§ 1. Принцип законности

 Принцип законности сформулирован в ст. 3 УК РФ: "1. Преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим кодексом. 2. Применение уголовного закона по аналогии не допускается".

 С формулировкой части первой данной статьи согласны практически все авторы. Ее содержание отражает смысл классической римской формулы: nullum crimen, nullum poena sine lege - нет преступления, нет наказания без указания на то в законе.

 Еще раз обращаем внимание на то, что принципы являются требованиями, обязательными не только для правоприменительных, но и для законодательных органов, следовательно, к их закреплению в нормах уголовного закона должно предъявляться повышенное внимание. Именно с учетом этих требований должны строиться все остальные нормы.

 К сожалению, так бывает не всегда. В действующем УК РФ есть положения, которые противоречат принципам, закрепленным в ст. 3-7 УК РФ. Наиболее приемлемый вариант - это исключение или изменение уголовно-правовых норм, содержащих такие положения. Однако не все так просто. Есть случаи, когда указанный вариант нельзя применить в силу сложившейся традиции, т.е. когда исключение той или иной нормы невозможно без изменения концепции всего уголовного законодательства.

 Так, например, вполне устоявшееся в теории и практике правило действия уголовного закона во времени, закрепленное в ст. 9 УК РФ, согласно которому "преступность и наказуемость деяния определяются уголовным законом, действовавшим во время совершения этого деяния", противоречит положению ч. 1 ст. 3 УК РФ, а именно тому, что "преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим кодексом". Возникает следующая ситуация: если лицом совершено преступление в период действия УК РСФСР 1960 г., то преступность и наказуемость этого деяния будут определяться этим Уголовным кодексом, за исключением случаев, предусмотренных в ст. 10 УК РФ.

 Можно привести еще несколько аналогичных примеров. Так, согласно ч. 4 ст. 11 УК РФ, вопрос об уголовной ответственности дипломатических представителей иностранных государств и иных граждан, которые пользуются иммунитетом, в случае совершения этими лицами преступления на территории Российской Федерации разрешается в соответствии с нормами международного права. Это же касается и уголовной ответственности за преступления против военной службы, совершенные в военное время либо в боевой обстановке, которая в соответствии с ч. 3 ст. 331 УК РФ, определяется законодательством РФ военного времени.

 Исключать или изменять подобные нормы, на наш взгляд, просто нецелесообразно, так как они уже твердо укоренились в российском уголовном законодательстве.

 Своеобразный выход из сложившегося положения был предложен Д.В. Кияйкиным. Он указывает на необходимость закрепления примечания к ст. 3 УК РФ, в котором перечислялись бы указанные выше исключения. По мнению автора, оно должно состоять их двух пунктов: "1. Уголовная ответственность за преступления против военной службы, совершенные в военное время либо в боевой обстановке, определяется законодательством Российской Феде-рации военного времени. 2. Вопрос об уголовной ответственности дипломатических представителей иностранных государств и иных граждан, пользующихся иммунитетом, в случае совершения этими лицами преступления на территории России разрешается в соответствии с нормами международного права" *(310).

 Данная точка зрения, на наш взгляд, заслуживает внимания, однако она не лишена недостатков. Во-первых, указанным примечанием охватываются не все предусмотренные уголовным законом случаи. А во-вторых, представляется, что не совсем корректно вводить примечания к нормам-принципам, так как последние имеют свои особенности, и мы уже обращали на них внимание. Так, предписания норм-принципов должны быть лаконичны и кратки, а также обладать высоким уровнем обобщения.

 Мы полагаем, что один из возможных путей решения проблемы противоречия некоторых уголовно-правовых норм принципу законности состоит в том, чтобы внести дополнение в саму норму, т.е. в ч. 1 ст. 3 УК РФ. Она может выглядеть следующим образом: "Преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом, за исключением случаев, прямо указанных в нем". Таким образом, указанные выше положения уголовного закона (ст. 9 УК РФ, ч. 4 ст. 11 УК РФ, ч. 3 ст. 331 УК РФ) не будут противоречить принципу законности и, следовательно, нет необходимости в их исключении или изменении.

 В отличие от ч. 1 ч. 2 ст. 3 УК РФ вызывает в юридической литературе оживленную научную дискуссию, суть которой сводится к решению вопроса о необходимости существования такой нормы.

