1. «Женщиной не рождаются…»

Первая группа исследователей ставит под сомнение  существование какой-то особой женской природы за пределами физиологии вообще и прямо утверждают, что любые рассуждения на тему женской природы есть уже проявление интеллектуального сексизма, поскольку женщину с ее особой природой просто «придумало» для своего удобства маскулинно ориентированное общество. На самом же деле, что называется «от природы» женщина наделена такими же способностями и может выполнять все те социальные и культурные функции, которые  всегда  считались прерогативой только мужчин.

Основоположницей этой точки зрения по праву  считается французская исследовательница, писательница, выдающийся мыслитель Симона де Бовуар. Книга С. де Бовуар «Второй пол»,опубликованная в середине столетия (и переведенная на русский лишь едва ли не к своему полувековому юбилею) стала одним из самых влиятельных из когда-либо написанных феминистских сочинений.

Жизнь женщины  рассматривается здесь на основе философской методологии экзистенциализма, разработанной Ж. -П. Сартром в работе «Бытие и Ничто». В специфике и структуре экзистенциальных отношений между мужчиной и женщиной С. де Бовуар видит источник формирования представлений о природе женщины, человеке «второго пола» : «У меня всегда вызывало раздражение, когда в ходе отвлеченной дискуссии кто-нибудь из мужчин говорил мне: « Вы так думаете, потому что вы женщина». Но я знала, единственное, что я могла сказать в свою  защиту, это : « Я так думаю, потому что это правда», устраняя тем самым собственную субъективность. И речи не могло быть о том, чтобы ответить: «А вы думаете по - другому, потому что вы мужчина», ибо так уж заведено, что быть мужчиной не значит обладать особой спецификой. Мужчина, будучи мужчиной, всегда в своем праве, не права всегда женщина. Подобно тому как у древних существовала абсолютная вертикаль, по отношению к которой определялась наклонная, существует абсолютный человеческий тип - тип мужской».

Автор убеждена, что определяющее значение в жизни женщины играет не «сущность» - некая предзаданная природой константа «женского», а особенности «женской ситуации» в социуме. Конечно, и в прежних теориях говорилось, что причиной зависимого положения женщины в обществе  являются социальные условия, изменение которых повлечет за собой с необходимостью изменение этого положения. Однако, С. де Бовуар переводит разговор с макро- на микро- уровень, с  обшесоциального на личностно-индивидуальный и показывает, что феномен зависимости внедрен в женское сознание настолько глубоко, что женщина сама гораздо скорее психологически готова принять роль «второго», «другого», жертвы, чем сопротивляться ей. Автор самым детальным образом, используя десятки, сотни свидетельств, исследует процессы формирования женского самосознания, женской экзистенциальной ситуации на всех этапах ее становления: с детства до старости, постоянно показывая, что быть женщиной - «не призвание, а состояние».

 «Женщиной не рождаются, женщиной становятся» - знаменитая формула С.де Бовуар. Рождается человеческое существо, а в зависимости от строения половых органов, это существо попадает в «мужскую» или «женскую» ситуацию. «Мужская» ситуация есть ситуация собственно «человеческая», ситуация субъекта культуры, сливающегося с универсальным субъектом, который определяется через отделение от «другого», «женского», воплощающего в себе, напротив, все частное, единичное, осужденное на имманентность и телесную ограниченность.  Изменить свою «ситуацию» женщина может, лишь заняв «мужское» место в культуре. Это осуществимо, если ее воспитание, образование, ценностные ориентиры ничем не будут отличаться от мужских.

Тело женщины препятствует этим процессам,  ее физиология – «бремя». Материнство, беременность, менструация  реально затрудняют путь женщины к «достижению трансценденции»,   хотя она доказывает, что отношение к этим феноменам во многом социально сконструировано: в культуре акцентирована, преувеличена значимость телесности в жизни женщины, здесь  вообще тело оказалось соединено с понятием женского, в результате чего женское оказалось ограничено рамками тела. А тело, по Бовуар, противостоит свободе. Но эти трудности не тотальны, они преодолимы, и в целом, в концепции С.де Бовуар пол - просто частная физиологическая черта, телесная «метка», которая не должна иметь принципиального значения в жизни женщины.

