3. «Анатомия женщины – не судьба, но источник».

И наконец, третья позиция, представители которой видят источник своеобразия женской природы собственно в особенностях ее телесного переживания жизни. Авторы, работающие в русле данной тенденции считают, что утверждение будто человеческий разум и тело представляют собой два различных вида существования, которые только случайно связаны друг с другом, отношение к  биологии, как к просто бремени для женщин - неверно. С их точки зрения человеческое сознание не может быть абсолютно абстрагировано от телесности. 

Вообще тема женского тела - одна из центральных в феминистских исследованиях. Это связано с попыткой фундаментального переосмысления традиционного к ней отношения. С точки зрения феминистов, несмотря на то, что, если что-нибудь женское понастоящему ценилось в предшествующей культуре, так это ее тело - женское тело всегда было рассматриваемо прежде всего как материнское, или в другой своей ипостаси, оно было предметом восхищения, источником вдохновения художников , поэтов и т.п. - именно тело оказывалось базисной основой дискриминации женщины. Об этом рассуждает Дж. Купферман, которая замечает, что всегда в мифологии, теологии, языке имели место две  противоположные идеи: с одной стороны, женское тело есть нечто «нечистое» (кровоточащее), нечто испорченное и развращенное, опасное для мужчины, «ворота дьявола»; с другой - как мать, женщина есть нечто святое, чистое, асексуальное; и физическое основание материнства - тоже самое тело, нечистое и опасное, есть ее единственная судьба и оправдание в жизни.

В самом деле, культура в разных своих ипостасях указывает на «тело» как основное место бытия женщины. В философии, как уже говорилось, пара мужчина/женщина однозначно коррелируется с парой разум/тело. Э.Гросс отмечает два существующих в философских учениях типа (прямой или косвенной) репрезентации женщины в рамках данной корреляции: «либо разум ассоциируется с маскулинностью, а тело с феминностью (таким образом отказывая женщине в способности мыслить, быть философами), либо каждому полу соответствует собственная  форма телесности». Но и во втором случае соотношение этих форм мыслится в понятиях «естественного неравенства» - вместо права на автономную и активную форму телесного бытия «женское» мыслится как «особенность», как будто существует некая абсолютная «норма» тела вне зависимости от пола. Эта «особенность» состоит в более тесной связи женщины с собственным телом. Поэтому женщина, по этой логике, и оказывается не способной к достижениям в социокультурной сфере, что она более природна, более зависима от биологических, физиологических, гормональных колебаний.

В этом контексте абсолютно понятна склонность многих феминистских теоретиков определять «женщину» через понятия вне- телесности, как субъекта, способного быть  интеллектульно и творчески равного мужчине вопреки «бремени» своего тела (С.де Бовуар). Тем более интересно рассмотреть ход мыслей исследователей,  считающих, что подобное  - «андроцентристское» - отношение к телу женщины придает полному забвению «телесную сущность женского мировосприятия», которое было вытеснено из культуры, но которое и составляет в собственном смысле природу женщины.

Особый интерес в этом плане - в выявлении той самой сущности - представляет собой уже упомянутая нами книга А. Рич «Рожденный женщиной». Книга - гимн женскому телу, но в противоположность многочисленным мужским гимнам, посвященных этому предмету, - это гимн тем духовным  потенциям, которые оно заключает в себе.

