"АЛГЕБРОЙ! ГАРМОНИЮ ПОВЕРИТЬ"

К оглавлению 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
17 18 19 20 21 22 23 24 25

...Слова Пушкина. Они были сказаны великим поэтом, когда люди даже и не

задумывались о кибернетических машинах.

Но все течет и изменяется. Много воды утекло со времен великого поэта.

Искусство существует, развивается и торжествует.

Сегодня модно говорить о синтетическом искусстве, созданном с помощью

машин. Растерявшимся поклонникам подлинного искусства читают стихотворные

строки, написанные машинами, демонстрируют отрывки машинной лирической

прозы, проигрывают машинную музыку и даже показывают непонятные рисунки,

замечая при этом: "Удивительно, не правда ли? Ведь это рисовала машина!"

А стихи, написанные машиной, вы читали?

Ночь кажется чернее кошки этой,

края луны расплывчатыми стали,

и мотылек устало рвется к свету,

о берег бьется крыльями усталыми.

...Измученный бредет один кочезник -

и пропасть снежная его зовет и ждет.

Забыв об осторожности, плачевно

над пропастью мятущийся бредет.

...Забытый страх ползет под потолки.

Как чайка ветер. Дремлет дождь. Ненастье.

А свечи догорают. Мотыльки

вокруг огня все кружатся -

в честь Бастер.

А вот кусок прозы, записанный французской машиной "Калиопа". Это

отрывок из лирического рассказа:

"Мой горизонт состоит лишь из красной портьеры, откуда с перерывами

исходит удушливая жара. Едва можно различить мистический силуэт женщины,

гордой и ужасной; эта знатная дама, должно быть, одно из времен года.

Кажется, они соединяются... Я больше ничего не вижу и продвигаюсь к

занавесу, который мои руки смущенно раздвигают. Вот по ту сторону странный,

трагический пейзаж..."

И так далее. Можно было бы без конца продолжать этот бессвязный

мистический рассказ. Но ведь это писала машина, а не человек. С нее и спроса

меньше.

Недавно восторженные поклонники синтетического искусства с восхищением

говорили друг другу:

- Вы знаете, наш старый друг "Дадатрон" написал недурную песенку! Она

называется "Красотка с кибернетическим управлением". Хотите послушать?..

- Это еще что!- хвастаются другие.- Электронно-счетная установка

"Берта" создала симфонию "Нажмите кнопку Берты". Удивительно!..

- А английская машина "Мук", представьте себе, с удовольствием

наигрывает на дудке национальный гимн "Боже, храни королеву!".

Оказывается, машина умеет и рисовать. Конечно, не реалистические

картины, куда уж там! Вот как описывают работу одной модной американской

машины, которая создает рисунки, пользующиеся успехом у любителей так

называемого современного искусства:

"Щелкающая и фыркающая машина медленно втирает краски в холст. Время от

времени она опускает кисть в банку, стоявшую на соседнем столике. Столик

периодически поворачивается - кисть каждый раз попадает в банку другого

цвета. Гуляя по холсту, она оставляет на нем модный абстрактный рисунок".

Эту машину создал некий инженер Огер. Вряд ли он очень интересуется

искусством - он хотел лишь наглядно показать возможности механизмов,

имитирующих работу "художника". Кстати, робот-живописец работает по

программе, закладываемой в машину в виде перфорированной карты. В эту

программу каждый раз вводится новое задание. Поэтому, выполняя их, машина

каждый раз создает непохожие друг на друга картины.

Полноте, да картины ли это? - скажете вы. О характере рисунков судить

трудно. Но что касается любителей синтетического искусства, то они не

скупятся и платят по 100 долларов за "шедевр".

Во Франции один скульптор создал нечто вроде синтетического балета.

Электронный танцор с металлическим вибрирующим телом выполняет самые

сложные, ничем не ограниченные по движению фигуры танца. Он действует по

определенной программе, которая вводится в это довольно сложное устройство.