В логике этой же позиции отрицания женственности как специфического качества пола написана и книга другой не менее известной исследовательницы женской природы Бетти Фридан. «Загадка женственности» представляет собой своеобразное психологическое эссе, воссоздающее коллективный портрет  американки  пятидесятых - шестидесятых.Б. Фридан описывает, какую деструктивную функцию играл в их жизни образ «истинной женственности», сформированный социальными стереотипами и активно тиражируемый в то время средствами массовой информации, искусством, наукой, всей пропагандистской машиной США. Загадкой женственности автор называет идеологию природного предназначения женщины и старается показать, что это не более, чем социальная мистификация, не имеющая под собой никаких реальных физиологических или психологических оснований. Она приводит результаты своих социологических исследований, проведенных в разных штатах, многочисленные исповеди американок, выдержки из женской прессы и доказывает, что реальные женщины сегодня ничего общего  с «женственностью» не имеют и очень страдают от этого несоответствия, от комплекса неполноценности, от того, что они «не чувствуют себя женщинами», поскольку не соответствуют стандартам, предъявляемым Голливудом, прессой, литературой и т.п. Б. Фридан на основе приведенных исследований констатирует, что на самом деле женщины не недоросли до «женственности», а давно переросли ее.

Кроме феноменологических данных, психологических заключений приверженцы этой позиции также широко использовали этнографический материал, обнаруживая там поразительные примеры «простой» смены пола ребенка по желанию родителей. Например, в книге «Амазонки Америки» приводятся следующие данные ( в качестве источника указывается статья: W. Williams « The Spirit and the Flesh»): у индейцев племени Каска иметь сына было чрезвычайно важно, потому что охота была основным источником питания. Если родители имели только девочек, а необходим был мальчик , который бы мог обеспечить их в  старости, они просто  решали, что (как правило) последняя девочка «будет как мужчина». Когда младшей дочери было около пяти лет и было очевидно, что мать не будет больше рожать, родители устраивали церемонию трансформации. На область местонахождения яичников накладывался тугой пояс, который девочка должна была носить всегда. Они были уверены, что это предотвращает менструацию, защитит ее от беременности и принесет ей удачу на охоте. Согласно сведениям, она одевалась и обучалась как мужчина, «часто развивая огромную силу и обычно становилась выдающимся охотником». Такие женщины участвовали во всех формах  чисто мужской жизнедеятельности, включая бани. Мужчины игнорировали ее морфологический пол и принимали ее как мужчину , основываясь на ее половом поведении.

Понятно, что описанное выше разведение пола и гендера представило мощную методологическую основу для данного направления феминистской мысли. Так в конце семидесятых годов в феминистской литературе стала активно обсуждаться         идея возможности осуществления андрогинного типа общества. В противоположность андроцентристскому, в андрогинном обществе половые различия будут делом очень маленькой значимости - здесь не будет мужчин и женщин в традиционном смысле слова, здесь будут индивидуальности с разным набором мужских и женских качеств, которые распределены вне зависимости от физиологического строения органов, и свободным ненавязываемом обществом выбором социального поведения и сексуальной ориентации.    Однако, представители данного направления, манифистирующее идею абсолютного гендерного равенства, сталкиваются с тем непреложным фактом, что представители только одного пола рожают и вскармливают детей, и это биологическое «неравенство» имеет большие социальные и культурные последствия. Так тема материнства стала в феминистской теории одной из центральных и заслуживает без сомнения отдельного внимания.

Главной претензией со стороны феминистских теоретиков к мыслителям прошлого стало то, что они игнорировали материнство как проблему, просто ограничивая сферу деятельности женщин прежде всего этим занятием или в крайнем случае рассматривали эту тему как, то что называется, «чисто женскую» и беспроблемную по существу. Феминистские исследователи же стремились показать, что именно женская способность к деторождению и была базисной основой социальной и культурной дискриминации женщин. Сведение, как говорит Т. де Лауретис, женщины к некоей единой сущности Женщины, а последней к Матери привело к тому, что женщина была выключена из сферы культурных достижений, социальных интересов, личностных приоритетов.

(Интересно заметить, что одной из причин этого «выключения» часть исследователей считает фундаментальную, лежащую в глубинных слоях психики потребность мужчин в компенсации их дистанционной позиции в репродуктивном акте. Как свидетельствует Карен Хорни: « Когда начинаешь проводить сеансы психоанализа у мужчин после достаточно долгой практики среди женщин, сперва просто поражаешься, как сильна зависть мужчин к беременности, деторождению и материнству, к женской груди и кормлению грудью».Эту же мысль высказывает Андрианна Рич, когда пишет «есть много оснований предполагать,  что мужским умом всегда владела идея зависимости от женщины за сам факт жизни, что в фундаменте мужской психологии лежит постоянная попытка ассимилироваться  в качестве компенсации или отрицать факт своего рождения женщиной»)

