А.КУЗЬМИН. Самоопределение элит

Я начну с темы, которую мы здесь немножко затрагивали, — о взаимовлиянии того, что происходит с самоопределением и его, скажем так, легальным или, точнее, квазилегальным оформлением, и того, что связано напрямую с элитами. Я, к несчастью, не могу согласиться со Светланой Михайловной, что элиты сами по себе, а народы сами по себе, поскольку на самом деле прав Александр Сергеевич Пушкин, утверждавший, что народы можно резать или стричь, а самостоятельная активность их, не оформленная и тем самым не монополизированная элитами, настолько разрозненна, что с ней справляется любой сколь угодно бездарный политический режим.

Значит, необходимым условием является выявление интересов тех самых элит и все разговоры о самоопределении — суть разговоры о самоопределении элит и о мобилизации элитами самоопределенческой, этнической и т.д. терминологии. Ничего другого, к сожалению, во всем этом нет.

Признав этот факт, мы начинаем понимать еще две очень важные вещи:

1. Один раз отмобилизовав общественное сознание, потому что без его поддержки элита естественным образом провалится, она окажется заложницей тех самых лозунгов, под которыми она его один раз отмобилизовала. Отсюда идет эскалация националистической, сепаратистской, классовой, какой хотите риторики. Уже давным-давно, скажем так, возможные цели, которые могли быть каким-то образом оправданны, достигнуты, уже давным-давно эта элита пришла к власти, уже самой элите мешает, впрямую мешает эта самая риторика, но механизм запущен — остановить его уже нельзя.

Самое страшное наступает на следующем этапе, когда эта самая риторика оказывается отлита в правовые нормы. Будь то законы о гражданстве в Эстонии и Латвии (причем большая часть исполнительной элиты понимает, что эти законы чудовищно плохи, и изыскивает любые варианты, чтобы в порядке исключения, ни в коем случае, конечно, не отменив закон, потому что это потеря политического лица, за счет которого она и существует, его обойти), ничто не может снять новую, порожденную проблему, причем проблема порождается заведомо, потому что в этнически чистых государствах, за исключением радикального случая, когда вы походя осуществили полноценный геноцид и довели себя до этнически чистого состояния, не бывает.

Соответственно возникают меньшинства, которые у вас заведомо, радикально ущемлены, просто потому, что вы, самоопределяясь, ну, например, бедного колонизатора немножко решили «прижать». Я понимаю — откатная реакция и все что угодно. Но весь вопрос в том, что уже он оказался тем самым несчастным меньшинством, которому пора самоопределиться вплоть до отделения.

И логика эта раскручивается по спирали. Мы хорошо знаем, к чему эта логика приводит в Африке, где это превращается в бесконечные трайбалистские войны вроде бурундийской. И это первый аспект того, о чем я хотел бы сказать.

Когда мы говорим о праве на самоопределение, забывая, что на самом деле это не право народов, а право элит, узурпировавших и монополизировавших легитимацию символического насилия от имени этих народов, мы просто подменяем понятия.

2. Теперь следующий вопрос, который прямо с этим связан. Это вопрос о коллективных интересах и коллективных правах. Ясно, что мои индивидуальные интересы я никому узурпировать не дам. Ясно, что мой индивидуальный интерес я никому не дам манифестировать от своего имени, если кого-то на это впрямую не уполномочу. В тот момент, когда возникает риторика, представление о коллективных правах и коллективной идентичности, от имени которой кто-то должен ее манифестировать, автоматически появляется желающий и появляется возможность это дело узурпировать. И это второй аспект того же самого.

Я не буду останавливаться на том, что совершенно очевидно: идея, будто этнос может иметь какие-либо права как этнос, просто с юридической точки зрения выглядит безумной, потому что там невозможном определить субъект. Потому что определить этнос, по головам пересчитать, нельзя. Это вещь, связанная с самоидентификацией. Есть огромное число людей, имеющих множественную самоидентификацию. Я, например, могу числить себя за шестью этносами, по языку, культуре, самоидентификации и т.д., это зависит от положения. Предполагаю, что у коллеги Цилевича ситуация еще страшнее. Лучше? Но ты систематически живешь в трех культурах. К какому этносу принадлежит коллега Цилевич? Он с кем самоопределяется? С русскими, с латышами или с евреями? Или он самоопределяется с ними со всеми? Или он себя режет на три части, чтобы каждая из них самоопределялась с кем-то отдельно?

Дальше возникает очень сложный момент, связанный с идентичностью. Вообще, этничность — это вещь, которая обычно спит. И именно это мы хорошо видим на примере советского народа. До тех пор, пока был Советский Союз, советский народ был мифом. В тот момент, когда Советского Союза не стало, советский народ стал этническим идентификатором. Люди с советской культурой, с советским языком (потому что наш сегодняшний русский далек от языка Тургенева, считающегося нормой русского литературного языка) определяют себя как советские: у них родина Советский Союз, у них родственники советские люди и т.д. По всем параметрам это этническая общность. Причем такая «маленькая» этническая общность — миллионов на десять. По самой минимальной оценке.

