§ 1. Классовая природа преступления

Преступлением признается предусмотренное уголовным за­коном общественно опасное деяние (действие или бездейст­вие), посягающее на общественный строй СССР, его политиче­скую и экономическую системы, социалистическую собствен­ность, личность, политические, трудовые и имущественные и другие права и свободы граждан, а равно иное, посягающее на социалистический правопорядок общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом (ст. 7 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик).

Уголовный закон, таким образом, устанавливает, что пре­ступление — это деяние человека, что это деяние — обществен­но опасно, что оно посягает на основные ценности общества, что, наконец, только сам уголовный закон дает исчерпываю­щий перечень запрещаемых деяний.

Общественная опасность преступления — это главное, опре­деляющее его социальную природу свойство. Преступление опасно потому, что причиняет вред обществу, людям — членам общества, препятствует нормальному общественному развитию, нарушает гарантированные государством права и интересы граждан, расшатывает социалистический правопорядок. Имен­но поэтому общество вынуждено вести борьбу с преступлени­ями. Эта борьба начинается с установления государством за­прета совершать те или иные общественно опасные деяния, реализуется в разнообразной и сложной работе государствен­ных органов и общественных организаций по предупреждению преступлений, заключается в применении уголовной ответст­венности и иных мер в случаях нарушения требований уголов­но-правовых норм и завершается в каждом конкретном случае, когда достигнуты ее цели: восстановлен правопорядок, исправ­лены и перевоспитаны лица, совершившие преступление.

Понятие преступления, сформулированное в законе, рас­крывает прежде всего общее свойство всех конкретных пре­ступлений •— их антиобщественный характер, ясно показывая, почему устанавливаются запреты совершать деяния, предус-

мотренные в уголовном законе. Оно вместе с тем законода­тельно гарантирует каждому свободу от уголовной ответствен­ности, если им не совершен поступок, прямо запрещенный уго­ловным законом. Законодательное определение преступления обязательно для всех правоприменительных органов государ­ства. Как и все уголовное законодательство, понятие преступ­ления подчинено принципиальному конституционному требова­нию: «Никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также подвергнут уголовному наказанию ина­че как по приговору суда и в соответствии с законом» (ст. 160 Конституции СССР).

Советское уголовное законодательство, определяя преступ­ление как деяние, опасное для социалистического общества, раскрывает прежде всего его содержательную, материальную сторону. Для социалистического права такой подход к опреде­лению понятия преступления имеет принципиальное значение. На первый взгляд могло бы показаться, что для практическо­го применения закона вполне достаточно было бы формально­го определения преступления как деяния, запрещенного уго­ловным законом. Однако на деле такое определение преступ­ления не только существенно обеднило бы понятие преступле­ния, исключив политико-правовое объяснение как самого уго­ловно-правового запрета, так и его социальной необходимости, а следовательно, нравственную и правовую обоснованность тех мер государственного принуждения, которые должны быть применены (и применяются) к лицам, совершившим преступ­ления, но и затруднило бы практическую деятельность по при­менению уголовного законодательства. Только материальное понятие преступления позволяет провести действительную грань, отделяющую преступное деяние от непреступного, по­зволяет правильно определить опасность каждого конкретно­го преступления, возложить на виновного в совершении пре­ступления справедливую ответственность и избрать целесооб­разное наказание.

Советское уголовное право всегда, во все периоды своего развития, формулируя понятие преступления, раскрывало его материальное содержание — общественную опасность. Напро­тив, буржуазное уголовное право ограничивалось преимущест­венно формальным определением преступления как деяния, противоречащего требованию уголовного закона либо запре­щенного законом под страхом наказания. Например, один из первых буржуазных уголовных законов Уголовный кодекс Франции (1810 г.) определял преступление как «преступное деяние, которое законом карают мучительным или позорящим наказанием». Созданное на рубеже XX в. русское Уголовное уложение (1903 г.) понимало преступление как «деяние, вос­прещенное, во время его учинения, законом под страхом нака­зания». Уголовный кодекс Швейцарии (1937г.) говорит о дея-

нии, запрещенном под страхом наказания; действующий в ФРГ Уголовный кодекс (1975 г.) предусматривает, что «преступле­ние — противоправное деяние, за которое может быть назначе­но наказание 1 год лишения свободы и более»; Примерный уголовный кодекс США (1962 г.) определяет преступление как посягательство, за которое может быть назначено наказание в виде тюремного заключения. Иллюстрации такого рода мож­но умножить, ибо для буржуазного уголовного права типичны определения, по существу лишь констатирующие наказуемость преступления, но не раскрывающие его внутреннего содержа­ния.

Однако главное отличие социалистического уголовного пра­ва от буржуазного заключается в том, что только 'Социалисти­ческое уголовное право раскрывает действительную социаль­ную природу преступления как деяния, посягающего на обще­ственный строй, политическую и экономическую системы обще­ства. Речь, таким образом, идет не просто о материальном (в отличие от формально-нормативного) определении, а о таком материальном определении понятия преступлнеия, которое вскрывает его классово-политическую сущность.

