§ 3. Допустимость тактических приемов

Проблема допустимости тактических приемов имеет важное практическое значение, так как связана с решением вопроса о возможности или невозможности применения избранного способа действия при произ­водстве предварительного следствия или в суде.

Допустимость тактического приема определяется со­ответствием его требованиям социалистической закон­ности и нравственности.

Тактический прием, который по своему характеру, содержанию и целенаправленности противоречит закону, аморален, так же как и нарушающий этические кормы тактический прием недопустим с точки зрения закон­ности.

Обусловлено это тем, что в основе норм уголовно-процессуального права, в рамках которых осуществля­ется применение тактических приемов, лежат требова­ния нравственности. Поэтому в деятельности следова­теля, прокурора и судьи правовые и нравственные тре­бования сливаются воедино. «Уважение к праву, к за­кону,—говорил товарищ Л. И. Брежнев на XXIV съезде КПСС,—должно стать личным убеждением каждого человека. Это тем более относится к деятель­ности должностных лиц. Любые попытки отступления от закона или обхода его, чем бы они ни мотивирова­лись, терпимы быть не могут. Не могут быть терпимы и нарушения прав личности, ущемление достоинства граждан. Для нас, коммунистов, сторонников са­мых гуманных идеалов, это — дело принципа»4. В этом высказывании четко выражен взгляд нашей партии на принцип деятельности должностных лиц, в котором за­конность и нравственные требования во всех случаях выступают в единстве. Эти требования неукоснительно должны соблюдаться. «Чем выше поднимается наше общество в своем развитии, — указывалось на XXV съезде КПСС, — тем более нетерпимыми становятся еще встречающиеся отклонения от социалистических норм нравственности2».

Разработка тактических приемов криминалистикой и практическое их применение в деятельности по раск-

' Матспиалы XXIV съезда КПСС. М., 1971, с. 81. 2 Материалы XXV съезда КПСС. М„ 1976, с. 78.

157

рытию преступлений, расследованию и судебному рас­смотрению уголовных дел основываются на требованиях уголовно-процессуального права, выражающихся как в общих принципах уголовного судопроизводства, так и в нормах, регулирующих порядок проведения процессу­альных действий на предварительном следствии и в суде.

Ни один из рекомендованных криминалистикой так­тических приемов не может противоречить закону и нарушать гарантированные Конституцией СССР пра-ва граждан. Находясь в зависимости от требований уго­ловно-процессуального закона, определяющего допус­тимость тактических приемов, последние, однако, не сливаются с нормами права, которыми регламентиру­ются не тактические приемы, а порядок расследования и разрешения уголовных дел, деятельность органов сле­дствия, прокуратуры и суда и их отношение с гражда­нами и организациями, участвующими в производстве по уголовным делам1. Связь тактических приемов с требованиями закона не прямая, так как они непос­редственно не предусмотрены его нормами.

Говоря о законности тактического приема, следует иметь в виду его соответствие духу закона, уголовно-процессуальным принципам, особенно таким, как прин­ципы полноты, всесторонности и объективности, быстро­ты, права обвиняемого на защиту. Законность .тактичес­кого приема предполагает возможность его использова­ния в рамках определенного следственного или судеб­ного действия, порядок производства которого установ­лен уголовно-процессуальным законом. Основное наз­начение тактических приемов—обеспечить правильное применение требований закона, успешное достижение целей уголовного процесса и решение задач уголовно­го судопроизводства. Именно отсюда вытекает органи­ческая связь тактических приемов с уголовным процес­сом. Поэтому утверждение о том, что использование тактических приемов раскрытия и расследования прес­туплений регламентируется уголовно-процессуальным кодексом2, представляется неточным.

' См.: С т р о г о в и ч М. С. Курс советского уголовного процес­са. Т. I. М„ 1968, с. 44.

2 См.: Белкин Р. С. Ленинская теория отражения и методоло­гические проблемы советской криминалистики, с. 75.

