4. ПРОЕКТЫ ЯКОБА 1810 И ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ 1813 ГОДА (§ 24-26).

§24. Этим мы заканчиваем очерк уголовно-преступных имущественных обманов в русском праве до Свода Законов, сгруппировавшего все прежние постановления в известную систему и придавшего тем особые краски многим отдельным институтам. Но прежде изложения постановлений Свода, мы считаем не без интересным остановиться на памятниках в высшей степени любопытной русской законодательной деятельности — именно на «проекте уголовного уложения российской империи» 1813, которому предшествовал проект Якоба, составленный на немецком и переведенный нашими канцелярскими силами на русский язык в 1811 году.

Профессор харьковского университета Людвиг Генрих Якоб родом пруссак, кабинетный чиновник—систематик с предвзятыми общими началами естественного права, с большим запасом юридический эрудиции того времени, выражавшейся в знакомстве со многими кодексами без звания исторических основ каждого из них, не сомневавшийся в возможности создать кодекс законов для любого народа не будучи его членом и не живя его жизнью, в возможности бесследно вырвать все прежние начала права, жившие сотни лет и заменить их курсом в Форме кодекса,—таков был человек, понадобившийся Сперанскому для создания русского уголовного уложения в первый, революционный период его деятельности. «Изучав» в восемь месяцев все русское уголовное законодательство, разбросанное тогда в массе рукописей на русском языке, между темь как-то по собственному сознанию ему приходилось до конца своей деятельности обращаться к помощи русского переводчика для перевода с немецкого на русский статей будущего русского уложения; Якоб обратился к правительству Сперанского с вопросом: какой кодекс он должен приготовить—свод ли существующих уже русских постановлений с указанием их недостатков и пробелов, или совершенно новый кодекс, лишь для обольщения русских, подкрепленный возможными ссылками на прежние русские законы? Сперанский заказал последнее, и Якоб с немецким жаром принялся выполнять заказ своего патрона. Но к концу он уже пришел после того, как заказчик лишился своего влияния на русское законодательство.

Проект Якоба[1], следуя системе баварского уложения 1813[2], с одной стороны вводит деление карательных кодексов на уголовные и полицейские (он ограничивается только первым), с другой делит все преступления на публичные и частные, ставя лишь между ними особую рубрику преступлений государственных чиновников. Постановления об обмане (Betrug), вытеснившем наше русские мошенничество, содержатся главным образом в разделе о частных преступлениях, но некоторые виды его встречаются и в группе преступлений публичных.

