Глава II. Необходимость реформ

Общество на протяжении 70-ти лет не стояло на месте: формировалось социалистическое право, вырабатывалась концепция социалистической законности, формировался на основе новой политической и правовой идеологии профессиональный судебный корпус. Постепенно создавалось то, что в правовой науке именуется профессиональной этикой юристов, правовой культурой и культурой правосудия. Было осознано значение процессуальной формы для отправления правосудия и разработано неплохое процессуальное законодательство, призванное обеспечить «объективность, всесторонность и полноту» исследования обстоятельств каждого дела, возможности для вынесения законного, обоснованного и справедливого решения.

Несмотря на все это, объявляется о необходимости коренной судебной реформы, о поисках способов оторвать суды от бюрократической системы, очеловечить их идеями гуманизма, справедливости, профессионального долга и чести. Не продиктованы ли эти призывы преувеличением пороков современного отечественного правосудия? Или столь сильны пережитки «революционного правосознания» судей, что позволяют им как и прежде в отдельном человеке видеть не более, чем винтик сложной государственной машины, а главным критерием судебной истины, как и укоренившейся морали считать соответствие ее «интересам построения коммунизма»?

Чтобы снять возникающее сомнение, посмотрим, как обосновывается проведение судебной реформы в России.

Справедливость требует отметить, что необходимость судебно-правовой реформы была осознана уже в начале перестройки, когда КПСС еще оставалась единственной «руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций» (ст. 6 Конституции СССР 1977 года), объединяющей по сути в своих руках власти законодательную, исполнительную и судебную.

В резолюции XIX Всесоюзной конференции КПСС (июнь 1988 г.), принятой по докладу ее Генерального секретаря «О ходе реализации решений XXVII съезда КПСС и задачах по углублению перестройки», содержался ряд принципиально важных положений, заставлявших по-новому взглянуть и на нашу правовую действительность (до этого были в основном рапорты об успехах в деле укрепления законности, борьбы с преступностью, расцвете социалистической демократии), и на состояние правосудия.

«Ключевое значение, — отмечалось в резолюции конференции, — имеет (разграничение функций партийных и государственных органов и возрождение полновластия Советов снизу доверху. Вместе с реформой судебной системы и других институтов, обеспечивающих правовое регулирование взаимоотношений между государством и гражданами, охрану политических, экономических, социальных и личных прав общества, это направлено в конечном счете на завершение создания социалистического правового государства, в котором высшим принципом будет безусловное подчинение всего и всех закону» 27.

Это положение ценно признанием того, что права граждан обеспечены не в полной мере (до этого официальная пропаганда исходила из тезиса о том, что социалистическая демократия, как демократия высшего типа, отличается от лживой буржуазной демократии тем, что все права и свободы граждан СССР, провозглашенные Конституцией, надежно гарантированы). Но здесь же содержится и очередная большая ложь о том, что социалистическое правовое государство уже в основном построено и лишь нуждается в завершении. Диссонансом этому утверждению звучит призыв той же резолюции «радикально пересмотреть уголовное, административное, процессуальное и исполнительно-трудовое законодательство. Первостепенное внимание необходимо уделить правовой защите личности, упрочить гарантии осуществления политических, экономических прав и свобод советских людей» 28.

Читатель в недоумении: где мы находились к середине 1988 г. — на этапе завершения построения правового государства или в начале пути?

Далее в резолюции предлагалось повысить роль суда в системе социалистической демократии путем укрепления его авторитета и независимости, обеспечения гарантий состязательности и гласности, соблюдения презумпции невиновности, недопустимости обвинительного уклона; укрепить независимость прокуроров, расширить участие защитников в предварительном следствии и в судопроизводстве, пойти на увеличение числа народных заседателей — при рассмотрении в суде наиболее сложных дел 29.