Дело в том, что наиболее характерной особенностью женского мировосприятия А.Рич считает именно способность женщины «мыслить через тело». Эта способность вырастает из своеобразия психо-биологической структуры женщины: «высокого уровня развития тактильного восприятия, дара пристального  наблюдения, стойкости к перенесению боли, многомерного вживания в телесность, ... связи и резонанса нашей физиологии с природным порядком».  А.Рич также как и теоретики рассматриваемой выше тенденции пишет о таком качестве женского мышления как целостность, но,  в отличие от них, она видит это качество не только, так сказать внутри особенностей женского сознания, но и в той гораздо большей близости тела и сознания, близости, которой действительно отмечено женское мировосприятие. Другое дело, что  культура, ориентированная на мужские приоритеты в способах мировосприятия, « разлучила нас с самими собой». И поэтому женщинам всегда было свойственно два пути: либо становиться «телами», «слепо подчиняясь мужским теориям о нас», либо стараться существовать «вопреки телам». «Нам всегда говорили - пишет А. Рич, - что все наши попытки к творчеству в интеллектуальной сфере есть что-то в принципе для нас чуждое, непоследовательное, даже скандальное - это попытки «стать как мужчины» или избежать подлинного предназначения женщины: замужества и рождения детей. «Думать как мужчина» было одновременно и наградой, и тюрьмой для женщин, старающихся вырваться из западни своего тела. Поэтому стоит ли удивляться, что многие интеллектуальные и творческие женщины настаивали, что они просто человеческие существа прежде всего и потом уже женщины, что они снижали как могли значимость своих физиологических особенностей и свою связь с другими женщинами. Тело в рамках нашей культуры создавало столько проблем для женщины, что часто казалось легче «отказаться» от него и путешествовать по жизни в качестве бестелесного духа... Слишком долгое время мы воспринимались как «природа», эксплуатировались как земля и солнечная система: что же удивительного, что сейчас многие из нас стремятся стать «культурой»: чистым духом, разумом. И все-таки, я убеждена, что это именно эта культура и ее политические институты разлучили нас с самими собой».

Автор убеждена, что «женская физическая организация есть источник многого пока непроясненного и вообще еще некасаемого», что есть пути, способы  мысли, о которых мы еще не знаем, именно потому, что мы еще совсем не осознаем духовных возможностей своей биологии: чуда и парадокса женского тела. «Я пришла к убеждению, что женская биология - диффузность, интенсивная чувствительность, излучаемая клитором, идущая от груди, матки, вагины; менструальный цикл, осуществление жизни, которое может иметь место в женском теле - имеет гораздо более радикальные последствия, чем мы могли подозревать до сих пор. Патриархатная жизнь лимитировала женскую биологию до своих собственных нужд. Я убеждена, что переосмысление этих воззрений приведет к взгляду на нашу биологию  скорее как на источник, а не как на судьбу».

Таинственную завесу над забытой, вытесненной, но заключенной в женщинах способностью «мыслить через тело» приоткрывает в своих работах Сьюзен Гриффин.Она также считает, что тело в котором наша культура видит только «немую и мистифицированную плоть» есть на самом деле «источник интеллектуальнго восприятия, воображения и видения». Мы «забыли» об этом, потому что в маскулинно ориентированной культуре внимание акцентируется на такие формы мышления, «которые стараются отделиться от тела». Однако и здесь есть виды деятельности, где можно проследить их связь – это, например, поэзия.

С. Гриффин, сама поэт, убеждена, что «поэзия есть тайный путь, через который мы можем восстановить нашу собственную аутентичность... Вот почему поэзия так важна для феминизма».   Исследовательница специально показывает, что используемый нами язык делает нас невидимыми для самих себя: « тот словарь, который мы унаследовали, запирает нас в определенные рамки бытия». Каждая структура мышления детерминирована языком. Язык усиливает нормативность мышления эффективнее, чем любая тюрьма, поскольку еще до того, как мы выражаем, то, что мы чувствуем, язык подвергает нас цензуре не только через смысл слов, но и через нормативность речи и письменности».  Но в поэзии, - утверждает С. Гриффин, - совсем иное дело, там, пусть медленно, шаг за шагом, знание, зарытое в теле, приходит в сознание. Она признается: «Я очень часто нахожу поэзию пугающей, именно потому что она часто уводит меня в такие сферы, которые непонятны во мне мне самой. И когда я пишу стихотворение мне приходится «держать» саму себя  - иначе можно сойти с ума. Поэзия способна опрокидывать, опровергать наши представления о том, кто мы есть, она открывает - часто совершенно неожиданно - нам нас самих: похороненные, зарытые чувства, восприятия, утерянные знания. Поэзия как  сон, который обнаруживает меня для меня пока я сплю. Мое тело становится комнатой резонансов, чьи звуки я записываю. Поэт возвращается к знанию тела как к источнику истины».   Иными словами, поэзия представляет собой пример способности « мыслить через тело» - способности, которая с точки зрения представителей этой тенденции гораздо сильнее представлена в женском мировосприятии, хотя пока лишь потенциально.