§25. Мошенничество или, вернее, обман понят им скорее в смысле прусского Landrecht'a, чем русского законодательства прежнего времени. Ему посвящена последняя глава отделения о преступлениях против вещных прав, которые носит такой титул: «о преступлениях против имущества посредством обмана» (...durch Bevortheilung und Betrug). Обман как способ действия, как средство выманивания у потерпевшего его имущества не составляет однако необходимого условия мошенничества, так как Betrug может иметь место даже при деятельности, совершенно не посягающей ввести другие лице в ошибку—при обходе закона. Поэтому общее определение мошенничества — «кто доказано бесчестным и противозаконным действием, хотя бы под личиною законности, причиняет ущерб или убыток имуществу другого и таким образом обманывает его в его имуществе»[3] обнимает два вида обманов. Один, называемый автором «обманом с кажущимся согласием лица потерпевшего», содержит в себе даже такие действия, где потерпевший вовсе не вводится в заблуждение, выгода же получается вследствие нарушения различных законоположений об обязательствах и сделках. Здесь предположено вознаграждение потерпевшего и денежный штраф в половинном размере выманенного, исключая некоторых особенных видов, куда отнесены: вступление в сделки с несовершеннолетними и умолчание или обман несовершеннолетних о своем несовершеннолетие (§§ 589, 590); лихвенные проценты, не наказуемые однако в том случае, когда нужда берущего деньги в заем произошла по его вине, наприм. от игры и расточительной жизни, или когда должник сам богат и занимает деньги с намерением получить от них еще большую прибыль (§§ 591, 592); наконец злоупотребление легковерием и суеверием другого, выманивание имущества посредством лживых обещаний, которых виновный заведомо не может исполнить, возбуждение клеветой и другими противозаконными способами несогласия и раздоров между родственниками и получение вследствие того подарков, уполномочий или наследства (§§593, 594). Тут иногда назначается краткосрочная тюрьма. Другой вид — «обманы без согласия потерпевшего» определяется как намеренное выманивание у другого его имущества против согласия потерпевшего посредством умышленного возбуждения ошибки или пользования чужой ошибкой, неведением, слабостью или страстью, совершается ли это противозаконным сокрытием истины или выдаванием ложных фактов за действительные[4]. И эта группа не ограничивается обманами в строгом смысле, обнимая также нарушение доверия. Как особенные виды его предусмотрены: злонамеренные обманы кредиторов (мотовство лиц, которые имеют долги; легкомысленные делание займов; банкротство легкомысленные и злостные), обманы в играх (шулерство), обманы мастеров и торговцев золотого и серебряного товара, сравненные — по германским преданиям — с кражей и, наконец, обманы, квалифицированные вследствие нарушения особого доверия, которым виновный пользовался у потерпевшего. Сюда отнесены: злоупотребления по вреду чужого имущества по опеке, доверенности, поклаже (растрата, впервые втискиваемая у нас в группу преступлений), давание адвокатами своим доверителям обманчивых советов, злоупотребления публичных нотариусов и ценовщиков (добросовестных) своею должностью ко вреду другого и, наконец, продажа заложенного имущества без надлежащего дозволения со стороны законодателя (§§596 — 599). В объем правиле этот вид обмана предполагалось наказывать денежными взысканиями в полном размере выманенного независимо от вознаграждения потерпевшего; сюда прибавлялось тюремное заключение от 1 до 3 месяцев, если обман совершен особенным искусством и коварством, или противоречил особо принятой на себя виновным обязанности верности, правдивости. Более тяжкие, уголовные наказания назначены за обманы, соединенные с злоупотреблениями по должности и за банкротство. Обманы со стороны ювелиров и заклад обманом чужого имущества за свое караются легче их — рабочим домом от до 2 лет. Таким образом и в этом втором виде обман как средство взятия имущества и нарушение доверия смешаны одно с другим. Утайка и растрата, не подлежавшая наказанию по прежним русским постановлениям, получили значений квалифицированного вида мошенничества, шулерство же объявлено лишь полицейским проступком. Кроме того, некоторые виды обманов в смысле проекта упоминаются в отделе о краже; таковы похищение собственником заложенного имущества с намерением потребовать вознаграждение от залогобрателя и утайка вверенного (§§ 556 и 4, 563 — 565), с которою автор решительно не знал что делать; продажу заложенной вещи без дозволения залогодателя он рассматривает как легкий вид обмана, наказываемый лишь денежными пенями (§ 599), растрату депозитариями вверенного — как квалифицированный вид его, за который предположена ссылка или лишение свободы от 6 до 15 лет в связи с телесным наказанием для непривилегированных (§ 598 п. 2), a похищение и утайка вверенного имущества, совершенные опекунами, кураторами, управляющими, казначеями и доверенными, отнесены к краже и наказываются лишением свободы от 6 до 20 лет в связи с наказанием плетьми чрез палача для лиц непривилегированных (§ 564). Обманы торговые посредством подделки и употребления неверных мер и весов, обманных публикаций, этикетов, или такого обманчивого выставления и показывания товара, которое способно обморочить покупщика (§§ 297, 298), отнесены к разряду преступлений и проступков против публичного доверия (öffentliche Treue und Glauben); те из них, которые соединены с подделкою или употреблением каких бы то ни было заведомо подделанных предметов, предназначаемых общественною мастью для поддержания кредита публичного торга, наказываются денежными взысканиями от 100 до 1000 руб. смотря по величине причиненного ущерба и вознаграждением потерпевшего вдвое, при повторении наказание увеличивается одною степенью и, кроме того, виновный лишается права торговли, a его вина опубликовывается в газетах; другие указанные случаи — употребление обманчивых этикетов, подмешивание в напитки и иные товары безвредных, но уменьшающих их стоимость предметов, неверное взвешивание и отмеривание и пр., объявлены легкими полицейскими проступками, за которые Якоб в своем проекте не назначает наказания.

Кроме игнорирования древнерусских начал в вопросах о способе действия и о наказуемости, проект Якоба небрежно относится к ним и по вопросу о внутренней виновности. По исконным началам русского права, мошенничество было преступлением корыстным; Якоб не выдвигает эту сторону с надлежащею рельефностью, так что обманы у него одною стороною примыкают к краже, другою — к противозаконному истреблению и повреждению чужого имущества. — Подобное же игнорирование их замечается и в вопросе о возбуждении уголовного преследования. Еще указ 1781 объявил всякое мошенничество преступлением уголовным, подлежащим преследованию независимо от частного произвола. Якоб в этом вопросе применил взгляд Клейншрода об основании преступности имущественных нарушений, согласно которому они могут быть предметом уголовного правосудия только в таком случае, когда действие виновного грозит опасностью имуществу всех граждан. Поставив на место основания преступности основание подлежательности уголовному суду независимо от частного произвола, Якоб в § 266 своего проекта определяет, что уголовному преследованию ex officio подлежат те преступления, которые грозят опасностью жизни, здоровью, спокойствию и имуществу многих членов общества. В применении к мошенничеству это правило выразилось тем, что мошенничество объявлено преступлением частным за исключением лишь четырех случаев: злостного банкротства, шулерства в виде промысла, обманов посредством выставления на золотых и серебряных вещах неверных проб (§ 615) и торговых обманов, предусмотренных в § 297.