Буржуазное уголовное право, как и уголовное право любой эксплуататорской общественно-экономической формации, в оп­ределении преступного и наказуемого всегда выражало и вы­ражает сейчас волю экономически и политически господствую­щего класса. Уголовное право закрепляет и защищает систему классового господства буржуазии, т. е. систему эксплуатации, основанную на частной капиталистической собственности, и си­стему политической власти, призванную в конечном итоге обе­регать коллективные интересы буржуазии. Собственность и власть — вот, что лежит в фундаменте буржуазного уголовно­го права, а более точно — такая организация общественной жизни, которая позволяет воспроизводить отношения эксплуа­тации трудящихся как систему. Как правильно отмечает М. И. Ковалев, «для буржуазного права свойственна непрекры-тая, откровенная и предпочтительная защита именно капитали­стической собственности и в первую очередь от таких посяга­тельств, которые направлены на буржуазную собственность».1 Действительно, для капиталиста его собственность священна, она защищается откровенно и предпочтительно с тем, чтобы торжествовал «всеобщий правовой принцип, особенными при­менениями которого являются все другие. . . ты должен ува­жать собственность другого».2

Одновременно  с  отношениями  собственности,  как  их  тень,

1 К о в а л е в М И. Понятие и признаки преступления и их значение для квалификации. Свердловск, 1977, с. 26.

- Гегель. Философская пропедевтика. Работы разных лет, т. 2. М., 1971, с. 38.

появляются в истории общества имущественные преступления,3 которые в современном капиталистическом обществе достигли невиданного ранее масштаба. Преступность вообще и преступ­ления против собственности в частности имманентны капита­листическому образу жизни, естественно вытекают из его при­роды, поскольку, как писал Ф. Энгельс, «современное общест­во, ставящее отдельного человека во враждебные отношения ко всем остальным, приводит. . . к социальной войне всех про­тив всех, войне, которая у отдельных людей, особенно у мало­культурных, неизбежно должна принять грубую, варварски-насильственную форму — форму преступления».4 Война всех против всех — это не классово организованная борьба, а сти­хийно протекающий процесс, в глубине которого лежат клас­совые антагонизмы. Капитализм естественно сосуществует с преступностью. В определенном смысле он даже заинтересован в ее существовании, поскольку, преступление, во-первых, — наименее опасная для него форма социального протеста со сто­роны эксплуатируемых и, во-вторых, враждебно революцион­ному движению трудящихся. Борьба с посягательствами на собственность капиталистов есть по существу борьба против «незаконного» перераспределения капиталистической прибыли, за сокращение экономических потерь, а сама преступность все более перерастает в разновидность капиталистического пред­принимательства, в «нелегальный бизнес». Система классового господства, эксплуатация меньшинством большинства обще­ства — вот, что лежит в основе капитализма и что прежде все­го защищается нормами уголовного права, а этого никогда не смеет признать буржуазия ни в законодательных дефинициях, ни, как будет показано, в теоретических определениях понятия преступления.

В конечном итоге экономическое господство позволяет бур­жуазии использовать в своих классово-эгоистических интере­сах естественную потребность общества в урегулированности и порядке, выдавать волю своего класса за волю нации, опас­ность для своего классового господства за опасность для всего общества, правопорядка и т. п. Общественная опасность пре­ступлений всегда, во все времена была классово осознанной, но всегда в интересах эксплуататоров изображалась как вне­классовая.

В отличие от уголовного законодательства теория буржуаз­ного уголовного права, как правило, не ограничивается фор-

3              Буржуазные  исследователи  права   с  удивлением  отмечали,   что  «пре­

ступления  против  собственности  появляются   значительно  раньше,   чем  пре­

ступления    против личности,    кража становится    публичным  преступлением

в тот период, когда убийца оставался еще лицом к лицу лишь с семьей уби­

того»   (см.:   Оппенгеймер  Г.  Историческое исследование о происхожде­

нии наказания. — В кн.: Новые идеи в правоведении, сб. 3. Спб., 1914, с. 76).

4              Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 2, с. 537.