Судя по этим установкам, это пока еще было началом движения в направлении к нормальным, цивилизованным человеческим отношениям, к правовому государству. Да и было ли это действительным стремлением руководства КПСС, или это было призывом к очередной кампании, связанной с имитацией борьбы за нечто качественно новое в системе права и правосудия. Второе предположение кажется убедительным, — ведь в Резолюции XIX партконференции не ставился вопрос о коренных преобразованиях юстиции, скажем, о создании независимой судебной власти, о ее переориентации на защиту гражданского общества и прав личности, о расширении судебной юрисдикции и проч.

Эти вопросы будут поставлены несколько позже. С развитием гласности и «плюрализма мнений» начнет стремительно нарастать критика и КПСС, и социалистического государственного монстра со всеми его «вещественными атрибутами» в виде армии, органов госбезопасности и репрессивной правоохранительной системы. Все отчетливее станут раздаваться голоса, изобличающие суд как прислужника политической системы, выполняющего навязанные ему задачи по защите «революционных завоеваний» и борьбе с преступностью. Выполнение первой из них, как мы видели, превращало суды в орудие политических репрессий, выполнение второй с неизбежностью толкало суды на позиции обвинительного уклона. И в первом, и во втором случаях цель установления истины и обеспечения справедливости отступали под натиском других целей — целей «государственного масштаба». Приемы судебного познания приспосабливались к их достижению. Права и интересы отдельной личности оказывались второстепенными. Этот порок социалистического правосудия осознавался представителями отечественной правовой науки и первое тому доказательство — не утихающие на протяжении многих лет активные споры по поводу сущности и условий реализации принципа презумпции невиновности 30, а также споры о характере истины, устанавливаемой судом, о чем речь пойдет ниже.

В «Концепции судебной реформы в Российской Федерации», представленной Президентом РСФСР и одобренной Верховным Советом РСФСР 24 октября 1991 г. на основе обобщения критических материалов о деятельности судов, прокуратуры, органов дознания и предварительного следствия, делается вывод о кризисе юстиции в России. Отмечается ее несостоятельность 31 в деле охраны законности и правопорядка, что выражается в неспособности сдерживать рост преступности, низком профессиональном уровне работы 32, подмене цели защиты общества от преступлений целью борьбы с преступностью 33. Подчеркивается идеологизация юстиции, ее ориентация на интересы государства и негуманность, обвинительный уклон судей, кадровый голод, нищенское материально-технической обеспечение присутственных мест и т. д. и т. п. 34.

Эти выводы и оценки в какой-то мере можно было бы подтвердить результатами социально-правовых исследований в СССР в последние два десятилетия, предшествовавшие перестройке 35.

Реформы, как видим, назрели.

Синдром политизированного правосознания имеет свои пики реальных проявлений, совпадающие с общественными катаклизмами, обострениями политической борьбы в обществе. В этих случаях увеличивается, как правило, количество политических процессов и сомнительных с точки зрения объективной истины приговоров. Но всегда остается и общеуголовная, не имеющая политической окраски, преступность, и гражданско-правовые конфликты.

Было бы недопустимой натяжкой переносить политические факторы, уводящие суд от поисков истины, на всю судебную практику, как это делают некоторые авторы, разгоряченные собственной смелостью в критике «порочного правосудия». Так, основываясь на умозрительной оценке терминологического и понятийного аппарата, используемого законодателем в УПК РСФСР, некто Е. Мизулина поставила себе целью доказать и «доказала», что вся судебная деятельность советского периода не может быть отнесена к правосудию, ибо опиралась на принцип, противоположный презумпции невиновности 36. Автора не смущает тот исторический факт, подтверждаемый судебной статистикой и специальными исследованиями 37, что суды в СССР в целом, хотя и не на очень высоком уровне, но все же справлялись с задачей по разрешению гражданских споров и общеуголовных дел, особенно в десятилетия последовавшие за реформой 1958 г. И если здесь допускались отступления от закона и правды, то в относительно ограниченных масштабах, и диктовалось это далеко не всегда идеологическими установками партии и государства, а чаще совсем другими факторами. Эти факторы достаточно убедительно указывались в специальной литературе, упомянуты они в «Концепции судебной реформы»: профессиональная некомпетентность, коррупция, карьеристские соображения, толкающие судей и органы расследования на обеспечение «благоприятных» показателей, и т. п.

