§ 2.Соотношение убеждения и процессуального принуждения при допросе.

Из общей психологии известно, что любое общение между людьми, любое их взаимодействие с целью получения информации невозможно без взаимного психологического воздействия. Характер психологического взаимодействия при допросе в этом отношении не представляет исключения.

В процессе расследования уголовных дел следователь вступает с участниками уголовного процесса в определенные психологические взаимоотношения, характер которых определяется специфическими задачами и условиями процессуального доказывания. Это взаимодействие направлено на получение фактических данных, доказательств по расследуемому делу.

Наиболее ярко характер, особенности и закономерности таких взаимоотношений проявляются в процессе производства следователем наиболее распространенных следственных действий- допросов.

В широком смысле взаимоотношения следователя с допрашиваемым есть ни что иное, как психологическое общение, предполагающее взаимный обмен информацией, основанный на взаимном психологическом проникновении, воздействии .

Такое общение при производстве допросов имеет двойственный характер поскольку основано на двух психологических принципах: "психологического контакта" и "психологической борьбы".

Психологический контакт при допросе призван способствовать установлению коммуникативных связей, возникновению эмоционального доверия у допрашиваемого к следователю, желания давать показания.

В отличие от большинства иных ситуаций общения, психологический контакт при допросе имеет неравнозначный характер, поскольку с одной стороны следователь стремиться получить максимум информации, а с другой - свести к минимуму разглашение имеющихся в его распоряжении сведений.

Особенностью психологического контакта при допросе является также и то, что целью, задачей такого контакта, прежде всего. является получение не любой, а доказательственной информации, то есть полученной с соблюдением предусмотренной законом процессуальной формы и имеющей отношение к расследуемому делу.

Положение следователя, правила ведения допроса, статус допрашиваемого в уголовном процессе обуславливают специфику установления психологического контакта. Однако, это вовсе не означает, что следователь должен выглядеть "засушенным бюрократом, изъясняющимся на языке циркуляров и параграфов".

Как подчеркивалось, психологический контакт невозможен вне общения. Поэтому несмотря на специфику установления психологического контакта на допросе, такое общение должно подразумевать не только учет процессуальных аспектов контакта, но и высокую речевую культуру следователя, владение им не только нормативной лексикой, но и в ряде случаев определенными навыками общения, основанными на учете профессии, культурного уровня, национальных особенностей допрашиваемого и т. д.

Особое внимание и такт следователь должен проявлять к лицам, в отношении которых применены процессуальные меры принуждения, прежде всего связанные с лишением свободы. Стремление следователя объективно и полно исследовать обстоятельства дела, выяснить не только уличающие, но и другие обстоятельства, проявление корректного отношения к таким лицам, разъяснение и соблюдение прав и законных интересов допрашиваемого, - вполне могут способствовать возникновению и поддержанию конструктивного психологического контакта даже и в такого рода, в общем-то, неблагоприятных для его установления и поддержания условиях.

В той же степени , что и бездушие, недопустимы и аморальные приемы общения, преследующие цель завоевания авторитета и доверия у допрашиваемого, такие как панибратство, заискивание, заигрывание и т.п.

Личный авторитет следователя. в сознании допрашиваемого, во многом связан с авторитетом государственной власти, которую тот представляет. Недостойное или непрофессиональное поведение следователя может не только негативно воздействовать на правосознание гражданина, но и иметь различные неблагоприятные последствия для налаживания и поддержания психологического контакта.

Тем не менее, в условиях бесконфликтной ситуации допрашиваемый и допрашивающий сообща стремятся к достижению истины, и их взаимоотношения не осложнены предубежденностью и недоверием.

Допрос в условиях бесконфликтного психологического контакта характерен при получении показаний у лиц, из числа незаинтересованных в исходе дела свидетелей, а также добросовестных потерпевших.

Общение следователя с допрашиваемым может происходить и в виде психологической борьбы, психологического противодействия в случаях, когда целевые установки следователя и допрашиваемого носят различный и даже противоположный характер, что приводит стороны к конфликту, который может проявляться, например, в последовательной даче ложных показаний, отказе от дачи показаний.

Раскрывая причины конфликта в процессе расследования Р.С.Белкин пишет:" В основе каждого преступления лежит конфликт правонарушителя с законом, с интересами государства и общества. Восстановление попранного права начинается с раскрытия и расследования преступления, в ходе которого конфликт с законом может обрести форму конфликта со следователем".

Психологическое противодействие, приобретающее конфликтные формы, в тоже время никак не исключает необходимости установления психологического контакта, который и в условиях противоборства сторон также особенно актуален, как обязательное условие получения на допросе информации. В конфликтных ситуациях расследования допрос характеризуется сочетанием психологического контакта и психологической борьбы. Причем их соотношение не является неизменным даже в ходе одного и того же допроса.