Задача заключается в том, чтобы актуализировать эту способность и тогда человечество ждут большие перспективы: « Нам нужно, - заканчивает свою книгу А. Рич, - представить мир, в котором каждая женщина ощутит гениальность своего собственного тела. В таком мире женщины, действительно, создадут новую жизнь и принесут в мир не только детей, но и свое видение, и мышление, необходимое для поддержания, консолидации и изменения человеческого существования».

Поиски путей актуализации женской способности «мыслить через тело» не мог не поставить вопрос об определении предметного содержания этой способности, о попытке выведения этого процесса на теоретико-философский уровень. И вот здесь феминистская теория оказалась, что называется, «нос к носу» с фундаментальным противоречием своего существования. Задача найти, обнаружить, выразить глубинные особенности женской природы столкнулась с природой самого теоретического осмысления, которое функционирует по определенным принципам, запрещающим любые «иные» способы понимания и выражения, в то время как  предметом поисков как раз являлось это «иное».  Другими слова, сама операциональная система, язык теории оказался недейственным за пределами того, что называется «общезначимым» - традиционным предметом теоретического познания.

Получалась такая парадоксальная вещь: когда феминистские теоретики уверенно используя философский категориальный аппарат, исследовали свой предмет, он как-то незаметно ускользал, перетекая из «иного» в «общезначимое», из специфически женского в то, что под женским традиционно понималось в культуре. Поэтому многие исследователи не могли  испытывать удовлетворение от того, что при всех найденных ими новых акцентах и оценках, они продолжали оставаться в рамках понимания женщины как существа более эмоционального, интуитивного, целостного, теснее связанного с природным и ситуативно-социальным контекстом, чем мужчина. Конечно, уже говорилось, что выведение отмеченных качеств за рамки «отдельного», «половых особенностей», специфики «чисто-женского» (и потому не заслуживающего серьезного отношения) в открытый социокультурный контекст чревато переосмыслением многих сфер человеческой деятельности, ее ценностных ориентаций. Но философская мысль, наметившая возможность существования глубинного опыта, который еще «зарыт» в теле и который может быть выражен только самой женщиной, не могла не пуститься в поиски в данном направлении.

Как  уже говорилось и как мы видели на примере работ А. Рич, К. Гиллиган, С. Гриффин в теории феминизма начинает активно практиковаться феноменологический метод. В частности одним из самых популярных предметов феминистского рассмотрения становится женская автобиография, женские рассказы о тех или иных состояниях, переживаниях различных  событий : замужество, беременность, менструации, роды,  воспитание, влюбленность, профессиональная деятельность и т. п.Одновременно с этим идут поиски новых технологий «раскапывания» в  тексте женской аутентичности, которая исходит прежде всего от импульсов тела, а не является отражением «голоса»  действующей культуры, поскольку представления (выраженные в книгах, фильмах, mass media и т.п.) о тех чувствах и ощущениях, которые должна с точки зрения культуры испытывать в те или иные жизненные моменты женщина, часто (и даже как правило)         в процессе их трансляции вытесняют ее настоящие чувства и переживания.  Феминистская теория в поисках женского «я» как раз и призвана вычленить ту дистанцию, которая существует между институционализованным  определением женской природы и действительным опытом переживания женщиной своей жизни.

Однако для вычленения этой дистанции феминистская теория, как уже говорилось, остро нуждалась в новом «ином» методологическом основании. Такое основание было найдено в философии постструктурализма.

П. Феминизм и постструктурализм: «тело» женщины как место  встречи.

