Глава VIII. Жертвы преступлений как объект судебной защиты 68

О социальной значимости проблемы жертв преступлений

По утверждению психологов, да и по собственным наблюдениям любого из нас, страх является одной из важных доминант, определяющих самочувствие и поведение человека. Источники вселенского страха разнообразны. Для современного общества это может быть и преступная государственная власть и банальная уголовная преступность, разросшаяся до крайних пределов, определяющих образ жизни. Если же обращаться в глубину веков, то источники страха окажутся куда разнообразнее — деспотизм бесконтрольной власти дополняется террором поработителей и религиозным фанатизмом. Китайский писатель Лу-Синь подметил это обстоятельство, характеризуя этическое учение Конфуция, апологета монархического образа правления: «Я раскрыл книгу по истории… Каждая страница была испещрена словами «гуманность», «справедливость», «мораль», «добродетель»… и вдруг между строками я рассмотрел, что вся книга исписана одним словом — «людоедство» 69.

Если бы большевики лучше знали Ветхий Завет, они не прятали бы так упорно Библию от народа. Каждая книга Библии и почти каждая ее притча источают слезы и кровь, и распространение знаний об этом является лучшей антирелигиозной пропагандой.

Вспомним для примера Вторую книгу Моисеева «Исход», повествующую о десяти казнях, обрушенных Богом на египтян, дабы побудить Фараона освободить еврейский народ «из плена», в котором он вполне процветал. Господь, уничтожая египтян, превращал воды рек в кровь, насылал моровую язву, забрасывал страну саранчой и жабами, уничтожал урожай градом, предавал смерти всех первенцев — от первенца фараона до первенца рабыни. Такие действия, как мы знаем, являются одним из тягчайших преступлений против человечества и именуются геноцидом. В том же ряду вызывающие почему-то умиление деяния Господни, повлекшие всемирный потоп, сожжение жителей городов Содома и Гоморры.

Воззвал ли кто-нибудь в защиту этих жертв божественного произвола на протяжении всей истории религии? Мы об этом не слышали, во всяком случае от официальной церкви.

Напомним и о заселении израильтянами земли обетованной: ханаанские племена уничтожались по божьему велению, чтобы освободить место для избранных.

Одним из крупных достижений черного юмора и вершиной цинизма является известная шутка «отца народов» о том, что уничтожение миллионов есть не более чем статистика, а одного человека — убийство.

Умышленное убийство во все времена считалось тяжким преступлением, однако для Библии, с ее гуманистическими постулатами скрижалей Моисеевых и нагорной проповеди Христа это совсем не так, о чем свидетельствует библейский сюжет о первом преступлении, о первой жертве этого преступления и о результатах божественного правосудия. После того, как Адам и Ева были изгнаны их рая, у них родилось двое сыновей — Каин и Авель. Братья подросли, отношения между ними были, вероятно, не самые лучшие, потому что в конечном счете Каин убил Авеля, из низменных побуждений, по мелочному мотиву. И предстал он перед Богом. Бог осудил его к изгнанию, правда Ветхий Завет не повествует, откуда и куда Господь изгонял убийцу, но дальше из священного писания известно, что Каин восточнее Эдема построил город, разбогател, имел большую семью и вообще жил неплохо. Более того, Господь обеспечил ему неприкосновенность, ибо заявил, что тот, кто убьет Каина, тому отмстится всемеро.

На этом примере мы видим, что божественное правосудие было очень далеко от справедливости. Что уж тут говорить о правосудии человеческом.

Проблема жертв преступлений — одна из вопиющих во всей истории человечества и она находит отнюдь не адекватное отражение в строе уголовного судопроизводства, осуществляемого именем государства.

К вопросу о том, как государство защищает интересы своих подданных, мы уже не раз обращались и здесь к месту будет привести высказывание патриарха Алексия — человека, обретшего популярность в годы очередной российской перестройки: «…Это — неизменное искушение и вековая болезнь государственности: государство свои интересы склонно автоматически отождествлять с интересами людей, а под «государственными интересами» склонно понимать прежде всего удобство и легкость в управлении» 70.

Вспомним Правду Ярослава — первый русский судебник. Какими доказательствами пользовались тогда судьи? Они устраивали поединок между жертвой преступления и преступником.

Истина оказывалась на стороне победителя. Устраивали испытания огнем и водой, и тоже истина оказывалась на стороне того, кто выдерживал эти испытания. Таким образом, жертва преступления становилась еще и жертвой правосудия, ибо она уравнивалась с преступником в возможности доказать вину или невиновность — ситуация, характерная не только для древнего российского судопроизводства, но и европейских государств.

Если обратимся к современному судопроизводству Запада, то увидим, что потерпевший не имеет никаких льгот и процессуальных гарантий. В процессуальном законодательстве Франции, Англии, Соединенных Штатов Америки, ФРГ и других государств потерпевший присутствует, но обычно не как самостоятельная процессуальная фигура. Мы видим потерпевшего или в роли свидетеля, или гражданского истца. И, пожалуй, только наше отечественное законодательство в 1958 году в этом направлении сделало первый важный шаг, — появилась процессуальная фигура потерпевшего с определенным набором прав и обязанностей. Это — достижение нашего законодательства. Правда, нельзя сказать, статус потерпевшего в действующем с 1960 г. УПК РФ достаточно удовлетворителен, — нужно делать новые шаги. Например, допрос потерпевшего у нас до сих пор производится по правилам допроса свидетеля, носит принудительный характер. Потерпевший предупреждается об уголовной ответственности не только за дачу заведомо ложных показаний, но и за отказ от дачи показаний. Потерпевший не обеспечен специальными средствами защиты. Таким образом, проблема эта остается. И хотя в 1958 году потерпевший был наделен определенными правами — его допустили к участию в предварительном следствии, он мог знакомиться с материалами дела, представлять доказательства, заявлять ходатайства, в некоторых случаях даже участвовать в судебных прениях, — но в общем-то его участие в судопроизводстве носило и до сих пор носит формальный характер, а его права и, особенно, гарантии прав нуждаются в существенном совершенствовании и расширении.

Для научной разработки и для законодателя важна оценка социального масштаба проблемы жертв преступлений: локальный ли это вопрос, или это вопрос, который затрагивает интересы многих. В этой связи отметим одну особенность, очень характерную для правовой действительности советского периода — в статистике число жертв преступлений никогда не отражалось, и мы до сих пор не знаем, сколько в стране потерпевших. Министр внутренних дел как-то сообщил по телевидению, что их около двух миллионов. Не трудно представить, какие манипуляции он производил со статистикой: если всего зарегистрировано преступлений около трех миллионов, то из них можно выбросить третью часть, где вероятнее всего потерпевших нет (это государственные преступления, преступления против государственной собственности и т. д.). Однако социальный масштаб проблемы не ограничивается числом зарегистрированных или вычисленных потерпевших. Ведь потерпевший — это процессуальная фигура, это лицо, наделенное определенными процессуальными правами. Жертв же преступлений значительно больше, потому что к их числу относится не только то конкретное физическое лицо, против которого было направлено зарегистрированное посягательство, но это и все его близкие, члены семьи, потому что они несут и имущественный, и моральный ущерб. Значит, цифру необходимо существенно увеличить. А если учесть латентную преступность, то мы выходим на цифру, значительно превышающую десять миллионов в год. Но сюда следует еще добавить жертвы экологических преступлений (а Россия пережила Челябинск, Чернобыль, Семипалатинск и сейчас является, как известно, мировой свалкой радиоактивных отходов), и если еще учесть пострадавших от экономических реформ, связанных с ограблением трудящихся путем обесценивания их сбережений и преступной приватизацией общенародной собственности, то окажется, что все мы жертвы преступлений или общеуголовных, или государственных. Наше общество до сих пор не осознало этой проблемы в полном ее объеме. Более или менее представляют себе эту проблему в свете общеуголовной преступности, но она выходит далеко за ее пределы. Она касается каждого.

