3

В уголовном и уголовно-процессуальном законодательстве дореволюционной России содержался относительный аналог этого правового института. Как отмечал известный русский ученый Г.Ф. Шершеневич, «закон наш, рядом с уголовным удовлетворением, предоставляет на выбор потерпевшему право требовать в свою пользу платежа пени, являющейся остатком того времени, когда все наказания носили частный характер. Размер пени или так называемого бесчестия, смотря по состоянию или званию обиженного и по особым отношениям обидчика к обиженному, не превышает 50 рублей». Дореволюционные российские правоведы, рассматривая личную обиду как возможное основание для предъявления требования о выплате денежной компенсации и понимая при этом под обидой действие, наносящее ущерб чести и достоинству человека, считали предъявление такого требования недопустимым.

Видимо, в этом сказывался аристократический, «рыцарский» менталитет, свойственный российскому дворянству — сословию, из среды которого, как правило, пополнялся корпус дореволюционных российских юристов. Доминирующий подход к этому вопросу Г.Ф. Шершеневич выразил так: «Личное оскорбление не допускает никакой имущественной оценки, потому что оно причиняет нравственный, а не имущественный вред, если только оно не отражается косвенно на материальных интересах, например на кредите оскорбленного (т. X, ч. 1, ст. 670)... Разве какой-нибудь порядочный человек позволит себе воспользоваться ст. 670 для того, чтобы ценой собственного достоинства получить мнимое возмещение? Разве закон этот не стоит препятствием на пути укрепления в каждом человеке уважения к личности, поддерживая в малосостоятельных лицах, например лакеях при ресторанах, надежду "сорвать" некоторую сумму денег за поступки богатого купчика, которые должны были бы возбудить оскорбление нравственных чувств и заставить испытать именно нравственный вред. Отмена такого закона была бы крупным шагом вперед».

Иными словами, для российского дворянина было естественно отреагировать на оскорбление вызовом «к барьеру», но не требованием выплатить денежную компенсацию — подобный образ действий и мышления был допустим лишь для «подлого» сословия; напротив, требование дворянина о выплате денег за нанесенное ему оскорбление навсегда закрыло бы для него двери в приличное общество.

После революции 1917 г. менталитет российского общества существенно изменился, но это не изменило отрицательного (хотя уже и по другим основаниям) отношения к возмещению в денежной форме морального вреда. Преобладающим оказалось мнение о недопустимости такого возмещения, а в связи с этим и гражданское законодательство послереволюционной России до 1990 г. не предусматривало ни самого понятия морального вреда, ни возможности его возмещения.

Судебная практика в соответствии с господствовавшей доктриной отличалась стабильностью в этом вопросе, и суды неизменно отказывали в изредка предъявлявшихся исках о возмещении морального вреда в денежной форме. Сущность этой доктрины заключалась в том, что принцип возмещения морального вреда рассматривался как классово чуждый социалистическому правосознанию.

В зарубежном же законодательстве сложилась следующая ситуация. Накоплена обширная практика применения правовых институтов, аналогичных моральному вреду в российском праве. В наибольшей степени это относится к государствам с англосаксонской системой права (Англия, США, и другие государства). В Англии и США вместо термина «моральный вред», как правило, употребляется понятие «психический вред».

Для российского законодательства характерна разница в регулировании возмещения убытков, причиненных ответчиком ненадлежащим исполнением своих обязательств по договору и внедоговорных обязательств, вытекающих из причинения вреда неправомерными действиями, но в рамках исполнения обязательств из причинения вреда их правовое регулирование едино и не зависит от вида вины правонарушителя. Законодательство Англии и США устанавливает разные основания ответственности в зависимости от того, является ли причинение вреда умышленным или неосторожным. В случае причинения вреда по неосторожности предусматривается компенсационный характер возмещения вреда, а в случае умышленного причинения вреда — штрафной.

В английском праве вообще отсутствует разница между имущественным и неимущественным вредом в части оснований и порядка возмещения. Тем не менее, в англосаксонском праве существует много вариаций определения психического вреда: психический и психиатрический вред, нервный шок и обыкновенный шок. В частности, для признания психического вреда нервным шоком, необходимо, чтобы этот вред выразился в распознаваемом, т. е. в поддающемся диагностике, психическом расстройстве, а не в обыкновенном потрясении или негативных эмоциях страха, печали, горя.

Компенсация морального вреда в законодательстве Германии регулируется Германским гражданским уложением и называется «денежной компенсацией за страдания». Вред делится на имущественный и неимущественный. Принцип ответственности за оба вида вреда один. Аналогом российского морального вреда в Германии является понятие «страдания» или «вред чувствам». Под страданиями, подлежащими компенсации, в германском праве понимаются и физические, и психические страдания. Из этого можно сделать вывод, что содержание «морального вреда» в российском праве и «страданий» в германском совпадают.

В германской судебной практике право на компенсацию страданий предусмотрено, в частности, при нарушении тайны переписки и записей конфиденциального характера, вмешательстве в частную жизнь лица путем несанкционированной фотосъемки, разглашении сведений о частной жизни лица, использовании имени лица в рекламных целях без его разрешения.

Законодательство Франции предусматривает обязанность возмещение вреда, причиненного противоправными виновными действиями. При этом оно не делает каких-либо различий в отношении возмещения имущественного и неимущественного вреда, хотя и в теории, и в судебной практике Франции подразделение вреда на имущественный и неимущественный существует.

Понятие морального вреда во французской судебной практике в общем случае не совпадает с одноименным понятием российского права. Во Франции существует понятие умаления неимущественных прав и благ, а в России моральный вред — страдания, причиненные умалением неимущественных, а иногда и имущественных прав и благ. Следовательно, французская судебная практика не ставит вопрос о компенсации вреда в прямую зависимость от наличия у потерпевшего страданий в связи с умалением его неимущественных благ.

Итак, судебная практика Франции применяет общий подход к возмещению имущественного и неимущественного вреда, и зачастую в решениях по иску о возмещении вреда даже не указывается, в какой части присужденная в качестве возмещения вреда сумма является возмещением имущественного вреда, а в какой — компенсацией неимущественного.

Итак, во всех нормативно-правовых системах отсутствует термин «моральный вред», хотя присутствуют сходные по содержанию правовые институты.