И наконец, третья позиция, представители которой видят источник своеобразия женской природы собственно в особенностях ее телесного переживания жизни. Авторы, работающие в русле данной тенденции считают, что утверждение будто человеческий разум и тело представляют собой два различных вида существования, которые только случайно связаны друг с другом, отношение к  биологии, как к просто бремени для женщин - неверно. С их точки зрения человеческое сознание не может быть абсолютно абстрагировано от телесности. 

Вообще тема женского тела - одна из центральных в феминистских исследованиях. Это связано с попыткой фундаментального переосмысления традиционного к ней отношения. С точки зрения феминистов, несмотря на то, что, если что-нибудь женское понастоящему ценилось в предшествующей культуре, так это ее тело - женское тело всегда было рассматриваемо прежде всего как материнское, или в другой своей ипостаси, оно было предметом восхищения, источником вдохновения художников , поэтов и т.п. - именно тело оказывалось базисной основой дискриминации женщины. Об этом рассуждает Дж. Купферман, которая замечает, что всегда в мифологии, теологии, языке имели место две  противоположные идеи: с одной стороны, женское тело есть нечто «нечистое» (кровоточащее), нечто испорченное и развращенное, опасное для мужчины, «ворота дьявола»; с другой - как мать, женщина есть нечто святое, чистое, асексуальное; и физическое основание материнства - тоже самое тело, нечистое и опасное, есть ее единственная судьба и оправдание в жизни.

В самом деле, культура в разных своих ипостасях указывает на «тело» как основное место бытия женщины. В философии, как уже говорилось, пара мужчина/женщина однозначно коррелируется с парой разум/тело. Э.Гросс отмечает два существующих в философских учениях типа (прямой или косвенной) репрезентации женщины в рамках данной корреляции: «либо разум ассоциируется с маскулинностью, а тело с феминностью (таким образом отказывая женщине в способности мыслить, быть философами), либо каждому полу соответствует собственная  форма телесности». Но и во втором случае соотношение этих форм мыслится в понятиях «естественного неравенства» - вместо права на автономную и активную форму телесного бытия «женское» мыслится как «особенность», как будто существует некая абсолютная «норма» тела вне зависимости от пола. Эта «особенность» состоит в более тесной связи женщины с собственным телом. Поэтому женщина, по этой логике, и оказывается не способной к достижениям в социокультурной сфере, что она более природна, более зависима от биологических, физиологических, гормональных колебаний.

В этом контексте абсолютно понятна склонность многих феминистских теоретиков определять «женщину» через понятия вне- телесности, как субъекта, способного быть  интеллектульно и творчески равного мужчине вопреки «бремени» своего тела (С.де Бовуар). Тем более интересно рассмотреть ход мыслей исследователей,  считающих, что подобное  - «андроцентристское» - отношение к телу женщины придает полному забвению «телесную сущность женского мировосприятия», которое было вытеснено из культуры, но которое и составляет в собственном смысле природу женщины.

Особый интерес в этом плане - в выявлении той самой сущности - представляет собой уже упомянутая нами книга А. Рич «Рожденный женщиной». Книга - гимн женскому телу, но в противоположность многочисленным мужским гимнам, посвященных этому предмету, - это гимн тем духовным  потенциям, которые оно заключает в себе.