Оно чутко не только к колебанию звуков, цвету, освещению, но даже к

температурным изменениям.

Хочется привести отрывок из описания этого синтетического танца:

"Балерина принимала грациозные позы перед абстрактной скульптурой,

выполненной из стальных щитков и медных пластинок. Внезапно вспыхивал

красный прожектор, раздавались звуки приглушенной музыки. Подобно статуе

Командора, скульптура неожиданно оживала. Она начинала танцевать, двигаясь в

капризном ритме назад и вперед".

Что же это? Шутка? Можно ли назвать искусством трюки ловких шарлатанов,

желающих погреть руки возле кибернетического огня? Можно ли разглядеть нечто

серьезное за этой программой наступления на реалистическое искусство?

Невольно у нас возникают все эти вопросы. Уж слишком шумно говорят

сегодня об искусстве, созданном машинами и механизмами.

Как проанализировать, что такое искусство? Где его границы? По каким

лабиринтам сознания, по каким каналам в человеческом разуме проникает оно к

сердцу, заставляя его биться учащенно, вызывая перед глазами нескончаемый

поток образов?

Попытаемся разобраться в этом сложном вопросе.

Познавая мир, человек как бы "кодирует" явления окружающего мира, он

как бы создает своеобразную модель этого мира. Модель проникает в наш разум

с помощью знаков, составляющих язык искусства. Мы уже говорили о языке,

давшем человеку возможность общения. Но ведь искусство тоже является

своеобразным языком, своеобразным способом общения людей между собою. Таким

языком являются все виды искусства, которые воспринимаются нами системой

знаков.

Существует три вида таких знаков. Это, в первую очередь, знаки-индексы,

или, как их еще называют, естественные знаки. Кто-то постучал в дверь. Мы

еще не знаем кто, но стук - это для нас знак, это информация, и часто по

характеру стука мы даже можем точно сказать, кто стучит. Таковы

знаки-индексы.

Второй вид знаков - это знаки-образы. Эти знаки имеют значение, смысл и

внешнюю форму. Например, увидав следы, мы можем твердо сказать, какому

животному они принадлежат. Фотографии, оттиски, отпечатки - все это

знаки-образы.

Наконец, существуют условные знаки. К ним относится большая часть

знаков, которыми пользуются люди. Установленный на крутом повороте

восклицательный знак ни в какой степени не изображает опасность, но он

вызывает у человека чувство настороженности.

Искусство в основном распознается в форме знаков-образов. Эти знаки не

только информируют вас, но и дают оценку художника, его отношение к явлению.

Именно знаки-образы - то обобщенное начало, которое составляет сущность

всякого искусства.

Этими вопросами занимается совсем недавно появившаяся наука, которая

называется семиотикой. Семиотика пытается расшифровать код современного

искусства. Она ищет обобщенное выражение чувства прекрасного в человеческих

произведениях и в природе. Символы, о которых мы рассказывали, и являются

оценочным началом произведений искусства. А. Кондратов, один из

специалистов, разрабатывающих новую науку, пишет:

"Искусство, вернее, знаки-образы, которыми оно пользуется, могут быть и

информационными, и оценивающими, и предписывающими, и формующими. Живопись,

кино, музыка, театр, балет могут сообщать о факте, оценивать его, влиять на

поведение людей и, наконец, обобщать факты. Правда, иногда эти знаки могут

становиться очень общими, например в балете и особенно в музыке. Но

обобщенность значения вовсе не означает отсутствие значения".

Употребляя термин "знаки", мы как бы поверяем алгеброй гармонию

искусства.

Найдутся скептики, которые могут сказать:

- А может быть, искусство вообще пережиток, который постепенно

исчезнет, уступив свое место другим, более точным системам знаков?

