немецкого на-

рода, поскольку это заложено в самом его происхождении и в более поздней

исторической традиции вообще. Но и он оказывается совершенно парализо-

ванным, как только приходится защищать национальные интересы в такой

сфере, которая мало связана с общей линией его представлений и традиций,

как только ему приходится иметь депо с требованиями, которыми он до сих

пор не интересовался или которые он по тем или другим причинам отвергал.

Протестантизм всегда выступит на поддержку всего немецкого, поскольку

дело идет о внутренней чистоте или национальном углублении, поскольку

дело идет, скажем, о защите немецкого языка и немецкой свободы. Все эти

вещи глубоко заложены в самой сущности протестантизма. Но стоит возник-

нуть, например вопросу об еврействе и окажется, что протестантизм отно-

сится самым враждебным образом к малейшей попытке освободить нацию от

этого смертельно враждебного окружения и только потому, что протестан-

тизм тут связан уже своими определенными догматами. А ведь тут дело идет

о вопросе, вне разрешения которого все другие попытки возрождения немец-

кого народа совершенно бесцельны или даже нелепы.

В свой венский период я располагал достаточным досугом, чтобы бесп-

ристрастно продумать и этот вопрос. Все, что я видел вокруг себя, тысячу

раз подтверждало правильность сказанного

В Вене, этом фокусе различных национальностей, на каждом шагу было

особенно очевидно, что именно только немецкий пацифист относится к

судьбам своей нации с той пресловутой "объективностью", о которой мы го-

ворили выше, но еврей так никогда не относится к судьбам своего еврейс-

кого народа. В Вене становилось ясным, что только немецкий социалист

настроен "интернационально" в том смысле, что умеет только клянчить и

заискивать перед интернациональными "товарищами". Чешский социалист,

польский социалист поступают совершенно по-иному. Словом, я уже тогда

понял, что несчастье только наполовину заложено в самих этих учениях, в

другой же части оно является продуктом господствующего у нас непра-

вильного национального воспитания, в результате чего получается гораздо

меньшая преданность своей нации.

Ввиду сказанного ясно, что вся та аргументация, которую приводила не-

мецкая националистическая партия, теоретически обосновывая свою борьбу

против католицизма, была неверна.

Давайте воспитывать немецкий народ с самого раннего возраста в

чувстве исключительного признания прав своего собственного народа, да-

вайте не развращать уже с детских лет нашу молодежь, давайте освободим

ее от проклятия нашей "объективности" в таких вопросах, где дело идет о

сохранении своего собственного я. Тогда в кратчайший срок мы убедимся,

что и немецкий католик по примеру католиков Ирландии, Польши или Франции

остается немцем, остается верным своему народу. Само собою разумеется,

что все это предполагает наличие подлинного национального правительства

и у нас.

Самое могущественное доказательство в пользу сказанного дает нам тот

исторический период, когда нашему народу пришлось в последний раз перед

судом истории вести борьбу за существование не на жизнь, а на смерть.

До тех пор пока руководство сверху было более или менее удовлетвори-

тельным, народ выполнял свою обязанность в полной мере. Протестантский

пастор и католический священник - оба дали бесконечно много, чтобы под-

нять нашу силу сопротивления; оба помогли не только на фронте, но еще

больше в тылу. В эти годы, в особенности в момент первой вспышки, для

обоих лагерей как для протестантов, так и для католиков, существовало

только одно единое немецкое государство, за процветание и за будущее ко-

торого оба лагеря возносили одинаково горячие молитвы к небу.

Немецкое национальное движение в Австрии должно было поставить себе

вопрос: могут ли австрийские немцы удержать свое господство при католи-

ческой вере? Да или нет? Если да, тогда политической партии незачем за-

ниматься вопросами религии или даже обрядности: если же нет, тогда надо

было строить не политическую партию, а поднять борьбу за религиозную ре-

формацию.

Тот, кто кружными путями хочет через политическую организацию придти

к религиозной реформации, обнаруживает только, что он не имеет ни малей-

шего представления о том, как в живой действительности складываются ре-

лигиозные представления или религиозные учения и как именно они находят

себе выражение через церковь.

