10.

Значит, повторяю, надо высвободить место в описываемом мире (а описываемый мир нужно знать), высвободить в нем место для меня с моим действием, и с моим мышлением, и с моей полной чувств душой, которая сама должна быть событием в мире, а она может быть событием и мире, а может и не быть.

Не может быть склонности к добру, т. е. к чему-то, что само собой будет действовать так, как будто оно уже у нас есть и действует, и мы уже можем специально о нем и не помнить. Ибо добро, по глубокому ощущению Канта, должно специально делаться с имением силы на это или внутреннего состояния. А внутреннее состояние есть то, что Кант в своих естественнонаучных занятиях вытаскивает и превращает в проблему формы.

Давайте известную нам оппозицию, парную категорию форма - содержание выразим так: разбив слово "содержать" или "содержание" дефисом, чтобы почувствовать, что такое в действительности форма. Форма - это то, что со-держит. Так же как хорошо скованный обруч содержит. Форма есть некоторое со-пряжение или напряжение такое, что оно может держать. То, что держится,- то и будет со-держанием.

Так вот, добро, оказывается, есть такое содержание, которое должно со-держать. Ибо мы ясно понимаем тогда, что такое зло в метафизическом смысле слова, в философском смысле того, что мы можем понять нашим духовным ощущением. Зло - это просто предоставление себя стихийному ходу дела, потоку. Распущенность. И для Канта важно преодоление этой склонности, потому что предоставление чего-то стихийному ходу есть склонность или изначально злое, присущее человеческой природе. Если мы начинаем говорить в этой связи о форме и о духовном ощущении, которое форму схватывает, и о том, что форма должна держать, то мы явно не имеем в виду просто психологические качества человека, которые, как картофелины в мешке, лежали бы в его душе и были бы, таким образом, ей свойственны. Но поскольку у нас тот язык, который есть, мы только так можем говорить. То же самое выражает Кант, и лишь из конкретного текста рассуждением мы можем восстановить иное, что есть нечто изначально злое в человеке. А что такое изначально злое в человеке? Конечно, не злоба в психологическом смысле слова, не агрессия, как мы могли бы понять из науки этиологии о человеке, перенеся на него то понимание, которое достигается путем наблюдения за животными. Это наблюдение многое позволяет понять, но все-таки не то, чем занят Кант.

Таким образом, есть эта наша наклонность ко злу, ну, хотя бы потому, что человек слаб и не выдерживает духовного ощущения, или чувствования идей, или философствования, что одно и то же. (Обратите внимание на оттенок: я говорю - философствование о чем-то, что является элементом жизни, а не теории. Вот когда мы что-то со-держим, это предполагает духовное ощущение и тем самым предполагает, что мы проделали, знаем мы об этом или не знаем, акт философствования.)

Так вот, преодолеть склонность, которая, например, просто вызывается усталостью, нашей человеческой и природной невозможностью неопределенно долго пребывать в состоянии большого напряжения,- мы естественным образом сделать это не можем. А то, как мы это делаем, и описывается понятием формы, т. е. здесь понятие формы определяется как нечто отличное от естественного. Итак, для преодоления нашей наклонности к злу недостаточно ни собственных сил человека как природного

существа в смысле его психологических побуждений, порывов, намерений, ни усовершенствования социального строя. Кантовская мысль движется по острию ножа между двумя вещами, которые она одинаково отвергает, с одной стороны, это то, что мы в себе сознаем, и то, чего мы не можем не любить, сами себе угождая, а именно наши возвышение состояния души, прекрасные намерения, добрые порывы и их психологический знак (т. е. "добрый" - я же чувствую, сознаю, что он добрый! - и этого достаточно, чтобы считать себя добрым). Но это все пустое, считает Кант, если нет формы. Только на форме все может держаться, а не на наших намерениях, порывах (намерения в смысле порывов быть храбрым, быть добрым, т. е. некие потуги, осознаваемые в себе в терминах "добро" и т. п.). Так этого всего недостаточно. И то, что коррегирует это, то, что не может держаться на психологии, а может держаться на чем-то другом, вот то другое, на чем это держится, есть то, что Кант будет всегда называть формой. А пока мы имеем дело с кантовской интуицией формы. Он понял, что только нечто, "как таковое", "само по себе", нечто со-держащее, и может называться формой, в том числе и в теоретических проблемах. Это и форма мира или мир как форма, как связанность, внутри которой мы находимся (а мы находимся внутри), потому что о чем, как не о мире, мы можем говорить, если случилось соединение. Следовательно, мы всегда внутри.

Другая сторона прохождения по острию ножа - это внешняя сторона. Значит, психология - это внутреннее, этого нам недостаточно, чтобы быть добрым. А есть еще объективные или видимые опоры. Это, например, устройство общественной и социальной жизни вокруг меня или устройство вовне в виде некоторого усовершенствованного социального строя. Ну, буквально с первых шагов юноши Канта можно видеть, что его мысль оформляется как нечто увиденное им в противоположность этому расхожему и до сих пор господствующему представлению.