- Нет,- отвечаем мы.- Ни точные науки, ни регулирующие системы знаков

никогда не заменят искусство. Оно обладает одной исключительной

особенностью, отличающей искусство от всех остальных средств связи людей, от

всех остальных способов моделирования мира. Это кардинальное отличие -

художественность искусства. Для искусства характерна спаянность кода и

сообщений, то есть формы и содержания, неразрывно и органично соединенных

воедино. Благодаря этой цельности связи - кода и сообщений - искусство

одновременно информирует и сообщает о фактах, оценивает эти факты и

побуждает зрителя к определенному действию, обобщая, систематизируя

действительность.

В настоящем произведении искусства присутствуют все виды употребляемых

знаков. Это очень важное обстоятельство, выдвинутое новой наукой, пытающейся

строго научными методами анализировать чувство прекрасного.

Художник отказался от информационных знаков и скатился к

формалистическому искусству. Скульптор ушел от информационности, от

обобщения, от эмоционального начала - и пришел к абстракционизму. Оценочное

значение пропадает... Как же можно моделировать мир, полностью отказавшись

от его изображения, даже отдаленно напоминающего реальность?

Мы коснулись только края очень интересной науки, которая медленно

завоевывает свои позиции в мире прекрасного.

В поэзии успехи ее более заметны, потому что здесь язык является

основой искусства. Что же касается живописи, музыки, балета, то анализ этих

видов искусства наиболее труден. Однако это не может быть причиной для того,

чтобы вообще отказаться от попытки анализа. Наука об искусстве помогает нам

понять, каким путем общественной и личной жизни мир "кодировался" в

знаки-образы: в картины и скульптуры, в сонеты и симфонии. Именно с помощью

такого диализа мы можем проникнуть в миропонимание наших далеких предков,

вырубавших наскальные изображения, и современного человека, создавшего

кинематограф.

Если расценивать синтетическое искусство, рожденное кибернетической

машиной, с высоты выдвинутых нами положений, являются ли искусством

продемонстрированные стихи, музыка, живопись и балет, то ответ напрашивается

один - это не искусство в принятом нами понимании. Здесь нет гармонического

сочетания разобранных нами основ подлинного искусства.

Оригинальный русский поэт Велемир Хлебников однажды определил поэзию

как "путешествие в незнаемое". Думается, это своеобразное определение не

расходится с замечательным высказыванием такого видного теоретика искусства,

каким был А. Луначарский. Он говорил: "Художественное произведение тем

ценнее, чем больше в нем новых элементов". Но в то же время Луначарский

настойчиво предупреждал: "Однако при включении их в некую ограничивающую

систему". Последнее замечание очень важно.

Приведем несколько примеров математического исследования из области

поэзии, чтобы не отступать от основной темы нашего разговора - алгеброй

поверить гармонию.

Где располагаются границы поэтических возможностей?

Мы имеем 30 букв, которые могут составить слова. Таким образом, можно

иметь однобуквенных слов - 30, двухбуквенных - 302, то есть 900,

трехбуквенных - 303 - 27000, четырехбуквенных- 304 - 810000 и т. д. Однако

известно, что язык содержит около 50000 слов. Представьте себе слова,

состоящие из семи букв. Что же тогда получится? Из всех комбинаций, какие

могут составить 30 букв, только 0,0002 составят реальные слова.

Возьмем другой пример. Предположим, поэт, пользуясь 400 буквами, должен

написать стихотворение в 8 строк. Этого вполне достаточно, чтобы создать

оригинальные, проникновенные, неповторимые стихи. Проверив математически все

возможные сочетания в стихотворении из 400 букв, математика пришла к цифре -

10100. Это значит, что число возможных вариантов в стихотворении, состоящем

из 8 строк, равно фантастическому значению - единице со ста нулями!

Математический анализ рифм, проведенный академиком А. Н. Колмогоровым,

также весьма интересен. Если мы имеем 10 слов, найти среди "их рифму порой

чрезвычайно трудная задача. При 20 словах это тоже довольно сложный процесс,

но, имея 50 слое, рифму найти уже относительно легко. 100 слое обеспечивают

возможность подбора тройной рифмы- мы в состоянии писать сонеты. При 500

словах даже десятикратные рифмы могут подбираться относительно свободно.