Реакцией на осознание неправомерности многовекового сведения женской жизнедеятельности к атрибутивной характеристике семьи и деторождения было отрицание позитивной роли материнства в жизни женщины. В рамках данной теоретической позиции   материнство логично виделось как реальная «уязвимость» женской физиологии, действительная «слабость» женского тела. Так, С. Фарейстон, одна из ведущих лидеров американского феминизма семидесятых, к примеру, была убеждена, что до тех пор пока женщины продолжают рожать детей, они с неизбежностью будут подавляемы и угнетаемы, и что единственный способ избежать этого - внематочное размножение и новые формы общественной жизни.Дж. Аллен доказывала, что «материнство уничтожило женщину и поэтому оно, по крайней мере со временем,  должно быть искоренено, материнство опасно для женщин, потому что оно утверждает ситуацию при которой женщина (female)  должна быть только женщиной (woman) и матерью, оно отрицает возможности развития для женщины личного творчества и создания мира, который был бы для нее открыт и свободен».

Так с точки зрения С.де Бовуар, С.Фарейстон, Дж. Аллен и др. получалось, что женщина действительно «телесно» ущербна. Ее тело по отношению к телу мужчины оказывалось по сути проявлением «естественного неравенства», ее «бременем», делающем женщину  более природной, менее социальной, когда она вынашивает, рожает, воспитывает. И поэтому необходима социальная модификация, «подправление» женского тела для достижения подлинного равенства полов, их равноценности в социокультурной сфере. Что и призваны сделать новые репродуктивные технологии.

Однако, конечно, совсем не все феминистки  разделяли подобные крайние воззрения.   И в этом смысле очень показательна книга А. Рич «Женщиной рожденный», которая стала одним из бестселлеров американской теоретической мысли двух последних десятилетий. Опубликованная во второй половине семидесятых, книга А.Рич определила некий водораздел в феминистском  мышлении по поводу материнства, различив материнство как институт и как практику. Прежде всего  она интересна тем, что это одно из тех исследований, которые пытаются определить и выразить опыт женского существования, что называется «изнутри»,  что необычайно сложно - ведь о женщине, о ее переживании жизни, разных ситуаций, состояний и т.п. писали всегда мужчины, и женщины, конечно, привыкли думать о самих себе, даже воспринимать свой собственный опыт через призму прочитанного, увиденного, услышанного. Феминизм и ставит в качестве одной из своих центральных задач выявление содержания женского переживания. Так, многие исследовательницы фиксируют это несоответствие между так сказать официальными представлениями («тем, чем она полагается должна быть») и ее реальными чувствами, между тем , что действительно переживает женщина и теми теориями (в большинстве случаев созданными мужчинами), где излагается в чем ( по мнению авторов этих теорий ) ее переживание состоит. Поэтому понятно, почему теоретики феминизма так активно используют в своих работах феноменологический метод. То, описанное Э. Гуссерлем ощущение, которое стало как бы фундаментом закладки создаваемого им метода, абсолютно совпадало  с их ощущением относительно опыта женской жизни : « ...мы терпим крайнюю жизненную нужду, такую нужду, которая распространяется на всю нашу жизнь. Каждый момент жизнь есть точка зрения, каждая точка зрения подчиняется какому-либо должествованию, какому-либо суждению о значимости или незначимости, согласно предполагаемым нормам абсолютного значения. Пока эти нормы были неприкосновенны, пока они не были нарушены и высмеяны скепсисом, до тех пор единственным жизненным вопросом был вопрос о том, как лучше всего будет соответствовать им. Как же быть теперь ?»Феминистские исследовательницы наряду с теоретическими разработками стали все больше обращаться к миру повседневного опыта ( «к самим вещам», а не представлениям о них ) в его непосредственном переживанием женщиной.

