А. П. Чехов - Черный монах
о произведении I II III IV V VI VII VIII IXV
Довольный, что ему так удалась роль миротворца, Коврин пошел
в парк. Сидя на скамье и размышляя, он слышал стук экипажей и
женский смех — это приехали гости. Когда вечерние тени стали
ложиться в саду, неясно послышались звуки скрипки, поющие
голоса, и это напомнило ему про черного монаха. Где-то, в какой
стране или на какой планете носится теперь эта оптическая
несообразность?
Едва он вспомнил легенду и нарисовал в своем воображении то
темное привидение, которое видел на ржаном поле, как из-за
сосны, как раз напротив, вышел неслышно, без малейшего шороха,
человек среднего роста с непокрытою седою головой, весь в темном
и босой, похожий на нищего, и на его бледном, точно мертвом лице
резко выделялись черные брови. Приветливо кивая головой, этот
нищий или странник бесшумно подошел к скамье и сел, и Коврин
узнал в нем черного монаха. Минуту оба смотрели друг на друга —
Коврин с изумлением, а монах ласково и, как и тогда, немножко
лукаво, с выражением себе на уме.
— Но ведь ты мираж, — проговорил Коврин. — Зачем же ты здесь и
сидишь на одном месте? Это не вяжется с легендой.
— Это всё равно, — ответил монах не сразу, тихим голосом,
обращаясь к нему лицом. — Легенда, мираж и я — всё это продукт
твоего возбужденного воображения. Я — призрак.
— Значит, ты не существуешь? — спросил Коврин.
— Думай, как хочешь, — сказал монах и слабо улыбнулся. — Я
существую в твоем воображении, а воображение твое есть часть
природы, значит, я существую и в природе.
— У тебя очень старое, умное и в высшей степени выразительное
лицо, точно ты в самом деле прожил больше тысячи лет, — сказал
Коврин. — Я не знал, что мое воображение способно создавать
такие феномены. Но что ты смотришь на меня с таким восторгом? Я
тебе нравлюсь?
— Да. Ты один из тех немногих, которые по справедливости
называются избранниками божиими. Ты служишь вечной правде. Твои
мысли, намерения, твоя удивительная наука и вся твоя жизнь носят
на себе божественную, небесную печать, так как посвящены они
разумному и прекрасному, то есть тому, что вечно.
— Ты сказал: вечной правде... Но разве людям доступна и нужна
вечная правда, если нет вечной жизни?
— Вечная жизнь есть, — сказал монах.
— Ты веришь в бессмертие людей?
— Да, конечно. Вас, людей, ожидает великая, блестящая
будущность. И чем больше на земле таких, как ты, тем скорее
осуществится это будущее. Без вас, служителей высшему началу,
живущих сознательно и свободно, человечество было бы ничтожно;
развиваясь естественным порядком, оно долго бы еще ждало конца
своей земной истории. Вы же на несколько тысяч лет раньше
введете его в царство вечной правды — и в этом ваша высокая
заслуга. Вы воплощаете собой благословение божие, которое почило
на людях.
— А какая цель вечной жизни? — спросил Коврин.
— Как и всякой жизни — наслаждение. Истинное наслаждение в
познании, а вечная жизнь представит бесчисленные и неисчерпаемые
источники для познания, и в этом смысле сказано: в дому Отца
Моего обители многи суть.
— Если бы ты знал, как приятно слушать тебя! — сказал Коврин,
потирая от удовольствия руки.
— Очень рад.
— Но я знаю: когда ты уйдешь, меня будет беспокоить вопрос о
твоей сущности. Ты призрак, галлюцинация. Значит, я психически
болен, ненормален?
— Хотя бы и так. Что смущаться? Ты болен, потому что работал
через силу и утомился, а это значит, что свое здоровье ты принес
в жертву идее и близко время, когда ты отдашь ей и самую жизнь.
Чего лучше? Это — то, к чему стремятся все вообще одаренные
свыше благородные натуры.
— Если я знаю, что я психически болен, то могу ли я верить себе?