В этой области поистине невозможно служить сразу двум господам. Обос-

новать или разрушить религию - дело конечно гораздо большее, нежели об-

разовать или разрушить государство, а тем более партию.

Пусть не говорят мне, что выступление немецкой национальной партии

против католичества было вызвано только соображениями обороны, что нас-

тупающей стороной было-де католичество.

Во все времена и эпохи конечно находились бессовестные субъекты, ко-

торые не останавливались перед тем, чтобы и религию сделать орудием сво-

их политических гешефтов (ибо для таких господ дело идет исключительно о

гешефтах). Совершенно неправильным однако является возлагать ответствен-

ность за этих негодяев на религию. Эти субъекты всегда ухитрятся злоу-

потребить в своих низменных интересах если не религией, то чем-либо дру-

гим. Для парламентских бездельников и воришек ничто не может быть более

приятным, чем случай, хотя бы задним числом найти известное оправдание

своим политическим мошенничествам. Когда за его личные подлости возлага-

ют ответственность на религию или на религиозную обрядность, он очень

доволен; эти лживые субъекты тотчас же поднимут крик на весь мир и будут

призывать всех в свидетели того, как справедливы были их поступки и как

они-де своим ораторским талантом и т.д. спасли религию и церковь. Чем

больше они кричат, тем больше глупые или забывчивые сограждане перестают

узнавать действительных виновников плохих поступков. И что же - негодяи

достигли своей цели.

Сама хитрая лиса прекрасно знает, что ее поступки ничего общего с ре-

лигией не имеют. Негодяи посмеиваются себе в бороду, а их честные, но

мало искусные противники терпят поражение и в один прекрасный день в от-

чаянии теряют веру в свое дело и отходят в сторону.

Но и в другом отношении было бы совершенно несправедливо делать от-

ветственной религию или даже только церковь за недостатки отдельных лю-

дей. Давайте сравним величие всей церковной организации с недостатками

среднего служителя церкви, и мы должны будем придти к выводу, что про-

порция между хорошим и дурным здесь гораздо более благоприятна, чем в

какой бы то ни было другой сфере. Разумеется и среди священников найдут-

ся такие, для которых их священная должность является только средством к

удовлетворению собственного политического самолюбия. Найдутся среди них

и такие, которые в политической борьбе к сожалению забывают, что они

должны являться блюстителями высшей истины, а вовсе не защитниками лжи и

клеветы. Однако надо признать, что на одного такого недостойного священ-

ника приходятся тысячи и тысячи честных пастырей, сознающих все величие

своей миссии. В нашу лживую развращенную эпоху люди эти являются зачас-

тую цветущими оазисами в пустыне.

Если тот или другой отдельный развращенный субъект в рясе совершит

какое-либо грязное преступление против нравственности, то ведь не станут

же за это обвинять всю церковь. Совершенно таким же образом должен я

поступить, когда тот или другой отдельный служитель церкви предает свою

нацию, грязнит ее, да еще в такое время, когда это делается и не духов-

ными лицами направо и налево. Не надо забывать, что на отдельного плохо-

го приходского священника приходятся тысячи таких, для которых несчастье

нации является их собственным несчастьем, которые готовы отдать за дела

нации все и которые вместе с лучшими сынами нашего народа страстно ждут

того часа, когда и нам улыбнутся небеса.

Если же кто-либо нам скажет, что тут дело шло не столько о маленьких

проблемах повседневности, сколько о великих принципиальных вопросах дог-

мата, то я ему отвечу так:

Если ты в самом деле считаешь, что ты избран судьбой, чтобы явиться

провозвестником истины, то делай это, но имей тогда и мужество действо-

вать не обходными путями через политическую партию - ибо в этом тоже за-

ложено известное мошенничество, - а постарайся на место нынешнего плохо-

го поставить твое будущее хорошее.

Если для этого у тебя не хватает мужества или если ты сам еще не

вполне убежден в том, что твои догматы лучше, тогда руки прочь. И во

всяком случае, если ты не решаешься выступить с открытым забралом, то не

смей контрабандно прибегать к обходным путям политики.