Рассматриваемая нами книга и представляет собой пример титанического усилия автора разотождествиться с собой как с «другим» - образом, представленным в общественных стереотипах, и нащупать по крупицам свое собственное «я». Андрианна Рич, известная в Америке исследовательница, писательница и поэтесса - мать четверых детей - обращается в книге к своему богатому опыту материнства. Она начинает свою книгу  с утверждения о том, что о воздухе, которым дышим, о морях, которыми  путешествуем, мы знаем больше чем о природе и значении ( смысле)  материнства», потому что материнство, представленное в общественном сознании через те стереотипы, которые отражены и в искусстве, и в публицистике, и в специальных изданиях, имеет немного отношения к  реалиям  этого явления. «Когда я стараюсь вернуться в тело молодой женщины 26 лет, беременной первый раз, я осознаю , что я была совершенно отчужденна от моего реального тела и духа институтом - не фактом - материнства. Этот институт разрешал мне только определенное видение себя, воплощенное в специальных буклетах, в романах, которые  читала, в суждениях моей свекрови, в памяти моей собственной матери, Сикстинской мадонне или Микельанжеловской  Пиете, в носящемся в воздухе определении, что беременная женщина есть женщина, успокоенная в своей наполненности или проще женщина ожидающая. Женщины всегда были рассматриваемы как ждущие: своих месячных ( как бы они пошли или не пошли), ждущих мужчин, приходящих с войны, с охоты, с работы, ждущих когда подрастут дети или когда родится новый ребенок...  В моей собственной беременности я имела дело с этим ожиданием, этой женской судьбой, этим отрицанием всякой активности. Я становилась отчужденной и от непосредственного, настоящего переживания своего тела и от моей читающей, пишущей, думающей жизни».

Автор делится с читателями тем, что давно мечтала написать книгу о материнстве, но долгое время не могла позволить себе этого: «Я могла начать думать о том, чтобы писать книгу о материнстве только когда я начала себя чувствовать достаточно сильной  и моя любовь к детям приобрела окончательно однозначный характер, так что я смогла посметь вернуться в состояние, которое кажется мне наиболее болезненным, непонятным, двусмысленным, в котором я когда-либо оказывалась, состояние, строжайшим образом ограждение табу, закрытое фальшивыми ярлыками, стереотипами». И поскольку «каждое путешествие в прошлое осложнялось иллюзиями, фальшивой памятью, фальшивым названием реальных событий», она начинает с того, что приводит выдержки из своего дневника почти двадцатилетней давности, времени когда ее первые дети были совсем маленькими и впереди были еще беременности и роды. Вот одна из них: «Из моего дневника , ноябрь 1960 : мои дети доставляют мне наиболее острое страдание, которое мне когда-либо приходилось испытывать. Это страдание раздвоения: убийственное противоречие между горькой обидой и раздирающим нервным раздражением и счастливым удовлетворением и нежностью».Автор подробно воспроизводит описания своих страданий тех лет по поводу того, что ее реальные чувства к детям совсем не всегда совпадали с тем стереотипом «безусловной» любви матери, который интериоризирован обществом в сознание женщины, что она при всей палитре удивительных и совершенно новых для нее чувств к своим детям подчас ощущала себя едва ли не «монстром», который почти ненавидит своих детей, поскольку они день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем разлучали ее с самой собой, с ее внутренним миром, индивидуальностью, духовностью, да просто с необходимостью  иногда побыть одной, наедине с собой.

«Материнство, не упоминаемое в историях завоеваний и войн, имеет свою историю, свою идеологию. Моя личная, кажущаяся частной боль как матери, также как боль других матерей вне зависимости от класса и цвета кожи, регуляция женской репродуктивной способности в каждой тоталитарной системе и в каждой социалистической революции, юридический и технический контроль мужчин над контрацептивами, абортами, акушерством, гинекологией, внематочными репродуктивными экспериментами, как и негативный или по крайней мере подозрительный статус женщин, которые не стали матерями - все это есть сущность патриархатной системы».В этой системе статус женщины как существа, рожающего детей был сделан главным фактом ее жизни, и тело оказывалось тюрьмой для женщины. Словом, А. Рич убеждена,  что материнство, во-первых, хотя и важная часть жизни женщины, все же всего лишь часть. Главная ли? - решать самой женщине, что относится и к свободному выбору того, становиться ли вообще матерью. Кроме того, материнство, поскольку оно (как и вообще женский опыт жизни!) описано лишь в категориях мужской идеологии  еще ждет своего подлинного осмысления, как ждет этого осмысления и особый способ существования женского тела, его замечательные возможности, его «гениальность». Но об этих идеях А.Рич – разговор впереди.

Таким образом, первая из рассматриваемых позиций состоит в том, что природы женщины,  как таковой в чем-то отличной от мужчины просто существует. Даже тот факт, что именно женщина рожает детей,  при соответствующей социальной организации  (замене естественного материнства искусственным, воспитания детей родителями на равных условиях или при условиях свободного выбора кому этим заниматься и т.п.) может не иметь принципиального значения и потому будущее за андрогинным обществом.