Что, советский народ должен самоопределяться? Вперед! Он уже один раз попробовал это сделать. Больше, наверное, не стоит.

И, наконец, еще одно. Во-первых, я вынужден оспорить тезис, что мультикультуральное сообщество существовать не может. Прямой пример — Западная Украина, причем не просто Украина, а Закарпатье, где среднее число языков, на каком говорит человек, — 4,5. Румынский, украинский, венгерский, словацкий, русский. Это как бы в разных комбинациях, еще довольно часто с добавками немецкого или польского. На всех этих языках люди спокойно общаются, и, как правило, ребенок в семье владеет, как минимум, двумя языками. Это в семье, в младенчестве. Мама над колыбелью поет на одном языке, а папа рассказывает сказку или порет (я прошу прощения, потому что культура порки это тоже, грубо говоря, культура раннего детства, этнически очень идентифицирующая) на другом.

Это говорит о том, что мультикультуральность — вещь, как бы сказать, столь же идеальная, как коммунизм (я боюсь, не совсем корректное сравнение). Тем более если приводить в пример национальные государства вроде Франции. Здесь возникают разные проблемы, связанные с тем, что случилось с бедными провансальцами и бедным провансальским языком. И не является ли такая форма этноцида, как та, которая осуществлялась во Франции, в том числе и геноцида, довольно страшной по меркам XX века? Это хорошо было делать в первой половине XIX века или в его середине.

Соответственно, идея национального государства — это абсолютная нивелировка и полное игнорирование любых меньшинств. Именно поэтому сегодня во Франции человек, относящийся не к сексуальному, а к культурному меньшинству, есть человек общественно опасный, и скандалы по этому поводу разгораются по всей Франции и дестабилизируют общественную жизнь на месяцы. Девочка, пришедшая в школу даже не в чадре, а в платке, вызывает сначала на уровне министерства запрет на ношение соответствующих головных уборов в школе, а потом общенациональную школьную забастовку и необходимость прибегать к помощи полиции. Все есть. Это общенациональное государство. Это государство, ориентированное на то, что есть одна территория, один язык, одна культура.

До тех пор, пока такой подход имеет право на легитимацию в риторике, мы обречены на то, что а) не будет никаких гарантий прав лиц, принадлежащих к меньшинству и б) будет систематическая узурпация элитами политического пространства и тем самым систематическое разрушение пространства демократии как самоуправления, а не как охлократического выбора.

Ответы на вопросы

Н.Калинкин. Как бы вы разделили право на самоопределение элит и право народов на самоопределение и разделили ли бы?

А.Кузьмин. Мне очень трудно мыслить категориями типа «народ». Я полностью понимаю, что нахожусь глубоко внутри гнусной европоцентричной парадигмы по поводу того, что первична личность, а не социальная общность. На самом деле я понимаю, что на Востоке меня не поймут, китайцы меня не поймут, но, мысля в европейской парадигме, я не понимаю, что такое народ. Народ — это совокупность личностей. Самоопределяется личность. Если у нее есть препятствия для личностного самоопределения, она имеет право, объединившись с другими личностями, но добровольно объединившись, никому ничего не делегируя и т.д., не объявляя себя народом, сказать, что вот мы, Иванов, Сидоров, Цилевич, Кузьмин, Новикова, Осипов, Черепова и т.д., вот мы объединились и мы говорим: это правительство гнусное, оно гнусное, потому что ущемляет такие-то наши права, и мы самоопределяемся, мы это правительство в рамках этой территории послали туда-то, а у себя правительство установили такое-то. Пожалуйста, это я понимаю. Но в ситуации, когда мне говорят: наш великий крымско-татарский, армянский, украинский, русский, финский, еще какой-нибудь народ, будь то этнос, будь то население этой территории, хочет, мол, этого и поэтому и мы самоопределяемся, это бессубъектно, во-первых, и смертельно опасно, во-вторых. Потому что права личности обеспечены государством. При самоопределении «народа» это государство разрушается, и начинаются этнические чистки и войны, дискриминация, толпы беженцев. И я не вижу оснований поощрять этот беспредел даже в риторике. И граница для меня именно в наличии межсубъектной ассоциации — или в «народе» как бессубъектном объекте узурпации.

У меня есть внятное ощущение, что практика применения права на самоопределение есть систематическая практика порождения дополнительных механизмов дискриминации. Вот как бы самая жесткая формула. Я понимаю, что выступаю адвокатом дьявола, но лучше выступать адвокатом дьявола, чем, извините, адвокатом идиотства.