Оценка трансформации

К оглавлению 1 2 3 4 5 6

После краткого периода начального оптимизма, надежд и эйфории, вызванного чувством свободы, смена системы в Венгрии приняла негативный характер. В начале 90-х Розе и Херпфер отмечали, что из всех трансформируемых стран в Венгрии народ менее всех удовлетворен и политическими и экономическими переменами и что здесь наиболее распространена "ностальгия" по прошлому строю [33, 35].

Оглядываясь сегодня назад, легко спрашивать, почему простой человек должен быть счастлив, оптимистичен и удовлетворен вступлением в, возможно, наиболее жесткий период своей жизни, вынужденный адаптироваться ко множеству новых, неожиданных обстоятельств. Конечно, новые условия означали новые возможности и одновременно опасности. Обществоведы (социологи, экономисты, юристы), однако, верили, что коммунистическая система накопила так много проблем (неэффективное производство, концентрация политической власти, злоупотребление законами, взятки, именуемые "благодарностью" и т.п.), что конец этой системы и появление новой должны привести к позитивным последствиям и для простого человека.

Сейчас мы уже знаем, что трансформация влияет на разные крупные социальные группы по-разному на разных уровнях и в разных сферах жизни. Ее интерпретируют по-разному в применении к этим группам. Более того, хотя понятно, что перед лицом спада производства, крупной безработицы, все более заметного роста неравенств простой человек быстро делался обескураженным и разочарованным. Но стоит изучить возможные типичные механизмы формирования оценок перемен системы и их влияния на защищенность индивидов.

1. Основные тенденции удовлетворенности

Важным способом оценки субъективного благосостояния является измерение удовлетворенности, точнее - удовлетворенности разными сферами жизни по шкале от 0 до 10. К сожалению лишь в 1992 г., то есть уже после начала трансформации – такие данные были получены впервые. Было невозможно выявить "настроения системных изменений", имевшиеся, надо полагать, в 1990 г. Косвенно, по выпускам данных о финансовой ситуации индивидов, мы можем заключить (включая и данные за годы до 1990 см. Табл.5), что такие настроения, если и были вообще, могли сохраняться лишь короткое время. По этим данным 51% опрошенных в 1998 г. ждали ухудшения своего финансового положения, в то время как 24% ожидали улучшения. В 1992 г. пропорции были 48 и 15% соответственно. В отношении финансовых условий пропорция оптимистов уменьшилась, а пессимистов выросла. (См. ниже об утверждении, что финансовые параметры - неплохой индикатор общей удовлетворенности и общей оценки системных перемен).

Данные об удовлетворенности жизнью (Табл. 5) позволяют, с одной стороны, утверждать, что есть заметные несоответствия в плане размера удовлетворенности разными сферами жизни. При высоком уровне удовлетворения наиболее близкими связями (семья, родные, коллеги), есть большое недовольство публичной политикой, особенно в отношении экономики. Также многие недовольны финансовыми аспектами жизни (доход, уровень жизни), что указывает на восприятие экономического спада на уровне индивида.

С другой стороны, видно, что – несмотря на относительно стабильные данные по удовлетворенности во времени – в 1999 и 2000 гг. заметны первые признаки улучшения во всех измерениях. Другими словами, на уровне индивидуальной оценки спустя десять лет после смены системы более или менее везде заметно относительно распространенное улучшение. Это весьма важно в плане легитимности трансформации. Мы видим заметное улучшение в терминах нормального функционирования политической системы.

Тем не менее, стоит внимательно посмотреть на факторы длительной негативной оценки трансформации.

2. Ложное понимание демократии, или как простой человек видит демократию.

Эмпирическое исследование как раз накануне трансформации показало, что подавляющее большинство венгров считало неизбежной реформу или/и трансформацию экономической системы. Напротив, думавших так же в отношении политической системы было значительно меньше [22]. Именно факт, что население видело напряженности и застой в сфере "потребления", - основной принцип легитимации после 1956 г., проливал свет на эрозию и шаткость бывшей системы. Замедление реализации этого легитимирующего принципа как раз и вызывало недовольство респонедентов, проявлявшееся в их "голосах" в полевом исследовании и подталкивавшее экономическую реформу с целью расширить потребление.

В исследовании 1990-91 гг. [8], респондентов спрашивали, насколько они связывают различные экономические и социальные явления с концепцией демократии. Среди того, что респонденты считали "весьма связанным" были улучшение экономических условий (57%), большее социальное равенство (50%), больше рабочих мест, меньше безработицы (48), а также контроль государства за банками и крупным частным бизнесом (33%). Кроме того, что можно назвать "правильными" ответами (политические свободы, многопартийность, равенство перед законом), люди показали неверные концепции, которые должны были почти неизбежно привести к разочарованию. Конечно, те же ошибки в таком же масштабе были и у респондентов в других посткоммунистических странах. Единственным исключением была, вероятно, Чехия. Там определение демократии ассоциировалось в гораздо меньшей мере с улучшением экономического положения (37%), большим социальным равенством (26) и сокращением безработицы (20%).