Ряд норм Основ уголовного судопроизводства Со­юза ССР и союзных республик и уголовно-процессуаль-ных кодексов по своему содержанию представляют как бы синтез ранее действовавших правовых и разработан­ных криминалистикой тактических положений. Их зако­нодательному закреплению предшествовало формулиро­вание соответствующих криминалистических рекомен­даций.

Включение разработанных криминалистической так­тикой приемов в уголовно-процессуальный закон идет как по линии усовершенствования уже имеющихся норм, регламентирующих те или иные следственные действия (например, порядок допроса обвиняемого, производство выемки и обыска и др.), так и по линии закрепления и регламентации новых самостоятельных действий. Например, до появления в УПК РСФСР ста­тей 164 и 165 предъявление для опознания было под­робно разработано в криминалистике, так как являлось одним из эффективных средств изобличения виновных. Процесс воплощения в нормах закона тактических при­емов, оправдавших себя на практике, показавших целе­сообразность и эффективность их применения при про­изводстве расследования, продолжается. Примером это­му может служить законодательное закрепление в уго-ловно-процессуальных кодексах ряда союзных респуб­лик  такого  тактического  приема, как проверка ^показаний на месте.

Регламентация законом ряда тактических приемов не означает, однако, что, выразившись в нормах уго-ловно-процессуального права, они сохраняют кримина­листическую природу. Некоторые криминалисты, наб­людая процесс ассимиляции уголовно-процессуальным правом апробированных практикой криминалистичес­ких рекомендаций, пришли к выводу о существовании двух тактик: процессуальной и криминалистической.

В частности, М. П. Шаламов и Г. Г. Зуйков подраз­деляют тактические приемы на приемы, предусмотрен­ные законом (обязательные и факультативные), и при­емы, не предусмотренные уголовно-процессуальным законом, которые реализуются в процессе расследова­ния лишь по усмотрению ведущего его органа'.

' См.: Шаламов М. П. Некоторые проблемы советской крими­налистики. М., 1965, с. 27, 28; Криминалистика. Т. II. М., 1970, с. 14.

159

С этим нельзя согласиться. После закрепления в уго-ловно-процессуальном законе тактические приемы рас­следования приобретают правовую природу, утрачивая тем самым свой криминалистический, т. е. рекоменда­тельный характер. Таким образом, они «превращаются» в нормы закона, регламентирующие не только поря­док их использования, но и порождающие определен­ные права и обязанности участников уголовного про­цесса, а также возникающие при их реализации право­отношения, которые становятся объектом изучения нау­кой уголовного процесса, а не криминалистики. Поэ­тому, как нам представляется, нельзя согласиться и с мнением П. С. Элькинд, которая считает, что науч­ные данные, приспособленные к задачам расследова­ния и закрепленные в нормах уголовно-процессуального права, сохраняют криминалистические свойства. Часть криминалистических приемов и средств, утверждает она, осуществляется в виде общеобязательных уголовно-процессуальных правил поведения; другая часть, сохраняя свой рекомендательный характер, реализует­ся по усмотрению органов дознания, следствия и про­куратуры'. Аналогичной позиции придерживаются Р. С. Белкин и А. И. Винберг. Развивая эту мысль, они пи­шут: «Законодательная регламентация тактического приема означает, что законодатель признал этот при­ем наиболее целесообразным, наиболее рациональным, наиболее эффективным способом действия. От того, что данный способ действия стал обязательным, он не пе­рестал быть способом действия, т. е. не перестал быть тактическим приемом. Таким образом, обязательность или необязательность тактического приема не опреде­ляет его сущности. Обязательность есть выражение оценки тактического приема законодателем как наибо-

Ещс ранее следственную тактику подразделял на процессуальную и криминалистическую Б. Шавер (см.: Шавер Б. Предмет и метод советской криминалистики.—«Соц. законность», 1938, К° 6, с. 89). Однако позже Б. Шавер отказался от своей точки зрения (см.: Ш а-вер Б. Методика допроса.—«Соц. законность», 1940, № 4). Из су­ществования двух тактик — процессуальной и криминалистической — исходил также Н. В. Терзиев (см.: Терзиев Н. В. Вопросы советс­кой криминалистики и место в ней следственной тактики.—В сб.:

Криминалистика на службе следствия. Вып. 7, М., 1956, с. 160).