 Большинство авторов полагает, что указание на запрет аналогии уголовного закона, содержащийся в ч. 2 ст. 3 УК РФ, является излишним *(311), так как в ч. 1 ст. 3 УК РФ "не только выражена суть принципа законности, но также весьма ясно обозначено и требование о недопустимости аналогии преступления, наказания и иных уголовно-правовых последствий, ибо именно они "определяются только настоящим Кодексом", а следовательно, предполагается обязательное наличие и норм, специально им посвященных" *(312).

 В какой-то степени с этим утверждением можно согласиться. Однако, на наш взгляд, нет необходимости в исключении части второй указанной нормы, так как она не повторяет, а дополняет первую часть. Попробуем доказать этот тезис.

 Толкование нормы, предусмотренной ч. 1 ст. 3 УК РФ, позволяет некоторым исследователям сделать следующий вывод: аналогия закона в уголовном праве ограничивается только рамками преступления, наказания и иных уголовно-правовых последствий, в то время как допустима, например, аналогия норм Общей части *(313) или аналогия в отношении возможного устранения или смягчения, соответственно, преступности и наказуемости деяний *(314) и т.д. Мы полагаем, что в настоящее время эта точка зрения несостоятельна, поскольку есть еще ч. 2 ст. 3 УК РФ, в которой как раз и содержится прямой запрет на применение аналогии в отношении всей отрасли уголовного права. И, следовательно, упразднение этой нормы позволит на вполне законном основании применять в некоторых случаях уголовно-правовые нормы по аналогии. А это, по мнению ряда ученых *(315), и мы с ними полностью согласны, недопустимо. Однако эту точку зрения разделяют не все авторы.

 Следует отметить, что в юридической литературе дискуссионным остается вопрос о том, возможен ли полный запрет аналогии закона в уголовном праве *(316).

 Так, например, В.В. Мальцев указывает на то, что "безусловно, ясна невозможность полной аналогии закона... применительно к установлению признаков состава преступления, содержанию наказания и иных уголовно-правовых последствий" *(317). М.А. Кауфман, в свою очередь, определяет, что "наличие в уголовном законодательстве пробелов, необходимость их немедленного восполнения в процессе разрешения уголовных дел не позволяют считать достаточными социально-юридические основания полного отказа от аналогии при применении уголовного закона" *(318).

 Такой подход к рассматриваемому вопросу, несмотря на всю свою убедительность, на наш взгляд, все же недостаточно оправдан.

 Прежде всего обратимся к понятию "аналогия закона". Так, по мнению А.В. Наумова, она представляет собой "восполнение пробелов в праве, когда закон применяется к случаям, прямо не предусмотренным, но аналогичным тем, которые непосредственно регулируются этим законом" *(319). В некоторых отраслях права (например, в гражданском) аналогия разрешена, однако она все равно считается исключительным средством. Причем следует сразу оговорить, что данный способ не устраняет пробел в праве, а лишь преодолевает его применительно к конкретной ситуации.

 Учитывая специфику уголовного права, обусловленную прежде всего его карательным характером, считаем, что какими благими ни были бы цели применения аналогии, она не допустима в данной отрасли права, и следует помнить о том, что "восполнение пробела права - это прерогатива законодателя, а не органа, осуществляющего применение права" *(320). Что же касается выхода из сложившейся ситуации, то, как пишет Н.А. Лопашенко, "существует только один выход для преодоления аналогии закона - законодательное совершенствование закона, внесение в него изменений. И чем быстрее будут внесены соответствующие изменения, тем быстрее будет восстановлен в полном объеме принцип законности" *(321).

 Подведем итог сказанному. На наш взгляд, должен существовать полный запрет аналогии закона в уголовном праве, что на сегодняшний день и закрепляется в ч. 2 ст. 3 УК РФ. Таким образом, мы полагаем, что данную уголовно-правовую норму необходимо сохранить. Кроме того, ее исключение, как нам представляется, приведет лишь к дополнительным спорам о возможности применения аналогии к тем или иным случаям в зависимости от потребностей практики. Как справедливо отмечает М.А. Кауфман, именно "многочисленные факты продолжающегося применения уголовного закона по аналогии, видимо, и заставили законодателя не просто отменить аналогию путем указания в определении преступления на его запрещенность уголовным законом, а ввести категорический запрет на ее применение в ч. 2 ст. 3 УК РФ 1996 г." *(322).

 Помимо рассмотренных выше проблем законодательной регламентации принципа законности, в юридической литературе достаточно часто обсуждаются и иные, а авторами предлагаются различные изменения и дополнения существующей формулировки этого принципа.