Политические партии не должны иметь ничего общего с религиозными

проблемами, если они не хотят губить обычаи и нравственность своей

собственной расы. Точно так же и религия не должна вмешиваться в партий-

но-политическую склоку.

Если те или другие служители церкви пытаются использовать религиозные

учреждения (или только религиозные учения), чтобы нанести вред своей на-

ции, то не следует идти по их следам и бороться против них тем же оружи-

ем.

Для политического руководителя религиозные учения и учреждения его

народа должны всегда оставаться совершенно неприкосновенными. В ином

случае пусть он станет не политиком, а реформатором, если конечно у него

есть для этого необходимые данные.

Всякий другой подход неизбежно приводит к катастрофе, в особенности в

Германии.

Изучая немецкое национальное движение и его борьбу против Рима, я

пришел в ту пору к следующему убеждению, которое в продолжение дальней-

ших лет только укрепилось во мне: то обстоятельство, что эта партия не-

достаточно оценила значение социальной проблемы, стоило ей потери всей

действительно боеспособной массы народа; участие в парламенте отняло у

этой партии подлинный размах и привило ей все те слабости, которые

свойственны этому учреждению; борьба же ее против католической церкви

сделала партию невозможной в низших и средних слоях населения и лишила

ее таким образом многочисленных и самых лучших элементов, составляющих

вообще основу

Практические же результаты австрийской "борьбы за культуру" оказались

совершенно ничтожными.

Немецкой национальной партии правда удалось оторвать от католической

церкви около 100 тысяч верующих, но большого ущерба католической церкви

это не причинило. В данном случае пастырям поистине не приходилось про-

ливать слез по поводу потери "овец", ибо они потеряли в сущности только

тех, кто давно внутренне уже не был с ними. В этом и заключалась главная

разница между новейшей реформацией и старой: в эпоху великой реформации

от католической церкви отвернулись многие лучшие люди и притом из

чувства действительно глубокого религиозного убеждения. Между тем теперь

ушли только равнодушные и ушли преимущественно по "соображениям" полити-

ческого характера.

С точки зрения политической результат также был совершенно смешным и

печальным.

Что оказалось? Хорошее политическое национальное движение немецкого

народа, обещавшее большой успех, погибло, потому что руководители не об-

ладали достаточной трезвостью мысли и направили его на тот путь, который

неизбежно должен был привести к расчленению.

Одно несомненно.

Немецкое национальное движение никогда не сделало бы этой ошибки, ес-

ли бы оно не страдало недостатком понимания психики широких масс народа.

Руководство этой партии не поняло, что уже из психологических соображе-

ний никогда не следует массе указывать на двух или больше противников

сразу, ибо это ведет только к падению боевого настроения в собственном

лагере. Если бы руководители названной партии понимали это, то они уже

по одной этой причине ориентировали бы немецкое национальное движение

только против одного противника. Для политической партии нет ничего бо-

лее опасного, как очутиться под руководством людей, желающих драться на

всех фронтах сразу, разбрасывающихся во все стороны и не умеющих достиг-

нуть хотя бы маленьких практических результатов в одной области.

Если бы даже все упреки против католичества были абсолютно верны, то

политическая партия все же не должна ни на минуту упускать из вида то

обстоятельство, что, как показывает весь предшествующий исторический

опыт, никогда еще ни одной чисто политической партии не удалось в анало-

гичных условиях добиться религиозной реформации. Люди должны учиться ис-

тории не для того, чтобы забыть ее уроки как раз тогда, когда нужно их

практически применять, а также не для того, чтобы предположить, будто в

данную минуту история пойдет совсем по иному пути в разрез со всем тем,

что мы виделило сих пор. Изучать историю надо именно для того, чтобы

уметь применить уроки ее к текущей современности. Кто этого не умеет де-

лать, тот пусть не считает себя политическим вождем, тот в действи-

тельности только человек с пустым самомнением. Его практическую неспо-

собность ни капельки не извиняет наличие доброй воли.

