2. Русский национализм
3. Национализм в России
4. Проблема национализма
5. Национализм эссе
6. Национализм и патриотизм
7. Нация и национализм
8. Вопросы национализма
9. Идеология национализма
10. Украинский национализм
11. Современный национализм
12. Формы национализма
13. Политический национализм
14. Проявление национализма
15. Национализм определение
16. Национализм и фашизм
17. История национализма
18. Национализм ильин
19. Национализм в мире
20. Социал национализм
21. Против национализма
22. Этнический национализм
23. Понятие национализм
24. Расизм и национализм
25. Либерализм национализм
26. Сущность национализма
Национализм
Стараниями «обще человек» у подавляющего большинства населения, как нашего, так и во всём «цивилизованном мире», сформировано однозначно негативное восприятие даже самого термина «национализм». Причём, повторюсь, само обсуждение этого предмета настолько загнано в «правильное» русло, что большинство людей, спроси их об этом, затруднятся даже дать правильное определение данному явлению. 99% из опрошенных скажут вам, что национализм – это возвеличивание одной нации за счёт ущемления прав других, что это диктат одной нации над другими, что это вообще позорнейшее явление в истории человечества, и непременно упомянут Адольфа Гитлера в качестве примера. А ещё – обязательно вспомнят и «шовинизм – как крайнее проявление национализма». Но абсолютно никто не сможет указать вам ту грань, где кончается национализм и начинается шовинизм или нацизм.
Вот вам пример «классического» определения сути данного явления из уст типичного юдодемократического «учёного»:
национализм - идеология, политика, а также психологический подход к национальному вопросу, противоположный так называемому интернационализму. Основа национализма - идея национального превосходства и национальной исключительности, трактовка нации как высшей внеисторической и надклассовой формы общности. (С. В. Беликов «Бритоголовые».)
Ирония ситуации заключается в том, что как раз такой, гитлеровский, национализм и шовинизм сегодня имеет место в так называемых «странах СНГ» и во всевозможных «национальных республиках» России, но этот национализм принято не замечать. А в роли евреев Третьего Рейха там оказались с начала 90-х гг. русские. Хорошо, что до лагерей смерти и газовых камер дело ещё не дошло. Хотя до откровенного геноцида, до массовых убийств – вполне дошло.
Большинство же учёных, да и просто думающих людей, сходится во мнении, что национализм есть защита интересов своей нации, проявление любви и уважения к ней. Националистическое мировоззрение блестяще сформулировано одним английским писателем еще в начале нашего века: “Я больше люблю свою дочь, чем кузину, а кузину больше, чем соседку, но из этого, честное слово, не вытекает, что я ненавижу свою соседку”. (В. Махнач.)
Нормальный, среднестатистический русский человек, оказавшись в среде инородцев, особенно – мусульман, испытывает серьёзный психологический дискомфорт, и не проявляет, по крайней мере, внешне, своего недовольства только из врождённой (к сожалению) терпимости, той самой «толерантности», в мнимом отсутствии которой нас всё время упрекают картавые «правозащитники» и прочие «учителя-наставники» с двойным гражданством. И если бы всё дело было только в языковом барьере… Только в родной, национальной языковой и культурной среде русский, да и вообще любой человек чувствует себя комфортно и спокойно.
Националист в своей шкале ценностей превыше всего ставит благополучие своего народа, своей нации – вполне естественное, понятное и вовсе не преступное желание. Не преступное, впрочем, для всех, кроме «обще человек».
Слава Богу, в настоящее время у нас в стране есть люди, ведущие научную разработку национализма и его проблем, причём на достаточно высоком уровне. Невозможно не упомянуть в этой связи Р.Л. Перина и его «Психологию национализма» - пожалуй, первую в «новой России» научную работу, где данная тема была поднята, смело и бескомпромиссно.
В национализме, а паче того, ещё в «шовинизме» и даже «фашизме», часто обвиняют русский народ, приводя в качестве доказательств недостаточную «лояльность» последнего по отношению к евреям, а также к представителям кавказских и азиатских народов, в изобилии проживающих (и процветающих) сейчас в русских городах, а кроме того – без конца демонстрируют фотографии марширующих молодчиков из РНЕ (де-факто - давно не существующей организации) и разглагольствуют о «зверствах скинхедов» - 16–20-летних мальчишек, не имеющих ни общего руководства, ни чёткой организационной структуры, ни внятной идеологии. Честно говоря, лично мне, как и миллионам моих соотечественников, так и не довелось пока что за всю свою сознательную жизнь собственными глазами увидеть ни баркашовцев, ни «скинов». В отличие, к примеру, от наглядного проявления инородной и инокультурной экспансии в центр России - огромного количества кавказцев на улицах (а особенно – на рынках) наших городов, даже городов достаточно мелких и бедных. Вот и делайте выводы, какое из этих явлений объективное, а какое – надуманное. Кроме того, постоянно предпринимаются попытки поставить вымышленный «русский фашизм» на одну доску с «настоящим», гитлеровским, хотя вообще-то, по логике вещей, для этого надо иметь в качестве доказательств хотя бы парочку «русских освенцимов».
Так не пора ли расставить «точки над i», раз и навсегда уяснив для себя, плох национализм, или хорош, какого национализма следует бояться, а какого – нет, и что вообще представляет из себя это явление?
Прежде всего, коли мы ведём разговор о русском народе, необходимо чётко представить себе, что такое именно «русский национализм», и чем он отличается от национализма иных народов, в т. ч. тех, которые нас, русских, обвиняют в национализме. И каковы причины возникновения этого «позорного явления». Или, может быть, русский национализм есть врождённая особенность русского народа (как склонны считать, в основном, представители «бог избранной» нации: горбатого, мол, могила исправит)?
Р.Л. Перин в «Психологии национализма», мало касаясь русского национализма как такового, выделяет, тем не менее, «национализм белой расы» и «национализм неарийских народов». И приходит к интересному выводу: первый вполне сознателен, и представляет собой скорее защитную реакцию, второй же – бессознателен, и является инструментом агрессии.
«Если национализм белой расы в основном носит оборонительный характер, то агрессия цветных лишена всяких нравственных критериев. Исходя из того, что бессознательное, к проявлениям которого мы относим и инстинкт национализма, когда-то у народов былой расы был сознательным, мы можем сделать вывод о вытеснении у них в силу разных причин приобретенного инстинкта национализма в область сознания. Отсюда ограниченность агрессии национализма арийских народов, которая чаще характеризуется как оборонительная агрессия. Можно утверждать, что инстинкт национализма арийских народов находится в «предсознательном» (пред пороговом) состоянии. Т. е. подлежит частичному контролю со стороны сознания. У неарийских же народов инстинкт национализма сидит в глубоком бессознательном и поэтому более агрессивен и абсолютно бесконтролен.»
Поскольку принадлежность русского народа к «арийским», ныне уже, похоже, никем не оспаривается, всё вышесказанное применимо и к нему с полным основанием. Более того, современная российская действительность (а также события в так называемых «странах СНГ») дают нам нагляднейшее подтверждение сказанному. Агрессивно-националистических проявлений со стороны русских как в самой России, так и (тем более!) в бывших «республиках СССР», с погромами и массовыми убийствами представителей других народов никогда не было; более того, никогда не было даже попыток сопротивления бандитизму «титульных наций» под националистическими лозунгами. А если бы что-то подобное хоть раз где-либо произошло, «озабоченная общественность» немедля подняла бы по этому поводу громкий визг, и на всех уровнях призвала бы к пресечению проявлений «русского фашизма» - плевать, что «фашисты» являются обороняющейся стороной.
Агрессивным же и жестоким национализмом грешат как раз «народы СССР». То, что происходило в Чечне в начале 90-х гг., просто не представлялось возможным скрыть, настолько тот геноцид русского населения был масштабен и жесток, и именно поэтому о чеченских событиях хоть что-то стало известно простому обывателю. Несмотря, кстати, на отчаянные усилия властей и СМИ замолчать, забыть произошедшее, либо преподнести это как обычный, банальный, не имеющий национальной окраски бандитизм, которого, мол, полно и в центральной России, и который к чеченским национализму и к русофобии вообще не имеет никакого отношения. А ещё – побыстрее сменить тему на обсуждение «действий федеральных сил и в Чечне» и на «страдания чеченского народа» в связи с войной. Чеченские события «всего лишь» есть самый кричащий пример местечкового инородческого агрессивного национализма, доходящего до самой своей крайности, резко выделяющийся из общего фона более-менее «цивилизованных» притеснений русского населения в «национальных республиках» России и «странах бывшего СССР», и не заметить который просто невозможно. Кстати, во время «второй кавказской» войны, когда наши войска успешно били боевиков в хвост и в гриву, занимая один населённый пункт за другим, чеченское «мирное население» панически бежало в горы. Почему? Мыслящие своими, горскими категориями, чеченцы были уверены: «русские идут мстить». Тут уж, как говорится, «чует кошка, чьё мясо съела». Мстить действительно было за что.
Однако, кроме Чечни, мы имели массу проявлений агрессивного инородческого национализма и в других местах, особенно – в бывших «республиках ССР» в период распада нашей общей страны: в Грузии, в Таджикистане, в Узбекистане и ещё много где. Там, где коренное население, полагая, что после изгнания русских «оккупантов и угнетателей» наступит счастливая, свободная и богатая жизнь, устраивало русским свой «холокост» не слаще, чем в Чечне, хотя и не в таких, может быть, масштабах. Все сведения об этом, «ближнезарубежном», геноциде, тщательно, можно сказать, засекречены и не разглашаются нашей властью, не желающей испортить отношения с «ближайшими стратегическими партнёрами» - антирусскими режимами «стран СНГ». Однако русские беженцы, коих выехало в своё время в Россию из этих «стран» немало, могут вам много рассказать о том, как русских там распиливали на циркулярных пилах, закапывали живьём в землю, сдирали с них кожу и подвергали их всяческим прочим издевательствам, фантазия на которые у азиатских и кавказских народов неиссякаема. Эти люди, беженцы, по-прежнему кричат по ночам и вскакивают в холодном поту, ибо подобные воспоминания вряд ли когда-нибудь вытравятся из памяти.
Но, по логике «прогрессивной общественности» (картавой, в основном), всё вышеописанное с лихвой перевешивается несколькими случаями избиений и убийств в России подгулявшими юнцами гастрабайтеров из тех самых «стран СНГ» (знать, счастливая, свободная и богатая жизнь у них так и не заладилась, раз едут на заработки и жительство к ненавистным «оккупантам»), несколькими неизвестно кем намалёванными на стенах синагог свастиками и несколькими заминированными плакатами типа «смерть жидам». На основании чего и делается вывод о том, что «нарождающийся русский фашизм будет пострашнее гитлеровского». Словом, невооружённым глазом виден страх - до зубовного стука - этой самой «общественности» перед любым проявлением самоорганизации и самозащиты русского народа. И этот страх не даёт «картавым» покоя.
Проявлений агрессивного национализма, как стихийного, так и вполне осознанного, нацменов по отношению к русским полным-полно и в самом сердце России, в её центральных областях. Особенно этим грешат выходцы из кавказских и азиатских республик, обосновавшиеся в центре России в огромном количестве всерьёз и надолго. Спонтанная, бессознательная агрессивность (а также и вполне осознанная) с их стороны проявляется постоянно и повсеместно, а вот массовых выступлений русских под националистическими лозунгами с целью защитить землю предков от чужеродного нашествия пока не наблюдалось. Повторюсь, в противном случае подобным проявлением «русского фашизма» не замедлили бы воспользоваться «общечеловеки» для раздувания очередной русофобской кампании в прессе.
Так, Р.Л. Перин приводит один весьма показательный случай: в песочнице повздорили два ребёнка, русский и кавказец, в результате чего кавказец зарезал русского перочинным ножом. Причём когда домой к «победителю» пришла журналистка, он спокойно занимался с отцом спортом (каратэ, надо полагать, других видов спорта кавказцы вообще не признают), готовясь к новым «подвигам». Вполне можно представить себе, что сказал ему тет-а-тет отец после того случая. Скорее всего, он сказал примерно следующее: правильно, мол, сынок, так и надо с этими русскими свиньями. Бей и убивай их, раз они не могут за себя постоять. Поздравляю тебя с первым убитым врагом, ты стал настоящим воином. К тому времени, когда ты вырастешь, эта земля будет нашей, а русские – нашими рабами. Если они вообще останутся…
А теперь вопрос, как говорится, на засыпку: вы можете представить себе нормального русского ребёнка, нескольких лет от роду, наносящего смертельный удар ножом другому ребёнку, пусть даже другой национальности, пусть даже - самой ненавистной национальности? Лично я – нет. И дело здесь вовсе не в индивидуальных особенностях конкретного человека, не в том, что тот малолетний кавказец оказался склонным к преступлению. Дело как раз в разнице национальных психологий. Для «маленьких, но гордых народов» проявление стихийной, бессознательной агрессивности и жестокости по отношению к другим нациям – норма, а не исключение. Говорят же, что «устами младенца глаголет истина». То же относится и к поступкам. Просто ребёнок, ближе, чем взрослые, стоящий к своей национальной сути и лишённый пока что тормозящего влияния образования европейского типа, всего – на всего сделал то, что подсказала ему его кавказская природа. Впрочем, и его взрослые соплеменники также без особых проблем возвращаются «в лоно национальной природы», если обстоятельства к тому располагают.