 Например, С.Г. Келина и В.Н. Кудрявцев считают, что в принцип законности должны включаться и иные положения, например, никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также подвергнут наказанию иначе как по приговору суда и в соответствии с законом *(323); лицо, признанное виновным в совершении преступления, несет обязанности и пользуется правами, установленными законом *(324); содержание уголовного закона следует понимать в точном соответствии с его текстом *(325).

 Два первых дополнения, как нам представляется, носят уголовно-процессуальный характер и в настоящее время являются принципами уголовного судопроизводства, закрепленными в УПК РФ (ст. 8 и ст. 11), поэтому включение их в содержание уголовно-правового принципа законности привносит в текст уголовного закона уголовно-процессуальные аспекты, что, по мнению Ю.Е. Пудовочкина и С.С. Пирвагидова, недопустимо *(326).

 Что же касается третьего дополнения, то мы рассмотрим его более подробно, так как оно выражает суть проблемы применения расширительного и ограничительного толкования.

 В целом вопрос о толковании закона, по мнению М.Д. Шаргородского, является одним из наиболее сложных в теории права вообще и уголовного права в частности *(327). Перед толкованием стоит цель установления и раскрытия выраженной в законе или ином нормативном акте воли законодателя. А результатом является правильное понимание действительного его смысла *(328).

 В теории права выделяют несколько видов толкования, но нас в большей степени интересует толкование по объему, в рамках которого выделяют три вида: буквальное, расширительное (распространительное) и ограничительное *(329).

 Некоторые авторы полагают, что только буквальное толкование можно считать единственно верным и приемлемым с точки зрения принципов уголовного права *(330).

 В юридической литературе существуют и иные точки зрения.

 Так, С.С. Алексеев указывает на то, что "распространительное и ограничительное толкования свойственны толкованию как таковому" *(331).

 По мнению В.И. Наумова, применение расширительного и ограничительного толкования вполне возможно, так как это обусловлено тем, что, "во-первых, существует не мало других близких по содержанию норм, которые могут повлиять в ту или другую сторону при толковании (уяснении) взятой нормы. Во-вторых, словесное выражение нормы не всегда может четко выражать то содержание, которое в нее закладывалось" *(332).

 Я.М. Брайнин отмечает, что "ошибка ученых, возражающих против распространительного и ограничительного толкования, состоит в том, что, по их представлению, эти виды толкования изменяют объем действия правовой нормы в противоречие с волей законодателя. На самом деле это не так. Правильное применение в необходимых случаях распространительного или ограничительного толкования помогает установить подлинную волю законодателя" *(333).

 Анализ указанных выше позиций вызывает у нас несколько вполне закономерных вопросов: во-первых, как определить волю законодателя, т.е. как установить тот истинный смысл, который законодатель вкладывает в ту или иную норму? А во-вторых, как соотносятся между собой толкование закона с запрещенной УК РФ аналогией закона?

 Что касается первого вопроса, то нам представляется, что ответ на него очевиден: определить волю законодателя может только сам законодатель. И это вполне логично. Только тот, кто принимает закон, а не тот, кто его применяет, может разъяснить смысл и содержание его норм.

 На разных этапах исторического развития вопрос о толковании законов судами решался неоднозначно. Так, в древности в большинстве случаев законодатель требовал, чтобы при неясности или неполноте законов обращались за разъяснениями к императору, царю или другому лицу, возглавлявшему государство *(334). Чезаре Беккариа писал: "судьям не может принадлежать право толковать уголовные законы исключительно в силу того, что они не являются законодателями... Недостатки, связанные с точным следованием букве уголовного закона, ничтожны по сравнению с недостатками, вызываемыми толкованием" *(335). Монтескье, рассматривая вопрос о разделении властей, указывал на то, что "...судьи народа не более как уста, произносящие слова закона - безжизненные существа, не могущие ни умерить его силу, ни смягчить его суровость" *(336).

 Отрицательное отношение к судебному толкованию было и в царской России. Статья 65 Свода законов до судебной реформы 1864 г. гласила, что "Законы должны быть исполнены по точному и буквальному смыслу оных, без всякого изменения или распространения..." *(337).

 В свою очередь, В.Д. Спасович отмечал, что "закон должен быть применен с толком и разумением, что одно только толкование дает закону жизнь и смысл; толкование его может быть широкое и может быть узкое; то толкование истинно, которое ближе всего подходит и цели и намерениям законодателя" *(338).