В этой связи справедливой представляется научная позиция А.М.Ларина, критикующего полярные подходы к рассмотрению этого вопроса - с одной стороны приверженцев концепции конфликтного, а с другой - идеи бесконфликтного следствия, справедливо отмечая, что конфликтологическая трактовка расследования и уголовного процесса в целом, сводящая расследование к конфликту следователя с обвиняемым неприемлема. Одиозно в этой трактовке жесткое распределение амплуа, когда следователи и прокуроры неизменно, все подряд герои, рыцари без страха и упрека, проницательные правдолюбцы, неуклонно постигающие истину, а обвиняемые и подозреваемые сплошь - коварные злодеи, любыми путями стремящиеся ускользнуть от заслуженной ответственности. Такого рода подход крайне опасен, поскольку позволяет отождествлять подозреваемых и обвиняемых с преступниками. Судебная практика знает немало горьких примеров тенденциозности следствия, финалом в которых были необоснованные репрессии ни в чем неповинных людей.

Идея бесконфликтного следствия, нацеливающая следователя на перевод конфликтных отношений в сотрудничество, также справедливо критикуется А.М.Лариным, так как сотрудничество может иметь место лишь при условии единства целей и задач контактирующих сторон.

Потеря психологического контакта почти всегда означает отказ допрашиваемого от дачи показаний. Такая ситуация, однако, может быть обусловлена ошибочной линией поведения самого следователя, например, вследствие возникновения необоснованного подозрения к допрашиваемому, предубежденности, нервозности, бестактности допрашивающего. Если причины таких конфликтов кроются в неправильном поведении самого следователя, то они чаще всего бывают устранимы при условии надлежащей критической самооценки следователем.

Следователь может быть спровоцирован противоборствующей стороной на "эмоциональный взрыв". Такая ситуация бывает крайне выгодна недобросовестным свидетелям и потерпевшим, а также заинтересованным в сокрытии истины подозреваемым и обвиняемым. При этом указанные лица преследуют цель получения оснований для отказа от дачи показаний и как следствие - дополнительного времени на обдумывание своих дальнейших шагов.

Как отмечает А.Р.Ратинов, потеря контакта, однако, не является обстоятельством , определяющим в основном конфликтные ситуации при допросе. Для них более свойственен характер соперничества, противоборства, когда конфликт представляет собой борьбу двух информационных систем, определенную взаимосвязь субъектов, принимающих, собирающих и использующих информацию друг о друге, двустороннее решение взаимосвязанных и взаимоопределяющих мыслительных задач, лежащих в основе поведения противников и направляющих ход реальной борьбы. Поэтому, в наиболее общем виде конфликт является предметом теории игр. Используя математический аппарат и вероятностные закономерности, теория игр отыскивает такие правила поведения в конфликтных ситуациях, которые были бы наилучшими, устанавливая оптимальную стратегию для каждой из сторон.

Чтобы предусмотреть и эффективно преодолеть сопротивление недобросовестного лица, следователю необходимо проделать за него мыслительную работу, связанную с прогнозированием суждений и действий допрашиваемого, основываясь на тех преимуществах, которые определены его процессуальным положением: знание материалов дела, в том числе данных о личности допрашиваемого, выбора времени и места допроса и т.д.

Такого рода мыслительная работа, проводимая следователем, обозначается термином "рефлексия".

Правонарушители отнюдь не всегда выступают пассивными игроками в противоборстве со следователем. В этой связи можно отметить, что в последнее время получили распространение факты сбора как отдельными правонарушителями, так и преступными организациями, сведений, характеризующих личные и деловые качества работников правоохранительных органов, в том числе следователей, их интеллектуальный и образовательный уровень, профессиональную подготовку, другие данные.

Конфликт участников уголовного судопроизводства характерен еще и тем, что вступая в противоборство, они должны использовать при этом свои процессуальные права. А.М.Ларин, в этой связи, даже предложил называть такие конфликты процессуальными.

Можно спорить о достоинствах и недостатках такой терминологии, в плане научной корректности, однако трудно отрицать ее по существу. Если внимательно изучить уголовное дело, связанное с насилием над личностью, писал Г.А.Зорин, разрабатывая проблемы психотравмирующих ситуаций на предварительном следствии, то материал дела можно квалифицировать как истерику в уголовно-процессуальной форме ,как сумму переживаний, аффективных проявлений участников расследования, не исключая и самого следователя, поведенческая мотивация которого прослеживается в форме изложения протоколов допросов .

Действительно, процессуальный характер конфликта на предварительном следствии определяется, в основном, урегулированными процессуальным законом правоотношениями участников процесса, их юридически значимыми действиями. При этом субъекты, мотивация их поведения, объект конфликта обладают правовыми признаками, а конфликт в ряде случаев влечет юридические последствия.

Противоборство сторон при допросе может и должно осуществляться только в процессуальной форме. Какие бы эмоции не владели сознанием следователя по отношению к допрашиваемому, он всегда должен оставаться предельно сдержанным, корректным, внимательным к рассмотрению ходатайств и иных законных требований противоборствующей стороны.