' См.: Элькинд П. С. Сущность советского уголовно-про­цессуального права. Л.,1963,с. 99.

160

лее эффективного средства расследования в данном случае»*.

По мнению этих авторов, «процессуальная норма как специфическое отражение—форма—системы об­разующих ее содержание элементов сама по себе не изменяет природы этих элементов,—в рассматривае­мом случае криминалистической природы, наоборот, она отражает эту природу»2.

Подвергнем анализу данные суждения с иных пози­ций. Известно, что существует бесчисленное количе­ство приемов, применяемых в самых различных облас­тях человеческой деятельности. Все они являются спо­собами действий, но мы не можем сказать, что поэтому их природа одинакова. В общем смысле почти весь уголовный процесс является способом действия органов расследования и суда по раскрытию, расследова­нию  преступлений и рассмотрению о них  уго­ловных  дел.  Закон  устанавливает, что должны делать  лицо,   производящее   дознание,   следова­тель, прокурор и судья, в какой последователь­ности и как им нужно поступать при наличии опреде­ленных фактов и ситуации. Но от этого уголовный про­цесс не становится набором тактических приемов.

Разумеется, тактический прием, получив регламен­тацию в норме закона, не перестает быть способом действия. Но этим и ограничивается то общее, что оста­ется между «бывшим» тактическим приемом и дейст­вием, закрепленным уголовно-процессуальным законом. Последнее приобретает новые свойства. Здесь происхо­дит качественный скачок, меняющий его природу. Из криминалистического способа действия тактический прием «превращается» в уголовно-процессуальный спо­соб действия со всеми вытекающими отсюда правовы­ми последствиями.

Принципиальное различие тактических рекоменда­ций криминалистики и процессуальных правил проведе­ния следственных и судебных действий состоит в неоди­наковых юридических последствиях, наступающих при нарушении нормы закона и неправильном применении

* Белкин Р. С., Винберг А. И. Криминалистика, Общетео­ретические проблемы, с. 92. 2 Там же,с. 94.

)1 Заказ 1671                                                          |р[

того или иного тактического приема. Нарушение норм закона влечет применение процессуальных санкций, а неправильное применение тактического приема — нет.

Критерием разграничения процессуальных правил и тактических приемов выступает, таким образом, при­рода способа действия, составляющего содержание про­цессуального правила или тактического приема.

В первом случае природа способа действия — пра­вовая, и, следовательно, этот способ обязателен во всех случаях. Его применение обеспечено процессуальным принуждением.

Во втором случае природа способа действия — кри­миналистическая, альтернативная. Его применение ос­новывается на усмотрении в зависимости от целесооб­разности, он представляет собой научную рекомендацию.

Поэтому нельзя располагать в одной плоскости так­тические приемы (криминалистические рекомендации) и процессуальные правила (веления закона). Закреп­ляемый законом способ действия утрачивает кримина­листический характер.

Базирование советского уголовного  процесса на принципе законности, который определяет допустимость тактических приемов, дополняется требованием об их соответствии этическим основам деятельности органов расследования и суда. Речь идет о допустимости так­тических приемов с точки зрения требований морали'.