Первая группа исследователей ставит под сомнение  существование какой-то особой женской природы за пределами физиологии вообще и прямо утверждают, что любые рассуждения на тему женской природы есть уже проявление интеллектуального сексизма, поскольку женщину с ее особой природой просто «придумало» для своего удобства маскулинно ориентированное общество. На самом же деле, что называется «от природы» женщина наделена такими же способностями и может выполнять все те социальные и культурные функции, которые  всегда  считались прерогативой только мужчин.

Основоположницей этой точки зрения по праву  считается французская исследовательница, писательница, выдающийся мыслитель Симона де Бовуар. Книга С. де Бовуар «Второй пол»,опубликованная в середине столетия (и переведенная на русский лишь едва ли не к своему полувековому юбилею) стала одним из самых влиятельных из когда-либо написанных феминистских сочинений.

Жизнь женщины  рассматривается здесь на основе философской методологии экзистенциализма, разработанной Ж. -П. Сартром в работе «Бытие и Ничто». В специфике и структуре экзистенциальных отношений между мужчиной и женщиной С. де Бовуар видит источник формирования представлений о природе женщины, человеке «второго пола» : «У меня всегда вызывало раздражение, когда в ходе отвлеченной дискуссии кто-нибудь из мужчин говорил мне: « Вы так думаете, потому что вы женщина». Но я знала, единственное, что я могла сказать в свою  защиту, это : « Я так думаю, потому что это правда», устраняя тем самым собственную субъективность. И речи не могло быть о том, чтобы ответить: «А вы думаете по - другому, потому что вы мужчина», ибо так уж заведено, что быть мужчиной не значит обладать особой спецификой. Мужчина, будучи мужчиной, всегда в своем праве, не права всегда женщина. Подобно тому как у древних существовала абсолютная вертикаль, по отношению к которой определялась наклонная, существует абсолютный человеческий тип - тип мужской».

Автор убеждена, что определяющее значение в жизни женщины играет не «сущность» - некая предзаданная природой константа «женского», а особенности «женской ситуации» в социуме. Конечно, и в прежних теориях говорилось, что причиной зависимого положения женщины в обществе  являются социальные условия, изменение которых повлечет за собой с необходимостью изменение этого положения. Однако, С. де Бовуар переводит разговор с макро- на микро- уровень, с  обшесоциального на личностно-индивидуальный и показывает, что феномен зависимости внедрен в женское сознание настолько глубоко, что женщина сама гораздо скорее психологически готова принять роль «второго», «другого», жертвы, чем сопротивляться ей. Автор самым детальным образом, используя десятки, сотни свидетельств, исследует процессы формирования женского самосознания, женской экзистенциальной ситуации на всех этапах ее становления: с детства до старости, постоянно показывая, что быть женщиной - «не призвание, а состояние».

 «Женщиной не рождаются, женщиной становятся» - знаменитая формула С.де Бовуар. Рождается человеческое существо, а в зависимости от строения половых органов, это существо попадает в «мужскую» или «женскую» ситуацию. «Мужская» ситуация есть ситуация собственно «человеческая», ситуация субъекта культуры, сливающегося с универсальным субъектом, который определяется через отделение от «другого», «женского», воплощающего в себе, напротив, все частное, единичное, осужденное на имманентность и телесную ограниченность.  Изменить свою «ситуацию» женщина может, лишь заняв «мужское» место в культуре. Это осуществимо, если ее воспитание, образование, ценностные ориентиры ничем не будут отличаться от мужских.

Тело женщины препятствует этим процессам,  ее физиология – «бремя». Материнство, беременность, менструация  реально затрудняют путь женщины к «достижению трансценденции»,   хотя она доказывает, что отношение к этим феноменам во многом социально сконструировано: в культуре акцентирована, преувеличена значимость телесности в жизни женщины, здесь  вообще тело оказалось соединено с понятием женского, в результате чего женское оказалось ограничено рамками тела. А тело, по Бовуар, противостоит свободе. Но эти трудности не тотальны, они преодолимы, и в целом, в концепции С.де Бовуар пол - просто частная физиологическая черта, телесная «метка», которая не должна иметь принципиального значения в жизни женщины.