При 1000 словах мы можем неограниченно пользоваться многократными

рифмами.

Эти математические исследования языка чрезвычайно интересны.

К чему же мы ведем весь этот разговор? Мы говорим о том, что

математика, вторгаясь в область поэзии, помогает нам осмысливать сложный,

удивительный и прекрасный мир искусства, помогает поэтам обогащать свою

сокровищницу языка, а критикам анализировать методы творчества и технику

создания поэтических произведений.

Однако обратимся к синтетической музыке. Здесь, в машинной композиции,

существует, если можно так выразиться, метод сопоставления. В чем он

состоит?

На одной машине было предварительно обработано 37 религиозных гимнов

разного звучания. То есть в машину сумели заложить информацию о музыкальном

содержании произведений принципиально одного характера, в данном случае-

религиозных гимнов. После этого по методу сопоставления машину заставили

самостоятельно создать ряд произведений. Машина сделала 6000 попыток, из них

было отобрано и признано возможными к прослушиванию около 600 новых гимнов.

Но в этих произведениях машина компилировала гимны и отдельные музыкальные

фразы того или иного произведения. Таким образом, у электронного композитора

метод создания музыки не самостоятельный, а чисто компилятивный.

А ведь этим порой грешат кое-какие композиторы!.. Но есть и другой

метод.

На магнитной ленте записывались различные звуки: звучание разных

инструментов, шумы, пение птиц и т. д. Затем лента вводилась в машину вместе

с программой, в соответствии с которой машина выбирает в своей "памяти"

звуки надлежащего тембра. Так еще в 1956 году на Международном конгрессе по

кибернетике в Бельгии австрийский инженер Земенек демонстрировал музыку,

сочиненную подобной машиной. К сожалению, больше всего музыка напоминала

настройку инструментов оркестра перед началом концерта.

Попытка машинизировать музыку в буржуазном обществе, в конечном итоге,

приводит к откровенному шарлатанству, к погоне за модой. Такой данью моде

явилось создание несколько лет назад новой музыкальной школы, названной

"додекафонией". Австрийский композитор Шенберг поставил своей задачей во что

бы то ни стало отказаться от созвучия тонов и решил строить свою

"додекафонию" на звучаниях, неприятных человеческому слуху. Автор

гарантировал, что его "произведения" ни в каком случае не будут иметь даже

признаков музыкальности.

Получился совершенно бессмысленный набор звуков. Однако он вызвал

ликование скучающих музыкальных снобов - они восторженно встретили

искусство, уничтожающее все музыкальное в музыке. Композитору даже

предоставили кафедру в Брюссельской консерватории.

И вот по его стопам ринулись музыкальные шарлатаны, теория которых

опиралась якобы на конструирование музыки, а не на сочинение ее. Французский

композитор Буле создал пуантилизм. Он решил вместо нотного строя ввести

арифметические элементы, гарантирующие от всякого благозвучия. Вслед за этим

появились и сторонники "конкретной музыки". Она состояла не из звучания

музыкальных инструментов, а из шумов на машинах-генераторах с таким

расчетом, чтобы поразить воображение отсутствием музыкальности. Эту музыку

монтировали из грохота уличного движения и автомобильных гудков. Так

появилась модная в последнее время на западе "электронная музыка".

Несколько лет назад я был на Всемирной выставке в Брюсселе и там имел

возможность посетить специальный павильон, который знакомил с произведением,

носящим название "Электронная поэма".

Прежде всего поражало воображение само здание. Внешне оно напоминало

застывшие гребни бетонных волн, взметнувшихся в воздух. Это были какие-то

овеществленные пространственные математические кривые, связанные между собой

тонкими линиями бетонных перекрытий.

