Киты‑малютки

Китов в Мировом океане за последние десятилетия стало заметно меньше. У людей сухопутных профессий немного шансов повидать живого исполина. Чтобы познакомиться с их жизнью, нужно совершить длительное путешествие. Мне же посчастливилось первого живого кита увидеть на берегу.

Дело были в Крыму, в тенистой аллее биостанции. По усыпанной ракушечником дорожке мне навстречу, широко шагая, шел юноша, держа на вытянутых руках кита, как берут в роддоме своих отпрысков мужчины, только что ставшие отцами.

А кит смотрел на меня своими маленькими подслеповатыми глазами и при каждом шаге вздрагивал. Это был самый настоящий живой кит, но только кит‑малютка. Я назвал его так не потому, что он был новорожденным. У китов, даже только что появившихся на свет, малышей приходится измерять метрами и центнерами или даже тоннами. В руках у встретившегося мне парня был представитель самых маленьких китообразных — дельфин‑азовка, или, как его следует величать согласно зоологической классификации, обыкновенная морская свинья. Киты‑малютки распространены очень широко. Обыкновенные свиньи — жители северного полушария. В отличие от большинства дельфинов они мало боятся холода и заселяют прибрежные зоны Европы, Азии и Америки, от Баренцева моря до Дакара, заходя во все внутренние моря: Черное, Белое и Балтийское.

Азовки — самые маленькие морские свиньи. Их средний вес едва превышает 30 кг, самки крупнее самцов. Голова у азовки короткая, курносая, клюв не выражен, лобная подушка пологая. Спина цвета мокрой автомобильной камеры — от темно‑серого до черного, брюхо значительно светлее. Живут азовки небольшими семьями. Лишь вокруг больших рыбьих стай возникают их крупные скопления. Летом морские свиньи приходят в северные районы Черного моря, появляются у берегов Крыма, идут нагуливать жирок в Азовское море. Под водой способны пробыть недолго, 6—7 мин, и ныряют неглубоко. Ловят тихоходных рыб — бычков, атерин.

Совсем мелкую рыбешку, вроде хамсы, сосут через слегка приоткрытый рот прямо от целой стаи. Они настоящие труженики: чтобы наесться досыта, им нужно наловить 4—5 кг рыбы, а в холодную пору года — на 1—2 кг больше.

Азовок в Черном море много, но это не те дельфины, которыми мы любуемся с борта теплохода или с ялтинских набережных. Они не умеют выпрыгивать из воды, и хотя часто поднимаются к поверхности, чтобы обновить запас воздуха, сам акт дыхания занимает короткое мгновение, совершаясь походя, ни на секунду не задерживая поступательного движения, при этом голова почти не показывается над поверхностью моря, так что заметить стайку дельфинов очень трудно. Про азовку не скажешь, что это интеллектуал. Некоторые дрессировщики утверждают, что они не поддаются дрессировке. С подобным безапелляционным мнением вряд ли можно согласиться. Несомненно, морские свиньи менее общительны, чем прославленные афалины. Они не проявляют к человеку особого интереса или не умеют его выразить.

На мысль о крайнем примитивизме морских свиней наталкивает однообразие их поведения. Всю жизнь азовки проводят в движении. Выпущенные в бассейн, они и днем и ночью плывут и плывут, делая под водой круг за кругом. Спать, зависнув у поверхности, как поступают афалины они не умеют.

Но, видимо, их можно многому научить. Когда в неволе кит малютка оказывается в компании афалин, он, случается, за несколько дней перенимает у них манеру спать на поверхности или выпрыгивать из воды.

Советские исследователи эхолокации не испытывают к азовкам особого почтения. Даже самые восторженные исследователи не рискнут назвать их нашими братьями по разуму.

Между тем морские свиньи сыграли значительную роль в изучении способности морских млекопитающих к акустическому зондированию пространства. В науке один эксперимент не делает погоды. Он обязательно должен быть подтвержден. Одновременно с супругами Шевилл во Флориде проводила исследование группа У. Келлога. В их распоряжении были две морские свиньи, которых содержали в небольшом пруду на берегу Мексиканского залива. В дно пруда были забиты металлические прутья. Чтобы животные не могли видеть стержни, воду систематически взмучивали. В совершенно мутной воде дельфины ловко сновали между стержнями, не прикасаясь к ним даже хвостом.

Исследователей продолжал грызть червь сомнения. А вдруг у дельфинов зрение столь совершенно, что мутная вода им не помеха?! Опыты продолжили. Пруд разгородили сетчатой стенкой, оставив в ней два прохода, позволявших животным переходить из одного отсека в другой. Сигналом для перехода служил всплеск брошенной в воду рыбы. Во время опыта ученые закрывали то один то другой из проходов куском прозрачного плексигласа, который и в прозрачной воде увидеть невозможно. Дельфины и тут не были обескуражены. Если оба проходи оказывались закрытыми, они даже не пытались проникнуть в соседний отсек. Когда же один из проходов оказывался свободным, животные еще издалека уверенно направлялись в его сторону. Не было случая, чтобы дельфин стукнулся рылом о невидимую преграду или по ошибке близко подплыл к ней. Еще в одном варианте опытов животным бросали в бассейн различные предметы. Бросали сзади, чтобы дельфины не могли видеть, что упало в воду. Любопытные звери тотчас поворачивались на всплеск, издавали серии локационных щелчков и, нащупав локационным лучом тонущий предмет, бросались за ним вдогонку. Локатор дельфинов оказался столь чувствительным, что в мутной воде они мгновенно обнаруживали стеклянную бусинку или крохотную свинцовую дробинку. Провести животных не удавалось. Если в бассейн выливали полчашки воды, животные мгновенно поворачивались и, пошарив акустическим прожектором, продолжали заниматься своим делом, не давая себе труда подплыть и убедиться, что в бассейне не появилось ничего интересного, — настолько они были уверены в показаниях своего локатора.

Окончательно убедиться в локационных способностях китообразных исследователям помогли гастрономические привычки животных. Дельфины — существа очень консервативные. Привыкнув к какому‑то одному виду пищи, они с большим трудом переключаются на новые объекты питания. Часто подолгу голодают, но категорически отказываются от обеда, если меню для них непривычно. Поначалу исследователи еще не знали об этой особенности дельфинов, а главное — не хотели с ней считаться, опасаясь, что однообразная пища причинит их здоровью непоправимый вред. Келлог иногда закупал для своих подопечных рыбу разных видов, пытаясь как‑то разнообразить их меню. Исследователей удивило не только то, что дельфины отвергали новое угощение, но и их способность различать в мутной воде двух одинаковых по размеру и очень похожих по форме и окраске рыб разных видов, даже не подплывая к ним вплотную. Одних они охотно ели, от других равнодушно отворачивались. Сам Келлог, имея возможность детально рассматривать рыб далеко не сразу научился их различать. Эксперименты Келлога показали, что эхолокация широко распространена в мире китообразных, так как азовки не состоят в близком родстве с афалинами, с которыми работали Шевиллы.

И после опытов Келлога еще оставалось немало скептиков, не верящих в существование гидроэхолокации. Их смущала мысль, а вдруг вода недостаточно мутная и дельфин все же кое‑что видит!

Окончательное решение вопрос об эхолокации получил после проведения экспериментов на животных, «ослепленных» с помощью надетых на глаза резиновых полусфер. Поведение дельфина, который теперь‑то уж действительно не мог ничего видеть, совершенно не изменилось. Животное отлично ориентировалось в своем помещении, отыскивало корм, на какие бы мелкие кусочки ни резалась рыба, находило брошенные в воду предметы, охотно и точно выполняло все трюки, которым было обучено. Ученый мир окончательно поверил в эхолокационные способности животных.

Афалины дали повод ученым заподозрить у китообразных способность к гидроэхолокации. Опыты на морских свиньях окончательно нарушили душевный покой десятков инженеров и гидроакустиков, которым захотелось узнать, как устроен эхолокатор дельфинов. Они стали началом длинной серии экспериментов. Постоянными объектами подобных исследований по‑прежнему остаются афалины и морские свиньи.

Эксцентрики

В ноябре 1968 года в небольшой поселок Саккура, лежащий на берегу реки Инд, прибыла экспедиция американских ученых. Они собирались изучать гангского слепого дельфина. Местные жители отлично знали этих животных и нередко охотились на них, так как мясо дельфинов считается достаточно вкусным. Однако одно дело добыть на ужин хорошо упитанного зверя, и совсем другое — поймать его живьем, не нанеся при этом серьезных увечий. Таким промыслом в Западном Пакистане никогда не занимались. Все же за несколько ночных охот с помощью сетей рыбакам удалось отловить трех самок, соблазнившихся живой рыбой‑кошкой. Дельфины оказались небольшими. Длина самого маленького была 107 см, а вес равнялся 19,5 кг. Самое крупное животное достигало в длину 121 см и весило почти 26 кг.

Чтобы животные перед дальней дорогой хорошо отдохнули, их выпустили в бассейн. Сначала дельфины плавали у поверхности, как бы набираясь сил, дышали полной грудью, пуская пузыри, затем стали нырять, появляясь на поверхности, только чтобы сделать вдох. Наблюдавшие за ними исследователи занялись своими делами: вода в бассейне была такая же мутная, как и в Инде, и что делали дельфины в глубине, не было видно.

На другой день самолет доставил дельфинов в Карачи.

Здесь предполагалось сделать двухдневную остановку. Животных поместили в заранее приготовленный бассейн с чистой, прозрачной водой. Возможно, это был первый случай, когда людям представилась возможность понаблюдать за повадками пресноводных китов. Ученые были потрясены: под водой дельфины плавали только на боку! Животные держались у самого дна, касаясь его ластами, или проносились над ним всего в двух‑трех сантиметрах. При этом голова была слегка опущена вниз, а хвост приподнят. В общем дельфины плавали параллельно дну, но держась к нему под углом 10°! Их движения были резко асимметричны: самое крупное животное плавало только на левом боку и всегда двигалось по часовой стрелке, два других дельфина — на правом боку и только против часовой стрелки. Не правда ли, странная асимметрия!

Отдохнув, дельфины снова двинулись в путь и в тот же день прибыли в Токио. После нового отдыха они отправились в последний перелет в Сан‑Франциско. За пять суток животные покрыли почти 18000 км. доставив своим сопровождающим немало хлопот. Звери отказались обедать. Какую бы рыбу им ни предлагали, дельфины не обращали на нее внимания. Ученые бросились к рыбакам, раздобыли у них живую рыбу. Но и она не повысила аппетита пленников. Пришлось кормить их насильно.

К сожалению, в неволе дельфины прожили очень недолго. Животные заболели воспалением легких, и спасти их не удалось. Первый дельфин прожил около месяца, последний умер на сорок четвертый день. Краткость знакомства с индийскими гостями не помешала ученым убедиться, что речные дельфины Ганга обладают превосходным эхолокатором. Несмотря на отсутствие зрения, они прекрасно ориентировались и никогда не натыкались на подводные предметы.

В отличие от всех остальных китообразных, которые пользуются эхолокацией только в темноте, в сложной обстановке или при поиске мелких предметов, гангский дельфин генерирует локационные посылки непрерывно, по 20—50 импульсов в секунду. У слепого животного нет другого способа обнаружить препятствие, и ему поневоле приходится беспрерывно прощупывать окружающее пространство. Звуки, используемые для локации, имеют частоту 15—60 кГц. В этом отношении они сходны с локационными посылками прочих пресноводных дельфинов.

У индийского дельфина три близких родственника — китайский озерный дельфин, лаплатский дельфин и амазонская иния. Пресноводные дельфины — самое древнее семейство зубатых китов. Все они имеют очень подвижную голову, длинное вытянутое рыло, усаженное на конце жесткими осязательными волосками, вероятно, помогающими речным дельфинам выкапывать из донного ила червей и моллюсков.

Меньше всего изучен китайский дельфин. Живет он только в одном месте — в озере Дуптииху. Этот достаточно крупный речной кит достигает в длину 2 м и весит до 120 кг. В соответствии с наиболее распространенной среди дельфинов модой туловище и голова у него серые, а брюхо и грудь более светлые. Дыхало, как и у остальных дельфинов, находится на темени, но сдвинуто влево. Опять асимметрия. Чем она вызвана, пока не ясно.

Хотя озеро Дунтинху находится не в какой‑то глуши, а в довольно густонаселенных районах Китая, о существовании озерного дельфина ученым стало известно лишь в 1918 году.

Живет он небольшими стайками — от 3 до 10—12 зверей, питается главным образом донными животными. Из рыб в желудках дельфинов чаще всего находили угрей и сомов. Оба вида рыб умеют зарываться в ил где их, по‑видимому, дельфин и находит. Моллюсков и ракообразных, прежде чем проглотить, слегка пережевывает, раздавливая их известковые раковины или хитиновый панцирь.

Амазонские инии еще крупнее — до 2,5 м в длину и до 130 кг весом. Их бледно‑голубые спины и невысокие фонтанчики, выпускаемые при выдохе, можно видеть во многих крупных реках Южной Америки, от устья и далеко в глубь континента. Когда наступает период бесконечных тропических дождей и реки, выйдя из берегов, на сотни километров затопляют окружающие джунгли, инии кочуют по залитому водой девственному лесу легко попадая из Амазонки в Ориноко и наоборот. Питаются инии рыбой. В том числе не брезгуют грозой Амазонки — пираньей. Своим длинным, покрытым чувствительными волосками и слегка загнутым вниз клювом ловко подбирают со дна пресноводных крабов и, раскусив, проглатывают. Длинные ряды слегка морщинистых зубов выполняют у иний двоякую функцию: передние служат для удержания добычи, задние используются для жевания.

В последние годы инии стали любимцами зоопарков и цирков. Они настолько очаровали зрителей, что теперь их завозят и в районы, удаленные от океанских побережий, где содержать морских животных не так‑то просто. Инии стали отличным украшением и морских аквариумов. Инии легко приручаются, охотно вступают в контакт с дрессировщиками и посетителями зоопарков. На воле они очень редко выпрыгивают или даже выглядывают из воды. Этому им приходится специально обучаться в неволе. Хотя инии неплохо видят, они оснащены отличным эхолокатором и используют его во время охоты даже в совершенно прозрачной воде.

Самые маленькие в компании пресноводных китов — дельфины Ла‑Платы. Их рост никогда не достигает 2 м, а вес — 35 кг. Это самое зубастое млекопитающее нашей планеты: пасть лаплатского дельфина украшают 240 зубов. Живут киты‑малютки в устье Ла‑Платы и в прибрежной зоне Атлантического океана. Ученые подозревают, что ежегодно с наступлением холодов они мигрируют ближе к экватору. Точными сведениями об этих миграциях зоологи пока не располагают. Вообще о лаплатских дельфинах известно мало. Эти животные не собираются в стаи и не приближаются к кораблям и лодкам. Правда они часто попадают в рыбачьи сети. Но разве может мертвый кит поведать исследователям о своей жизни?

За год у берегов Уругвая добывают до полутора тысяч лаплатских дельфинов. Их мясо рыбаки используют как приманку при ловле акул. Дельфины других видов так часто в сети не попадают. Их эхолокационный аппарат способен заблаговременно обнаружить коварную ловушку. Создавалось впечатление, что лаплатский дельфин не способен пользоваться эхолокацией. Это предположение подтверждалось еще и тем, что в желудках китов‑малюток находили главным образом крупных рыб, способных светиться и постоянно издающих достаточно громкие звуки. Таких рыб можно ловить даже ночью, не прибегая к эхолокации.

Чтобы разобраться, как ориентируются киты‑малютки в океане, группа французских и уругвайских ученых провела специальное исследование. Экспедиция обосновалась на берегу океана в маленькой уругвайской деревушке Пунта‑дель‑Дьяволо. Все светлое время дня несколько ученых проводили в море с двумя местными рыбаками, напряженно всматриваясь в его поверхность и вслушиваясь в подводные звуки с помощью опущенных на глубину гидрофонов.

Утром у побережья царила тишина, лишь к 10—11 часам начинало раздаваться хрюканье и кряканье. Это просыпались рыбы‑мичманы. К полудню хрюканья звучали уже чаще и к 15—16 часам сливались в сплошной хор. Звуки моря тщательно записывались с помощью магнитофона. Иногда, прослушивая на берегу сделанные за день записи, ученые с удивлением обнаруживали эхолокационные щелчки каких‑то дельфинов, хотя самих животных возле лодки никто не видел.

Лаплатских дельфинов заметить в море очень трудно. Их спинной плавник не настолько высок, чтобы выглядывать из воды, когда животные плывут близ поверхности. Из воды киты‑малютки никогда не выпрыгивают, а темя, где расположено дыхало, поднимают к поверхности всего на 2—3 с. За два месяца работы ученым посчастливилось только шесть раз увидеть китов‑малюток и только один раз услышать издаваемые ими звуки. В этот день два дельфина четыре раза подплывали к лодке на расстояние 25 м и на 4—6 с. показывались наблюдателям. Так как в этот день другие дельфины в этом районе моря не появлялись, ученые решили, что записанные звуки принадлежат киту‑малютке.

Зарегистрированные исследователями щелчки похожи на звуки, издаваемые другими дельфинами. Низкочастотные звуки не превышали 3 кГц. средние лежали в диапазоне 10—16, а высокочастотные достигали 18—24 кГц. Длительность щелчка колебалась от 1,5 до 5,0 мкс.

Таким образом, параметры эхолокатора лаплатского дельфина ничуть не хуже, чем у других китообразных, а в сети животные, видимо, попадают потому, что редко им пользуются.

Зато издавать свисты, используемые китообразными для общения, лаплатские дельфины, вероятно, не умеют. Они существа необщительные, у них нет потребности к бурному изъявлению своих чувств, да и привлекать к себе внимание они не любят.

Единорог

Восемь месяцев в году в Арктике царствует зима. Морозы сковывают льдом реки, озера, моря. Ураганы, снежные метели, лютые холода в 20—40, а то и в 50° — дело нешуточное. Еще сравнительно недавно ученые считали, что Северный Ледовитый океан замерзает сплошь от берегов Азии через полюс до самой Америки. На самом деле даже в самую суровую зиму в центре Арктики всегда остаются незамерзающие полыньи. Из года в год они держатся все в одних и тех же местах. Некоторым из них присвоены названия. В 1909 году Гренландская полынья чуть не заставила Роберта Пири отказаться от надежды достигнуть Северного полюса. Все последующие экспедиции всегда находили полынью на излюбленном ею месте.

Одной из наиболее крупных является Великая Сибирская полынья. Это она пресекала попытку ряда экспедиций проникнуть в сердце Арктики, и долгое время легендарная Земля Санникова пленяла воображение полярных исследователей.

Цепочку участков чистой воды объединяющую постоянные полыньи, называют арктическим кольцом жизни. Именно сюда, а вовсе не в тропики устремляются на зиму мистики, некоторые виды чаек и другие арктические птицы. Здесь всю зиму держатся тюлени и нерпы, белые медведи и песцы. Эти полыньи — родовая вотчина нашего удивительного северного кита — нарвала.

Ростом нарвал невелик. Крупные самцы не превышают 6 м, а весят до тонны; самки меньше самцов. Круглая лобастая голова с маленькими глазками по бокам мало похожа на голову других дельфинов. Обычного дельфиньего клюва нет. Нижняя часть тела светлая, верхняя, особенно голова, темнее. По спине и бокам беспорядочно разбросаны крупные серовато‑бурые пятна.

Нарвалы относятся к подотряду зубатых китов, хотя, в сущности, они беззубые создания. На нижней челюсти нарвала нет и намеков на зубы. Верхняя располагает двумя зачатками зубов. У самки, если с ее гормонами все в порядке, они никогда не прорезаются. У нормально развитых самцов, как правило, прорезается только левый зуб. Он пронзает губу и растет прямо вперед, достигая 2—3 м в длину и закручиваясь против часовой стрелки в тугой плотный штопор. Почему растет только левый бивень, почему он имеет «левую резьбу» — одна из загадок многочисленных асимметрий дельфинов.