 Мы полагаем, что толкование - это необходимый элемент правоприменительного процесса. Как справедливо пишет А.В. Аверин, "всегда и всюду юридические законы были, есть и будут несовершенными хотя бы потому, что они создаются (оформляются) людьми. Но даже самый максимально совершенный закон, который на соответствующем этапе развития общества выдерживает любую конструктивную критику, не может претендовать на абсолютную ясность для правоприменителя, который в каждом случае применения данного закона сталкивается с конкретной жизненной ситуацией, индивидуальной и неповторимой" *(339). Однако это еще не говорит о том, что судья может толковать ту или иную уголовно-правовую норму таким образом, что ее смысл и содержание становились бы шире или уже, чем ее словесное выражение.

 Так, в частности, в одном из московских учебников по уголовному праву *(340) приводится пример расширительного толкования ч. 3 ст. 81 УК РФ. Авторы полагают, что военнослужащие, отбывающие арест либо содержание в дисциплинарной воинской части, освобождаются от дальнейшего отбывания наказания не только в случае заболевания, делающего их негодными к военной службе (как это указано в статье), а также и в тех случаях, когда "осужденный теряет годность к несению военной службы и по другим обстоятельствам, например, при достижении предельного для несения военной службы возраста" *(341). С одной стороны, данное дополнение не вызывает сомнений, оно вполне логично и понятно. Однако, с другой стороны, остается неясным вопрос о том, а на каком основании мы должны расширять содержание данной нормы, это согласуется с тем первоначальным смыслом, который законодатель вкладывал в норму или нет? Мы полагаем, что ответ на этот вопрос может дать только сам законодатель, а при необходимости он должен внести соответствующие изменения в уголовный закон.

 Кроме этого, по мнению некоторых авторов, расширительное толкование недопустимо, поскольку оно, по сути, близко или тождественно аналогии закона, запрещенной УК РФ. Так, М.А. Кауфман отмечает, что "поскольку вопрос о субъектах расширительного толкования не нашел своего отражения в законе, а точки зрения ученых на само это понятие и возможности его применения расходятся, то фактически расширительное толкование по существу представляет собой скрытую аналогию уголовного закона, им же и запрещенную" *(342). Подобной точки зрения придерживается и С.Ф. Милюков, который считает, что "аналогия укрылась под личину так называемого расширительного (или распространительного) толкования" *(343). С этой точкой зрения согласны 17% опрошенных нами ученых *(344).

 Другие авторы полагают, что распространительное толкование следует отличать от аналогии закона, так как "распространительное толкование закона, раскрывая более глубоко его смысл, предполагает распространение его на случаи, которые вытекают из данной нормы закона, охватываются ею, находятся в ее границах, хотя и не следуют на первый взгляд с полной очевидностью из буквального текста закона. Аналогия же означала применение санкции определенной нормы уголовного закона к случаю, не предусмотренному в законе, но сходному по характеру и степени общественной опасности с тем или иным преступлением" *(345).

 Более приемлемой, на наш взгляд, является все же последняя точка зрения. Хотя отметим, что, несмотря на существующие между этими понятиями различия, они очень схожи между собой. Так же, как и аналогия закона, необходимость расширительного толкования вызвана не чем иным, как существующими в УК РФ пробелами и недостатками. Однако отличаются способы их устранения. При расширительном толковании происходит уяснение смысла закона и "распространение его на случаи, которые буквальным текстом не охватываются (как в указанном выше примере с толкованием ч. 3 ст. 81 УК РФ. - Е.Ч.). Аналогия же закона есть применение закона к случаям, прямо не предусмотренным в законе, но сходным с ним по характеру и степени общественной опасности" *(346). Так, с нашей точки зрения, аналогия закона существует в настоящее время при применении ст. 78 УК РФ, в которой не указано, что сроки давности, истекшие к моменту уклонения осужденного от уголовной ответственности, подлежат зачету. Следовательно, для того чтобы восполнить данный пробел, мы вынуждены обратиться к ч. 2 ст. 83 УК РФ, в которой содержится аналогичное положение.

 Оба указанных примера свидетельствуют о низком качестве уголовного закона и о тех его недостатках, которые должны быть устранены законодателем путем внесения изменений или дополнений в УК РФ, а не путем их преодоления при каждом конкретном применении закона. Это может привести к тому, что одна и та же уголовно-правовая норма будет применяться по-разному, в зависимости от того, кто ее применяет. Чезаре Беккариа, рассматривая данную проблему, писал: "и жизнь несчастного приносится в жертву выводов или мимолетных капризов судьи, который уверен в правильности принимаемого им решения на основе хаотичных представлений, витающих в его мозгу" *(347).