Есть попытки снизить остроту проблемы. Некоторые ученые-юристы утверждают, что опасность преступности преувеличена, что это следствие искажения общественного сознания под воздействием информационного бума. Учитывается ли при этом латентная часть преступности, а также тот факт, что многие пострадавшие перестали обращаться в правоохранительные органы, не веря им? Возможен и такой подход к подсчету жертв преступлений, остающихся за пределами официального учета: каждый человек в сфере торговли обворовывается минимум один раз в месяц — обсчет, обмер, обвес, продажа некачественных товаров и т. д. Если все это подсчитать, то количество жертв преступлений возрастает до сотен миллионов в год. Значит есть смысл думать о том, как защитить человека. и общество от вала противоправных посягательств. Если жизнь человека, его здоровье и собственность не имеют надежной защиты со стороны государства, то следствием этого является не только падение престижа власти, рост правового и нравственного нигилизма, но и бесперспективность экономических реформ, что чувствует каждый из нас.

В официальных документах, исходящих от Президента и от Совета Федерации Федерального Собрания, признается, что преступность катастрофически растет, что она угрожает не только безопасности граждан, но и проводимым реформам, самому государственному строю. Осознают вроде бы, но действенных, конкретных мер со стороны государства мы не видим. Меры по защите жертв преступлений в социальном и правовом плане пока даже не обозначены. Очень интересной в этом отношении выглядит позиция законодателя на конституционном уровне. Есть в Декларации прав и свобод человека и гражданина, принятой в 1991 году, статья 33: «Права жертв преступлений и злоупотреблений властью охраняются законом. Государство обеспечивает им доступ к правосудию и скорейшую компенсацию причиненного ущерба». Эта статья Декларации была воспроизведена в старой Конституции 1978 года путем ее дополнения. А вот что осталось от этой статьи в новой редакции Конституции, принятой в 1993 году. Статья 52: «Права потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью охраняются законом. Государство обеспечивает потерпевшим доступ к правосудию, компенсацию причиненного ущерба». На слух вроде бы звучит одинаково, но разница очень существенная. Речь уже идет не о жертвах преступлений и злоупотребления властью, а о потерпевших, то есть процессуально признанных таковыми, а скорейшая компенсация, которую якобы обеспечивает государство, заменена обещанием компенсации неизвестно когда и не ясно, за чей счет. Если к этому добавить, что доступ к правосудию рядовому гражданину нередко затруднен, что до 60% уголовных преступлений из числа зарегистрированных остаются нераскрытыми, если к этому добавить, что статья 30, часть 3 Закона РСФСР «О собственности в РСФСР» (24 декабря 1990 г.), сулившая компенсацию жертвам преступления за счет государства, не применялась в связи с объявленным в 1994 г. мораторием, а теперь и отменой самого закона, то приведенная конституционная норма выглядит в целом не как средство защиты человека, а как способ уклонения государства от своих обязанностей по защите граждан.

При ознакомлении с уголовными делами, прекращенными на предварительном следствии, и с делами, прошедшими судебное разбирательство, как правило, не выявляется прямых грубых нарушений процессуального закона по отношению к потерпевшим. Но вот интересно: значительная часть потерпевших в суд не является, или если является, то по второму или третьему вызовам. Большая часть потерпевших отказывается знакомиться с материалами дела. Естественно возникает вопрос — откуда такая пассивность в защите собственных прав и интересов? Ответ на этот вопрос упирается в тот интерес потерпевшего, который реально может быть обеспечен судебной защитой: слишком немного он получит в конечном счете. Но об этом ниже.

О понятии потерпевшего и проблеме возмещения вреда

Привычным для процессуалистов определением потерпевшего является формула статьи 53 Уголовно-процессуального кодекса РФ. Потерпевшим признается лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный или моральный вред. Это определение удобно для усвоения, подкупает простотой и кажущейся емкостью, но оно неточно. Во-первых, вред, причиняемый преступлением, не исчерпывается указанными тремя видами. Это значительно более сложное явление, характеризующее различные аспекты состояния объекта до и после преступного посягательства.

Во-вторых, в этой формуле процессуального закона дана характеристика материальных признаков потерпевшего, без указания на процессуальные признаки. В таком определении утрачиваются различия между жертвами преступления, как социальной и криминологической категорией и потерпевшим, как участником процессуальной деятельности, наделённом процессуальным статусом.

В-третьих, формула потерпевшего, изложенная в статье 53 УПК и последующей расшифровке его процессуального статуса, дала основания для ошибочного вывода о том, что потерпевшим у нас может быть только физическое лицо. И этот вывод потом был закреплен в соответствующем постановлении Пленума Верховного Суда Союза. А это не так, ибо вред может быть причинен и группе лиц, объединенных коммерческими или производственными интересами. И сводить статус этих юридических лиц к статусу гражданского истца, особенно теперь, в условиях рыночных отношений, недопустимо, потому что, помимо имущественного ущерба они очень часто несут и значительный моральный ущерб.

Устранение этих недостатков понятия потерпевшего должно быть начато, очевидно, с выяснения сущности возможного вреда, причиненного преступным деянием. В этой связи надлежит обратиться к материальному праву. В уголовном праве вред — одна из центральных категорий, равно как и в гражданских правоотношениях, возникающих не на договорной основе, а в связи с причинением вреда. При этом неизбежно определенное упрощение проблемы, в известной мере окупаемое доступностью и наглядностью изложения. Для уголовного права универсальным критерием определения тяжести совершенного преступления, и следовательно, критерием построения шкалы наказаний в Особенной части Уголовного кодекса является степень общественной опасности деяния. Этот же критерий используется и при индивидуализации ответственности, наряду, разумеется, с формой вины и данными о личности преступника. Общественная опасность — категория оценочная и небесспорная. В ней не всегда адекватно отражается субъективное представление потерпевшего о тяжести последствий преступного деяния. Кроме того, представление об общественной опасности деяния может резко меняться с изменением политической, социальной и экономической ситуации. Значит само понятие общественной опасности преступления должно иметь объективное обоснование, позволяющее шкалировать степень опасности! Такое основание есть и оно относительно широко используется. Это категория вреда, причиняемого преступлением.

Этой проблеме посвящен ряд исследований 71. Выделяются две формы причиняемого вреда: преступный результат и преступные последствия, а также типы вреда, причиняемого преступным действием и преступным бездействием, и виды вреда в зависимости от характера нарушенного блага. К ним относят: физический вред, психический вред, синдром жертвы преступления, моральный, имущественный. Эти классификации обычно используются для того, чтобы выделить вред как основной, дополнительный и квалифицирующий признак состава преступления или как отягчающее обстоятельство. Они же дают представление о ситуациях, в которых физическое и юридическое лицо может быть признано потерпевшим от преступления, способах обеспечения защиты их интересов.

Изложенные соображения позволяют привести следующую дефиницию потерпевшего, которую желательно внедрить в наше законодательство. Потерпевший — это лицо — физическое или юридическое — охраняемым законом интересам которого преступлением причинен вред и которое признано органами предварительного расследования или судом потерпевшим по данному уголовному делу. В этой дефиниции не расшифровывается понятие вреда. Расшифровка вполне уместна в материальном праве, в гражданском и уголовном, а для уголовного процесса достаточно одного указания на вред, ибо без вреда не может быть потерпевшего, но важно и то, что лицо не может быть потерпевшим без официального признания его таковым. Только после постановления о признании потерпевшим лицо приобретает соответствующий процессуальный статус.

Особого внимания заслуживает проблема возмещения вреда потерпевшему.

Общая часть УПК РФ 1960 года (в частности, ст. 53) не предусматривала ни права потерпевшего на возмещение вреда, ни способов обеспечения его интересов. Предполагалось, что потерпевший, как лицо, «понесшее материальный ущерб от преступления, вправе при производстве по уголовному делу предъявить к обвиняемому или лицам, несущим материальную ответственность за действия обвиняемого, гражданский иск, который рассматривается судом совместно с уголовным делом» (ст. 29 УПК).

Таким образом, потерпевший мог претендовать на возмещение не любого вреда, а лишь «материального ущерба». Для этого требовалось предъявление иска и приобретение статуса гражданского истца при условии вынесения соответствующего постановления или определения (ст. 54. ч. 1 УПК РФ).