Это — факторы постоянного действия, не зависящие от государственного устройства и господствующей политической идеологии. С ними приходится считаться и в России, и в Италии, и в США. Их действие тем очевиднее, чем глубже нравственная деградация общества, чем ниже уровень правовой культуры юридических кадров, чем в большей степени общество и власти подвержены правовому нигилизму.

Заслуживает в этой связи отражения в криминальной хронике нашего времени дело Михасевича Г. М. и сопутствующих ему событий в судебно-следственной практике Витебской области бывшей Белорусской Советской Социалистической Республики.

Сексуальным маньяком Михасевичем (предшественник не менее известного ростовского суперманьяка конца 80-х годов Чикатило) на протяжении ряда лет в семидесятые годы была совершена серия зверских преступлений, связанных с нападением на женщин, глумлением над ними и их убийством. Нет нужды говорить о том, как были встревожены жители региона, подняты на ноги соответствующие службы милиции и прокуратуры. На след преступника долго выйти не удавалось, а преступления столь же дикие продолжались, число жертв достигло нескольких десятков.

Появились подозреваемые, которые в кабинете некоторых ретивых следователей не замедлили «сознаться», появились суровые приговоры, а преступления продолжались, пока не удалось задержать подлинного преступника 38.

Из числа уголовных дел, спровоцированных преступлениями Михасевича, можно назвать дела Бакулина Ю. Ф., Францевича М. И., Мацкевича В. В., Орла Н. А., Идамова О. В., Горелова В. А. и др., обвинения против которых, завершавшиеся, как правило, обвинительным приговором, строились на противоречивых признаниях обвиняемых, полученных в результате грубейших нарушений правил расследования.

Одним из таких сфабрикованных дел было дело Терени Н. С. и Кадушкиной Л. В., рассмотренное в феврале 1980 г. Витебским областным судом (задолго до разоблачения Михасевича). Оба они, ранее неоднократно судимые, вновь совершили несколько квартирных краж и, будучи задержанными за эти кражи, сознались спустя некоторое время в убийстве учащейся ГПТУ Ш. с целью ограбления (знал следователь, кому «навесить» нераскрытое убийство!).

На предварительном следствии показания обвиняемых были противоречивыми и путаными, признания сменялись отрицанием вины, вразумительно объяснить, какие вещи потерпевшей ими присвоены в результате ограбления и куда эти вещи делись, обвиняемые не могли.

В судебном заседании Кадушкина продолжала «признаваться» и изобличать Тереню. Тереня, оспаривая обвинение, просил о новом расследовании дела.

Адвокаты-защитники в судебном заседании говорили нечто невразумительное о смягчающих вину обстоятельствах.

На приговор, которым Кадушкина была осуждена к 15 годам лишения свободы, а Тереня — к высшей мере, защитник Кадушкиной жалобу не подал. В своей кассационной жалобе в интересах Терени адвокат просит о смягчении наказания, учитывая, что Тереня «чистосердечно признался» и что убийство было совершено по инициативе Кадушкиной. Вот такая жалоба адвоката подшита рядом с жалобой самого осужденного, который продолжает оспаривать обвинение и подробно объясняет почему «сознавались» и он, и его соучастница.

Этот приговор будет отменен по протесту прокурора лишь спустя шесть лет после того, как Тереня за деяние, им не совершенное, будет расстрелян, а его подруга отбудет более трети срока заключения в ИТК.

Какими словами характеризовать работу профессиональных юристов по этому делу? Ясно, что оперативные работники милиции и следователи, выбивая признание у невиновных, действовали из чисто карьеристских соображений — отрапортовать о раскрытии тяжкого преступления. А судьи и государственный обвинитель? Они скажут потом, что были введены в заблуждение доказательствами, собранными предварительным следствием. Но это — неубедительные объяснения. Натяжки следствия, его пробелы, процессуальные нарушения были видны невооруженным глазом. Не была проявлена элементарная добросовестность в изучении материалов и в их проверке на судебном следствии.

