_ 37. Предварительные объяснения перед проверкой нового разграничительного признака на объективном праве прочих народов

Мы только что определили, каков разграничительный признак преступного в глазах современного нам культурного правоучредителя. Воспользуемся этим выводом и пойдем дальше. Посмотрим, не держатся ли такого же разграничительного признака и прочие учредители права: нынешние и прежние, просвещенные, полуобразованные, варварские и даже дикие, отличающие уголовное правонарушение от неуголовного*(224).

Если обратимся к нынешним просвещенным народам и станем следить за ними в глубь истории до тех пор, пока у них продолжается государственный быт: если перейдем затем к нынешним и некоторым вымершим полуобразованным, а также варварским и даже диким народам государственного быта, и в обоих случаях подвергнем наблюдению подразделение правонарушений на уголовные, гражданские, военные, финансовые, дисциплинарные и т.д., словом - подвергнем наблюдению подразделение правонарушений на виды, то сейчас же увидим замечательные явления.

В самом деле, с понижением ступеней народного развития, подразделение правонарушений на виды, хотя и неравномерно, однако все более и более уменьшается. При менее высокой ступени, правонарушения никогда не имеют больше видов, чем при более высокой, но имеют их или столько же, или меньше.

Далее, при всех ступенях народного развития, отличающихся подразделением правонарушений на виды, в числе имеющихся видов всегда находится тот, к которому принадлежат уголовные правонарушения. Где есть правонарушения разного вида, там всегда есть и уголовные. Если, при низкой ступени народного развития, все правонарушения в государстве подразделяются лишь на два вида; то представителями одного - являются уголовные, а представителями другого - гражданские.

Наконец, в самые глубокие, в самые ранние времена государственной жизни диких народов, по всей вероятности, нет никакого подразделения правонарушений на виды. Напротив, вероятнее всего думать, что тут все правонарушения принадлежат к одному и тому же виду: все они - уголовные. Доказательством их уголовного характера служит то, что все они, по действовавшему в ту эпоху праву, обложены наказаниями. Последние осуществляются исполнителями то по доброй воле, то по обязанности: большей частью - путем саморасправы (кровавая или иная частная месть насилием), а иногда - путем государственной расправы (смертная или иная государственная казнь). О дисциплинарных же правонарушениях здесь не может быть и речи. Они - недоступны только что слагающемуся грубому государственному быту дикаря. Они являются впервые лишь во времена более сложной, более развитой государственной жизни.

Высказывая мысль, что первоначально все правонарушения были уголовными, мы не говорим ничего нового, а повторяем только веское мнение выдающихся новейших ученых. Эту мысль высказывают почтенные криминалисты*(225) Неклюдов и Гарро. К этой идее пришли известные знатоки гражданского римского права Иеринг и Муромцев*(226). Наконец, многочисленные и веские подтверждения этой мысли находятся в новейшем обстоятельном исследовании Шарля Летурно - "Развитие права у различных человеческих рас". Изучение многочисленных фактов, указанных в этой книге, приводит к следующим выводам. В первоначальном государственном быту дикарей правовые понятия - весьма мало развиты, смутны, довольно сбивчивы и не устойчивы. Правонарушения - просты и мало разнообразны по составу, да при том все они, насколько не мешает сбивчивость и неустойчивость тогдашних правовых понятий, обложены, по действующему праву, наказаниями. Последние осуществляются исполнителями то по доброй воле, то по обязанности: большей частью - путем саморасправы (кровавая или иная частная месть насилием)*(227), а иногда - путем государственной расправы (смертная или иная государственная казнь)*(228).

Находя наиболее вероятным, что в первоначальные времена государственного быта дикарей все правонарушения были уголовными, мы, конечно, не можем предположить, чтоб правоучредители этого времени умели отличать уголовное правонарушение от неуголовного. Мы думаем вместе с глубоким знатоком римского права Муромцевым*(229), что тогда "различие преступления и простого правонарушения еще не было известно".

Только впоследствии с повышением своего духовного развития, учредители права мало помалу дошли до сознания, что между уголовными правонарушениями и неуголовными существует важная разница и отличать их - необходимо. С тех пор и пошло различение, в свою очередь постепенно совершенствуясь вместе с усовершенствованием духовного развития правоучредителей. Потомки брали понятие разницы у предков и разрабатывали его дальше, если отличались сравнительно большим духовным развитием. От дикаря это понятие переходило к варвару, от варвара к полуобразованному человеку, от полуобразованного к просвещенному, совершенствуясь, все больше и больше, пока не дошло до нынешних цивилизованных правоучредителей, которые со своей стороны внесли свои усовершенствования.

Каков - разграничительный признак преступного, по мнению культурных правоучредителей нашего времени, это уже указано нами выше.

Остается решить вопрос, в чем видят этот признак правоучредители прочих государственных народов настоящего и прошедшего времени: просвещенных, полуобразованных, варварских и диких.

Как ни интересен этот вопрос, но решить его вполне исчерпывающим образом в наше время - не возможно, так как ни история уголовного права*(230), но состояние последнего у диких, варварских и полуобразованных народов нашего времени еще недостаточно изучены. Можно сделать теперь только одно: оставляя открытым вопрос об исключениях, указать в главных чертах, в чем обыкновенно видят разграничительный признак преступного правоучредители государственных народов, не принадлежащих к числу культурных нашего времени, а именно - правоучредители цивилизованных народов прошедшего времени, a также полуобразованных, варварских и даже диких настоящего и прошедшего. Попытаемся указать это. Изложим вкратце наше решение и обосновывающие его доказательства.