В бессознательном же агрессивном национализме следует искать и разгадку такого феномена поведения кавказцев, как всеми замечаемое мгновенное объединение против русских (как «главного врага») представителей различных горских народов, даже если у себя на родине они бесконечно враждуют и воюют между собой. Прекрасно объединяются вдалеке от родных мест даже армяне с азербайджанцами, осетины с ингушами и чеченцами. Особенно это заметно в армии, где кавказские землячества и этнодедовщина давно уже стали главной головной болью - не считая скудного финансирования.
Постоянно наблюдая такое положение дел, не только иные национальности, но и даже мы сами постепенно свыклись с мыслью о том, что, дескать, из народа русские превратились в быдло, что мы действительно не способны за себя постоять. Что на русских привыкли ездить, а русские привыкли возить. Что разобщённость – наша неотъемлемая национальная черта. И тут же начинаем приводить примеры различных конфликтов и просто напряжённых отношений между ближайшими родственниками (а у каждого из нас подобных примеров наберётся достаточно), в то время как кавказцы (татары, башкиры и пр.), мол, «стоят друг за друга горой». В глазах же самих инородцев подобная «особенность» русских однозначно трактуется как проявление их ущербности, слабости, трусости, и даже – духовного рабства. Будущность такого народа, согласно понятиям народов, в среде которых принято уважать только силу, очевидна: либо рабство, либо смерть. Активная «работа» в этом направлении уже идёт.
Не отрицая факта разобщённости русских и их постепенном превращении в рабов почти в буквальном смысле слова, позволю себе, однако, не согласиться относительно причин всего этого. Всё дело вовсе не в нашей гипотетической ущербности и убогости. И даже не в «проклятых большевиках», лишивших русских за 70 лет своего господства чувства национального самосознания и национальной гордости. Точнее, не только в них.
Русское общество стало заложником, если так можно выразиться, своего «наднационального» уровня развития. Русские вовсе не уступают, как принято сейчас считать, кавказцам и азиатам, тихой сапой захватывающим ныне наши исконные земли, в жизнеспособности и жизнестойкости. Пора бы вообще прекратить разговоры о том, что мы не сохранили каких-то национальных традиций и родовой сплочённости, ибо национальные традиции, по большому счёту, полностью убить невозможно: пока жив сам народ, они живы на уровне подсознания и они обязательно возродятся, особенно - в годину суровых испытаний. Во всяком случае, у той части русского народа, которая избежала деградации (а по-настоящему суровые испытания для нас ещё вовсе не наступили). А родовая, клановая сплочённость – как раз «атрибут» примитивной, недоразвитой нации.
Русское общество как раз и стало жертвой этого примитивизма традиционного азиатско-кавказского уклада, оказавшись не в состоянии ему противостоять. Простейший вирус запросто убивает сложный организм, а самую «навороченную», наиполезнейшую электронику с огромными возможностями можно вдребезги разбить обыкновенной кувалдой. Русские за свою историю, особенно – за последний век, сумели подняться над своей национальностью, над своим национальным эгоизмом и узконациональными интересами, и превратились в строительный материал для общества будущего, где национальные интересы стали бы вообще понятием устаревшим.
«Советским народом» стали при СССР именно русские, в то время как чеченцы остались чеченцами, калмыки – калмыками, татары – татарами, а евреи… ну, им сам их бог велел. Да, русские при этом очень многого лишились, причём как раз того, что сейчас помогло бы им выжить и даже сохранить своё влияние на огромных пространствах бывшего СССР. Проводившаяся все годы советской власти политика «пролетарского интернационализма» лишила русских чувства национальной самоидентификации, национальной сплочённости, национальных и даже родственных связей, разрушила вообще традиционное мировосприятие русского человека, что сейчас сказывается пагубнейшим образом. Кроме того, все эти годы целенаправленно уничтожался именно русский, славянский культурный пласт. Но, как бы то ни было, Россия – СССР за эти 80 лет достигла пика своего могущества за всю свою известную историю, а русские за это время, хорошо это или плохо, но превратились в качественно новую общность (определение «нация» здесь, думаю, уже не подойдёт - устарело) – основу для создания совершенно нового мира.
Если хотите - для глобализации на основе настоящих, а не господствующих сейчас семитских ценностей, имеющих в своей основе безмерное потребление материальных благ и обогащение любыми средствами, отрицание таких фундаментальных человеческих понятий, как честь, совесть, общественный долг.
Но – взлёт супер цивилизации - СССР был насильственно прерван, и русские, не выполнив своей миссии, оказались не в силах выжить в тех примитивных условиях «дикого рынка» и «пещерного капитализма», в которых ныне оказались благодаря стараниям победителей в «холодной войне». И потому сейчас медленно умирают. В примитивных условиях вообще могут выживать только примитивные организмы и примитивные общества.
Те, кому сейчас 30-35 лет, и кто постарше, наверняка помнят, о чём мы тогда мечтали, каким видели не такое уж отдалённое наше будущее (начало XXI века, в котором мы как раз сейчас живём). О чём писатели-фантасты писали тогда в своих произведениях, а кинорежиссёры снимали фильмы. Мы видели общество, свободное от пороков. Мы видели созидательный порыв всего человечества, направленный на освоение космического пространства, открытие новых источников энергии, раскрытие тайн вселенной, овладение новыми знаниями. И мы уж точно не предполагали, что в совсем недалёком будущем увидим такую гниль, такую мерзость и такие пороки, о существовании которых раньше и не подозревали. Мы не предполагали, что весь научно-технический прогресс сведётся к бесконечному совершенствованию стиральных машин, утюгов и унитазов, а главной добродетелью «глобализированного» общества станет терпимость к цветным, извращенцам и наркоманам.
Никак не могу отделаться ещё и от такой мысли: величайший за всю историю кризис русского этноса поразительным образом совпал и с кризисом всей экосистемы Земли, вызванным деятельностью человека. Лично мне это не кажется простым совпадением. Русский народ всегда олицетворял собою некое здоровое, консервативное, охранительное начало в человечестве. А хранил он – человеческую душу, в той её девственной чистоте и первозданности, какой она и была изначально Богом создана. И жил человек тогда в ладу со своей матерью – природой. Русская душа всегда была связана с природой, с «матерью – сырой землёй» неразрывно, она – воплощение природной гармонии и красоты. И совсем неудивительно, что наступление потребительской цивилизации на природу шло рука об руку с наступлением её и на русскую духовность.
А непоправимое ослабление русской нации, а тем более – исчезновение её с лица земли, автоматически будет означать и исчезновение того нравственного противовеса, который до сих пор не давал низкому в человеческой природе взять верх над возвышенным, мерзкому – над благородным, материальному – над духовным, животному – над человеческим. Если же это всё-таки произойдёт, то, скорее всего, случится что-то вроде библейского Конца Света (интересно, а сколько же их уже было, сколько «человечеств» не выдержало экзамена на человечность?). Ибо человечество, утратившее духовность, не имеющее нравственных тормозов и пошедшее вразнос, не только склонно к саморазрушению, но и неминуемо восстановит против себя самые могущественные силы природы. Словом, разделит участь библейских Содома и Гоморры.
И поэтому, понравится кому-то, или нет, гибель русского этноса будет означать и скорую гибель скурвившегося человечества.
"Современное общество потребления, заполнившее своей рекламой большую часть средств массовой информации, представляет собой предельное выражение ценностей цивилизации уходящей, обреченной. Общество потребления, пожирающее основную массу природных ресурсов, выбрасывающее в биосферу основную массу отходов, ответственное - за гибель на наших глазах тысяч видов живых существ и миллионов людей - не более чем общество разумных животных, где человеческие качества задвинуты в угол и угнетены…
У этого общества нет будущего, Биосфера не может не уничтожить его тем или иным способом, в большей или меньшей мере изменившись сама". (Святослав Забелин, лидер экологического движения.)
То, что русский народ сейчас одной ногой уже в могиле – свершившийся факт, который не признаётся только либо полными идиотами, либо – теми, кто этот народ губит, и, следовательно, кровно заинтересован, чтобы жертва до самого последнего момента не осознавала, что происходит. Прежде всего, конечно, факт геноцида русского народа отрицается россиянской властью и юдодемократической «общественностью». До начала общенациональной катастрофы, до того момента, когда наша численность сократится до какой степени, что с нами можно будет разделаться одним шлепком, осталось, по примерным прикидкам демографов, лет десять, может, и того меньше. А затем на нас натравят «вечно обиженные» нацменьшинства (чья численность, напротив, неуклонно растёт). Часы, как говорится, тикают, ведя обратный отсчёт. И единственное, что сможет нас в данной ситуации спасти - это национализм.
Рост националистических настроений в русском обществе отмечается сейчас многими (в первую очередь, опять же, теми, кто в спасении русской нации крайне не заинтересован). И истерика в СМИ по этому поводу идёт также нешуточная. Однако большинство трезво мыслящих людей уже пришли (либо скоро придут) к выводу, что нынешний всплеск русского национализма (точнее, пока лишь намёк на то) есть не что иное, как защитная реакция народа, подвергаемого грабежу, всевозможным унижениям, беспощадной эксплуатации и находящегося под реальной угрозой вымирания, либо истребления. Русский национализм – явление сугубо оборонительное.
Бороться с русским национализмом – значит, бороться с русским народом. И те, кто сейчас вопят о «русском фашизме» (ярлык, налепленный на русский национализм), старается выбить из наших рук единственное эффективное оружие. Для того чтобы сделать это, чтобы устранить как можно надёжнее саму возможность возрождения русского народа под националистическими лозунгами, возможность, хотя и гипотетическую, «русского реванша», нашими противниками ещё со времён «пролетарского интернационализма» использовались самые различные приёмы и методы. Об одном из них я уже упомянул: это намеренное искажение сути дела, навязывание обществу неправильного представления о национализме и его природе, «засекречивание» даже определения национализма. Кроме того, как в прошлом советские идеологи, так и ныне – «демократические» наши правители, видели одну из основных своих задач в том, чтобы сформировать в обществе негативное отношение к национализму и националистам, создать вокруг национализма мрачный ореол позорного явления, «последнего прибежища негодяев», уделом люмпенизированной и необразованной части общества.
Нынешние обстоятельства обязывают нас разрушить устоявшиеся мифы, ибо промедление в этом вопросе для нас воистину «смерти подобно».
Давайте же откроем глаза на совершенно очевидную вещь, тем не менее, тщательно скрываемую и замалчиваемую господствующей ныне юдодемократической идеологией: именно национализм движет историческим процессом. Именно во имя благоденствия нации создаются империи, происходят войны, творятся «экономические чудеса». Когда же нации грозит гибель, то здоровое ядро стремится сплотить её именно под националистическими лозунгами. Так или иначе, национализм – т. е. защита интересов нации - главный двигатель истории. Единственное, пожалуй, исключение мы видели в лице СССР, где националистические лозунги уступили место идеям построения справедливого общества, общества высшего порядка.
И сейчас ситуация в мире ничуть не изменилась. По-прежнему всюду правит бал национализм, только в несколько закамуфлированной форме. Если даже взять «демократическую» Европу, то в законодательстве всех европейских стран можно увидеть, так или иначе, явные предпочтения, отданные коренным национальностям; внешняя и внутренняя политика этих стран ведётся таким образом, чтобы наибольшие выгоды получали также коренные жители (в отличие, кстати, от России). О Государстве Израиль и говорить нечего – там уже не национализм, а нацизм почти, что гитлеровского толка, ибо не евреи (гои) там не то, что поражены в правах, а вовсе абсолютно бесправны. А что можно сказать о таких «демократиях», как Эстония, Латвия, Литва, Украина, Грузия, Молдова, Азербайджан и прочие «осколки» СССР? Но их национализм носит, главным образом, антирусский характер, и потому «мировой общественностью» не замечается. Общий настрой «мировой общественности» таков: русские сейчас получают поделом, и жалеть их нечего. Осуществляемая же ныне «мировой закулисой» глобальная политика также несёт на себе отпечаток национализма – еврейского, талмудического толка.
Главная мысль, которую я намерен высказать в этой главе, такова: национализм творит историю. Но необходимо различать два его вида: национализм прогрессивный, державный, и национализм реакционный, местечковый, родоплеменной.
Державный национализм - национализм большой, пассионарной, государствообразующей нации, так или иначе, ведёт общество вперёд, пусть даже ценой незначительного ущемления интересов периферийных этносов (а прежде всего, их самолюбия) – в конечном итоге они всё равно выигрывают. Он не даёт проявиться деструктивным, центробежным силам в лице местечковых «национальных элит», способных разрушить любое государство и пустить насмарку результаты труда нескольких поколений, как это произошло с СССР. При всех стонах национальных меньшинств об их «притеснениях» со стороны державной власти, на самом деле они приобретают многократно больше, нежели теряют. Развивается их культура, наука и образование (которых раньше либо вообще не было, либо были в зачаточном состоянии), появляется промышленность, серьёзно улучшается уровень жизни. Многие национальности избегают опасности уничтожения либо порабощения со стороны агрессивных соседей (так, армяне, грузины и многие другие народы, не прими их Россия когда-то под своё крыло, сейчас уже не существовали бы – они были бы давно истреблены турками). Более того, крупные периферийные этносы получают автономии (это, скорее всего, большая ошибка. Результаты этой ошибки мы сейчас чувствуем на собственной шкуре).