Преступная небрежность была проявлена адвокатами. Обязанность анализировать доказательства, обсуждать и согласовывать позицию по делу с подзащитным, использовать все указанные в законе средства и способы защиты для оправдания обвиняемого или смягчения его ответственности — это элементарные нравственные и правовые требования к профессии, хорошо известные любому стажеру в адвокаты. Не о компетентности здесь должна идти речь, а скорее о нежелании напрягаться, лени, стимулируемой бесконтрольностью и безответственностью.

Какими бы ни были формы устройства суда, они не должны заслонять от нас таких важных гарантий правосудия и справедливости, как совесть судьи, его профессионализм и сознание реальной индивидуальной ответственности за принимаемые решения. Если не перед людьми, то хотя бы перед Богом.

А пока стоны жертв правосудия не утихают. Они подобно пеплу Клааса стучат в сердце, все так же безнадежно и бесперспективно.

Это значит, что проблема совершенствования условий судебного познания и ослабления действия негативных факторов в правосудии остается. Остается надолго и является стимулом как фундаментальных научных исследований, так и поиска оптимальных решений, связанных с судебно-правовой реформой в нашей стране.

Если попытаться суммировать причины, вызнавшие недовольство общественности социалистическим правосудием, передавшиеся затем и высшим органам государственной власти, то они, на наш взгляд, могут быть представлены следующим образом.

Прежде всего — это политическая ангажированность органов правосудия, их подчинение партийному диктату. Это обеспечивалось не только идеологически (партия — направляющая сила, ум, честь и совесть эпохи), но и организационно. Независимо от способа комплектования судейского корпуса (выборы населением или Советами), отбор и расстановка кадров осуществлялась партийными органами. Этот порядок был неукоснителен и безусловен.

В порядке вещей было вмешательство партийных органов и в рассмотрение конкретных дел, если эти дела представляли интерес в идеологическом плане или привлекали внимание партийных функционеров по иным, нередко личным причинам. Социологические исследования, проведенные в 70-х годах путем анонимного опроса судей, подтверждали, что в числе субъектов незаконного воздействия на них при отправлении правосудия на первом месте были партийные органы, далее шла пресса, руководители хозяйственных предприятий, от которых суды находились в определенной материальной зависимости, отдельные заинтересованные лица 39. Судьи не только указывали на такие воздействия, но и связывали с ними незаконные решения.

Уход КПСС с политической арены и попытка реализации идеи разделения властей не привели к заметному укреплению судейской независимости от иных ветвей власти: усилился диктат Советов и постепенно заменявших их иных органов местной власти и управления, а также отдельных депутатов. Телефонное право дополнилось мегафонным 40.

Конституционный Суд, созданный как «высший орган судебной власти по защите конституционного строя» (ст. 165 Конституции РФ 1978 г. с последующими дополнениями) впал в спячку, как известно, после октябрьских событий 1993 г. Главной причиной была его неспособность противостоять влияниям политических давлений со стороны как Верховного Совета РФ, так и президентской команды.

Следующей важной причиной, требовавшей реформирования суда, была его дегуманизация, сформированная влиянием искаженной шкалы социальных ценностей. Приоритетная задача защиты «революционных завоеваний», понимаемых как создание условий для построения коммунистического общества, отодвигала интересы отдельной личности на второй план. Права человека не стали ядром социалистической правовой системы, ориентированной прежде всего на охрану государственной и общественной собственности. Гарантии прав личности в судопроизводстве оказались скорее достоянием теоретических исследований процессуалистов, нежели практики правоприменения.

Стремление органов предварительного следствия и суда хорошо выглядеть с точки зрения вклада в дело борьбы с преступностью, вело к бюрократизации и формализму. Преступления стали укрываться от учета; возбужденные уголовные дела охотно прекращались по «нереабилитирующим основаниям» или приостанавливались и сдавались в архив «за неустановлением виновного». Доказывание на предварительном следствии и в суде стало все чаще преследовать цель не установления истины, а изобличение «виновного». Отсюда — распространение обвинительного уклона и решений, «правильных по форме и издевательских по существу».