мальным определением преступления. Такое определение, пи­сал В. Д. Спасович, «достаточное для гражданина и для юри­ста-практика, недостаточно для науки. Она требует определе­ния предмета по существу, а наказуемость преступления есть его признак более внешний, случайный».5 Но какие бы попыт­ки в этом направлении буржуазные ученые ни делали, с пози­ций каких бы школ и направлений уголовного права ни пыта­лись дать определение «предмета по существу», они, по спра­ведливому замечанию Н. Д. Дурманова, «могут лишь скры­вать, маскировать классовую природу преступления и наказа­ния, но отнюдь не вскрывать ее».6

В теоретических определениях преступления использовались различные понятия и категории, так или иначе связанные с преступлением: «право», «благо», «норма», «норма в ее реаль­ном бытии», «причиненный обществу вред» и т. п., но не рас­крывалась сущностная характеристика преступления. «Един­ственным и истинным мерилом преступления, — писал Ч. Бек-кария, — является вред, который они приносят нации».7 Пре­ступление «есть. . . вредоносное посягательство на жизненные условия общества»,8 «действие, противоречащее праву друго­го»,9 «противозаконное посягательство на чье-либо право, столь существенное, что государство, считая это право одним из необходимых условий общежития, при недостаточности дру­гих средств охранительных, ограждает нерушимость его нака­занием».10 «Преступное деяние по содержанию своему, — пи­сал Н. Сергеевский еще в начале нашего века, — есть дея­ние, причиняющее вред обществу или частным лицам или за­ключающее в себе опасность вреда».11 Современные буржуаз­ные юристы по существу повторяют своих предшественников. Так, западно-германский криминалист В. Зауер пишет: «Пре­ступление — это социально вредные и нетерпимые в социаль­но-культурном отношении воля и действие, резко противореча­щие справедливости и общественному благу».12 И такого рода определения преступления, так же как и законодательные де­финиции, можно без труда умножить — ни одно из них не рас­крывает действительной, классовой природы преступления в буржуазном обществе: «материализация» понятия преступле-

5              Спасович В. Учебник уголовного права, вып. 1. Спб., 1863, с. 83—84.

6              Дурманов Н. Д.   Понятие преступления. М.;  Л.,   1948, с.  91.

7БеккарияЧ.   О преступлениях и наказаниях. М.,  1939, с. 229.

8              Иеринг Р. Цель в праве. Спб., 1881, с. 371.

9              РеигЬасН А.  ЬеЬгЪисп йез  ^етешеп т  ОеиЬсЫапс!  §Ш%еп  Рет-

КсЬеп КесМз. Спевеп, 1847, 5. 45.

10            Спасович В.   Указ, соч., с. 84.

11            Сергеевский  Н.   Русское   уголовное   право.   Часть  Общая.  Пг.,

1915, с. 55.

12            За и е г   XV. АН^етеше 51га{гесп151епге. ВегНп,    1949, 5. 117;   цит. по:

Гришаев П. И.   Понятие преступления. — В кн.: Советское уголовное пра­

во. Часть Общая. М., 1972, с. 68.

ния не идет далее попыток соотнесения преступления с обще­ством в целом и, таким образом, маскирует классовые проти­воречия капитализма.

Наиболее прогрессивные представители буржуазно-право­вой мысли иногда приближались к пониманию действительной роли уголовного права как инструмента подавления прежде всего народных масс и поддержания порядков, угодных господ­ствующим классам. Правда, подобное «прозрение» посещало их тогда, когда речь шла об уголовном праве феодального общества или уголовном праве, в значительной мере несущем в себе пережитки феодализма. Известный русский юрист В. Д. Спасович писал, например, в 60-х годах прошлого века: «Между членами общества нет живой связи. Мы — счастливые мира сего, потому что на нашу долю достались и досуг, и до­статок, и образование; под нами копошатся несметные массы людей, не имеющих досуга для развития мысли, согбенные под трудом механическим, живущих жизнью рабочего вола, вьюч­ной скотины; а еще ниже в глубинах, куда страшно заглянуть, пресмыкаются толпы голодных, оборванных, нищих, едва нося­щих на себе образ и подобие человека, которых боится обще­ство образованное, досужее и довольное. Оно не знало бы, как управиться с ними, если бы не держало их в узде, а узду эту составляет боязнь кар адских на том свете и боязнь кар уголов­ных в жизни настоящей».13

Понятие преступления в уголовном законодательстве и тео­рии уголовного права современных капиталистических стран и сегодня подчинено двуединой задаче: обеспечить охрану систе­мы экономического и политического господства буржуазии и спрятать за формально-демократическими дефинициями его антинародный характер. Речь при этом идет не только о так называемых политических преступлениях, законодательство о которых прямо предназначено для подавления революционно­го и национально-освободительного движения, а в странах с наиболее реакционным, расистским или фашистским режимом и для борьбы с общедемократическим движением. Все уголов­ное право есть последовательно классовое право.

Классовая природа преступления определяется прежде все­го социальными условиями общества, расколотого на антаго­нистические классы, условиями, порождающими преступность так же естественно, как капитал — прибавочную стоимость. К. Маркс и Ф. Энгельс писали, что «подобно праву и преступ­ление, т. е. борьба изолированного индивида против господст-

13 Спасович В. Указ соч., с. 65. — Позитивная программа автора не шла далее надежды на то, что «массы просветятся... материальное положе­ние улучшится», что «должно стараться, чтобы отверженных не было». Од­нако реакция со стороны «счастливых мира сего» не замедлила проявиться. В. Д. Спасович был отстранен от преподавательской деятельности в универ­ситете, его учебник запрещен.