Двойственный характер статуса жертвы преступления в этом случае (потерпевший — гражданский истец) создавал достаточно сложную систему процессуальных правоотношений, связанных с доказыванием характера и размера причиненного преступлением материального ущерба.

Положение потерпевшего, как субъекта доказывания, облегчалось тем, что на его стороне, как правило, были органы государства, осуществляющие функцию уголовного преследования. Более того, если гражданский иск остался непредъявленным, суд при постановлении приговора «вправе по собственной инициативе разрешить вопрос о возмещении материального ущерба, причиненного преступлением» (часть 4 ст. 29 УПК).

Однако практика шла по другому пути: суд крайне редко проявлял такую инициативу, а следователь и прокурор-обвинитель были озабочены обеспечением обвинения, а не доказыванием размера причиненного потерпевшему материального ущерба.

И хотя закон позволял суду при рассмотрении уголовного дела лишь в исключительных случаях, при невозможности произвести подробный расчет по гражданскому иску без отложения разбирательства дела, передать вопрос на рассмотрение иска в порядке гражданского судопроизводства (ч. 2 ст. 310 УПК), суды широко этим пользовались.

Перед потерпевшим — гражданским истцом возникала перспектива долгих хождений по судам. При этом его материальные затраты, затраты времени и сил редко окупались конечным результатом.

На протяжении всего периода социалистического строительства потерпевший вынужден был довольствоваться минимальным возмещением вреда. Отсюда и упоминавшаяся выше пассивность потерпевшего в уголовном судопроизводстве. Или это была реституция — возврат похищенного имущества — или денежная компенсация, взыскиваемая с осужденного в пределах денежной оценки вреда, причиненного здоровью и имуществу. Например, при причинении вреда здоровью в исковую сумму могли входить только затраты на дополнительное питание и редко на санаторно-курортное лечение, ибо считалось, что основные затраты брало на себя государство, оплачивая больничный лист за определенный срок и ординарное лечение.

О праве потерпевшего претендовать на возмещение расходов, связанных с поминками покойного после погребения жертвы преступления, взыскании упущенной выгоды, денежной компенсации морального ущерба не могло быть и речи. Таким образом, интерес, который потерпевший мог бы защищать и компенсировать в материальном, денежном плане путем предъявления гражданского иска, этот интерес оказывался не очень велик. Тем более, что его размер и основания надо доказать. Скажем, при причинении имущественного вреда в случае кражи надо было доказать какие вещи украдены и какова их реальная стоимость. Бремя доказывания этих фактов возлагалось на потерпевшего.

При отсутствии развитой системы страхования человеческая жизнь, как и честь и достоинство человека, не представляли собой материальной ценности. Вот почему потерпевший, нервы которого подвергают испытаниям на предварительном следствии и в суде, не очень хочет идти и туда, и туда.

Достаточной моральной компенсацией для потерпевшего считалось осуждение обидчика от имени государства приговором суда или просто постановлением следователя о прекращении уголовного дела.

Определенные положительные сдвиги наметились в последние годы. Верховный Совет Союза перед своей кончиной успел принять Основы гражданского законодательства, в которых помещена более или менее разработанная норма о возможности возмещения ущерба, связанного с упущенной выгодой. Закон о печати был первым законом в нашей стране, который предоставил возможность оценивать в рублях моральный ущерб. Теперь, особенно после принятия двух частей ГК РФ, появились такие иски, но пока что в уголовном судопроизводстве все это отражения не нашло. Это — за пределами уголовного процесса.

Но даже в тех случаях, когда есть обвинительный приговор и решение об удовлетворении гражданского иска, это вовсе не значит, что потерпевший что-нибудь и когда-нибудь получит. Исполнительный лист отправляется по месту отбывания наказания осужденного, осужденный что-то зарабатывает и потерпевший может в течение очень длительного времени что-то получать, а может быть, ничего не получит. В этих случаях на помощь должно бы прийти государство, ведь это оно взимает налоги с населения для обеспечения нашей безопасности. Если оно не в состоянии обеспечить эту безопасность, то должно бы взять на себя частично бремя материальных компенсаций.

Попытка такая была, если иметь в виду знаменитую ст. 30, ч. 3 Закона «О собственности в РСФСР» от 24 декабря 1990 г. Но как только попытались применять этот закон судьи, оказалось, что бюджет не может выдержать таких расходов, и сначала Парламент, а потом и Президент объявили на этот закон мораторий, причем Президент, что очень любопытно, не наложил мораторий на статью 30, часть 3 Закона «О собственности» а продлил действие статьи 25 Закона «О государственном бюджете», принятого Верховным Советом. Таков изощренный способ маскировки непопулярного решения. А известное постановление Президента РФ от 30 сентября 1992 года, где дается задание ГПУ разработать срочные инструкции о порядке применения статьи 30, части 3 Закона «О собственности», так и не было выполнено. Об этом сейчас уже никто и не вспоминает.

Различные аспекты борьбы с преступностью и безопасностью личности достаточно остро поставлены в Послании Президента Федеральному Собранию в феврале 1994 года «Об укреплении Российского государства» и в заключении Совета Федерации по парламентским слушаниям по вопросу борьбы с преступностью и укреплению правопорядка. Поставлены эти вопросы и в федеральной программе по борьбе с преступностью на 1994–1995 годы. Но в этих документах не выделены вопросы социальной и правовой защиты жертв преступлений. Отождествлять же меры борьбы с преступностью с мерами защиты населения от преступлений было бы некорректно и в научном, и в практическом плане.

Но даже и при отсутствии специальных акцентов на проблеме защиты жертв преступлений, выполнение государственной программы борьбы с преступностью объективно способствовало бы ограждению населения от криминального беспредела.

Однако, как вынужден был признать Президент в своем очередном послании Федеральному Собранию 16 февраля 1995 г., программа борьбы с преступностью выполнена лишь частично из-за неудовлетворительного финансирования 72.

Скрасить ситуацию, явно свидетельствующую о беспомощности государственной власти, пытается Межведомственная комиссия Совета Безопасности РФ по общественной безопасности, борьбе с преступностью и коррупцией. Своим решением от 30 января 1996 г. она констатирует «своевременное выполнение большинства запланированных в Федеральной программе мероприятий», что позволило, по мнению Комиссии, «сформировать современную законодательную базу и создать необходимые предпосылки для радикального перелома в борьбе с преступностью».

Это при том, что к тому времени не были приняты важнейшие акты правовой реформы — Уголовный, Уголовно-процессуальный, Уголовно-исполнительный кодексы, неудовлетворительно законодательство о борьбе с организованной преступностью, терроризмом, бандитизмом и пр. Возникает вопрос, кого и зачем вводим в заблуждение и будут ли когда-нибудь соответствующие структуры исполнительной власти нести ответственность за свои решения, создающие лишь видимость активной работы?

Постановлением Правительства Российской Федерации от 17 мая 1996 г. утверждена «Федеральная целевая программа по усилению борьбы с преступностью на 1996–1997 годы». Выделение значительных денежных средств с указанием источников финансирования вселяет надежду на возможность «коренного изменения криминальной ситуации в стране… создание условий для неотвратимости наступления ответственности за совершенное преступление», как это записано в целях Программы. Нельзя не выразить удовлетворения и по тому поводу, что центральный раздел Программы посвящен защите жизни, здоровья, свободы и достоинства граждан, повышению эффективного раскрытия и расследования преступлений.

В этом разделе содержится задание уже в 1996 г. разработать Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации, который, как известно, включает правовые средства защиты потерпевшего в уголовном судопроизводстве.

Кроме того, дается задание правоохранительным ведомствам, а также министерствам юстиции и экономики России разработать в 1996–1997 годах «систему мер по обеспечению защиты жертв преступлений, повышению их правового статуса в соответствии с резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН «Основные принципы отправления правосудия в отношении жертв преступлений и злоупотребления властью», расширению их прав в уголовном судопроизводстве и гарантий возмещения причиненного материального и морального ущерба».

Эти задания нашли отражение в планах работы соответствующих адресатов, в том числе — в плане научных исследований Института проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ на конец 1996 и 1997 годы.