В крайне неблагоприятных условиях формировался судейский корпус. Несмотря на то, что малограмотные выдвиженцы в числе судей постепенно сменялись дипломированными юристами, в целом их профессиональный уровень оставался крайне низким. Объясняется это падением престижа профессии. Унизительные условия труда в неприспособленных бедных помещениях, нищенская заработная плата при значительной нагрузке постепенно вымывали из судейского корпуса способных и социально-активных специалистов. На смену им шли малоперспективные выпускники юридических школ и вузов, секретари судебных заседаний, несостоявшиеся юрисконсульты и адвокаты. Многими из них меры по повышению независимости и самостоятельности вполне естественно были восприняты как дополнительные условия для служебных злоупотреблений и бесконтрольности, что не способствовало росту профессионализма и культуры кадров. На прошедших двух Всероссийских съездах судей (октябрь-ноябрь 1991 г. и июнь 1993 г.) проблема состава судейского корпуса в целом и профессиональной культуры судей звучала достаточно остро. В отчетном докладе Совета судей РФ второму Всероссийскому съезду судей говорится:

«Во исполнение решений I Съезда были проведены региональные конференции, избравшие членов Совета судей РФ. В марте 1993 г. Совет собрался на свое первое заседание. К этому времени судейский корпус находился на грани развала, происходил массовый уход судей. В каждом регионе лежали десятки заявлений об увольнении, а желающих стать судьей практически не было. Ослабление судейского корпуса, происходившее на протяжении ряда лет, могло привести к полной неспособности выполнять обязанности по защите прав и интересов граждан».

Далее в докладе подчеркивается, что хотя отток судей приостановлен (последствия принятия закона «О статусе судей в РФ»), но судейский корпус «далек от совершенства. Среди судей есть люди случайные и недобросовестные, безответственные, от которых необходимо избавляться» 41.

За последний год, — сообщает газета «Известия», — по порочащим основаниям прекращены полномочия 45 судей. Несколько судей привлечено к уголовной ответственности. Эта информация содержится в статье «Зреет скандал: министр внутренних дел России составляет списки «неблагонадежных» судей» 42.

В тот же день «Российская газета» публикует материал, который дает основания для вывода о том, что вовсе не министра надо клеймить позором. Многие судьи, воспользовавшись бесконтрольностью, начали освобождать из-под стражи в период расследования дела лиц, совершивших тяжкие преступления. «С начала этого года уже ста одиннадцати главарям и «активистам» бандформирований смягчили меру пресечения и выпустили из-под стражи… Налогоплательщики верят слухам: будто бы суммы, затраченные на свободу уголовного лидера раз в несколько превышают размер официального залога» 43. Свобода, обретенная неправедными путями, используется для совершения новых преступлений. На судейский корпус (речь идет ведь не о единичных примерах) ложится подозрение в коррумпированости и мафиозных связях, что, естественно, никак не способствует созданию репутации справедливого и неподкупного правосудия.

В печати не раз отмечалось, что и численньй состав судейского корпуса в России нельзя признать нормальным. В пересчете на 10 тыс. населения количество судей в России в несколько раз меньше, чем в странах Западной Европы.

В 1993 г. в Российской Федерации было штатных единиц судей 14 тысяч. При этом вакантных, не занятых единиц — 1068 в низовом звене судебной системы и 338 — в вышестоящих судах.

В первом полугодии 1994 г., на девять миллионов населения столицы России причиталось 450 судей, из них 92 единицы, т. е. более 20%, оставались вакантными. И это в условиях многократного роста преступности и резкого увеличения гражданско-правовых споров, вызванных переходом к рыночным отношениям.

Идет процесс постоянного обновления судейского корпуса. В нем преобладают лица с небольшим стажем юридической работы. Отсутствие профессионального опыта и большие перегрузки в работе отнюдь не способствуют повышению качества правосудия.