Однако, конструктивный контакт с допрашиваемым в условиях конфликта бывает часто труднодостижим в силу того, что свидетели, потерпевшие, подозреваемые и обвиняемые не владеют возможностями использования своих гражданских и процессуальных прав, а следователь, из ложно понятых интересов дела, часто бывает не заинтересован в предоставлении указанным лицам реальной возможности их использования.

Следствием подобной порочной практики, а по существу прямого нарушения ст. 58 УПК, обязывающей следователя не только разъяснять участвующим в деле лицам их права, но и реально обеспечивать возможность их осуществления, нередко являются конфликтные ситуации, сопряженные с потерей контакта.

Внимательное отношение к рассмотрению ходатайств обвиняемого, подозреваемого, разъяснение этим лицам законодательства, норм процессуального закона, к которым они могут апеллировать, важное условие к достижению конструктивного взаимодействия следователя и допрашиваемого.

Надо отметить, что гарантируя обвиняемому, подозреваемому их права, закон позволяет им только такое поведение, которое не выходит за рамки их процессуальных прав. Если же обвиняемый ( подозреваемый ) злоупотребляет предоставленным ему правом, использует недозволенные законом способы и средства, например: в виде различного рода провокаций, шантажа, подговора, подкупа свидетелей, уничтожения предметов, которые могли бы быть признаны вещественными доказательствами по делу, следователь может оказать на него определенное правомерное, основанное на нормах УПК, воздействие, в том числе и основанное в ряде случаев на применении мер процессуального принуждения в целях коррекции поведения обвиняемого, нейтрализации психологических факторов, обусловливающих такого рода действия.

Несмотря на высокую степень воздействия мер процессуального присуждения на чувства, волю и сознание людей в целом, было бы неправильным считать только их определяющими в разрешении подобных конфликтных ситуаций. В арсенале следователя имеются и тактические приемы воздействия, выработанные на основе достижений криминалистики, психологии, логики, других смежных наук и предполагающие маневрирование информацией в целях выявления осведомленности допрашиваемого о преступном событии и причастных к нему лицах. Реализуются такие приемы, как путем создания у лица преувеличенного или, наоборот, уменьшенного представления о наличии в распоряжении следователя сведений, которыми он фактически располагает , или которые, в действительности, у него отсутствуют, так и путем маскировки истинных целей следователя при проведении различных следственных действий.

Как подчеркивалось, психологическое взаимодействие следователя и допрашиваемого предполагает их взаимное влияние, психологическое воздействие друг на друга. Несмотря на очевидность такого суждения, в специальной литературе высказывалась точка зрения о недопустимости какого-либо воздействия на допрашиваемого со стороны следователя. В частности, такого рода позиция была сформулирована авторами научно-практического комментария к УПК РСФСР в 1961 году. Указанная точка зрения неоднократно подвергалась справедливой критике с позиций общей и судебной психологии.

Действительно, любое общение людей друг с другом немыслимо без взаимного психологического воздействия. И такое воздействие тем более ярко проявляется в борьбе за информацию в условиях психологического противодействия в уголовном процессе. Более того, анализ норм действующего УПК, регламентирующих как основные принципы процесса, так и статус следователя в процессе, позволяет однозначно констатировать, что, наделяя следователя широкими процессуальными правами, законодатель тем самым признает правомерным психологическое воздействие с его стороны на участников процесса.

Надо отметить, что хотя нормы международного права, Конституция РФ и действующий уголовно-процессуальный закон ограничивают пределы такого рода воздействия, далеко не все вопросы, связанные с правовой регламентацией подобных ограничений, нашли свое однозначное разрешение. Так, вопрос о допустимости мер воздействия при расследований преступлений был и остается одним из наиболее сложных, острых и дискуссионных как в сфере международного права, так и в отечественной юриспруденции.

На состоявшейся в конце 1976 года XXX сессии ООН была принята резолюция “О правилах по защите всех лиц, подвергшихся любой форме задержания и тюремного заключения”. В ст. 24 резолюции провозглашается: "Ни один арестованный или содержащийся под стражей не должен подвергаться физическому или психическому принуждению, пыткам, насилию, угрозам или влияниям какого бы-то не было рода, обману, хитростям, обманчивым внушениям, продолжительным допросам, гипнозу, воздействию наркотиков или любых других средств, способных нарушить или ослабить свободу его действий или решений, его память или его способность суждения, любое заявление его, вызванное применением какого-либо из упомянутых выше запрещенных методов, а также полученное таким образом доказательство не должно допускаться в качестве доказательств против него на любой стадии производства по делу". Статья 5 Всеобщей декларации прав человека (от 10 декабря 1948г.) провозглашает, что никто не должен подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению и наказанию. Аналогичные нормы содержат ст.7 "Международного пакта о гражданских и политических правах" (от 16 декабря 1966г.) и ст.3 "Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод" (от 4 ноября 1950 г.)