 Каков же выход из сложившегося положения? 30,5% опрошенных нами ученых считают, что расширительное толкование, так же как и аналогия закона, должно быть запрещено *(348). Более того, 13,5% респондентов согласны с мнением С.Г. Келиной и В.Н. Кудрявцева, которые предлагают (как было указано нами выше) закрепить в новой ч. 3 ст. 3 УК РФ положение о том, что "содержание уголовного закона следует понимать в точном соответствии с его текстом" *(349). Мы полагаем, что на данном этапе такое дополнение принципа законности вполне оправданно, хотя и связано с рядом проблем. Все мы понимаем, что наш УК РФ далек от идеала, большое количество его норм просто невозможно применить без использования расширительного или ограничительного толкования. Однако, с нашей точки зрения, другим способом решить возникшую проблему не представляется возможным. Если в самом уголовном законе будет указано на запрет применения расширительного или ограничительного толкования, то, следовательно, все существующие проблемы и недостатки необходимо будет устранять только законодательным путем. Таким образом, мы вслед за С.Г. Келиной и В.Н. Кудрявцевым видим необходимость в дополнении ст. 3 УК РФ новой частью третьей, в которой было бы указано, что "содержание уголовного закона следует понимать в точном соответствии с его текстом".

 Есть в юридической литературе и иные точки зрения относительно изменения формулировки ст. 3 УК РФ. Так, по мнению В.В. Мальцева, ст. 3 УК РФ должна выглядеть следующим образом.

 1. Содержание принципа законности образуют социально-правовые идеи равенства, гуманизма, справедливости и вины, выраженные в уголовном законодательстве РФ через его принципы, нормы Общей и Особенной частей. Только выраженные в настоящем Кодексе идеи признаются его принципами.

 2. Преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом.

 3. Законодатель и суды РФ обеспечивают приоритет принципов настоящего Кодекса над другими его понятиями и нормами *(350).

 Первая часть, по мнению автора, основывается на том, что "принцип законности... является формой выражения других принципов уголовного права в уголовном законодательстве" *(351). С этим трудно не согласиться. Ранее мы уже говорили о том, что принцип законности в отличие от всех остальных является формальным принципом и заключает в себе требования облекать те или иные правила в юридическую форму. Однако из этого не следует, на наш взгляд, что его содержание образуют иные принципы уголовного законодательства, так как это лишает данный принцип самостоятельности *(352) и необходимости отдельного закрепления в нормах УК РФ.

 Что же касается введения указанной выше ч. 3, то, с нашей точки зрения, это направлено прежде всего на то, чтобы еще раз подчеркнуть важность закрепленных в УК РФ 1996 г. норм-принципов. Но, учитывая тот факт, что принципы и так являются основными положениями Кодекса и в силу своей специфики имеют приоритет над другими его понятиями и нормами, мы полагаем, что предложение В.В. Мальцева выглядит несколько излишним. Хотя мы и не можем не констатировать тот факт, что, к сожалению, требования принципов уголовного законодательства не всегда соблюдаются как законодательными, так и правоприменительными органами. Однако предложенный В.В. Мальцевым вариант вряд ли улучшит сложившуюся ситуацию.

 Несколько схожее предложение вносит Д.В. Кияйкин. По его мнению, ст. 3 УК РФ необходимо дополнить нормой следующего содержания: "Изменения и дополнения в настоящий Кодекс могут быть внесены при отсутствии в них противоречий принципам уголовного права Российской Федерации" *(353). Эта норма также представляется нам избыточной.

 В свою очередь, Ю.Е. Пудовочкин и С.С. Пирвагидов предлагают в качестве ч. 1 ст. 3 УК РФ закрепить следующее положение: "Уголовный кодекс Российской Федерации основывается на Конституции Российской Федерации, общепризнанных принципах и нормах международного права и международных договорах Российской Федерации" *(354). Этой точки зрения придерживаются и другие авторы *(355).

 В то же время есть и противоположные мнения. Так, Н.А. Лопашенко пишет: что касается правовых требований о приоритете международного уголовного права и подконституционности уголовного закона, то "они действительно лежат в основе принципа законности, но в то же время они относятся не только и не столько к принципу законности, сколько к уголовному закону в целом; это его обязательные черты" *(356).

 Эта точка зрения представляется нам более приемлемой, учитывая и тот факт, что на сегодняшний день рассматриваемое положение вполне обоснованно содержится в ч. 2 ст. 1 УК РФ.