Бивни чрезвычайно украшают нарвалов. Эффектно выглядит быстро плывущая стая. Животные держатся кучно и все маневры, заныривание и всплытие совершают синхронно, гордо неся над головой свое оружие. Такая стая напоминает казачью сотню, несущуюся на врага с пиками наперевес.

Зачем самцам бивни, пока никто не знает. Считают, что это отличительный знак, позволяющий животным при брачных играх угадывать пол, или оружие для «рыцарских» турниров.

Наблюдая за поведением нарвалов в разводьях между льдов, замечали, что животные нередко скрещивают, словно фехтуя, свои острые «пики». Однако никто не видел, чтобы дело доходило до серьезных потасовок.

Есть мнение, что бивни помогают нарвалам во время охоты. Стадо самцов с бивнями наперевес большой дугой окружает косяк трески или пикши, но когда наступает кульминационный момент охоты, «пики» в ход не идут. На небольших глубинах в прозрачной океанской воде удалось подсмотреть, как нарвалы своими бивнями спугивали донных рыб — камбалу и палтуса и ловили их на лету. Лежащую на дне рыбу им трудно заметить и неудобно хватать. Однако вряд ли наличие бивней имеет существенное значение. Иначе природа не обделила бы ими самок, которым особенно необходимо иметь вдоволь корма.

Нарвалы — типичные обитатели Арктики. Когда летом вода освобождается ото льда, они устремляются на север, добираясь до 80—85° северной широты. Полярники дрейфующих станций нередко встречаются с ними. С наступлением зимы звери откочевывают к югу. Появляются у берегов Норвегии, Англии, Голландии, заглядывают в Тихий океан. Изредка заплывают в Белое море. Их излюбленные места — Канадский Арктический архипелаг и берега Гренландии, а летом районы Новой Земли и Земли Франца‑Иосифа.

Живут нарвалы небольшими компаниями, но иногда собираются в громадные стада по несколько сотен, а когда‑то и тысяч животных. Питаются головоногими моллюсками. Не брезгуют рыбой, охотясь на тихоходных донных представителей ихтиофауны. Видимо, их легче ловить нарвальим беззубым ртом. В поисках пищи животные ныряют на глубину чуть ли не полукилометра и подолгу остаются под водой.

Морозы нарвалам не страшны. Если море покрывается свежим льдом, самец пробивает своим мощным бивнем лунку и все небольшое стадо по очереди дышит через нее. Пока мороз не силен, нарвалам удается поддерживать многие лунки или не давать покрыться льдом нескольким небольшим полыньям.

В жестокие морозы все стадо может скапливаться у одной тесной лунки, где одновременно не могут сделать вдох и два дельфина. У подобных отдушин нарвалы способны провести несколько месяцев. Это для них не аварийная ситуация, а обыденная оседлая жизнь на зимних квартирах. Умея оставаться под водой достаточно долго и проходить за это время несколько километров, дельфины хорошо питаются, обшаривая огромный охотничий участок, и спокойно дожидаются, когда начавшаяся подвижка льда вызовет появление многочисленных трещин и позволит сменить охотничьи угодья.

Зимовка в Арктике не всегда проходит благополучно. При значительных подвижках льда разводья могут сомкнуться, и крупные стада нарвалов оказываются затертыми у крохотных продушин. Вода в них кипит от единорогов, пытающихся вырваться к поверхности и глотнуть воздуха. Если наружная температура резко падает, брызги воды, вздымаемые обезумевшими животными, намерзают на стенках лунки и она продолжает уменьшаться, усугубляя и без того тяжелое положение животных. В иные годы гренландские эскимосы добывали из той лунки по 100—200 единорогов. Однако в какое бы тяжелое положение ни попадало стадо, как бы ни была узка отдушина, нарвалы в борьбе за доступ к воздуху по отношению друг к другу достаточно корректны. Приходится лишь недоумевать, как крупным самцам, казалось бы, потерявшим от ужаса голову, удается сквозь нагромождение тел пробиться к поверхности, никого по пути не поранив своим смертоносным бивнем. У полыньи, среди тяжелых льдов (а их толщина иногда превышает 10 м), белый медведь, не раздумывая, прыгает на спину дельфина, и убив, вытаскивает его на лед. Воспользовавшись безвыходным положением нарвалов, полярный бродяга, случается, делает огромные запасы. Затаившись у отдушины, хладнокровный хищник сильным ударом лапы выбрасывает на лед одного за другим обессилевших от недостатка кислорода дельфинов, обеспечивая себе и вечно голодной свите песцов и чаек сытую жизнь до весны. Однажды во льдах обнаружили лежку медведя, возле которой была аккуратно сложена 21 туша нарвалов.

Белый медведь, если он не очень голоден, объедает только жир и внутренности дельфина, а мясо почти не трогает. Лишь медведица с медвежатами, недавно покинувшая берлогу, находит вкус в дельфиньем мясе.

Жизнь на «зимних квартирах» спокойна и безопасна, пока на лунку не набредет хозяин Арктики — медведь. Но визит арктического бродяги не всегда заканчивается трагически для нарвалов. Если сплошные, тяжелые льды заточили в одном районе океана несколько групп единорогов, они поддерживают между собой акустическую связь, видимо, ходят друг к другу «в гости», а в случае опасности ищут пристанища у своих соседей и назад больше не возвращаются. Эскимосы Гренландии, промышляющие во льдах тюленей, нарвалов и белух, также нередко коротающих зиму под ледяными полями, рассказывают, что взять у одной лунки двух единорогов случается гораздо реже, чем несколько белух.

Нарвалы хорошо приспособлены для жизни во льдах. Крупный самец легко сокрушает лед толщиной в 5 см; если бивень и сломается, кариес не возникнет. По краям отлома начинается регенерация костной ткани, и место повреждения закрывается костной пломбой.

Зрение нарвалов прекрасно приспособлено к условиям существования в Арктике. Их глаза почти закрыты кожей, что предохраняет их от чрезмерного охлаждения. В щель между веками виден лишь зрачок и частично радужка, богато снабженная кровеносными сосудами, несущими тепло. Кроме того, внутриглазничная жидкость довольно интенсивно циркулирует, что предохраняет ее и светочувствительные рецепторы глазного дна от слишком сильного охлаждения. Для нормальной работы рецепторных образований и проведения возбуждения по нервным волокнам необходим известный температурный оптимум. Каждый, вероятно, замечал, как быстро кожа рук теряет болевую чувствительность при работе в холодной воде. В такие моменты можно нанести себе довольно значительную травму и не почувствовать боли. Такое устройство глаза, предохраняющее его от охлаждения, косвенно свидетельствует о том, что зрение нарвалам необходимо.

Кроме человека и медведя, у нарвалов есть еще один враг — косатки. Эскимосы утверждают, что из‑за них нарвалы уходят жить в дрейфующие льды и заходят в фиорды, куда косатки не заглядывают. Нападая, косатки стремятся как можно быстрее убить свою жертву, чтобы раненое животное не ушло под лед.

Поэтому, высмотрев стадо нарвалов, хищницы уходят на глубину, незаметно подкрадываются и, стремительно всплыв, ударом в живот убивают зазевавшегося дельфина. Если косатка промахнулась, она норовит сломать нарвалу хребет ударами хвоста. При коллективной охоте две наиболее крупные косатки стараются зайти с обеих сторон дельфина и сжимают его своими телами до тех пор, пока не задушат или не сломают ребра.

Убив нарвала, вся стая набрасывается на труп, и он в считанные секунды исчезает в прожорливых глотках.

О семейных традициях нарвалов известно немного. Очаровательные голубовато‑серые, с аспидно‑черной головой нарвалята появляются на свет в любое время года. Они достигают в длину 1,4—1,7 м, и «мальчики» еще не имеют своего знаменитого бивня. Для нарвалов это своего рода «зуб мудрости», он вырастает позже.

Ученые предполагают, что единороги обладают отличным гидроэхолокатором. В глухую арктическую ночь под сплошными массивами ледяных полей царит кромешный мрак. Без надежного локатора животным здесь просто не выжить — не найти корма, полыньи, своего стада.

Нарвалы — ближайшие родственники наиболее шумного дельфина — белухи. Издаваемые ими звуки хорошо слышны человеческим ухом. Нарвалы издают громоподобные раскаты, стоны, тяжелые вздохи, булькающие звуки, вроде тех, что возникают при полоскании горла, и резкие свисты, заканчивающиеся коротким взрывом. Они слышны из‑под воды, через лед, днище шлюпки и корпус судна.

Несколько лет назад американские ученые решили изучить звуки, издаваемые нарвалами. Некоторый опыт по содержанию единорогов в неволе уже был. Они жили в «Ниагара‑Фокс» в США и в Ванкуверском аквариуме в Канаде — зрители могли видеть здесь целую стайку полярных дельфинов. Однако в последние десятилетия нарвалы стали редки, и отлов их оказался бы непомерно дорогим. Поэтому исследователям самим пришлось отправиться на поиски дельфинов. За время экспедиции в районе Исландии удалось найти две стайки. Первая была небольшой, 10—12 китов. Вторая состояла примерно из 50 животных. К ней удалось подойти почти вплотную. Стадо кружилось в нескольких метрах от гидрофона. К сожалению, звуки отдельных животных тонули в общем хоре. Выделить и проанализировать их было чрезвычайно трудно. Все же учёным удалось установить, что звуковые щелчки генерируются в диапазоне от 1,4 до 24 кГц со скоростью до 300 щелчков в секунду, а короткие визги длятся до 0,1 с. В отличие от афалин, они, приближаясь к препятствию, не увеличивали частоту локационных посылок. Больше об эхолокации нарвалов пока ничего узнать не удалось.

Арктические канарейки

Все киты способны издавать звуки. Самыми горластыми являются наши северные дельфины — белухи. Их репертуар весьма разнообразен. Скрипы, щелканье, клекот, скрежет, видимо, используются дельфинами для локации. Кроме того, они издают звуки, напоминающие громкие удары, глухие стоны, визг, свист, щебетание и трели, похожие на птичьи. Недаром норвежцы называют белуху морской канарейкой. Белухи способны громко реветь и пронзительно кричать. Ревут главным образом самцы во время брачных игр. Если ревет целое стадо, шум стоит поистине устрашающий. Вокальные упражнения этих дельфинов и дали основание для возникновения широко распространенного выражения «реветь белугой», вероятно, вызывающего у многих недоумение.

Издаваемые белухой звуки лежат в диапазоне от 0,5 до 25 кГц. Наиболее высокочастотны щелчки. Животные генерируют их короткими сериями по 15—20 щелчков в секунду. Рабочие характеристики звукоизлучающего аппарата локатора белухи такие же, как у нарвалов.

Белуха — крупный дельфин. Самцы достигают 6 м длины и весят до 2 т. Самый крупный зверь был добыт в 1929 году в заливе Унгава. Он превышал в длину 8,5 м. Самки меньше самцов. Новорожденный детеныш совсем невелик — всего 1,5 м, но очень быстро растет, питаясь материнским молоком, в котором 27—33% жира.

У белух клюва нет. Круглая, лобастая голова отделена от туловища чем‑то похожим на шею. Передние ласты широкие.

Их пальцы имеют по 8 фаланг, т. е. значительно больше, чем у других млекопитающих. Иногда четвертый или пятый палец расщепляется на два, и тогда животные оказываются шестипалыми.

Белая или слегка желтоватая окраска тела белух объясняет происхождение названия этих дельфинов. Незабываемо красив косяк крупных белых зверей, хорошо видных в зеленоватой воде Ледовитого океана. Белый цвет позволяет животным маскироваться во льдах, спасаясь от главных врагов — косаток.

Киты‑убийцы не замечают неподвижно затаившихся белух, и животным удается спастись. Но стоит дельфинам потерять самообладание и броситься наутек — и участь их решена. Предполагают, что белый цвет, способствующий меньшей теплоотдаче, является специальным теплозащитным приспособлением.

Скорее всего подобные предположения лишены оснований, так как от охлаждения в первую очередь должны страдать детеныши, а у белух молодежь щеголяет в цветных одеждах. Новорожденные малыши имеют светлую серо‑голубую окраску.

Постепенно они темнеют, становясь к трем‑четырем годам темно‑синими, а затем начинают светлеть.

Белухи широко распространены в Арктическом бассейне, в Беринговом и Охотском морях. Посещают Северную Атлантику, заглядывая в глубоко вдающиеся заливы. Почти постоянно обитают в Обской губе и Белом море. Несколько лет назад большое стадо зашло в Териберкскую губу Баренцева моря.

Нередко белухи появляются на Балтике, добираясь до Ботнического и Финского заливов. Заходят в крупные реки, поднимаясь вверх на сотни километров. В реке Юкон белух наблюдали в 1500 км выше устья. По реке Св. Лаврентия животные поднимались до Квебека и даже до города Темплен. По Печоре проникали до Полярного Урала за 900 км от устья. По Оби стайки белух забираются вверх километров на 1500, путешествуют за Ханты‑Мансийск, заходят в Иртыш. По Енисею поднимаются вверх на 800 км, достигая Подкаменной Тунгуски.

По Амуру, когда река была поспокойнее, доходили до Хабаровска и даже до устья Аргуни за 2000 км от моря.

Живут белухи семьями или небольшими компаниями из двух—четырех зверей: мать и одно—три молодых животных, раскрашенных в различные цвета. Семья, возглавляемая самкой, является основной структурной единицей сообщества дельфинов. Собираясь в огромные стада, звери и здесь держатся семейными группами. Самцы с поздней осени до весны обособляются в самостоятельные косяки. С наступлением тепла они присоединяются к самкам. Теперь во время походов возглавляют стадо самцы, а матери с детьми и подростками следуют за ними.

Иногда белухи образуют огромные скопления. В июне 1930 года в Охотском море было обнаружено стадо длиной свыше 20 км. В октябре 1943 года в заливе Академии в том же Охотском море повсюду можно было видеть семейные группы белух. Они занимали площадь 1200 км². В обоих случаях; по самым скромным подсчетам, в стаде было не менее 10 000 зверей.

Под водой белухи могут находиться до 15 мин и ныряют неглубоко. Опуститься глубже 40 м они, очевидно, не в состоянии. При быстром марше порядка 20 км/ч животные остаются под водой 20—40 с, реже 1—1,5 мин. Несмотря на это, они не боятся уходить под лед, с помощью эхолокации заранее нащупывая трещины и полыньи, где можно провентилировать легкие. Этот акт осуществляется почти мгновенно, занимая всего 0,7—1,2 с.

Белухи прекрасно приспособлены к жизни во льдах. У них, как и у нарвалов, нет спинного плавника — здесь его не уберечь от травм. Отсутствие плавника — столь характерный признак, что род белух так и называется Delphinapterus — бесплавниковые дельфины. Молодой лед толщиной до 15 см животные легко разбивают ударами затылка, тонкий — ломают, упершись в него спиной. Когда льдину подопрет снизу целое стадо белух, она начинает топорщиться и крошиться. Синяки и ссадины животным не страшны. Толстая, твердая на ощупь шкура, как панцирем, покрывает тело, защищает область дыхала, лоб и конец нижней челюсти.

Питаются белухи рыбой — сельдью, мойвой, сайрой, навагой, пикшей, треской, корюшкой. Не брезгуют ракообразными.

В Охотском море лакомятся кетой, горбушей, бычками. Только что отнятые от груди малыши ловят креветок и мелкую рыбешку, вроде мойвы.

Крупных рыб животные не трогают: их зубы не приспособлены для разжевывания пищи. Самая большая рыба из найденных когда‑либо в желудке белухи весила около 5 кг и имела в длину 55 см.

О семейной жизни белух известно мало. Самка приносит одного детеныша, но происходит ли это ежегодно, пока не выяснено. Видимо, каждые три‑четыре года между родами бывает двухгодичный интервал. Роды протекают в течение нескольких минут. Мать кормит белушонка молоком месяца два три, может быть, полгода. Детеныши еще сосут мать, когда у самки начинаются брачные игры. Три‑четыре самца выбирают себе одну даму сердца. В этот период они очень активны, нередко устраивают драки. А домогаются взаимности так настойчиво, что им случается загонять свою избранницу до полного истощения, иногда даже до смерти.

Врагов у белухи немного — косатки, белые медведи, возможно, моржи и полярные акулы. Кроме того, глисты. Если животное счастливо минует все опасности и болезни, оно может дожить лет до 25. Однако долгожители встречаются редко.

Максимальная продолжительность жизни самок — 32 года, самцов — 40 лет. В неволе белухи оказываются реже других дельфинов. Впервые небольшая самка демонстрировалась в Бостонском аквариуме, в котором она прожила два года. За это время белуха стала совсем ручной, позволяла себя гладить, запрягать в легкий экипаж, в котором возила пассажиров вокруг своего бассейна. Содержали белух в Нью‑Йорке и ряде других океанариумов. Однако и по сей день они изучены хуже других дельфинов.

Не только гагары

По размерам серый кит далеко не чемпион, но, безусловно, и не малютка. 15 погонных метров жира, мяса и костей, в общей сложности 20—35 т живого веса. Герой рассказа — житель северного полушария. Некогда серые киты были многочисленны в Атлантическом океане. Охотно посещали Балтийское море, заплывая в Финский залив чуть ли не до Кронштадта. Сейчас они сохранились только в Тихом океане. Раньше там существовало два самостоятельных стада. Одно из них, охотско‑корейское, почти полностью уничтожено японскими промышленниками, чему немало способствовало освоение человеком мест, удобных для размножения серых китов. Другое, чукотско‑калифорнийское, сохранилось лучше. В 1947 году, когда в этом стаде осталось всего 250 особей, на добычу серого кита был наложен запрет, и благодаря охране сейчас стадо насчитывает более 8000 голов.

Лето киты проводят в Охотском, Беринговом и Чукотском морях, воды которых богаты кормами. Животные в огромных количествах поедают крохотных рачков, червей‑полихет и даже водоросли и нагуливают столько жира, что зимой почти не едят. Не до того им в это время года. С наступлением холодов киты откочевывают к югу, чтобы в лагунах Калифорнии и Мексики вступать в брак и рожать детей. При этом они покрывают расстояние в 6000—9000 км, двигаясь иногда со скоростью до 18 км/ч. Детеныши рождаются крупными — 3,5—5,5 м в длину, около полугода малыши питаются материнским молоком.

Повадками серый кит не похож на своих собратьев. Он не любит океанских просторов, а постоянно жмется к берегу, практически не покидая пятикилометровую прибрежную зону.

Зимой его тянет на мелководье в теплые заливы, куда не заплывают косатки — злейшие враги жирных исполинов и их детенышей. Серым китам калифорнийского стада повезло, что их «зимняя резиденция» расположена вдоль 600‑километрового безлюдного выжженного солнцем песчаного пляжа. Здесь в любой крохотной лагуне, за любой отмелью, отгораживающей пляж от океана, китихи находят укромный уголок, чтобы произвести на свет потомство. Самый крупный родильный дом находится в отгороженной от моря барьером из песчаных дюн лагуне Скаммона. В кристально прозрачной воде среди низких плоских островов, рифов и отмелей зимой находят приют до 1000 китов. Здесь же происходят брачные игры. Высунув голову из воды, самцы высматривают «невест» и, завидев одинокую самку, спешат сделать предложение. Когда спустя два‑три месяца киты покидают гостеприимное убежище, лагуна превращается в грязную лужу с взмученной от движения гигантских тел водой.

У американских берегов киты чувствуют себя вольготно.

Зимой за их благополучием зорко наблюдают тысячи глаз.

В гости к ним ведут самые популярные туристские тропы. Для экскурсий туристские компании снаряжают пароходы и катера, самолеты и дирижабли. На берегах лагун выстроены специальные вышки, оборудованные сильнейшими подзорными трубами.

В общем, все киты на виду, под надзором. Благодаря такому контролю киты надежно защищены от браконьеров. И для китов хорошо, и доход от них отличный — ничуть не меньше того, что дал бы промысел.