Форма зала тоже была необычной - многогранной. Неожиданно в зале гас

свет, и со всех сторон - с потолка и со скошенных стен - на нас обрушивался

водопад неясных образов. То это были вспышки света, то картины, создаваемые

с помощью проекционного фонаря, мелькали отрывки кинофильмов. И все это

сопровождалось звучанием симфонии XX века - "Электронной поэмой".

Трудно, почти невозможно описать характер этой музыки. Нельзя отличить

звучание отдельных инструментов. То сотня громкоговорителей, вделанных в

потолок и стены, шипели, как змеи, то, казалось, весь мир звенит и грохочет

у нас над головой. Шумы переходили в крики, в рев, в удары кузнечных

молотов, в звон цепей и шорохи.

Оглушенные, потрясенные, понимая, что мы присутствуем не при рождении

нового вида искусства, а, если можно так сказать, одурачены и высмеяны в

присутствии значительного количества зрителей, мы подошли наконец к сердцу

павильона. Здесь стройными рядами стояли магнитофоны, счетно-решающие машины

и какие-то совсем незнакомые нам устройства. Механики, которые следили за

автоматическим проведением кибернетического сеанса, совершенно серьезно

разъясняли нам:

- Здание для "Электронной поэмы" строил знаменитый французский

архитектор Корбюзье. Модный поэт и известный композитор отбирали звуки для

"Поэмы".

- Каким же образом это делалось? Ведь звуки "Поэмы" совершенно непохожи

ни на какие естественные звучания?

- Да и не могут быть похожи,- согласились механики.- Для того чтобы

собрать все эти звуки,- пояснили нам,- во все концы земли разъехались

специальные группы. Они записывали шумы нью-йоркской биржи, грохот прибоя у

мыса Горн, крики верблюдов на скачках в Аравии, рев современной механической

кузницы. Когда был создан достаточный фонд записей, все эти сокровища были

привезены в абсолютно тихую комнату, обитую синтетическим звуконепроницаемым

материалом. И здесь,- вдохновенно продолжал оператор,- из тысячи и тысячи

звуков были отобраны самые необычные, самые резкие.

Но с их записями поступили тоже своеобразно. Если звучание было низкого

тембра, пленку с записью прокручивали на магнитофоне с ускорением, и звук

становился высоким и звенящим. Так же поступали и со звучаниями высоких

тонов, изменяя их естественный тембр замедлением. Затем из кусков ленты, на

которых синтетически, с обратной скоростью переписаны шумы, составили единую

пленку. И опять эту пленку, но теперь уже в обратном порядке прокрутили

через аппаратуру.

Мы были потрясены:

- Значит, ничего не осталось не только от музыки, не только от живых

шумов, но вообще ничего не осталось от звучания богатой и щедрой жизни.

Здесь же все выдумано.

- Создатели нового искусства именно к этому и стремились,- сказал нам

оператор.

- Так где же искусство?

- О каком искусстве вы говорите? Кибернетическая поэма двадцатого века

не имеет ничего общего с древним представлением об искусстве.

Возмущенные, мы ушли из этого мира модных мистификаций, которые

предприимчивые бизнесмены пытаются выдать за искусство завтрашнего дня.

Не об этих ли людях с возмущением и непримиримостью говорил всемирно

известный советский композитор Д. Шостакович:

"Они убивают душу музыки - мелодию. Разрушают форму и красоту гармонии,

богатство естественных ритмов, вместе с тем уничтожая какие бы то ни было

намеки на содержательность, человечность музыкального произведения".

Что же, значит, следует полностью отказаться от применения кибернетики

в музыке? Конечно, нет. Новая техника дает новые возможности музыкальному

искусству.

Мне не раз приходилось слышать удивительные по своему звучанию

электрические органы, которые конструировал ныне уже умерший актер Ильсаров.

Под его тонкими пальцами привычные мелодии звучали совершенно необыкновенно.

Электроорган передавал силу звучания могучего хора, придавал неповторимую

прелесть быстрым и бурным стаккато. И весь он размещался в небольшом ящике.

