§1. Человек в обществе

Категория "личность" употребляется в науке для обозначения социального качества человека. Однако "социальное", как показал философский анализ, скрывает в себе духовное, поскольку человек не просто выполняет в обществе те или иные роли, но и подчиняет себя целому, мыслит свою жизнь в некотором единстве с остальным миром, прилагает усилия к тому, чтобы его существование наполнилось смыслом и было созвучно понятой им гармонии.

Утрата духовной жизни не исключает социальное бытие человека, она не смертельна, если понимать это явление предельно просто. Однако вне духовного человек уподобляется животному, которое также пользуется преимуществами коллективной жизни, в которой мы найдем все признаки разделения труда, стратификации и даже домашнего хозяйства. Если "социальное" понимать исключительно социологически - как внешнее взаимодействие контрагентов - мы не сможем отличить человека ни от животного, ни от машины.

Здесь мы встречаемся с проблемой, решение которой определяет степень нашей цивилизованности. Кого же следует считать человеком? Интуитивно мы понимаем, что всякий, кто похож на нас, является им -у него такие же органы, повадки, стиль общения... Иначе говоря, человеком мы называем того, кто находится с нами в едином культурном пространстве. Пусть некто приспособился к природной жизни несколько иначе: он ест другую пищу, нежели мы, имеет иное телосложение и речь. Но - и это принципиально - он разделяет вместе с нами базовые ценности.

Если сказанное справедливо, следует констатировать наше сходство с древними греками и римлянами, которые не признавали за людей "варваров" - всех тех, кто находился за пределами римско-эллинского мира.

Человеческая история демонстрирует нам неохоту, с которой люди признавали друг друга именно в этом статусе. Рабы, женщины, дети, иноплеменники, черные, евреи, славяне, неверные, христиане,

язычники, индейцы - кому только не отказывали в человеческом статусе! И сегодня также важно знать основания, в силу которых это признание было затруднительным. Это поможет кое-что понять в современной политике: отношение к заключенным, психически больным, беженцам и т.д.

Американский философ Джон Лаке отмечает, что сегодня признание человеческого статуса покоится на убеждении в принадлежности всех людей к единой для них естественно-природной общности. Но понятие природы и "естественного", по его мнению, не дано нам объективно. Мы считаем природой человека то, что кажется нам предпочтительнее. Это - наш выбор1. Когда мы говорим, что это "естественно" для человека, мы тем самым просто утверждаем законность тех или иных форм жизни.

Стало быть, когда человек не признает другого в качестве человека, он не признает законность, обоснованность тех форм жизни, которые тому свойственны. Когда мы склоняемся к тому, чтобы определить кого-то "недочеловеками", "нелюдями", мы исходим из неявной посылки, что наш мир создан для людей. Спартанцы бросали со скалы новорожденных, у которых они находили признаки аномального развития. Их поступки не воспринимались как жестокие или преступные - в человеческом мире недочеловекам делать нечего. Участие в жизни общества обязывает нас быть людьми.

Сегодня наша позиция к "человеческому" в человеке двойственна. С одной стороны, мы согласны признать за всеми человеческий статус. С другой - мы еще не готовы признать законность того образа жизни, который естествен для отдельных людей. Так, мы стараемся видеть в алкоголике человека и пытаемся наделить его правами, которые, возможно, ему вовсе не нужны. Но при этом мы не принимаем за норму алкоголизм. Современное общество пытается лояльно относиться к гомосексуалистам, одновременно осуждая их поведение. Озабоченные ростом преступности, криминологи пытаются понять мотивы преступного поведения и специфические черты личности преступника, не одобряя его решений...

Древнее общество было в этом вопросе последовательнее нас. Там постулировалась множественность человеческой природы и, соответственно этой позиции, социальное устройство в своей основе имело принцип кастовой принадлежности человека. Каждому - свое. Человек был наделен тем социальным статусом, который соответствовал его природе.

