§ 5. Противоправность преступления

Преступление не только общественно опасно, но и противо­правно. Противоправность преступления заключена в том, что оно нарушает требование уголовно-правовой нормы. Противо­правность производна от общественной опасности, так как за­конодатель устанавливает запрет совершать определенное дей­ствие именно в силу его общественной опасности. Не является преступлением действие или бездействие, хотя формально и со­держащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного уго­ловным законом, но в силу малозначительности не представ­ляющее общественной опасности (ч. 2 ст. 7 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик). «Противо­правно,— правильно пишут М. П. Карпушин и В. И. Курлянд-ский, — только то, что общественно опасно».199

В первоначальной редакции ст. 7 УК РСФСР говорила о преступлении как деянии, предусмотренном его Особенной частью. Такая формулировка не была вполне точной, ибо, во-первых, уголовная противоправность деяний может быть уста­новлена не только статьями Особенной части кодекса, но и другими уголовными законами, и, во-вторых, противоправны

198 ф е ф е л о в  П.  А.   Общественная   опасность   преступного  деяния — Советское государство и право, 1977, № 5, с. 138.

!99 Карпушин М   П., Курляндский В.  И.   Указ, соч., с.   155.

63

 

действия,  запрещенные не только указанными  статьями,  но  и нормами Общей части уголовного кодекса, например, действия подстрекателей, организаторов и пособников, и, наконец, в-тре- * тьих, нормы Особенной части всегда действуют в органическом единстве с нормами Общей части и последние поэтому приме­нимы ко всем нормам Особенной части.200 Поэтому Указом Пре­зидиума   Верховного   Совета   РСФСР   от   3  декабря    1982  г. текст ст. 7 УК РСФСР приведен в соответствие со ст. 7 Основ | уголовного законодательства.201

Норма советского уголовного права есть установленное го­сударством правило поведения, соблюдение которого обеспечи-: вается   авторитетом   государственного   требования   и   угрозой ответственности.    Норма   уголовного    права,    таким    образом, прежде всего предписывает определенное поведение.  Выполне- • ние  нормативного  требования  упорядочивает   (вводит  в  опре­деленные   рамки)    поступки   людей   в   самых   разнообразных • областях общественной жизни.  В этом  заключено то  главное, что   определяет   сущность   уголовно-правовой   нормы.    Вместе с тем,  выполняемая  последней  функция  регламентации   (регу­лирования)  поведения людей ставит уголовное право в единый ряд со всеми другими отраслями социалистического права как отрасль,  хотя  и  имеющую  свою  специфику,  но  тем  не  менее в главном не отличающуюся от иных отраслей права.

По мнению В. Г. Смирнова, следует различать правовое регулирование в широком и узком смысле. При этом правовое регулирование в широком смысле включает в себя различные способы и цели государственно-правового воздействия на ка­кое-либо определенное общественное отношение (группу опре­деленных отношений). В этом аспекте механизм правового ре­гулирования характеризуется воздействием на одно и то же отношение методов различных отраслей советского права, а «нормы уголовного законодательства регулируют самые раз­личные социалистические общественные отношения в области государственного управления, личных прав и свобод советских граждан, общественных и государственных организаций... и т. д. и т. п.».202

Понятие регулирования в узком (социально-отраслевом) смысле, по его мнению, должно связываться с воздействием правового метода на определенную, внутренне единую группу общественных отношений, составляющую предмет той или иной отрасли советского права, оно отражает функцию организации средствами права определенных общественных отношений. При этом «нормы уголовного законодательства определяют права

20° К о в а л е в М   И. Понятие и признаки преступления   и их значение для квалификации, с  30

Ведомости Верховного Совета РСФСР,  1982, № 49, ст.  1821.

Смирнов В. Г.  Указ, соч., с. 25—26.

64

 

и обязанности сшрон оощесгвенпого отношения, возникающего вследствие совершения какого-либо преступления».203

На первый взгляд эта концепция может показаться вполне

10ГИЧНОЙ. Действительно, она подчеркивает разнообразие мето­

дов правового воздействия на социалистические общественные

отношения, в частности, соответствует общепризнанному поло­

жению, что уголовно-правовая норма оказывает воздействие на

общественные отношения с момента вступления ее в силу,

а с другой стороны — акцентирует внимание на том бесспор­

ном факте, что уголовно-правовая норма содержит предписа­

ние, обращенное к соответствующим государственным органам

в связи с совершенным преступлением.      /

Однако дело заключается в том, что хотя автор и говорит о «регулировании в широком смысле», о том, что уголовно-пра­вовая норма «обеспечивает порядок осуществления различных общественных отношений», осуществляет «функцию охраны» и т. п., его позиция по существу лишает уголовно-правовую нор­му ее действительного уголовно-правового содержания. «Нор­мы советского уголовного законодательства в порядке осуще­ствления ими функции охраны воздействуют на самые различ­ные социалистические общественные отношения, а само это воз­действие сводится к созданию условий осуществления опреде­ленных предписаний, но не к организации их (непосредствен­ном} регулированию)».204 Действительная специфика этих норм, утверждает В. Г. Смирнов, состоит в том, что запрету или велению, содержащемуся в них, не может быть придано значения диспозиции как изложения содержания самого пра­вила поведения, выраженного в норме права.205

Итак, по мнению автора, уголовно-правовая норма как тако­вая имеет своим адресатом государство (соответствующие органы государства), ее содержание — «правовые предписания, в соответствии с которыми организуются общественные отно­шения, возникающие вследствие совершения преступления», ее назначение — регулировать их.