Отметим, что многие вопросы, связанные с защитой жертв преступлений были в поле зрения разработчиков важнейших актов судебной реформы, в том числе нескольких вариантов проекта УПК РФ, над которыми работа ведется уже несколько лет.

Судебная реформа и правовой статус потерпевшего

Правовой статус потерпевшего определяется несколькими отраслями права. В Конституции РФ 1993 г. — это уже упоминавшаяся ст. 52 о защите прав потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью, а также ст. 46, гарантирующая каждому судебную защиту его прав и свобод, ст. 48, гарантирующая право на получение квалифицированной юридической помощи. О том, как выполняются эти конституционные нормы, частично было сказано выше.

Теснее всего потерпевший (или шире — жертва преступлений) связан с уголовно-процессуальным законодательством. Именно в уголовном процессе происходит столкновение и разрешение конфликта между обвиняемым и потерпевшим. Поэтому ; развитие процессуальных гарантий прав потерпевшего — дело, прежде всего, уголовно-процессуального законодательства и теории уголовного судопроизводства.

В Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в последние три-четыре года внесено много изменений, причем изменений радикальных, коренных, вплоть до судебного контроля за применением арестов, за продлением срока содержания под стражей. Очень много изменений было связано с созданием дополнительных процессуальных гарантий прав обвиняемого и подозреваемого, с участием защитника по всем делам с момента предъявления обвинения. Принят закон о суде присяжных, который в основном нацелен на обеспечение прав обвиняемого. И ни одного закона, ни одной нормы, ни одной статьи в УПК не было изменено в интересах расширения гарантии прав пострадавших от преступлений.

Работая над проектом УПК РФ, мы пытались создать комплекс прав, дающих возможность потерпевшему активно участвовать в процессуальной деятельности и отстаивать свои интересы. В других вариантах проекта УПК эта идея просматривалась слабее, особенно на начальных этапах работы.

Разумеется, спор ведется не только по процедурным вопросам, — многое в судьбе потерпевшего зависит от формулировок статей Уголовного и Гражданского кодексов. Еще при обсуждении проекта Общей части Уголовного кодекса мы убедились, что этот проект не только ничего нового не дает для потерпевшего, но ухудшает его положение. В частности, в действовавшем до конца 1996 г. Уголовном кодексе был такой вид наказания, как обязанность осужденного загладить причиненный вред (ст. ст. 21 и 32 УК РСФСР). Этот вид наказания был исключен в проекте УК, его нет в новом УК РФ. Объяснение дается очень простое — суды на практике эту норму применяют крайне редко. Но почему бы не поставить вопрос иначе — если этот вид наказания не применялся, так его надо применять; может быть следовало предусмотреть его в отдельных составах преступлений.

В новом УК РФ своеобразно определен акт амнистии. На основании амнистии лицо, совершившее преступление, освобождается от уголовной ответственности (ст. 84, ч. 2). В уголовном судопроизводстве нет лица, «совершившего преступление», — есть подозреваемый, обвиняемый, подсудимый, осужденный, оправданный. Если пойти по пути, который предложили создатели нового Уголовного кодекса, то возникает вопрос, кто и как будет защищать интересы жертв преступлений. Ведь амнистию можно распространять и на тех, кто еще не осужден, чья вина еще не установлена и не доказана. То есть открывается возможность скопом прекращать дела, как это было сделано политической амнистией по отношению к обвиняемым по уголовному делу октябрьских событий 1993 г., где, как известно, свыше 500 потерпевших. Кому они предъявят иск? Чья вина доказана? И как они будут потом обосновывать свои исковые требования? Вот к чему приводят казалось бы невинные формулировки Уголовного кодекса. Они оставляют жертву преступления без защиты.

Между тем, существует достаточно простое решение: амнистию применять только к лицам, которым предъявлено обвинение, которые признают себя виновными и готовы загладить причиненный ущерб. Только при этих условиях амнистированное лицо не может возражать против иска потерпевшего, прикрываясь презумпцией невиновности.

Иногда приходится слышать предостережения по поводу расширения прав потерпевшего. Отмечается, что уголовное судопроизводство ориентировано на принцип публичности, а расширение прав потерпевшего может привести к подрыву этого принципа, ибо потерпевший сможет слишком активно влиять на судьбу уголовного дела. Казалось бы, что же в том страшного, если это делается под контролем государственных должностных лиц — органа дознания, следователя, прокурора, суда.

В журнале «Государство и право» была опубликована подборка с заседания «круглого стола», где один из участников, возражая против расширения прав потерпевшего, ссылался на то, что это повлечет ущемление права на защиту. Права обвиняемого защищать нужно, права жертвы защищать нельзя, потому что это влечет ущемление права на защиту. Вот такая правовая идеология.

Что мы предлагаем в своем проекте Уголовно-процессуального кодекса? Мы не только опираемся на тот статус, который у потерпевшего был, но и существенно расширяем его. В частности, мы предлагаем предоставить потерпевшему или просто заинтересованному лицу, еще не признанному потерпевшим, право обжаловать в суд постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, постановление о приостановлении либо о прекращении уголовного дела, т. е. те решения органов предварительного следствия, которые лишают возможности жертву преступления защищать свои права надлежащим образом.

Правда, теперь актуальность этой проблемы снижена в связи с признанием прямого действия Конституции РФ и соответствующих разъяснений Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 г. о ее применении судами. Ст. 46, ч. 1 Конституции предоставила любому гражданину возможность обращения за судебной защитой своих прав и свобод, однако для процессуального законодательства важен механизм реализации этой конституционной нормы.

В Законе о суде присяжных содержится норма, согласно которой при отказе прокурора от поддержания обвинения суд прекращает дальнейшее производство по делу, если потерпевший против этого не возражает. И дальше нет никаких объяснений — что делать, если потерпевший возражает? Представляется, что в этом случае следовало бы объявить перерыв в судебном заседании, назначить потерпевшему профессионального представителя и на него возложить обязанности по поддержанию обвинения. Причем, потерпевшего в этом случае можно было бы освободить от оплаты услуг представителя. Есть же в Конституции норма, которая гарантирует от имени государства льготную юридическую помощь, даже освобождение отдельных категорий граждан от оплаты юридических услуг (ст. 48 Конституции). Обвиняемый этими льготами широко пользуется. Полагаем, что и потерпевшему в определенных случаях может быть обеспечена бесплатная юридическая помощь.

Одним из немногих достижений судебно-правовой реформы явилось принятие в 1994–1995 гг. двух частей нового Гражданского кодекса РФ. Глава 60 этого Кодекса, посвященная обязательствам, возникающим вследствие причинения вреда, может рассматриваться как материально-правовая база защиты интересов жертв преступлений и потерпевшего, в частности. Эта глава несколько усовершенствовала соответствующий раздел старого ГК РСФСР, отразив некоторые реалии рыночной экономики, предусмотрев и положения об основаниях, способах и размере компенсации морального вреда (ст. ст. 1099–1101).

Здесь возникает сложная проблема соотношения правил гражданского и уголовного судопроизводства при рассмотрении иска потерпевшего.

В соответствии с нормами ГПК РФ доказывание требований и возражений возлагается на сторону, их заявившую, а преюдициальное значение приговора по уголовному делу распространяется лишь на факт совершения данных действий данным лицом.

Ясно, что защищать свои интересы в условиях уголовного судопроизводства потерпевшему легче — ему на помощь приходит принцип публичности и сторона государственного обвинения.

Однако практика судов, как отмечалось, идет не по пути, оптимальному для потерпевшего, чаще всего под тем или иным предлогом (обычно — сомнения в обоснованности размера исковых требований) суд, рассматривающий уголовное дело, оставляет гражданский иск «без рассмотрения», предлагая потерпевшему защищать свои интересы в общеисковом порядке (ст. 310 УПК РФ). Нужно признать, что имеющиеся проекты УПК РФ в разделах, посвященных возмещению причиненного преступлением вреда, не отличаются ни полнотой охвата возниающих вопросов, ни системой гарантий интересов потерпевшего.

