Глава Х Эксперт в зале судебного заседания

Ход судебного процесса порой напоминает захватывающее театральное действие. Однако, в отличие от театра, в суде каждое действующее лицо исполняет не придуманную, а свою собственную жизненную роль. Особенность положения всех участников процесса заключается в том, что каждый из них является не только исполнителем той или иной роли, но одновременно и зрителем, пристрастно наблюдающим за игрой остальных “актеров”. Не избегает этой участи и эксперт. При этом в ряде случаев его поведение и действия находятся в прямой зависимости от поведения и действий иных участников процесса, которые, в свою очередь, наблюдают за экспертом, оценивают его поведение и анализируют действия.

В подавляющем большинстве случаев при рассмотрении как уголовных, так и гражданских дел эксперту не приходится сталкиваться со сколько-нибудь серьезными затруднениями при исполнении своей роли в судебном заседании. Однако, как показывает наш многолетний опыт, при рассмотрении некоторых дел эксперт встречается с некоторыми довольно типичными проблемами. Чаще всего они обусловлены не профессиональными характеристиками эксперта и данного им заключения, а субъективным мнением участвующих в процессе, их реакциями эмоционального плана. Участники процесса оценивают обсуждаемые в суде сексуальные проблемы в первую очередь с точки зрения своего жизненного опыта, собственных позиций по отношению к другому полу и к вопросам секса, индивидуального уровня морально-этических ценностей. При этом существенную роль играет и глубочайшая интимность рассматриваемых вопросов, которая нередко создаст барьер естественной стыдливости при обсуждении сексуальных проблем в зале суда. Так, например, бывают случаи, когда оглашение экспертом заключения, в котором подробно рассматриваются механизмы сексуального поведения и психосексуальной ориентации подсудимого, производит эффект взорвавшейся бомбы и ввергает участников процесса в эмоциональный шок. После этого в ранее шумном зале суда возникает гробовая тишина и никто из участников процесса не желает задавать эксперту какие-либо вопросы даже в тех случаях, когда рассматриваемое дело полно противоречий.

В других случаях заключение эксперта вызывает протест потому, что изложенное в нем мнение эксперта противоречит имеющимся у кого-то из участников процесса установкам по отношению к сексу, субъективному жизненному опыту или его мировоззрению. Так, в нашей практике был случай, когда судья-женщина никак не могла согласиться с мнением эксперта о том, что практиковавшиеся подэкспертным гетеросексуальные орально-генитальные ласки являются нормальным проявлением сексуальности. По глубокому убеждению судьи, подобные действия должны были рассматриваться как девиантные, либо как свидетельствующие о развращенности подсудимого лишь на том основании, что лично у нее они вызывали отвращение. Приведенный пример с успехом иллюстрирует характерные для многих судей затруднения, вызываемые необходимостью дать оценку сексуальным проблемам. Такое положение в большинстве случаев обусловлено невысоким уровнем сексуальной культуры общества, в котором по отношению к сексу проявляется традиционный ригоризм. Поэтому мнение эксперта-сексолога по тем или иным вопросам может являться шокирующим для суда, так как противоречит взглядам его участников. Подобные разногласия чаще возникают в случаях рассмотрения вопросов о групповом сексе, гетеросексуальных, орально- и анально-генитальных контактах, гомосексуализме, которые многими людьми однозначно трактуются как сексуальные девиации, проявления психических заболеваний или развращенности.

Конфликты между экспертом и прокурором в суде чаще возникают на почве оценки вменяемости лица, совершившего сексуальное преступление. В большинстве случаев подобные конфликты обусловлены тем, что многие прокуроры не признают разделения критерия невменяемости на два самостоятельных признака и считают, что вменяемость по одному из них автоматически определяет вменяемость и по другому. В случаях возникновения таких конфликтов обвинение нередко настаивает на назначении повторной экспертизы.

Несомненно, что наибольшее количество проблем в судебном заседании как по гражданским, так и по уголовным делам, возникает у эксперта-сексолога при общении с адвокатами. Многие из них — настоящие эрудиты в области сексологии и без труда находят противоречия между данной экспертом научной трактовкой конкретного случая с трактовкой подобных случаев другими сексологическими школами. Поэтому эксперты, слабо разбирающиеся в теоретических положениях сексологии, а также невнимательно следящие за новейшими достижениями в своей специальности, при столкновении с такими адвокатами часто попадают в затруднительное положение. Но значительно чаще возникают ситуации, когда свое несогласие с мнением эксперта защита пытается обосновать, используя для этого уже устаревшие научные сведения.