Дело в том, что наиболее характерной особенностью женского мировосприятия А.Рич считает именно способность женщины «мыслить через тело». Эта способность вырастает из своеобразия психо-биологической структуры женщины: «высокого уровня развития тактильного восприятия, дара пристального  наблюдения, стойкости к перенесению боли, многомерного вживания в телесность, ... связи и резонанса нашей физиологии с природным порядком».  А.Рич также как и теоретики рассматриваемой выше тенденции пишет о таком качестве женского мышления как целостность, но,  в отличие от них, она видит это качество не только, так сказать внутри особенностей женского сознания, но и в той гораздо большей близости тела и сознания, близости, которой действительно отмечено женское мировосприятие. Другое дело, что  культура, ориентированная на мужские приоритеты в способах мировосприятия, « разлучила нас с самими собой». И поэтому женщинам всегда было свойственно два пути: либо становиться «телами», «слепо подчиняясь мужским теориям о нас», либо стараться существовать «вопреки телам». «Нам всегда говорили - пишет А. Рич, - что все наши попытки к творчеству в интеллектуальной сфере есть что-то в принципе для нас чуждое, непоследовательное, даже скандальное - это попытки «стать как мужчины» или избежать подлинного предназначения женщины: замужества и рождения детей. «Думать как мужчина» было одновременно и наградой, и тюрьмой для женщин, старающихся вырваться из западни своего тела. Поэтому стоит ли удивляться, что многие интеллектуальные и творческие женщины настаивали, что они просто человеческие существа прежде всего и потом уже женщины, что они снижали как могли значимость своих физиологических особенностей и свою связь с другими женщинами. Тело в рамках нашей культуры создавало столько проблем для женщины, что часто казалось легче «отказаться» от него и путешествовать по жизни в качестве бестелесного духа... Слишком долгое время мы воспринимались как «природа», эксплуатировались как земля и солнечная система: что же удивительного, что сейчас многие из нас стремятся стать «культурой»: чистым духом, разумом. И все-таки, я убеждена, что это именно эта культура и ее политические институты разлучили нас с самими собой».

Автор убеждена, что «женская физическая организация есть источник многого пока непроясненного и вообще еще некасаемого», что есть пути, способы  мысли, о которых мы еще не знаем, именно потому, что мы еще совсем не осознаем духовных возможностей своей биологии: чуда и парадокса женского тела. «Я пришла к убеждению, что женская биология - диффузность, интенсивная чувствительность, излучаемая клитором, идущая от груди, матки, вагины; менструальный цикл, осуществление жизни, которое может иметь место в женском теле - имеет гораздо более радикальные последствия, чем мы могли подозревать до сих пор. Патриархатная жизнь лимитировала женскую биологию до своих собственных нужд. Я убеждена, что переосмысление этих воззрений приведет к взгляду на нашу биологию  скорее как на источник, а не как на судьбу».

Таинственную завесу над забытой, вытесненной, но заключенной в женщинах способностью «мыслить через тело» приоткрывает в своих работах Сьюзен Гриффин.Она также считает, что тело в котором наша культура видит только «немую и мистифицированную плоть» есть на самом деле «источник интеллектуальнго восприятия, воображения и видения». Мы «забыли» об этом, потому что в маскулинно ориентированной культуре внимание акцентируется на такие формы мышления, «которые стараются отделиться от тела». Однако и здесь есть виды деятельности, где можно проследить их связь – это, например, поэзия.

С. Гриффин, сама поэт, убеждена, что «поэзия есть тайный путь, через который мы можем восстановить нашу собственную аутентичность... Вот почему поэзия так важна для феминизма».   Исследовательница специально показывает, что используемый нами язык делает нас невидимыми для самих себя: « тот словарь, который мы унаследовали, запирает нас в определенные рамки бытия». Каждая структура мышления детерминирована языком. Язык усиливает нормативность мышления эффективнее, чем любая тюрьма, поскольку еще до того, как мы выражаем, то, что мы чувствуем, язык подвергает нас цензуре не только через смысл слов, но и через нормативность речи и письменности».  Но в поэзии, - утверждает С. Гриффин, - совсем иное дело, там, пусть медленно, шаг за шагом, знание, зарытое в теле, приходит в сознание. Она признается: «Я очень часто нахожу поэзию пугающей, именно потому что она часто уводит меня в такие сферы, которые непонятны во мне мне самой. И когда я пишу стихотворение мне приходится «держать» саму себя  - иначе можно сойти с ума. Поэзия способна опрокидывать, опровергать наши представления о том, кто мы есть, она открывает - часто совершенно неожиданно - нам нас самих: похороненные, зарытые чувства, восприятия, утерянные знания. Поэзия как  сон, который обнаруживает меня для меня пока я сплю. Мое тело становится комнатой резонансов, чьи звуки я записываю. Поэт возвращается к знанию тела как к источнику истины».   Иными словами, поэзия представляет собой пример способности « мыслить через тело» - способности, которая с точки зрения представителей этой тенденции гораздо сильнее представлена в женском мировосприятии, хотя пока лишь потенциально.

