1.2. Присвоение и растрата в советском уголовном праве

 История уголовно-правовой охраны социалистической собственности тесно связана с историей советского государства.

В связи с этим можно выделить и соответствующие этапы развития законодательства об ответственности за посягательства на собственность.

Первый этап охватывает 1917-1922 гг. Это послереволюционный период, начало становления советского права. Основу для борьбы с посягательствами против социалистической собственности, в частности с хищениями, составляли декреты местных и высших органов советской власти. Одно из первых упоминаний о присвоении и растрате встречается в Положении о революционных военных трибуналах от 20 ноября 1919 г. Так, перечисляя преступления, совершаемые военнослужащими, Положение упоминает «дела о присвоении и растрате вверенного по службе имущества, дела о похищении и промотании предметов вооружения... и иного военного имущества»[17]. К общедолжностным корыстным преступлениям Положение относит присвоение и растрату, а равно (выделено мной. - О.Б.) хищения государственного имущества, совершаемые должностными лицами[18].

Как мы видим, названное Положение не отождествляет присвоение и растрату с хищением, рассматривая их в качестве самостоятельных преступлений, посягающих, в частности, на военное имущество. 1 июня 1921 г. был издан декрет «О мерах борьбы с хищениями из государственных складов и должностными преступлениями». Этот декрет явился реакцией на достигшие огромных масштабов корыстные посягательства на социалистическую собственность в период перехода страны к новой экономической политике. Значение этого декрета состоит в том, что, во-первых, в нем дается понятие некоторых форм хищения (например, незаконный отпуск товаров лицами, работающими в органах снабжения, распределения, заготовки и производства; заведомо незаконное получение товаров из государственных складов, баз, распределителей и т.п.); во-вторых, была предусмотрена ответственность за некоторые виды содействия хищению; в-третьих, были указаны обстоятельства, отягчающие ответственность за хищение (крупный размер, многократность, ответственное положение виновного)[19]. Таким образом, за счет включения в понятие хищения перечисленных выше форм преступного поведения законодателем был существенно расширен объем этого понятия (хищения).

Второй период (1922-1932 гг.) характеризуется действием уголовных кодексов РСФСР 1922 и 1926 гг. Окончание гражданской войны и переход к мирному строительству вызвали необходимость укрепления законности, кодификации уголовного законодательства[20].

Составы хищений в уголовных кодексах помещались в разных главах. В ст.105 УК 1922 г. (глава о должностных преступлениях) предусматривалась ответственность за злоупотребление должностным положением как средства хищения, в ст.113 УК 1922 г. (ст.116 УК 1926 г.) - за присвоение или растрату должностным лицом вверенного ему имущества. В главе об имущественных преступлениях в ст.185 УК 1922 г. (ст.168 УК 1926 г.) было предусмотрено наказание за присвоение вверенного имущества частным лицом. Уголовные кодексы РСФСР 1922 и 1926 гг. практически воспроизвели с некоторыми изменениями (упрощением) нормы Уложения о наказаниях 1885 г., предусматривавшие ответственность за присвоение. Были перенесены в УК РСФСР и понятия «присвоение» и «растрата». Должностное присвоение рассматривалось как разновидность присвоения вообще. В содержание рассматриваемых понятий уголовными кодексами вкладывался такой же смысл, что и Уложением. Это очень хорошо видно при анализе комментария к рассматриваемым статьям УК РСФСР. Однако в ходе применения, как норм Уложения, так и норм УК РСФСР, в уголовно-правовой теории и в следственно-судебной практике не было определенной четкости в понимании названных терминов, не хватало системности и логической завершенности в их определении. Так, в ст.168 УК РСФСР 1926 г. (ст.185 УК 1922 г.) присвоение определялось как «удержание с корыстной целью чужого имущества, вверенного для определенной цели, или растрата этого имущества»[21].

Как видим, по УК РСФСР, присвоение выражается в двух формах: удержания и растраты. Оно не относится к хищениям, отличается от них, хотя также посягает на собственность. По сути, повторяются нормы Уложения 1885 г. Не идет дальше и теория советского уголовного права. Так, М.И. Гернет комментировал норму УК о присвоении следующим образом: «...в отличие от похищения присвоение не предполагает изъятия имущества из владения другого лица, т.к. имущество, находясь в обладании присвоившего его лица на том или ином законном основании, только самовольно удерживается им»[22].