Наконец, существенно и следующее соображение. Уголовное судопроизводство отнимает у человека очень много времени. Выше отмечалось, что большинство потерпевших стараются не явиться на судебное заседание. Надо компенсировать и расходы по участию в судопроизводстве. Значит, это тоже надо заложить в уголовно-процессуальное законодательство, а возможно и в гражданское право при определении видов компенсации.

В нашем проекте УПК РФ мы предусмотрели в самой норме о потерпевшем (ст. 31 проекта УПК НИИ при Генеральной прокуратуре, М., 1994) обеспечение возмещения материального ущерба, причиненного преступлением, а также расходов, понесенных в связи с его участием на предварительном следствии и в суде, включая расходы на представителя; предусмотрели и возможности денежного возмещения морального вреда.

К сожалению, в проекте УПК Минюста в норме о потерпевшем (ст. 34) этого нет, а в статье о гражданском истце (ст. 36) речь идет только о возмещении имущественного и морального вреда.

Эти расхождения рождают дискуссии в рабочей группе Государственной Думы по проекту УПК РФ и перспективы возможных решений пока остаются достаточно неопределенными. Ряд спорных вопросов об обеспечении интересов потерпевшего решен в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 29 апреля 1996 г. «О судебном приговоре».

Ссылаясь на нормы нового Гражданского кодекса (ст. 151, 1099, 1100, 1101), Пленум признал за потерпевшим право на компенсацию морального вреда в денежной форме и указал критерии определения размера такой компенсации.

Пленум подчеркнул также необходимость соблюдения ст. 310 УПК РФ об обязанности суда разрешить предъявленный по делу гражданский иск.

В УПК должен быть решен и вопрос о вручении потерпевшему копии обвинительного заключения и копии приговора, чтобы он имел возможность «защищаться». То есть существует целый ряд проблем, которые надо сейчас решать в уголовно-процессуальном законодательстве.

Но не следует забывать и проблемы более широкого социального плана. Надо добиться определенных сдвигов в общественном сознании. Надо убедить население в том, что гражданин, защищаемый в уголовном судопроизводстве, это не только обвиняемый, но и его жертва. Надо искать способы защиты ертв преступлений также и путем создания общественных фондов, если государство не в состоянии взять на себя бремя расходов.

Зарубежный опыт защиты жертв преступлений

Во многих странах создаются благотворительные организации и общественные фонды защиты жертв преступлений, которые оказывают им правовую помощь, действует система государственной компенсации причиненного ущерба. Все это заслуживает обсуждения, хотя едва ли может быть в полной мере реализовано в наши дни в условиях реформ. Но есть и вполне реализуемые идеи. Так, государства — члены Европейского Совета еще в ноябре 1983 года подписали Конвенцию по возмещению ущерба жертвам насильственных преступлений, исходя, как они пишут, из понятия справедливости и общественной солидарности. Предусмотрено, что возмещение ущерба осуществляется тем государством, на территории которого было совершено преступление. При этом компенсация должна покрывать, по крайней мере, потери от дохода, затраты на лекарство и госпитализацию, на похороны, на содержание иждивенцев и алименты.

Согласно ст. 2 этой Конвенции «Когда возмещение убытков не может быть обеспечено из других источников, государство должно взять на себя расходы для следующих категорий:

а) для тех, которым в результате умышленных насильственных преступлений был нанесен существенный урон физическому состоянию или здоровью;

в) для тех, которые находились на иждивении погибших в результате такого преступления.

Несколько позже — в конце 1985 года ООН была принята Декларация основных принципов правосудия для жертв преступления и злоупотребления властью. Как и Европейская конвенция, эта Декларация в соответствии со ст. 15 Конституции РФ является составной частью нашей правовой системы.

Декларацией, что существенно для развития нашей темы, под термином «жертвы преступлений» понимаются «лица, которым индивидуально или коллективно был причинен вред, включая телесные повреждения или моральный ущерб, эмоциональные страдания, материальный ущерб или существенное ущемление их основных прав в результате действия или бездействия, нарушающего действующие национальные уголовные законы государств-членов, включая законы, запрещающие преступное злоупотребление властью» (ст. 1 Декларации).

Здесь, как видим, вопрос поставлен много шире, чем он решается в уголовно-процессуальном законодательстве — речь вдет именно о жертвах и не только преступлений общеуголовного характера, но и преступных злоупотреблений должностных лиц. Нормы Декларации предусматривают возможность реституции с компенсацией жертвам не только за счет виновных, но и в необходимых случаях — за счет государства и социальных фондов.

В феврале 1990 года Англией принята Хартия жертв преступлений. В 1990 году принят Федеральный закон США, в котором выделены следующие принципы судопроизводства в отношении жертв преступлений. Декларировано право на справедливое и уважительное отношение к потерпевшим с соблюдением достоинства личности и конфиденциальности; право на защиту от обвиняемого; право быть информированным о судебном заседании, представлять свои интересы и быть выслушанным; право на реституцию и, наконец, на информацию об обвинении, приговоре, об отбывании наказания преступником и дате его освобождения из заключения.

Принципиальное значение для развития нашей темы имеют материалы IX Конгресса ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями, состоявшегося в Каире 29 апреля — 8 мая 1995 г.

Значение IX Конгресса ООН следует видеть прежде всего в том, что его участникам удалось преодолеть традиционный подход проблеме защиты прав человека, при котором всегда и неизменно в центре внимания оказывались права и интересы лица, виновного в совершении преступления, либо привлекаемого к уголовной ответственности. Конгресс перенес акцент с приоритетной защиты прав правонарушителя на приоритетную защиту жертвы правонарушения и общественных интересов, поставив соответствующие задачи перед уголовным, уголовно-процессуальным законодательством и виктимологическим разделом криминологической науки.

В июле 1995 г. в г. Барселоне Совет Европы провел Пан-Европейский семинар с повесткой дня, вполне отвечающей духу Каирского Конгресса ООН.

«Урегулирование отношений между жертвой и преступником: подходы, проблемы, достижения в их решении». Россия к этому времени не входила в Совет Европы и ее представители (включая автора этих строк) участвовали в семинаре в роли приглашенных гостей, но не докладчиков.

Основная идея концепции была выражена во вступительном докладе как восстановление справедливости. Были заслушаны: обзорный доклад «Положение потерпевшего при отправлении уголовного правосудия» по материалам Западноевропейских стран и стран Восточной Европы, а также региональные доклады на тему: «Урегулирование отношений между жертвой и преступником: правовые основы и практика». Излагался опыт Австрии, Франции, Норвегии, Испании, Великобритании.

При некоторых национальных различиях суть этого опыта сводится к созданию специального органа примирения потерпевшего с обвиняемым на основе возмещения вреда, причиненного преступлением. Обычно это — примирительный совет при муниципалитете, состоящий из представителя муниципалитета («медиатор» — примиритель) и местных активистов. Дело в совет поступает из органов прокуратуры или суда и обычно касается преступления несовершеннолетнего, иногда и взрослого преступника, но малозначительное по своему характеру.

Адвокаты и официальные лица судебной системы в примирительной процедуре не участвуют, примирение не может быть принудительным. При достижении соглашения соответствующий документ направляется в прокуратуру или суд и на этом деятельность органов уголовной юстиции по делу прекращается, при условии, если стороны исполняют соглашение и конфликт ликвидируется.

Участники семинара положительно оценили эту практику, как способствующую снижению социальной напряженности, лучшему обеспечению интересов жертвы преступления, оказывающую воспитательное воздействие на правонарушителя и, следовательно, благотворно влияющую на уровень преступности, являясь важным профилактическим средством.

Примирительные процедуры в отечественном судопроизводстве использовались при передаче материалов уголовных дел в товарищеские суды и комиссии по делам несовершеннолетних, хотя при этом не всегда преследовалась цель обеспечения интересов потерпевшего. Используются они и при рассмотрении дел частного обвинения судами (ст. 27 УПК РФ).

В новых условиях, связанных со снижением роли общественности в уголовном судопроизводстве, по крайней мере в условиях переходного периода было бы целесообразно расширение применения примирительных процедур на предварительном следствии под контролем прокурора по малозначительным преступлениям и в суде по делам с протокольной формой и по делам частного обвинения, перечень которых мог бы быть расширен.