Местечковый же, родоплеменной национализм – явление совершенно противоположное. Он нацелен, прежде всего, на грабёж, на разрушение. Ему совершенно чужд созидательный порыв, движение вперёд, он руководствуется узконациональными интересами (псевдо интересами), его главное стремление – отобрать что-то у держав образующей нации, и поделить между «своими», а на деле получается – внутри «нацелите» (хотя и другим тоже кое-что перепадает).
Главная декларируемая цель – создать «хоть маленькое, зато своё» государствишко, и «чтобы мы там были главными». И это - не средство для последующего созидательного рывка, а именно самоцель. Причём родоплеменных националистов совершенно не интересует, как и на что это государство будет существовать в дальнейшем, после проедания награбленного. Главное – это выгнать со «своей» территории государств образующую нацию (подвергнув её по максимуму всевозможным унижениям и грабежу, а ещё лучше - геноциду), а всё созданное ею – промышленность, инфраструктуру, все материальные богатства – присвоить. В качестве же основного источника доходов своего «государства» многие родоплеменные националисты вполне серьёзно рассматривают, как в средние века, грабёж богатых соседей, как бы «в компенсацию» за многовековое «угнетение» ими. Либо (чаще) – «материальную помощь» со стороны врагов бывшей своей метрополии в качестве оплаты за различные, большие и малые, пакости ей (как правило, сепаратисты, в случае реализации своих планов, сразу же занимают резко агрессивную внешнеполитическую позицию по отношению к бывшему «старшему брату».
Вся политическая история человеческого общества – это, по большому счёту, есть борьба между этими двумя видами национализма, то обостряющаяся, то несколько затухающая, то вспыхивающая вновь. Борьба между силами объединения и силами разделения. национализм державный проявляется со стороны больших, пассионарных этносов, выстраивающих империи и цивилизации. национализм деструктивный, сепаратистский характерен для небольших наций «детского» уровня развития, никогда не имевших настоящей самостоятельности, и, как правило, неспособных к ней. Жизнь показывает, что, отделившись и обретя «свободу и независимость», на самом деле они мгновенно попадают в зависимость (причём зачастую – гораздо более жестокую) от других государств – своих новых хозяев, стремящихся использовать их в борьбе против их бывшей метрополии в качестве платсдарма, «пушечного мяса», разменной монеты. Самостоятельность и независимость «освободившиеся» нации видят не как ответственность за свои действия и средство для развития, для движения вперёд и для экономического рывка; их привлекает именно внешняя сторона – политическая власть и всевозможные привилегии «титульного» этноса перед всеми остальными.
То есть, в «независимости» они видят лишь права, не подозревая о существовании ещё и обязанностей (подобно детям, мечтающим о «свободе», но при этом – чтобы родители продолжали кормить их), и потому, как правило, истинной независимости никогда в итоге не получают. Напротив, новые хозяева, опутав их паутиной долгов и дипломатических обязательств, эксплуатируют их гораздо более жестоко, чем изгнанные совсем недавно «оккупанты». Разумеется, ни о каком промышленном строительстве (кроме добывающих отраслей, если есть что добывать), ни о каком развитии медицины, науки и образования «новые хозяева», в отличие от бывших «оккупантов», и не помышляют. Удел «освободившихся» наций, предавших империи, где ранее к ним относились вполне достойно – вечная зависимость, нищета и «почётная» обязанность быть пешкой в чужой игре. Ибо империя рано или поздно, в том или ином качестве, возродится, если не утрачена пассионарность держав образующего народа, а вот «освободившимся» уже точно ничего «не светит» - конечно, если у держав образующего этноса не хватит глупости вновь принять отщепенцев под своё крыло.
Иногда у дикой, первобытного уровня развития, «маленькой» нации, «угнетаемой» «большой», государств образующей нацией, появляется вменяемый, разумный, и главное – «гуманный» лидер, начинающий легальную борьбу и в итоге поворачивающий в иное русло взаимоотношения этих наций. Точнее, благодаря ему «малая» нация получает признание государств образующей, но национальный эгоизм первой и её наплевательское отношение к последней и к государству, никуда не исчезают. С этого момента начинается прорыв: изменяется тон прессы в отношении к «малой» нации, представители её получают места в парламенте, издаются законы, дающие какие-либо гарантии «малой» нации и де-факто дискриминирующие нацию государств образующую. Заканчивается всё это, как правило, плохо для всех: для «большой» нации, для созданного и обслуживаемого ею государства, и в конечном итоге – для самой «малой» нации, которая без «большой», по большому счёту, существовать не может. «Малая» нация, почувствовав иное к себе отношение, начинает, грубо говоря, наглеть и зарываться.
Сначала перестает, допускается критика в её адрес, даже справедливая (а основания для неё, как правило, всегда есть). Торжествует «политкорректность». Затем – «малая» нация на правах «униженной и оскорблённой» добивается серьёзных для себя привилегий: автономии, причём часто – за счёт ущемления территориальных и политических прав и интересов государств образующего народа; введения квот для неё в вузах, в органах власти, отмены всех ограничений на передвижение и на род занятий на всей территории государства. Полученные права «малая» нация тут же начинает использовать в своих вопиюще эгоистичных целях, и объективно – во вред государству, ибо основными занятиями подобных наций на территории «больших» государств во все времена являлись преимущественно нелегальная торговля, мошенничество и бандитизм. Автономия, созданная в месте наиболее компактного проживания представителей «малой» нации превращается в её исключительное владение, где уже фактически не действуют общегосударственные, «имперские» законы, а население, не принадлежащее к «титульной» нации подвергается всевозможным гонениям, притеснениям и дискриминации. Все руководящие посты в автономии принадлежат, само собой, представителям «титульной» нации, сама автономия становится очагом будущего сепаратизма и рассадником преступности.
Если же автономии не создаётся, наступление «малой» нации на интересы «большой» (то есть «борьба за политические права») всё равно идёт по всем фронтам. Уже не услышишь негативного высказывания в её адрес не только в прессе, но и на улице (за исключением кухонь, где люди всё равно говорят то, что думают), а любая критика в её адрес воспринимается как оскорбление, заслуживающее наказания. Одним словом, наблюдается полное торжество «политкорректности». На этом фоне начинается процесс, напоминающий зеркальное отражение того, что было ранее. Ситуация начинает меняться радикальным образом, разворачиваясь на 180 градусов. Теперь уже государств образующая нация находится де-факто в униженном и дискриминируемом положении, а инородцы – в привилегированном.
В этих условиях, как правило, наблюдается бурный демографический взрыв среди всевозможных «малых» наций; их удельный вес в государстве повышается, осложняя и без того незавидное положение государств образующей «большой» нации. Но самые чёрные времена для последней начинаются тогда, когда умирает, либо по каким-то другим причинам сходит с политической арены всеми признанный политический лидер «малой» нации. О «гуманизме» в борьбе теперь уже нет и речи; теперь идёт уже самое открытое, наглое и жестокое наступление «малой» нации и её пособников по всем фронтам, с использованием террора и этнических чисток. Местами начинается откровенный геноцид, чинимый бывшими «угнетёнными» над своими «угнетателями».
Им припоминаются все старые обиды; на первое место выходит банальный криминал, и только ленивый не стремится использовать «национально – освободительную борьбу» для поправки своего материального положения (правда, ненадолго: вскоре начнётся такая драка и грызня между самими «победителями», что мало никому не покажется). И если государств образующая нация уже развращена и разъедена «демократией» и «общечеловеческими ценностями», если ослаблена нравственно, если утратила чувство национальной самоидентификации и способность к самоорганизации и самозащите, то её участь весьма незавидна. Дело может, закончится физическим истреблением «большой» нации гибелью и расчленением созданного ею государства. Если же существуют внешние силы, заинтересованные в этом и всемерно способствующие дестабилизации обстановки в стране, как в случае с Россией, возможность подобного «летального» исхода для государства возрастает многократно.
Ирония ситуации заключается в том, что, «победившие» своих вчерашних «угнетателей» «малые» нации очень скоро разделят судьбу своих жертв – иного пути у них, с их небогатым набором моральных, интеллектуальных и деловых «качеств», с их склонностью к социальному паразитизму и насилию, с их неуживчивостью, просто не существует. Они не смогут выжить, оставшись в одиночестве, и, в лучшем для них случае, попадают под власть другого имперского народа, находящегося «на взлёте», в худшем – возвращаются в своё первоначальное, «первобытное» в прямом смысле слова, «до имперское» («свободное») состояние, с населением в несколько десятков или сотен тысяч человек и с примитивным традиционным хозяйством.
Ситуация, подобная описанной, складывается, в частности, в Южно-Африканской республике, где чёрное население (с той только разницей, что оно в большинстве; в своем же поведении оно соответствует типичной «малой нации») уже морально готово к избиению белого; единственное, что этому пока мешает – это авторитет признанного лидера чёрного большинства Нельсона Манделы, проводящего «гуманную» линию борьбы, но находящегося уже в преклонных годах. Аналогичная ситуация сложилась и в США, где, благодаря деятельности негритянского лидера Мартина Лютера Кинга за несколько десятилетий «белый» расизм сменился уже агрессивным «чёрным», а удельный вес чёрного населения вырос с 10–12% до одной третьей, и он постоянно растёт. Крайне серьёзная ситуация и в России, государств образующий этнос которой ослаблен до предела, а геноцид его местами уже начался.
Сделаем выводы. Таким образом, есть нации большие и нации малые. Что же их различает, тех, кто выстраивал империи, и тех, кто обречен, оставаться именно «малой нацией» (в том числе и в смысле численности), на роли ведомого, «подшефного»? Что мешает последним самим стать государств образующими, имперскими нациями? Только ли «угнетение» со стороны «больших» наций? Только ли малая численность? Или что-то более серьёзное, какие-то причины глубинного характера? Ведь русские, к примеру, испытали жуткое монголо-татарское иго, когда население Руси уменьшилось в несколько раз, и, тем не менее, не перестали от этого быть нацией имперской. В конце концов, они не только сбросили оккупацию, но и включили бывших оккупантов в состав собственного государства.
Моё мнение таково: нация, являющаяся «малой», обречена, оставаться таковой навсегда. Она никогда не сможет стать нацией «большой», государств образующей, великой - по причинам внутреннего, психологического, ментального характера. Ибо, исходя из исторического опыта, в том числе опыта последней пары десятков лет, можно сделать следующий вывод: для «больших» наций характерна, прежде всего, ответственность, деятельный созидательный порыв и широкий взгляд на мир, а для «малых» – прежде всего узкий этноэгоцентризм, который никогда не даст «малой» нации построить самодостаточное государство и стать «большой», имперской нацией. Она предпочтёт лишь пользоваться благами, надеясь во всём на «старшего брата», и сетуя на «эксплуатацию» и «оккупацию» с его стороны. Если же волею судеб «малая» нация получает «освобождение», то закономерным результатом оказывается её полная неспособность к построению самодостаточного государства, а конечным следствием – попадание снова в зависимость уже к другому имперскому народу.
национализм «малых» наций всегда эгоистичен и деструктивен. Общему государству он несёт только распад и гибель; зло, причинённое «малыми» нациями имперской нации обязательно бумерангом вернётся потом к ним же самим. Даже если так называемая «национально – освободительная борьба» этих наций идёт под флагом отделения от общего государства и создания своего собственного, реальная цель местечковых националистов, в большинстве случаев – вовсе не благо собственного народа (если бы они действительно желали ему блага, то всячески способствовали бы укреплению нормальных отношений с государств образующим этносом), а всего лишь всевозможные привилегии «малой» нации, и себе лично за счёт нации государств образующей, т. е. чистой воды паразитизм.
«Мировая за кулиса» давно уже поняла это различие между «малыми» и «большими» нациями, и использует этот опыт для разрушения неугодных государств, поддерживая «малые» нации против «больших», инспирируя «борьбу за независимость и свободу», внедряя разлагающие «общечеловеческие ценности» и «политкорректность». Если оказать поддержку «малым» нациям в их эгоизме, они смогут разрушить любое государство, в состав которого входят, ничего не создав взамен. Остаётся только «прийти и взять». Что ни говори, за несколько тысяч лет методика «разделяй и властвуй» была доведена мировым Сионом практически до совершенства, и используется сегодня активнейшим образом для устранения конкурентов. К сожалению, наглядный пример использования племенного национализма в разрушительных целях мы имеем сейчас и в лице России.
Русский национализм
Такая ситуация вокруг этого слова возникла в силу определённо складывающейся исторической ситуации, доминирующих идеологических предвзятостей и противостояний. Лживые идеологические трафареты, предпочтения и штампы раз и надолго ставшие привычными, само собой разумеющимися и не подверженными элементарному осмыслению, заменили собой объективность и истину. Пережитки старой идеологии, как отражение старого строя, на протяжении длительного времени живут в сознании людей и изживаются нелегко.