Соответствие нравственным представлениям, мо­ральным нормам, действующим в советском обществе, является таким же необходимым требованием, предъ­являемым к тактическим приемам, как и требование их законности. В советском обществе нравственные начала с неукоснительностью проявляются во всех сфе­рах жизни и деятельности. «В процессе перехода к ком­мунизму все более возрастает роль нравственных начал в жизни общества, расширяется сфера действия мо­рального фактора...»,—говорится в Программе КПСС,

1 Этика—наука о морали (лат. тогаИэ—нравственность). Су­дебная этика — наука о применении норм морали, нравственности в специфических условиях деятельности органов расследования и су­да, об осуществлении нравственных принципов и требований в рас­следовании и разрешении уголовных дел (см.: Строгович М. С. Судебная этика, ее предмет и сущность.—< Сов. государство и пра­во», 1971, № 12, с. 91). Судебная этика, таким образом, является наукой о профессиональной нравственности следователя, судьи и др.

Нравственная, этическая сторона в деятельности ор­ганов расследования и суда имеет очень важное значе­ние, потому что этим органам вверяются такие мо­ральные ценности, как честь и достоинство человека, его доброе имя, благополучие, свобода, а иногда и жизнь.

Общие этические представления и принципы комму­нистической нравственности выражены в моральном кодексе строителя коммунизма, сформулированном в Программе КПСС, в решениях высших органов пар­тии. Р1ми руководствуются все советские люди. Однако эти сложившиеся в социалистическом обществе нравст­венные представления и требования носят обобщенный характер. Нравственные установления, какой бы конк­ретный вид они ни имели, дают лишь общий ориентир поведения. Эти общие нравственные требования предо­ставляют широкие возможности для их приспособления и конкретизации применительно к бесконечному много­образию жизненных ситуаций1. Обобщенное нравствен­ное требование «не заключает в себе такого содержа­ния,—пишет А. А. Гусейнов,—которое само по себе без дополнительных, часто весьма существенных уточ­нений, видоизменений и преобразований может быть реализовано в индивидуальной жизнедеятельности, оно дает лишь общее направление, предполагая и возбуж­дая в индивиде способность к самостоятельной деятель­ности»2.

Этим и объясняется то, что на протяжении длитель­ного времени в практике советского уголовного судо­производства на основе общих нравственных норм сформировались специфические нравственные установ­ления, совокупность которых составляет профессиональ­ную мораль-следователя, прокурора, судьи.

Некоторые нравственные установления получили прямое законодательное закрепление в уголовно-про-цессуалыюм праве в виде запретов аморальных поступ­ков. Например, закон запрещает домогаться показаний обвиняемого путем насилия, угроз и иных незаконных мер (ст. 20 УПК РСФСР); производство следственного эксперимента допускается при условии, если при этом

1 См.: Гусейнов А. А. Социальная природа нравственности. М., 1974, с. 89.

2 Там же, с. 89.

И*

не унижается достоинство и честь участвующих в нем лиц и окружающих и не создается опасности для их здоровья (ст. 183 УПК РСФСР); наводящие вопросы при допросе не допускаются (ст. 158 УПК РСФСР); суд, прокурор, следователь и лицо, производящее дознание, не вправе перелагать обязанность доказывания на обви-няегуюго (ст. 20 УПК РСФСР). Нравственное значение имеют и многие другие нормы закона. Но, как пра­вильно заметил Л. Ароцкер, даже самая подробная и жесткая регламентация профессиональной деятель­ности судей, следователей и прокуроров не может ох­ватить всю их деятельность полностью. В ней всегда остается сфера возможного и сфера должного. Вот здесь-то особенно необходимы этические нормы и нра­вственные начала, которыми должны руководствовать­ся судьи, прокуроры и следователи1. Исходя из них, лицо, производящее дознание, следователь, прокурор, судья определяют, может ли быть использован тот или иной тактический прием, допустим ли он в данной ситу­ации с точки зрения нравственности. Гуманизм, спра­ведливость, уважительное отношение к человеку, по­павшему в орбиту уголовного процесса, должны быть присущи действиям лица, производящего дознание, следователя, прокурора и судьи. Это постоянно подчер­кивается не только в специальных работах, посвящен­ных нравственным проблемам уголовного судопроиз­водства, но и во всей уголовно-процессуальной, крими­налистической и судебно-психологической литературе. Однако в некоторых случаях, когда рассматриваются вопросы о содержании отдельных норм профессиональ­ной судебной этики, излагаются конкретные рекомен­дации относительно тех или иных тактических приемов (особенно тактических приемов, основанных на психо­логических «ловушках» и «хитростях»), сделанные предложения не соответствуют общим принципам нра­вственности. По нашему мнению, профессиональная мораль не должна находиться в противоречии с этими принципами.