Не удивительно, что в начале 1990-х росло недовольство. Перестройка экономики – рост значения рыночного регулирования – не могла произойти за одну ночь, что и вело к разочарованию ждавших от демократии роста потребления и материального благосостояния. Это разочарование вероятно, усилилось тем, что трансформация на ранней стадии обнаружила негативные черты: безработица появилась до роста социальной защищенности, наполнение рынка росло по экспоненте, но подавляющее большинство людей испытывало уменьшение шансов достичь своих потребительских целей. В целом, люди ожидали, что смена политической системы принесет улучшение экономического положения и поэтому они были обречены на разочарование.

3. Модернизация потребления и материальных ценностей

В русле приведенных рассуждений подчеркнем, что чувство "недопотребления" и напряженности были следствием не только того, что режим Кадара легитимировал себя через относительную свободу потребления – расширенное потребление. Ведь и для новой системы характерен приоритет потребления. Вспомним, что изучение ценностей показало: есть явный рост в ранжировании ценностей, связанных с материальным, финансовым благосостоянием. Приоритет потребления не только характеризует новую систему, но и потребителей в новой системе, поскольку мы можем заметить усиление и рост усвоения материальных ценностей на ранней стадии системной перемены. Отметим, что к началу 90-х, в сравнении с 80-ми, доля материалистов выросла в сравнении с долей постматериалистов, по измерению шкалой Инглхарта [3, 50].

В Венгрии уровень материальных/постматериальных установок в обществе изучался Элемером Ханкиссом и его группой в конце 1970-х в опросе о личных ценностях. Обнаружилось, что выбор материальных ценностей проявлялся намного сильнее. Взятые у Инглхарта наборы 4 или 4+8 вопросов о целях проходили в ряде венгерских исследований в последние годы (опрос Tárki после выборов весной 1990, исследование мобильности Tárki в 1992, Tárki ISSP модуль окружающей среды в 1993, третья ступень Венгерской панели домохозяйств в 1994 г.). Независимо от метода измерения, эти данные, бесспорно, подтверждают, что уровень постматериальных потребностей в Венгрии отстает от уровня материальных.

Для сравнительного анализа недовольства в Венгрии представляет интерес упоминание, что из всех бывших социалистических стран именно Венгрия демонстрировала самую низкую ценность по шкале постматериализма [50].

4. Свобода, защищенность, предсказуемость

Жужа Ферге ввела дихотомию "свобода против защищенности" [10] как возможный способ интерпретации трансформации. В ее анализ выдвинута посылка, что индивиды, – подводя итоги позитивных достижений свободы и негативных следствий потери защищенности - поймут, что в Венгрии перевешивают утраты, негативные последствия потери уверенности, что они сильнее позитивных результатов полученной свободы. Ферге имеет в виду, прежде всего, потерю гарантированных государством прав каждого, а также потерю экзистенциальной безопасности. Но она не считает плоды свободы незначительными. Однако, по ее точке зрения, потеря гарантированных государством прав работника и социальных прав влияет на простого человека столь отрицательно, что он/она в результате выведет негативный итог.

Мы хотел бы добавить еще одно измерение к концепции "защищенности" Ферге. По нашей оценке Ферге слишком акцентирует защиту, гарантируем государством. Этот путь игнорирует другой важный аспект защищенности, который объясняет "болезнь", сопровождающую смену системы – по меньшей мере, как и уход государства из сферы социальной защиты. Мы имеем в виду безопасность нахождения своего путь в повседневной жизни, существование и знание процессов, сущностно важных для жизни (subsistence), а также способность планировать свое будущее. Ибо мы не только и, возможно, не в первую очередь, обретаем чувство защищенности из способности всегда рассчитывать на помощь государства или из возможности добиваться своих гарантированных государством прав, обеспечивающих защищенную жизнь. Защищенность (среди прочего) – это результат знания того, как добиваться поставленных вами целей, способности находить свой путь в повседневной жизни, способности обеспечить уровень жизни, придерживаясь правил и используя возможности.

Сказанное о непредсказуемости покажется неожиданным, поскольку обычно в описаниях тоталитарных систем эти системы внушают беспокойство членам общества именно своей непредсказуемостью [20]. Напротив, демократии западного типа характеризуются предсказуемостью. Мы с этим согласны, но хотели бы привлечь внимание к тому, что длительный период перехода несет – простому человеку – непрерывные и непредвиденные перемены в ориентации, институтах и процессах.

5. Новые возможности и/или излишние ожидания?

Идея Мертона о согласуемости желаний и возможностей играла ключевую роль в объяснении адаптации на уровне индивидов и домохозяйств в период трансформации. В этом разделе мы уже разобрали возможные последствия нереалистических, неверных ожиданий. С нашей точки зрения, недовольство и разочарование проистекают из напряженности между ожиданиями и реальными процессами, или, точнее, из субъективного восприятия объективных процессов. Здесь мы намерены высветить еще один аспект этой проблемы – размеры данного несовпадения.