В Москве в музее композитора Скрябина вы можете видеть электронный

аппарат - резонатор, созданный кандидатом технических наук Мурзиным. Этой

машине доступно буквально все. Ома имитирует всевозможные тембры, создает

новые, рожденные новыми средствами, музыкальные звучания. Об этом устройстве

дают прекрасные отзывы крупнейшие советские композиторы, потому что

резонатор помогает им в инструментовке опер, в поисках новых звучаний. В

нашей стране в этой области работают по-настоящему талантливые, увлеченные

музыкой ученые.

Однако исследования советских ученых направлены не на разрушение

музыки, а на расширение ее возможностей.

Что же касается машин-живописцев, электронных танцовщиков, то все эти

трюки весьма далеки от подлинного искусства.

Когда механический живописец бездумно, автоматически размазывает

различные краски по холсту, этот процесс не имеет ничего общего с

творчеством. Но кибернетическая машина способна к творчеству в некоторых

областях. Например, она в состоянии рисовать чисто математические кривых,

имеющие и художественное значение. Однако это не так уж ново. Известно, что

движение маятника, к концу которого прикреплен обыкновенный карандаш, дают

удивительные фигуры на подложенном под карандаш листе бумаги. Вспомните

фигуры Лиссажу, которые можно получить, проводя смычком по пластинке, на

которой насыпаны легкие опилки. Вспомните своеобразную, тонкую мозаику

напряжений, получаемую в машинах с помощью интерференции света, И вы

поймете: такое искусство может иметь лишь абсолютно прикладное значение.

Придет день, и на сцене фантастического театра завтрашнего дня мы

увидим балерину, которая движением своего тела будет вызывать не только

звучание электронных музыкальных инструментов, но и поток непрерывно

меняющегося цвета. Мы знаем, что уже сегодня инженеры и художники работают

над проблемой цветомузыки, над проблемой взаимосвязи между движением и

звуком.

Было бы неправильно творческим людям отказаться от тех возможностей,

которые дает им электроника, возможностей света и цвета. В конечном итоге

важен результат, который может быть получен в области подлинного искусства,

а на путь и трудности, преодолеваемые художником для достижения этого

результата.

Обычный орган, воспроизводящий музыку Баха, колоссальнее сооружение -

целая фабрика труб и мехов, подающих воздух. Но ведь те же звуки могут быть

получены не колебанием воздуха в гигантской органной трубе, а колебанием

диффузоров динамиков размером с обычный чемодан.

И так во всем: в музыке, в живописи, в игре света и цвета. Электроника

дает новые возможности, открывает новые перспективы.

Но каким бы ни было искусство завтрашнего дня, мы верим, что искусство

это будет художественным, эмоциональным, будет дарить человеку эстетическое

наслаждение, а не раздражать его потоком оглушающих звуков, мельканием

цветов и красок, лишенных какого бы то ни было смысла.

25 мая, понедельник

С утра зарядил дождь. Нудный, противный, он танцевал на лужах круглыми

пузырьками, неуверенно стучался в окна, разрезая стекло, как школьную

тетрадку, косыми линейками. Может быть, поэтому наш разговор с Колей

Трошиным тоже тянулся медленно.

- Наконец я закончил сдачу зачетов. И сколько лишнего в наших учебных

программах! - говорил Николай.- Иногда я думаю о том, все ли, что мы

изучаем, так уж необходимо для практики. А вот чего нам явно не хватает -

это я хорошо знаю, работая на производстве. Здесь я занимаюсь кибернетикой,

а в институте изучаю электростатику на уровне середины прошлого века. Здесь

я работаю с осциллографами, а сдаю экзамены, рассказывая про древние наши

лейденские банки.

Думается, Коля Трошин во многом прав. Нужно пересматривать программы -

кибернетика подхлестывает нас. И это не только его мнение.