Уточняя, детализируя и преобразуя применительно к условиям процессуальной деятельности общие нор­мы морали, профессиональная мораль не вносит суще-

* См.: Ароцкер Л, Судебная этика,—«Соц. законность», 1969, №. 9, с. 34.

164

ствекных изменений в природу и содержание нравствен­ных принципов и представлений о совести и чести, долге и справедливости, добре и зле, положительном и отри­цательном. Поэтому мы не разделяем взгляда, получив­шего в последнее время некоторое распространение в нашей юридической литературе, что «дополнения» и «ограничения» действия некоторых общих принципов морали в предварительном расследовании могут ка­саться такого, например, нравственного требования, как правдивость, когда речь идет о сведениях, составляю­щих следственную тайну'. Указанное «ограничение» об­щего морального принципа приводит к выводу, что якобы следователь при расследовании уголовного де­ла может допустить ложь и обман. Справедливости ради следует сказать, что при этом делается оговорка, состоящая в том, что обман подследственного произ­водится не путем прямых ложных утверждений, а посредством его как бы «случайного» ознакомления с информацией, доказательственная ценность которой равна нулю, но которая вызывает определенные ассо­циации, связанные с фактом преступления, и дезинфор­мирует подследственного2. Думается, что форма обмана в данном случае значения не имеет, так как суть его не меняется. Обман остается обманом, что всегда от­рицательно оценивается с точки зрения нравственности. Основанный на обмане тактический прием не может быть допустим также и с позиций профессиональной су­дебной этики. Попытки обосновать такого рода отступ­ления от общих норм морали спецификой профессио­нальной (судебной) морали и ссылками на закон пред­ставляются плодом недоразумения, неправильного ис­толкования требования закона. Так, по убеждению Ю. М. Зархина, «применение приёмов, маскирующих цели, степень осведомленности, доказательства, имею­щиеся в распоряжении следователя, не противоречит закону. Статья 139 УПК РСФСР устанавливает, что данные предварительного следствия могут быть преда-

' См.: Р а т и н о в А., 3 а р х и и Ю. Следственная этика. — «Соц. законность», 1970, № 10, с. 35.

2 См.: Дулов А. В., Нестеренко П. Д. Тактика следствен­ных действий. Минск, 1971, с. 88; Зархин Ю. М. Нравственные основы предварительного следствия в советском уголовном процес­се. — Канд. дисс. М., 1974, с. 67.

1С5

мы гласности лишь в том объеме, в каком признает это возможным прокурор или следователь. Значит, если следователь сочтет тактически целесообразным в инте­ресах раскрытия истины, чтобы представление о данных следствия в сознании обвиняемого или иного лица вре­менно не соответствовало бы действительному объему этих данных, он вправе принять для создания такого ошибочного представления нравственно-допустимые ме­ры»'. Ю. М. Зархин не замечает содержащегося в его суждениях логического противоречия. Для достиже­ния безнравственной цели, каковой является умыш­ленное создание у обвиняемого или иного лица оши­бочного (ложного) представления, пользоваться нрав­ственно-допустимыми мерами невозможно, ибо это бу­дет аморально.