В логике этой же позиции отрицания женственности как специфического качества пола написана и книга другой не менее известной исследовательницы женской природы Бетти Фридан. «Загадка женственности» представляет собой своеобразное психологическое эссе, воссоздающее коллективный портрет  американки  пятидесятых - шестидесятых.Б. Фридан описывает, какую деструктивную функцию играл в их жизни образ «истинной женственности», сформированный социальными стереотипами и активно тиражируемый в то время средствами массовой информации, искусством, наукой, всей пропагандистской машиной США. Загадкой женственности автор называет идеологию природного предназначения женщины и старается показать, что это не более, чем социальная мистификация, не имеющая под собой никаких реальных физиологических или психологических оснований. Она приводит результаты своих социологических исследований, проведенных в разных штатах, многочисленные исповеди американок, выдержки из женской прессы и доказывает, что реальные женщины сегодня ничего общего  с «женственностью» не имеют и очень страдают от этого несоответствия, от комплекса неполноценности, от того, что они «не чувствуют себя женщинами», поскольку не соответствуют стандартам, предъявляемым Голливудом, прессой, литературой и т.п. Б. Фридан на основе приведенных исследований констатирует, что на самом деле женщины не недоросли до «женственности», а давно переросли ее.

Кроме феноменологических данных, психологических заключений приверженцы этой позиции также широко использовали этнографический материал, обнаруживая там поразительные примеры «простой» смены пола ребенка по желанию родителей. Например, в книге «Амазонки Америки» приводятся следующие данные ( в качестве источника указывается статья: W. Williams « The Spirit and the Flesh»): у индейцев племени Каска иметь сына было чрезвычайно важно, потому что охота была основным источником питания. Если родители имели только девочек, а необходим был мальчик , который бы мог обеспечить их в  старости, они просто  решали, что (как правило) последняя девочка «будет как мужчина». Когда младшей дочери было около пяти лет и было очевидно, что мать не будет больше рожать, родители устраивали церемонию трансформации. На область местонахождения яичников накладывался тугой пояс, который девочка должна была носить всегда. Они были уверены, что это предотвращает менструацию, защитит ее от беременности и принесет ей удачу на охоте. Согласно сведениям, она одевалась и обучалась как мужчина, «часто развивая огромную силу и обычно становилась выдающимся охотником». Такие женщины участвовали во всех формах  чисто мужской жизнедеятельности, включая бани. Мужчины игнорировали ее морфологический пол и принимали ее как мужчину , основываясь на ее половом поведении.

Понятно, что описанное выше разведение пола и гендера представило мощную методологическую основу для данного направления феминистской мысли. Так в конце семидесятых годов в феминистской литературе стала активно обсуждаться         идея возможности осуществления андрогинного типа общества. В противоположность андроцентристскому, в андрогинном обществе половые различия будут делом очень маленькой значимости - здесь не будет мужчин и женщин в традиционном смысле слова, здесь будут индивидуальности с разным набором мужских и женских качеств, которые распределены вне зависимости от физиологического строения органов, и свободным ненавязываемом обществом выбором социального поведения и сексуальной ориентации.    Однако, представители данного направления, манифистирующее идею абсолютного гендерного равенства, сталкиваются с тем непреложным фактом, что представители только одного пола рожают и вскармливают детей, и это биологическое «неравенство» имеет большие социальные и культурные последствия. Так тема материнства стала в феминистской теории одной из центральных и заслуживает без сомнения отдельного внимания.

Главной претензией со стороны феминистских теоретиков к мыслителям прошлого стало то, что они игнорировали материнство как проблему, просто ограничивая сферу деятельности женщин прежде всего этим занятием или в крайнем случае рассматривали эту тему как, то что называется, «чисто женскую» и беспроблемную по существу. Феминистские исследователи же стремились показать, что именно женская способность к деторождению и была базисной основой социальной и культурной дискриминации женщин. Сведение, как говорит Т. де Лауретис, женщины к некоей единой сущности Женщины, а последней к Матери привело к тому, что женщина была выключена из сферы культурных достижений, социальных интересов, личностных приоритетов.

(Интересно заметить, что одной из причин этого «выключения» часть исследователей считает фундаментальную, лежащую в глубинных слоях психики потребность мужчин в компенсации их дистанционной позиции в репродуктивном акте. Как свидетельствует Карен Хорни: « Когда начинаешь проводить сеансы психоанализа у мужчин после достаточно долгой практики среди женщин, сперва просто поражаешься, как сильна зависть мужчин к беременности, деторождению и материнству, к женской груди и кормлению грудью».Эту же мысль высказывает Андрианна Рич, когда пишет «есть много оснований предполагать,  что мужским умом всегда владела идея зависимости от женщины за сам факт жизни, что в фундаменте мужской психологии лежит постоянная попытка ассимилироваться  в качестве компенсации или отрицать факт своего рождения женщиной»)