В марте 1994 г. прошел III внеочередной Всероссийский съезд судей. На нем, как и прежде, отмечалась неукомплектованность судейского корпуса, большая текучка секретарей и судебных исполнителей — материально наиболее бедствующей части служителей судебной системы.

Появилась и разрослась до опасных пределов новая в России проблема — проблема безопасности судей. Независимость и неприкосновенность судей гарантированные законом, оказались иллюзорными. Нападение на судей, шантаж, угрозы со стороны преступных группировок становятся заурядным явлением.

В своем обращении к Президенту России от 25 марта 1994 г. судьи как главную проблему излагают просьбу об обеспечении их личным огнестрельным и газовым оружием, о создании службы охраны судей 44.

Просьба услышана. 22 марта 1995 г. принят Закон о государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов 45.

Но остается вопрос: будет ли надлежащим образом исполнен этот закон, требующий существенных организационных усилий и материальных затрат. Или и впредь будут нарастать условия, влекущие к развалу нашего хлипкого судейского корпуса.

Увы, это не единственный вопрос, рождаемый вялотекущей судебной реформой.

На протяжении всего периода существования социалистического правосудия сфера судебной юрисдикции была крайне ограниченной. Многие возникавшие конфликты в области трудовых, жилищных, имущественных отношений не могли быть рассмотрены судом, — на них распространялась официально или неофициально юрисдикция Советов, органов управления, партийных комитетов. Незаконные решения этих органов, ущемлявшие права граждан, не контролировались ни судом, ни иными правоохранительными органами. Отсюда вытекала еще одна важная причина судебной реформы — необходимость повышения социального престижа правосудия, превращение суда в универсального гаранта прав граждан путем расширения судебной юрисдикции.

Крушение перестройки и отказ от идеи строительства «социализма с человеческим лицом» привело к осознанной смене экономического уклада через реформы. В России начался процесс принудительно-добровольного разгосударствления собственности на орудия и средства производства. Под сенью государственного протекционизма создается класс собственников, столь тщательно уничтожавшийся тем же государством на протяжении нескольких поколений. Круто меняются идеологические представления о целях общественного развития, о назначении государства и его институтов.

Появляются глубинные причины судебно-правовой реформы, неведомые на начальном этапе перестройки. Суду предстоит обслуживать рыночную экономику, в центре которой уже не перспектива всеобщего благоденствия, а отдельный человек с его эгоистическими интересами. Реформы в области экономики неизбежно влекут реформирование политической надстройки.

Конституция РСФСР путем поправок и дополнений превращается в Конституцию РФ. Незыблемой основой конституционного строя России становятся «народовластие, федерализм, республиканская форма правления, разделение властей» (из ст. 1 Конституции РФ, действовавшей до 12 декабря 1993 г.). Новая Конституция РФ, одобренная всенародным референдумом, в ст. ст. 10 и 11 выделяет в составе государственной власти три самостоятельных ветви — законодательную, исполнительную и судебную, осуществляемые Президентом, Федеральным Собранием, Правительством и судами Российской Федерации. Можно констатировать, что конституционные основы для формирования суверенной Судебной власти налицо. Остается уяснить, что представляет собой для нашего своеобразного общества и государства Судебная власть с помощью каких реформ удастся ее создать.

Итак, устранение перечисленных главных пороков нашей судебной системы и правосудия осознается в качестве основной Цели судебной реформы. Результатом ее должно было стать формирование судебной власти как одной из трех ветвей власти в государстве, создание гарантий подлинной судейской независимости, определение судебной защиты прав граждан как приоритетной задачи правосудия, преодоление бюрократизма и дегуманизации судейских учреждений путем новых критериев отбора и оценки судейских кадров, расширение судебной юрисдикции. Кажется, по поводу таких целевых установок реформы в юридической литературе не было существенных разногласий.

Разногласия появились при определении способов достижения этих целей, которые вылились в острые дискуссии о концепции реформы, ее идеологии и конкретных путях реализации.