Путаница понятий и ложные определения, рождаемые пропагандистскими выкрутасами, стали до того изощрёнными, что сегодня у нас традиционно «левые» почему-то определяются как «правые» (и наоборот), «коммунизм» ставят на одну доску с «фашизмом», «фашизм» – с «национал-социализмом», «национализм» с «шовинизмом» и «ксенофобией» и т.д.
Прошло ещё совсем немного времени с тех пор, когда только употребление вслух таких слов и словосочетаний, как «Русский», «национальный», «Великая Россия», «национальные интересы», «Слава России!» и т.п., только поднимание тем об ущемлении прав Русского народа в южных и прибалтийских республиках бывшего СССР, о демографической катастрофе, о враждебных действиях западных спецслужб, о деструктивной роли тоталитарных сект, о диктатуре международной финансовой олигархии и т.д. и т.п., автоматически влекло в адрес произносящего такие слова и словосочетания и в адрес поднимающего такие темы предъявления «обвинений» в «фашизме», «черносотенстве», «антисемитизме», «великодержавном шовинизме».
Сейчас вышеприведённые слова и словосочетания и такие темы твёрдо вошли в ежедневный обиход – и в массовое сознание, и в язык СМИ, и в лексикон большинства официальных лиц. И звучат они как само собой разумеющееся. Для того чтобы такое произошло, понадобилось более десяти лет нашей агитационно-пропагандистской работы в определённых условиях, что постепенно влияет на общественные настроения, с которыми волей-неволей приходится считаться и власть предержащим. Приходится – конечно, неискренне, придерживаясь определённой конъюнктуры и преследуя свои корыстные интересы.
Нынешней власти, чтобы удовлетворять свои сугубо шкурные, личные интересы, – контролировать прибыль, получаемую в результате ограбления природных ресурсов, приходится идти на использование "национальной" риторики не из "идейных" соображений, а исключительно из понимания, что только национальная идея способна ещё хоть как-то обеспечить единство разваливающегося государства, что является для неё главным условием удержать этот контроль.
При этом мы не опасаемся каких-то «перехватов лозунгов» и «профанации идей». национализм обязывает к искренности – пустое декларирование отдельных лозунгов и слов из его лексикона сразу заметно и ни к чему не приведёт. Более того, тот, кто фамильярен по отношению к нему, рано или поздно терпит удары высших сил. Происходит ли процесс трансформации нынешней власти в национальную, являются ли они Националистами? Конечно, нет. Напротив того, они враждебно настроены в отношении Национализма. Поэтому вся их околонационалистичес кая риторика будет недолгой, если им только волей-неволей не придётся предпринимать действия в её духе. Тем более ими затрагиваются темы, поднимаемые Национализмом, но не сам национализм как таковой.
Сегодняшний официальный негатив к Национализму и Его Идеологии объясняется политической конъюнктурой и смутным представлением, путаницей понятий, привычными предубеждениями.
Со стороной, которая знает суть предмета, но умышленно и намеренно клевещет на него и предпринимает в отношении его враждебные действия, никаких словесных дискуссий не будет. Но она в подавляющем меньшинстве. Остальным стоит объяснить. На наш взгляд, объяснению, что же есть национализм, во многом поможет разбор и устранение штампов и предубеждений. Это ни в коем случае не оправдания. В чём обычно пытаются «обвинить» национализм и в чём обычно усматривают его отрицательные черты?
Перечислим основные «обвинения» (а их немного).
1) Пропаганда национальной исключительности и национального превосходства, возвышение своей нации над другими и унижение их;
2) ксенофобия и национальная нетерпимость (имеющие выражения, в частности, в таком явлении как «антисемитизм»);
3) агрессивность, насилие, милитаризм, тоталитаризм.
Разберём по пунктам, являются ли вышеперечисленные признаки характерными для Национализма, т.е. неотъемлемыми и исключительно ему присущими. В противном случае, «чему противоречит признак вещи, то противоречит и самой вещи.» Применительно к Национализму пошли эпитеты «радикальный», «респектабельный», «крайний», «цивилизованный», «маргинальный», «мягкий», «дикий», «левый», «этнический», «правый»... Нет, господа, национализм он и есть национализм! Не бывает национализмов «левых», «мягких», «крайних», «красных» и т.д. Любые определения Национализма с подобными эпитетами – это уже не национализм, а что-то другое.
1) Чувство национальной исключительности признаком Национализма является. Но давайте определим это чувство.
национализм представляет явление глубоко «историческое» по своему характеру.
национализм всегда должен связывать свои представления с национальным прошлым, то есть с коллективными воспоминаниями народа. Прошлое воплощает особые ценности и традиции сообщества, без которых не было бы никакой нации, никакой национальной судьбы. Для национализма они являются священными составляющими национального духа, которые следует оберегать и восстанавливать. Поиск «настоящих предков» нации – это составляющая националистического наследия и его озабоченности культурной подлинностью.
Установление подлинности и верная интерпретация уникального этнического прошлого становятся основной задачей националистов. национализм проповедует национальную исключительность для всех без исключения наций, не только для одной. национализм, стоя на принципах уважения к своей нации, к её вере, культуре, истории, неминуемо и логично распространяет такое отношение на все остальные нации и их признаки.
Одновременно мы имеем право что-то принимать и приветствовать или, напротив, что-то отвергать и с чем-то не соглашаться в облике и в образе жизни других наций. Но уважительное отношение сохраняется при этом неизменным. Национализму ценен сам факт национального своеобразия, колорита и самобытности, и он всячески приветствует и отстаивает это. «Не «обрусить» или «оправ ославить» – задача русской национальности, а только сохранить себя, сохранить тот мощный облик, который естественно сложился в веках и который когда-то давал нам победу. Если же проповедуется право на существование только одной (не важно какой – русской, корейской и т.д.) нации, а национальное своеобразие и уникальность других отрицаются, это уже в корне противоречит фундаментальным принципам Национализма. Это уже не национализм, а обычная мизантропия. Это патология.
Тем более что зачастую предпосылкой национального сознания является знакомство с чужой национальностью. Отрицание национального своеобразия влечёт за собою отрицание политической свободы. Такое отрицание затрагивает понятие Национальной Чести. А она не должна оставлять безнаказанными никакие посягательства на свои права. Те же, кто ратует за все смешение и отрицает национальную уникальность, встают на путь откровенного богоборчества (ибо такое смешение противоречит законам природы и биологически невозможно) и одновременно именно они оскорбляют людей по национальному признаку, отказывая им в её наличии.
национализм проповедует национальную исключительность каждой нации, но не стоит на позициях национального превосходства.
Да и чем измерять «национальное превосходство»: степенью влияния на мировую политику и экономику, количеством танков, высших учебных заведений, долей ВВП на душу населения, наконец, моральными характеристиками? Существует столько моралей, сколько и культур, не больше и не меньше. Общечеловеческой морали не существует. Уже поэтому не дело Националиста возмущаться моралью других народов, а нужно учитывать её специфику и, исходя из этого, выстраивать с ними взаимоотношения, а то и не выстраивать их вовсе, имея в виду совместимость или несовместимость характеров и крови. Сравнительные характеристики можно проводить только в границах одного вида.
2) Отринув определение национализма как идеологии «национального превосходства», мы тем самым делаем несостоятельным его «обвинение» в ксенофобии. Ксенофобия изначально не является определяющим признаком Национализма. Ксенофобия характерна, прежде всего, для государственной (не путать с национальной!) политикой ряда стран, идеологией которых национализм не является (демократической Британской империи, СССР времён депортации народов, социалистической Польши и т.д.)
национализм основывается не на ненависти к другому и чужому, а на любви к своему. В противном случае, «национализм» пропадает одновременно с исчезновением предмета ненависти.
В Национализме явление ксенофобии может возникнуть как временное явление только в одном случае – в случае явной угрозы независимости, самобытности и существованию одного этноса со стороны другого этноса.
Применительно к сегодняшней России возникновение такого явления объяснимо. Это объяснимо духовными, демографическими, культурными, политическими, экономическими причинами. Некомплиментарностью (психологической неуживчивостью) коренного населения с пребывающими мечами (нецивилизованные некультурные люди). А также не в последнюю очередь – с наглостью и дерзостью этнических криминальных сообществ, состоящих из не лучших представителей Кавказа, Центральной Азии, стран Африки и ряда других государств. Заметим, кстати, что ксенофобия при этом имеет выборочный, а не тотальный характер.
национализм допускает всякое равноправие, но лишь вне своей черты, и никакого равноправия – внутри неё. За границей, какая бы ни была вера, язык, закон, национальность, мы признаём за ними те же достоинства для их стран, какие признаём за своей верой, языком, законом и национальностью для нас самих. Но внутри России мы искренне не можем допустить подобного равноправия... Ведите себя дома как вам угодно, считайте себя равными или даже высшими нас существами, но как только вы приходите в соприкосновение с нашими порядками жизни, вы обязаны им подчиняться.
национализм постоянно осознаёт и культивирует позитивное чувство принадлежности к своей нации, её признакам и принципам. Националистическое чувство не предполагает ненависти к другим (чужим). Ксенофобия не является признаком Национализма.
Что касается «антисемитизма». В своё время мы уже отмечали неточность этого термина, но думаем, читатель в принципе улавливает смысл, стоящий за этим словом. «Антисемитизм» и национализм – явления сугубо отдельные. «Антисемитизм» ни в коем случае не является признаком Национализма, а национализм – не синоним «антисемитизма». Существует такое сильное и зрелое явление как Еврейский национализм.
Между нашими нациями (русскими и евреями) создано и внедрено чуть ли не на генетическом уровне столько мифов и предубеждений по отношению друг к другу, что порой теряется надежда на их полное преодоление и исчезновение.
Обе стороны боятся (или стесняются?) сделать первый шаг – одни из опасений быть обвинёнными в связях с «проклятыми антисемитами и фашистами», вторые – из боязни уличения себя в «продажности мировому заговору сионистов». Такова нечеловеческая сила Мифа.
Все эти годы наши «профессиональные антисемиты» почему-то отождествляли свою политику с политикой Национализма. Еврейские «профессиональные антифашисты» любое проявление Русского Национализма все эти годы отождествляли с «антисемитизмом».
Конечно, не учитывать «еврейский фактор» и степень его влияния в современной политике, экономике, культуре, мягко говоря, недальновидно. Мы достаточно подробно и глубоко изучали этот «вопрос». И у нас по этому «вопросу» вопросов нет. Все свои вопросы любая нация должна решать сама. И за свой счёт.
В то время, когда лучшая часть еврейской нации героически воюет на очередных Голанских высотах, отстаивая своё право на существование, метр за метром отвоёвывает у пустыни землю, возделывая поля, другие её части заняты собственным обогащением на российских просторах или откровенно предают своих, пребывая в Нью-Йорке, Лондоне или Брюсселе.
Конечно, мы не склонны питать никаких иллюзий и стараемся достаточно реалистично смотреть на вещи, но парадокс ситуации заключается в том, что Израиль на сегодняшний день, объективно, – это форпост европейской цивилизации на Ближнем Востоке. Да, цивилизации больной, ослабленной, требующей лечения, но – нашей цивилизации! Если бы этого сдерживающего фактора сейчас не было, процесс уничтожения Цивилизации Белой Расы путём заселения Европы народами, агрессивно исповедующими совершенно иные и даже противоположные ценности, ускорился бы в несколько раз и стал бы совершенно неуправляемым и неисправимым.
Одновременно мы знаем, представители, какой нации громче всего трубили о «толерантности» (предполагая, что с выгодой для себя), пытались определять и даже возглавлять европейскую миграционную политику последних десятилетий, плоды которой, в конечном счете, стали угрожать и ей самой. Ко всему прочему, у нас, Националистов, не может не вызывать симпатию государство, в основе которого заложены идеи Национализма, понимание, что такое нация и принципы её сохранения и развития. Хотя в последнее время эти основы пытаются разрушить многочисленные «совки», привыкшие и в бывшей Совдепии и в нынешней Эрэфии, а теперь в Израиле только числиться евреями, не соблюдающие еврейскую традицию и даже враждебно к ней настроенные. Усиление этих сил – это гибель Израиля.
3) Идеология Национализма должна насколько можно более адекватно показывать и объяснять окружающее человека, выявлять и следовать божественным, то есть естественным законам, а не ублажать чьи-то фантазии и привычки и следовать чьим-то иллюзиям.
национализм, когда он проявляется как инстинкт самосохранения в момент угрозы существованию нации, естественным образом обретает воинственный образ. Исходя из опыта последних лет: США и Великобритания, - какие государства? Правильно, демократические. Какую внешнюю политику они ведут? Правильно, агрессивную и милитаристскую. Можем ли мы, исходя из этого, классифицировать данные государства как националистические? Правильно, не можем. Можем ли мы признать характерными, определяющими признаками демократии агрессию и милитаризм? Тоже нет.
Кто-то пытается усмотреть в Национализме разрушительные тенденции. Что можно ответить? национализм внешне может проявлять себя достаточно широко, – как консервативно, так и революционно, в зависимости от складывающейся ситуации. Сегодняшний Русский национализм – это Революционное Движение, обусловленное к тому же ситуацией национально-освободи тельной борьбы. Но в своих стремлениях и действиях он всё-таки идёт по пути созидания. Его идеи воспринимаются по-новому, они волнуют, как порыв свежего ветра в душную погоду. Отождествлять национализм с фашизмом могут только люди злонамеренные или, что чаще, мыслящие пропагандистскими клише советского Агитпропа. Фашизм Италии Муссолини (а только он и есть, собственно, фашизм) – явление итальянское, но не националистическое, а социальное. Понимание Нации с позиции Крови не входит в идеологию фашизма и в принципе чужда ему. Мало того, Нация в фашизме, – категория, полностью подчинённая идее Государства. «Не Нация создаёт Государство, наоборот – Государство создаёт Нацию», «Всё для Государства, ничего против Государства!» – вот постулаты фашизма.
