1.2. Назначение гражданских прав по ГК РСФСР 1922 г.

В ходе обсуждения проблемы злоупотребления гражданскими правами в советской юридической литературе значительное внимание уделялось правовой норме, содержавшейся в ст. 1 ГК РСФСР 1922 г. (ГК 1922 г.), которая гласила: "Гражданские права охраняются законом, за исключением тех случаев, когда они осуществляются в противоречии с их социально-хозяйственным назначением". Данное правило существенно отличалось от имевшихся в системах гражданского права других стран правовых норм, предназначенных для ограничения случаев причинения вреда при осуществлении гражданских прав.

Политика "военного коммунизма" за недолгое время своего существования продемонстрировала невозможность нормального функционирования экономики без личной заинтересованности, являющейся главным условием активности субъектов хозяйственной деятельности. Поэтому политическим руководством России в 1921 г. было принято решение о допущении в ограниченном масштабе и под контролем государства капиталистических отношений.

Восстановление отношений частной собственности и возможности осуществления предпринимательской деятельности потребовало создания соответствующей системы правового регулирования, без которой невозможно было обеспечить предсказуемость результатов хозяйствования и стабильность экономических отношений. Основным нормативным правовым актом, предназначенным для этого, стал ГК 1922 г.

Первый гражданский кодекс социалистического государства готовился и принимался в спешном порядке, что объясняется важностью проблемы обеспечения нормативного регулирования экономических отношений: восстановление хозяйства было вопросом политического выживания Советской власти. Подготовка ГК 1922 г. велась в обстановке крайнего дефицита времени и в отсутствие какого-либо опыта правового регулирования социалистической экономики. Советское гражданское право создавалось на пустом месте. "До него, - как писал в те годы один из исследователей проблемы злоупотребления гражданскими правами, Б.Рубинштейн, - был, собственно, только подпольный гражданский оборот, который Советское государство не хотело ни регулировать, ни вообще облекать в какую бы то ни было правовую оболочку; наоборот, с этим подпольным гражданским оборотом государство боролось как с явлением, нарушавшим плавную работу государственной машины"*(19).

Действуя в таких условиях, авторы кодекса пошли по пути рецепции буржуазного гражданского права с введением в него норм, предназначенных обеспечивать, при осуществлении гражданских прав, превалирование интересов всего общества над частнособственническими интересами отдельных лиц. В комментарии к ГК 1922 г., опубликованном в 1927 г., говорилось: "Гражданско-правовые отношения вновь допущены в той мере, в какой частная заинтересованность и методы свободного хозяйствования могут способствовать восстановлению народного хозяйства и дальнейшему развитию производительных сил пролетарского государства"*(20).

ГК 1922 г., необходимость принятия которого была вызвана переходом России к новой экономической политике, открывала статья, в которой говорилось о недопустимости осуществления гражданских прав в противоречии с их социально-хозяйственным назначением. Данная статья закрепляла один из принципов социалистического гражданского права, обеспечивавшего в первую очередь общественные интересы и только затем интересы отдельной личности. Среди других статей ГК 1922 г., выполнявших эту функцию, могут быть также названы: ст. 4, предоставлявшая гражданам РСФСР гражданскую правоспособность в целях развития производительных сил страны; ст. 21, исключавшая из гражданского оборота землю; ст. 22, содержавшая перечень имущества, которое не могло находиться в собственности частных физических и юридических лиц, и др.

Статья 1 ГК 1922 г. (далее в тексте данного параграфа - ст. 1 ГК), в отличие от других статей, обеспечивавших общественные интересы при осуществлении гражданских прав, с первых дней введения кодекса в действие поставила множество вопросов как перед учеными, так и перед судебными органами, использовавшими ее при разрешении конкретных дел. В практике ее применения отразилось противоречие государственной идеологии, требовавшей установления и охраны отношений государственной собственности на средства производства, и экономической реальности, состоявшей в неготовности к таким отношениям как населения, так и государственного аппарата, который не был способен эффективно осуществлять управление этими отношениями. С принятием ГК 1922 г. было создано положение, при котором от участников имущественных отношений требовалось действовать в соответствии с нормами буржуазного гражданского права, но в то же время подчинять свою деятельность целям социалистического общества, которые были сформулированы довольно абстрактно. Использование этих целей в качестве критерия правомерности действий субъектов не могло не привести к отходу от принципа законности, что показала судебная практика применения ст. 1 ГК в первые годы после введения в действие ГК 1922 г.