Значит, повторяю, надо высвободить место в описываемом мире (а описываемый мир нужно знать), высвободить в нем место для меня с моим действием, и с моим мышлением, и с моей полной чувств душой, которая сама должна быть событием в мире, а она может быть событием и мире, а может и не быть.

Не может быть склонности к добру, т. е. к чему-то, что само собой будет действовать так, как будто оно уже у нас есть и действует, и мы уже можем специально о нем и не помнить. Ибо добро, по глубокому ощущению Канта, должно специально делаться с имением силы на это или внутреннего состояния. А внутреннее состояние есть то, что Кант в своих естественнонаучных занятиях вытаскивает и превращает в проблему формы.

Давайте известную нам оппозицию, парную категорию форма - содержание выразим так: разбив слово "содержать" или "содержание" дефисом, чтобы почувствовать, что такое в действительности форма. Форма - это то, что со-держит. Так же как хорошо скованный обруч содержит. Форма есть некоторое со-пряжение или напряжение такое, что оно может держать. То, что держится,- то и будет со-держанием.

Так вот, добро, оказывается, есть такое содержание, которое должно со-держать. Ибо мы ясно понимаем тогда, что такое зло в метафизическом смысле слова, в философском смысле того, что мы можем понять нашим духовным ощущением. Зло - это просто предоставление себя стихийному ходу дела, потоку. Распущенность. И для Канта важно преодоление этой склонности, потому что предоставление чего-то стихийному ходу есть склонность или изначально злое, присущее человеческой природе. Если мы начинаем говорить в этой связи о форме и о духовном ощущении, которое форму схватывает, и о том, что форма должна держать, то мы явно не имеем в виду просто психологические качества человека, которые, как картофелины в мешке, лежали бы в его душе и были бы, таким образом, ей свойственны. Но поскольку у нас тот язык, который есть, мы только так можем говорить. То же самое выражает Кант, и лишь из конкретного текста рассуждением мы можем восстановить иное, что есть нечто изначально злое в человеке. А что такое изначально злое в человеке? Конечно, не злоба в психологическом смысле слова, не агрессия, как мы могли бы понять из науки этиологии о человеке, перенеся на него то понимание, которое достигается путем наблюдения за животными. Это наблюдение многое позволяет понять, но все-таки не то, чем занят Кант.

Таким образом, есть эта наша наклонность ко злу, ну, хотя бы потому, что человек слаб и не выдерживает духовного ощущения, или чувствования идей, или философствования, что одно и то же. (Обратите внимание на оттенок: я говорю - философствование о чем-то, что является элементом жизни, а не теории. Вот когда мы что-то со-держим, это предполагает духовное ощущение и тем самым предполагает, что мы проделали, знаем мы об этом или не знаем, акт философствования.)

Так вот, преодолеть склонность, которая, например, просто вызывается усталостью, нашей человеческой и природной невозможностью неопределенно долго пребывать в состоянии большого напряжения,- мы естественным образом сделать это не можем. А то, как мы это делаем, и описывается понятием формы, т. е. здесь понятие формы определяется как нечто отличное от естественного. Итак, для преодоления нашей наклонности к злу недостаточно ни собственных сил человека как природного

существа в смысле его психологических побуждений, порывов, намерений, ни усовершенствования социального строя. Кантовская мысль движется по острию ножа между двумя вещами, которые она одинаково отвергает, с одной стороны, это то, что мы в себе сознаем, и то, чего мы не можем не любить, сами себе угождая, а именно наши возвышение состояния души, прекрасные намерения, добрые порывы и их психологический знак (т. е. "добрый" - я же чувствую, сознаю, что он добрый! - и этого достаточно, чтобы считать себя добрым). Но это все пустое, считает Кант, если нет формы. Только на форме все может держаться, а не на наших намерениях, порывах (намерения в смысле порывов быть храбрым, быть добрым, т. е. некие потуги, осознаваемые в себе в терминах "добро" и т. п.). Так этого всего недостаточно. И то, что коррегирует это, то, что не может держаться на психологии, а может держаться на чем-то другом, вот то другое, на чем это держится, есть то, что Кант будет всегда называть формой. А пока мы имеем дело с кантовской интуицией формы. Он понял, что только нечто, "как таковое", "само по себе", нечто со-держащее, и может называться формой, в том числе и в теоретических проблемах. Это и форма мира или мир как форма, как связанность, внутри которой мы находимся (а мы находимся внутри), потому что о чем, как не о мире, мы можем говорить, если случилось соединение. Следовательно, мы всегда внутри.

Другая сторона прохождения по острию ножа - это внешняя сторона. Значит, психология - это внутреннее, этого нам недостаточно, чтобы быть добрым. А есть еще объективные или видимые опоры. Это, например, устройство общественной и социальной жизни вокруг меня или устройство вовне в виде некоторого усовершенствованного социального строя. Ну, буквально с первых шагов юноши Канта можно видеть, что его мысль оформляется как нечто увиденное им в противоположность этому расхожему и до сих пор господствующему представлению.