Нас, Националистов, могут привлекать отдельные фрагменты внешней эстетики фашизма (равно как и ряда других идеологий), но мы чётко должны определять коренные различия между Национализмом и фашизмом.
Ценностной основой Национализма является Нация. Нация, как источник и носитель определённых характеристик и ценностей. Всё остальное – Государство, модели государственного устройства, экономическая политика и т.д. – всё подчинено Идее Нации, её сохранению и развитию.
Национализм в России
Частичная реабилитация идей русского национального самосознания («национал-большевизма») произошла в правление Сталина, пытавшегося соединить русский патриотизм с государственным социализмом и программой модернизации; однако политическая субъектность русского народа восстановлена не была, а идеолог политический синтез оказался неорганическим. В период так называемого «застоя» русская национальная идея осталась уделом небольшой группы подвижников из среды интеллигенции, а в период «перестройки» поощрялись проявления любого «национальные проявления», помимо собственного русского, что заметно снизило потенциал «русской национальной идеи». Путин и Медведев, введя «русский национализм» в рамки политического и идеологического дискурсов, используют национальную идею в сугубо «инструментальных» целях. В силу этого, национализм был и остается в России своеобразной «tabula rasa», оставляя широкое поле для всевозможных теоретических толкований.
Сегодня можно говорить о трех направлениях в изучении национализма в российской этнополитологии:
1) Это «голый» инструментализм, утверждающий положение о том, что национализм искусственно изобретается и насаждается национальными элитами в корыстных корпоративных целях как инструмент борьбы за власть и влияние. Чаще всего утверждается, что нация и национализм - иллюзии и изобретения академиков-схоластов в угоду «этническим предпринимателям». Наиболее последовательные представители такой трактовки нации и национализма – А. Г. Здравомыслов и В. А. Тишков.
2) Это направление, наиболее близкое к западному «конструктивизму», представляет собой серьезное течение научной мысли, стремящееся раскрыть корни и основы этого явления, его формы и образы в России. Л. М. Дробижева, В. В. Коротеева, З. В. Сикевич, Г. В. Старовойтова стремились (и стремятся) показать всю сложность, многогранность и неодначность национализма, его свойств и отношений, отказывающееся сводить его сущность только к этнократизму, этноцентризму, расизму и др. и рассматривать как однозначно негативное явление;
3) Наконец, национализм рассматривается и с позиций интегральной теории нации, которая стремится и способна раскрыть его культурно-психологическую природу, идеологические и политические свойства.
Не претендуя на создание интегративной концепции национализма, автор попытается выделить некоторые существенные его черты, которые призваны помочь ему в дальнейших рассуждениях о судьбах этого явления в России.
Явление национализма крайне многообразно, и само это явление одновременно выступает сразу во многих ипостасях – одновременно как освободительное движение, национальная идеология, этнопсихологический феномен. Известный российский социолог и этнополитолог Л. М. Дробижева пишет, что «суть национализма состоит в том, что это одновременно и политическое движение, стремящееся к завоеванию или удержанию политической власти, и политика, оправдывающая такие действия с помощью доктрины приоритета интересов и ценностей нации».
Исследователь параллельно отмечает, что национализм – это не только идеи и соответствующая им политика, но и система ориентаций, чувств. Поэтому источником, которые его питают, могут быть реальные обстоятельства, события, так восприятие их – т.е. переживания людей. Следуя этой логике, автор предлагает рассматривать национализм как своего рода ситуационную экзистенциальную идеологию, возникающую в определенных условиях места и времени в ответ на вызовы интересам определенного этноса или этнонации, и содержащую в себе определенный ответ на эти вызовы. Формы и конкретное идейно-политическое содержание националистических доктрин могут при этом изменяться, однако «экзистенциальное ядро», связанное с жизненными интересами определенной этнообщности, остается в своих основаниях неизвестным.
Как в истории политической мысли, так и в современной политической науке существуют различные подходы к пониманию его природы национализма:
1) С позиций марксистского учения национализм рассматривается как продукт мелкобуржуазного сознания и мелкобуржуазной ограниченности, предрассудок, который должен преодолеть освободившийся пролетариат - общность социально экономического положения и интересов пролетариев всех стран гораздо сильнее и важнее, чем их национальные различия;
2) С точки зрения ряда представителей школы психоанализа (Э. Фромма, Т. Адорно, М. Хоркхаймера и др.) национализм - это возрождение и возведение в культ элементов первобытного родового мышления, “откат” от цивилизации в сторону варварства и дикости, т.е. безусловно, отрицательное явление;
3) По мнению известного французского социолога, Алена Турена, национализм - это реакция архаического, отсталого племенного сознания на распространение в масштабах всего мира достижений индустриальной цивилизации и массовой культуры – т.е. глобализации, стирающей национальные особенности и различия;
4) С точки зрения сторонников упоминавшегося социологизаторского подхода, национализм - это идеология, созданная лидерами национальных движений и меньшинств с целью добиться власти для себя и привилегий для представляемых ими народов;
5) Положительная трактовка национализма рассматривает его как естественного проявления духа и исторического самосознания народа, а также способ отстаивания его естественное проявление национального жизненных интересов (так понимали природу национализма лидеры многочисленных национальных освободительных движений стран “Третьего мира”, русские мыслители славянофильского направления, и др.).
В структуре национализма как политической идеологии и политического мировоззрения соответственно можно выделить:
1) Фундаментальная идея (идея национальной исключительности, исключительности национального языка и культуры, идея исключительных прав, прав на независимость, на определенную территорию);
2) Идеализированный образ собственного этноса или нации как монолитной исторической общности – носителя определенных идеализированных качеств, которые отличают ее от всех других этнических общностей;
3) Образ враждебных (либо конкурирующих) этносов или государств, которым приписываются негативные черты и намерения;
4) Эпическая версия национальной истории, прославляющая достижения нации и принижающая ее конкурентов и противников;
5) Образ вождей и героев-мучеников, воплощающих в себе лучшие черты собственного народа, а также образ его гонителей и палачей, наделенных характерными негативными чертами;
6) Национальные ценности, выступающие в качестве концентрированного и неизменного выражения интересов собственного этноса, а также комплекса предъявляемых к его моральному облику и поведению требований;
7) Поведенческие установки – от пропагандируемых стереотипов национального поведения до разработанных программ действий национальных движений в конкретных ситуациях;
8) Идеологические доктрины и программы национальных движений;
9) Технологии этнической мобилизации, используемые лидерами национальных движений.
Не рассматриваемый в качестве однозначно негативного явления, национализм способен выполнять в общественно-политической жизни ряд значимых позитивных функций, и в том числе:
1) Интеграционную – последний способствует интеграции этнических общностей в ситуации угрозы, кризиса и масштабного «исторического вызова»;
2) Стабилизирующую – на время способствует стабилизации политических систем благодаря консолидации вокруг национальной идеи;
3) Идентификационную – позволяет индивиду определить свою национальную идентичность посредством соотнесения с националистической (национальной) идеологией, содержащимися в ней идеями и ценностями;
4) Мобилизационную – осуществляет этнополитическую мобилизацию благодаря выдвижению этнополитических программ;
5),Программирование этнических действий – формулирует программы и повестку дня для национальных движений;
6) Патерналистскую (защиты национальных интересов) – активно претендует на защиту ущемленных интересов этнических групп, мобилизует для этих целей общественное мнение, людей и ресурсы.
Весьма разнообразна существующая в современных условиях типология национализма как политического движения и формы политической идеологии:
В соответствии с различными критериями разные мыслители выделяют отдельные виды национализма:
1) Французский социолог П. Бирнбаум соответственно выделяет культурный и государственный национализм:
а) культурный связан с отстаиванием всего того, что выражает национальную специфику определенного народа – то есть с защитой языка, культуры, самосознания (таков германский национализм, для которого духовное и культурное единение немцев важнее их пребывания в едином государстве);
б) государственный национализм нацелен на отстаивание силы и величия национального государства и нации, при котором культурные, языковые и др. моменты отходят на второй план (таков, к примеру, французский национализм, направленный на защиту «государства – нации»).
2) Русский филолог, философ и историк, один из основоположников и теоретиков евразийства Н. С. Трубецкой подразделял национализм на истинный и ложный:
а) ложный - это национализм народов, стремящихся обрести собственное государство с целью войти в мировое сообщество, стать европейской державой и растворить свою культуру в “общечеловеческой” (многочисленные “либеральные космополиты”);
б) истинный национализм - нацелен на защиту исторических традиций и культурной самобытности определенных народов, недопущение их ассимиляции (поглощения) Европой и Западом (его примером может послужить учение славянофилов в России).
3) Другой видный русский мыслитель - один из основоположников “легального марксизма” экономист, философ и социолог П. Б. Струве, в свою очередь выделял национализм творческий и охранительный:
а) Охранительный национализм, по Струве, заключается во всемерном ограждении определенного народа государством от конкуренции со стороны других стран и народов, создании ему искусственных привилегий и административном ограничении национальных меньшинств (таким был великодержавный национализм правящих кругов Российской империи, современных прибалтийских националистов, и т.д.);
б) Творческий национализм, не боящийся конкуренции, состоит в создании наиболее благоприятных условий для экономического, политического и культурного развития своего народа, при открытом его соперничестве с другими странами и народами. Именно такой национализм, по мнению мыслителя, наиболее близок демократии. Можно сказать, что в этом случае мы скорее имеем дело не с национализмом, а с патриотизмом.
В. И. Ленин в соответствии с классовым подходом соответственно выделял:
1) национализм господствующих наций – реакционный, тесно связанный с интересами господствующих классов, империализмом и колониализмом, с которым пролетарии должны активно бороться;
2) национализм угнетенных наций – связанный с идеями национального и социального освобождения, прогрессивный и заслуживающий поддержки пролетариев других стран.
Более общие классификации соответственно выделяют различные виды национализма в зависимости от взаимосвязи с определенной идеологией:
1) Интегральный (фундаменталист кий) национализм – претендующий на наиболее полное и последовательное выражение интересов нации, на синтез существующих в ее рамках идеологии в единую национальную интегративную идеологию (С. Ниязов, Д. Дудаев, З.Гамсахурдиа и др.);
2) Национал-либерализм (М. П. Драгоманов, С. М. Соловьев, Н. А. Бердяев, П. Б. Струве) – пытающийся соединить ценности свободы и национальные интерес, рассматривающие политические, экономические и личные свободы как условия прогрессивного развития определенной нации;
3) Национал-консерватизм (Ж. де Местр, Л. де Бональд, К. П. Победоносцев, М. П. Катков, Д. А. Толстой, П. И. Гучков, П. А. Столыпин и др.) – идеологии, усматривающие национальный идеал в идеализированном прошлом, увязывающие его с неизменными основополагающими ценностями (монархия, религия, аристократия, патриархальный дух и др.), которые необходимо сохранить от любых нововведений;
4) Национальный социализм ("Пруссачество и социализм" О. Шпенглера, сходные по смыслу и духу идеи К.Леонтьева) – идеологическое течение, полагающее социализм (понимаемый в немарксистском духе) выражение наиболее типичных свойств характера определенного народа;
5) Национал-радикализм – разновидность этнической идеологии, для которой характерны склонность к быстрым и глубоким переменам, использованию этнического насилия, мобилизация масс.
В зависимости от отношения к религии также выделяется:
1) Светский национализм – имеющий свою основу в светской, общегражданской идеологии (национализм К.Ататюрка);
2) Религиозный – использующий в качестве идейной опоры определенное вероучение, которое рассматривается как квинтэссенция ценностей определенного народа (А. Хомейни).
Национализм в российском политическом дискурсе
Современная российская политическая реальность, между тем, с особой остротой ставит вопрос о политическом самоопределении «государств образующей» нации РФ. Существует ли в современных «постмодернистских» условиях российская нация, или она уже давно представляет собой условную и виртуальную величину, успешно подкармливаемую производимыми в рамках официальной пропаганды «идеологическими симулякрами»? Воспроизводится ли в современных условиях национальное самосознание русских, и если да, то в каком направлении оно трансформируется?
Способны ли русские в современных условиях к политической консолидации и созданию массового национального движения, или обречены, быть объектами манипуляции и жертвами «объективно-неизбежных», как полагают некоторые, процессов фрагментации и распада? Как возможна подобная национальная консолидация в условиях кризиса или глубокой деградации всех базовых социальных институтов – семьи, школы, морали, государства, труда и трудовой этики? И, наконец, не являются ли современная гипертрофия государственного начала в российской политической жизни следствием низкой способности русских к национальной самоорганизации, а кричащее торжество «официального патриотизма» – результатом их неспособности к выработке целостного политического мировоззрения, выражающего национальные интересы?