Среди защитников иногда встречаются очень эмоциональные личности, которые настолько сживаются с положением своего клиента, что невольно начинают проецировать на него свои собственные жизненные и сексуальные позиции. Нередко это приводит к тому, что; забываясь, адвокат начинает задавать эксперту вопросы, напрямую противоречащие интересам подзащитного. Однако чаще встречаются случаи, когда адвокат пытается приписать жертве сексуальной агрессии, пострадавшей от его подопечного, провоцирующее сексуальное поведение. При этом защитник старается отыскать сексуальный подтекст в любых, даже самых невинных действиях потерпевшей(го). Очень распространенным мотивом, выдвигаемым защитой для доказательства добровольного совершения потерпевшей полового акта, является абсолютно голословное утверждение того, что здоровую взрослую женщину невозможно изнасиловать, если она сама того не хочет.

К сожалению, нередки и случаи, когда защитник не дает себе труда внимательно изучить материалы дела и произведенной экспертизы и ставит вопросы, исчерпывающие ответы на которые уже были изложены в заключении эксперта. Приходится сталкиваться и с такими “защитниками”, которые настолько слабо ориентируются в сущности дела, что при наличии результатов экспертизы более чем удовлетворяющих интересам его подзащитного так формулируют свои вопросы эксперту, что им может позавидовать любой обвинитель.

Следует отметить, что некоторые эксперты имеют тенденцию к слишком категоричному формулированию своих выводов, а ряд экспертов грешит при этом и выходом за пределы своей компетенции. Несомненно, что в подобных случаях опытному адвокату не составляет большого труда соорудить эксперту такую “ловушку”, из которой бывает очень трудно выбраться. Естественно, что в подобных же ситуациях оказываются и эксперты, которые небрежно относятся к производству экспертизы и оформлению заключения. Однако значительно чаще сами адвокаты таким образом формулируют вопросы перед экспертом, чтобы спровоцировать его на выход за пределы своих познаний (например, перед экспертом-сексологом, не являющимся психиатром, ставятся вопросы, заведомо относящиеся к компетенции судебно-психиатрической экспертизы, и т.п.).

Распространена и такая уловка у защиты: выяснение у эксперта диагностических возможностей разных методов исследования при производстве сексологической экспертизы. При этом достаточно эксперту подойти к рассмотрению такого вопроса с чисто научной, теоретической точки зрения, как сразу же последует ходатайство адвоката о назначении дополнительной экспертизы его подзащитному для проведения сложных диагностических исследований, которые не были произведены в ходе настоящей экспертизы. Доказать же в этом случае нецелесообразность использования дополнительных методов исследования бывает крайне затруднительно. Никогда не следует поддаваться на провокацию защиты, ставящей перед экспертом вопросы общетеоретического и даже философского плана. В подобных, лишенных конкретики, рассуждениях можно зайти так далеко, что у суда невольно возникнет сомнение в компетентности эксперта.

Многие эксперты болезненно реагируют на попытки подрыва их профессионального авторитета, предпринимаемые защитой. В этих ситуациях следует помнить, что эксперт всегда должен сохранять самообладание, несмотря ни на какие провокации, так как именно выведенный из состояния равновесия, раздраженный и волнующийся эксперт становится наиболее уязвимым для заранее спланированных адвокатом действий, и каждая самая пустячная, допущенная экспертом ошибка будет взята защитой на вооружение и использована в целях дальнейшего умаления профессионального достоинства эксперта.

Кроме указанных, наиболее часто встречающихся экспертом в зале суда ситуаций, создающих для него определенные проблемы, имеется и ряд иных, более редких,, но тем не менее довольно типичных случаев, когда у эксперта также могут возникать затруднения. К ним следует отнести трудности при защите своего мнения, которое в данном случае можно изложить только в альтернативной форме. Не так уж редки и случаи, когда только в зале суда эксперт узнает о существовании таких обстоятельств дела, которые не были ему известны при производстве экспертизы, но существенно влияют на полученные в ходе ее результаты. Иногда приходится встречаться и со случаями, при которых подсудимый в зале суда заявляет, что эксперт в своем заключении якобы неверно или не в полном объеме отобразил сообщенные ему сведения, либо подсудимый отрицает производство ему в ходе экспертизы тех или иных исследований.

Многие эксперты, осознавая те трудности, которые могут возникнуть перед ними в судебном заседании, заведомо стараются ограничить свое участие в судебном разбирательстве только защитой данного заключения. Несомненно, что подобная практика вполне понятна, однако с профессиональной точки зрения большие симпатии вызывает активная позиция эксперта, при которой может быть получена ценная информация для окончательного формулирования им своих выводов по конкретному делу. В связи с этим напрашивается один пример из нашей практики: при рассмотрении в суде, казалось бы, банального дела об изнасиловании, благодаря вопросам эксперта, целенаправленно поставленным перед предполагаемой жертвой, обвинение подсудимого в совершении преступления было полностью подорвано и в итоге вынесен оправдательный приговор.