10

вующих отношений, также не возникает из чистого произвола. Наоборот, оно коренится в тех же условиях, что и существую­щее господство».14

Как и всякий эксплуататорский класс, буржуазия осущест­вляет свое господство, опираясь не только на насилие. Суще­ствует объективная потребность буржуазного общества как со­циального целого в урегулированное™ и порядке, которые, по словам К. Маркса, «являются именно формой общественного упрочения данного способа производства и потому его отно­сительной эмансипации от просто случая и просто произ­вола».15 Будучи господствующим классом, буржуазия вынуж­дена заниматься общими делами своего общества,,в частности бороться с так называемыми общеуголовными преступлениями— запреты убивать, красть, насиловать и т. д. обращены ко всем гражданам, — ибо она заинтересована в поддержании буржуаз­ного правопорядка как условия своего собственного господст­ва. Итак, буржуазия паразитирует на общественной потребно­сти в порядке, и борьба с преступностью осуществляется бур­жуазией с позиций ее классового интереса. Разумеется, право­сознание рабочего класса отличается от правосознания бур­жуазии. Столь же очевидно, что от преступности больше всего страдает народ и что рабочий класс капиталистических стран не заинтересован в том, чтобы «бремя преступности» дополня­ло классово-организованную эксплуатацию. Однако это вовсе не свидетельствует о внеклассовости уголовного права, его ос­новного, центрального понятия — понятия преступления.

Классовая природа преступления проявляется и в той не­разрывной связи, которая существует между историей развития той или иной общественно-экономической формации и измене­ниями в характере преступности и средств борьбы с нею. В. И. Ленин писал: «Самое надежное в вопросе обществен­ной науки и необходимое для того, чтобы действительно при­обрести навык подходить правильно к... вопросу... с точки зрения научной, это — не забывать основной исторической свя­зи, смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как из­вестное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь».16

Изменения в реальном содержании понятия преступления происходят не только революционно, со сменой общественно-экономических формаций, но и в рамках одной и той же фор­мации. Чем более дряхлеет капитализм, тем меньше он спо­собен «вести дела общества», тем глубже «разрыв между ре­альной асоциальностью поведения членов данного общества и оценкой этого поведения со стороны тех, кто еще цепляется за

14 М а р к с К., Э н г е л ь с Ф. Соч., т. 3, с. 323.

'5 Там же, т. 25, ч. II, с. 356—357.

16 Л е н и н В. И.  Поли. собр. соч., т. 39, с. 67.

11

власть, продолжает писать законы и судить. .. но это приводит лишь к беспомощности законодательства и правосудия, к уси­лению произвола и беззакония со стороны власти, к увеличе­нию правонарушений (преступности)».17

Процесс ломки буржуазной законности, характерный для империалистической стадии капитализма, наиболее ярко про­является в режиме «правящей уголовщины» — фашизме. «Фа­шизм, •— говорил Г. Димитров, — это по существу произвол. Это произвол вооруженной банды наймитов крупного капита­ла, закабаляющих подавляющее большинство народа в интере­сах не только вообще эксплуататорского меньшинства, но и как раз наиболее хищнических эксплуататоров».18 Политическое лицо фашизма хорошо известно. Здесь хотелось бы подчеркнуть совершенно точную мысль Г. Димитрова, что государственно-правовая система империализма служит уже не всему классу капиталистов, а его наиболее реакционной, человеконенавист­нической части. Это не может не приводить к наступлению ре­акции, к попыткам везде, где это удается, сохранить и наса­дить откровенно террористические режимы.

Классовый характер преступления в буржуазном обществе непосредственно проявляется в отборе запрещаемых деяний,19 в использовании таких неопределенных, «каучуковых» формули­ровок при определении признаков составов преступлений, кото­рые позволяют свободно манипулировать ими, в законодатель­но установленной возможности нарушать соответствие между тяжестью совершенного преступления и наказания за него, в частности в широко практикуемой в классовых целях замене лишения свободы денежным штрафом.

Однако если в законодательной деятельности буржуазия, как правило, пытается спрятать свои узкоклассовые интересы за формулировки, провозглашающие равенство всех перед за­коном, то практика применения уголовного законодательства, т. е. реальная уголовно-правовая политика, имеет неприкрыто классовый характер. Эту давно сформулированную истину марксистской социологии20 не могут отрицать и буржуазные ученые. Так, шведский исследователь преступности X. Там, в работе которого исследуется связь между преступностью и уровнем жизни в буржуазном обществе, хотя и полагает, что «анализ классового характера закона и его применения, воз­можно, является весьма неплодотворным или даже... ненуж­ным»,21 констатирует, что «представители имущих слоев насе-

17            Я в и ч Л. С.  Право и социализм. М., 1982, с. 133.

18            Димитров Г.   Ответ господину Риббентропу. — В сб.: О конститу­

циях буржуазных стран. М., 1936, с. 118.