Следует признать, что современные русские – общность без интегрированного национального самосознания, со сравнительно невысокой способностью к консолидации и созданию собственной версии национальной идеологии вследствие переживаемых ею кризисов. Ведущиеся с начала 1990-х годов дискуссии так и не дали ответа на вопрос, какую модель национального самосознания и какого рода национализм (понимаемый в смысле этнического самолюбования концентрированного выражения национальной идеи) – государственный, этнический или культурный – следует взять за основу все еще молодой русской нации? Неясно также, какой должна быть сама эта нация – политической, культурной, или же собственно интонацией. И если все же стратегический выбор России все же предполагает создание национального государства, то какой тип элиты соответственно для этого необходим – действительный национальный политический класс либо корпорация «космополитических менеджеров», последовательно «растворяющих» Россию как государство в глобальных измерениях?
Какой же, с точки зрения автора, тип национализма (в позитивном смысле) и национального движения сегодня необходимы России?
Национально-культурное, связанное с исторической идентичностью национальное движение, опирающееся на начала самоуправления и гражданской самоорганизации, нацеленное на эволюционную трансформацию государства и власти с учетом долгосрочных национальных интересов и готовое к «прагматическому диалогу» с теми сегментами российской элиты, которые способны выдвинуть либо поддержать конструктивную общенациональную политическую программу. Ибо национал-радикалам нужно понять, что революция снизу в России сегодня практически невозможна, а революция «сверху» либо «реформы снизу» затруднительны в силу колоссального влияния правящего класса России – бюрократии, Поэтому единственный конструктивный путь – конвергенция национального движения и патриотически и прагматически настроенной части российской элиты, воспринимающей современную Российское государство не как своеобразный полигон или трамплин, но как ключевой фактор собственного политического выживания.
Результатом этой конвергенции должен стать обновленный русский (и одновременно российский) национализм, который, должен быть одновременно культурным и государственным, опираясь на культурные традиции русского и других населяющих Россию народов, и одновременно проявляя уважение к традициям государственности. Ибо «без государственный национализм» означает исторический тупик для русской нации, а выдержанный в квазиимперском духе отказ от признания национально-культурного разнообразия существенно обеднит творческий потенциал нации.
Обновленный национализм должен быть одновременно государственным и гражданским, ибо многовековое игнорирование гражданского самоорганизующегося и самоуправляющегося начала в истории России выхолащивало содержание любого национального ли патриотического чувства.
Он должен выступать как одновременно творческий и охранительный – то есть быть творческим с точки зрения развития жизненных сил нации, и охранительным – с точки зрения защиты базовых ценностей страны – народа, территории, культуры и языка, экономических ресурсов.
Он также должен сочетать в себе элементы национал-консерватизма (последовательная защита национального достояния во всех областях и сферах жизнедеятельности), национал-либерализма (утверждая свободу народа в целом и каждого гражданина в отдельности) и социализма с национальным лицом (проявляя уважение к принципам социальной справедливости, укорененным в политической культуре России).
Новый русский национализм должен принципиально решить для себя вопрос об отношении к Империи и к «имперской», разведший по сторонам современных патриотов. Русский национализм должен отвергнуть империю в смысле создания и поддержания безликой бюрократической без национальной (антинациональной) структуры, эксплуатирующей ради своих целей творческие силы русского и других народов. У русских нет ни сил, ни ресурсов, ни интереса для реализации подобного проекта. Вместе с тем, русский национализм призван генерировать собственный неоимперский проект, рассматривающий Россию как «союз народов» вокруг единого государственного стержня, где русские как основатели и гаранты единства этого государства обладали бы особыми правами и ответственностью, обеспечивая полноценную реализацию прав и интересов всех населяющих страну этносов.
Русский национализм, осознавая свою неразрывную духовную связь с православием и Русской православной церковью, все же должен быть ориентирован на построение светской нации и светского по форме национального государства. Однако, с учетом опыта ряда других государств, православная церковь (как и другие традиционные конфессии) имеет право на особые отношения с государством, что налагает на нее в то же время известную ответственность за моральное состояние обществе.
С точки зрения различных оттенков политического темперамента России необходим национальный центризм, избегающей любых политических крайностей, ибо национал-радикализм в любых его проявлениях всегда провоцирует ответный национализм, что в принципе губительно для любой многонациональной страны.
Именно такой обновленный национализм, понимаемый в творческом и созидательном ключе, по мнению автора, способен дать подлинный национальный ответ на «вызов истории», и предоставить стране долгосрочные ориентиры развития.
Проблема национализма
История дает множество примеров национализма. Так, национализмом можно считать политику Древнего Рима, направленную на подавление «варварских» народов, навязывание им имперской идеологии. Римские культурные, духовные и политические ценности провозглашались высшими, важнейшими, а те, кто не признавал их, считались людьми второго сорта, против которых велись беспощадные войны. Не бралось во внимание то, что варварские народы создали собственную самобытную культуру, во многом гораздо более интересную, чем римская. В позднеримскую эпоху ситуация изменилась, и представители неримских народов и народностей стали играть в империи заметную роль. Римская империя рухнула, и на ее обломках появились новые государства, население которых было столь разным по этническому составу, что имперский национализм растворился.
Гораздо более яркий и близкий исторический пример — германский нацизм, который был крайним, оголтелым проявлением национализма.
Разрушенная до основания экономика, всеобщие безверие и апатия, безработица, — такой была Германия, потерпевшая поражение в Первой мировой войне. Что могло спасти страну, катящуюся в пропасть? К власти пришел Гитлер, который внушил немцам мысль об их превосходстве над всеми прочими народами. Эта идея, которая сегодня кажется дикой, нашла множество сторонников, как в Германии, так и за ее пределами. Нацизм стал господствующей идеологией Третьего рейха. К счастью, сам рейх просуществовал недолго — чуть больше десяти лет. Это-то и спасло Европу от гибели.
В чем же заключалась сущность германского нацизма? Идеологи Третьего рейха провозгласили немецкую нацию высшей ценностью, ради блага которой можно было идти на все. Причудливая фантазия нацистов наделила некоторые народы поистине демоническими чертами. Евреи и цыгане оказались людьми, стоящими вне закона и подлежащими немедленному уничтожению, славян было решено оставить в живых, но лишь как дешевую рабочую силу. Сильное раздражение Гитлера вызывали также негры и мулаты.
Немцы «заболели» нацизмом. Это была настоящая эпидемия. Вместо того чтобы заниматься действительно важными для народа делами, «фюреры» разных рангов разыскивали среди граждан страны «неблагонадежных», многие из которых были виновны лишь в том, что среди их предков оказывались не только чистокровные немцы. национализм погубил Германию. Логическим следствием идеологии Третьего рейха стало завоевание «жизненного пространства», которое обернулось изнурительной войной на Востоке. Однако Гитлер просчитался: объединенные силы союзников разгромили войска Третьего рейха и их союзников в Европе, Африке, Азии, на Тихом Океане. Так немцы излечились от национализма.
Сегодня мы наблюдаем возрождение нацизма — неонацизм. Разумеется, сторонников неонацизма нельзя считать серьезной политической силой, ведь с ними не станет сотрудничать ни один серьезный политик. Однако сама идея возрождения нацистской идеологии выглядит пугающе. Сегодня в Европе живется хорошо, и никто не поверит в то, что идеи национального превосходства способны сделать людей счастливыми. А если жизнь европейцев резко ухудшится? Чувство национального превосходства — заразная болезнь, которая распространяется так же быстро, как чума или холера, ведь недаром нацизм называют «коричневой чумой».
Народы бывшего Советского Союза (особенно белорусы, украинцы, русские) в полной мере пережили ужас нацистского вторжения. Тем более поразительным кажется то, что националистические идеи прорастают и на этой почве. Отдельные политики и целые организации провозглашают идеи национальной исключительности. Они умело путают среднего гражданина, выдавая национализм за патриотизм.
На мой взгляд, сегодня опасность зарождения нацизма в нашей стране невелика, но то, что эта бесчеловечная политическая доктрина до сих пор существует, а число ее сторонников не убывает, наводит на невеселые размышления. Неужели человечество не в состоянии усвоить уроки недавнего прошлого? Неужели призыв Юлиуса Фучика «Люди, будьте бдительны!» прозвучал зря?
Национализм эссе
Государственная служба, образование, схожее положение в обществе и цели, преданность монарху – всё это вело высшее сословие к осознанию особого единства. Теперь это было единство не на основе этнической общности или феодальной верности, но принадлежности к политическому организму – нации. При этом вход в неё, на первоначальном этапе, был открыт для дворян самых разных этносов. Единственное, что от них требовалось – это полная и безоговорочная лояльность по отношению к тому политическому организму, частью которого они хотели стать, и ассимиляция с ним: биологическая, культурная, лингвистическая. Таким образом, русская политическая элита, например, пополнялась немцами, шведами, поляками, татарами, кавказцами и др., переходившими на службу к русскому царю. Можно назвать это переходным типом от сословного строя к классической нации – сословной нацией. Низшие сословия не входили в нацию и не воспринимали себя как её часть, хотя этническое тождество народа и дворянских выходцев из него прекрасно понималось.
Дальнейшее развитие техники вело к социальным изменениям. Переход от профессиональной к призывной армии, а также введение всеобщего начального образования приводили к унифицирующему эффекту на региональные различия народов, давали им представление о национальном единстве через изучение истории. Вместе с тем, это несло огромные проблемы для полиэтнических государств. Если до этого сравнительно небольшой слой инородческой аристократии мог без особых проблем отказаться от своей идентичности в пользу официальной, то теперь необходимость состояла в переформатировании целых народов: сотен тысяч, миллионов, десятков миллионов человек!
За этой непосильной задачей надорвались Югославия, Германия, Россия, Австро-Венгрия, Османская империя, Чехословакия. Сносно образование национальных государств пережила только Британия, потерявшая Южную Ирландию.
Причиной восстания малых народов послужил банальный инстинкт самосохранения. Принуждение этноса к существованию в чуждых для него условиях неизбежно приводит к его, может быть и медленной, но ассимиляции. Если народ титульной культуры достаточно силён, он может подавить другие. Если нет – страна развалится под взрывом национально-освободительного заряда. История последних веков – это история становления и гомогенизации национальных государств.
К сегодняшнему дню стандартная нация характеризуется общим этническим происхождением, культурой и лояльностью по отношению к своему национальному государству. Исключения очень редки (США, Швейцария) и Россия с русским народом, по признанию зарубежных историков, туда не входит. Русские, как нация, наряду с большей частью восточноевропейских народов формировались на этнической основе. Более того, если многие другие народы Восточной Европы получили собственную государственность, в рамках которой они могли завершить нациестроительство, после Первой мировой войны или в конце XX века, то русские не имеют государственности до сих пор. Гражданский характер русской нации – миф, не имеющий под собой оснований. Русские не имеют опыта строительства гражданской нации, потому что ни Российская империя, ни РСФСР, ни РФ не являлись/ются национальными образованиями русского народа. Этнический фактор для становления русской нации, как минимум, не меньше, чем других народов Восточной Европы.
Являясь наиболее обширной общностью, в рамках которой большая часть людей может испытывать коллективное чувство, нация стоит на пути господства мирового интернационального капитала. В частности, европейские элиты, взявшие курс на создание Единой Европы, породили из своих недр концепцию мультикультурализма. Смысл её заключается в том, что необходимость культурной и этнической интеграции в нацию для инородных элементов отбрасывается в сторону, а единственным критерием становится лояльность по отношению к государству. Подобная политика ведёт к усилению гражданского противостояния, когда в одном государстве предлагают ужиться порой своершенно отличным друг от друга общностям. По-другому это можно назвать демонтажем сложившихся наций, и в перспективе это может привести к хаосу и большой крови, что сейчас уже очевидно многим. Ту же самую концепцию под знаменем Евразийской империи пытаются навязать и русским.
Хотя в нашей стране есть слой людей, желающих восстановления империи, нет никаких серьёзных причин считать, что это возможно. История с завидным постоянством демонстрирует нам скорее процесс распада полиэтничных образований на национальные государства. Весьма сомнительно, особенно в связи с усилением русского национализма, что у нас процесс пойдёт в противоположную сторону. При этом развал страны, которым любят пугать сторонники империи, в государстве, где титульная нация составляет до 80%, представляется делом немыслимым и невозможным.
Национализм и патриотизм
Возникновение нации с необходимостью предполагает появление «национальной идеи». Но когда нация формируется по признаку принадлежности к социоисторическому организму, национализма в привычном понимании этого слова не возникает. Национальная идея в таком случае не предполагает противопоставления людей по признаку этнической принадлежности. Это отнюдь не означает отсутствие вообще какого бы то ни было противопоставления групп людей в пределах социоисторического организма. Но это — противопоставление не одного этноса другому, а людей, отстаивающих интересы своего отечества, людям, которые выступают в разрез с этими интересами, т.е. подразделение населения социоисторического организма на патриотов и анти патриотов.
В эпоху складывания централизованных государств в Западной Европы в качестве антинациональной силы выступали те представители класса феодалов, которые противились этому процессу, независимо от их этнической принадлежности. В годы Великой Французской революции нацию составили все те жители этой страны, которые боролись за ее революционное преобразование, опять-таки независимо от своей этнической принадлежности. В их числе были и этнические французы, и эльзас-лотарингцы, и корсиканцы и т.п. Объединяла их принадлежность к непривилегированному, «третьему» сословию.