На основании и в развитие этих принципиальных международных актов 10 декабря 1984 года Генеральной Ассамблеей ООН была принята и открыта для подписания, ратификации и присоединения Конвенция против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания. Эта Конвенция, одной из участниц которой является и Российская Федерация, определяет понятие пытки, как любого действия, которым какому-либо лицу умышленно причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное, чтобы получить от него или третьего лица сведения или признания, наказать его за действия, которые совершило оно или третье лицо, или в совершении которых оно подозревается, а также запугать или принудить его или третье лицо, или по любой причине, основанной на дискриминации любого характера, когда такая боль или страдание причиняются государственным должностным лицом или иным лицом, выступающим в официальном качестве, или по их подстрекательству, или с их ведома или молчаливого согласия. В это определение не включаются боль и страдания, которые возникают лишь в результате законных санкций или вызываются ими случайно.

Несмотря на огромное значение указанных международных актов в решение проблемы предупреждения пыток и других видов физического и психического насилия, многие сформулированные в них положения предполагают расширительное толкование, что создает трудности в оценке и квалификации тех или иных действий. В этой связи Комитет по правам человека ООН в замечании общего порядка № 2О к ст. 7 Международного пакта о гражданских и политических правах" ( 44 сессия. 1992 год) подчеркнул, что не считает необходимым разрабатывать перечень запрещенных действий или устанавливать четкие разграничения между различными формами наказания и обращения.

Норма, текстуально почти совпадающая со ст. 7 "Пакта о правах человека", содержится в ст. 21 Конституции Российской Федерации, предусматривающей, что никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию. Статья 20 действующего УПК говорит о запрещении применения к обвиняемому, другим участвующим в деле лицам угроз и других незаконных мер воздействия с целью получения показаний.

Очевидно, что вопрос о критериях допустимости использования тех или иных способов психологического воздействия является одним из наиболее важных в науке.

В этой связи нельзя обойти вниманием дискуссию, развернувшуюся в свое время на страницах "Следственной практики", в которой приняли участие практические работники и ученые. Полемику открыл следователь В.Г.Красуский, опубликовавший в 65 номере журнала статью " О некоторых психологических приемах расследования", в которой приводилось утверждение о том, что правомерность психологического воздействия определяется эффективностью и направленностью на установление истины соответствующих тактических приемов.

В процессе дискуссии точка зрения В.Г.Красуского была подвергнута конструктивной критике А.Р.Ратиновым, который в своей статье, опубликованной в том же номере сборника, сформулировал условия допустимости и правомерности использования психологического воздействия на допрашиваемого. Несколько позже, в 1967 году , эти условия были конкретизированы и развиты им в монографии "Судебная психология для следователей". По мысли А.Р.Ратинова такими условиями являются: законность, познавательная эффективность (направленность приема на установление истины), избирательность воздействия (прием должен давать эффект лишь в отношении виновных лиц и быть нейтральным по отношению к другим допрашиваемым) , соответствие профессиональной этике и нормам морали.

Предложенные А.Р.Ратиновым критерии правомерности и допустимости психологических приемов сохранили свое значение по настоящее время. Вместе с тем, учитывая всю сложность рассматриваемой проблемы, надо отметить, что критерии, предложенные А.Р.Ратиновым, носят во многом обобщенный характер, а необходимость их конкретизации и уточнения ни в коей мере не утратила своего значения.

Правомерность применения тактических приемов допроса, опирающихся на знание и использование психологических методов воздействия в первую очередь определяется конечно же строгим соответствием букве и духу уголовно-процессуального закона. Несоблюдение или ненадлежащее соблюдение общих положений УПК и процессуальных правил допроса является существенным нарушением закона, влечет за собой недействительность следственного действия и недопустимость полученных доказательств.

Важным условием правомерности оказания психологического воздействия на допрашиваемого является обеспечение следователем свободы выбора поведения допрашиваемого, что необходимо для беспрепятственного осуществления участниками процесса своих прав и законных интересов, включая возможность самому избрать ту или иную позицию на допросе.

Меры психологического воздействия в литературе различаются на допустимые и недопустимые, законные и незаконные, правомерные и неправомерные. Более правильным на наш взгляд, было бы использование терминологии, оценивающей меры психологического воздействия с точки зрения правомерности, как широкого категориального понятия, предполагающего не только точное соответствие мер воздействия конкретным правовым нормам Российского законодательства и международных правовых актов, но и духу закона в целом, учет правоприменительной практики, научных рекомендаций. Говоря о допустимости мер воздействия, надо иметь в виду, что такое терминологическое решение имеет свою специфику, поскольку применяется для характеристики мер воздействия исключительно в процессуальной сфере деятельности следователя, но не охватывает так называемого непроцессуального общения.