А ведь еще И.Я. Фойницкий писал по этому поводу: «Вместе с присвоением похищение имущества образует группу так называемых корыстных посягательств против движимости... Присвоение отличается от хищения тем, что виновный на законных основаниях владеет имуществом и лишь противозаконно обращает его в свою собственность... Не могут быть относимы к похищению такие действия, которыми хотя и производятся изменения в имущественной сфере потерпевшего, но без изменения фактического владения имуществом (присвоение...)»[23].

В ст.116 УК РСФСР 1926 г. (ст.113 УК 1922 г.) говорилось о должностном присвоении, которое определялось как «присвоение или растрата должностным лицом имущества, находящегося в его ведении...»[24]. В данном случае растрата выделяется законодателем в самостоятельную форму должностного посягательства на собственность, наряду с присвоением. Видимо, чувствуя некоторую нелогичность такого построения нормы, автор комментария к анализируемой статьи УК разъясняет, что должностное присвоение выражается в распоряжении виновным находящимся в его обладании имуществом как своим собственным, а именно: виновный издерживает его (растрата) или удерживает его (присвоение в тесном смысле). И в данном случае, по мнению автора, «растрата есть один из способов действия при присвоении, и в связи с этим указание в законе на растрату является излишним»[25].

Отличала присвоение от хищения в то время и судебная практика. Так, в определении Верховного Суда РСФСР от 6.01.25 г. по делу N 211656 говорилось: «Недостача может быть следствием различных причин, и в зависимости от этих причин должна производиться и квалификация: если по делу точно установлено, что недостача явилась результатом систематических хищений (выделено нами. - О.Б.) со стороны служащих, - квалификация по ст.180-а УК; если недостача получилась оттого, что служащие брали товары или деньги, вырученные от их продажи себе, присваивали (выделено нами. - О.Б.) на кутежи или на улучшение своего благосостояния, - тогда по ст.113 УК» (должностное присвоение и растрата. - О.Б.). Подводя итог анализу норм об ответственности за присвоение и растрату, содержащихся в УК РСФСР 1922 и 1926 гг., следует отметить, что законодательство практически воспроизвело положения уголовно-правовой теории дореволюционного периода об этих преступлениях. Растрата не признавалась самостоятельным преступлением, а выступала формой присвоения. Присвоение относилось к особому виду посягательств на собственность, наряду с хищением. Оконченным присвоение считалось с «момента издержания или обращения имущества в свою собственность, что могло быть установлено, например, отсутствием имущества на месте при производстве ревизии ..., ненахождением его в том количестве, в каком оно должно было находиться в наличии и т.п.»[26].

К середине двадцатых годов растраты стали самым распространенным посягательством на собственность, о чем свидетельствовало, в частности, заявление Н. Крыленко, сделанное им на страницах газеты «Известия»: «Оставлен расстрел за присвоение и растрату, совершаемые должностными лицами, а равно за присвоение ими особо важных государственных ценностей. Такая суровая санкция объясняется необходимостью борьбы с эпидемией растрат, имеющей место за последнее время»[27].

Анализ уголовного законодательства и судебной практики по делам данной категории, изучение точек зрения и мнений, высказанных в теории уголовного права того времени, дает основание сделать следующий вывод. Ни у законодателя, ни у научных и практических работников еще не сложилось четкого представления о сущности присвоения, в частности, о том, является ли оно самостоятельным преступлением (хотя и посягающим на собственность, но не относящимся к хищению, а лишь поставленное в один ряд с ним), или это одна из форм хищения.

Отсутствие четкого понимания этого вопроса приводило к противоречивости в суждениях правоведов. Одни считали присвоение отличным от хищения преступлением, (придерживаясь взглядов дореволюционных теоретиков русского уголовного права). Другие же относили присвоение к одной из форм хищения.

Теоретические пробелы приводили к нарушениям законности в деятельности правоохранительных органов. Влияние уголовно-правовой теории на следственно-судебную практику подтверждает следующий пример. Так, по мнению А.А. Пионтковского, вещь при присвоении находится во владении субъекта преступления, и этим обстоятельством присвоение отличается от похищения[28].