Много необычного и в питании серых китов. Они единственные среди морских исполинов опускаются на дно и роются в донных отложениях. Набрав полный рот ила, кит процеживает его через специальный цедильный аппарат, состоящий из 130—180 пластин китового уса, а оставшихся червей, рачков и прочую придонную мелочь отправляет в желудок. Не удивительно, что к старости морда серого кита покрывается бесчисленными шрамами, а в желудке всегда полно камней. Не брезгуют киты и планктоном. Орудуя хвостом примерно так же, как мы ложкой в стакане чая, они создают вращающуюся воронку, в которой благодаря центробежной силе концентрируется планктон, а затем глотают порцию живой кашицы.

Серые киты совершают миграции всегда по одним и тем же маршрутам. Поэтому они легко заражают друг друга всевозможными паразитами. Стада китовых вшей — небольших рачков бокоплавов бродят по волосатой морде кита; уцепившись за кожу задними грудными ножками, особенно на губах и у полового отверстия, они без стеснения грызут своего хозяина, выедая в его коже глубокие язвы.

Ни рачки, ни их личинки совершенно не умеют плавать.

Если волна смоет паразита с палубы живого дредноута, он непременно утонет — весьма прискорбное обстоятельство для такого сугубо морского существа. Казалось бы, китовые вши обречены на вымирание, а они процветают. Паразиты держатся за кожу своего хозяина так крепко, что никакие волны им не страшны. Животные заражают друг друга при тесном контакте во время брачных игр, родов и кормления детеныша.

Еще неприятнее морские желуди — усоногие рачки, строящие раковины и ведущие неподвижный образ жизни. Острыми краями своих раковин они глубоко внедряются в кожу кита.

Тут же пристраиваются их ближайшие родственники — морские уточки. Эти паразиты не способны прикрепляться к мягкой коже зверя. Однако кита это не спасает: под фундамент для своего дома рачок использует раковины морских желудей.

На 5—7 см внедряется в кожу пенелла — крупный, до 32 см, веслоногий рачок, по форме напоминающий червя. Паразитов так много, что будь это не киты, а звери поменьше, они были бы съедены заживо. Некоторые из паразитов сами имеют внушительный размер. В желудках серых китов поселяются отвратительные 40‑метровые глисты.

Кстати, из‑за этих непрошеных квартирантов исполины и получили свое название — серые киты. На самом деле кожа у них темная, но с годами покрывается бесчисленными светлыми метинами — следами пребывания бессовестных дармоедов. Чтобы уничтожить наружных паразитов, киты специально заплывают в совсем уже мелкие пресноводные лагуны и в устья рек. Китовые мучители не могут жить в опресненной воде и гибнут. Часто киты забредают на галечные пляжи в зону прибоя и, покачиваясь на набежавшей волне, трутся там о каменистое дно, счищая впившиеся в кожу ракушки.

Серые киты могут размножаться только на мелководье. Новорожденный малыш совсем не умеет ни плавать, ни нырять.

Матерям и «теткам» приходится внимательно следить, чтобы он не утонул. Удельный вес новорожденных значительно выше, чем удельный вес воды. Если китенка отпустить, он, хоть и будет отчаянно молотить хвостом, все‑таки в конце концов пойдет ко дну. Мать в течение нескольких месяцев «носит» своего дитятю «на руках», подталкивая его спиной или поддерживая плавниками. Чаще всего она держит малыша на передних ластах у груди или головы, прилагая при этом немало усилий, чтобы непоседливый озорник все время плыл на животе, а его голова торчала из воды.

Детей китихи кормят лежа на боку, поддерживая малыша хвостовым плавником. Во время кормления им нельзя ни на минуту отвлекаться, иначе малыш может захлебнуться. Благополучно родить и выкормить китенка удается только в тихих лагунах, хорошо защищенных от свирепых штормов и тяжелой океанской волны. Для процветания серых великанов необходимо сохранить китовые роддома с хорошо оборудованными «послеродовыми отделениями».

Любовь к мелководью чревата опасностями. Стоит немного зазеваться, забыть об отливе — и ты на мели. В этом случае серые киты не впадают в панику, они спокойно лежат на мелководье, сохраняя силы в надежде, что последующий прилив освободит их. Матери не бросают севших на мель детенышей.

Они возвращаются к берегу вместе с приливом, чтобы забрать малыша.

Благодаря привязанности к береговой полосе серый кит все время находится у нас «на глазах», а следовательно, и изучен несравненно лучше своих собратьев. Несмотря на это, у ученых до сих пор не было единого мнения о том, способны ли серые киты издавать какие‑либо звуки. Чтобы решить этот вопрос, ученые из Центра морских подводных исследований военно‑морского флота США в Сан‑Диего предприняли специальное исследование. Более трех с половиной месяцев исследовательское судно «Усе Салуда» подкарауливало исполинов в море.

За это время удалось прослушать 280 китов и сделать 230 записей издаваемых ими звуков. Изучение записей показало, что серые киты издают самые разнообразные звуки — вздохи, бульканье, стуки, но особенно часто стоны, которые составляли 87% всех издаваемых китами звуков. Животные стонут днем и ночью, когда плывут по одиночке и стайками. Однако стонут не все; 3% китов оказались молчаливыми. Зато говорливые киты способны издавать до 50 стонов в час.

Стоны представляют собой звуки большой силы (до 160 дБ) продолжительностью около 2 с. Их частота колеблется от 20 до 200 Гц. С какой целью издаются звуки, пока не ясно. По своему характеру они могли бы годиться для эхолокации, но тогда непонятно, почему даже ночью в темноте попируют не все животные. Возможно, стоны — это коммуникационные звуки, предназначенные для внутристадного общения. Не исключено, что стоны — реакция на какие‑то внешние воздействия, на шум близкого прибоя или отдаленного шторма. Ведь и «чайки стонут перед бурей, и гагары тоже стонут». Наконец стоны могут оказаться всего лишь выражением любовного томления. Зима — пора любви, пора поисков подруги, завоевания ее сердца. Как же тут не застонешь!

Голубое чудо

Южное полушарие суровее северного. Небо южных сороковых широт всегда закрыто тяжелыми облаками, а океан горбится серо‑стальной холодной волной. Если в этакий хмурый денек вдруг блеснет солнечный луч и море до самого горизонта разольется бирюзой, это значит — впереди раскинулись пастбища блювалов.

Антарктические воды — последняя вотчина морских исполинов. Блювал, или синий кит, — самое крупное существо из когда‑либо обитавших на нашей планете. Только что появившийся на свет «малыш» достигает в длину 7,5 м. Семь месяцев спустя 16‑метровая туша все еще числится в грудных младенцах, так как продолжает питаться материнским молоком. Взрослый самец в расцвете сил может достигнуть 30 м в длину и 150 т. веса. По сравнению с подобными колоссами прочие виды китов кажутся ничтожными заморышами.

Китовое молоко — весьма питательный продукт. На этой высококалорийной пище китенок растет поистине с космической скоростью, в среднем прибавляя в весе 75 г в минуту, что в сутки составляет более 100 кг. Обычно соски у матери спрятаны в специальные карманчики и снаружи почти не видны.

Самка выпускает их, когда малыш дает ей понять, что проголодался. Карманчики для сосков оказываются очень удобными, когда детенышу исполнится семь месяцев и настанет пора отучать его от груди. Голодному зверенышу не остается ничего другого, как последовать примеру родителей и, открыв пошире рот, постараться набить живот разной мелюзгой.

Взрослый синий кит необычайно красив. Спина нежно‑голубого цвета, а собранное в складки брюхо украшено охристо‑желтой пленкой из диатомовых водорослей. Темно‑карие с синим отливом небольшие добрые глаза придают морде зверя осмысленное выражение. Некогда океан украшали цепочки бирюзовых спин исполинов, всплывающих к поверхности, чтобы провентилировать легкие.

Жизнь синих китов полна секретов. Считают, что семьи у блювалов создаются на всю жизнь. Супруги очень дружны.

Они постоянно обмениваются между собой различными сигналами и всегда действуют очень согласованно.

Когда в семье синих китов появляется потомство, оба родителя заботливо пестуют своего единственного отпрыска, пока тот не подрастет настолько, чтобы в одиночку или в компании одного‑двух сверстников пуститься странствовать по белу свету, подрастая и нагуливая жирок.

Пасутся синие киты у самой поверхности. Широко разинув пасть, они прочесывают стаи мелких рачков. Подержав рот открытым с полминуты, блювал сокращает мускулатуру щек и, прижав к нёбу трехтонный язык, отжимает улов. Морская вода легко процеживается сквозь плотный частокол свисающих с верхней челюсти 300 роговых пластин, а пища отправляется в желудок. Чтобы чувствовать себя сытым, гигант должен иметь в желудке две тонны планктона.

Если уловы на поверхности невелики, блювалы ныряют на глубину 30—40 м в поисках более плотных скоплений всякой мелюзги. Всплывая на поверхность после продолжительного погружения, киты выпускают свой знаменитый фонтан — струю сжатого воздуха, насыщенную водяными парами. Выходя из двух близко расположенных дыхал, узкая струя на высоте 15 м (высота пятиэтажного дома) образует султан, повисая в воздухе капельками конденсировавшейся влаги. Высокие фонтаны и предавали китов, сообщая китобоям об их присутствии.

У блювалов мало врагов. Киты‑убийцы — косатки опасны главным образом детенышам. Зато у них немало паразитов.

В кишечнике, в легких, в желчном пузыре поселяются различные глисты. На коже некоторых китов, особенно живущих в Антарктике, пасутся китовые вши.

Некоторую помощь китам оказывают воздушные санитары.

Когда блювалы подходят к полярным островам или пустынным берегам юга Южной Америки, на их спины, улучив момент между двумя погружениями, опускаются морские санитары — кулики‑плавунчики и склевывают, если успеют, рачков. Пока же кит, уйдя на глубину, занят поисками корма, они целыми стайками парят в воздухе, высматривая в прозрачной воде своего кормильца, чтобы приземлиться на спину, чуть только она покажется из воды.

Синие киты способны издавать самые разнообразные звуки, в том числе и высокочастотные, в диапазоне 21—31 кГц. Их записали с борта норвежского зверобойного судна «Полярная звезда». Исследования вокальных способностей китообразных начались слишком поздно, когда гигантов осталось совсем мало. Чтобы найти в океане синего кита, нужно много времени бороздить морские просторы.

Огромные размеры оказались для китов поистине несчастьем. 50—150 т отличного сырья, из коих около четверти составляет жир, — это настоящее богатство. Жир шел на изготовление мыла и маргарина. Из костей получали клей, желатин, костную муку. Огромная печень — настоящий склад витамина А. Железы внутренней секреции позволяли медикам получать ценнейшие гормональные препараты. Кровь и внутренние органы оказались отличным сырьем для изготовления удобрений. Достаточно вкусно и мясо синих китов. В Японии и Норвегии оно пользуется хорошей репутацией.

Несомненные достоинства синего кита решили его участь.

Когда в южном полушарии наступало лето, синие киты устремлялись на жировку в полярные воды, а их северные сородичи на лето отправлялись к берегам Чукотки, в северную часть Атлантики и в Ледовитый океан. Здесь их настигали китобои, заботившиеся лишь о том, чтобы скорее наполнить трюмы.

40 лет назад 75% добычи китобоев составляли блювалы. В последующие годы добыча синих китов резко упала, снизившись до 1%.

Китобойный промысел велся самым варварским способом, без каких‑либо правил, ограничений или норм. Положение усугублялось тем, что блювалы обитают вдали от берегов в международных водах. Никто не чувствовал себя хозяином блювала, никто и не заботился о нем. Хозяином синего кита можно было стать, только загарпунив гиганта. И китобои прилагали для этого максимум усилий.

Китобойный промысел был регламентирован лишь в 1946 году. Но это уже ничего не изменило: количество китов продолжало резко сокращаться. С 1964 года ввели значительные ограничения, а затем полностью запретили добычу блювалов. К сожалению, спохватились слишком поздно. По подсчетам некоторых ученых, в бескрайних просторах Мирового океана осталось всего 300 синих китов. При таком катастрофическом сокращении поголовья многие виды теряют способность восстанавливать свою численность и могут вообще исчезнуть с лица земли.

Итак, прогноз в отношении синего кита неблагоприятен. Сегодня эти животные странствуют по океану в одиночку или небольшими группами. Зимой в разгар брачного периода шансы найти себе пару очень невелики. На тысячекилометровых просторах Тихого и Индийского океанов разминуться друг с другом совсем нетрудно. И нет никакой гарантии, что такая встреча состоится хотя бы в самом отдаленном будущем. Может случиться, что естественная гибель китов начнет превышать рождаемость, — и тогда они обречены. Человечество бессильно помочь блювалам. Организовать их искусственное разведение пока невозможно.

Синие киты размножаются чрезвычайно медленно. Взрослыми они становятся лишь к пяти годам. Беременность длится год. Еще два‑три года самка занята выкармливанием и воспитанием одного‑единственного детеныша. В результате к десяти годам жизни она в состоянии произвести на свет лишь пару «малышей». А всего за свою 20—30‑летнюю жизнь самка, вероятно, может иметь не больше 10 детенышей.

Если нормальное размножение китов окажется возможным, а запрет на их добычу будет строго соблюдаться всеми странами, то и в этом случае их численность будет расти так медленно, что промысел в объеме 4000 голов — именно такая цифра была запланирована на 1964 год — может быть возобновлен не раньше чем через 70—75 лет. Срок вполне достаточный, чтобы подумать об организации китовых хозяйств.

Подобные проекты в настоящее время не кажутся ученым чересчур фантастичными. Для содержания китов в океане не потребуется строить вольеры. Животные должны находиться на полувольном содержании. Полярным летом из них можно формировать стада в местах особенно обильного скопления криля — крохотных, похожих на креветок существ, главной пищи синего кита. Для этого потребуется разобраться в системе звуковой сигнализации китов и изучить их повадки. К осени «стариков», достигших предельного веса, можно будет забивать, остальных же китов отпускать на период размножения в теплые экваториальные воды.

Особенно заманчивой была бы организация молочных хозяйств. Китенок в среднем получает от матери в день по 600 л желтоватого молока, содержащего 53% жира едкого маслянистого вкуса. За 80 дней дойки из собранного молока можно было бы получить столько же жира, сколько вытапливается из туши взрослого кита!

Не исключено, что в будущем действительно удастся освоить доение китов. Даже хищные киты — кашалоты — не проявляют по отношению к человеку агрессивности, пока сами не подвергнутся нападению. Процесс доения не должен быть трудоемким. В отличие от детенышей подавляющего большинства млекопитающих животных, китятам не приходится утруждать себя сосанием — под водой это было бы делать нелегко.

Сокращая определенные мускулы, самки впрыскивают своему чаду в рот порцию «сливок». Таким образом, чтобы получать китовое молоко, нужно научиться вызывать рефлекс самопроизвольной молокоотдачи и сконструировать подходящее доильное устройство.

Возможность организации китовых хозяйств пока воспринимается как сказка, но ведь и полет на Луну всего 20 лет назад казался фантастикой. В наши дни биология переживает бурное развитие. На повестке дня всестороннее освоение Мирового океана. И не исключено, что подобные хозяйства окажутся высокорентабельными и позволят полноценно эксплуатировать антарктические океанские пастбища, в настоящее время человеком практически не используемые.

Пятьдесят лет назад стада синих китов уничтожали в сутки до миллиона тонн криля и обильно удобряли океан своими испражнениями, создавая предпосылку для бурного развития мелкого планктона. Теперь вся масса криля остается почти не тронутой. Значение этого фактора биологи еще не сумели оценить. Полчища не съеденных рачков уничтожают несметное количество планктона, в том числе икру и личинок рыб. Оставшейся же не съеденной рыбьей мелюзге, видимо, приходится голодать.

Не приведет ли уничтожение китов к оскудению рыбных запасов? Вот еще одна из причин, заставляющих ученых искать пути восстановления поголовья синего кита. Организация промысловых хозяйств с целью планомерного использования ценных для человека животных — новый этап в освоении ресурсов нашей планеты.

Живой прожектор

Макси, миди, мини

В 1899 году будущего академика Леонида Исааковича Мандельштама исключили из Новороссийского университета — так тогда назывался университет в Одессе. Мандельштаму не простили участия в студенческих выступлениях. Лишенный возможности закончить свое образование на родине, Мандельштам переехал в Страсбург. Здесь он поступил в университет, а позже начал свою научную деятельность в знаменитом физическом институте, еще хранившем традиции одной из лучших экспериментальных школ мира. Уже в студенческие годы его увлекала теория колебаний, которой он посвятил всю свою жизнь.

Мандельштам — один из классиков физической науки. Его всегда отличала не только глубина и широта суждений, но и ясность, лаконичность и законченность мысли. Занимаясь всю жизнь колебаниями, он тем не менее так и не рискнул дать определение данному виду явлений. Видимо, сделать это очень трудно.

Чтобы объяснить, что такое звуковые колебания и как они себя ведут, придется начать издалека.

Наиболее удобно наблюдать волну на поверхности жидкости. Бросьте камень в пруд или лужу, и по поверхности побегут концентрические волны, постепенно становясь все ниже и незаметнее, пока полностью не затухнут.

Когда смотришь на разбушевавшееся море, невольно создается впечатление, что громады вод, вздыбившись под напором ветра, волна за волной, отправились гулять по океанским просторам. Это иллюзия. Приглядитесь к предметам, пляшущим в хаосе пены. Они взлетают на гребни волн, но пробегают с ними совсем немного и, скатившись по пологому заднему склону, оказываются примерно на том же месте, откуда начали свой бег. Накатывающиеся волны снова и снова подхватывают их, но, взметнувшись на гребень, они всякий раз возвращаются назад, совершив круг по замкнутой орбите. Значит, и вода никуда не перемещается. Она просто вспучивается над поверхностью волной и тут же опадает, образуя глубокие провалы.

Вода помогла великому Галилею убедиться, что предмет, издающий звук, колеблется, порождая вокруг себя волны.

Экспериментальной установкой служил хрустальный бокал, почти до краев опущенный в большую лохань с водой. Галилей легкими ударами заставил бокал звучать и увидел, как рябью разбегались вокруг крохотные радиальные волны.

Развитие акустики шло медленно. Только в 17 веке стало окончательно ясно, каким образом колебания стенки колокола воспринимаются нашими ушами как звук. Оказалось, что для этого необходима какая‑то среда, способная передать колебания от звучащего предмета к нашему уху. Немецкий ученый Отто фон Герике сумел убедиться, что такой средой является воздух. По мере того как ученый выкачивал его из‑под стеклянного колпака, помещенный внутри колокол звучал все слабее и слабее.

Волны на границе двух сред — только частный случай колебательных процессов. Если ударить в колокол, вверх, вниз, вправо и влево — в общем, во все стороны побегут, расширяясь, сферические волны. Правда, мы их не увидим. Разве что солнечный луч высветит множество пылинок. Неподвижные до удара, они начнут двигаться по замкнутым орбитам, всегда возвращаясь в исходную точку. Точно такие же движения совершают молекулы газа. Если бы можно было их видеть, мы обнаружили бы, что в отдельные мгновения они стремятся собраться все вместе, в другие — рассредоточиться. Следовательно, сущностью звуковых волн является ритмическое изменение давления.

Аналогичным образом волны распространяются в любых средах, в том числе в жидкостях и твердых телах. В этом сумел убедиться все тот же Герике. В качестве звукоизлучателя он использовал уже испытанный колокол, а звуковоспринимающим прибором стали рыбы. Ученый бил в колокол на берегу пруда и бросал в воду хлебный мякиш. Вскоре звуки колокола стали сзывать к берегу сонмы рыб. Видимо, проще было бы нырнуть в пруд и самому убедиться, что звуковые волны могут распространяться в воде, но это почему‑то не пришло Герике в голову.