Единственным методом правомерного судебно - психологического воздействия на допросе является убеждение, под которым мы понимаем, прежде всего, формирование следователем в сознании допрашиваемого установки на дачу правдивых показаний.

Анализ материалов научных исследований, посвященных психологии допроса, показывает, что вопрос о соответствии рефлексивного управления критериям допустимости психологического воздействия, во многих научных трудах как бы обходится стороной. Отдельно в них говорится о тактических приемах допроса, учитывающих рефлексию противника, и особняком о методах психологического воздействия, в частности, о единственно допустимом методе воздействия - убеждении, как будто речь идет о каких-то разных вопросах, либо говорится о соответствии рефлексивного управления критериям правомерного психологического воздействия вообще, словно кроме убеждения допустимы иные методы воздействия.

В связи с наличием в литературе подобных разночтений хотелось бы отметить, что рефлексивные игры не выходят за рамки убеждения как метода психологического воздействия, разумеется, при условии правильного толкования его сущности.

По нашему мнению, убеждение как метод судебно-психологического воздействия на сознание человека и убеждение как конкретный прием воздействия, направленный на получение достоверных показаний и основанный на доказывании допрашиваемому нецелесообразности и вредности иной линии поведения, далеко не одно и тоже.

Необходимо исходить из того, что убеждение как метод судебно-психологического воздействия влияет на сознание личности в целом, в то время как другие известные общей психологии способы словесного воздействия на психику человека: разъяснение, внушение и побуждение воздействуют лишь на отдельные стороны сознания - соответственно мышление, чувства, волю. В трактовке убеждения, как единственно допустимогометода психологического воздействия на допрашиваемого, нужно исходить из того, что все перечисленные средства воздействия обладают лишь относительной самостоятельностью, поскольку все стороны психики человека тесно взаимосвязаны, что в свою очередь означает сложный состав рассматриваемого метода, в структуре которого могут находить проявление в качестве второстепенных и другие средства воздействия. В частности, основанные на методе убеждения тактические приемы допроса (например, предъявление совокупности обличающих доказательств), предполагающие учет рефлексии противника, отражают побудительный момент воздействия на волю допрашиваемого.

В силу указанных обстоятельств, под методом убеждения, применяемом при допросе, на наш взгляд, следует понимать правомерное воздействие на мышление, чувства и волю путем приведения доводов и предъявления доказательств, при котором у допрашиваемого формируется осознанное желание давать правдивые показания в условиях сохранения свободы выбора его поведения.

Думается, что только таким образом может толковаться сущность метода убеждения. Сводить же его к действиям, направленным на формирование в сознании допрашиваемого положительной социальной ориентации, к перевоспитанию правонарушителей неприемлемо, поскольку такой подход позволяет нивелировать познавательные возможности тактических приемов, предполагающих рефлексивные рассуждения следователя и учет рефлексии допрашиваемого.

Противоположным по отношению к убеждению методом психологического воздействия на допрашиваемого является принуждение, которое может проявляться в неправомерном внушении, побуждении к даче показаний, то есть в действиях, представляющих собой ни что иное, как психическое насилие. Психологическое принуждение всегда основано на угрозах, лжи, обмане со стороны следователя. Что касается внушения, то действительно в тех случаях, когда в результате воздействия субъект воспринимает идею без рационального обоснования и некритически следует ей, мыслительные процессы заторможены, парализованы, воля подавлена, правомерно говорить о внушении, как форме принуждения или психического насилия, которая наиболее ярко проявляется в такой крайне негативной, несовместимой с принципами уголовного судопроизводства форме воздействия как гипноз.

В условиях снижения или выключения сознательного волевого контроля со стороны участвующих в деле лиц всегда существует риск толкнуть их на объективно неправильный образ действия, который в силу увеличенности или предубеждения лишь представляется соответствующим истине, не являясь таковым в действительности.

Тем не менее, некоторые ученые не всегда корректно используют термин "внушение" при характеристике тех или иных психологических приемов допроса. Так, Н.А.Селиванов, обосновывая допустимость использования психологических приемов допроса. основанных на методе "психологического реагента", привел описание тактических приемов, основанных на внушении" подозреваемому определенных мыслей ( о наличии у следователя значительных технических возможностей обнаружения вещественных доказательств, о "целесообразных" действиях следователя и др. ). В первом примере следователь, в производстве которого находилось дело о хищении, сообщил подозреваемому, что в его распоряжении находится специальный прибор для отыскания металлических предметов, включая изделия из золота. Поднеся несколько металлических предметов к поисковому элементу , он дал возможность подозреваемому непосредственно воспринять сигналы прибора и убедиться в его высокой чувствительности. После непродолжительного колебания подозреваемый показал следователю тщательно замаскированный тайник, обнаружение которого без соответствующего психологического воздействия на подозреваемого было бы затруднительно и даже проблематично. Во втором примере следователь в присутствии женщины, подозреваемой в убийстве своего мужа , заявил оперативным работникам, что поиски трупа должны быть приостановлены до следующего дня. Подозреваемая сама выдала себя, пытаясь ночью перепрятать труп в то место, где днем уже копали землю.