Искусство истинно великого народного вождя вообще во все времена зак-

лючается прежде всего в том, чтобы не дробить внимания народа, а кон-

центрировать его всегда против одного единственного противника. Чем бо-

лее концентрирована будет воля народа к борьбе за одну единую цель, тем

больше будет притягательная сила данного движения и тем больше будет

размах борьбы. Гениальный вождь сумеет показать народу даже различных

противников на одной линии. Он представит дело своим сторонникам так,

что эти различные противники в сущности являются врагом одной и той же

категории. Когда народ видит себя окруженным различными врагами, то для

более слабых и нестойких характеров это только дает повод к колебаниям и

сомнениям в правоте собственного дела. Как только привыкшая к колебаниям

масса увидит себя в состоянии борьбы со многими противниками, в ней тот-

час же возьмут верх "объективные" настроения и у нее возникнет вопрос:

может ли быть, чтобы все остальные оказались неправы и только ее

собственный народ или ее собственное движение были бы правы.

Но это уже означает начало паралича собственной силы. Вот почему не-

обходимо взять за одну скобку всех противников, хотя бы они и сильно от-

личались друг от друга, тогда получится, что масса твоих собственных

сторонников будет чувствовать себя противостоящей лишь одному единствен-

ному противнику. Это укрепляет веру в собственную правоту и увеличивает

озлобление против тех, кто нападает на правое дело.

Немецкое национальное движение в Австрии этого не поняло, и это стои-

ло ему успеха.

Цели этой партии были правильны, ее убеждения чисты, но путь к цели

был выбран неверный. Партия похожа была на того туриста, который все

время не спускает глаз с вершины горы, на которую он хочет попасть; этот

турист отправляется в путь-дорогу с твердой решимостью во что бы то ни

стало добраться до вершины и делает при этом однако ту "маленькую" ошиб-

ку, что, будучи слишком занят вершиной, совершенно не обращает внимания

на топографию дороги, на то, что делается у него под ногами, и поэтому в

конце концов гибнет.

У христианско-социальной партии, великой соперницы немецко-нацио-

нальной партии, дело обстояло как раз наоборот. Она хорошо, умно и пра-

вильно выбрала дорогу, но ей, увы, не хватало ясного представления о ко-

нечной цели.

Почти во всех тех отношениях, в каких немецко-национальная партия

хромала, установки христианско-социальной партии были правильны и целе-

сообразны.

Она обладала необходимым пониманием значения массы и поэтому путем

демонстративного подчеркивания социального характера партии уже с перво-

го дня сумела обеспечить себе по крайней мере часть этой массы. Взявши в

основном установку на завоевание мелких и низших слоев средних классов и

ремесленников, она сразу получила крупный контингент преданных, стойких

и готовых к жертвам сторонников. Она старательно избегала какой бы то ни

было борьбы против религиозных учреждений и тем обеспечила себе поддерж-

ку церкви, являющейся в наше время могущественной организацией. Таким

образом перед ней был только один единственный крупный противник. Она

поняла великое значение широко поставленной пропаганды и показала свою

виртуозность в деле воздействия на психологию и инстинкты широкой массы

ее сторонников.

Что однако и она не сумела реализовать свою мечту и не спасла

Австрию, это коренилось в двух недостатках ее работы, а также в недоста-

точной ясности цели.

Антисемитизм этой новой партии сосредоточился не на проблемах расы, а

на проблемах религии. Эта ошибка имела то же происхождение, что и вторая

ее ошибка.

Основатели христианско-социальной партии считали, что если партия хо-

чет спасти Австрию, то она не должна становиться на точку зрения расово-

го принципа, иначе в кратчайший срок наступит-де всеобщий распад госу-

дарства. С точки зрения вождей положение Вены в особенности требовало

того, чтобы партия оставила в стороне все разъединяющие моменты и изо

всех сил подчеркивала только то, что всех объединяет.

В это время в Вене было уже так много чехов, что только величайшей

терпимостью в расовых проблемах можно было добиться того, чтобы чехи не

стали сразу на сторону антинемецкой партии. Кто хотел спасти Австрию,

тот не мог совершенно игнорировать чехов. Новая партия попыталась, нап-

ример, завоевать прежде всего мелких чешских ремесленников, составлявших

многочисленную группу в Вене. Этого она надеялась достичь своей борьбой

против либерального манчестерства. Чтобы объединить всех ремесленников

старой Австрии без различия наций, христианско-социальная партия считала

самым подходящим выставить лозунг борьбы против еврейства и вести эту

борьбу на религиозной основе.