Человеческое ухо способно воспринять, т. е. услышать как звук, лишь колебания давления воздуха, совершающиеся с частотой от 20 до 20 000 в секунду. Звук перестает восприниматься как непрерывный, когда давление меняется реже 16—18 раз в секунду. В акустике столь редкие колебания давления называют инфразвуками. За сменой давлений свыше 20000 раз в секунду человеческое ухо не способно уследить, а потому и не может информировать о них мозг, и нам кажется, что вокруг царит полная тишина. Такие колебания называются ультразвуками.

Слово «ультра» в переводе на русский язык означает «сверх, за пределами, по ту сторону». Не следует думать, что ультразвуковые колебания имеют какую‑то иную физическую природу, отличную от природы обычных звуковых волн. Большинство животных отлично воспринимают неслышимые для нас ультразвуковые колебания. Наш верный спутник — собака — способна улавливать ультразвуки с частотой до 38 000 колебаний в секунду. На этом основаны многие цирковые номера. Собаке математику задают задачу: сколько будет два плюс пять? Дрессировщик спешит подсказать ответ, подавая с помощью специального ультразвукового свистка семь неслышимых для зрителей сигналов. В ответ на каждый сигнал четвероногий артист тявкает, приводя зрителей в восторг своими способностями.

Окружающий мир полон неслышимых для нас звуков. Однако огорчаться не стоит. Длительное шумовое воздействие способно вызвать серьезные заболевания органов слуха и центральной нервной системы. Человек создал вокруг себя такой шумный мир, что сам от этого страдает. Большинство машин и механизмов, кроме низкочастотного грохота и шума, производят еще и ультразвуки, к счастью, не мешающие нам спать.

Эти коварные волны хотя и не воспринимаются человеческим ухом, тем не менее при определенной интенсивности могут быть опасны дли нашего здоровья.

Для успешной эхолокации необходимо знать скорость звука. Артиллерийская стрельба позволила заметить, что звук достаточно тихоходен, а затем помогла с высокой точностью измерить скорость его распространения. Члены Французской академии наук, проводившие эксперимент, расположили на холмах на расстоянии около 30 км одна от другой две пушечные батареи. Пушки палили два раза в час, а наблюдатели определяли, через сколько времени после вспышки орудийного выстрела их ушей достигал звук. Оказалось, что 30 км звук покроет примерно за две минуты. Чтобы обежать земной шар по экватору, звуку потребуется больше суток.

Скорость распространения звуковых волн не связана ни с причиной, их породившей, ни с их частотой. Она зависит главным образом от характера и состояния среды, в которой распространяются волны. В воде звук бежит в четыре с лишним раза быстрее, чем в воздухе. За секунду он покрывает более полутора километров. Если в воде распространяются волны с частотой колебания 20 000 раз в секунду, то на протяжении полутора километров (расстояние, которое звук в воде пробежит за одну секунду) должно уложиться 20 000 волн. При частоте колебаний 100000 раз в секунду их должно уложиться в 5 раз больше. Следовательно, длина волн будет в 5 раз меньше. Таким образом, ультразвуковые колебания порождают миниволны, инфразвуковые — макси, а волны слышимого нами диапазона относятся к разряду мидиволн. Галилей первый удостоверился, что высота звука зависит от длины его волны.

Проводя опыты со звучащим в воде бокалом, он обратил внимание на то, что, если высота звука становилась на октаву выше, рябь делалась в два раза мельче.

Длина звуковой волны находится в пропорциональной зависимости от скорости звука. Чем большее расстояние за единицу времени пробежит звук, тем длиннее должны быть волны.

Поэтому при одинаковой частоте звуковая волна, распространяясь в воздухе, будет в 4,5 раза короче, чем в воде. Например длина волны ультразвука с частотой 50 кГц (т. е. 50000 колебаний в секунду) в воздухе равна 6,8 мм, а в воде 31 мм.

Важной характеристикой звука является его интенсивность. Барабанная перепонка начинает колебаться за счет энергии, переносимой от источника звука с помощью звуковых волн. Чем больше амплитуда звуковых волн, чем значительнее переносимая ими энергия, тем интенсивнее, сильнее звуки.

Необходимо помнить, что сила звука, количество энергии, которую несут звуковые волны, никак не отражается на скорости их распространения. В этом легко убедиться. Рябь от брошенного в воду камня, разбегаясь от места его падения, постепенно затухает, но ее скорость остается постоянной. Это знал еще Галилей. Присутствуя на церковных богослужениях, он продолжал оставаться физиком. Наблюдая, как в соборе раскачиваются люстры, он заметил, что, какой бы ни была амплитуда их движения, период колебания оставался постоянным. Ученый не мог принести в храм водяные часы, которыми обычно пользовался. Подобного кощунства церковь бы не простила. Пришлось прибегнуть к подручным средствам. Прибором для измерения времени стало сердце. Не убежденный в совершенстве собственного хронометра, он компенсировал его неточность количеством экспериментов. У Галилея хватило терпения сделать тысячу измерений и убедиться в своей правоте.

Что происходит со звуковой волной, когда она встречает на своем пути препятствие? Вернемся к луже, куда мы бросили камень. Тонкие былинки, торчащие из воды, практически не мешают разбегаться круговым волнам. Толстые стебли тростника уже являются для волн помехой, а торчащий из воды камень разрывает кольцо. За ним вода не морщинится рябью.

Подобным образом ведут себя и звуковые волны. Если их длина меньше препятствия, они от него отразятся, а позади возникнет звуковая тень. Звук туда не проникнет. Звуковая волна, изменившая направление своего движения, и есть эхо.

Чтобы получить эхо от мелких предметов, особенно в воде, нужно использовать ультразвуковые посылки с очень короткой звуковой волной.

Характер звуковых волн зависит от их длины. Величина звукоизлучателей слышимых нами звуков обычно незначительна в сравнении с длиною излучаемых звуковых волн. В этом случае звуковые волны разбегаются от излучателя во все стороны. Иные взаимоотношения возникают при генерации ультразвуков. Здесь габариты излучателей могут быть существенно больше длины волны излучаемого звука. Такой излучатель будет порождать плоские волны. Они распространяются в направлении, перпендикулярном к плоскости излучателя.

Возникает звуковой луч — узкий пучок звуковых волн. Он позволяет сконцентрировать всю энергию звука на нужном направлении, послать звуковую посылку дальше и получать более громкое эхо. Интенсивность звука резко возрастает по мере увеличения частоты колебаний. Генерировать ультразвуки, обладающие высокими энергиями, проще, чем слышимые звуки такой же силы. Поэтому при эхолокации выгодно использовать ультразвук.

У ультразвука есть и обратная сторона. Он очень быстро затухает. Чем выше частота звука, тем быстрее идет его поглощение. При увеличении частоты в 10 раз затухание будет происходить в 100 раз быстрее, а следовательно, резко сократится расстояние, на которое он распространится. И все‑таки для эхолокации выгоднее применять ультразвук, чем более низкие звуки, так как последние трудно генерировать узким пучком. Распространяясь во все стороны, более низкий, слышимый нами звук не только поглощается средой, но и рассеивается все в большем объеме. В результате его интенсивность быстро падает и он затухает. Учитывая, что затухание ультразвуков в воде происходит в 1000 раз медленнее, чем в воздухе, можно с уверенностью сказать, что водные животные для эхолокации должны обязательно пользоваться ультразвуком.

Однако такой локатор может служить только для зондирования ближайшего пространства. Для дальней ориентации он не годится.

Откуда что берется

Когда жизнь еще только зарождалась, звуковая обстановка на нашей планете была довольно однообразной. Иногда громыхал гром или посвистывал ветер. Кое‑где тишину нарушали срывающиеся со скал водопады, шум морского прибоя да грохот вулканов. Кого тогда на Земле могли интересовать эти звуки? Только когда появились высокоразвитые животные, научившиеся активно передвигаться, странствовать по белу свету и пожирать друг друга, на Земле появились «интересные» звуки. Это были звуки биологического происхождения. Их создавали сами животные, и, естественно, они содержали известную информацию о самих источниках звука. Подобной информацией стоило заинтересоваться.

Интерес к звукам биологического происхождения послужил толчком к развитию звукового анализатора у далеких предков современных животных. Когда звукоулавливающие органы достигли известного совершенства, животные смогли использовать звуки и для взаимного обмена информацией.

У них возникла потребность специально производить звуковые сигналы.

Основа любого музыкального инструмента — вибратор, создающий звуковые волны. Им может быть любое упругое тело, способное колебаться от толчка, удара или трения. Если звук нужно усилить, используется резонатор. Для этой цели чаще всего служит воздух. Он упруг. Столбик газа вибрирует по всей своей длине, как стальная пружина. Он может колебаться с любой частотой, но колебания воздуха скоро затухают. Резонировать могут и стенки полости.

Известны музыкальные инструменты, состоящие из одних вибраторов. Это ксилофон, тарелки, колокольчики и колокола. У флейты резонирует столбик воздуха. Ее стенки в усилении звука участия не принимают. У медных духовых инструментов — труб, валторн — вибрирует и воздух, и металл стенок.

Получается значительное усиление звука. «Музыкальные инструменты» животных или состоят из одного вибратора, или снабжены резонатором. Им может быть мембрана, столбик воздуха или стенки полости, где газ (не обязательно воздух) находится под некоторым давлением.

Природа снабдила живые организмы звукогенераторами самых разных конструкций. У насекомых они достаточно примитивны. Перепончатокрылые пользуются грубыми смычковыми инструментами вроде контрабаса. Саранча водит лапкой по своим жестким крыльям. Кузнечики извлекают звук трением надкрылий. У сверчков на трущейся поверхности крыла находится 150 треугольных призм, а вибрация четырех перепонок усиливает звук.

Удивительным музыкальным инструментом — цимбалами — обладают жители жарких стран — цикады. Поют только самцы.

У них на нижней стороне первого сегмента брюшка находятся две выпуклые пластины. Их и называют цимбалами. Каждая пластина снабжена специальными мощными мускулами. Они втягивают выпуклую часть пластины внутрь и мгновенно отпускают. Втягивают и отпускают. Звук возникает по такому же принципу, как у металлической масленки или консервной банки, когда продавишь пальцем ее дно, а затем позволишь ему с характерным звуком занять прежнюю позицию. Стрекотание цикад слышится в любое время суток. Особенно неистовствуют они с наступлением темноты. Трудно представить южную ночь без неумолчного гомона цикад. Чрезвычайно сильные голоса у тропических видов. Их песня напоминает звук циркульной пилы или стрекотание мотоцикла, а по громкости не уступит пронзительному свистку паровоза.

Умеют издавать самые различные звуки и рыбы, хотя специальных звукогенераторов у них, по‑видимому, нет. Некоторые издают звуки за счет трения жаберных крышек. Кариевые рыбы скрежещут зубами, спрятанными глубоко в глотке.

Многие рыбы пользуются плавательным пузырем, работающим как резонатор. Звук возникает благодаря сокращению специальных барабанных мышц, вызывающих колебания его стенок.

С помощью этих несложных устройств рыбы производят стуки, скрежет, удары, свисты, скрипы, всхлипывают, клохчут, мурлыкают, фыркают. Желтая макрель, встретив свою подругу, крякает от удовольствия. Рыба‑ангел хрюкает, как поросёнок. Бычок‑кругляк во время нереста скрипит, подзывая самку, а увидев ее, начинает квакать. Черная рыба лает по собачьи, а морские собачки предпочитают хрюкать. Морской петух — подумать только! — чтобы подать сигнал опасности, «кудахчет» курицей. Рыба‑лоцман на ходу постукивает, по‑видимому, для того, чтобы ведомая ею акула не отвлекалась.

Особенно шумно ведут себя рыбы во время брачных игр. Бычок‑кругляк верещит, длиннорылый бычок‑подкаменщик жужжит. Зеленушка‑оцеллята, перед тем как подраться, цокает. Бычок‑кругляк, охраняя гнездо, рычит. Рыба‑дикобраз скрежещет, как ржавая дверная петля. Рябчик гризеус, выражая угрозу, барабанит, а сахалинский подкаменщик урчит. Испуганный спинорог свистит, чирикает, щелкает.

Самыми молчаливыми животными нужно считать рептилий.

Издаваемые ими звуки весьма однообразны. Почти все змеи умеют угрожающе шипеть. Громко шипят сухопутные черепахи. Некоторые ящерицы способны пищать. Сцинковые гекконы трением чешуек хвоста друг о друга производят странный звук, напоминающий шорох свертываемой пергаментной бумаги. У рогатой гадюки, гадюки Авиценны и песчаной эфы по бокам тела находятся особые пилообразно расположенные чешуйки. Свернувшись в два полукольца и беспрерывно скользя одним полукольцом по другому, эти змеи заставляют свои «музыкальные» чешуйки издавать звук, напоминающий шипение горячего утюга, если на него плюнуть.

Гремучие змеи пользуются погремушкой. Она представляет собой шесть—восемь колокольчиков из высохшей кожи, венчающих кончик хвоста. Свернувшись в кольца, змея приподнимает хвост и, быстро вибрируя им, начинает «греметь».

Звук погремушки похож на стрекотание узкопленочного кинопроектора.

Но самыми непревзойденными вокалистами и музыкантами являются, конечно, птицы. Они широко пользуются всевозможными музыкальными инструментами. Характерным музыкальным аккомпанементом сопровождается полет многих птиц. По свисту крыльев легко опознать вид уток, а по жужжанию — колибри. Бекасы — очевидно, за счет рулевых перьев хвоста — издают в воздухе свист, жужжание или блеющий звук. У стрепетов музыкально одаренным является четвертое маховое перо крыла. Многие птицы просто хлопают крыльями — такие сигналы используют козодои, совы, голуби, жаворонки. Голуби и козодои хлопают крыльями над спиной, остальные под животом. Щелканьем клюва выражают свои эмоции совы, кулики и другие птицы. Аисты на этом инструменте исполняют целые любовные серенады.

Некоторым безголосым птицам приходится брать музыкальные инструменты напрокат. Стук клювом о твердую землю является призывным сигналом для цыплят. Синицы и поползни в качестве барабана используют отставшую сухую кору, дятлы — сухой ствол дерева. Барабанная дробь — это песнь о любви. Близкие виды дятлов барабанят с различной частотой. Самочки безошибочно узнают серенады «своих» кавалеров и не отзовутся на призыв чужака.

Животные пользуются множеством способов генерации звуков. Главным «музыкальным инструментом» является голосовой аппарат. Тенденция к его развитию возникла сразу же, как только древние позвоночные животные покинули воду.

Голосовой аппарат появился уже у амфибий и стал прообразом голосовых органов высших позвоночных животных и человека. Голосовые связки — парные складки слизистой оболочки гортани — служат струнами. У млекопитающих они натянуты между щитовидным и черпаловидными хрящами гортани, образуя голосовую щель. Когда голосовые связки напрягаются, проходящий ток воздуха вызывает их колебания, порождая звук.

Сравнительно недавно выяснилось, что весьма голосистыми созданиями являются дельфины. Кроме щелчков, используемых для локации, они производят множество разных звуков и, казалось бы, должны иметь хорошо развитые голосовые связки. Однако еще 150 лет назад анатомы заявили об их отсутствии. Правда, совсем недавно зоологи сумели отыскать их у афалин, опровергнув заключение весьма обстоятельных немецких исследователей прошлого века. Причем оказалось, что голосовые связки достаточно хорошо развиты. Сейчас даже трудно понять, как их до сих пор не замечали. Исследователи эхолокации давно свыклись с мыслью, что звук возникает у китов совсем иначе, и открытие зоологов не смогло поколебать сложившихся представлений.

Работа голосового аппарата млекопитающих тесно связана с дыхательной системой. Между тем устройство дыхательных путей дельфинов совершенно необычно и не имеет аналогии среди наземных существ. Дышать ртом зубатые киты не могут. Ни ротовая полость, ни глотка с легкими не сообщаются. Рот используется только по прямому назначению — для поглощения пищи. Это новшество имеет вполне разумное объяснение. Соединяйся ротовая полость с трахеей, дельфинам под водой в буквальном смысле слова было бы рта не открыть. А так как, кроме челюстей, у них нет иных приспособлений, чтобы хватать добычу, то при иной конструкции пищеварительной системы они погибли бы голодной смертью.

Зубатые китообразные дышат «носом». Слово «нос» взято в кавычки потому, что носовой проход открывается у них на темени, а не на конце рыла (у дельфинов оно называется рострумом); кроме того, у них всего одна, зато весьма солидная ноздря. Дыхательное отверстие расположено в самой верхней точке головы. Многие дельфины только его и выставляют из воды. С таким дыхалом очень удобно, неподвижно зависнув, дремать, чуть‑чуть подгребая ластами, чтобы темя все время выступало наружу. Отверстие дыхала снабжено мощным полулунным клапаном — своеобразной мясистой затычкой. Он предохраняет легкие от попадания воды. Широкая ноздря позволяет до предела сократить время, затрачиваемое на вдох и выдох.

Конструкторские новшества дыхательной системы дополняют три пары асимметричных воздушных мешков, соединенных с наружным носовым проходом. У большинства зубатых китов они узкие и дугообразно искривлены. Располагаются мешки ярусами, один над другим. Если дыхательную систему мертвого дельфина залить гипсом и получить слепок, то воздушные мешки больше всего напоминали бы три неправильной формы баранки, нанизанные на стержень наружного носового прохода. Мешки окружены мышечными слоями, часть из них снабжена собственной мускулатурой и сфинктерами в местах соединения с носовым проходом. У отверстия средней пары мешков находятся внутренние пробки. Это дает основание предполагать, что животные, напрягая мускулатуру мешков, могут произвольно изолировать отдельные полости от остальной дыхательной системы, создавать в них необходимое давление и, регулируя величину соединительного отверстия, перекачивать находящийся там воздух из одного мешка в другой. Для чего нужны воздушные мешки дельфинам, пока никто не знает, но большинство ученых думает, что они имеют непосредственное отношение к производству звуков.

Проще всего предположить, что звук возникает при продувании воздуха через наружное отверстие дыхала. Наблюдая за животными, можно заметить, как во время свиста из отверстия дыхала вылетают струйки мелких пузырьков воздуха.

Однако во время щелчков и других звуков воздух не выделяется.

Местом возникновения звуков вполне могут быть голосовые связки. Воздух, продуваемый через них, не обязательно должен выделяться наружу. Он может закачиваться в воздушные мешки, которые к тому же способны выполнять роль резонаторов. Большинство исследователей давно свыклись с мыслью, что эхолокационные щелчки возникают в наружном носовом проходе при перекачивании воздуха из одного мешка в другой через резко суженные отверстия. Действительно, продувая под давлением воздух через носовой проход мертвых дельфинов афалины и стенеллы удалось получить слабые щелчки, напоминающие локационные.

Предложенная выше теория показалась ученым весьма привлекательной. И действительно, дыхательная система дельфинов имеет шесть воздушных мешков и еще больше суженных мест в воздухоносных каналах. Мускулатура каждого мешка и внутренние пробки в состоянии работать независимо друг от друга. Это значит, что животные имеют возможность одновременно издавать несколько звуков. Наблюдения подтверждают, что афалины, гринды к белобочки могут одновременно издавать свисты и щелчки, свисты и скрип, визг, лай и другие звуки. Существует предположение, что каждый локационный щелчок формируется за счет суммарного действия двух (или более) источников звука. Если эти предположения подтвердятся, станут понятны многие загадки звуков, издаваемых дельфинами, загадки, ответы на которые пока не найдены.

Синтез нескольких звуковых сигналов может обеспечить возникновение совершенно необычных звуков. Джонни Вайс‑мюллер, исполнитель роли Тарзана в некогда популярном многосерийном приключенческом фильме, рассказал, что знаменитый крик его героя состоял из голоса самого актера, лая собаки, сопрано оперной певицы, звука скрипичной струны и воя гиены.

Дыхательная система усатых китов устроена проще. Пищевой путепровод анатомически не отделен от дыхательного пути. Лишь во время заглатывания пищи вход в трахею временно закрывается с помощью надглоточного хряща. У усатых китов нет надчерепных воздушных мешков, зато имеется гортанный. Вероятно, звуки возникают в гортани, а воздушный мешок служит резонатором.