Эта идея нашла отражение в Федеральном законе РФ «О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР и в Исправительно-трудовой кодекс РСФСР в связи с принятием Уголовного кодекса Российской Федерации» (принят Госдумой 15 декабря 1996 г. — Российская газета, 1996, 25 дек.).

Приведем ст. 9 этого Закона: «Прекращение уголовного дела в связи с примирением с потерпевшим».

Суд, прокурор, а также следователь и орган дознания с согласия прокурора вправе на основании соответствующего заявления потерпевшего прекратить уголовное дело в отношении лица, впервые совершившего преступление небольшой тяжести, если оно примирилось с потерпевшим и загладило причиненный потерпевшему вред».

Актуальные рекомендации

Судебно-правовая реформа в России продолжается. По состоянию на май 1996 г. ситуация с правовыми отраслями криминального цикла, для которых жертва преступных посягательств должна быть одним из объектов пристального внимания, кажется относительно благополучной. Проекты всех трех кодексов — УК, УПК и ИТК встретились в рабочих группах Государственной Думы. Ученые — юристы в этих группах представлены в достаточной мере. Это относится и к ученым НИИ при Генеральной прокуратуре РФ, участвовавшим в подготовке проектов всех трех кодексов.

И все же остается опасность недооценки правовых проблем защиты жертв преступлений, ибо это не единственная, а по мнению многих, — далеко не главная проблема на фоне грандиозных задач борьбы с преступностью и совершенствования пенитенциарной практики.

Все это заставляет нас воспроизвести здесь рекомендации, подготовленные в связи с докладом «Социально-правовые проблемы защиты жертв преступлений». Эти рекомендации в июле 1994 г. были разосланы руководителям правоохранительных органов, руководителям ветвей Судебной власти, Председателям Государственной Думы и ее комитетов, связанных с правовой реформой, Председателю Союза юристов и Парламентскому уполномоченному по правам человека. Реакции, как водится, не последовало, однако можно считать, что в Федеральной программе по усилению борьбы с преступностью на 1996–1997 годы они некоторое отражение нашли.

Вот эти рекомендации.

Участники семинара Криминологической ассоциации и бюро по координации научных исследований в области уголовного процесса и судоустройства, обсудив доклад профессора Бойкова А. Д. «Социально правовые проблемы защиты жертв преступлений», отмечают:

А. Значительный рост преступности в РФ, создающий серьезную угрозу для государства, общества и безопасности личности, связан с причинением миллионам граждан вреда, который, как правило, не возмещается осужденными и не компенсируется государством.

Масштабы угрозы преступности гражданам — ее реальным и потенциальным жертвам — не осознаны в полной мере, о чем свидетельствует отсутствие специальных разделов, посвященных правовым и социальным вопросам защиты жертв преступлений, в таких основополагающих документах, как Послание Президента РФ «Об укреплении российского государства» — разделы 1.2, 1.3, 2.1, 2.2 (24.02.94 г.); Заключение Совета Федерации Федерального Собрания по парламентским слушаниям вопроса «Борьба с преступностью и укрепление правопорядка в РФ» (8 апреля 1994 г.); Федеральная программа РФ по усилению борьбы с преступностью на 1994–1995 гг.

Б. Попытки отождествления мер борьбы с преступностью с мерами защиты населения от преступлений несостоятельны и в теоретическом, и в практическом плане. Реальные шаги по социальной и правовой защите жертв преступлений должны быть связаны с разработкой специальной программы, тесно увязанной с программой борьбы с преступностью, но не сводимой к ней.

В. Государственная правоохранительная система в настоящее время не в состоянии эффективно выполнять функцию защиты граждан от преступных посягательств, обеспечения безопасности личности.

Рекомендуются следующие неотложные меры по защите жертв преступлений:

1. Для обеспечения реализации ст. 52 Конституции РФ, устанавливающей государственную гарантию компенсации потерпевшему причиненного ущерба преступлением или злоупотреблением властью, а также ст. 30, пункта 3 Закона «О собственности в РСФСР» от 24 декабря 1990 г., распоряжения Президента РФ от 16 сентября 1992 г. подготовить Закон о порядке возмещения государством ущерба, нанесенного преступлением, считая первоочередной задачей возмещение ущерба жертвам насильственных преступлений, лишившимся трудоспособности полностью или частично, а также лицам, находившимся у них на иждивении или на иждивении погибших в результате преступления. При этом, учесть положения Европейской конвенции по возмещению ущерба жертвам насильственных преступлений от 24 ноября 1983 г., а также иные международные пакты касающиеся защиты жертв преступлений.

2. В неотложном порядке учредить Государственный фонд борьбы с преступностью и в соответствии с уже принятым постановлением использовать его средства в том числе для оказания поддержки жертвам преступлений.

3. Предусмотреть создание вневедомственного учета заявлений, сообщений о преступлениях, результатов их рассмотрения, пострадавших, ставших жертвами преступления, в том числе признанных потерпевшими, гражданскими истцами.

4. Предусмотреть в судебной статистике сведения об участии потерпевших и гражданских истцов в судебных процессах, основания исковых заявлений и результаты их рассмотрения в уголовном судопроизводстве, особо выделив дела, рассмотренные судом присяжных.

5. Считать непринятие установленных законом мер по защите прав и законных интересов потерпевших существенным нарушением Закона. Рекомендовать Верховному Суду РФ изучать практику применения ст. 32 УК «Возложение обязанности загладить причиненный вред», а также практику рассмотрения гражданских исков в уголовном судопроизводстве и обсудить этот вопрос на Пленуме Верховного Суда РФ.

6. Научным коллективам, занимающимся проблемами судопроизводства и криминологии, больше уделять внимания разработке гарантий прав потерпевшего и вопросам социальной защиты жертв преступлений, шире используя соответствующий опыт зарубежных государств и решения ООН по правам человека.

7. Авторским коллективам и рабочим группам при подготовке проектов уголовного, уголовно-процессуального и гражданского кодексов максимально обеспечить правовые условия защиты жертв преступлений, разработав юридическое понятие вреда, причиняемого преступлением и иным правонарушением, способы его компенсации, широкий круг прав потерпевшего — участника уголовного судопроизводства, дающего ему возможность активно влиять на ход процесса и защиту своих законных интересов.

В число прав потерпевшего в уголовном процессе должно быть включено: право на обжалование в суд решений органов расследования об отказе в возбуждении уголовного дела, его прекращении и приостановлении; гарантии возмещения причиненного как материального, так и морального вреда, право на компенсацию расходов по участию в уголовном судопроизводстве, включая расходы на представителя, право на поддержание обвинения и др.

8. В целях обеспечения потерпевшему «доступа к правосудию» (ст. 52 Конституции РФ) и права на судебную защиту (ст. 46 Конституции РФ), внести изменения в Закон РСФСР «О государственной пошлине» (9 декабря 1991 г.) и ст. 80 ГПК РСФСР. Любые иски о возмещении вреда потерпевшему должны быть освобождены от уплаты как государственной пошлины, так и иных судебных расходов, учитывая, что вред потерпевшему может быть причинен не только преступлением, доказанным в установленном порядке (примеры — ситуация, связанная с частичной декриминализацией ст. 211, ч. 1 УК РСФСР 24 декабря 1992 г.; случаи прекращения уголовного преследования по акту амнистии и иным основаниям).

9. С учетом ст. 48 Конституции РФ предусмотреть в процессуальном законодательстве и законодательстве об адвокатуре случаи обеспечения потерпевшему профессиональной юридической помощи, в том числе бесплатно. Изучать зарубежный опыт работы государственных и общественных защитников по оказанию правовой помощи жертвам преступлений с целью его использования в России.

10. Министерству юстиции и Министерству финансов Российской Федерации проанализировать практику создания и деятельности фондов, оказывающих помощь жертвам преступлений, на этой основе внести соответствующие рекомендации.

11. Просить коллегии адвокатов, юридические консультации и частные адвокатские фирмы до внесения соответствующих изменений в законодательство об адвокатуре оказывать на спонсорских началах минимальную юридическую помощь лицам, пострадавшим от преступлений (дача советов, составление заявлений, не требующих ознакомления с делом, и т. п.).