Сразу же после принятия ГК 1922 г. суды использовали ст. 1 очень активно. В конце второго года его действия Пленум Верховного Суда РСФСР в наказе Гражданской Кассационной Коллегии (ГКК) от 22 декабря 1924 г. констатировал слишком частое обращение судов к ст. 1 ГК. Пленум отмечал, что обращение к этой статье являлось в практике судов наиболее легким выходом из сложных ситуаций, что было, по его мнению, следствием ее недостаточной ясности и отставания закона от быстрых изменений общественных отношений. Отмечая стремление судов двигаться по линии наименьшего сопротивления, вместо того, чтобы творчески и умело толковать положения ГК применительно к социалистической направленности экономики, Пленум сделал вывод, что ст. 1 ГК применяется слишком часто и во многих случаях неправильно.

Однако даже после того, как Пленум Верховного Суда указал на неправильное применение рассматриваемой статьи, число дел, при разрешении которых суды обращались к ней, не уменьшилось, причем ее использование было, по мнению высших судебных органов, таким же неудачным, как и до наказа. ГКК в своем докладе за 1925 г. отмечала, что ст. 1 ГК "не нашла еще до последнего времени вполне отчетливого применения в нашей судебной практике". Как на одну из причин этого указывалось на отсутствие ясности и определенности во взглядах на ст. 1 ГК в правовой теории, которая "не дала ни одного более или менее удачного примера вполне правильного применения этой статьи". Признав, что относительно ст. 1 ГК еще не установлено твердых взглядов, ГКК считала правильным рекомендовать судам "поменьше оперировать этой общей статьей и больше останавливаться на конкретных данных каждого дела, тогда будет меньше ошибок в ее применении".

Таким образом, подведя итоги применения ст. 1 ГК за три года существования ГК 1922 г., ГКК сочла правильным предостеречь суды от обращения к норме, содержание которой оставалось неясным.

Некоторые изменения в практике использования ст. 1 ГК произошли в 1926 г. Из инструктивного письма ГКК (1927 г.) N 1 видно, что, несмотря на продолжение немотивированного применения ст. 1 ГК, таких случаев стало все же значительно меньше*(21). В отличие от наказа Пленума Верховного Суда 1924 г. и отчета ГКК 1925 г., в которых говорилось о необоснованности применения ст. 1 ГК, в инструктивном письме ГКК 1927 г. N 1 отмечалось, что наряду с неправильным использованием ст. 1 ГК судебная практика показывает целый ряд случаев, когда суды не применяли ст. 1 ГК, несмотря на то, что необходимость ее применения следовала из особенностей конкретного дела. Таким образом, ГКК констатировала, что неумелое использование ст. 1 ГК идет в двух направлениях: ее неправильного применения и ее неправильного неприменения.

Среди решений Верховного Суда, в которых говорилось о надлежащем и ненадлежащем толковании и применении ст. 1 ГК, следует отметить определение ГКК от 20 февраля 1923 г. В нем в связи с конкретным вопросом о праве землепользователя вырубать лес или сломать строение на топливо был затронут вопрос о ст. 1 ГК. Приведя текст ст. 1 ГК, ГКК отмечала, что в ней ясно сказано, что "Гражданский кодекс РСФСР своей главной целью имеет развитие хозяйственных и производительных сил страны"*(22). На конкретный вопрос о том, может ли землепользователь без разрешения соответствующих государственных органов вырубить сад или сломать строение, имеющее полезно-хозяйственное назначение, ГКК дала отрицательный ответ.

Таким образом, первый опыт применения ст. 1 ГК выявил точку зрения судебных органов, заключавшуюся в том, что цель развития производительных сил страны в условиях социализма ограничивает возможность уничтожения имущества даже его собственником. Так как новая экономическая политика вводилась для развития производительных сил страны, всякое имущество, во-первых, должно было быть сохранено, а во-вторых, должно было получить полезно-хозяйственное назначение. ГКК допускала возможность сноса строения, но требовала, чтобы для этого было получено разрешение соответствующих государственных органов. Это значило, что в силу ст. 1 ГК не собственник должен был решать вопрос о полезно-хозяйственном назначении использования своего имущества, а органы государства, которые могли определять, какое использование имущества является наиболее правильным.