Китов в Мировом океане за последние десятилетия стало заметно меньше. У людей сухопутных профессий немного шансов повидать живого исполина. Чтобы познакомиться с их жизнью, нужно совершить длительное путешествие. Мне же посчастливилось первого живого кита увидеть на берегу.

Дело были в Крыму, в тенистой аллее биостанции. По усыпанной ракушечником дорожке мне навстречу, широко шагая, шел юноша, держа на вытянутых руках кита, как берут в роддоме своих отпрысков мужчины, только что ставшие отцами.

А кит смотрел на меня своими маленькими подслеповатыми глазами и при каждом шаге вздрагивал. Это был самый настоящий живой кит, но только кит‑малютка. Я назвал его так не потому, что он был новорожденным. У китов, даже только что появившихся на свет, малышей приходится измерять метрами и центнерами или даже тоннами. В руках у встретившегося мне парня был представитель самых маленьких китообразных — дельфин‑азовка, или, как его следует величать согласно зоологической классификации, обыкновенная морская свинья. Киты‑малютки распространены очень широко. Обыкновенные свиньи — жители северного полушария. В отличие от большинства дельфинов они мало боятся холода и заселяют прибрежные зоны Европы, Азии и Америки, от Баренцева моря до Дакара, заходя во все внутренние моря: Черное, Белое и Балтийское.

Азовки — самые маленькие морские свиньи. Их средний вес едва превышает 30 кг, самки крупнее самцов. Голова у азовки короткая, курносая, клюв не выражен, лобная подушка пологая. Спина цвета мокрой автомобильной камеры — от темно‑серого до черного, брюхо значительно светлее. Живут азовки небольшими семьями. Лишь вокруг больших рыбьих стай возникают их крупные скопления. Летом морские свиньи приходят в северные районы Черного моря, появляются у берегов Крыма, идут нагуливать жирок в Азовское море. Под водой способны пробыть недолго, 6—7 мин, и ныряют неглубоко. Ловят тихоходных рыб — бычков, атерин.

Совсем мелкую рыбешку, вроде хамсы, сосут через слегка приоткрытый рот прямо от целой стаи. Они настоящие труженики: чтобы наесться досыта, им нужно наловить 4—5 кг рыбы, а в холодную пору года — на 1—2 кг больше.

Азовок в Черном море много, но это не те дельфины, которыми мы любуемся с борта теплохода или с ялтинских набережных. Они не умеют выпрыгивать из воды, и хотя часто поднимаются к поверхности, чтобы обновить запас воздуха, сам акт дыхания занимает короткое мгновение, совершаясь походя, ни на секунду не задерживая поступательного движения, при этом голова почти не показывается над поверхностью моря, так что заметить стайку дельфинов очень трудно. Про азовку не скажешь, что это интеллектуал. Некоторые дрессировщики утверждают, что они не поддаются дрессировке. С подобным безапелляционным мнением вряд ли можно согласиться. Несомненно, морские свиньи менее общительны, чем прославленные афалины. Они не проявляют к человеку особого интереса или не умеют его выразить.

На мысль о крайнем примитивизме морских свиней наталкивает однообразие их поведения. Всю жизнь азовки проводят в движении. Выпущенные в бассейн, они и днем и ночью плывут и плывут, делая под водой круг за кругом. Спать, зависнув у поверхности, как поступают афалины они не умеют.

Но, видимо, их можно многому научить. Когда в неволе кит малютка оказывается в компании афалин, он, случается, за несколько дней перенимает у них манеру спать на поверхности или выпрыгивать из воды.

Советские исследователи эхолокации не испытывают к азовкам особого почтения. Даже самые восторженные исследователи не рискнут назвать их нашими братьями по разуму.

Между тем морские свиньи сыграли значительную роль в изучении способности морских млекопитающих к акустическому зондированию пространства. В науке один эксперимент не делает погоды. Он обязательно должен быть подтвержден. Одновременно с супругами Шевилл во Флориде проводила исследование группа У. Келлога. В их распоряжении были две морские свиньи, которых содержали в небольшом пруду на берегу Мексиканского залива. В дно пруда были забиты металлические прутья. Чтобы животные не могли видеть стержни, воду систематически взмучивали. В совершенно мутной воде дельфины ловко сновали между стержнями, не прикасаясь к ним даже хвостом.

Исследователей продолжал грызть червь сомнения. А вдруг у дельфинов зрение столь совершенно, что мутная вода им не помеха?! Опыты продолжили. Пруд разгородили сетчатой стенкой, оставив в ней два прохода, позволявших животным переходить из одного отсека в другой. Сигналом для перехода служил всплеск брошенной в воду рыбы. Во время опыта ученые закрывали то один то другой из проходов куском прозрачного плексигласа, который и в прозрачной воде увидеть невозможно. Дельфины и тут не были обескуражены. Если оба проходи оказывались закрытыми, они даже не пытались проникнуть в соседний отсек. Когда же один из проходов оказывался свободным, животные еще издалека уверенно направлялись в его сторону. Не было случая, чтобы дельфин стукнулся рылом о невидимую преграду или по ошибке близко подплыл к ней. Еще в одном варианте опытов животным бросали в бассейн различные предметы. Бросали сзади, чтобы дельфины не могли видеть, что упало в воду. Любопытные звери тотчас поворачивались на всплеск, издавали серии локационных щелчков и, нащупав локационным лучом тонущий предмет, бросались за ним вдогонку. Локатор дельфинов оказался столь чувствительным, что в мутной воде они мгновенно обнаруживали стеклянную бусинку или крохотную свинцовую дробинку. Провести животных не удавалось. Если в бассейн выливали полчашки воды, животные мгновенно поворачивались и, пошарив акустическим прожектором, продолжали заниматься своим делом, не давая себе труда подплыть и убедиться, что в бассейне не появилось ничего интересного, — настолько они были уверены в показаниях своего локатора.

Окончательно убедиться в локационных способностях китообразных исследователям помогли гастрономические привычки животных. Дельфины — существа очень консервативные. Привыкнув к какому‑то одному виду пищи, они с большим трудом переключаются на новые объекты питания. Часто подолгу голодают, но категорически отказываются от обеда, если меню для них непривычно. Поначалу исследователи еще не знали об этой особенности дельфинов, а главное — не хотели с ней считаться, опасаясь, что однообразная пища причинит их здоровью непоправимый вред. Келлог иногда закупал для своих подопечных рыбу разных видов, пытаясь как‑то разнообразить их меню. Исследователей удивило не только то, что дельфины отвергали новое угощение, но и их способность различать в мутной воде двух одинаковых по размеру и очень похожих по форме и окраске рыб разных видов, даже не подплывая к ним вплотную. Одних они охотно ели, от других равнодушно отворачивались. Сам Келлог, имея возможность детально рассматривать рыб далеко не сразу научился их различать. Эксперименты Келлога показали, что эхолокация широко распространена в мире китообразных, так как азовки не состоят в близком родстве с афалинами, с которыми работали Шевиллы.

И после опытов Келлога еще оставалось немало скептиков, не верящих в существование гидроэхолокации. Их смущала мысль, а вдруг вода недостаточно мутная и дельфин все же кое‑что видит!

Окончательное решение вопрос об эхолокации получил после проведения экспериментов на животных, «ослепленных» с помощью надетых на глаза резиновых полусфер. Поведение дельфина, который теперь‑то уж действительно не мог ничего видеть, совершенно не изменилось. Животное отлично ориентировалось в своем помещении, отыскивало корм, на какие бы мелкие кусочки ни резалась рыба, находило брошенные в воду предметы, охотно и точно выполняло все трюки, которым было обучено. Ученый мир окончательно поверил в эхолокационные способности животных.

Афалины дали повод ученым заподозрить у китообразных способность к гидроэхолокации. Опыты на морских свиньях окончательно нарушили душевный покой десятков инженеров и гидроакустиков, которым захотелось узнать, как устроен эхолокатор дельфинов. Они стали началом длинной серии экспериментов. Постоянными объектами подобных исследований по‑прежнему остаются афалины и морские свиньи.

Эксцентрики

В ноябре 1968 года в небольшой поселок Саккура, лежащий на берегу реки Инд, прибыла экспедиция американских ученых. Они собирались изучать гангского слепого дельфина. Местные жители отлично знали этих животных и нередко охотились на них, так как мясо дельфинов считается достаточно вкусным. Однако одно дело добыть на ужин хорошо упитанного зверя, и совсем другое — поймать его живьем, не нанеся при этом серьезных увечий. Таким промыслом в Западном Пакистане никогда не занимались. Все же за несколько ночных охот с помощью сетей рыбакам удалось отловить трех самок, соблазнившихся живой рыбой‑кошкой. Дельфины оказались небольшими. Длина самого маленького была 107 см, а вес равнялся 19,5 кг. Самое крупное животное достигало в длину 121 см и весило почти 26 кг.

Чтобы животные перед дальней дорогой хорошо отдохнули, их выпустили в бассейн. Сначала дельфины плавали у поверхности, как бы набираясь сил, дышали полной грудью, пуская пузыри, затем стали нырять, появляясь на поверхности, только чтобы сделать вдох. Наблюдавшие за ними исследователи занялись своими делами: вода в бассейне была такая же мутная, как и в Инде, и что делали дельфины в глубине, не было видно.

На другой день самолет доставил дельфинов в Карачи.

Здесь предполагалось сделать двухдневную остановку. Животных поместили в заранее приготовленный бассейн с чистой, прозрачной водой. Возможно, это был первый случай, когда людям представилась возможность понаблюдать за повадками пресноводных китов. Ученые были потрясены: под водой дельфины плавали только на боку! Животные держались у самого дна, касаясь его ластами, или проносились над ним всего в двух‑трех сантиметрах. При этом голова была слегка опущена вниз, а хвост приподнят. В общем дельфины плавали параллельно дну, но держась к нему под углом 10°! Их движения были резко асимметричны: самое крупное животное плавало только на левом боку и всегда двигалось по часовой стрелке, два других дельфина — на правом боку и только против часовой стрелки. Не правда ли, странная асимметрия!

Отдохнув, дельфины снова двинулись в путь и в тот же день прибыли в Токио. После нового отдыха они отправились в последний перелет в Сан‑Франциско. За пять суток животные покрыли почти 18000 км. доставив своим сопровождающим немало хлопот. Звери отказались обедать. Какую бы рыбу им ни предлагали, дельфины не обращали на нее внимания. Ученые бросились к рыбакам, раздобыли у них живую рыбу. Но и она не повысила аппетита пленников. Пришлось кормить их насильно.

К сожалению, в неволе дельфины прожили очень недолго. Животные заболели воспалением легких, и спасти их не удалось. Первый дельфин прожил около месяца, последний умер на сорок четвертый день. Краткость знакомства с индийскими гостями не помешала ученым убедиться, что речные дельфины Ганга обладают превосходным эхолокатором. Несмотря на отсутствие зрения, они прекрасно ориентировались и никогда не натыкались на подводные предметы.

В отличие от всех остальных китообразных, которые пользуются эхолокацией только в темноте, в сложной обстановке или при поиске мелких предметов, гангский дельфин генерирует локационные посылки непрерывно, по 20—50 импульсов в секунду. У слепого животного нет другого способа обнаружить препятствие, и ему поневоле приходится беспрерывно прощупывать окружающее пространство. Звуки, используемые для локации, имеют частоту 15—60 кГц. В этом отношении они сходны с локационными посылками прочих пресноводных дельфинов.

У индийского дельфина три близких родственника — китайский озерный дельфин, лаплатский дельфин и амазонская иния. Пресноводные дельфины — самое древнее семейство зубатых китов. Все они имеют очень подвижную голову, длинное вытянутое рыло, усаженное на конце жесткими осязательными волосками, вероятно, помогающими речным дельфинам выкапывать из донного ила червей и моллюсков.

Меньше всего изучен китайский дельфин. Живет он только в одном месте — в озере Дуптииху. Этот достаточно крупный речной кит достигает в длину 2 м и весит до 120 кг. В соответствии с наиболее распространенной среди дельфинов модой туловище и голова у него серые, а брюхо и грудь более светлые. Дыхало, как и у остальных дельфинов, находится на темени, но сдвинуто влево. Опять асимметрия. Чем она вызвана, пока не ясно.

Хотя озеро Дунтинху находится не в какой‑то глуши, а в довольно густонаселенных районах Китая, о существовании озерного дельфина ученым стало известно лишь в 1918 году.

Живет он небольшими стайками — от 3 до 10—12 зверей, питается главным образом донными животными. Из рыб в желудках дельфинов чаще всего находили угрей и сомов. Оба вида рыб умеют зарываться в ил где их, по‑видимому, дельфин и находит. Моллюсков и ракообразных, прежде чем проглотить, слегка пережевывает, раздавливая их известковые раковины или хитиновый панцирь.

Амазонские инии еще крупнее — до 2,5 м в длину и до 130 кг весом. Их бледно‑голубые спины и невысокие фонтанчики, выпускаемые при выдохе, можно видеть во многих крупных реках Южной Америки, от устья и далеко в глубь континента. Когда наступает период бесконечных тропических дождей и реки, выйдя из берегов, на сотни километров затопляют окружающие джунгли, инии кочуют по залитому водой девственному лесу легко попадая из Амазонки в Ориноко и наоборот. Питаются инии рыбой. В том числе не брезгуют грозой Амазонки — пираньей. Своим длинным, покрытым чувствительными волосками и слегка загнутым вниз клювом ловко подбирают со дна пресноводных крабов и, раскусив, проглатывают. Длинные ряды слегка морщинистых зубов выполняют у иний двоякую функцию: передние служат для удержания добычи, задние используются для жевания.

В последние годы инии стали любимцами зоопарков и цирков. Они настолько очаровали зрителей, что теперь их завозят и в районы, удаленные от океанских побережий, где содержать морских животных не так‑то просто. Инии стали отличным украшением и морских аквариумов. Инии легко приручаются, охотно вступают в контакт с дрессировщиками и посетителями зоопарков. На воле они очень редко выпрыгивают или даже выглядывают из воды. Этому им приходится специально обучаться в неволе. Хотя инии неплохо видят, они оснащены отличным эхолокатором и используют его во время охоты даже в совершенно прозрачной воде.

Самые маленькие в компании пресноводных китов — дельфины Ла‑Платы. Их рост никогда не достигает 2 м, а вес — 35 кг. Это самое зубастое млекопитающее нашей планеты: пасть лаплатского дельфина украшают 240 зубов. Живут киты‑малютки в устье Ла‑Платы и в прибрежной зоне Атлантического океана. Ученые подозревают, что ежегодно с наступлением холодов они мигрируют ближе к экватору. Точными сведениями об этих миграциях зоологи пока не располагают. Вообще о лаплатских дельфинах известно мало. Эти животные не собираются в стаи и не приближаются к кораблям и лодкам. Правда они часто попадают в рыбачьи сети. Но разве может мертвый кит поведать исследователям о своей жизни?

За год у берегов Уругвая добывают до полутора тысяч лаплатских дельфинов. Их мясо рыбаки используют как приманку при ловле акул. Дельфины других видов так часто в сети не попадают. Их эхолокационный аппарат способен заблаговременно обнаружить коварную ловушку. Создавалось впечатление, что лаплатский дельфин не способен пользоваться эхолокацией. Это предположение подтверждалось еще и тем, что в желудках китов‑малюток находили главным образом крупных рыб, способных светиться и постоянно издающих достаточно громкие звуки. Таких рыб можно ловить даже ночью, не прибегая к эхолокации.

Чтобы разобраться, как ориентируются киты‑малютки в океане, группа французских и уругвайских ученых провела специальное исследование. Экспедиция обосновалась на берегу океана в маленькой уругвайской деревушке Пунта‑дель‑Дьяволо. Все светлое время дня несколько ученых проводили в море с двумя местными рыбаками, напряженно всматриваясь в его поверхность и вслушиваясь в подводные звуки с помощью опущенных на глубину гидрофонов.

Утром у побережья царила тишина, лишь к 10—11 часам начинало раздаваться хрюканье и кряканье. Это просыпались рыбы‑мичманы. К полудню хрюканья звучали уже чаще и к 15—16 часам сливались в сплошной хор. Звуки моря тщательно записывались с помощью магнитофона. Иногда, прослушивая на берегу сделанные за день записи, ученые с удивлением обнаруживали эхолокационные щелчки каких‑то дельфинов, хотя самих животных возле лодки никто не видел.

Лаплатских дельфинов заметить в море очень трудно. Их спинной плавник не настолько высок, чтобы выглядывать из воды, когда животные плывут близ поверхности. Из воды киты‑малютки никогда не выпрыгивают, а темя, где расположено дыхало, поднимают к поверхности всего на 2—3 с. За два месяца работы ученым посчастливилось только шесть раз увидеть китов‑малюток и только один раз услышать издаваемые ими звуки. В этот день два дельфина четыре раза подплывали к лодке на расстояние 25 м и на 4—6 с. показывались наблюдателям. Так как в этот день другие дельфины в этом районе моря не появлялись, ученые решили, что записанные звуки принадлежат киту‑малютке.

Зарегистрированные исследователями щелчки похожи на звуки, издаваемые другими дельфинами. Низкочастотные звуки не превышали 3 кГц. средние лежали в диапазоне 10—16, а высокочастотные достигали 18—24 кГц. Длительность щелчка колебалась от 1,5 до 5,0 мкс.

Таким образом, параметры эхолокатора лаплатского дельфина ничуть не хуже, чем у других китообразных, а в сети животные, видимо, попадают потому, что редко им пользуются.

Зато издавать свисты, используемые китообразными для общения, лаплатские дельфины, вероятно, не умеют. Они существа необщительные, у них нет потребности к бурному изъявлению своих чувств, да и привлекать к себе внимание они не любят.

Единорог

Восемь месяцев в году в Арктике царствует зима. Морозы сковывают льдом реки, озера, моря. Ураганы, снежные метели, лютые холода в 20—40, а то и в 50° — дело нешуточное. Еще сравнительно недавно ученые считали, что Северный Ледовитый океан замерзает сплошь от берегов Азии через полюс до самой Америки. На самом деле даже в самую суровую зиму в центре Арктики всегда остаются незамерзающие полыньи. Из года в год они держатся все в одних и тех же местах. Некоторым из них присвоены названия. В 1909 году Гренландская полынья чуть не заставила Роберта Пири отказаться от надежды достигнуть Северного полюса. Все последующие экспедиции всегда находили полынью на излюбленном ею месте.

Одной из наиболее крупных является Великая Сибирская полынья. Это она пресекала попытку ряда экспедиций проникнуть в сердце Арктики, и долгое время легендарная Земля Санникова пленяла воображение полярных исследователей.

Цепочку участков чистой воды объединяющую постоянные полыньи, называют арктическим кольцом жизни. Именно сюда, а вовсе не в тропики устремляются на зиму мистики, некоторые виды чаек и другие арктические птицы. Здесь всю зиму держатся тюлени и нерпы, белые медведи и песцы. Эти полыньи — родовая вотчина нашего удивительного северного кита — нарвала.

Ростом нарвал невелик. Крупные самцы не превышают 6 м, а весят до тонны; самки меньше самцов. Круглая лобастая голова с маленькими глазками по бокам мало похожа на голову других дельфинов. Обычного дельфиньего клюва нет. Нижняя часть тела светлая, верхняя, особенно голова, темнее. По спине и бокам беспорядочно разбросаны крупные серовато‑бурые пятна.

Нарвалы относятся к подотряду зубатых китов, хотя, в сущности, они беззубые создания. На нижней челюсти нарвала нет и намеков на зубы. Верхняя располагает двумя зачатками зубов. У самки, если с ее гормонами все в порядке, они никогда не прорезаются. У нормально развитых самцов, как правило, прорезается только левый зуб. Он пронзает губу и растет прямо вперед, достигая 2—3 м в длину и закручиваясь против часовой стрелки в тугой плотный штопор. Почему растет только левый бивень, почему он имеет «левую резьбу» — одна из загадок многочисленных асимметрий дельфинов.