Еще в январе 1789 г. Эмманюэль Жозеф Сийес (1748 — 1836) в знаменитой брошюре «Что такое третье сословие?» прямо заявлял: «...Третье сословие обнимает все, что относится к нации; и все, что не заключается в третьем сословии, не может считаться частью нации». В ходе революции в качестве врагов нации выступила значительная часть дворян, которые в большинстве своем были этническими французами. Логика борьбы привела к тому, что многие из них покинули Францию и вступили в ряды иноземных армий, боровшихся против их бывшего отечества.
Почти все они субъективно продолжали считать себя патриотами. Ведь они, как это им представлялось, сражались не против Франции вообще, а лишь против новой, революционной Франции. Они вели борьбу за Францию, но только не новую, а старую, дореволюционную, которая продолжала оставаться для них отечеством. Но вопреки их субъективным представлениям, к этому времени существовала только одна Франция — новая. Никакой другой не было. И поэтому, хотели они этого или не хотели, они стали предателями, оказались вне отечества и вне нации. То же самое произошло с и теми этническими русскими, которые в союзе с иностранными интервентами сражались в годы Гражданской войны 1918—1922 гг. в России против советской власти. Белоэмигранты оказались за пределами отечества и вне русской нации.
Но главное не в том, что после революции другого отечества, кроме нового, не существовало. Ведь в предреволюционное время тоже существовало одно отечество, причем со старыми порядками. И революционеры боролись против этих порядков. С чисто формальной точки зрения получалось, что они боролись против своего отечества. И, как хорошо известно, сторонники старого режима нередко обвиняли революционеров в анти патриотизме, в измене отечеству и т.п. грехах. Но это были фальшивые обвинения.
Суть дела в том, что интересы социоисторического организма, т.е. отечества, требовали изменения общественного строя. И поэтому те люди, которые боролись за коренное преобразование социора, служили интересам отечества, были патриотами. Революционеры всегда патриоты, истинные патриоты. К революционной борьбе их побуждают не просто интересы тех или иных классов, а патриотизм.
«Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? — писал В.И. Ленин, — Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всех работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т.е. 9/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты... И мы, великорусские рабочие, полные чувства национальной гордости, хотим, во что бы то ни стало свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии...».
Среди революционеров могут быть представители господствующего класса, заинтересованного в сохранение существующего строя. Это люди, которые поставили интересы своего отечества выше интересов своего класса. Они изменили своему классу во имя служения отечеству. Прекрасный пример — декабристы. Что же касается врагов революции, контрреволюционеров, то они всегда, независимо от своих субъективных намерений, переживаний, — враги отечества, предатели нации.
Национальная идея при том варианте развития, который имел место в Западной Европе, была идеей патриотической. Она выражала реальные интересы того или иной социоисторического организма и была явлением прогрессивным. Существование объективных интересов социоисторического организмов, которые представляют собой одновременно интересы, если не всего его населения, то значительной его части, есть несомненные факт, по крайней мере, для истории нового времени. Этот факт, к сожалению, нередко игнорировался многими марксистами, делавшими упор на классовые интересы.
Но это отнюдь не значит, что патриотическая, или социорнонациональная (соционациональная) идея всегда была явлением только позитивными. Нередко она использовалась для прикрытия своекорыстных интересов правящих классов или даже просто тех или иных клик. В случаях несправедливых войны, особенно колониальных, патриотическая идея были маскировкой и оправданием всевозможных преступлений и иных мерзостей. Об этом лучше всех сказал в свое время великий американский писатель Марк Твен (наст. имя и фам. — Сэмюэль Ленгхорн Клеменс, 1835 — 1910) в замечательных памфлетах, среди которых особо выделяются «О патриотизме» (1900; 1923) и «В защиту генерала Фанстона» (1902).
В самое последнее время среди наших публицистов, именующих себя демократами, но в действительности выражающих интересы российской компрадорской буржуазии, стало необычайно модным приводить изречение английского писателя Сэмюэля Джонсона (1709—1784): «Патриотизм — последнее прибежище негодяя». Но вопреки их трактовке С. Джонсон осуждает не патриотизм сам по себе, а использование лозунга патриотизма для прикрытия грязных делишек.
Когда нация строится по признаку не социорной, а этнической принадлежности, «национальная идея» всегда предполагает политическое, а нередко и правовое противопоставление людей, образующих разные этносы. Не буду долго задерживаться на национализме господствующего этноса, одновременно образующего и нацию. Это явление всегда отрицательное и только отрицательное. Национальная идея в таком случае служить оправданием и обоснование привилегированного положения данной группы людей, ее нрава на притеснение и дискриминацию всех других этнических групп.
В национализме дискриминируемого этноса выражается его стремление покончить с своим приниженным положением. В этом смысле в нем есть демократическое, позитивное содержание. И если бы данная идеология этим бы исчерпывалась, если бы лозунгом такого движения было полное равенство всех людей, независимо от их этнической принадлежности, то собственно нельзя было бы назвать ее национальной, тем более националистической.
Но так, обычно, никогда не бывает. В национализме притесняемой этнической общности почти всего присутствует его противопоставление всем остальным этносам, прежде всего господствующему. И когда программой движения является требование территориальной автономии, тем более независимости, то почти всегда явно или неявно подразумевается, что власть в автономной области, тем более в независимом государстве, должна принадлежать, прежде всего, или даже исключительно представителям I данной нации. Иначе говоря, данная программа предусматривает предоставление привилегий данной нации и явную или неявную дискриминацию людей, принадлежащих к иным этносам и прежде всего к господствующей нации. В таком случае идеологию движения обычно характеризуют не как национальную, а как националистическую.
Националистической может быть и чаще всего бывает и идеология настоящего национально-освободительного движения. В случае же квазинационального движения идеи этнократии, исключительности прав и привилегированного положения данного этноса являются центральными. национализм нередко при этом перерастает в этнорасизм.
Ярким примером может быть положение, сложившееся в Латвии и Эстонии. Русское и вообще русскоязычное население в большинстве своем лишено гражданства этих стран, а тем самым и многих политических и гражданских прав. Фактически в этих республиках сложился режим апартеида, во многом сходный с тем, что еще недавно существовал в Южно-Африканской республике. Отличие в основном лишь в том, что в ЮАР деление на привилегированную и дискриминируемую группы населения проводилось по расовому признаку, а в Латвии и Эстонии — если неформально, то по существу по признаку этнической принадлежности.
И в Латвии, и в Эстонии в самое последние время приняты законы, еще более ухудшающие положение русского и вообще русскоязычного населения. «Владение эстонским языком, — сообщают из Таллинна, — основное условие не только для получения гражданства, но после принятия 9 февраля поправок к соответствующему закону оно стало основным и для получения работы. Сектор возможностей для тех, кто знает эстонский язык, широк, для тех, кто его не знает или знает плохо, катастрофически сужается, формируя принципиально разные общественные слои в рамках одного государства. Граждане и не граждане, эстонцы и не эстонцы — за этими понятиями скрываются своеобразные миры, существующие в Эстонии сепаратно, в несравнимо разных материальных, духовных и правовых ипостасях».
Совершенно закономерно, что правящая элита этих государств, проводя политику апартеида, всемерно поощряет пропаганду национализма и этнорасизма, не только терпимо, но в высшей степени благосклонно относится к фашистским военным преступникам (солдатам и офицерам национальных частей СС), всячески оправдывает совершенные ими и служащими полиции, созданной немецкими оккупантами из местных жителей, чудовищные преступления. Дело дошло до того, что в Латвии 18 марта — день первого боя созданного по личному приказу Адольфа Гитлера латышского легиона «Ваффен СС» — был официально объявлен государственным праздником. В 1998 г. была переиздана антисемитская книга «Страшный суд», опубликованная латышскими фашистами в 1942 г. с предисловием Генриха Гиммлера. Не захотела отставать от Латвии и Эстония. 19 мая 1999 г. в Таллине были торжественно перезахоронены останки бывшего командира 20-й дивизии СС Альфонса Ребане.
В нашей «демократической» прессе различного рода националистические партии и группировки, существующие в странах СНГ и Прибалтики, нередко именуют национально-демократическими. Чаще всего как демократические характеризуются также такие, например, объединения, как Народный Рух Украины и Белорусский народный фронт (БНФ). В действительности же этнонационализм и демократия несовместимы, что можно видеть на примере деятельности названных политических образований.
Основной их лозунг — пропаганда вражды к России и всему русскому, насильственное вытеснение русского языка и принуждение населения этих стран к пользованию одним лишь языком, в первом случае украинским, во втором — белорусским. БНФ не повезло. Его политика наткнулась на упорное сопротивления населения Белоруссии и прежде всего самих белорусов и провалилась. На референдуме 14 мая 1995 г. за придание русскому языку статуса государственного высказалось 83% его участников. Программа же Руха вопреки воле большинства населения Украины настойчиво проводится в жизнь властями республики, ее правительством и президентом, хотя последний и был избран лишь постольку, поскольку обещал придать русскому языку статус государственного.
Нация и национализм
Понятие национализма, поэтому может быть определено только в связи с определением природы самой нации. И здесь возникает вопрос: можно ли дать понятию «нация» универсальное определение, которое бы адекватно описывало сущность всех общностей, именуемых нациями. В самом деле, где грань между такими понятиями как «нация», «национальность», «народ», «народность», «этнос», «этническая группа»? В ряде случаев эти слова понимаются как синонимы, в других случаях – нет. Словарь может дать формальные определения этих понятий, но в реальном словоупотреблении они зачастую смешиваются и взаимно заменяются, что и неудивительно: объективная сложность явления не укладывается в прокрустово ложе формальных определений. В ряде случаев под словом «нация» понимается единство гражданского характера (французская формула: «где Франция – там французы»), в ряде случаев – этническое единство (немецкая формула: «где германцы – там и Германия»).
Может ли быть нация частью другой нации? Например, является ли нация карел частью русской нации? Или насколько корректно употреблять словосочетание «российская нация», понимая под ней единство всех жителей России независимо от этнической принадлежности? Корректно ли уравнивать под общем наименованием «нация» зачастую несопоставимые по масштабу этнические общности? Например, правомерно ли уравнивать в статусе супер этническую общность русских и, скажем, микро этническую группу вепсов? Должен ли русский супер этнос в рамках определения «нации» сопоставляться со всем западноевропейским супер этносом как таковым или только с одним из европейских народов – скажем немцами или каталонцами?
Обычно в определении понятия «нации» перечисляется совокупность признаков общности. Так, в марксизме-ленинизме нация определяется как «исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности четырех основных признаков, а именно: на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности специфических особенностей национальной культуры» (И.В. Сталин «Национальный вопрос и ленинизм»). К этой марксистской четырёхчленен различные не вполне марксистские или совсем не марксистские авторы добавляют наличие иных признаков: наличие своего собственного обособленного национального государства, единство происхождения, антропологического типа, исторической судьбы, хозяйственного уклада, религиозного вероисповедания и т.д. Посмотрим, как такого типа определения работают на конкретных примерах.
Русские. Вроде бы все признаки налицо. Общность происхождения, территории, исторической судьбы, языка, национального менталитета, антропологических характеристик. Наличие своего государства, единство (хотя сейчас довольно относительное) в православном вероисповедании. Все сходится. Немцы. Уже сложнее. Государственного единства нет (с учетом наличия австрийских немцев), религиозного единства – тоже, общность исторической судьбы германских и австрийских немцев сомнительна.
Швейцарцы. Государственное единство без общности языка (три государственных языка на равных).
Американцы. Ни общности происхождения, ни общности антропологического типа, ни общности менталитета. Языковая общность есть, но она роднит американцев с британцами, частью канадцев, австралийцами и т.д., то есть не является признаком национальной идентификации. Остается только общность государственной принадлежности, территории и (возможно) исторической судьбы.
Евреи. Ни общности территории, ни языка, ни общей исторической судьбы. Общность антропологического типа и исторического происхождения – более чем сомнительны. По сути, единственный формальный признак – религиозная принадлежность, да и этот признак в настоящее время относителен. Тем не менее, евреи прекрасно осознают себя отдельной нацией и эффективно поддерживают свою национальную идентичность, столетиями не ассимилируясь среди других народов.
Вывод состоит в том, что ни один из формальных признаков нации не является необходимым и достаточным. Объективное существование нации может успешно обходиться без любого из этих признаков, если наличествует главное: факт национального самосознания, то есть национализм. национализм – есть единственное необходимое и достаточное условие существования любой нации. Получается, что нация есть единство надличностного организма, осознающего себя единым национальным субъектом, причем независимо от того, какие именно формальные признаки в данном конкретном случае служат для самоидентификации . Иначе говоря, нация – это единство людей, обладающее своим собственным национализмом.
Понятие «надличностный организм» на первый взгляд может показаться не более чем сомнительной метафорой. Однако известно, что живая материя имеет множество уровней организации, и уровень отдельного организма – далеко не высший из них. Существуют и над организменные уровни – такие как популяция и биоценозы. Очевидно, что это общее правило распространяется и на человека. Конечно, было бы вульгарным упрощением видеть в нации только популяцию людей. Понятие популяции отражает лишь биологическую составляющую человеческой природы.