Кастовое устройство общества сменилось классовым, со временем и классовые перегородки стали терять свое значение. Но люди не расстались со своей привычкой делить всех на "настоящих" людей и не вполне "настоящих". Практикуется избирательное отношение к людям по национальному признаку, в зависимости от принадлежности к той или иной конфессии, от рода занятий и т.д. Таким образом, возможность социального мира или, напротив, социальной вражды, облекаемой в различного рода учреждения - армию, полицию, систему образования, - определяется состоянием духовной жизни человека, его собственным выбором, который он, не осознавая, делает ежеминутно. И если мы живем в условиях национальной или религиозной розни, значит наше сознание предполагает значимость деления всех людей по этому признаку. Мы создаем мир таким, какие мы есть, социальный порядок обусловлен нашей способностью к единению с другими людьми. Социальная структура, стало быть, не есть слепок одних лишь экономических отношений, потому что вступление человека в общение с другим равнозначно признанию партнера в каком-либо социальном качестве. Нельзя купить вещь, не признав в противоположном участнике общения продавца. Нельзя наказать человека, не признав в нем преступника. "Общество, - писал В.С.Соловьев, - есть не что иное, как объективно-осуществляемое содержание личности"2.

Внешний порядок не может быть навязан человеку, если тот сам в силу каких-либо причин не принимает его - вынужденно либо добровольно. Есть серьезные основания сомневаться в существовании того, что называют "внутреннее неприятие". Кто-то, скажем, живет в государстве, политику которого внутренне не одобряет. Чему же нам больше доверять - словам, в которых содержатся отрицательные оценки инициатив государства, или поступкам, ориентированным на сотрудничество с осуждаемыми государственными учреждениями?

Итак, в кастовом устройстве общества, где не все люди имеют человеческий статус, есть своя правда и справедливость, поскольку тем самым утверждается нормативное представление о человеческой личности: иметь внешние признаки человека недостаточно, чтобы быть им. И если мы кому-то отказываем в человеческом статусе, мотивируя это специфическим содержанием "недочеловека", то и в себе самих мы страшимся того, что присуще не до конца очеловеченной личности. Ненавидеть в других можно лишь то, что достойно осуждения в качестве черты собственной личности. Поэтому, кстати говоря, преступление вселяет в нас ужас не только тем, до какого предела может пасть человек, но и тем, что такое возможно и со мной.

Если мы действительно способны ненавидеть и осуждать лишь то, что актуально для нашей личности, социальный порядок выступает условием, необходимым для обретения внутренней уверенности в самом себе. Свои пороки я преодолеваю посредством общества, в котором нахожу объект, достойный моего морального негодования. Посредством социальной критики я дистанцирую себя от собственных незавидных свойств. Легче ненавидеть других, чем себя. Поэтому в любой социальной критике просматривается то содержание, которое отрицается человеком в самом себе. Набор социальных пороков воспроизводит структуру человеческих добродетелей.

Чем сильнее в человеке устремленность к добру, тем невыносимее для него обнаруживаемое несовершенство мира. Нравственное отношение к обществу, которое всегда представляет собою застывшую, косную среду, может быть лишь бунтом.

Неприятие общества возможно лишь при условии, что человек посвящен в некую гармонию. А Камю писал, что "бунт не происходит, если нет чувства правоты"3. Отрицание существующего социального устройства предполагает наличие каких-либо усвоенных ценностей, выступающих аксиологическими основаниями социальной критики. Поэтому, по мнению А.Камю, всякий бунт есть призвание к порядку. Экзистенциальным основанием бунта выступает отрицание человеком того социального статуса, который по причине его ценностных предпочтений не соответствует человеческой природе. В бунте человек отрицает самого себя, обновляет собственное личностное содержание. Я участвую в революции не потому, что рабство - плохо, а потому, что быть рабом - не по мне. Посредством бунта я лишаюсь ненавистного мне качества.

Кастовое общество обречено на бунт, поскольку разрозненное общество не может сослаться на общие ценности. Победа в революции устраняет социальные причины бунта - общество прощается со старой структурой, люди обретают права и меняют свой социальный статус. Но ни одна революция не может устранить метасоциальные, экзистенциальные основания бунта. По этой причине общество заинтересовано в наличии такого механизма, который бы позволил человеку бунтовать, не устраивая социальных катаклизмов. Этим механизмом в человеческой цивилизации явились права человека.