Выступая с таким поверхностным обоснованием своей позиции, партия бы-

ла не в состоянии дать сколько-нибудь серьезное научное обоснование всей

проблеме. Такой постановкой вопроса она только отталкивала всех тех, ко-

торым такого рода антисемитизм был непонятен. Ввиду этого пропаган-

дистская сипа идеи антисемитизма захватывала идейно ограниченные круги,

если только сторонники партии не умели сами от чисто инстинктивного

презрения к евреям перейти к подлинному познанию всей глубины проблемы.

Интеллигенция принципиально отвергла эту постановку вопроса, данную

христианско-социальной партией. Постепенно все больше и больше создава-

лось впечат-. пение, что во всей этой борьбе дело идет только о попытке

обращения евреев в новую веру, а может быть и просто о завистливой кон-

куренции. Благодаря всему этому борьба теряла все черты чего-то высшего.

Многим и притом далеко не худшим элементам борьба начала казаться анти-

моральной, нехорошей. Нехватало сознания того, что дело идет о вопросе

жизни для всего человечества, о такой проблеме, от которой зависит

судьба всех не еврейских народов.

Ввиду этой половинчатости антисемитская установка христианскосоци-

альной партии и потеряла значение.

Это был какой-то показной антисемитизм. Такая борьба против еврейства

была хуже, чем отсутствие какой бы то ни было борьбы против него. Созда-

вались только пустые иллюзии.

Таким антисемитам иногда казалось, что вот-вот они уже затянут верев-

ку на шее противника, а между тем на деле противник их самих водил за

нос.

Что касается самих евреев, то они в кратчайший срок настолько приспо-

собились к этому сорту антисемитизма, что он стал для них гораздо более

полезен, чем вреден.

Если в этой форме новая партия приносила тяжелую жертву государству

национальностей, то еще больше приходилось ей грешить в отношении защиты

основных чаяний немецкого народа.

Раз партия не хотела потерять почву под ногами в Вене, - ей ни в коем

случае нельзя было быть "националистической". Мягко обходя этот вопрос,

партия рассчитывала спасти государство Габсбургов, а на деле она именно

этим путем ускорила его гибель. Само же движение благодаря такой тактике

теряло могучий источник сил.

Итак, я самым внимательным образом следил в Вене за обеими этими пар-

тиями. К первой из них у меня была глубокая внутренняя симпатия, интерес

ко второй пробудил во мне уважение к ее руководителю, редкому деятелю,

образ которого в моих глазах уже тогда был трагическим символом всего

тяжелого положения немцев в Австрии.

Когда за гробом умершего бургомистра тянулся по Рингу гигантский по-

хоронный кортеж, я тоже был в числе сотен тысяч провожающих. Глубоко

взволнованный я говорил себе, что труды и этого человека неизбежно долж-

ны были оказаться напрасными, ибо и над ним тяготели те судьбы, которые

обрекали это государство на гибель. Если бы доктор Карл Люэгер жил в

Германии, его поставили бы рядом с самыми великими людьми нашего народа.

Но ему пришлось жить и действовать в этом невозможном австрийском госу-

дарстве, и в этом заключалось несчастье его деятельности и его самого

лично.

Когда он умирал, на Балканах уже показались огоньки, предвещавшие

войну. С каждым месяцем они разгорались все более жадно. Судьба была ми-

лостива к покойному и не дала ему дожить до того момента, когда он дол-

жен был воочию увидеть разразившееся несчастье, от которого он так и не

смог уберечь свою страну.

Наблюдая все эти происшествия, я пытался понять причины того, почему

немецкая национальная партия потерпела крах, а христианскосоциальная

партия - тяжелую неудачу. И я пришел к твердому убеждению, что независи-

мо от того, было ли вообще возможно укрепить австро-венгерское госу-

дарство, ошибка обеих партий сводилась к следующему:

Немецкая национальная партия совершенно правильно ставила вопрос о

принципиальных целях немецкого возрождения, но зато она имела несчастье

выбрать неправильный путь к цели. Она была партией националистической,

но к сожалению недостаточно социальной, чтобы действительно завоевать

массу. Ее антисемитизм зато покоился на правильном понимании значения

расовой проблемы, ее антисемитская агитация не базировалась на религиоз-

ных представлениях. В то же время ее борьба против католицизма была со

всех точек зрения и в особенности с тактической - неправильной.