Эти изменения состава мошенничества не могли не отразиться и на отношении его к краже. По началам русского права, оба эти действия были лишь различными сторонами преступного взятия чужой вещи без насилия; Якоб смешал преступность взятия с преступностью удержания, обман с нарушением доверия и даже с обходом узаконений, постановленных в видах безопасности имущества. Поэтому он должен был взглянуть на мошенничество совершенно иначе, чем на кражу и назначить здесь в объем правиле несравненно более слабые наказания[5].

§26. Таковы в существенных чертах постановления проекта Якоба. Правительственный проект уголовного уложения российской империи 1813, положив их в основу своих работ, сделал однако в них такие существенные изменения, что сам Якоб отказался от права авторства на него[6].

Переводя немецкое слово «Betrug», правительственная комиссия заменила русский термин мошенничество более расплывчатым и неопределенным—«присвоение чужой собственности через обман» (отд. V гл. IV о прест. против собственности ч. III «частные преступления»). Определение обмана чрезвычайно широко: «обманом считается всякое деяние, через которое «дин, пользуясь неведением, легковерием или неосмотрительностью другого, присвояет себе злоумышленно чужую собственность или права» (§ 552). Он может подлежать уголовному или полицейскому суду. Компетентность первого, когда стоимость предмета преступления даже менее 100 р., имеет место в делах об обманах:

1. По договорам и сделкам всякого рода, основанным на обмане. Сюда проект относит: совершение договоров, которые но постановлениям гражданских законов недействительны, если доказано; что кто либо из договаривающихся учинил это явно для обмана другой стороны (§ 562), причем то обстоятельство, что виновный воспользовался для своего обмана легковерием малолетних или под прещением состоящих, несколько увеличивает наказуемость (§ 563); утаивание лицами, состоящими «под (за) прещением», своей неспособности к заключению сделки, если откроется, что это учинено нарочно для обмана (§564); и, наконец, сделки о лихвенных процентах без всяких ограничений (§ 565). Недозволенное участке чиновников в разных казенных предприятиях составляет особое, служебное преступление (§ 319);

2. В торговых и ремесленных делах. Здесь предусмотрен торговые обманы совершенные порчею или подменом товаров или образцов, подмен вещей мастерами и продажа ими одной вещи под видом другой (обман в тожестве; §§ 565, 567). Но заведомая продажа чужой движимой вещи и утайка не отнесены к краже (§ 568);

3. В злоупотреблении лиц, кои обязаны охранять собственность или права другого. Таковы обманы со стороны опекунов, и попечителей, поверенных и уполномоченных, нотариусов, маклеров и других учрежденных правительством должностных лиц, управителей и иных лиц, коим поручены счеты в случае составления ими ложных счетов для своей пользы и ко вреду хозяев; члены торговых товариществ, страховщики, комиссионеры и другие лица, пользующиеся особым (необходимым) доверием в купеческих и других на доверии основанных делах, буде обличены будут в обмане один против другого, для присвоения себе неусловленных выгод; наконец, обманы при хранении казенного имущества (§§ 568-573). В этих случаях обман как средство выманивания имущества смешивается с нарушением обязанности верности. Наконец,

4. В делах о ложном банкротстве. Безвинная и неосторожная несостоятельность, впрочем, выделяется проектом в особое, VІ-е отделение имущественных преступлений; V-е же отделение его говорит только о злостном (ложное и умышленное) банкротстве, которое состоит в сокрытии имущества и лживом объявлении себя несостоятельным для избежание платежа долгов, совершается ли оно самим должником или его поручителем (§§ 575, 576).