19            Гришаев П. И.   Буржуазное уголовное право и его классовая сущ­

ность. Учебное пособие для студентов ВЮЗИ. М.,  1956, с.  13.

20            См., напр.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 451; т.  1, с. 640.

21            Там X.   Преступность и уровень жизни. М.,  1982, с.  108.

12

ления часто избегают ответственности даже за „традицион­ные" преступления», что «многие опасные, причиняющие боль­шой ущерб обществу преступления не привлекают внимания органов юстиции», что «нанесение вреда окружающей среде, нарушение законов об охране труда или же различные спо­собы обмана потребителей наказываются очень редко, хотя закон и открывает возможности для привлечения к уголовной ответственности лиц, совершающих подобные деяния».22

Такова классовая природа преступления и классовый под­ход к его пониманию в капиталистическом обществе. Какие бы частные задачи не решала буржуазия при помощи уголовно-правовых норм, главное состоит в том, что они -г- узда для удержания угнетенных в повиновении, «кнут, сплетенный бур­жуазией».23

Выход на историческую арену нового господствующего клас­са — пролетариата, революционное преобразование общества впервые в истории привели к созданию принципиально нового уголовного права, права, обеспечивающего действительную охрану интересов подавляющего большинства общества от общественно опасных посягательств со стороны как представи­телей ранее господствовавших классов, так и деморализован­ных, зараженных грубоиндивидуалистическими привычками старого общества, трудящимися. Впервые в истории уголовное право перестало лгать: оно открыто декларировало свои цели, четко заявив, от имени каких классов и во имя чего устанав­ливаются его требования. Уже Руководящие начала по уго­ловному праву РСФСР 1919 г. предусматривали, что «преступ­ление есть нарушение порядка общественных отношений, охра­няемого уголовным правом». Первый советский Уголовный кодекс — УК РСФСР 1922 г. дал развернутое определение пре­ступления: «Преступлением признается всякое общественно опасное действие или бездействие, угрожающее основам совет­ского строя и правопорядку, установленному Рабоче-Крестьян-ской властью на переходный к коммунистическому строю пери­од времени» (ст. 6).

Материальное определение преступления в советском уго­ловном праве, таким образом, не только раскрывает его право­вые признаки, указывая, что оно посягает на конкретные со­циальные ценности, но и подчеркивает его опасность для социа­листического общества, т. е. соотносит преступление с самой природой общества — его экономической, политической и идео­логической организацией. Именно поэтому в советском уголов­ном праве указание на материальное содержание понятия пре­ступления есть констатация его классовой природы. В матери­альном определении преступления реализуется действительно

22 Там же, с. 109.

-3 М а р к с  К., Э и г е л ь с Ф. Соч., т. 2, с. 451.

13

научный подход к познанию общественной жизни, выработан­ный марксистско-ленинской теорией.

Уголовное законодательство социалистических государств последовательно характеризует преступление в качестве обще­ственно опасного. Раскрытие подлинного общественно классо­вого содержания преступления, материального понятия пре­ступления является одним из важнейших признаков, характе­ризующих социалистическое уголовное право в целом.24 В уго­ловно-правовой литературе социалистических стран с полным основанием подчеркивается, что признание за общественной опасностью общественного, материального, классового содер­жания— огромное завоевание социалистической науки уголов­ного права.25

Вопрос о классовой природе преступления в социалистиче­ском обществе имеет два аспекта. Во-первых, следует отметить, что преступление есть посягательство на общественные отно­шения, наиболее значимые с точки зрения классов, занимаю­щих в обществе господствующее положение, т. е. рабочего класса и крестьянства и, следовательно, нарушение возведен­ной в закон воли этих классов. Во-вторых, борьба с преступле­ниями ведется такими средствами и методами во имя дости­жения таких целей, которые определяются с позиций господ­ствующих классов и прежде всего рабочего класса, его право­вой идеологии, коммунистических идеалов, научной теории.

На разных этапах развития социалистического общества изменялся характер классовой природы преступлений. В пери­од перехода от капитализма к социализму была велика доля преступлений, служивших прямым проявлением классовой борьбы буржуазии и других эксплуататорских классов против государства диктатуры пролетариата, против новых складываю­щихся социалистических общественных отношений. В этой борьбе класс выступал против класса. В современных услови­ях социалистическое содружество ведет на международной арене классовую борьбу против империализма, за сохранение и упрочение мира, за социальный прогресс, против идеологии, враждебной социализму. В этих условиях уголовно-правовая борьба с особо опасными государственными преступлениями и некоторыми другими преступлениями (ст. ст. 1901, 1902 УК РСФСР) есть частное проявление борьбы между классами, той борьбы, которая ведется против нашей страны и всего социа­листического содружества силами империализма.

Более сложен вопрос о критериях классовости тогда, когда

Меньшагин   В.  Д.,   Гельфер   М.  А.,  Кригер    Г.   А.   и   др.