Христианско-социальное движение не обладало ясным пониманием целен

немецкого возрождения, но зато счастливо нашло нужные пути, как партия.

Эта партия поняла значение социальных вопросов, но ошибалась в своем

способе ведения борьбы против еврейства и не имела ни малейшего понятия

о том, какую подлинную силу представляет собою национальная идея.

Если бы христианско-социальная партия кроме своего правильного взгля-

да на значение широких народных масс обладала еще правильными взглядами

на значение расовой проблемы, как это было у немецко национальной пар-

тии, и если бы сама христианско-социальная партия была настоящей нацио-

налистической партией, или если бы немецкое национальное движение кроме

своего правильного взгляда на конечную цель, верного понимания еврейско-

го вопроса и значения национальной идеи обладало еще практической муд-

ростью христианскосоциальной партии, в особенности в вопросе об отноше-

нии последней к социализму, - тогда мы получили бы именно то движение,

которое по моему глубокому убеждению уже в то время могло бы с успехом

направить судьбы немецкого народа в лучшую сторону.

Всего этого не оказалось в действительности, и это в главной своей

части заложено было в самом существе тогдашнего австрийского госу-

дарства.

Таким образом ни одна из этих партий не могла удовлетворить меня, по-

тому что ни в одной из них я не видел воплощения своих взглядов. Ввиду

этого я не мог вступить ни в ту, ни в другую партию и не мог таким обра-

зом принять какое бы то ни было участие в борьбе. Уже тогда я считал все

существовавшие политические партии неспособными помочь национальному

возрождению немецкого народа - возрождению в его подлинном, а не только

внешнем смысле слова.

В то же время мое отрицательное отношение к габсбургскому государству

усиливалось с каждым днем.

Чем больше углублялся я в изучение вопроса иностранной политики, тем

больше я убеждался, что австрийское государство может принести немецкому

народу только несчастье. Все ясней и ясней становилось мне и то, что

судьбы немецкой нации решаются теперь только в Германии, а вовсе не в

Австрии. Это относилось не только к политическим проблемам, но в не

меньшей мере и к общим вопросам культуры.

Так что и здесь, в области проблем культуры или искусства австрийское

государство обнаруживало все признаки застоя или по крайней мере потери

всякого сколько-нибудь серьезного значения для немецкой нации. Более

всего это можно было сказать относительно архитектуры. Новейшее строи-

тельное искусство не могло иметь скольконибудь серьезных успехов в

Австрии уже потому, что после окончания постройки Ринга в Вене вообще

уже не было сколько-нибудь крупных построек, которые могли бы идти в

сравнение с германскими планами.

Так моя жизнь становилась все более и более двойственной: разум и

повседневная действительность принуждали меня оставаться в Австрии и

проходить здесь тяжелую, но благодетельную школу жизни. Сердцем же я жил

в Германии.

Тягостное гнетущее недовольство овладевало мною все больше, по мере

того как я убеждался во внутренней пустоте австрийского государства, по

мере того как мне становилось все более ясно, что спасти это государство

уже нельзя, и что оно во всех отношениях будет приносить только новые

несчастья немецкому народу.

Я был убежден, что это государство способно чинить только препятствия

и притеснения каждому действительно достойному сыну немецкого народа и

наоборот способно поощрять только все не немецкое.

Мне стал противен весь этот расовый конгломерат австрийской столицы.

Этот гигантский город стал мне казаться чем-то вроде воплощения кро-

восмесительного греха.

С раннего возраста я говорил на диалекте, на котором говорят в Нижней

Баварии. От этого диалекта я отучиться не мог, а венского жаргона так и

не усвоил. Чем дольше я жил в этом городе, тем больше я ненавидел эту

хаотическую смесь народов, разъедавшую старый центр немецкой культуры.