Анализ ст. 139 УПК, РСФСР показывает, что пра­во следователя и прокурора оглашать данные предва­рительного следствия в том объеме, в каком они при­знают возможным, не означает и не предполагает их права на создание ошибочного представления у обви­няемого ни об объеме, ни о содержании доказа­тельств, имеющихся по делу. Тайна следствия, являю­щаяся одной из гарантий успеха расследования, обес­печивается не тем, что следователь или прокурор должны создавать путем использования соответству­ющих тактических приемов ложные представления у обвиняемого о доказательствах, имеющихся в их рас­поряжении, а тем, что до определенного законом мо­мента ни следователь, ни прокурор не обязаны инфор­мировать о них обвиняемого. Иногда приходится стал­киваться с такими суждениями, что обвиняемый, мол, как правило, лжет, изворачивается, клевещет на дру­гих и никакой ответственности за это не несет, потому что это предусмотрено его статусом в советском уго­ловном процессе. Поэтому в данном случае следова­тель может пользоваться тем же оружием и «сражать­ся» с преступниками на равных. Ясно, что такие ут­верждения противоречат закону.

Для обоснования правомерности тактических прие­мов, основанных на обмане, иногда ссылаются на при­емы, используемые в военной тактике, допускающей,

* 3 а р х и II Ю. М. Указ. дисс., с. 75.

166

например, дезинформацию противника'. Перенося их в сферу уголовного процесса, сторонники такого взгляда проявляют явную вульгаризацию и упрощен­чество, ставя на одну доску войну и расследование преступлений. В войне противник предстает в непри­крытом обличье злейшего, смертельного врага, стрем­ление которого к порабощению и угнетению не вызы­вает ни малейших сомнений. Поэюму разглашение военной, государственной тайны представляет здесь не «буквальное, догматическое проведение в жизнь принципа честности и правдивости», а предательство, преступление, караемое законом. Нельзя рассматри­вать следователя и обвиняемого как непримиримых, смертельных врагов, хотя между .ними порой возника­ют сложные, конфликтные ситуации, моральные кол-лизин. Нельзя забывать и о принципе презумпции не­виновности. Следует помнить, что пока лицо только обвиняемое, оно не может считаться преступником, так как невиновность его не исключается. Создание у виновного ложного представления о якобы имеющих­ся против него доказательствах может породить у него убеждение о безвыходности положения, бесполезно­сти защиты, может повлечь у лица намерение при­знать себя виновным в преступлении, которого оно не совершало. Иначе говоря, это может привести к грубейшему нарушению законности и к безнравствен­ному, аморальному акту. Даже если обвиняемый дей­ствительно совершил преступление и следователь глу­боко убежден в этом, то и тогда неэтично опускаться до уровня психологии преступника и прибегать к исполь­зованию тех же средств, которыми он иногда пользу­ется, пытаясь увильнуть от ответственности, т. е. ко лжи.

Наряду с законностью и нравственностью в лите­ратуре называются и другие требования, предъявляе­мые к допустимости тактических приемов, в частно­сти их научная обоснованность и целесообразность. Думается, что эти требования хотя и характеризуют допустимость тактических приемов, однако не явля­ются определяющими. Тактический  прием  может быть, например, обоснован не научными данными, а данными практики расследования преступлений.

' См.: 3 а р х и и Ю. М. Указ. дисс., с. 62.

167

Целесообразность тактического приема—это воз­можность его эффективного использования в услови­ях определенной следственной или судебной ситуа­ции. Указанная возможность диктуется практикой или наукой (криминалистикой) путем выявления ти­пичных ситуаций и указания оптимальных ' условий, при которых применение тактического приема пред­ставится наиболее целесообразным. Выбор и приме­нение нецелесообразного тактического приема, так же как и недостаточно научно обоснованного приема, не влечет столь тяжких последствий, как нарушение требований законности и нравственности. Однако это не значит, что можно пренебречь этими требования­ми. Самым ценным с точки зрения допустимости бу­дет, разумеется, тот тактический прием, который от­вечает всем рассмотренным требованиям.