Критерий "полезности" в применении ст. 1 ГК не раз использовался в практике Верховного Суда. Так, по делу о недействительности сделки купли-продажи между двумя частными лицами ГКК указывала: "Если бы оказалось, что покупатель вложил в постройки большие средства, чем стоили строения до продажи, суду надлежало поставить вопрос о том, какие интересы с точки зрения ст. 1 и ст. 4 ГК выше: интересы ли производства действующего в данном районе предприятия или интересы бывшего собственника строения?"*(23) Признав полезность данного предприятия, суд мог отказать в иске об изъятии.

Введение критериев "хозяйственной полезности", а затем "хозяйственной вредности" было первой попыткой толкования ст. 1 ГК. Однако вопрос о том, с каких позиций полезность или вредность должна оцениваться, оставался открытым. Не был он решен и в разъяснении Пленума Верховного Суда по аналогичному делу (циркуляр N 24 от 16 июня 1924 г.). Пленум признал, что продажа сада на сруб должна считаться противоречащей хозяйственной целесообразности (ст. 1 ГК) и недопустимой. Пленум заменил "полезно-хозяйственное назначение", о котором говорила ГКК, на "хозяйственную целесообразность". О том, какой цели должен следовать собственник, пользуясь своими правами, было сказано в определении ГКК от 20 февраля 1923 г., в котором указывалось на необходимость получения разрешения соответствующих государственных органов, то есть целью являлась социальная полезность. Так же решался этот вопрос в инструктивном письме ГКК 1927 г. N 1. Разъясняя судам, что "в целях развития производительных сил страны (ст. 4 ГК 1922 г.) частнопредпринимательский капитал допущен к производственной деятельности в ограниченных рамках ГК"*(24), инструктивное письмо требовало от судов мотивированного и конкретного применения ст. 1 ГК, отмечая при этом возможность применения ст. 1 ГК в случаях использования предпринимателем своих прав способом, явно противоречащим социально-хозяйственному назначению предприятия.

Указание на полезность и целесообразность являлось толкованием понятия "социально-хозяйственное назначение": назначение субъективного права - это цель, для которой оно предоставлено, а предоставлено оно может быть только для достижения полезного результата. Однако оставался без ответа вопрос о том, как должно разрешаться противоречие между пользой общественной и пользой частного лица. Предпочтение, естественно, было отдано общественной пользе. Поэтому инструктивное письмо 1927 г. не ограничивалось, подобно определению ГКК 1923 г. и разъяснению Пленума 1927 г., указанием на полезно-хозяйственное назначение или хозяйственную целесообразность, а говорило о социально-хозяйственном назначении.

О недопустимости превалирования индивидуальной хозяйственной целесообразности над общественными интересами ГКК предельно конкретно высказалась в 1925 г. В своем определении, говоря о денационализации предприятий, она указывала, что целью возврата предприятий в частные руки является продолжение работы на тех предприятиях, которые государство не считает в интересах развития производительных сил необходимым удерживать в своих руках, а не простое извлечение бывшими владельцами личной выгоды из ценности возвращаемого оборудования предприятия*(25). ГКК в данном случае, не отрицая возможности извлечения личной прибыли от использования предприятия, подчеркивала недопустимость исключительно личной выгоды.

Во всех документах Пленума Верховного Суда и Гражданской Кассационной Коллегии прослеживается мысль о том, что частнопредпринимательская деятельность должна была осуществляться в ограничительных рамках ГК 1922 г., установленных в целях сочетания индивидуальной полезности и социально-хозяйственной целесообразности. Там, где имелось расхождение между ними, следовало обращаться к ст. 1 ГК. Пленум Верховного Суда в наказе ГКК от 22 декабря 1924 г. указывал: "Статья 1 ГК - одна из статей, которые, с одной стороны, отражают контрреволюционные попытки произвольного расширения сферы гражданских прав, а с другой - сугубо охраняют интересы рабоче-крестьянского государства и трудящихся масс".