Реакцией на осознание неправомерности многовекового сведения женской жизнедеятельности к атрибутивной характеристике семьи и деторождения было отрицание позитивной роли материнства в жизни женщины. В рамках данной теоретической позиции   материнство логично виделось как реальная «уязвимость» женской физиологии, действительная «слабость» женского тела. Так, С. Фарейстон, одна из ведущих лидеров американского феминизма семидесятых, к примеру, была убеждена, что до тех пор пока женщины продолжают рожать детей, они с неизбежностью будут подавляемы и угнетаемы, и что единственный способ избежать этого - внематочное размножение и новые формы общественной жизни.Дж. Аллен доказывала, что «материнство уничтожило женщину и поэтому оно, по крайней мере со временем,  должно быть искоренено, материнство опасно для женщин, потому что оно утверждает ситуацию при которой женщина (female)  должна быть только женщиной (woman) и матерью, оно отрицает возможности развития для женщины личного творчества и создания мира, который был бы для нее открыт и свободен».

Так с точки зрения С.де Бовуар, С.Фарейстон, Дж. Аллен и др. получалось, что женщина действительно «телесно» ущербна. Ее тело по отношению к телу мужчины оказывалось по сути проявлением «естественного неравенства», ее «бременем», делающем женщину  более природной, менее социальной, когда она вынашивает, рожает, воспитывает. И поэтому необходима социальная модификация, «подправление» женского тела для достижения подлинного равенства полов, их равноценности в социокультурной сфере. Что и призваны сделать новые репродуктивные технологии.

Однако, конечно, совсем не все феминистки  разделяли подобные крайние воззрения.   И в этом смысле очень показательна книга А. Рич «Женщиной рожденный», которая стала одним из бестселлеров американской теоретической мысли двух последних десятилетий. Опубликованная во второй половине семидесятых, книга А.Рич определила некий водораздел в феминистском  мышлении по поводу материнства, различив материнство как институт и как практику. Прежде всего  она интересна тем, что это одно из тех исследований, которые пытаются определить и выразить опыт женского существования, что называется «изнутри»,  что необычайно сложно - ведь о женщине, о ее переживании жизни, разных ситуаций, состояний и т.п. писали всегда мужчины, и женщины, конечно, привыкли думать о самих себе, даже воспринимать свой собственный опыт через призму прочитанного, увиденного, услышанного. Феминизм и ставит в качестве одной из своих центральных задач выявление содержания женского переживания. Так, многие исследовательницы фиксируют это несоответствие между так сказать официальными представлениями («тем, чем она полагается должна быть») и ее реальными чувствами, между тем , что действительно переживает женщина и теми теориями (в большинстве случаев созданными мужчинами), где излагается в чем ( по мнению авторов этих теорий ) ее переживание состоит. Поэтому понятно, почему теоретики феминизма так активно используют в своих работах феноменологический метод. То, описанное Э. Гуссерлем ощущение, которое стало как бы фундаментом закладки создаваемого им метода, абсолютно совпадало  с их ощущением относительно опыта женской жизни : « ...мы терпим крайнюю жизненную нужду, такую нужду, которая распространяется на всю нашу жизнь. Каждый момент жизнь есть точка зрения, каждая точка зрения подчиняется какому-либо должествованию, какому-либо суждению о значимости или незначимости, согласно предполагаемым нормам абсолютного значения. Пока эти нормы были неприкосновенны, пока они не были нарушены и высмеяны скепсисом, до тех пор единственным жизненным вопросом был вопрос о том, как лучше всего будет соответствовать им. Как же быть теперь ?»Феминистские исследовательницы наряду с теоретическими разработками стали все больше обращаться к миру повседневного опыта ( «к самим вещам», а не представлениям о них ) в его непосредственном переживанием женщиной.