Самая мысль о том, что это государство можно сохранить еще на долгое

время, была мне просто смешна.

Австрия похожа была тогда на старинную мозаику из мельчайших разноц-

ветных камешков, начавших рассыпаться, потому что скреплявший их цемент

от времени выветрился и стал улетучиваться. Пока не трогаешь этого худо-

жественного произведения, может еще казаться, что оно живо по-прежнему.

Но как только оно получит хоть малейший толчок, вся мозаика рассыпается

на тысячи мельчайших частиц. Вопрос заключался только в том, откуда

именно придет этот толчок.

Мое сердце никогда не билось в пользу австрийской монархии, а всегда

билось за германскую империю. Вот почему распад австровенгерского госу-

дарства в моих глазах мог быть только началом избавления немецкой нации.

Ввиду всего этого во мне сильнее росло непреодолимое стремление уе-

хать наконец туда, куда, начиная с моей ранней молодости, меня влекли

тайные желания и тайная любовь.

Я надеялся, что стану в Германии архитектором, завоюю себе некоторое

имя и буду честно служить своему народу в тех пределах, какие укажет мне

сама судьба.

С другой стороны, я хотел однако остаться на месте и поработать для

того дела, которое издавна составляло предмет моих самых горячих жела-

ний: я хотел дожить здесь до того счастливого момента, когда моя дорогая

родина присоединится наконец к общему отечеству, т. е. к германской им-

перии.

Многие и сейчас не поймут того чувства страстной тоски, которое я

тогда переживал. Но я обращаюсь не к ним, а к тем, которым судьба до сих

пор отказывала в этом счастье или которых она с ужасной жестокостью ли-

шила этого счастья, после того как они им обладали. Я обращаюсь к тем,

которые, будучи оторваны от родного народа, вынуждены вести борьбу даже

за священное право говорить на своем языке; к тем, кто подвергается го-

нениям и преследованиям за простую преданность своему отечеству, к тем,

кто в тяжелой тоске во сне и на яву грезит о той счастливой минуте, ког-

да родная мать вновь прижмет их к сердцу. Вот к кому обращаюсь я и я

знаю - они поймут меня!

Только те, кто на собственном примере чувствуют, что означает быть

немцем и не иметь возможности принадлежать к числу граждан любимого оте-

чества, поймут, как глубока тоска людей, оторванных от родины, как неп-

рестанно терзается душа этих людей. Эти люди не могут быть счастливы, не

могут чувствовать себя удовлетворенными, они будут мучиться вплоть до

той самой минуты, когда наконец откроются двери в отчий дом, где они

только и смогут обрести мир и покой.

Вена была и осталась для меня самой тяжелой, но и самой основательной

школой жизни. Я впервые приехал в этот город еще полумальчиком и я поки-

дал в тяжелом раздумьи этот город уже как вполне сложившийся взрослый

человек. Вена дала мне основы миросозерцания. Вена же научила меня нахо-

дить правильный политический подход к повседневным вопросам. В будущем

мне оставалось только расширять и дополнять свое миросозерцание, отказы-

ваться же от его основ мне не пришлось. Я и сам только теперь могу от-

дать себе вполне ясный отчет в том, какое большое значение имели для ме-

ня тогдашние годы учения.

Я остановился на этом времени несколько подробнее именно потому, что

эти первые годы дали мне ценные наглядные уроки, легшие в основу дея-

тельности нашей партии, которая в течение всего каких-нибудь пяти лет

выросла от маленьких кружков до великого массового движения. Мне трудно

сказать, какова была бы моя позиция по отношению к еврейскому вопросу, к

социал-демократии или, лучше сказать, ко всему марксизму, к социальным

вопросам и т.д., если бы уже в тогдашнюю раннюю пору я не получил тех

уроков, о которых я рассказал выше, благодаря ударам судьбы и собствен-

ной любознательности.

Несчастье, обрушившееся на мою родину, заставило тысячи и тысячи лю-

дей поразмыслить над глубочайшими причинами этого краха. Но только тот

поймет эти причины до конца, кто после многих лет тяжелых внутренних пе-

реживаний сам стал кузнецом своей судьбы.