[Вступит, ст. к кн.:] Новое уголовное законодательство зарубежных социали­

стических стран Европы. М., 1974, с. 20—21.

М а н ч е в Н.     Преступление    и   противообществена   проява.    София,

1967, с. 9; см. также, напр.:   5{гаГгесЫ    АП^ететег    ТеП.

ВегНп, 1976. 5. 165 И.

14

речь идет о так называемой общей, традиционно понимаемой преступности. А. А. Пионтковский, возражая против мнения, что преступление — это деяние, всегда посягающее на классо­вые отношения, писал в 1957 г., что такая формулировка мо­жет дать повод к неправильному пониманию действительного общественного содержания преступлений, что она способна сте­реть различие между антагонистическими и неантагонистиче­скими общественными противоречиями, что совершение трудя­щимися отдельных преступлений, вызванных пережитками про­шлого в их сознании, является выражением неантагонистиче­ских общественных противоречий, что эти преступления пося­гают не на отношения между классами, а на всякого,рода иные общественные отношения. Свой вывод А. А. Пионтковский сфор­мулировал следующим образом: «Понятие преступления носит классовый характер. Всякое преступление в период перехода от капитализма к социализму прямо или косвенно посягает на классовые интересы рабочего класса и всех трудящихся. Одна­ко из этого нельзя сделать вывод, что каждое преступление посягает на классовые отношения».26 Эти же положения А. А. Пионтковский повторил в более поздних работах.27

С. А. Домахин не согласился с таким решением вопроса. По его мнению, с построением оонов социализма, созданием развитого социалистического общества и переходом к строи­тельству коммунизма, с исчезновением эксплуататорских клас­сов классовый характер преступлений не устраняется, посколь­ку некоторые преступления являются методом осуществления империалистическими государствами подрывной деятельности против социалистического строя, а «классовая опасность пре­ступлений, совершаемых лицами из числа трудящихся, заклю­чается в том, что они служат проявлением чуждых социализ­му нравов, привычек, обычаев. Они классово опасны потому, что тормозят строительство коммунистического общества».28" Возражая А. А. Пионтковскому, он писал, что определение пре­ступления как классово опасного деяния подчеркивает исто­рический, социально изменчивый и преходящий его характер,, что такая характеристика социальной сущности преступления может также дать повод утверждать, что любое преступление непосредственно угрожает всему обществу и, наконец, что за­конодатель употребляет при определении преступления термин

26            Пионтковский А. А. [Предисл. к кн.:] Реннеберг И. Объективная

сторона преступления. М., 1957, с. 6—7.

27            Пионтковский А. А.  1)   Преступление. — В  кн.:  Курс советского

уголовного права, в 6-ти т. / Под ред. А. А. Пионтковского, П. С. Ромаш­

кина, В. М. Чхиквадзе, т. 2. М., 1970, с. 26 и ел.; 2) Учение о преступлении

по советскому уголовному праву. а!., 1961, с. 31.

28            Домахин С.  А.   Понятие   преступления. — В  кн.:   Курс советского

> головного права, в 5-ти т. / Под ред. Н. А. Беляева, Л1. Д. Шаргородского.

Т. 1. Л., 1968, с. 155.

15.

«общественная опасность», который включает не только соци­альную, но и юридическую характеристику преступления.29

Н. Ф. Кузнецова полагает, что в соответствии с ленинским учением о формах классовой борьбы в эпоху диктатуры проле­тариата все виды преступлений, в том числе те, которые совер­шались представителями трудящихся, есть формы классовой борьбы, но, «конечно, классовой борьбы не с преступниками, ибо преступники ни в одном обществе не составляют класса, а с клас­сом буржуазии за влияние на трудящихся и за построение социализма».30 В наше время, по мнению Н. Ф. Кузнецовой, об общеуголовной преступности «следует говорить как о своего рода отголосках классовой борьбы, которую ныне ведет социа­листический лагерь на международной арене, и былой клас­совой борьбы внутри социалистического общества».31

О. Ф. Шишов пишет, что «в условиях общенародного госу­дарства, когда в социалистическом обществе отсутствуют анта­гонистические классовые противоречия, нет оснований рассмат­ривать борьбу за укрепление общественной дисциплины как особую форму классовой борьбы, что имело место на первых этапах развития Советского государства»,32 и солидаризируется, в частности, с мнением А. П. Косицина, который считает, что задачи социалистического воспитания, задачи борьбы за новую дисциплину имеют «определенное классовое содержание, по­скольку речь идет о преодолении пережитков капитализма. Ее решение, однако, не является и не может быть классовой борь­бой».33

Прежде всего следует отметить отсутствие тождества меж­ду преступностью и борьбой с преступностью, преступлением и понятием о нем. Ни раньше, в эпоху диктатуры пролетари­ата, ни в наше время преступность не являлась и не является особой формой классовой борьбы (исключение составляют осо­бо опасные государственные, в свое время контрреволюцион­ные, преступления, о характере которых нет споров). Классо­вой борьбой является борьба с преступностью.