Из приведенных Н.А.Селивановым примеров видно, что как в первом, так и во втором случаях, свобода выбора поведения подозреваемых не ограничивалась. При соответствующем критическом анализе, препятствий которому не было, действий и поведения следователя, ситуации в целом, подозреваемые могли бы избрать и другую линию поведения. Описанные тактические приемы целиком основаны на правилах рефлексивных игр и связаны с использованием следователем мыслительных процессов и действий соперника.

А.Р.Ратинов правильно замечает, что случаи неоправданного применения термина "внушение" в научной литературе нередки. При этом понятие толкуется очень широко и предполагает любое воздействие одного человека на другого. Внушение же имеет место только тогда, когда субъект принимает определенную идею без критики и следует ей автоматически. Использование даже отдельных элементов внушения в реализации тактических приемов допроса недопустимо. Во всех случаях важно, чтобы при оказании психологического воздействия у допрашиваемого сохранялась свобода выбора поведения, а действия следователя соответствовали не только действующему законодательству, но и нормам морали.

Необходимо, однако, указанные критерии допустимости психологического воздействия зафиксировать в УПК. Действующая редакция ст.20 УПК ,как и нормы проекта УПК содержат лишь общий запрет на получение показаний с помощью насилия, угроз и иных незаконных мер, не раскрывая сути таковых.

Надлежащая законодательная неотрегулированность вопроса о разграничении законных мер воздействия от незаконных и соответственно допустимых тактических приемов от недопустимых порождает в практической деятельности следователей различные нарушения, которые они таковыми не считают.

Опрошенный по специально подготовленной анкете следователь Тверской межрайонной прокуратуры М. привел пример своего “передового опыта” в разработке тактических приемов допроса. По уголовному делу об изнасиловании фигурировали два подозреваемых, отрицавшие ,однако, свое участие в совершении преступления. С целью изобличения виновных следователь сфальсифицировал протокол допроса одного из соучастников, занеся в него показания, в которых тот, якобы, признавался в совершении преступления, и вшил в материалы дела. Во время допроса второго соучастника следователь вышел из кабинета,” забыв” убрать со стола дело . Допрашиваемый же сразу воспользовался “оплошностью” следователя и прежде всего стал читать показания своего соучастника ,и увидев уличающие его показания, по возвращении следователя сознался ему в совершении преступления. Следователь же впоследствии уничтожил сфальсифицированный протокол .

В данном примере налицо ограничение свободы выбора поведения обвиняемого в результате оказания на него неправомерного психологического воздействия ,однако, доказать это следователю в беседе с ним было не просто, так как тот считал, что не обманывал подозреваемого ибо не демонстрировал ему материалы уголовного дела в процессе допроса.

Допустимым же по нашему мнению является тактический прием, приведенный в анкете следователем по особо важным делам прокуратуры г.Москвы -П.

По делу об исчезновении малолетней девочки у следователя были основания предполагать ее убийство и подозревать в совершении преступления отчима потерпевшей. В процессе допроса подозреваемый увидел в кабинете следователя детские ботинки (следователь специально подобрал точно такие, в каких была девочка в день исчезновения) и решив ,что найден труп убитой, и о его роли в совершении преступления все известно, сознался в содеянном.

В данном случае свободы действий и решений обвиняемого не была нарушена или ослаблена. При условии критической оценки происходящего допрашиваемый мог избрать и иную линию поведения. Кроме того, невиновный человек был бы абсолютно нейтрален к увиденному в кабинете следователя.

Приведенные примеры иллюстрируют изложенный ранее тезис о необходимости изменения конструкции нормы УПК, определяющей недопустимые методы воздействия при допросе.

Вместе с тем, необходимо различать психологическое принуждение как противоправную форму воздействия на допрашиваемого и меры процессуального принуждения, строго регламентированные уголовно-процессуальным законом. Нормы УПК, содержащие элементы процессуального принуждения, сконструированы в соответствии с базовыми принципами уголовного процесса и в целом соответствуют основным положениям психологической науки.

Процессуальное принуждение есть ни что иное, как ограничение в порядке, установленном уголовно-процессуальным законом, прав и свобод личности в целях обеспечения решения задач уголовного судопроизводства при расследовании преступлений. Ограничивая права отдельных участников судопроизводства, такие нормы создают оптимальный режим для полного и всестороннего расследования обстоятельств уголовного дела, что в наибольшей мере отвечает потребностям общества и государства.