Отлично высказалась на эту тему сентиментальная Нина. Она раскопала

чудесную цитату Льва Толстого:

"Хорошо, если бы мудрость была такого свойства, чтобы могла

переливаться из того человека, который полон ею, в того, в котором ее нет,

как вода переливается... из одного сосуда в другой до тех пор, пока оба

будут равны".

- Отлично сказано! - восторгалась Нина.- Если бы так построить наше

образование... Ведь все дело в том, что передается и как передается.

- Здесь вряд ли можно обойтись без помощи машин,- неожиданно вмешался

Николай Иванович Авдюшин.

Он тоже много размышляет над вопросами обучения. Больше того,

кандидатская диссертация молодого ученого была тесно связана с

машиной-экзаменатором, которую он конструировал в энергетическом институте в

Москве.

- Она не может не полюбиться студенту,- говорил Ни-

колай Иванович.- Она даст возможность из 4-5 ответов найти единственный

правильный. А такую манеру "разговора с экзаменатором" студент, я не

сомневаюсь, полюбит.

- Век живи, век учись! - приветствовал меня Кибер, когда мы остались с

ним вдвоем.- Вы еще нас припомните.

А. Кого это нас?

К. Нас - ученые машины. Право, мы были бы неплохими учителями. Мы не

устаем, не ошибаемся. Если хотите, научимся проверять тетради и даже ставить

отметки. Каждый день учитель в школе должен проверять по 40 тетрадей,

расставляя двойки и пятерки! Это же адский труд.

А. Согласен с тобой. Давно пора освободить учителя от этой

неблагодарной работы.

К. Однако я слышал ваш разговор с Трошиным. У меня такое впечатление,

что он прав - ваши учебные программы в чем-то должны брать пример с моей

программы. Ничего лишнего, только самое главное и современное. Алгоритм! От

него никуда не уйдешь.

А. Но не забывай и об одаренности людей. Есть люди способные,

талантливые и даже гениальные - их надо выявлять, к ним нужен свой подход.

К. Я видел у вас в руках книгу Эшби "Конструкция мозга". Там он

высказывает другое мнение.

"Что мы называем гением? - спрашивает ученый. И отвечает: - Существуют

два глубоких заблуждения, которые мешают понять этот вопрос. Первое

заключается в том, что мы приписываем какие-то особые способности ученому,

решившему проблему, над которой безуспешно бились в течение ряда лет многие

другие. Это мнение столь же неразумно, как и заключение, что человек, десять

раз кряду угадавший, какой стороной упадет монета, имеет особые способности

в предсказании по сравнению с тысячью человек, гадавших вместе с ним и не

получивших правильного результата".

А. Стоп, стоп! А каково же второе заблуждение?

К. "Вторым заблуждением является представление, что гений способен

решить проблему без затраты труда. В действительности большая часть его

работы состоит в попытках решений, которые являются мощным средством

получения информации".

А. Так что же, по-твоему, гений - это исключительное умение отбирать,

помноженное на трудолюбие?

К. Нет, не только, "Гений есть упорный труд и могучая мысль,

сосредоточенные в известном направлении".

А. Кто это сказал?

К. Исаак Ньютон - гениальный ученый. Но посмотрим, как скромно он

говорит о себе:

"Если я видел дальше других, то только потому, что стоял на плечах

гигантов".

А. Но я думаю, что дело здесь не только в гигантах, поднимавших гений

Ньютона,

К. Конечно... Ведь еще знаменитый писатель Стендаль говорил в свое

время: "Гений всегда живет в среде народа, как искра в кремне. Необходимо

лишь стечение обстоятельств, чтобы искра вспыхнула из мертвого камня".

А. Здорово сказано... Вот почему и хочется, чтобы наше время и будущее

коммунистическое общество создали то необходимое "стечение обстоятельств",

которое будет способствовать выявлению талантливых людей. Ведь талантливый

человек, а тем более гениальный - это народное достояние, живое богатство

государства.