— А почему ты знаешь, что гениальные люди, которым верит весь
свет, тоже не видели призраков? Говорят же теперь ученые, что
гений сродни умопомешательству. Друг мой, здоровы и нормальны
только заурядные, стадные люди. Соображения насчет нервного
века, переутомления, вырождения и т. п. могут серьезно волновать
только тех, кто цель жизни видит в настоящем, то есть стадных
людей.
— Римляне говорили: mens sana in corpore sano 1.
— He все то правда, что говорили римляне или греки. Повышенное
настроение, возбуждение, экстаз — все то, что отличает пророков,
поэтов, мучеников за идею от обыкновенных людей, противно
животной стороне человека, то есть его физическому здоровью.
Повторяю: если хочешь быть здоров и нормален, иди в стадо.
— Странно, ты повторяешь то, что часто мне самому приходит в
голову, — сказал Коврин. — Ты как будто подсмотрел и подслушал
мои сокровенные мысли. Но давай говорить не обо мне. Что ты
разумеешь под вечною правдой?
Монах не ответил. Коврин взглянул на него и не разглядел лица:
черты его туманились и расплывались. Затем у монаха стали
исчезать голова, руки; туловище его смешалось со скамьей и с
вечерними сумерками, и он исчез совсем.
— Галлюцинация кончилась! — сказал Коврин и засмеялся. — А жаль.
Он пошел назад к дому веселый и счастливый. То немногое, что
сказал ему черный монах, льстило не самолюбию, а всей душе,
всему существу его. Быть избранником, служить вечной правде,
стоять в ряду тех, которые на несколько тысяч лет раньше сделают
человечество достойным царствия божия, то есть избавят людей от
нескольких лишних тысяч лет борьбы, греха и страданий, отдать
идее все — молодость, силы, здоровье, быть готовым умереть для
общего блага, — какой высокий, какой счастливый удел! У него
пронеслось в памяти его прошлое, чистое, целомудренное, полное
труда, он вспомнил то, чему учился и чему сам учил других, и
решил, что в словах монаха не было преувеличения.
Навстречу по парку шла Таня. На ней было уже другое платье.
— Вы здесь? — сказала она. — А мы вас ищем, ищем... Но что с
вами? — удивилась она, взглянув на его восторженное, сияющее
лицо и на глаза, полные слез. — Какой вы странный, Андрюша.
— Я доволен, Таня, — сказал Коврин, кладя ей руки на плечи. — Я
больше чем доволен, я счастлив! Таня, милая Таня, вы чрезвычайно
симпатичное существо. Милая Таня, я так рад, так рад!
Он горячо поцеловал ей обе руки и продолжал:
— Я только что пережил светлые, чудные, неземные минуты. Но я не
могу рассказать вам всего, потому что вы назовете меня
сумасшедшим или не поверите мне. Будем говорить о вас. Милая,
славная Таня! Я вас люблю и уже привык любить. Ваша близость,
встречи наши по десяти раз на день стали потребностью моей души.
Не знаю, как я буду обходиться без вас, когда уеду к себе.
— Ну! — засмеялась Таня. — Вы забудете про нас через два дня. Мы
люди маленькие, а вы великий человек.
— Нет, будем говорить серьезно! — сказал он. — Я возьму вас с
собой, Таня. Да? Вы поедете со мной? Вы хотите быть моей?
— Ну! — сказала Таня и хотела опять засмеяться, но смеха не
вышло, и красные пятна выступили у нее на лице.
Она стала часто дышать и быстро-быстро пошла, но не к дому, а
дальше в парк.
— Я не думала об этом... не думала! — говорила она, как бы в
отчаянии сжимая руки.
А Коврин шел за ней и говорил все с тем же сияющим, восторженным
лицом:
— Я хочу любви, которая захватила бы меня всего, и эту любовь
только вы, Таня, можете дать мне. Я счастлив! Счастлив!
Она была ошеломлена, согнулась, съежилась и точно состарилась
сразу на десять лет, а он находил ее прекрасной и громко выражал
свой восторг:
— Как она хороша!
___________
1
здоровый дух в здоровом теле (лат.).