Применение тех или иных мер процессуального принуждения, в тех случаях, когда в законе прямо не указано на необходимость их применения, должно быть строго дифференцировано в зависимости от характеристики личности допрашиваемого, поведения в процессе следствия, следственной ситуации и т. д., именно с учетом судебно-психологических характеристик таких мер воздействия на личность. В этой связи в литературе встречаются мнения о недопустимости, например, предупреждения добросовестного свидетеля, занимающего активную гражданскую позицию, об уголовной ответственности за отказ, уклонение, дачу ложных показаний т.к. по мнению сторонников этой точки зрения такой подход унижает человеческое достоинство

Предлагается применять эту меру процессуального принуждения лишь к тем свидетелям и потерпевшим, показания которых в процессе проверки полностью или частично не нашли своего подтверждения. Представляется, однако, что такой подход не совсем верный. Предупреждение гражданина об ответственности за правдивость сообщаемых им сведений - необходимый элемент в процессуальной регламентации допроса. Такая мера мобилизует, дисциплинирует сознание допрашиваемого. В тоже время надо иметь в виду, что тактически неправильное ее применение может сыграть не предупредительную, профилактическую, а дезорганизующую роль. Поэтому выполнение следователем требований ст. 158 УПК далеко не формальный момент.

Деяния связанные с отказом, уклонением от дачи показаний, дачей ложных показаний затрагивают общественные отношения в сфере осуществления правосудия. Гражданин, явившийся на допрос должен в полной мере осознавать значимость, серьезность и важность этого действия, понимать ответственность перед обществом и государством за правильность сообщаемых им сведений, поскольку содержащиеся в его показаниях фактические данные могут повлечь юридические последствия для ограничения конституционных прав и свобод других членов общества. Порядок этой процессуальной меры должен быть обусловлен тем, что основной задачей ее применения является мобилизация сознания допрашиваемого на сообщение интересующих следствие сведений. И все же тактические особенности применения данной меры процессуального принуждения могут иметь в ряде случаев место. Например, при допросах в качестве свидетелей, потерпевших лиц, в достоверности показаний которых у следствия есть основания сомневаться, следователь перед допросом может подробно ознакомить их с соответствующими нормами уголовного закона, а уже в процессе допроса провести ряд тактических приемов, направленных на внедрение в сознание допрашиваемого мысли о реальности несения им установленной законом ответственности ( предъявить документы, опровергающие первоначальные показания лица полностью или в части).

Дифференцированный подход, связанный с применением мер процессуального принуждения, основывающийся, в частности, на учете установок допрашиваемых, психологических особенностей тех или иных лиц, подлежащих вызову на допрос, должен иметь место и при извещении о необходимости явки. Существующие формализованные бланки повесток, как правило, содержат информацию об ответственности в случае неявки (155,161 УПК).

Очевидно, что лица, вызываемые на допрос впервые , и в отношении своевременной явки которых нет оснований сомневаться, уведомлять о необходимости явки к следователю лучше всего путем направления им писем-приглашений. Проявление такого рода такта будет всегда надлежаще оценено адресатом.

При наличии определенных оснований следователь вправе в соответствии со ст. ст. 156, 161 УПК подвергнуть свидетеля или потерпевшего приводу. Однако, следует иметь в виду, что привод является серьезным ущемлением прав человека. В психологическом плане это серьезный акт воздействия на волю и чувства человека, сознание в целом, способный дать негативную реакцию на все последующие действия следователя, способствовать возникновению неоправданных конфликтных ситуаций.

Поэтому недопустимы случаи доставления свидетеля с места его жительства, работы в милицию или к следователю на допрос без предварительного вызова повесткой, телефонограммой или телеграммой.

Задержание лица по подозрению в совершении преступления имеет цель выяснения причастности задержанного к преступлению и разрешение вопроса о применении к задержанному меры пресечения. В соответствии со ст. 123 УПК следователь обязан допросить подозреваемого не позднее 24 часов с момента задержания.

Цель избрания меры пресечения в виде содержания под стражей - воспрепятствование продолжению преступной деятельности, предотвращение возможности сокрытия обвиняемого от следствия и суда.

Очевидно, что тактические приемы допроса лиц, находящихся в условиях принудительной изоляции имеют свою специфику, однако, в любом случае, лишение человека свободы, - как мера процессуального принуждения, применяться для оказания психологического воздействия на личность, в том числе, с целью получения определенных показаний, не может, так как это противоречит целям задержания, положениям Конституции, принципам уголовного процесса, в связи с чем и задержание, и арест не могут рассматриваться в качестве мер процессуального принуждения, применяемых при допросе.

Таким образом, применение мер процессуального принуждения при допросе в некоторых случаях связано с ограничением прав лица, свободы выбора поведения, самостоятельности принятия решений в той или иной жизненной ситуации, однако, при этом строго регламентировано Конституцией РФ, уголовно-процессуальным законодательством.