Однако и во всех других случаях обман подлежит ведению уголовного суда, если он совершается на сумму выше 100 руб. (§ 577). Кроме того, об обмане проект упоминает: а) в краже; так в числе обстоятельств квалифицирующих наказуемость кражи на ряду со взломом и перелезанием, упоминается случай когда кража совершена «подложно в виде чиновника;» б) в подлоге. Подлог по проекту обнимает не только подделку государственных, но и частных документов всякого рода, с тем лишь различием что способ действия в последних случаях более ограничен чем в других видах его. Он обнимает только изменения в подлинных актах (§ 262) между тем как к подогу в крепостных документах относится и тот случай, «кто таким образом (т. е. совершением от своего имени крепостного акта) будет продавать или закладывать чужое имение без надлежащего на то права» (§ 261). Указанные расширение смысла слова «подлог», замечающееся в русском законодательстве накануне издания Свода Законов, имеет свой действительный корень именно в этом проекте, к которому наши позднейшие законодатели, очевидно, не раз обращались за справками. Неправильное отречение от подписи на каком либо акте составляет особое преступление, караемое лишением чинов и вечный ссылкой на поселение, a для простолюдинов — кнутом и тяжкой работой, или срочным лишением особых прав («разжалование на время»): и отрешением на всегда от должности a для простолюдинов плетьми и вечной ссылкой на поселение (§ 265). Это постановление, как мы уже знаем, основано на Соборном Уложении близко напоминает fr. 28 D. de lege Cornelia de falsis (48, 10) [7], но проект непомерно увеличивает строгость наказания. Присвоение ложного имени и 'звания в подписи формальных актов, для обмана ко вреду другого, составляет одно из публичных преступлений (§ 272), наказуемое от кратковременного заключения (3-12 мес.) без позорящих прибавок; до заключения на 6 лет, или только отрешением от должности; для простолюдинов эти наказания заменяются бичеванием и заключением в рабочие или смирительные дома; так что здесь наказуемость слабее чем при подлоге. Присвоение ложного имени без намерения причинить вред другому влечет лишь полицейские наказания (§ 273). Самовольное передвижение граней и межевых знаков {§ 224) отнесено к преступлениям против общего судебного порядка, т. е. к самоуправству.

Не подлежит конечно сомнению, что правительственный проект ближе к действовавшему в то время русскому законодательству чем проект Якоба. Выделяя по примеру его дефраудации из обмана как самостоятельного преступления (§ 560), он гораздо рельефнее ставит необходимых условием обмана корыстные намерение виновного. Однако подражание чужеземным постановлениям в вопросе о способе действия вынудило редакторов проекта допустить весьма серьезные отступления от прежнего русского законодательства в вопросах о возбуждении уголовного преследования и о наказуемости обманов.

Якоб, расширяя состав уголовно-преступного обмана, как бы для противовеса возможным вредным последствиям этого расширения требовал, чтоб обманы за некоторыми исключениями подлежали рассмотрению уголовных судов лишь по жалобе потерпевшего. Правительственный проект избирает еще более сложений путь: во всех случаях обмана уголовный суд не прежде приступает к рассмотрению дела, как но предварительном призвании какого либо действия обманчивым в суде гражданском (§ 557). Этим правилом редакторы наделялись избавить уголовные суды от ябеднических исков об обминах; к нему нередко прибегают молодые законодательства, Так и французский закон 1791 установляет рассмотрение дел об обманах судами гражданскими, след. еще более суживает компетентность в этом вопросе уголовных судов чем наш проект. Но не забудем, что до закона 1791 во Франции не существовало национальных уголовных законов об обмане как самостоятельном имущественном преступлении, между тем у вас задолго до проекта 1813 начало развиваться преступление мошенничества и другие имущественные обманы.

Наказуемость обманов по проекту в объем правиле мягче чем наказуемость кражи. Только ложное банкротство карается лишением всех прав и вечной ссылкой на поселение без выставки у позорного столба; a для простолюдинов — кнутом и не самыми тяжкими работами. В других же случаях для лиц привилегированных положены: отрешение от должности, и спрашивание прощения, арест, денежная пени, при нарушении же особой обязанности верности — лишение свободы от 2 до 5 идо 10 дет; для простолюдинов вместо этих кар предполагалось назначить наказание плетьми и другие телесные наказания в связи с заключением в рабочие и смирительные дома, при нарушении же особой обязанности верности плети сопровождаются вечной ссылкой на поселение. В случаях не предусмотренных особо суду предполагалось предоставить право определять наказание по усмотрению, руководствуясь важностью вреда и ловкостью совершенного обмана (§ 577). Кроме того, виновный во всяком случае обязан был вознаградить потерпевшего за причиненный ему вред, при чем иногда (§ 562) сверх суммы ущерба уплачивал ему 6% общей его стоимости, a если он для совершения своего обмана пользовался легковерием малолетних или «под прещением состоящих» то кроме того обязан был внести в пользу богоугодных заведений 6% с того, что обманом присвоил (§§ 563, 564),

Вот начала, которые предполагалось пересадить на русскую почву в 1813 году, в то время, когда мы только что избавившись от внешнего иноземного нашествия и когда в России дух национальности поднялся очень сильно. Ему, конечно, мы обязаны тем что начала проекта не получили у нас практического значения: государственный совет отверг его[8]. И хотя нельзя сказать, что последний не оказал ровно никакого влияния на исторический рост нашего законодательства[9], по любопытно, что начала его относительно имущественных обманов до сих пор чужды нашему праву. Мы позволяем себе вывести отсюда что чем теснее преступность действия связана с живущими в общественном имущественном обороте взглядами, тем труднее законодателю определить ее исключительно кабинетными соображениями.