Бивни чрезвычайно украшают нарвалов. Эффектно выглядит быстро плывущая стая. Животные держатся кучно и все маневры, заныривание и всплытие совершают синхронно, гордо неся над головой свое оружие. Такая стая напоминает казачью сотню, несущуюся на врага с пиками наперевес.

Зачем самцам бивни, пока никто не знает. Считают, что это отличительный знак, позволяющий животным при брачных играх угадывать пол, или оружие для «рыцарских» турниров.

Наблюдая за поведением нарвалов в разводьях между льдов, замечали, что животные нередко скрещивают, словно фехтуя, свои острые «пики». Однако никто не видел, чтобы дело доходило до серьезных потасовок.

Есть мнение, что бивни помогают нарвалам во время охоты. Стадо самцов с бивнями наперевес большой дугой окружает косяк трески или пикши, но когда наступает кульминационный момент охоты, «пики» в ход не идут. На небольших глубинах в прозрачной океанской воде удалось подсмотреть, как нарвалы своими бивнями спугивали донных рыб — камбалу и палтуса и ловили их на лету. Лежащую на дне рыбу им трудно заметить и неудобно хватать. Однако вряд ли наличие бивней имеет существенное значение. Иначе природа не обделила бы ими самок, которым особенно необходимо иметь вдоволь корма.

Нарвалы — типичные обитатели Арктики. Когда летом вода освобождается ото льда, они устремляются на север, добираясь до 80—85° северной широты. Полярники дрейфующих станций нередко встречаются с ними. С наступлением зимы звери откочевывают к югу. Появляются у берегов Норвегии, Англии, Голландии, заглядывают в Тихий океан. Изредка заплывают в Белое море. Их излюбленные места — Канадский Арктический архипелаг и берега Гренландии, а летом районы Новой Земли и Земли Франца‑Иосифа.

Живут нарвалы небольшими компаниями, но иногда собираются в громадные стада по несколько сотен, а когда‑то и тысяч животных. Питаются головоногими моллюсками. Не брезгуют рыбой, охотясь на тихоходных донных представителей ихтиофауны. Видимо, их легче ловить нарвальим беззубым ртом. В поисках пищи животные ныряют на глубину чуть ли не полукилометра и подолгу остаются под водой.

Морозы нарвалам не страшны. Если море покрывается свежим льдом, самец пробивает своим мощным бивнем лунку и все небольшое стадо по очереди дышит через нее. Пока мороз не силен, нарвалам удается поддерживать многие лунки или не давать покрыться льдом нескольким небольшим полыньям.

В жестокие морозы все стадо может скапливаться у одной тесной лунки, где одновременно не могут сделать вдох и два дельфина. У подобных отдушин нарвалы способны провести несколько месяцев. Это для них не аварийная ситуация, а обыденная оседлая жизнь на зимних квартирах. Умея оставаться под водой достаточно долго и проходить за это время несколько километров, дельфины хорошо питаются, обшаривая огромный охотничий участок, и спокойно дожидаются, когда начавшаяся подвижка льда вызовет появление многочисленных трещин и позволит сменить охотничьи угодья.

Зимовка в Арктике не всегда проходит благополучно. При значительных подвижках льда разводья могут сомкнуться, и крупные стада нарвалов оказываются затертыми у крохотных продушин. Вода в них кипит от единорогов, пытающихся вырваться к поверхности и глотнуть воздуха. Если наружная температура резко падает, брызги воды, вздымаемые обезумевшими животными, намерзают на стенках лунки и она продолжает уменьшаться, усугубляя и без того тяжелое положение животных. В иные годы гренландские эскимосы добывали из той лунки по 100—200 единорогов. Однако в какое бы тяжелое положение ни попадало стадо, как бы ни была узка отдушина, нарвалы в борьбе за доступ к воздуху по отношению друг к другу достаточно корректны. Приходится лишь недоумевать, как крупным самцам, казалось бы, потерявшим от ужаса голову, удается сквозь нагромождение тел пробиться к поверхности, никого по пути не поранив своим смертоносным бивнем. У полыньи, среди тяжелых льдов (а их толщина иногда превышает 10 м), белый медведь, не раздумывая, прыгает на спину дельфина, и убив, вытаскивает его на лед. Воспользовавшись безвыходным положением нарвалов, полярный бродяга, случается, делает огромные запасы. Затаившись у отдушины, хладнокровный хищник сильным ударом лапы выбрасывает на лед одного за другим обессилевших от недостатка кислорода дельфинов, обеспечивая себе и вечно голодной свите песцов и чаек сытую жизнь до весны. Однажды во льдах обнаружили лежку медведя, возле которой была аккуратно сложена 21 туша нарвалов.

Белый медведь, если он не очень голоден, объедает только жир и внутренности дельфина, а мясо почти не трогает. Лишь медведица с медвежатами, недавно покинувшая берлогу, находит вкус в дельфиньем мясе.

Жизнь на «зимних квартирах» спокойна и безопасна, пока на лунку не набредет хозяин Арктики — медведь. Но визит арктического бродяги не всегда заканчивается трагически для нарвалов. Если сплошные, тяжелые льды заточили в одном районе океана несколько групп единорогов, они поддерживают между собой акустическую связь, видимо, ходят друг к другу «в гости», а в случае опасности ищут пристанища у своих соседей и назад больше не возвращаются. Эскимосы Гренландии, промышляющие во льдах тюленей, нарвалов и белух, также нередко коротающих зиму под ледяными полями, рассказывают, что взять у одной лунки двух единорогов случается гораздо реже, чем несколько белух.

Нарвалы хорошо приспособлены для жизни во льдах. Крупный самец легко сокрушает лед толщиной в 5 см; если бивень и сломается, кариес не возникнет. По краям отлома начинается регенерация костной ткани, и место повреждения закрывается костной пломбой.

Зрение нарвалов прекрасно приспособлено к условиям существования в Арктике. Их глаза почти закрыты кожей, что предохраняет их от чрезмерного охлаждения. В щель между веками виден лишь зрачок и частично радужка, богато снабженная кровеносными сосудами, несущими тепло. Кроме того, внутриглазничная жидкость довольно интенсивно циркулирует, что предохраняет ее и светочувствительные рецепторы глазного дна от слишком сильного охлаждения. Для нормальной работы рецепторных образований и проведения возбуждения по нервным волокнам необходим известный температурный оптимум. Каждый, вероятно, замечал, как быстро кожа рук теряет болевую чувствительность при работе в холодной воде. В такие моменты можно нанести себе довольно значительную травму и не почувствовать боли. Такое устройство глаза, предохраняющее его от охлаждения, косвенно свидетельствует о том, что зрение нарвалам необходимо.

Кроме человека и медведя, у нарвалов есть еще один враг — косатки. Эскимосы утверждают, что из‑за них нарвалы уходят жить в дрейфующие льды и заходят в фиорды, куда косатки не заглядывают. Нападая, косатки стремятся как можно быстрее убить свою жертву, чтобы раненое животное не ушло под лед.

Поэтому, высмотрев стадо нарвалов, хищницы уходят на глубину, незаметно подкрадываются и, стремительно всплыв, ударом в живот убивают зазевавшегося дельфина. Если косатка промахнулась, она норовит сломать нарвалу хребет ударами хвоста. При коллективной охоте две наиболее крупные косатки стараются зайти с обеих сторон дельфина и сжимают его своими телами до тех пор, пока не задушат или не сломают ребра.

Убив нарвала, вся стая набрасывается на труп, и он в считанные секунды исчезает в прожорливых глотках.

О семейных традициях нарвалов известно немного. Очаровательные голубовато‑серые, с аспидно‑черной головой нарвалята появляются на свет в любое время года. Они достигают в длину 1,4—1,7 м, и «мальчики» еще не имеют своего знаменитого бивня. Для нарвалов это своего рода «зуб мудрости», он вырастает позже.

Ученые предполагают, что единороги обладают отличным гидроэхолокатором. В глухую арктическую ночь под сплошными массивами ледяных полей царит кромешный мрак. Без надежного локатора животным здесь просто не выжить — не найти корма, полыньи, своего стада.

Нарвалы — ближайшие родственники наиболее шумного дельфина — белухи. Издаваемые ими звуки хорошо слышны человеческим ухом. Нарвалы издают громоподобные раскаты, стоны, тяжелые вздохи, булькающие звуки, вроде тех, что возникают при полоскании горла, и резкие свисты, заканчивающиеся коротким взрывом. Они слышны из‑под воды, через лед, днище шлюпки и корпус судна.

Несколько лет назад американские ученые решили изучить звуки, издаваемые нарвалами. Некоторый опыт по содержанию единорогов в неволе уже был. Они жили в «Ниагара‑Фокс» в США и в Ванкуверском аквариуме в Канаде — зрители могли видеть здесь целую стайку полярных дельфинов. Однако в последние десятилетия нарвалы стали редки, и отлов их оказался бы непомерно дорогим. Поэтому исследователям самим пришлось отправиться на поиски дельфинов. За время экспедиции в районе Исландии удалось найти две стайки. Первая была небольшой, 10—12 китов. Вторая состояла примерно из 50 животных. К ней удалось подойти почти вплотную. Стадо кружилось в нескольких метрах от гидрофона. К сожалению, звуки отдельных животных тонули в общем хоре. Выделить и проанализировать их было чрезвычайно трудно. Все же учёным удалось установить, что звуковые щелчки генерируются в диапазоне от 1,4 до 24 кГц со скоростью до 300 щелчков в секунду, а короткие визги длятся до 0,1 с. В отличие от афалин, они, приближаясь к препятствию, не увеличивали частоту локационных посылок. Больше об эхолокации нарвалов пока ничего узнать не удалось.

Арктические канарейки

Все киты способны издавать звуки. Самыми горластыми являются наши северные дельфины — белухи. Их репертуар весьма разнообразен. Скрипы, щелканье, клекот, скрежет, видимо, используются дельфинами для локации. Кроме того, они издают звуки, напоминающие громкие удары, глухие стоны, визг, свист, щебетание и трели, похожие на птичьи. Недаром норвежцы называют белуху морской канарейкой. Белухи способны громко реветь и пронзительно кричать. Ревут главным образом самцы во время брачных игр. Если ревет целое стадо, шум стоит поистине устрашающий. Вокальные упражнения этих дельфинов и дали основание для возникновения широко распространенного выражения «реветь белугой», вероятно, вызывающего у многих недоумение.

Издаваемые белухой звуки лежат в диапазоне от 0,5 до 25 кГц. Наиболее высокочастотны щелчки. Животные генерируют их короткими сериями по 15—20 щелчков в секунду. Рабочие характеристики звукоизлучающего аппарата локатора белухи такие же, как у нарвалов.

Белуха — крупный дельфин. Самцы достигают 6 м длины и весят до 2 т. Самый крупный зверь был добыт в 1929 году в заливе Унгава. Он превышал в длину 8,5 м. Самки меньше самцов. Новорожденный детеныш совсем невелик — всего 1,5 м, но очень быстро растет, питаясь материнским молоком, в котором 27—33% жира.

У белух клюва нет. Круглая, лобастая голова отделена от туловища чем‑то похожим на шею. Передние ласты широкие.

Их пальцы имеют по 8 фаланг, т. е. значительно больше, чем у других млекопитающих. Иногда четвертый или пятый палец расщепляется на два, и тогда животные оказываются шестипалыми.

Белая или слегка желтоватая окраска тела белух объясняет происхождение названия этих дельфинов. Незабываемо красив косяк крупных белых зверей, хорошо видных в зеленоватой воде Ледовитого океана. Белый цвет позволяет животным маскироваться во льдах, спасаясь от главных врагов — косаток.

Киты‑убийцы не замечают неподвижно затаившихся белух, и животным удается спастись. Но стоит дельфинам потерять самообладание и броситься наутек — и участь их решена. Предполагают, что белый цвет, способствующий меньшей теплоотдаче, является специальным теплозащитным приспособлением.

Скорее всего подобные предположения лишены оснований, так как от охлаждения в первую очередь должны страдать детеныши, а у белух молодежь щеголяет в цветных одеждах. Новорожденные малыши имеют светлую серо‑голубую окраску.

Постепенно они темнеют, становясь к трем‑четырем годам темно‑синими, а затем начинают светлеть.

Белухи широко распространены в Арктическом бассейне, в Беринговом и Охотском морях. Посещают Северную Атлантику, заглядывая в глубоко вдающиеся заливы. Почти постоянно обитают в Обской губе и Белом море. Несколько лет назад большое стадо зашло в Териберкскую губу Баренцева моря.

Нередко белухи появляются на Балтике, добираясь до Ботнического и Финского заливов. Заходят в крупные реки, поднимаясь вверх на сотни километров. В реке Юкон белух наблюдали в 1500 км выше устья. По реке Св. Лаврентия животные поднимались до Квебека и даже до города Темплен. По Печоре проникали до Полярного Урала за 900 км от устья. По Оби стайки белух забираются вверх километров на 1500, путешествуют за Ханты‑Мансийск, заходят в Иртыш. По Енисею поднимаются вверх на 800 км, достигая Подкаменной Тунгуски.

По Амуру, когда река была поспокойнее, доходили до Хабаровска и даже до устья Аргуни за 2000 км от моря.

Живут белухи семьями или небольшими компаниями из двух—четырех зверей: мать и одно—три молодых животных, раскрашенных в различные цвета. Семья, возглавляемая самкой, является основной структурной единицей сообщества дельфинов. Собираясь в огромные стада, звери и здесь держатся семейными группами. Самцы с поздней осени до весны обособляются в самостоятельные косяки. С наступлением тепла они присоединяются к самкам. Теперь во время походов возглавляют стадо самцы, а матери с детьми и подростками следуют за ними.

Иногда белухи образуют огромные скопления. В июне 1930 года в Охотском море было обнаружено стадо длиной свыше 20 км. В октябре 1943 года в заливе Академии в том же Охотском море повсюду можно было видеть семейные группы белух. Они занимали площадь 1200 км². В обоих случаях; по самым скромным подсчетам, в стаде было не менее 10 000 зверей.

Под водой белухи могут находиться до 15 мин и ныряют неглубоко. Опуститься глубже 40 м они, очевидно, не в состоянии. При быстром марше порядка 20 км/ч животные остаются под водой 20—40 с, реже 1—1,5 мин. Несмотря на это, они не боятся уходить под лед, с помощью эхолокации заранее нащупывая трещины и полыньи, где можно провентилировать легкие. Этот акт осуществляется почти мгновенно, занимая всего 0,7—1,2 с.

Белухи прекрасно приспособлены к жизни во льдах. У них, как и у нарвалов, нет спинного плавника — здесь его не уберечь от травм. Отсутствие плавника — столь характерный признак, что род белух так и называется Delphinapterus — бесплавниковые дельфины. Молодой лед толщиной до 15 см животные легко разбивают ударами затылка, тонкий — ломают, упершись в него спиной. Когда льдину подопрет снизу целое стадо белух, она начинает топорщиться и крошиться. Синяки и ссадины животным не страшны. Толстая, твердая на ощупь шкура, как панцирем, покрывает тело, защищает область дыхала, лоб и конец нижней челюсти.

Питаются белухи рыбой — сельдью, мойвой, сайрой, навагой, пикшей, треской, корюшкой. Не брезгуют ракообразными.

В Охотском море лакомятся кетой, горбушей, бычками. Только что отнятые от груди малыши ловят креветок и мелкую рыбешку, вроде мойвы.

Крупных рыб животные не трогают: их зубы не приспособлены для разжевывания пищи. Самая большая рыба из найденных когда‑либо в желудке белухи весила около 5 кг и имела в длину 55 см.

О семейной жизни белух известно мало. Самка приносит одного детеныша, но происходит ли это ежегодно, пока не выяснено. Видимо, каждые три‑четыре года между родами бывает двухгодичный интервал. Роды протекают в течение нескольких минут. Мать кормит белушонка молоком месяца два три, может быть, полгода. Детеныши еще сосут мать, когда у самки начинаются брачные игры. Три‑четыре самца выбирают себе одну даму сердца. В этот период они очень активны, нередко устраивают драки. А домогаются взаимности так настойчиво, что им случается загонять свою избранницу до полного истощения, иногда даже до смерти.

Врагов у белухи немного — косатки, белые медведи, возможно, моржи и полярные акулы. Кроме того, глисты. Если животное счастливо минует все опасности и болезни, оно может дожить лет до 25. Однако долгожители встречаются редко.

Максимальная продолжительность жизни самок — 32 года, самцов — 40 лет. В неволе белухи оказываются реже других дельфинов. Впервые небольшая самка демонстрировалась в Бостонском аквариуме, в котором она прожила два года. За это время белуха стала совсем ручной, позволяла себя гладить, запрягать в легкий экипаж, в котором возила пассажиров вокруг своего бассейна. Содержали белух в Нью‑Йорке и ряде других океанариумов. Однако и по сей день они изучены хуже других дельфинов.

Не только гагары

По размерам серый кит далеко не чемпион, но, безусловно, и не малютка. 15 погонных метров жира, мяса и костей, в общей сложности 20—35 т живого веса. Герой рассказа — житель северного полушария. Некогда серые киты были многочисленны в Атлантическом океане. Охотно посещали Балтийское море, заплывая в Финский залив чуть ли не до Кронштадта. Сейчас они сохранились только в Тихом океане. Раньше там существовало два самостоятельных стада. Одно из них, охотско‑корейское, почти полностью уничтожено японскими промышленниками, чему немало способствовало освоение человеком мест, удобных для размножения серых китов. Другое, чукотско‑калифорнийское, сохранилось лучше. В 1947 году, когда в этом стаде осталось всего 250 особей, на добычу серого кита был наложен запрет, и благодаря охране сейчас стадо насчитывает более 8000 голов.

Лето киты проводят в Охотском, Беринговом и Чукотском морях, воды которых богаты кормами. Животные в огромных количествах поедают крохотных рачков, червей‑полихет и даже водоросли и нагуливают столько жира, что зимой почти не едят. Не до того им в это время года. С наступлением холодов киты откочевывают к югу, чтобы в лагунах Калифорнии и Мексики вступать в брак и рожать детей. При этом они покрывают расстояние в 6000—9000 км, двигаясь иногда со скоростью до 18 км/ч. Детеныши рождаются крупными — 3,5—5,5 м в длину, около полугода малыши питаются материнским молоком.

Повадками серый кит не похож на своих собратьев. Он не любит океанских просторов, а постоянно жмется к берегу, практически не покидая пятикилометровую прибрежную зону.

Зимой его тянет на мелководье в теплые заливы, куда не заплывают косатки — злейшие враги жирных исполинов и их детенышей. Серым китам калифорнийского стада повезло, что их «зимняя резиденция» расположена вдоль 600‑километрового безлюдного выжженного солнцем песчаного пляжа. Здесь в любой крохотной лагуне, за любой отмелью, отгораживающей пляж от океана, китихи находят укромный уголок, чтобы произвести на свет потомство. Самый крупный родильный дом находится в отгороженной от моря барьером из песчаных дюн лагуне Скаммона. В кристально прозрачной воде среди низких плоских островов, рифов и отмелей зимой находят приют до 1000 китов. Здесь же происходят брачные игры. Высунув голову из воды, самцы высматривают «невест» и, завидев одинокую самку, спешат сделать предложение. Когда спустя два‑три месяца киты покидают гостеприимное убежище, лагуна превращается в грязную лужу с взмученной от движения гигантских тел водой.

У американских берегов киты чувствуют себя вольготно.

Зимой за их благополучием зорко наблюдают тысячи глаз.

В гости к ним ведут самые популярные туристские тропы. Для экскурсий туристские компании снаряжают пароходы и катера, самолеты и дирижабли. На берегах лагун выстроены специальные вышки, оборудованные сильнейшими подзорными трубами.

В общем, все киты на виду, под надзором. Благодаря такому контролю киты надежно защищены от браконьеров. И для китов хорошо, и доход от них отличный — ничуть не меньше того, что дал бы промысел.