 Более того, И.Э. Звечаровский предлагает дополнить ст. 3 УК РФ, указав, что "уголовное наказание применяется только за преступление и в порядке, установленном настоящим кодексом" *(357). Это, по его мнению, позволит, "во-первых, ориентировать законодателя на недопустимость установления равнозначных мер ответственности за преступления и за деяние, не являющиеся таковыми, в различных отраслевых нормативных актах; во-вторых, исключить возможность применения мер, равнозначных уголовному наказанию, иными субъектами, чем суд; в-третьих, исключить предусмотренную самим УК РФ возможность назначения более строгого уголовного наказания за деяния, не являющиеся преступлениями" *(358).

 На наш взгляд, в целом автор дублирует положение, закрепленное в ст. 43 УК РФ, в котором содержатся признаки наказания, а именно - то, что оно применяется только к лицу, признанному виновным в совершении преступления, а не иного деяния, и назначается только по приговору суда и др. Кроме того, трудно представить, как предложенное изменение ст. 3 УК РФ может "ориентировать законодателя на недопустимость установления равнозначных мер ответственности за преступления и за деяние, не являющиеся таковыми, в различных отраслевых нормативных актах".

 В то же время нельзя не признать, что указанное дополнение может быть вполне оправданно, так как оно призвано решить серьезную проблему, существующую в настоящее время в уголовном законе и не получившую достаточного освещения в юридической литературе. Речь идет о том, как справедливо отмечает И.Э. Звечаровский, что сейчас в самом УК РФ предусмотрена возможность назначения более строгого уголовного наказания за деяния, не являющиеся преступлениями. Это происходит в тех случаях, когда назначенное судом наказание заменяется более строгим вследствие того, что лицо уклоняется от его исполнения *(359): ч. 5 ст. 46, ч. 3 ст. 49, ч. 4 ст. 50 и ч. 4 ст. 53 УК РФ. Это действительно противоречит как принципу законности, так и ст. 43 уголовного закона. Автор предлагает два выхода из сложившейся ситуации: исключение из текста закона положений, закрепленных в указанных статьях, или же введение нового состава по аналогии со ст. 315 УК РФ *(360).

 Есть и иные точки зрения. Д.И. Гондарь и Ф.Б. Гребенкин полагают, что необходимо внести соответствующие изменения в саму ст. 315 УК РФ, касающиеся расширения субъектного состава, который не должен ограничиваться только специальным субъектом. Авторы пишут: "...с целью повышения авторитета судебных органов и удовлетворения материальных и моральных интересов граждан, защищенных судебным решением, ч. 1 ст. 315 УК РФ должна предусматривать уголовную ответственность за злостное неисполнение судебных актов физическими лицами, частными предпринимателями и иными лицами, не являющимися ответственными за исполнение судебных актов в государственных учреждениях и органах, органах местного самоуправления, в коммерческих и иных организациях, а также в Вооруженных силах, других войсках и воинских формированиях Российской Федерации" *(361).

 Нам представляется, что последняя точка зрения выглядит более убедительной, что подтверждается также результатами проведенного нами анкетирования по этому вопросу. Так, 84% опрошенных работников правоохранительных органов согласны с тем, что следует расширить сферу действия ст. 315 УК РФ, установив уголовную ответственность за совершение данного преступления не только в отношении специального субъекта (как в действующей редакции), но и в отношении любого физического лица *(362). Таким образом, можно будет исключить из УК РФ те нормы (ч. 5 ст. 46, ч. 3 ст. 49, ч. 4 ст. 50 и ч. 4 ст. 53), которые на данный момент противоречат принципу законности, и при этом отпадет необходимость в изменении формулировки данного принципа.

 На наш взгляд, ст. 315 УК РФ могла бы выглядеть следующими образом.

 1. Злостное неисполнение вступивших в законную силу приговора суда, решения суда или иного судебного акта, а равно воспрепятствование их исполнению - наказывается...

 2. То же деяние, совершенное представителем власти, государственным служащим, служащим органа местного самоуправления, а также служащим государственного или муниципального учреждения, коммерческой или иной организации - наказывается...

 Подводя итог всему сказанному, мы считаем, что можно предложить такую редакцию ст. 3 УК РФ:

 Статья 3. Принцип законности

 1. Преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом, за исключением случаев, прямо указанных в нем.

 2. Применение уголовного закона по аналогии не допускается.

 3. Содержание уголовного закона следует понимать в точном соответствии с его текстом.