Основные виды воздействия на допрашиваемого: убеждение, процессуальное принуждение - тесно взаимосвязаны. На каждом допросе свидетель и потерпевший предупреждаются об уголовной ответственности по ст. ст. 181-182 УПК и по существу обязаны сообщить информацию независимо от своего желания на этот счет. Свобода маневрирования фактами как для свидетеля, так и для потерпевшего также ограничена , так как они обязаны дать правдивые показания, отвечая на соответствующие вопросы следователя, а не те, которые они считают удобными и целесообразными.

И.Ф.Демидов, анализируя причины кризисного состояния правопорядка в книге:" Проблема прав человека в Российском уголовном процессе" выделяет целый ряд факторов, центральное место среди которых занимает хроническое несоблюдение прав и свобод граждан ,в том числе вовлеченных в орбиту уголовного судопроизводства в силу самых разных причин: от низкого уровня правосознания и правовой культуры, недостатков в государственно-правовом регулировании общественных отношений до неисполнения правоприменительными органами предписаний правовых норм.

По мысли автора уголовно-процессуальное принуждение в каждом случае его применения должно быть оправдано, основано принципе наличия достаточных оснований для их применения. Анализируя сложившуюся практику правоприменения, автор с сожалением констатирует, что метод принуждения остается основным методом уголовно-процессуальной деятельности не только по отношению к подозреваемым и обвиняемым, но и свидетелям и потерпевшим.

Можно не согласиться с И.Ф.Демидовым в вопросе существования тенденции ущемления прав свидетелей и потерпевших на предварительном следствии, но очевидно, что действующее уголовно-процессуальное законодательство содержит сильный перекос в балансе прав и обязанностей свидетеля и, в определенной мере, потерпевшего.

И действительно, по действующему закону свидетель, кроме допроса, может быть подвергнут экспертизе для определения психического и физического состояния, а также освидетельствованию; для сравнительного исследования у него могут быть получены образцы почерка и иные образцы; он обязан дать показания также на очной ставке; его могут привлечь к участию в опознании, следственном эксперименте; у него в жилище возможен обыск и при этом он сам может быть подвергнут личному обыску, на находящееся у него имущество может быть наложен арест; поступающая на его имя и исходящая почтово-телеграфная корреспонденция может стать объектом ареста и выемки (ч.3 ст.79,ст.181, ч.2 ст.186,ч.1 ст.163,ч.1 ст.164,ч.3 ст.183,ч.1 ст.168,ч.2 ст.172,ч.1 ст.175,ст.174 УПК).

Свидетель вправе лишь дать показания, ознакомиться с протоколом и потребовать дополнения протокола и внесения в него поправок (ст.160 УПК).

В результате в практике работы следственных органов нередки многократные изнурительные допросы одних и тех же свидетелей, унижающее достоинство человека выяснение подробностей интимной стороны жизни, факты проведения очных ставок потерпевших с обвиняемыми (подозреваемыми) в развратных действиях, изнасиловании, причинении телесных повреждений и других подобных преступлениях, когда уже сам факт встречи с такими лицами может нанести человеку тяжелую психическую травму.

Необходимо согласиться с мнением Б.Я.Бляхмана о том, что действующее уголовно-процессуальное законодательство еще во многом несет в себе отпечаток долгое время господствовавшей в нашем обществе командно-административной системы, и его реформирование в области регулирования прав и свобод человека должно быть продолжено более интенсивно.

Любые формы принуждения по отношению к свидетелям и потерпевшим должны использоваться лишь в крайних случаях, тех ограниченных пределах когда имеется действительной сопротивление лица предъявляемым ему основанным на законе требованиям.

В УПК , по нашему мнению, должна быть сформулирована норма, регламентирующая не только обязанности, но и права свидетеля, который должен стать полноправным участником уголовного процесса, существенно изменена ст.53 УПК в сторону расширения процессуальных прав потерпевшего.

В ,частности, предлагается в законодательном порядке предусмотреть возможность для свидетеля или потерпевшего обратиться к следователю, прокурору и суду с ходатайством о не проведении их допроса либо отказе от ответа на определенные вопросы в ходе допроса в случаях, когда участие в данном следственном действии, либо освещение определенных тем ставит под угрозу жизнь и здоровье допрашиваемых, их честь и достоинство, права и свободы.

Представляется также необходимым также ввести ограничение на возможность неоднократных допросов одних и тех же лиц, по одному и тому же делу, а также на время производства этого следственного действия, определив в законе критерий разумной достаточности.

Вызывают недоумение имеющие место в литературе предложения о необходимости разрешения процедуры постановки наводящих вопросов на предварительном следствии и в суде по типу англо-американской правовой системы. Причем речь идет о возможности такого рода допроса свидетелей одной из участвующих в деле сторон .

Думается, что в условиях сложившегося дисбаланса в правах участников Российского уголовного судопроизводства такой подход не оправдан, тем более, что постановка наводящих вопросов может оказывать внушающее воздействие на допрашиваемого, привести к снижению критического и волевого порога восприятия происходящего и, как следствие, сообщению неверных сведений.