12. Просить Федеральное Собрание, Правительство Российской Федерации совместно с Союзом юристов РФ, Криминологической Ассоциацией и Ассоциацией помощи жертвам преступлений провести научно-практические конференции (международную, федеральную, региональные) по проблемам защиты жертв преступлений и потерпевших.

13. Рекомендовать средствам массовой информации шире освещать вопросы социальной и правовой защиты жертв преступлений, разъяснять гражданам их права в этой области их отстаивания.

Хотя реальных сдвигов в защите жертв преступлений судебно-правовая реформа в России пока не принесла, однако внимание к этой проблеме привлечено, есть основания говорить об изменениях в общественном правосознании и правовой идеологии в пользу соответствующих изменений в законодательстве и правоохранительной практике.

Примечания

В Послании КС Верховному Совету Российской Федерации 5 марта 1993 г. отмечалось в качестве важнейшей причины кризиса конституционной законности игнорирование ее положений государственными властями и их представителями, игнорирование принципа разделения властей, вторжение законодательной и исполнительной властей в компетенцию друг друга и т. д. (Вестник КС. — 1993. — № 1. — С. 1, 2.) Думается, что КС, сознающий свою ответственность за состояние конституционной законности, не мог пройти мимо этих сугубо политических проблем.

Бахрах Д. Н. Административная власть как вид государственной власти // Сов. гос-во и право. — 1992. — № 3. — С. 13.

См. Вестник КС РФ. — 1995. — № 5.

Российская газета, 1995, 20 сент.

См. Российское Законодательство X–XX веков. — М., 1991. — Т. 8. — С. 28.

Стучка П. И. Избранные произведения по марксистско-ленинской теории права. — Рига, 1964. — С. 242.

Крыленко Н. В. Судоустройство РСФСР. — М, 1924.

Для характеристики накала страстей в ходе реформ приведем названия нескольких научных публикаций в наиболее авторитетных изданиях.

О реформе в целом см. Бойков А. О судебной власти без иллюзий // Российская Федерация. — 1994. — № 13; Гуценко К., Темушкин О. Реформа, ведущая назад // Российская Федерация. — 1995. — № 8.

О суде присяжных см. Темушкин О. Очередной популистский трюк // Российская Федерация. — 1994. — № 8.

Мы не считаем достаточным вкладом в научную разработку этих проблем дискуссионные статьи, публикуемые в ходе реформы, часть из которых упоминается здесь. Отдельные проблемы разделения властей и места судебной власти рассматриваются в сборнике «Право и власть» (М., 1990), однако им не хватает монографической обстоятельности.

Из работ более близких теме разделения властей и судебной власти можно отметить: Ершов В. В. Статус суда в правовом государстве. — М., 1992; Гуценко К. Ф., Ковалев М. А. Правоохранительные органы — М., 1995.

В частности — в нашей статье «Конституционные проблемы судебной власти» // Вестник Верховного суда СССР. — 1991. — № 7.

Сов. юстиция. — 1992. — № 11–12.

См. проект раздела VII «Судебная власть» в Конституции СССР, подготовленный нашим авторским коллективом (Вестник Верховного Суда СССР. — 1991. — № 2), и упомянутую выше статью в № 7 за 1991 год «Вестника Верховного Суда СССР», в которых предлагалось и обосновывалось решение об отнесении конституционного надзора к функциям Верховного Суда СССР и Верховных судов союзных республик.

Эта мысль не покажется преувеличением, если вспомнить количество публикуемых особых мнений членов КС, за которыми не просматривается усилий к поиску оптимальных, конструктивных, согласованных решений.

В проекте Конституции, подготовленном по инициативе Президента РФ (см. издание Верховного Совета РФ «Проекты Конституций РФ и аналитические материалы», часть I), в ст. 125 предусматривалось создание Высшего Судебного Присутствия Федерации, которое должно было состоять из председателей КС, Верховного Суда и Высшего Арбитражного Суда, их первых заместителей и трех федеральных судей, назначенных Советом Федерации по представлению Президента.

Был определен и круг полномочий Высшего Судебного Присутствия, среди которых и такое, как «рассмотрение дел о конституционности судебной практики».

К сожалению, идея создания ВСП не была воспринята другими проектами Конституции и не нашла развития в научных исследованиях.

Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. — 1993. — Нулевой номер. — С. 19.

Из большого числа публикаций упомянем следующие: Никитинский Л. Конституционный Суд: арбитр, удаленный с поля // Известия, 1994, 29 июня; Бойков А. Арбитр вне игры // Российская газета, 1994, 21 июля; Козырева А. Заработает ли Конституционный Суд // Российская газета, 1995, 19 янв.; Ляшенко Л. Замкнутый круг. Когда же начнет работать Конституционный Суд? // Российская газета, 1994, 9 авг.

Конституционный Суд возобновил свою деятельность в марте 1995 г. Его первые решения от 23 марта 1995 г. по поводу толкования части 4 ст. 105 и ст. 106 Конституции РФ и от 31 июля 1995 г. по чеченским проблемам особого энтузиазма почитателям КС не внушают.

Новые конституции республик в составе РФ предусматривают создание КС (Якутия, Башкортостан, Татарстан и др.).

В этом обращении Президент объявил о намерении введения особого порядка управления, о невозможности сотрудничества с федеральными органами законодательной власти и действовавшим депутатским корпусом, об ограничении полномочий органов представительной и судебной власти по контролю за конституционностью указов и распоряжений Президента и постановлений Правительства.

Напомним, что Указом Президента РФ «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации» прерывалось осуществление законодательной, распорядительной и контрольной функций Съездом народных депутатов РФ и Верховным Советом РФ впредь до создания и начала работы Федерального Собрания. Одновременно предлагалось и Конституционному Суду не созывать заседаний «до начала работы Федерального Собрания».

Уже в ночь на 22 сентября 1993 г. было принято Конституционным Судом его знаменитое заключение, осуждающее акции Президента.

Комментируя это решение, Председатель КС писал, что предложенные Президентом меры «девальвируют в общественном сознании и без того недостаточно укоренившиеся конституционные и общеправовые принципы» (Российская газета, 1993, 23 сент.).

См. Никитинский Л. КС вправе вернуться к своему решению, чтобы поработать над ним более тщательно // Известия, 1993, 25 сент.

См. Судоустройство и правоохранительные органы в Российской Федерации. Учебник. — М., 1996. — С. 36–37.

Научный интерес представляет содержательная дискуссия по поводу суда присяжных в журнале «Век XX и мир» (№ 11, 1988). Большой группе сторонников суда присяжных — Коган, Михайловская, Радутная, Морщакова, Лупинская, Вицин, Сокольский и др. — противостоял в сущности один оппонент, пытавшийся трезво оценить эту идею, — автор этих строк, указывавший на недостатки суда присяжных и такое возможное последствие его введения, как подмена права правосознанием.

Эти аргументы были развиты (со ссылкой на зарубежных исследователей Рональда Уокера — Английская судебная система. — М., 1980 и Ллойда Л. Уайнреба — Отказ в правосудии. — М., 1985) в книге «Истина… и только истина!», составленной из бесед и дискуссий о предстоящей судебной реформе (М., 1990).

В этой книге состав дискуссионеров был существенно расширен, однако единого мнения достичь не удалось.

Сов. юстиция. — 1992. — № 11–12. — С. 22–45.

Бойков А. Д. Проблемы судебной реформы // Сов. гос-во и право. — 1991. — № 4. — С. 5.

Хохряков Г. Идеология судебной реформы или кому будут присягать присяжные // Законность. — 1992. — № 8, а также публикации О. П. Темушкина, К. Ф. Гуценко, Л. Д. Кокорева и др.

Дашков Г. В. На чужом опыте // Юридическая газета, 1992, №№ 25–26.

Дементьева Л. Суды присяжных будут состоять из одних безработных? // Правда, 1993, 13 нояб.

Мельников П. Суд присяжных вводить преждевременно // Сов. юстиция. — 1993. — № 17. — С. 10.

См., в частности, Ларин А. Атака на судебную реформу // Известия, 1992, 21 янв.