Рассматриваемая нами книга и представляет собой пример титанического усилия автора разотождествиться с собой как с «другим» - образом, представленным в общественных стереотипах, и нащупать по крупицам свое собственное «я». Андрианна Рич, известная в Америке исследовательница, писательница и поэтесса - мать четверых детей - обращается в книге к своему богатому опыту материнства. Она начинает свою книгу  с утверждения о том, что о воздухе, которым дышим, о морях, которыми  путешествуем, мы знаем больше чем о природе и значении ( смысле)  материнства», потому что материнство, представленное в общественном сознании через те стереотипы, которые отражены и в искусстве, и в публицистике, и в специальных изданиях, имеет немного отношения к  реалиям  этого явления. «Когда я стараюсь вернуться в тело молодой женщины 26 лет, беременной первый раз, я осознаю , что я была совершенно отчужденна от моего реального тела и духа институтом - не фактом - материнства. Этот институт разрешал мне только определенное видение себя, воплощенное в специальных буклетах, в романах, которые  читала, в суждениях моей свекрови, в памяти моей собственной матери, Сикстинской мадонне или Микельанжеловской  Пиете, в носящемся в воздухе определении, что беременная женщина есть женщина, успокоенная в своей наполненности или проще женщина ожидающая. Женщины всегда были рассматриваемы как ждущие: своих месячных ( как бы они пошли или не пошли), ждущих мужчин, приходящих с войны, с охоты, с работы, ждущих когда подрастут дети или когда родится новый ребенок...  В моей собственной беременности я имела дело с этим ожиданием, этой женской судьбой, этим отрицанием всякой активности. Я становилась отчужденной и от непосредственного, настоящего переживания своего тела и от моей читающей, пишущей, думающей жизни».

Автор делится с читателями тем, что давно мечтала написать книгу о материнстве, но долгое время не могла позволить себе этого: «Я могла начать думать о том, чтобы писать книгу о материнстве только когда я начала себя чувствовать достаточно сильной  и моя любовь к детям приобрела окончательно однозначный характер, так что я смогла посметь вернуться в состояние, которое кажется мне наиболее болезненным, непонятным, двусмысленным, в котором я когда-либо оказывалась, состояние, строжайшим образом ограждение табу, закрытое фальшивыми ярлыками, стереотипами». И поскольку «каждое путешествие в прошлое осложнялось иллюзиями, фальшивой памятью, фальшивым названием реальных событий», она начинает с того, что приводит выдержки из своего дневника почти двадцатилетней давности, времени когда ее первые дети были совсем маленькими и впереди были еще беременности и роды. Вот одна из них: «Из моего дневника , ноябрь 1960 : мои дети доставляют мне наиболее острое страдание, которое мне когда-либо приходилось испытывать. Это страдание раздвоения: убийственное противоречие между горькой обидой и раздирающим нервным раздражением и счастливым удовлетворением и нежностью».Автор подробно воспроизводит описания своих страданий тех лет по поводу того, что ее реальные чувства к детям совсем не всегда совпадали с тем стереотипом «безусловной» любви матери, который интериоризирован обществом в сознание женщины, что она при всей палитре удивительных и совершенно новых для нее чувств к своим детям подчас ощущала себя едва ли не «монстром», который почти ненавидит своих детей, поскольку они день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем разлучали ее с самой собой, с ее внутренним миром, индивидуальностью, духовностью, да просто с необходимостью  иногда побыть одной, наедине с собой.

«Материнство, не упоминаемое в историях завоеваний и войн, имеет свою историю, свою идеологию. Моя личная, кажущаяся частной боль как матери, также как боль других матерей вне зависимости от класса и цвета кожи, регуляция женской репродуктивной способности в каждой тоталитарной системе и в каждой социалистической революции, юридический и технический контроль мужчин над контрацептивами, абортами, акушерством, гинекологией, внематочными репродуктивными экспериментами, как и негативный или по крайней мере подозрительный статус женщин, которые не стали матерями - все это есть сущность патриархатной системы».В этой системе статус женщины как существа, рожающего детей был сделан главным фактом ее жизни, и тело оказывалось тюрьмой для женщины. Словом, А. Рич убеждена,  что материнство, во-первых, хотя и важная часть жизни женщины, все же всего лишь часть. Главная ли? - решать самой женщине, что относится и к свободному выбору того, становиться ли вообще матерью. Кроме того, материнство, поскольку оно (как и вообще женский опыт жизни!) описано лишь в категориях мужской идеологии  еще ждет своего подлинного осмысления, как ждет этого осмысления и особый способ существования женского тела, его замечательные возможности, его «гениальность». Но об этих идеях А.Рич – разговор впереди.

Таким образом, первая из рассматриваемых позиций состоит в том, что природы женщины,  как таковой в чем-то отличной от мужчины просто существует. Даже тот факт, что именно женщина рожает детей,  при соответствующей социальной организации  (замене естественного материнства искусственным, воспитания детей родителями на равных условиях или при условиях свободного выбора кому этим заниматься и т.п.) может не иметь принципиального значения и потому будущее за андрогинным обществом.