На самом же деле уголовное право как система уголовно-правовых норм адресовано всем: гражданам, действующим в самых разнообразных областях общественной жизни, и спе­циальным субъектам, поведение которых осуществляется в осо­бых областях общественной жизни. Уголовно-правовые нормы содержат запреты и веления, т. е. правила поведения людей, именно в этом заключено их основное назначение, ради этого они издаются и именно поэтому охраняются государством.

Специфика уголовно-правовых норм состоит в том, что они регулируют не все общественные отношения, а лишь их срав-

Там }ке, с  32.

Там же.

го5 Там же, с. 34.

5 В.   С,   Прохоров             65

 

нительно узкий круг (отношения наиболее цепные для обще­ства), а также в том, что они в качестве санкций предусматри­вают применение особого вида ответственности — уголовной ответственности и особых мер государственного принуждения (наказания), не известных другим отраслям права и связан­ных с особыми правовыми последствиями их применения (су­димость).

Применение санкций — не основной стержень уголовно-пра- I

новой   нормы,   а   резервный   механизм   обеспечения   правопо- |

рядка: требование возложить ответственность на лицо, винов­

ное   в   совершении   преступления,   производно   от требования |

нормы (правила поведения, диспозиции).   |

Может  показаться,  что   рассматриваемая  точка  зрения   не { заслуживает полемики, что расхождения во мнениях касаются * технических деталей и т. п. Это не так. Она исходит из невер- } ной посылки, которая имеет свои определенные источники, а вы- * воды, из нее следующие,    непосредственно затрагивают реше­ние вопросов,   имеющих   принципиальное   значение: о понятии уголовной   противоправности,   содержании     уголовно-правовой нормы, ее структуре и т. п.

Если рассматривать в качестве адресата уголовно-правовой

нормы соответствующие органы государства, а не граждан,

а действие нормы исчислять не с момента ее вступления в

силу, а с момента применения к лицу, виновному в соверше­

нии преступления, если содержание нормы ограничить предпи- <

саниями о применении уголовной ответственности и наказания,

то это неизбежно приведет к выводу, что преступник вовсе не

нарушает уголовно-правовую норму, что существует нечто, ле­

жащее за ее пределами, некая первичная норма, которая нару­

шена преступником, и санкцией за нарушение которой является

уголовный закон.               1

Именно на таких исходных положениях строится норматив- ' нал теория К. Биндинга, разделяемая и другими буржуазными авторами. Достаточно определенно, например, формулировал свою позицию Н. Д. Сергеевский: «Уголовный закон, или право-положение, на основании которого преступник наказывается, существенно рознится от того правоположения, которое он, со­вершая преступное деяние, нарушает. Мы не можем сказать, что преступник нарушает уголовный закон. Из текста статей Уложения ясно видно, что преступник, совершая убийство, кражу или поджог, этих статей вовсе не нарушает. Преступник нарушает известные запреты, на которые в уголовном законе заключается как бы ссылка и которые являются для него необ­ходимым предположением».206

206 С е р г е п в с к и и  Н   Д.   Русское    уголовное   право.    Часть  Общая. Спб, 1910, с  39

66

 

Чем отличается это высказывание от позиции Я. М. Брай-нииа, который писал: «...Советское уголовное право осуще­ствляет эту функцию (функцию охраны социалистических обще­ственных отношений от преступных посягательств. — В. Я.) не непосредственно, а путем защиты правовых норм, регулирую­щих эти отношения. Охрана этих норм от преступных посяга­тельств составляет сущность советского уголовного права... Уголовно-правовые нормы запрещают под угрозой наказания нарушение тех или иных правил поведения (норм), непосред­ственно не выраженных в уголовном законе, но установленных или санкционированных Советским государством... правил по­ведения, непосредственно не выраженных в уголовном законе, но установленных каким-либо законодательным актом (напри­мер, Конституцией) или санкционированных Советским госу­дарством (например, норм морали)»?207 Отличие, пожалуй, за­ключается лишь в том, что Н. Д. Сергеевский все же специаль­но оговаривал существование случаев, когда «законодатель вы­двигает в самом уголовном законе новое поведение, или новый запрет, которые до того времени не заключались в действую­щем праве других областей».208

К аналогичным выводам приводит и позиция В. Г. Смир­нова. «При анализе структуры нормы уголовного законодатель­ства можно... различать, — пишет В. Г. Смирнов, — а) обязан­ность (запрет или веление совершить определенное действие| и б) санкцию за нарушение этой обязанности. Но в таком виде норма уголовного законодательства никогда не выступает само­стоятельно, а формулирует только угрозу применения наказа­ния в случае нарушения общественных отношений, организуе­мых нормами иных отраслей советского права, нормами нрав­ственности или нормами общественных организаций.