Известия, 1993, 27 окт. 114

См. проект Закона «Об устройстве и полномочиях судебной власти», подготовленный учеными НИИ проблем укрепления законности и правопорядка, ст. 15, ч. 1 // Сов. юстиция. — 1992. — №№ 11–12. — С. 34.

Концепция судебной реформы в РФ. — М., 1992. — С. 84–85.

Теория доказательств в советском уголовном процессе. Часть общая. — М., 1966.

Бабенко А., Черкасова Н. Суд должен проявлять активность при сборе доказательств // Сов, юстиция. — 1993. — № 12. — С. 1.

Цыкунов И. Присяжное шоу для иностранцев // Общая газета, 1994, № 14.

По этому делу научным сотрудником НИИ при Генеральной прокуратуре РФ и прокурором одного из управлений Генеральной прокуратуры РФ, присутствовавшими на суде, составлена справка, выводы которой не расходятся с оценками журналиста Цыкунова.

Эта часть постановления Пленума как весьма спорная, подробно анализируется в статье Ю. Кореневского «Прав ли Пленум Верховного Суда РФ?» (Законность. — 1995. — № 4. — С. 23–25).

Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. — М., 1995. — С. 488–492.

Постановление № 2 Пленума Верховного Суда РСФСР «О некоторых вопросах, связанных с применением судами уголовно-процессуальных норм, регулирующих возвращение дел для дополнительного расследования» от 17 апреля 1984 г. в редакции от 21 декабря 1993 г.

Уже зная об этих «достижениях» реформы, публиковали свои критические статьи о суде присяжных видные юристы. См.: Гуценко К. Ф., Темушкин О. П. Pеформа, ведущая вспять // Российская Федерация. — 1995. — № 8; Темушкин О. П. Очередной популистский трюк // Там же. — 1994. — № 8; Даев В. Г., Лукашевич В. З. и др. За повышение эффективности уголовного судопроизводства в борьбе с преступностью // Вестник Санкт-Петербургского университета. — 1995. — Сер. 6. — Вып. 2. — С. 78–89.

Любопытно, что формализм в решении вопроса о допустимости доказательств, присутствующий в некоторых проектах УПК РФ, не встречает поддержки даже со стороны американских юристов, на которых слишком охотно ориентируются некоторые наши реформаторы.

Так, Департамент юстиции США в своих замечаниях на проект УПК МЮ РФ отмечает: «Проект Кодекса исключает все доказательства, добытые с нарушением закона об уголовной процедуре. Такой подход слишком строг и необязательно служит защите граждан… Американские суды придерживаются более гибкого подхода» (июль 1955 г.).

См. Российская юстиция. — 1955. — № 8. — С. 4.

В 1995 году обобщали работу суда присяжных Воскресенский В. В., Конышева Л. П., Левакова Э. Н.

Отмечено, что если за 1994 год судами с участием присяжных было рассмотрено 258 дел на 377 человек, то за 1995 — соответственно 376 дел на 628 человек.

В 1995 году значительно увеличилось число приговоров судов присяжных, отмененных Верховным Судом РФ: оно составляет 65 по сравнению с 31 в 1994 году. Одна из основных причин отмены приговоров носит весьма специфический для отечественной процессуальной системы характер, ранее ей неведомый — ошибки в постановке вопросов присяжным заседателям.

Мельников С. Пир во время Чечни // Российская юстиция. — 1995. — № 9.

См.: Эдгар Чепорнов, Богат и невиновен? // Аргументы и факты. — 1955. — № 48.

Заключение готовили: А. Д. Бойков, А. Б. Соловьев, Е. И. Конах, Ю. А. Кореневский.

См. проекты УПК РФ, опубликованные в 1994 году (кроме проекта УПК, подготовленного НИИ Прокуратуры РФ).

Такое решение предложено в отдельных проектах УПК РФ.

Конституционный Суд РФ своим решением от 27 марта 1996 г. признал неконституционной практику ограничения права выбора обвиняемым защитника и, следовательно, недопустимость распространения ст. 21 Закона РФ «О государственной тайне» на адвокатов. Федеральному Собранию РФ предложено внести необходимые уточнения в действующее законодательство.

См. ст. 22 Федерального Закона РФ от 6 декабря 1994 г. «Об основных гарантиях избирательных прав граждан Российской Федерации». То же в ст. 44 Закона «О выборах депутатов Государственной Думы ФС РФ» от 21 июня 1995 г.

Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. — М., 1955.

Чтобы не приводить огромного списка научных публикаций по проблеме судейской независимости, включая ее нравственные аспекты, сошлемся на несколько крупных работ: Настольная книга судьи. — Гл. I. — M., 1972; Воспитательная роль советского правосудия. — М., 1982; Эффективность правосудия и проблема устранения судебных ошибок. — Т. II. — Гл. VI, VII. — М., 1975; Рахудов Р. Д. Независимость судей в советском уголовном процессе. — М., 1972, и др.

Постановлением Конституционного Суда РФ от 28 ноября 1996 г. ст. 418 УПК в части возложения на суд обязанности возбуждения уголовного дела и формулирования обвинения признана противоречащей Конституции РФ // Российская газета, 1996, 6 дек.

См. Ершов В. Альтернативное судопроизводство — первые шаги // Сов. юстиция. — 1993. — № 2.

Критика тенденции упрощения процессуальной формы и отказа от принципа коллегиальности остро звучала в докладе «Идеология и реалии судебно-правовой реформы» на конференции НИИ Прокуратуры РФ 14 мая 1993 г.

Этого права выбора обвиняемый лишен Законом от 21 декабря 1996 г. Количество составов преступлений, допускающих единоличное рассмотрение, оказалось, по подсчетам некоторых авторов, — 332.

См. раздел «Законность в правоохранительной деятельности» в кн. «Состояние законности в Российской Федерации (1993–1995 гг.)». — М., 1996, а также: Демидов И. Ф. Проблема прав человека в российском уголовном процессе. — М., 1995. — С. 62–64.

См., напр., выступление народного судьи Дигтярука Л. в «Российской газете» от 28 марта 1996 г. со статьей «Не жестокость, а справедливость — основа правосудия». Автор в воинственно-агрессивной форме клеймит позором тех, кто не согласен с его «твердым убеждением» в необходимости отказа от нижнего порога санкций.

Известия, 1996, 15 марта.

См.: Корольков И. Не пойман — не вор. Но и не судья // Известия, 1995, 27 дек. 163

См. Постановление КС РФ по делу о проверке конституционности п. 3 ст. 16 Закона о статусе судей в РФ // Российская газета, 1996, 19 марта.

См. Постановление КС РФ по делу о проверке конституционности положения частей первой и второй статьи 18, ст. 19 и ч. 2 ст. 20 Федерального закона от 8 мая 1994 г. «О статусе депутата…» // Российская газета, 1996, 29 февр.

Ельцин Б. Нет задачи важнее, чем утверждение в нашей стране авторитета права. — Ежегодное послание Федеральному собранию // Российская газета, 1995, 17 февр.

Из Указа Президента «О неотложных мерах по реализации федеральной программы РФ по усилению борьбы с преступностью на 1994–1995 гг. // Российская газета, 1994, 1 апр.

См. Бойков А., Скуратов Ю. Пояснительная записка к проекту УПК РФ НИИ проблем укрепления законности и правопорядка. — М., 1994.

В основу этой главы частично положен доклад автора на объединенной конференции Криминологической ассоциации и Координационного бюро по проблемам уголовного процесса и судоустройства в Институте проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ 18 мая 1994 г. по теме «Социально-правовые проблемы защиты жертв преступлений». Доклад и принятые на конференции рекомендации опубликованы в сборнике научных трудов «Судебная реформа и проблемы уголовного судопроизводства» (М., 1995).

Очерк истории этики — М., 1969. — С. 37–38.

Слово патриарха Алексия // Известия, 1991, 15 янв.

Землюков С. В. Преступный вред: теория, законодательство, практика. Автореферат докторской диссертации. — М., 1993.

Ельцин Б. О действенности государственной власти в России // Российская газета, 1995, 17 февр.