Вслед за ним и член Верховного Суда СССР М. Челышев рекомендует квалифицировать действия виновного по ст.113 УК РСФСР (должностное присвоение и растрата. - О.Б.), если нет признаков хищения[29].

Даже в постановлении ЦК ВКП(б) «О борьбе с хищениями и растратами в кооперативных организациях» - и в самом названии, и в тексте постановления хищения перечисляются наряду с растратами[30].

В связи с распространением растрат к середине 20-х годов во всех звеньях народного хозяйства, и особенно в кооперации, это понятие стало одним из самых «популярных» в юридической и общественно-политической литературе. Такая «популяризация» растрат привела к их политизации, и растратчики были поставлены практически в один ряд с контрреволюционерами и объявлены врагами народа. Такой крен в политическом плане неизбежно привел к смещению акцента в юридических науках. Так, А.А. Иогансен писал: «Действия виновного при должностной растрате, как и при частной, выражаются в том, что он распоряжается вверенным ему имуществом как своим собственным, причем или обращает его в состав своего имущества и не возвращает его собственнику (присвоение), или расходует на свои нужды (растрата)... Растрата считается совершенной с момента издержания имущества или обращения его служащим в свою пользу[31].

Очевидно, что такое понимание присвоения и растраты представляет собой существенный отход от «классического» понятия присвоения по русскому уголовному законодательству, которое выражалось в двух формах: удержания и растраты. Автор без какого-либо обоснования меняет рассматриваемые понятия местами. По его мнению, теперь уже растрата, а не присвоение (как это было раньше) выражается в двух формах: присвоения и издержания имущества. Некоторые криминалисты, видя, что юридические понятия искажаются в угоду политической целесообразности, пытались, хотя и слишком редко, противостоять этому. Так, А.А. Пионтковский отмечал, что «хотя термин «растрата» пользуется широким распространением для обозначения преступлений, предусмотренных ст.ст.113 и 185 УК, однако он не отличается достаточной точностью. Растраты являются одним из способов присвоения. Может быть, налицо состав интересующих нас преступлений и без растраты чужого имущества. Правильнее говорить о присвоении, а не о растрате»[32].

Неопределенность в отношении содержания понятия «присвоение» вызывалась и тем, что норма о должностном присвоении находилась в главе о должностных преступлениях, а статья, предусматривающая ответственность за присвоение частными лицами, помещалась в главу «Имущественные преступления». Тем не менее, анализ юридической литературы тех лет позволяет сделать следующий вывод: преобладающим среди юристов было мнение о том, что присвоение является самостоятельным видом посягательства на собственность. Оно рассматривалось наравне с хищением, а не в качестве его формы. Однако уже в те годы некоторые практические работники определяли растрату как расхищение государственного имущества. Но делали они это, скорее, следуя «духу времени», здравому смыслу и профессиональной интуиции[33].

Началом третьего этапа в развитии уголовного законодательства по вопросам охраны собственности и борьбы с хищениями по праву можно назвать постановление ЦИК и СНК СССР «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укрепления общественной (социалистической) собственности» от 7.08.32 г. Это был первый общесоюзный закон, предусматривающий ответственность за посягательства на социалистическую собственность. Он состоял из введения и трех частей (по три пункта в каждой). Названный закон «дал совершенно новую по сравнению с действовавшим законодательством конструкцию понятия хищения, охватывая этим понятием все способы и формы противозаконного завладения социалистическим имуществом»[34]. Он предусматривал уголовную ответственность за наиболее тяжкие посягательства на собственность и действовал в качестве самостоятельного уголовного закона общесоюзного значения наряду с уголовными кодексами.

В частях 1 и 2 закон предусматривал ответственность за хищение государственного имущества и приравниваемых к нему по своему значению грузов на железнодорожном и водном транспорте и имущества колхозов и кооперативов. Как отмечалось в юридической литературе того времени, «преступление, предусмотренное частями 1 и 2 этого закона, заключалось в хищении социалистического имущества, совершаемом в любом виде - в виде кражи, должностного присвоения, растраты и проч.»[35].