Во-первых, Н. Ф. Кузнецова права, когда говорит, что «пре­ступники ни в одном обществе не составляют класса», но это опровергает, а не доказывает ее тезис о том, что «все виды преступных посягательств в условиях диктатуры пролетариата» есть «формы классовой борьбы». Н. Ф. Кузнецова права, когда говорит, что в условиях диктатуры пролетариата борьба с пре­ступностью есть борьба «с классом буржуазии за влияние на

29            Там же, с. 156.

30            Кузнецова Н. Ф.   Преступление и преступность. М.,  1959, с. 27.

31            Там же, с. 37.

32            ш и ш о в  О.  Ф.   Классовая  природа    социалистического    уголовного

права     и развитие материального понятия  преступления. — В  кн.:  Уголовное

право:    История юридической науки. М., 1978, с. 33—34.

33            Косицин А. П.   Социалистическое государство. М.,   1970, с.  250.

16

трудящихся и за построение социализма», но это борьба поли­тическая, борьба за влияние; уголовно-правовая борьба заклю­чается в прямом и непосредственном применении уголовно-пра­вовых мер к любому преступнику, кем бы он не был — пред­ставителем эксплуататорского класса, деклассированным люм­пен-пролетарием или рабочим. Поэтому утверждение, что уго­ловно-правовая борьба — это классовая борьба «не с преступ­никами»— ошибочно. В. И. Ленин писал: «Разве классовая борьба в эпоху перехода от капитализма к социализму не со­стоит в том, чтобы охранять интересы рабочего класса от тех горсток, групп, слоев рабочих, которые упорно держатся тра­диций (привычек) капитализма и продолжают смотреть на Со­ветское государство по-прежнему: дать „ему" работы помень­ше и похуже, — содрать с „него" денег побольше».34 Здесь чет­ко и ясно сказано, кто ведет классовую борьбу и против кого.

Во-вторых, А. А. Пионтковский прав, говоря, что всякое преступление посягает «на классовые интересы рабочего клас­са и всех трудящихся», но классовые интересы производны от классовых отношений, являются их выражением, и уже поэто­му одно (отношение) не может противопоставляться другому (интересам) и наоборот.

В-третьих, и А. А. Пионтковский, и О. Ф. Шишов правы, утверждая, что в социалистическом обществе отсутствуют ан­тагонистические классовые противоречия, но уместно спросить, достаточно ли констатировать отсутствие классовых антагониз­мов, чтобы считать решенной проблему противоречий и их роль в генезисе преступности? К. У. Черненко пишет: «Сегодня в нашей общественной науке утвердилось мнение, что противо­речия не есть нечто чуждое социализму, но они коренным об­разом отличаются от антагонизмов буржуазного общества и все они разрешимы. От этой, прямо скажем, очевидной для творческого марксизма истины надо, однако, двигаться даль­ше. Наше обществоведение призвано исследовать такие вопро­сы первостепенного теоретического и практического значения, как природа и виды противоречий, характерных для современ­ного этапа развития советского общества, порождающие их объективные и субъективные факторы, не пытаясь, как это иног­да бывает, списывать все имеющиеся трудности и негативные явления на „пережитки прошлого" в сознании людей».35

В. И. Ленин неоднократно указывал, что преодоление «свинцовых мерзостей» капитализма — трудный и длительный процесс. Он говорил о начале переворота «более трудного, бо­лее существенного, более коренного, более решающего, чем свержение буржуазии, ибо это — победа над собственной кос-

34            Ленин В. И.  Поли. собр. соч., т. 37, с. 90.

35            Черненко К. Авангардная роль партии коммунистов. Важное усло­

вие ее возрастания. — Коммунист, 1982, № 6, с. 30.