Много необычного и в питании серых китов. Они единственные среди морских исполинов опускаются на дно и роются в донных отложениях. Набрав полный рот ила, кит процеживает его через специальный цедильный аппарат, состоящий из 130—180 пластин китового уса, а оставшихся червей, рачков и прочую придонную мелочь отправляет в желудок. Не удивительно, что к старости морда серого кита покрывается бесчисленными шрамами, а в желудке всегда полно камней. Не брезгуют киты и планктоном. Орудуя хвостом примерно так же, как мы ложкой в стакане чая, они создают вращающуюся воронку, в которой благодаря центробежной силе концентрируется планктон, а затем глотают порцию живой кашицы.

Серые киты совершают миграции всегда по одним и тем же маршрутам. Поэтому они легко заражают друг друга всевозможными паразитами. Стада китовых вшей — небольших рачков бокоплавов бродят по волосатой морде кита; уцепившись за кожу задними грудными ножками, особенно на губах и у полового отверстия, они без стеснения грызут своего хозяина, выедая в его коже глубокие язвы.

Ни рачки, ни их личинки совершенно не умеют плавать.

Если волна смоет паразита с палубы живого дредноута, он непременно утонет — весьма прискорбное обстоятельство для такого сугубо морского существа. Казалось бы, китовые вши обречены на вымирание, а они процветают. Паразиты держатся за кожу своего хозяина так крепко, что никакие волны им не страшны. Животные заражают друг друга при тесном контакте во время брачных игр, родов и кормления детеныша.

Еще неприятнее морские желуди — усоногие рачки, строящие раковины и ведущие неподвижный образ жизни. Острыми краями своих раковин они глубоко внедряются в кожу кита.

Тут же пристраиваются их ближайшие родственники — морские уточки. Эти паразиты не способны прикрепляться к мягкой коже зверя. Однако кита это не спасает: под фундамент для своего дома рачок использует раковины морских желудей.

На 5—7 см внедряется в кожу пенелла — крупный, до 32 см, веслоногий рачок, по форме напоминающий червя. Паразитов так много, что будь это не киты, а звери поменьше, они были бы съедены заживо. Некоторые из паразитов сами имеют внушительный размер. В желудках серых китов поселяются отвратительные 40‑метровые глисты.

Кстати, из‑за этих непрошеных квартирантов исполины и получили свое название — серые киты. На самом деле кожа у них темная, но с годами покрывается бесчисленными светлыми метинами — следами пребывания бессовестных дармоедов. Чтобы уничтожить наружных паразитов, киты специально заплывают в совсем уже мелкие пресноводные лагуны и в устья рек. Китовые мучители не могут жить в опресненной воде и гибнут. Часто киты забредают на галечные пляжи в зону прибоя и, покачиваясь на набежавшей волне, трутся там о каменистое дно, счищая впившиеся в кожу ракушки.

Серые киты могут размножаться только на мелководье. Новорожденный малыш совсем не умеет ни плавать, ни нырять.

Матерям и «теткам» приходится внимательно следить, чтобы он не утонул. Удельный вес новорожденных значительно выше, чем удельный вес воды. Если китенка отпустить, он, хоть и будет отчаянно молотить хвостом, все‑таки в конце концов пойдет ко дну. Мать в течение нескольких месяцев «носит» своего дитятю «на руках», подталкивая его спиной или поддерживая плавниками. Чаще всего она держит малыша на передних ластах у груди или головы, прилагая при этом немало усилий, чтобы непоседливый озорник все время плыл на животе, а его голова торчала из воды.

Детей китихи кормят лежа на боку, поддерживая малыша хвостовым плавником. Во время кормления им нельзя ни на минуту отвлекаться, иначе малыш может захлебнуться. Благополучно родить и выкормить китенка удается только в тихих лагунах, хорошо защищенных от свирепых штормов и тяжелой океанской волны. Для процветания серых великанов необходимо сохранить китовые роддома с хорошо оборудованными «послеродовыми отделениями».

Любовь к мелководью чревата опасностями. Стоит немного зазеваться, забыть об отливе — и ты на мели. В этом случае серые киты не впадают в панику, они спокойно лежат на мелководье, сохраняя силы в надежде, что последующий прилив освободит их. Матери не бросают севших на мель детенышей.

Они возвращаются к берегу вместе с приливом, чтобы забрать малыша.

Благодаря привязанности к береговой полосе серый кит все время находится у нас «на глазах», а следовательно, и изучен несравненно лучше своих собратьев. Несмотря на это, у ученых до сих пор не было единого мнения о том, способны ли серые киты издавать какие‑либо звуки. Чтобы решить этот вопрос, ученые из Центра морских подводных исследований военно‑морского флота США в Сан‑Диего предприняли специальное исследование. Более трех с половиной месяцев исследовательское судно «Усе Салуда» подкарауливало исполинов в море.

За это время удалось прослушать 280 китов и сделать 230 записей издаваемых ими звуков. Изучение записей показало, что серые киты издают самые разнообразные звуки — вздохи, бульканье, стуки, но особенно часто стоны, которые составляли 87% всех издаваемых китами звуков. Животные стонут днем и ночью, когда плывут по одиночке и стайками. Однако стонут не все; 3% китов оказались молчаливыми. Зато говорливые киты способны издавать до 50 стонов в час.

Стоны представляют собой звуки большой силы (до 160 дБ) продолжительностью около 2 с. Их частота колеблется от 20 до 200 Гц. С какой целью издаются звуки, пока не ясно. По своему характеру они могли бы годиться для эхолокации, но тогда непонятно, почему даже ночью в темноте попируют не все животные. Возможно, стоны — это коммуникационные звуки, предназначенные для внутристадного общения. Не исключено, что стоны — реакция на какие‑то внешние воздействия, на шум близкого прибоя или отдаленного шторма. Ведь и «чайки стонут перед бурей, и гагары тоже стонут». Наконец стоны могут оказаться всего лишь выражением любовного томления. Зима — пора любви, пора поисков подруги, завоевания ее сердца. Как же тут не застонешь!

Голубое чудо

Южное полушарие суровее северного. Небо южных сороковых широт всегда закрыто тяжелыми облаками, а океан горбится серо‑стальной холодной волной. Если в этакий хмурый денек вдруг блеснет солнечный луч и море до самого горизонта разольется бирюзой, это значит — впереди раскинулись пастбища блювалов.

Антарктические воды — последняя вотчина морских исполинов. Блювал, или синий кит, — самое крупное существо из когда‑либо обитавших на нашей планете. Только что появившийся на свет «малыш» достигает в длину 7,5 м. Семь месяцев спустя 16‑метровая туша все еще числится в грудных младенцах, так как продолжает питаться материнским молоком. Взрослый самец в расцвете сил может достигнуть 30 м в длину и 150 т. веса. По сравнению с подобными колоссами прочие виды китов кажутся ничтожными заморышами.

Китовое молоко — весьма питательный продукт. На этой высококалорийной пище китенок растет поистине с космической скоростью, в среднем прибавляя в весе 75 г в минуту, что в сутки составляет более 100 кг. Обычно соски у матери спрятаны в специальные карманчики и снаружи почти не видны.

Самка выпускает их, когда малыш дает ей понять, что проголодался. Карманчики для сосков оказываются очень удобными, когда детенышу исполнится семь месяцев и настанет пора отучать его от груди. Голодному зверенышу не остается ничего другого, как последовать примеру родителей и, открыв пошире рот, постараться набить живот разной мелюзгой.

Взрослый синий кит необычайно красив. Спина нежно‑голубого цвета, а собранное в складки брюхо украшено охристо‑желтой пленкой из диатомовых водорослей. Темно‑карие с синим отливом небольшие добрые глаза придают морде зверя осмысленное выражение. Некогда океан украшали цепочки бирюзовых спин исполинов, всплывающих к поверхности, чтобы провентилировать легкие.

Жизнь синих китов полна секретов. Считают, что семьи у блювалов создаются на всю жизнь. Супруги очень дружны.

Они постоянно обмениваются между собой различными сигналами и всегда действуют очень согласованно.

Когда в семье синих китов появляется потомство, оба родителя заботливо пестуют своего единственного отпрыска, пока тот не подрастет настолько, чтобы в одиночку или в компании одного‑двух сверстников пуститься странствовать по белу свету, подрастая и нагуливая жирок.

Пасутся синие киты у самой поверхности. Широко разинув пасть, они прочесывают стаи мелких рачков. Подержав рот открытым с полминуты, блювал сокращает мускулатуру щек и, прижав к нёбу трехтонный язык, отжимает улов. Морская вода легко процеживается сквозь плотный частокол свисающих с верхней челюсти 300 роговых пластин, а пища отправляется в желудок. Чтобы чувствовать себя сытым, гигант должен иметь в желудке две тонны планктона.

Если уловы на поверхности невелики, блювалы ныряют на глубину 30—40 м в поисках более плотных скоплений всякой мелюзги. Всплывая на поверхность после продолжительного погружения, киты выпускают свой знаменитый фонтан — струю сжатого воздуха, насыщенную водяными парами. Выходя из двух близко расположенных дыхал, узкая струя на высоте 15 м (высота пятиэтажного дома) образует султан, повисая в воздухе капельками конденсировавшейся влаги. Высокие фонтаны и предавали китов, сообщая китобоям об их присутствии.

У блювалов мало врагов. Киты‑убийцы — косатки опасны главным образом детенышам. Зато у них немало паразитов.

В кишечнике, в легких, в желчном пузыре поселяются различные глисты. На коже некоторых китов, особенно живущих в Антарктике, пасутся китовые вши.

Некоторую помощь китам оказывают воздушные санитары.

Когда блювалы подходят к полярным островам или пустынным берегам юга Южной Америки, на их спины, улучив момент между двумя погружениями, опускаются морские санитары — кулики‑плавунчики и склевывают, если успеют, рачков. Пока же кит, уйдя на глубину, занят поисками корма, они целыми стайками парят в воздухе, высматривая в прозрачной воде своего кормильца, чтобы приземлиться на спину, чуть только она покажется из воды.

Синие киты способны издавать самые разнообразные звуки, в том числе и высокочастотные, в диапазоне 21—31 кГц. Их записали с борта норвежского зверобойного судна «Полярная звезда». Исследования вокальных способностей китообразных начались слишком поздно, когда гигантов осталось совсем мало. Чтобы найти в океане синего кита, нужно много времени бороздить морские просторы.

Огромные размеры оказались для китов поистине несчастьем. 50—150 т отличного сырья, из коих около четверти составляет жир, — это настоящее богатство. Жир шел на изготовление мыла и маргарина. Из костей получали клей, желатин, костную муку. Огромная печень — настоящий склад витамина А. Железы внутренней секреции позволяли медикам получать ценнейшие гормональные препараты. Кровь и внутренние органы оказались отличным сырьем для изготовления удобрений. Достаточно вкусно и мясо синих китов. В Японии и Норвегии оно пользуется хорошей репутацией.

Несомненные достоинства синего кита решили его участь.

Когда в южном полушарии наступало лето, синие киты устремлялись на жировку в полярные воды, а их северные сородичи на лето отправлялись к берегам Чукотки, в северную часть Атлантики и в Ледовитый океан. Здесь их настигали китобои, заботившиеся лишь о том, чтобы скорее наполнить трюмы.

40 лет назад 75% добычи китобоев составляли блювалы. В последующие годы добыча синих китов резко упала, снизившись до 1%.

Китобойный промысел велся самым варварским способом, без каких‑либо правил, ограничений или норм. Положение усугублялось тем, что блювалы обитают вдали от берегов в международных водах. Никто не чувствовал себя хозяином блювала, никто и не заботился о нем. Хозяином синего кита можно было стать, только загарпунив гиганта. И китобои прилагали для этого максимум усилий.

Китобойный промысел был регламентирован лишь в 1946 году. Но это уже ничего не изменило: количество китов продолжало резко сокращаться. С 1964 года ввели значительные ограничения, а затем полностью запретили добычу блювалов. К сожалению, спохватились слишком поздно. По подсчетам некоторых ученых, в бескрайних просторах Мирового океана осталось всего 300 синих китов. При таком катастрофическом сокращении поголовья многие виды теряют способность восстанавливать свою численность и могут вообще исчезнуть с лица земли.

Итак, прогноз в отношении синего кита неблагоприятен. Сегодня эти животные странствуют по океану в одиночку или небольшими группами. Зимой в разгар брачного периода шансы найти себе пару очень невелики. На тысячекилометровых просторах Тихого и Индийского океанов разминуться друг с другом совсем нетрудно. И нет никакой гарантии, что такая встреча состоится хотя бы в самом отдаленном будущем. Может случиться, что естественная гибель китов начнет превышать рождаемость, — и тогда они обречены. Человечество бессильно помочь блювалам. Организовать их искусственное разведение пока невозможно.

Синие киты размножаются чрезвычайно медленно. Взрослыми они становятся лишь к пяти годам. Беременность длится год. Еще два‑три года самка занята выкармливанием и воспитанием одного‑единственного детеныша. В результате к десяти годам жизни она в состоянии произвести на свет лишь пару «малышей». А всего за свою 20—30‑летнюю жизнь самка, вероятно, может иметь не больше 10 детенышей.

Если нормальное размножение китов окажется возможным, а запрет на их добычу будет строго соблюдаться всеми странами, то и в этом случае их численность будет расти так медленно, что промысел в объеме 4000 голов — именно такая цифра была запланирована на 1964 год — может быть возобновлен не раньше чем через 70—75 лет. Срок вполне достаточный, чтобы подумать об организации китовых хозяйств.

Подобные проекты в настоящее время не кажутся ученым чересчур фантастичными. Для содержания китов в океане не потребуется строить вольеры. Животные должны находиться на полувольном содержании. Полярным летом из них можно формировать стада в местах особенно обильного скопления криля — крохотных, похожих на креветок существ, главной пищи синего кита. Для этого потребуется разобраться в системе звуковой сигнализации китов и изучить их повадки. К осени «стариков», достигших предельного веса, можно будет забивать, остальных же китов отпускать на период размножения в теплые экваториальные воды.

Особенно заманчивой была бы организация молочных хозяйств. Китенок в среднем получает от матери в день по 600 л желтоватого молока, содержащего 53% жира едкого маслянистого вкуса. За 80 дней дойки из собранного молока можно было бы получить столько же жира, сколько вытапливается из туши взрослого кита!

Не исключено, что в будущем действительно удастся освоить доение китов. Даже хищные киты — кашалоты — не проявляют по отношению к человеку агрессивности, пока сами не подвергнутся нападению. Процесс доения не должен быть трудоемким. В отличие от детенышей подавляющего большинства млекопитающих животных, китятам не приходится утруждать себя сосанием — под водой это было бы делать нелегко.

Сокращая определенные мускулы, самки впрыскивают своему чаду в рот порцию «сливок». Таким образом, чтобы получать китовое молоко, нужно научиться вызывать рефлекс самопроизвольной молокоотдачи и сконструировать подходящее доильное устройство.

Возможность организации китовых хозяйств пока воспринимается как сказка, но ведь и полет на Луну всего 20 лет назад казался фантастикой. В наши дни биология переживает бурное развитие. На повестке дня всестороннее освоение Мирового океана. И не исключено, что подобные хозяйства окажутся высокорентабельными и позволят полноценно эксплуатировать антарктические океанские пастбища, в настоящее время человеком практически не используемые.

Пятьдесят лет назад стада синих китов уничтожали в сутки до миллиона тонн криля и обильно удобряли океан своими испражнениями, создавая предпосылку для бурного развития мелкого планктона. Теперь вся масса криля остается почти не тронутой. Значение этого фактора биологи еще не сумели оценить. Полчища не съеденных рачков уничтожают несметное количество планктона, в том числе икру и личинок рыб. Оставшейся же не съеденной рыбьей мелюзге, видимо, приходится голодать.

Не приведет ли уничтожение китов к оскудению рыбных запасов? Вот еще одна из причин, заставляющих ученых искать пути восстановления поголовья синего кита. Организация промысловых хозяйств с целью планомерного использования ценных для человека животных — новый этап в освоении ресурсов нашей планеты.

Живой прожектор

Макси, миди, мини

В 1899 году будущего академика Леонида Исааковича Мандельштама исключили из Новороссийского университета — так тогда назывался университет в Одессе. Мандельштаму не простили участия в студенческих выступлениях. Лишенный возможности закончить свое образование на родине, Мандельштам переехал в Страсбург. Здесь он поступил в университет, а позже начал свою научную деятельность в знаменитом физическом институте, еще хранившем традиции одной из лучших экспериментальных школ мира. Уже в студенческие годы его увлекала теория колебаний, которой он посвятил всю свою жизнь.

Мандельштам — один из классиков физической науки. Его всегда отличала не только глубина и широта суждений, но и ясность, лаконичность и законченность мысли. Занимаясь всю жизнь колебаниями, он тем не менее так и не рискнул дать определение данному виду явлений. Видимо, сделать это очень трудно.

Чтобы объяснить, что такое звуковые колебания и как они себя ведут, придется начать издалека.

Наиболее удобно наблюдать волну на поверхности жидкости. Бросьте камень в пруд или лужу, и по поверхности побегут концентрические волны, постепенно становясь все ниже и незаметнее, пока полностью не затухнут.

Когда смотришь на разбушевавшееся море, невольно создается впечатление, что громады вод, вздыбившись под напором ветра, волна за волной, отправились гулять по океанским просторам. Это иллюзия. Приглядитесь к предметам, пляшущим в хаосе пены. Они взлетают на гребни волн, но пробегают с ними совсем немного и, скатившись по пологому заднему склону, оказываются примерно на том же месте, откуда начали свой бег. Накатывающиеся волны снова и снова подхватывают их, но, взметнувшись на гребень, они всякий раз возвращаются назад, совершив круг по замкнутой орбите. Значит, и вода никуда не перемещается. Она просто вспучивается над поверхностью волной и тут же опадает, образуя глубокие провалы.

Вода помогла великому Галилею убедиться, что предмет, издающий звук, колеблется, порождая вокруг себя волны.

Экспериментальной установкой служил хрустальный бокал, почти до краев опущенный в большую лохань с водой. Галилей легкими ударами заставил бокал звучать и увидел, как рябью разбегались вокруг крохотные радиальные волны.

Развитие акустики шло медленно. Только в 17 веке стало окончательно ясно, каким образом колебания стенки колокола воспринимаются нашими ушами как звук. Оказалось, что для этого необходима какая‑то среда, способная передать колебания от звучащего предмета к нашему уху. Немецкий ученый Отто фон Герике сумел убедиться, что такой средой является воздух. По мере того как ученый выкачивал его из‑под стеклянного колпака, помещенный внутри колокол звучал все слабее и слабее.

Волны на границе двух сред — только частный случай колебательных процессов. Если ударить в колокол, вверх, вниз, вправо и влево — в общем, во все стороны побегут, расширяясь, сферические волны. Правда, мы их не увидим. Разве что солнечный луч высветит множество пылинок. Неподвижные до удара, они начнут двигаться по замкнутым орбитам, всегда возвращаясь в исходную точку. Точно такие же движения совершают молекулы газа. Если бы можно было их видеть, мы обнаружили бы, что в отдельные мгновения они стремятся собраться все вместе, в другие — рассредоточиться. Следовательно, сущностью звуковых волн является ритмическое изменение давления.

Аналогичным образом волны распространяются в любых средах, в том числе в жидкостях и твердых телах. В этом сумел убедиться все тот же Герике. В качестве звукоизлучателя он использовал уже испытанный колокол, а звуковоспринимающим прибором стали рыбы. Ученый бил в колокол на берегу пруда и бросал в воду хлебный мякиш. Вскоре звуки колокола стали сзывать к берегу сонмы рыб. Видимо, проще было бы нырнуть в пруд и самому убедиться, что звуковые волны могут распространяться в воде, но это почему‑то не пришло Герике в голову.