Возможно это и так. Но интересным представляется путь эволюции понятий присвоения и растраты в теории уголовного права и в следственно-судебной практике, т.е. в процессе правоприменительной деятельности. С целью точного и единообразного применения Закона от 7.08.32 г. Президиум Верховного Суда РСФСР в своем постановлении от 28 мая 1933 года дал соответствующие разъяснения. Так, в ст.1 говорилось, что тяжесть судебной репрессии следует направить не по случаям незначительных растрат и хищений, а по случаям крупных, злостных и организованных хищений и растрат. Как мы видим, хищения и растраты опять рассматриваются как однопорядковые понятия. То же самое встречается и в Постановлении N 214 СНК СССР от 16.02.33 г. «О мероприятиях по усилению борьбы с хищениями и растратами в государственных и кооперативных торговых предприятиях». В пп. 4, 5, 6 названного постановления хищения и растраты также ставятся в один ряд. Такое соединительное сочетание слов можно найти и в других постановлениях, приказах, инструкциях, положениях того времени. Если следовать логике, то растрата в приведенных случаях не признается законодателем в качестве формы хищения (его разновидностью), а рассматривается наравне с хищением. По законам логики и правилам русского языка общее понятие никогда не указывается в одном ряду соединительным/разделительным союзом «и/или» наравне (наряду) со своей частью (формой). Действительно, нелепо звучала бы фраза: «были похищены вещи и одежда», или «одежда и костюм (пальто)» и т.п. Так же абсурдно будет звучать, например, фраза «применялось огнестрельное оружие, пистолеты и ружья», где последние являются разновидностью огнестрельного оружия. Такое соотношение понятий хищения и растраты наблюдалось не только в текстах нормативных правовых актов, но и в юридической литературе. Так, в брошюре «Советское уголовное право» (под редакцией А.Я. Вышинского) дается такой комментарий к Закону от 7.08.32 г.: «Закон 7 августа предусматривает посягательства на общественную собственность не только путем хищения, но и путем мошенничества, растрат, путем повреждения и истребления имущества и т.п. Закон должен применяться ... к случаям крупных хищений и растрат, или хищений и растрат, совершаемых систематически, организованными группами...»[36].

Далее, давая характеристику имущественных преступлений, автор к похищениям имущества относит кражу, грабеж и разбой. А вымогательство, мошенничество, ростовщичество, присвоение, скупку краденого и покупку заведомо похищенного огнестрельного оружия, - к имущественным преступлениям, направленным, как и хищения, на приобретение чужого имущества[37].

В приведенной работе хищение и растрата не только рассматриваются в качестве самостоятельных преступлений, но даже противопоставляются друг другу. Однако анализ правоприменительной деятельности следственно-судебных органов того времени, трактовки законов в некоторых источниках уголовно-правовой теории показывает, что объем понятия хищения все более и более увеличивался, и, в конце концов, хищение стало включать в себя и присвоение, и растрату. Объяснить же текстовый недостаток законодательных норм, ошибочность рассуждений некоторых криминалистов можно, на наш взгляд, тем, что: во-первых, оставалось сильным влияние традиционного взгляда русского уголовного права на присвоение как самостоятельное преступление; во-вторых, имелась большая распространенность растрат, и в политических целях необходимо было акцентировать внимание на этом явлении; и, наконец, в-третьих, ни законодателем, ни уголовно-правовой наукой не было разработано общее понятие хищения, в котором бы нашли отражение как общие, так и специфические признаки всех форм хищения. Четвертый период (1947-1958 гг.) начинается принятием Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищения государственного и общественного имущества». Он, по сути, заменил собой нормы УК и стал тем законодательным актом, на основе которого привлекали к уголовной ответственности за хищение. В ст.ст.1 и 3 названного Указа предусматривались три конкретные формы хищения: кража, присвоение и растрата, а также говорилось об ином хищении государственного, колхозного, кооперативного или общественного имущества. Такая конструкция понятия хищения значительно облегчала борьбу с расхитителями народного добра[38].