2  В    С,   Прохоров            17

ностью, распущенностью, мелкобуржуазным эгоизмом, над эти­ми привычками, которые проклятый капитализм оставил в на­следство рабочему и крестьянину».36 Воспитание новой дис­циплины В. И. Ленин рассматривал наряду с преодолением сопротивления эксплуататоров, гражданской войной, нейтрали­зацией мелкой буржуазии и использованием старых специали­стов в качестве формы классовой борьбы рабочего класса. А разве сегодня народ, в праве которого воплощена идеология рабочего класса, охраняя себя от горстки хищников, насильни­ков, продажных чиновников и т. п., не ведет все ту же борьбу, чтобы очистить общество от грязи преступности? Преступность и социализм — антагонисты. Антагонисты потому, что противо­речие между ними «не снимается» как результат саморазви­вающегося процесса, а уничтожается в результате целенаправ­ленной борьбы. Марксизм никогда не сводил проблему «наслед­ства», доставшегося социализму от капитализма, к пережиткам прошлого в сознании людей (тем более отдельных). Ссылки на такого рода пережитки как универсальное всеобъясняющее об­стоятельство не способны разрешить проблему сохранения в со­циалистическом обществе «родимых пятен» старого общества, выявить объективные процессы, которые не только не позво­ляют ликвидировать эти пятна так быстро, как это хотелось бы, но и приводят к тому, что «некоторые негативные явления в сознании и поведении людей возникают и воспроизводятся в условиях социализма, хотя, конечно, и не вытекают с необхо­димостью из его природы.37 Конечно, общая задача социали­стического воспитания, в частности воспитания в духе созна­тельной дисциплины (в самом широком смысле слова), реша­ется не средствами классовой борьбы, до тех пор, однако, по­ка дело не доходит до преступности. В современных условиях борьба с преступностью имеет классовый характер потому, что преступность состоит в противоречии с природой социализма, с тем, что мешает строительству коммунизма.38 Эта борьба классовая потому, что в ней находит свое выражение неприми­римая борьба классов в области идеологии, ибо «вопрос стоит только так: буржуазная или социалистическая идеология. Се­редины тут нет. . . Поэтому всякое умаление социалистической идеологии, всякое отстранение от нее означает тем самым уси-

36 Ленин В. И   Поли. собр. соч, т. 39, с  5.

З'Печенев В На твердой почве социально-экономической политики: О некоторых аспектах формирования нового человека в условиях развитого социализма. — Коммунист, 1982, № 11, с. 41.

38 Научный коммунизм. М, 1974, с. 459. — О том, что борьба с част­нособственническими тенденциями, пережитками индивидуалистической пси­хологии есть «борьба политическая, классовая», говорит Г. Енукидзе. В его статье хорошо показано также, к чему приводит подмена действительной борьбы ее имитацией (см : Енукидзе Г. Непременное условие утвержде­ния коллективистской морали и социалистического образа жизни. — Комму­нист, 1980, № 15, с. 84).

18

ление идеологии буржуазной».39 Эта борьба классовая потому, что классово государство, ее ведущее, потому, что в социали­стическом общенародном государстве «общенародное право остается классовым явлением»40 и, следовательно, борьба с пре­ступлениями ведется с помощью классовых средств. Наконец, существует жесткая, непосредственная связь между классовой природой общества и методами борьбы с преступностью. Иначе говоря, методы борьбы с преступностью не могут избираться произвольно, с учетом, в частности, исключительно их функ­циональной способности приводить к желаемым целям. Напро­тив, сама природа социалистического общества, принципы его жизни властно диктуют, как должна вестись эта бррьба.

Во-первых, уголовно-правовые средства борьбы с преступ­ностью всегда играют в социалистическом обществе подчинен­ную, субсидиарную роль. «В борьбе с преступлением, — писал В. И. Ленин, — неизмеримо большее значение, чем применение отдельных наказаний, имеет изменение общественных и поли­тических учреждений».41 Решающие предпосылки ликвидации преступности — это подъем материального благосостояния, культурного уровня и сознательности населения. Чем дальше будет развиваться реальный социализм на своей собственной основе, тем ближе будет он подходить к его идеальной модели, тем в большей мере будет истощаться почва, питающая пре­ступность. В этих условиях, правильно писал П. П. Осипов, «деятельность социальной системы воздействия на преступность оказывается созвучной основным закономерностям развития общества, что создает надежную основу для организации этой системы в соответствии как с требованиями эффективности, так и с духом гуманизма».42

Во-вторых, принципиально важно, что принудительные ме­ры как средство воздействия на антисоциальные явления есть вынужденные и крайние меры, применяемые тогда, когда иначе поступать нельзя.

В-третьих, сами меры, предусмотренные уголовным законом за совершение преступлений, их система и порядок применения таковы, что позволяют сводить к минимуму «социальные из­держки» борьбы с преступностью, в частности, дают возмож­ность шире применять наказания и иные меры уголовной ответ­ственности, не связанные с реальным исполнением лишения свободы. В русле этого процесса лежат и законодательные но-

39            Л е н и н В. И.  Поли. собр. соч., т. 6, с. 39—40.

40            Алексеев С. С.  1)  Общая теория права,   в 2-х т., т.  1.   М.,  1981,

с.    145;   2)    О   сущности   общенародного   права. — Советское   государство   и

право, 1963, № 4, с. 58; Вопросы   теории права / Под ред. С. Н. Брату-

ся, И. С. Самощенко. М., 1966, с. 3 и ел.

41            Л е н и н В. И.  Поли. собр. соч., т. 4, с. 408.

42            Осипов П. П.   Теоретические основы построения и применения уго­

ловно-правовых санкций  (Аксиологические аспекты). Л.,  1976, с. 30.

2*            19

веллы 1981 —1982 гг. Столь же бесспорно, что суровые меры ответственности должны применяться за наиболее тяжкие пре­ступления и к рецидивистам.