Анализ судебной практики применения ст. 1 ГК 1922 г. позволяет сделать вывод о том, что высшие судебные органы РСФСР так и не смогли дать толкование данной статьи и выработать четкие рекомендации по ее применению. Из приведенных решений ГКК Верховного Суда видно, что судам первой инстанции предписывалось, с одной стороны, строго придерживаться при отправлении правосудия принципа законности, а с другой - оценивать обстоятельства дела с точки зрения хозяйственной целесообразности. Такая противоречивая позиция высшего судебного органа закрепляла состояние неопределенности в вопросе использования ст. 1 ГК. В итоге Верховный Суд был вынужден рекомендовать судам воздерживаться от применения данной статьи при рассмотрении дел по существу.

Следует, однако, признать, что обсуждаемая статья оказалась весьма эффективным и полезным инструментом проведения новой экономической политики. Примечательно, что высшие судебные органы, неоднократно указывая на неправильность использования этой статьи, не давали судам рекомендации о неприменении ее в качестве конкретной нормы, что можно было сделать, разъяснив, что в данной норме закреплен общий принцип осуществления гражданских прав и она может применяться только вместе с другими нормами, устанавливающими санкции за конкретные правонарушения.

Несмотря на частое (хотя и необоснованное) применение ст. 1 ГК 1922 г., суды не толковали ее буквально, так как в этом случае им пришлось бы исходить из того, что осуществление любого гражданского права должно быть направлено, в первую очередь, на принесение пользы обществу, а это означало бы, что лицо, реализующее субъективное право, не должно было нарушать границ, за которыми его личный интерес вступал в противоречие с интересом общественным. Установить способ определения этих границ, как показал опыт, не удалось ни в теории, ни на практике. Тем более это сложно было делать юридическим и физическим лицам при осуществлении своих субъективных прав.

Положение, при котором суд применял санкции за нарушение пределов осуществления субъективных прав в отсутствие достаточно ясного правила определения того, где лежат эти пределы, негативно влияло на устойчивость права, внося элемент непредсказуемости в хозяйственный оборот. Однако с точки зрения задач, стоявших перед Советским государством в то время, рассматриваемая статья была полезна, так как она давала суду возможность решать дела, исходя из целесообразности того или иного решения.

Известно, что чрезвычайные обстоятельства делают полезным и даже необходимым вручение органам власти "диктаторских" полномочий. И состояние экономики РСФСР в первые послереволюционные годы оправдывало использование такого режима социального регулирования, так как, во-первых, хозяйство страны было разрушено войной, а во-вторых, власть имела твердое намерение не только восстановить его, но и сделать это на основе новых, не известных ранее принципов. Потерпев неудачу в попытке построения экономики исключительно посредством публичных методов регулирования - проведением политики военного коммунизма, государство пошло на разумный компромисс - сочетание "буржуазного" гражданского права с судейским усмотрением, ориентированным ст. 1 ГК на преимущественную защиту общественных интересов.

Административные методы руководства хозяйством во времена военного коммунизма базировались на принципе использования всего произведенного продукта в интересах общества. В условиях, когда определение первоочередных целей использования общественного продукта осуществлялось в отсутствие разработанного нормативного регулирования, они приводили к субъективизму, а в условиях тотального дефицита - к крайней несправедливости распределения произведенного продукта. Такое положение уничтожало всякие мотивы к труду.

Даже в состоянии разрухи, в котором находилась Россия после гражданской войны, осуществление социального управления требовало сочетания общественных и личных интересов. Поэтому иного пути, кроме использования проверенного тысячелетиями гражданского права, у государства не было. И жизнь подтвердила, что "буржуазное" гражданское право не только может быть использовано государством социалистическим, но также и то, что оно (государство) не может обойтись без него. Регулирование отношений общественной собственности на основные средства производства объективно требовало, наряду с вертикальным административным управлением, регламентирования горизонтальных отношений хозяйствующих субъектов. Жизнь показала, что административное распределение получаемой прибыли может и должно сочетаться с гражданско-правовым (частноправовым) регулированием взаимодействия относительно независимых субъектов в процессе производства и обмена товарами и услугами.