Человеческое ухо способно воспринять, т. е. услышать как звук, лишь колебания давления воздуха, совершающиеся с частотой от 20 до 20 000 в секунду. Звук перестает восприниматься как непрерывный, когда давление меняется реже 16—18 раз в секунду. В акустике столь редкие колебания давления называют инфразвуками. За сменой давлений свыше 20000 раз в секунду человеческое ухо не способно уследить, а потому и не может информировать о них мозг, и нам кажется, что вокруг царит полная тишина. Такие колебания называются ультразвуками.

Слово «ультра» в переводе на русский язык означает «сверх, за пределами, по ту сторону». Не следует думать, что ультразвуковые колебания имеют какую‑то иную физическую природу, отличную от природы обычных звуковых волн. Большинство животных отлично воспринимают неслышимые для нас ультразвуковые колебания. Наш верный спутник — собака — способна улавливать ультразвуки с частотой до 38 000 колебаний в секунду. На этом основаны многие цирковые номера. Собаке математику задают задачу: сколько будет два плюс пять? Дрессировщик спешит подсказать ответ, подавая с помощью специального ультразвукового свистка семь неслышимых для зрителей сигналов. В ответ на каждый сигнал четвероногий артист тявкает, приводя зрителей в восторг своими способностями.

Окружающий мир полон неслышимых для нас звуков. Однако огорчаться не стоит. Длительное шумовое воздействие способно вызвать серьезные заболевания органов слуха и центральной нервной системы. Человек создал вокруг себя такой шумный мир, что сам от этого страдает. Большинство машин и механизмов, кроме низкочастотного грохота и шума, производят еще и ультразвуки, к счастью, не мешающие нам спать.

Эти коварные волны хотя и не воспринимаются человеческим ухом, тем не менее при определенной интенсивности могут быть опасны дли нашего здоровья.

Для успешной эхолокации необходимо знать скорость звука. Артиллерийская стрельба позволила заметить, что звук достаточно тихоходен, а затем помогла с высокой точностью измерить скорость его распространения. Члены Французской академии наук, проводившие эксперимент, расположили на холмах на расстоянии около 30 км одна от другой две пушечные батареи. Пушки палили два раза в час, а наблюдатели определяли, через сколько времени после вспышки орудийного выстрела их ушей достигал звук. Оказалось, что 30 км звук покроет примерно за две минуты. Чтобы обежать земной шар по экватору, звуку потребуется больше суток.

Скорость распространения звуковых волн не связана ни с причиной, их породившей, ни с их частотой. Она зависит главным образом от характера и состояния среды, в которой распространяются волны. В воде звук бежит в четыре с лишним раза быстрее, чем в воздухе. За секунду он покрывает более полутора километров. Если в воде распространяются волны с частотой колебания 20 000 раз в секунду, то на протяжении полутора километров (расстояние, которое звук в воде пробежит за одну секунду) должно уложиться 20 000 волн. При частоте колебаний 100000 раз в секунду их должно уложиться в 5 раз больше. Следовательно, длина волн будет в 5 раз меньше. Таким образом, ультразвуковые колебания порождают миниволны, инфразвуковые — макси, а волны слышимого нами диапазона относятся к разряду мидиволн. Галилей первый удостоверился, что высота звука зависит от длины его волны.

Проводя опыты со звучащим в воде бокалом, он обратил внимание на то, что, если высота звука становилась на октаву выше, рябь делалась в два раза мельче.

Длина звуковой волны находится в пропорциональной зависимости от скорости звука. Чем большее расстояние за единицу времени пробежит звук, тем длиннее должны быть волны.

Поэтому при одинаковой частоте звуковая волна, распространяясь в воздухе, будет в 4,5 раза короче, чем в воде. Например длина волны ультразвука с частотой 50 кГц (т. е. 50000 колебаний в секунду) в воздухе равна 6,8 мм, а в воде 31 мм.

Важной характеристикой звука является его интенсивность. Барабанная перепонка начинает колебаться за счет энергии, переносимой от источника звука с помощью звуковых волн. Чем больше амплитуда звуковых волн, чем значительнее переносимая ими энергия, тем интенсивнее, сильнее звуки.

Необходимо помнить, что сила звука, количество энергии, которую несут звуковые волны, никак не отражается на скорости их распространения. В этом легко убедиться. Рябь от брошенного в воду камня, разбегаясь от места его падения, постепенно затухает, но ее скорость остается постоянной. Это знал еще Галилей. Присутствуя на церковных богослужениях, он продолжал оставаться физиком. Наблюдая, как в соборе раскачиваются люстры, он заметил, что, какой бы ни была амплитуда их движения, период колебания оставался постоянным. Ученый не мог принести в храм водяные часы, которыми обычно пользовался. Подобного кощунства церковь бы не простила. Пришлось прибегнуть к подручным средствам. Прибором для измерения времени стало сердце. Не убежденный в совершенстве собственного хронометра, он компенсировал его неточность количеством экспериментов. У Галилея хватило терпения сделать тысячу измерений и убедиться в своей правоте.

Что происходит со звуковой волной, когда она встречает на своем пути препятствие? Вернемся к луже, куда мы бросили камень. Тонкие былинки, торчащие из воды, практически не мешают разбегаться круговым волнам. Толстые стебли тростника уже являются для волн помехой, а торчащий из воды камень разрывает кольцо. За ним вода не морщинится рябью.

Подобным образом ведут себя и звуковые волны. Если их длина меньше препятствия, они от него отразятся, а позади возникнет звуковая тень. Звук туда не проникнет. Звуковая волна, изменившая направление своего движения, и есть эхо.

Чтобы получить эхо от мелких предметов, особенно в воде, нужно использовать ультразвуковые посылки с очень короткой звуковой волной.

Характер звуковых волн зависит от их длины. Величина звукоизлучателей слышимых нами звуков обычно незначительна в сравнении с длиною излучаемых звуковых волн. В этом случае звуковые волны разбегаются от излучателя во все стороны. Иные взаимоотношения возникают при генерации ультразвуков. Здесь габариты излучателей могут быть существенно больше длины волны излучаемого звука. Такой излучатель будет порождать плоские волны. Они распространяются в направлении, перпендикулярном к плоскости излучателя.

Возникает звуковой луч — узкий пучок звуковых волн. Он позволяет сконцентрировать всю энергию звука на нужном направлении, послать звуковую посылку дальше и получать более громкое эхо. Интенсивность звука резко возрастает по мере увеличения частоты колебаний. Генерировать ультразвуки, обладающие высокими энергиями, проще, чем слышимые звуки такой же силы. Поэтому при эхолокации выгодно использовать ультразвук.

У ультразвука есть и обратная сторона. Он очень быстро затухает. Чем выше частота звука, тем быстрее идет его поглощение. При увеличении частоты в 10 раз затухание будет происходить в 100 раз быстрее, а следовательно, резко сократится расстояние, на которое он распространится. И все‑таки для эхолокации выгоднее применять ультразвук, чем более низкие звуки, так как последние трудно генерировать узким пучком. Распространяясь во все стороны, более низкий, слышимый нами звук не только поглощается средой, но и рассеивается все в большем объеме. В результате его интенсивность быстро падает и он затухает. Учитывая, что затухание ультразвуков в воде происходит в 1000 раз медленнее, чем в воздухе, можно с уверенностью сказать, что водные животные для эхолокации должны обязательно пользоваться ультразвуком.

Однако такой локатор может служить только для зондирования ближайшего пространства. Для дальней ориентации он не годится.

Откуда что берется

Когда жизнь еще только зарождалась, звуковая обстановка на нашей планете была довольно однообразной. Иногда громыхал гром или посвистывал ветер. Кое‑где тишину нарушали срывающиеся со скал водопады, шум морского прибоя да грохот вулканов. Кого тогда на Земле могли интересовать эти звуки? Только когда появились высокоразвитые животные, научившиеся активно передвигаться, странствовать по белу свету и пожирать друг друга, на Земле появились «интересные» звуки. Это были звуки биологического происхождения. Их создавали сами животные, и, естественно, они содержали известную информацию о самих источниках звука. Подобной информацией стоило заинтересоваться.

Интерес к звукам биологического происхождения послужил толчком к развитию звукового анализатора у далеких предков современных животных. Когда звукоулавливающие органы достигли известного совершенства, животные смогли использовать звуки и для взаимного обмена информацией.

У них возникла потребность специально производить звуковые сигналы.

Основа любого музыкального инструмента — вибратор, создающий звуковые волны. Им может быть любое упругое тело, способное колебаться от толчка, удара или трения. Если звук нужно усилить, используется резонатор. Для этой цели чаще всего служит воздух. Он упруг. Столбик газа вибрирует по всей своей длине, как стальная пружина. Он может колебаться с любой частотой, но колебания воздуха скоро затухают. Резонировать могут и стенки полости.

Известны музыкальные инструменты, состоящие из одних вибраторов. Это ксилофон, тарелки, колокольчики и колокола. У флейты резонирует столбик воздуха. Ее стенки в усилении звука участия не принимают. У медных духовых инструментов — труб, валторн — вибрирует и воздух, и металл стенок.

Получается значительное усиление звука. «Музыкальные инструменты» животных или состоят из одного вибратора, или снабжены резонатором. Им может быть мембрана, столбик воздуха или стенки полости, где газ (не обязательно воздух) находится под некоторым давлением.

Природа снабдила живые организмы звукогенераторами самых разных конструкций. У насекомых они достаточно примитивны. Перепончатокрылые пользуются грубыми смычковыми инструментами вроде контрабаса. Саранча водит лапкой по своим жестким крыльям. Кузнечики извлекают звук трением надкрылий. У сверчков на трущейся поверхности крыла находится 150 треугольных призм, а вибрация четырех перепонок усиливает звук.

Удивительным музыкальным инструментом — цимбалами — обладают жители жарких стран — цикады. Поют только самцы.

У них на нижней стороне первого сегмента брюшка находятся две выпуклые пластины. Их и называют цимбалами. Каждая пластина снабжена специальными мощными мускулами. Они втягивают выпуклую часть пластины внутрь и мгновенно отпускают. Втягивают и отпускают. Звук возникает по такому же принципу, как у металлической масленки или консервной банки, когда продавишь пальцем ее дно, а затем позволишь ему с характерным звуком занять прежнюю позицию. Стрекотание цикад слышится в любое время суток. Особенно неистовствуют они с наступлением темноты. Трудно представить южную ночь без неумолчного гомона цикад. Чрезвычайно сильные голоса у тропических видов. Их песня напоминает звук циркульной пилы или стрекотание мотоцикла, а по громкости не уступит пронзительному свистку паровоза.

Умеют издавать самые различные звуки и рыбы, хотя специальных звукогенераторов у них, по‑видимому, нет. Некоторые издают звуки за счет трения жаберных крышек. Кариевые рыбы скрежещут зубами, спрятанными глубоко в глотке.

Многие рыбы пользуются плавательным пузырем, работающим как резонатор. Звук возникает благодаря сокращению специальных барабанных мышц, вызывающих колебания его стенок.

С помощью этих несложных устройств рыбы производят стуки, скрежет, удары, свисты, скрипы, всхлипывают, клохчут, мурлыкают, фыркают. Желтая макрель, встретив свою подругу, крякает от удовольствия. Рыба‑ангел хрюкает, как поросёнок. Бычок‑кругляк во время нереста скрипит, подзывая самку, а увидев ее, начинает квакать. Черная рыба лает по собачьи, а морские собачки предпочитают хрюкать. Морской петух — подумать только! — чтобы подать сигнал опасности, «кудахчет» курицей. Рыба‑лоцман на ходу постукивает, по‑видимому, для того, чтобы ведомая ею акула не отвлекалась.

Особенно шумно ведут себя рыбы во время брачных игр. Бычок‑кругляк верещит, длиннорылый бычок‑подкаменщик жужжит. Зеленушка‑оцеллята, перед тем как подраться, цокает. Бычок‑кругляк, охраняя гнездо, рычит. Рыба‑дикобраз скрежещет, как ржавая дверная петля. Рябчик гризеус, выражая угрозу, барабанит, а сахалинский подкаменщик урчит. Испуганный спинорог свистит, чирикает, щелкает.

Самыми молчаливыми животными нужно считать рептилий.

Издаваемые ими звуки весьма однообразны. Почти все змеи умеют угрожающе шипеть. Громко шипят сухопутные черепахи. Некоторые ящерицы способны пищать. Сцинковые гекконы трением чешуек хвоста друг о друга производят странный звук, напоминающий шорох свертываемой пергаментной бумаги. У рогатой гадюки, гадюки Авиценны и песчаной эфы по бокам тела находятся особые пилообразно расположенные чешуйки. Свернувшись в два полукольца и беспрерывно скользя одним полукольцом по другому, эти змеи заставляют свои «музыкальные» чешуйки издавать звук, напоминающий шипение горячего утюга, если на него плюнуть.

Гремучие змеи пользуются погремушкой. Она представляет собой шесть—восемь колокольчиков из высохшей кожи, венчающих кончик хвоста. Свернувшись в кольца, змея приподнимает хвост и, быстро вибрируя им, начинает «греметь».

Звук погремушки похож на стрекотание узкопленочного кинопроектора.

Но самыми непревзойденными вокалистами и музыкантами являются, конечно, птицы. Они широко пользуются всевозможными музыкальными инструментами. Характерным музыкальным аккомпанементом сопровождается полет многих птиц. По свисту крыльев легко опознать вид уток, а по жужжанию — колибри. Бекасы — очевидно, за счет рулевых перьев хвоста — издают в воздухе свист, жужжание или блеющий звук. У стрепетов музыкально одаренным является четвертое маховое перо крыла. Многие птицы просто хлопают крыльями — такие сигналы используют козодои, совы, голуби, жаворонки. Голуби и козодои хлопают крыльями над спиной, остальные под животом. Щелканьем клюва выражают свои эмоции совы, кулики и другие птицы. Аисты на этом инструменте исполняют целые любовные серенады.

Некоторым безголосым птицам приходится брать музыкальные инструменты напрокат. Стук клювом о твердую землю является призывным сигналом для цыплят. Синицы и поползни в качестве барабана используют отставшую сухую кору, дятлы — сухой ствол дерева. Барабанная дробь — это песнь о любви. Близкие виды дятлов барабанят с различной частотой. Самочки безошибочно узнают серенады «своих» кавалеров и не отзовутся на призыв чужака.

Животные пользуются множеством способов генерации звуков. Главным «музыкальным инструментом» является голосовой аппарат. Тенденция к его развитию возникла сразу же, как только древние позвоночные животные покинули воду.

Голосовой аппарат появился уже у амфибий и стал прообразом голосовых органов высших позвоночных животных и человека. Голосовые связки — парные складки слизистой оболочки гортани — служат струнами. У млекопитающих они натянуты между щитовидным и черпаловидными хрящами гортани, образуя голосовую щель. Когда голосовые связки напрягаются, проходящий ток воздуха вызывает их колебания, порождая звук.

Сравнительно недавно выяснилось, что весьма голосистыми созданиями являются дельфины. Кроме щелчков, используемых для локации, они производят множество разных звуков и, казалось бы, должны иметь хорошо развитые голосовые связки. Однако еще 150 лет назад анатомы заявили об их отсутствии. Правда, совсем недавно зоологи сумели отыскать их у афалин, опровергнув заключение весьма обстоятельных немецких исследователей прошлого века. Причем оказалось, что голосовые связки достаточно хорошо развиты. Сейчас даже трудно понять, как их до сих пор не замечали. Исследователи эхолокации давно свыклись с мыслью, что звук возникает у китов совсем иначе, и открытие зоологов не смогло поколебать сложившихся представлений.

Работа голосового аппарата млекопитающих тесно связана с дыхательной системой. Между тем устройство дыхательных путей дельфинов совершенно необычно и не имеет аналогии среди наземных существ. Дышать ртом зубатые киты не могут. Ни ротовая полость, ни глотка с легкими не сообщаются. Рот используется только по прямому назначению — для поглощения пищи. Это новшество имеет вполне разумное объяснение. Соединяйся ротовая полость с трахеей, дельфинам под водой в буквальном смысле слова было бы рта не открыть. А так как, кроме челюстей, у них нет иных приспособлений, чтобы хватать добычу, то при иной конструкции пищеварительной системы они погибли бы голодной смертью.

Зубатые китообразные дышат «носом». Слово «нос» взято в кавычки потому, что носовой проход открывается у них на темени, а не на конце рыла (у дельфинов оно называется рострумом); кроме того, у них всего одна, зато весьма солидная ноздря. Дыхательное отверстие расположено в самой верхней точке головы. Многие дельфины только его и выставляют из воды. С таким дыхалом очень удобно, неподвижно зависнув, дремать, чуть‑чуть подгребая ластами, чтобы темя все время выступало наружу. Отверстие дыхала снабжено мощным полулунным клапаном — своеобразной мясистой затычкой. Он предохраняет легкие от попадания воды. Широкая ноздря позволяет до предела сократить время, затрачиваемое на вдох и выдох.

Конструкторские новшества дыхательной системы дополняют три пары асимметричных воздушных мешков, соединенных с наружным носовым проходом. У большинства зубатых китов они узкие и дугообразно искривлены. Располагаются мешки ярусами, один над другим. Если дыхательную систему мертвого дельфина залить гипсом и получить слепок, то воздушные мешки больше всего напоминали бы три неправильной формы баранки, нанизанные на стержень наружного носового прохода. Мешки окружены мышечными слоями, часть из них снабжена собственной мускулатурой и сфинктерами в местах соединения с носовым проходом. У отверстия средней пары мешков находятся внутренние пробки. Это дает основание предполагать, что животные, напрягая мускулатуру мешков, могут произвольно изолировать отдельные полости от остальной дыхательной системы, создавать в них необходимое давление и, регулируя величину соединительного отверстия, перекачивать находящийся там воздух из одного мешка в другой. Для чего нужны воздушные мешки дельфинам, пока никто не знает, но большинство ученых думает, что они имеют непосредственное отношение к производству звуков.

Проще всего предположить, что звук возникает при продувании воздуха через наружное отверстие дыхала. Наблюдая за животными, можно заметить, как во время свиста из отверстия дыхала вылетают струйки мелких пузырьков воздуха.

Однако во время щелчков и других звуков воздух не выделяется.

Местом возникновения звуков вполне могут быть голосовые связки. Воздух, продуваемый через них, не обязательно должен выделяться наружу. Он может закачиваться в воздушные мешки, которые к тому же способны выполнять роль резонаторов. Большинство исследователей давно свыклись с мыслью, что эхолокационные щелчки возникают в наружном носовом проходе при перекачивании воздуха из одного мешка в другой через резко суженные отверстия. Действительно, продувая под давлением воздух через носовой проход мертвых дельфинов афалины и стенеллы удалось получить слабые щелчки, напоминающие локационные.

Предложенная выше теория показалась ученым весьма привлекательной. И действительно, дыхательная система дельфинов имеет шесть воздушных мешков и еще больше суженных мест в воздухоносных каналах. Мускулатура каждого мешка и внутренние пробки в состоянии работать независимо друг от друга. Это значит, что животные имеют возможность одновременно издавать несколько звуков. Наблюдения подтверждают, что афалины, гринды к белобочки могут одновременно издавать свисты и щелчки, свисты и скрип, визг, лай и другие звуки. Существует предположение, что каждый локационный щелчок формируется за счет суммарного действия двух (или более) источников звука. Если эти предположения подтвердятся, станут понятны многие загадки звуков, издаваемых дельфинами, загадки, ответы на которые пока не найдены.

Синтез нескольких звуковых сигналов может обеспечить возникновение совершенно необычных звуков. Джонни Вайс‑мюллер, исполнитель роли Тарзана в некогда популярном многосерийном приключенческом фильме, рассказал, что знаменитый крик его героя состоял из голоса самого актера, лая собаки, сопрано оперной певицы, звука скрипичной струны и воя гиены.

Дыхательная система усатых китов устроена проще. Пищевой путепровод анатомически не отделен от дыхательного пути. Лишь во время заглатывания пищи вход в трахею временно закрывается с помощью надглоточного хряща. У усатых китов нет надчерепных воздушных мешков, зато имеется гортанный. Вероятно, звуки возникают в гортани, а воздушный мешок служит резонатором.