В то же время, этот закон сделал еще один шаг к отказу от необходимости и целесообразности признания различных форм хищения, что приводило к серьезным нарушениям законности. Рассматриваемый закон однозначно признавал присвоение и растрату разновидностями (формами) хищения, причем формами самостоятельными. Однако такое признание дало повод некоторым ученым-юристам отнести к хищениям и квалифицировать по Указу присвоение найденного социалистического имущества. И такое понимание вытекало из буквального толкования Указа, который называл присвоение одной из форм хищения, хотя по действовавшему в то время УК 1926 г. предусматривались два вида присвоения: во-первых, присвоение вверенного имущества, которое в свою очередь подразделялось на: а) должностное присвоение (ст.116 УК), б) присвоение частным лицом (ст.168 ч.1); во-вторых, присвоение находки (ст.168 ч.2). Указом 1947 года все эти разновидности присвоения должны были признаваться хищением. Такой подход законодателя был поддержан отдельными криминалистами. Так, Б.А.Куринов полагал, что при присвоении и растрате «имущество может быть и не вверено виновному, а может находиться у него по каким-либо другим законным основаниям, например, государственное имущество было найдено лицом и присвоено им»[39].

Судебная практика также полностью руководствовалась положениями Указа. В своем руководящем постановлении от 6 мая 1952 года Пленум Верховного Суда СССР указывал: «...всякое присвоение (выделено нами. - О.Б.) государственного или общественного имущества, независимо от форм и способов его совершения, должно рассматриваться как хищение»[40].

Рассматриваемый период заканчивается принятием Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 25 декабря 1958 г. и уголовных кодексов союзных республик в 1959-1962 гг. Эти нормативные акты завершили начатый Законом 1932 г. и продолженный Указом 1947 г. процесс выделения норм о преступлениях против социалистической собственности в единую главу. Подводя итог вышесказанному, можно сделать некоторые выводы относительно исследуемой проблемы. Советское уголовное законодательство вплоть до 1947 г. не признавало присвоение и растрату формами хищения социалистического имущества. Законодательные акты до названного Указа позволяли вследствие их неопределенности, нечеткости и неоднозначности решать данный вопрос как в пользу признания присвоения и растраты формами хищения, так и против этого. Подавляющее большинство ученых-юристов того периода при комментировании норм УК 1922-1926 гг. придерживалось дореволюционных взглядов, согласно которым они отличали присвоение от хищения, а растрату считали одной из форм присвоения (одним из способов распоряжения уже присвоенным имуществом). Многие представители уголовно-правовой науки не поддержали концепцию о таком соотношении понятий «присвоение», «растрата» и «хищение», изложенную в Указе 1947 г. Так, М.И. Исаев писал: «Само понятие присвоения и растраты осталось тем же, что и по действовавшему до Указа от 4 июня уголовному праву»[41].

Указ 1947 г. не внес ясности в решение вопросов, связанных с квалификацией хищений социалистического имущества, совершенных в различных формах, скорее - наоборот. Он и не требовал установления конкретной формы хищения, чем был прост в ходе его применения, однако порождал и расширительное толкование, произвол правоохранительных органов и беззаконие. Право отнесения того или иного деяния, причинявшего имущественный ущерб государству или общественной организации, к хищению оставалось за органами следствия и суда. Тем самым этот Указ превращался в «каучуковую» норму уголовного законодательства. С одной стороны, такая непоследовательность, нестабильность и противоречивость уголовного законодательства, правоприменительной деятельности наложили отпечаток и на уголовно-правовую науку того времени. А с другой стороны, результаты практики и нормотворчества явились следствием отсутствия четкого, научно обоснованного определения общего понятия хищения и его признаков. Решению этого вопроса и были посвящены научные работы, теоретические исследования и практические обобщения последних десятилетий, начиная с 50-х годов[42].

Основные споры в юридической литературе существовали по поводу понятия, определяющего объективную сторону (действие) хищения. Предлагалось множество различных терминов. Наиболее распространенные из них: «приобретение», «завладение», «изъятие», «обращение», «изъятие и обращение», «изъятие и завладение». Конец спорам положил Федеральный закон от 1.07.94 г. о внесении изменений и дополнений в УК РСФСР, а затем и новый УК РФ 1996 года, в примечании 1 к ст.158 которого дается общее понятие хищения, под которым понимаются совершенные с корыстной целью противоправные безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу имущества. Исходя из такого понятия хищения, мы и будем рассматривать такие его конкретные формы как присвоение и растрата.