Задача заключается в том, чтобы актуализировать эту способность и тогда человечество ждут большие перспективы: « Нам нужно, - заканчивает свою книгу А. Рич, - представить мир, в котором каждая женщина ощутит гениальность своего собственного тела. В таком мире женщины, действительно, создадут новую жизнь и принесут в мир не только детей, но и свое видение, и мышление, необходимое для поддержания, консолидации и изменения человеческого существования».

Поиски путей актуализации женской способности «мыслить через тело» не мог не поставить вопрос об определении предметного содержания этой способности, о попытке выведения этого процесса на теоретико-философский уровень. И вот здесь феминистская теория оказалась, что называется, «нос к носу» с фундаментальным противоречием своего существования. Задача найти, обнаружить, выразить глубинные особенности женской природы столкнулась с природой самого теоретического осмысления, которое функционирует по определенным принципам, запрещающим любые «иные» способы понимания и выражения, в то время как  предметом поисков как раз являлось это «иное».  Другими слова, сама операциональная система, язык теории оказался недейственным за пределами того, что называется «общезначимым» - традиционным предметом теоретического познания.

Получалась такая парадоксальная вещь: когда феминистские теоретики уверенно используя философский категориальный аппарат, исследовали свой предмет, он как-то незаметно ускользал, перетекая из «иного» в «общезначимое», из специфически женского в то, что под женским традиционно понималось в культуре. Поэтому многие исследователи не могли  испытывать удовлетворение от того, что при всех найденных ими новых акцентах и оценках, они продолжали оставаться в рамках понимания женщины как существа более эмоционального, интуитивного, целостного, теснее связанного с природным и ситуативно-социальным контекстом, чем мужчина. Конечно, уже говорилось, что выведение отмеченных качеств за рамки «отдельного», «половых особенностей», специфики «чисто-женского» (и потому не заслуживающего серьезного отношения) в открытый социокультурный контекст чревато переосмыслением многих сфер человеческой деятельности, ее ценностных ориентаций. Но философская мысль, наметившая возможность существования глубинного опыта, который еще «зарыт» в теле и который может быть выражен только самой женщиной, не могла не пуститься в поиски в данном направлении.

Как  уже говорилось и как мы видели на примере работ А. Рич, К. Гиллиган, С. Гриффин в теории феминизма начинает активно практиковаться феноменологический метод. В частности одним из самых популярных предметов феминистского рассмотрения становится женская автобиография, женские рассказы о тех или иных состояниях, переживаниях различных  событий : замужество, беременность, менструации, роды,  воспитание, влюбленность, профессиональная деятельность и т. п.Одновременно с этим идут поиски новых технологий «раскапывания» в  тексте женской аутентичности, которая исходит прежде всего от импульсов тела, а не является отражением «голоса»  действующей культуры, поскольку представления (выраженные в книгах, фильмах, mass media и т.п.) о тех чувствах и ощущениях, которые должна с точки зрения культуры испытывать в те или иные жизненные моменты женщина, часто (и даже как правило)         в процессе их трансляции вытесняют ее настоящие чувства и переживания.  Феминистская теория в поисках женского «я» как раз и призвана вычленить ту дистанцию, которая существует между институционализованным  определением женской природы и действительным опытом переживания женщиной своей жизни.

Однако для вычленения этой дистанции феминистская теория, как уже говорилось, остро нуждалась в новом «ином» методологическом основании. Такое основание было найдено в философии постструктурализма.

П. Феминизм и постструктурализм: «тело» женщины как место  встречи.