Анализ соответствующего набора вопросов в "Евромодуле" 1999 г. помогает понять этот вопрос. В соответствии с традициями эмпирических исследований респондентов спрашивали об оценке условий жизни – их собственной, их друзей и родственников – по 11 ступенчатой лестнице. Вопрос был таким "Мы хотели бы, чтобы вы вновь обратились к вашим общим условиям жизни. На нижеследующей схеме вы видите ряд лестниц. Самая высокая ступень каждой лестницы представляет самые лучшие условия жизни, которые вы можете представить. Где на этой лестнице вы обозначили бы ваши нынешние условия жизни?" В нашем анализе вопрос относительно того, что каждый заслужил, содержал особое значение: "Почти каждый имеет мнение о том, что он/она заслужил. Где на четвертой лестнице, по вашему мнению, вы поставили бы жизненные условия, которые вы, по вашему мнению, заслужили?" По нашей гипотезе, именно напряжение, которое можно здесь измерить как расстояние между оценкой своих нынешних жизненных условий и тех, которые считаются заслуженными, в первую очередь и объясняет недовольство жизнью. Разрыв между двумя позициями в Венгрии относительно велик. Нынешние условия были оценены в среднем как 4,9, а то, что респонденты считали заслуженным ими, стояло на уровне 7,5. Разница в 2,6 раза. Различие еще более очевидно, если взять доли тех, кто выбрал значение выше 6. Чуть больше 22% населения считают свои нынешние условия жизни лучше 6, а соответствующий показатель составляет более двух третей (68%) для условий жизни, которые считаются заслуженными. В свете этих данных мы не удивляемся, что население Венгрии столь недовольно. Показанные связи легко демонстрируются очень простой моделью линейной регрессии, где удовлетворенность жизнью - переменная, а три фактора – постоянны, то есть (Рис 2) (1) комплексный индикатор материальных условий (индекс пропорциональной депривации; (2) напряжение социального статуса (несоответствие между условиями жизни, которые респондент считает заслуженным им, и воспринимаемыми в данный момент); (3) переменные по возрастным группам (молодежь: 18-39: старшее поколение: свыше 60).

Легко убедиться на этой модели, что именно напряжение социального статуса (расхождения в ожидаемом, желаемом и переживаемом ныне статусе) детерминируют на всех уровнях материальных условий степень удовлетворенности и неудовлетворенности. Трудно сказать, избыточны ли ожидания – и, если это так, то вызваны ли они прежними относительными преимуществами населения Венгрии среди посткоммунистических стран, или "недооценена" нынешняя объективная ситуация.

6. Стабильность против мобильности – „механизм двойной оценки”

Из Aмериканских солдат [44] известно, что большие возможности будят излишние ожидания. Поэтому возникает вопрос: какие ожидания и какие оценки ситуации порождены доселе неизвестным темпом социальных перемен. Ведут ли они в недооценке людьми своих условий жизни? Как подчеркивает Ричард [34] , даже те, кто оценивает сейчас свою жизнь очевидно лучше, чем прежде, не смеют/хотят считать себя выигравшими. С другой стороны, считают себя столь бедными значительно большее число людей, чем можно ожидать на основе их реальной жизни. Что подчеркивает такое "ложное" восприятие? Наша теория в том, что именно "механизм двойной оценки" мобильности (дохода) создает высокие показатели субъективно проигравших и низкие показатели субъективно выигравших. Так происходит, потому что динамика перемен на уровне индивидов выше, чем типичная динамика в современных обществах, и возможно, намного выше динамики, характерной для бывших коммунистических стран. В результате в относительно короткий период времени, менее пяти лет, многие пережили и выигрышные и проигрышные позиции. (Табл 6).

Следует вспомнить, что лишь за шесть лет в 2,5 раза больше людей по показателю бедности одноразово в течение своей жизни испытали ее со всеми связанными с ней лишениями. Тот же относится и позициям выигравших. Мы считаем, что индивиды фильтровали разные направления мобильности с помощью разных механизмов оценки. Нисходящая мобильность - даже в течение короткого времени - оставляла глубокий отпечаток в памяти, но те же люди видели восходящую мобильность, только если она длилась достаточно время. Иным словами, после краткого интервала бедности, – а это, мы знаем, было типично при трансформации – требовался долгий, стабильный период не-бедности, чтобы люди поверили, что они больше не бедны. Аналогично, обращаясь к позиции выигравших, люди не верили в улучшение своего положения, пока оно не менялось значительный период времени. Следует помнить, что трансформация происходила во время экономического спада. Поэтому ухудшение условий жизни "еще раз подтверждало" такое настроение. Улучшение условий жизни нужно было видеть вопреки общественным настроениям. Если такие соображения хоть сколько-то реальны, они помогают заключить, что – в условиях спада – динамика выше средней вела к недооценке объективных условий.