Однако если для регулирования "горизонтальных" отношений субъектов друг с другом имелась сложившаяся система правил поведения - гражданское право, то для публичного регулирования социалистического хозяйства таких правил не существовало, так как опыт построения социализма отсутствовал. Социалистическую систему можно было создать лишь постепенно, основываясь на собственном, как позитивном, так и негативном, опыте. Ярким примером последнего является политика военного коммунизма.

В такой ситуации государству было полезно иметь в гражданском праве норму, допускавшую судейское усмотрение. Ее применение должно было быть достаточно "гибким", потому что, как уже отмечалось, буквальное толкование ст. 1 ГК заставляло как юридических, так и физических лиц осуществлять свои права в общественных интересах. Применение этой статьи, приняв крайние формы, могло привести к тем же последствиям, что и политика военного коммунизма. Поэтому высшие судебные органы, учитывая отрицательный и опасный для существования государства опыт ведения хозяйства в отсутствие гражданско-правового регулирования, достаточно эффективно сдерживали суды от увлечения использованием ст. 1 ГК.

Со временем юридической теорией и практикой были выработаны как общие принципы, так и конкретные правила, составившие систему публично-правового регулирования социалистического хозяйственного оборота, учитывавшие частные интересы субъектов. Они постепенно заполнили то пространство, где раньше требовалось применение ст. 1 ГК. Такая замена была естественной и необходимой в силу того, что правовое регулирование, будь то публичное или частноправовое, имеет несомненное преимущество перед любым "разумным" и контролируемым судебным усмотрением, так как оно обеспечивает предсказуемость взаимоотношений. Это имеет особенно важное значение в регулировании экономической деятельности, так как эффективное управление предприятием невозможно без планирования, которое предполагает предвидение результатов деятельности. Таким образом, ст. 1 ГК 1922 г. являлась одним из средств, использовавшихся государством в переходный период для создания системы правового регулирования экономики социалистического типа.

Необходимо отметить, что проблема пределов осуществления гражданских прав в социалистическом гражданском праве отличалась от таковой в праве буржуазном. Если в праве капиталистических стран, как это было показано в предыдущем параграфе, она состояла в необходимости установления границы между частными правами, то в праве социалистическом она заключалась в вопросе о границе между интересами частного лица и общества.

С середины 30-х годов ст. 1 ГК практически перестала применяться, что объясняется, во-первых, ликвидацией класса частных собственников, для ограничения активности которых она в первую очередь была введена и широко использовалась во времена нэпа; во-вторых, повышением квалификации судей, что значительно снизило потребность обращения к данной статье как к наиболее легкому способу разрешения дел, и, наконец, в-третьих, "приспособлением" норм "буржуазного" гражданского права к регулированию социалистических отношений.

В проект Гражданского кодекса СССР, опубликованный в 1947 г., была включена норма (ст. 5), аналогичная ст. 1 ГК 1922 г., которая устанавливала, что гражданские права охраняются законом, за исключением тех случаев, когда они осуществляются в противоречии с интересами общества. Кроме того, в ст. 3 и ст. 4 проекта предусматривалось, что гражданские права и обязанности приобретаются и осуществляются организациями в соответствии с государственным народнохозяйственным планом, в целях увеличения общественного богатства и неуклонного подъема материального уровня трудящихся, а гражданами - в целях удовлетворения их личных материальных и культурных потребностей в соответствии с задачами общества.

Таким образом, в проекте ГК СССР понятие "социально-хозяйственное назначение гражданских прав" должно было уступить место понятию "интересы общества". Такая замена, на наш взгляд, не только не вносила ясности, а, напротив, осложняла проблему практического использования данной нормы, так как один неясный критерий был заменен другим, еще менее ясным. Установить назначение субъективного гражданского права в большинстве случаев крайне сложно. Определить же, противоречат ли действия лица интересам общества, - задача еще более трудная. Законопроекту, содержавшему приведенную выше норму, не суждено было стать законом. Вместо него были приняты Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик и гражданские кодексы союзных республик, которые также содержали статьи, аналогичные ст. 1 ГК 1922 г. Их рассмотрению посвящен следующий параграф.