Уголовно-правовые обязанности, формулируемые в этой части нормы уголовного законодательства (запрет или веление совершить какое-то действие), являются связующим звеном между определенным правилом поведения, установленным в ка­ких-либо иных социальных нормах (курсив мой. — В. П.), и

207          Б р а и н и н Я. М.   Уголовный    закон и    его применение.    М.,   1967,

с. 21—22.

208          Сергеевский Н. Д.   Указ, соч., с. 39—40; Мокринский С. П.

Система и методы науки уголовного права. Спб.,  1906, с. 29;—Н. С. Таган-

цев пишет: «.. .норма есть всегда логическое, но не всегда фактическое пред­

положение уголовного закона: она может существовать независимо от закона

уголовного в виде нормы неписанного права или в виде закона, но она мо­

жет быть и неразрывно слита   с законом уголовным,   распознаваема только

из него; в этом последнем случае вполне возможно,    что норма возникает

одновременно с уголовным законом, живет и видоизменяется вместе с ним

и вымирает с его отменою»  (Т а г а н ц е в Н. С.    Русское уголовное право.

Часть Общая, т. 1. Спб., 1902, с. 142).

 

наказанием, раскрываемым в другой части этой же уголовно-правовой нормы».209

Обращение буржуазных нормативистов к «идее права», «праву вообще,>, некой «норме», преюдициальной уголовно-пра­вовой норме, к нормам иных отраслей права, обычаям и т. л. в конечном итоге определялось классовой заинтересованностью в затушевывании сущности своего уголовного права, стремле­нием изобразить дело так, что основание уголов'юй репрессии уходит своими корнями в «вечные» требования абсолютных запретов и велений, а преступление есть посягательство на эту первичную норму. Это вполне объяснимо с точки зрения мето­дологии буржуазного уголовного права. Но отрицание само­стоятельной природы (самостоятельной, разумеется, по отно­шению к иным нормам права и морали, а не по отношению к объективным закономерностям, существующим в жизни обще­ства и определяющим необходимость прибегать именно к уго­ловно-правовому методу регулирования определенных общест­венных отношений) норм уголовного права в теории советского уголовного права ничем не может быть обосновано. Его можно лишь объяснить односторонним прочтением этих норм, внеш­няя форма выражения которых в законе традиционно заклю­чается в требовании применения ответственности за соверше-иие определенных деяний. Однако это требование есть лишь уголовно-правовое следствие нарушения запрета, являющегося содержанием самой уголовно-правовой нормы.

Н. Д. Дурманов справедливо отметил, что ни Биндинг, ни его последователи, а тем более предшественники, не могли на­звать таких норм в других отраслях права, которые предусмат­ривали бы запрет множества деяний, наказуемых по уголов-> ному закону.210 Это же обстоятельство следует подчеркнуть и тогда, когда речь идет о позиции советских криминалистов.

Наказуемость преступления является проявлением его уго-1 ловной противоправности: нарушение нормы приводит в дей­ствие ее санкцию. Если по тем или иным обстоятельствам, предусмотренным уголовным законом, лицо, совершившее пре­ступление, освобождается от уголовной ответственности, дея­ние, им совершенное, не утрачивает своей правовой природы — оно остается преступлением. Наказуемость, конечно, нельзя рассматривать как субстанциональный признак, свойство са­мого преступления в одном ряду с общественной опасностью

209          Смирнов В.  Г.   Указ, соч., с. 30—31. — Н. П. Томашевский пола­

гает, что уголовно-правовая норма не нарушается преступным  деянием. По

его мнению,  например,  распространение  клеветнических  измышлений  «явля­

ется, строго говоря, не нарушением ст. 161 УК, а деянием, соответствующим

диспозиции этой статьи, и, следовательно, условием ее применения, которое

входит в обязанность суда» (ТомашевскийН  П   О структуре правовой

яормы и классификации ее элементов — В кн.: Вопросы общей теории совет­

ского права. М., 1960, с 217—218).

210          Дурманов Н, Д.   Советский уголовный закон. М.,   1967,  с. 96.

68

 

и противоправностью, иначе можно было бы сделать неоправ­данный вывод, будто преступление способно само наказывать своего субъекта. Совершенное преступление порождает не ответственность и наказание, а лишь основание для ответствен­ности и наказания и в этом качестве выступает как юридиче­ский факт, из которого берут свое начало особые уголовно-пра­вовые отношения.

 

«все книги     «к разделу      «содержание      Глав: 16      Главы: <   4.  5.  6.  7.  8.  9.  10.  11.  12.  13.  14. >