Однако это нисколько не отрицает того факта, что и человеческому виду присущи над организменные уровни организации, но имеющие не только биологическую, а и социально-культурную составляющую.
Всякое явление реальности не совпадает с границами формальных определений. Реальность изменчива и диалектична, и границы всякого явления размыты и во времени, и в пространстве. Вполне очевидно, что данное нами «коллективно-субъективное» определение понятию нации может быть подвергнуто критике с позиции редукционному. В самом деле, если единственный критерий принадлежности к национальной общности оказывается субъективным, то возникает вопрос о верификации. Ведь, субъективные идентификации границ национальной общности могут не только не совпадать, но и существенно разниться. Для одних, к примеру, казаки – несомненная часть русской нации, для других – отдельная нация в составе многонационального государства. С точки зрения одних людей родившийся в России мулат является полноценным русским, с точки зрения других – он навсегда останется инородцем. Таких примеров можно привести множество. Действительно, стоит только разложить коллективно-субъектную самоидентификацию национального организма до совокупности индивидуально-субъективных идентификаций отдельно взятых членов этого организма – и наше определение оказывается весьма сомнительным с содержательной точки зрения.
Однако следует помнить, что мы изначально исходим из представлении о нации не как о механической совокупности составляющих ее индивидуумов, а как о надличностном субъекте, обладающим собственной коллективной волей. В любой момент времени найдутся люди, сознательно или бессознательно выделяющие себя или попросту выпадающие из этого национального единства. Поэтому неудивительно, если их субъективные представления о границах и содержании понятия нации (на какие бы формальные определения они ни опирались) расходятся с той коллективной волей, которая задает и создает объективную реальность этих границ. Если же мы наблюдаем в этих вопросах полную разноголосицу и уже не можем увидеть реальность общенациональной воли, если разные представители одной нации самым различным образом понимают границы нации и признаки принадлежности к ней – это значит только одно: нация находится в глубочайшем кризисе. Образно говоря, она пребывает уже в бессознательном коматозном состоянии. Она может выйти из этого состояния, обретя вновь свою субъектность, а может и погибнуть, распавшись на отдельные социальные группы, племена или попросту «человеческую пыль».
Спор о том, какое определение является правильным, беспредметен: каждое определение понятия само задает собственный объем, и разные определения попросту несопоставимы. Определение – вещь всегда в известной мере произвольная и формальная. Оно вводится лишь для удобства познания объективных явлений, и качество определения состоит лишь в той мере приближения, которую оно способно дать в отношении реальности. Дав собственное определение, мы лишь указали, в каком именно смысле понятие нации будет использоваться в настоящей работе. Однако для объяснения полезности избранного нами определения разберем меру применимости альтернативных определений нации к объективной реальности.
Современное либеральное общество навязывает нам представление о нации, как о чисто государственной самоидентификации. Национальность любого гражданина США – американец, любого гражданина России – россиянин. Отсюда, кстати, и настойчиво внедряемое в сознание словосочетание «российская нация». В отношении такого определения мы вполне солидарны с марксистской критикой, в частности, данной в работе И.В. Сталина «Национальный вопрос и ленинизм»: «При вашей схеме пришлось бы утверждать, что: а) ирландцы стали нацией лишь после образования “Ирландского свободного государства”, а до этого времени они не представляли собой нации; б) норвежцы не были нацией до отделения Норвегии от Швеции, а стали нацией лишь после такого отделения; в) украинцы не были нацией, когда Украина входила в состав царской России, они стали нацией лишь после отделения от Советской России при Центральной раде и гетмане Скоропадском, но они вновь перестали быть нацией после того, как объединили свою Украинскую Советскую республику с другими Советскими республиками в Союз Советских Социалистических Республик. Таких примеров можно было бы привести многое множество. Очевидно, что схема, приводящая к таким абсурдным выводам, не может считаться научной схемой».
Но лучше ли обстоит дело с собственным марксистским определением? Мы уже разбирали выше вопрос о том, насколько марксистская «четырёхчленная» применима к реальным нациям.
Общность языка. Большая часть Латинской Америки говорит на испанском, но на какие жертвы пошли латиноамериканские нации ради того, чтобы завоевать независимость от Испании! Сколько народов в современном мире единственным своим языком имеют английский, но можно ли считать их англичанами? И в то же время, можем ли мы отрицать существование швейцарской нации, говорящей на трех разных языках? Общность территории. Более чем спорный момент. Уже был приведен выше пример евреев, которые в течение почти двух тысяч лет не имели ни одного формального признака нации и с точки зрения марксизма, конечно, не были нацией, но вопреки всем формальным определениям пронесли свою национальную самоидентификацию и в XX веке воплотили её в реальность. Но, допустим, этот пример для марксистов неубедителен, и они, исходя из своего определения, признают нацией израильтян, но не рассеянное по миру еврейство.
Рассмотрим вопрос об общности территории с другой стороны. Если марксистское определение убрало критерий наличия национальной государственности, то каков содержательный смысл понятия «территориальной общности»? На каком основании, мы выделяем такие территориальные общности как Финляндия или Россия? Чем эти границы более объективны, чем, скажем, выделение в качестве «общей территории» Северной Европы? Тогда окажется, что финны, шведы и северные русские имеют одну «общность территории», а южные русские – другую. На самом деле, лукавство определения здесь в том, что мы уже заранее имеем представление о существовании народов и «территориальные общности» подгоняем под границы их расселения. То есть получается, что определяющее понятие само определяется через определяемое. С логической точки зрения это простая тавтология.
Или под понятием «общности территории» понимается лишь её нерасчлененность? Но что тогда сказать о живущий в Калининградской области русских, этнических анклавах армян в Азербайджане и азербайджанцев в Армении, не говоря уже о т.н. «местах компактного проживания» нескольких наций? Получается, что «общность национальной территории» – это такой хитрый признак, понять который можно только уже зная предмет, который этот признак должен был бы определять.
Еще хуже обстоит дело с «общностью психического склада». Здесь уже субъективизм поистине безграничен. Что такое психический склад? Темперамент? Нормы морали? Значит ли это, что в одной нации все флегматики, а в другой – холерики. Или в одной все лжецы, а в другой – разгильдяи? Очевидно, нет. Но что тогда понимать под «общностью психического склада»? Действительно, в разных нациях могут преобладать те или иные темпераменты, характеры, нравы, нормы морали и т.д. Но опять-таки, чтобы сказать о таком преобладании необходимо сперва уже очертить границы национальной общности. Классический же марксизм предлагает «общность психологического склада» в качестве критерия, по которому мы должны национальные общности выделять. И тогда уж действительно, придется всех флегматиков записывать в финны, а всех холериков – в итальянцы.
И, наконец, коронное определение – «общность экономической жизни». На основании этого определения марксизм делает вывод, о том, что до формирования общенациональных рынков нации возникнуть не могли. Иными словами, в рамках марксизма (и, что любопытно, в рамках ряда антимарксистских буржуазных теорий!) нации возникают только в результате развития капиталистических отношений: «Вопреки вашим ошибочным утверждениям не было и не могло быть наций в период докапиталистический, так как не было еще национальных рынков, не было ни экономических, ни культурных национальных центров, не было, стало быть, тех факторов, которые ликвидируют хозяйственную раздроблённость данного народа и стягивают разобщённые доселе части этого народа в одно национальное целое. Конечно, элементы нации — язык, территория, культурная общность и т. д. – не с неба упали, а создавались исподволь, еще в период докапиталистический. Но эти элементы находились в зачаточном состоянии и в лучшем случае представляли лишь потенцию в смысле возможности образования нации в будущем при известных благоприятных условиях. Потенция превратилась в действительность лишь в период подымающегося капитализма с его национальным рынком, с его экономическими и культурными центрами» (И.В. Сталин «Национальный вопрос и ленинизм»).
Здесь заключен важный момент, который необходимо учесть. Марксизм как теория создавался на материале Европы, причем, прежде всего Западной Европы. Классическая схема формаций прекрасно отражает историческое развитие Западно-Европейской цивилизации: рабовладельческая Античность, феодальное Средневековье, буржуазное Новое Время... Но стоит выйти за рамки Западно-Европейской цивилизации, как формационная теория начинает основательно буксовать: Древний Египет, Сасанидский Иран, Китай, кастовую цивилизацию Индии, империю инков без явных натяжек не удастся засунуть в прокрустово ложе чуждых им западноевропейских формаций. И тут в марксизме возникает понятие «восточного способа производства», которое, в сущности, отражает признание неприменимости формационной теории к неевропейским цивилизациям.
Та же самая ловушка возникает и в марксистском определении нации. Действительно, формирование западно-европейских наций и их выделение из единого котла средневековой Рим католической цивилизации более или менее исторически совпадает с развитием капиталистических отношений. Поэтому определение наций в качестве структур буржуазного общества на материале Западной Европы работает почти без натяжек. Действительно, не будет ничего противоестественного в утверждении, что Карл Великий не был еще французом, а Генрих Птицелов – немцем. Допустим, действительно, французы или итальянцы выделились из общей массы западно-христианского мира вместе с началом первых ростков капиталистических отношений.
Но едва мы выйдем за пределы Европы, как увидим, что понятие нации может иметь совершенно иное историческое содержание. Неужели китайцы возникли в 19 веке и как нация насчитывают только пару веков истории? Неужели японцы стали нацией только после революции Мэйдзи? Неужели, наконец, Александр Невский не был по национальной своей принадлежности русским? С точки зрения марксистского определения – нет, и здесь уже марксистское определение нации обнаруживает отрыв от реального исторического содержания.
Но с полной очевидностью этот схематизм отражается в понимании классическим марксизмом природы нации при переходе от капитализма к социализму. Социалистическая революция с точки зрения марксизма не просто преобразует нации, но полностью разрушает старые буржуазные нации и создает на их месте новые социалистические: «Никто не может отрицать, что нынешние социалистические нации в Советском Союзе — русская, украинская, белорусская, татарская, башкирская, узбекская, казахская, азербайджанская, грузинская, армянская и другие нации — коренным образом отличаются от соответствующих старых, буржуазных наций в старой России как по своему классовому составу и духовному облику, так и по своим социально-политическим интересам и устремлениям. Таковы два типа наций, известные истории.
Вы не согласны с тем, чтобы связать судьбу наций, в данном случае судьбу старых, буржуазных наций,— с судьбой капитализма. Вы не согласны с тезисом о том, что с ликвидацией капитализма будут ликвидированы старые, буржуазные нации. А с чем же, собственно, можно было бы связать судьбу этих наций, если не с судьбой капитализма? Разве трудно понять, что с исчезновением капитализма должны исчезнуть порожденные им буржуазные нации? Не думаете ли вы, что старые, буржуазные нации могут существовать и развиваться при советском строе, при диктатуре пролетариата?» (И.В. Сталин «Национальный вопрос и ленинизм»).
Здесь уже схоластика марксистского определения нации, на наш взгляд, очевидна. В самом деле, что же получится, если принять это определение? До революции была одна русская нация, после революции стала другая русская нация, логично предположить, что после победы буржуазной контрреволюции старая буржуазная нация воскреснуть не могла, поскольку она уже разрушена и уничтожена. Получается, что возникла новая, третья русская нация. А если периоды побед и отступлений революции будут еще на достаточно длительном этапе истории чередоваться (такой возможности марксизм не отрицает), то какая же эта будет чехарда наций! Неужели можно рассматривать в качестве нации то эфемерное образование, которое существует лишь несколько десятилетий – срок по историческим меркам ничтожный? Остаётся только словами самого Сталина отметить: «Очевидно, что схема, приводящая к таким абсурдным выводам, не может считаться научной схемой».
Таким образом, рассмотрев два «альтернативных» определения нации – современно-либеральное и марксистское – мы определенно приходим к выводу, что предложенное нами «коллективно-субъектное» определение адекватнее отражает суть явления. К данному нами выше определению остаётся добавить лишь одну существенную деталь – относительную устойчивость в исторических масштабах времени.
Таким образом, нация (в нашем понимании) есть сверх личностный организм, осознающий себя единым историческим субъектом и поддерживающий свое существование в исторических масштабах времени.
Понятие национализма уже было определено нами выше. национализм – это не идеология, не доктрина и не политика. национализм – это простое «я есть» надличностного национального организма. Простая, не нуждающаяся в доктринальном обосновании констатация собственного бытия и собственной субъектности. национализм – это именно то коллективное сознание, которое объединяет множество отдельных индивидуумов в единое надындивидуальное целое. Это очевидное для своего носителя разделение мира на две категории: «мы» и «не мы», «свои» и «чужие», «наша земля» и «чужая земля».
Это не означает автоматически враждебного отношения к другим нациям, но, безусловно, выделяет своё из множества чуждого.
Нация, как и всякий организм, рождается, живет и со временем умирает. Как и всякий организм, нация взаимодействует с окружающей средой, борется за свое существование и имеет встроенные механизмы защиты, своего рода иммунную систему. Такой иммунной системой служит, в том числе т.н. ксенофобия – инстинктивное отторжение чужеродных элементов, будь то чуждые традиции, обычаи, религии, нормы поведения язык или сами инородцы. То, что космополиты презрительно называют «ксенофобией» – это здоровый и нормальный национальный инстинкт, направленный на выживание этноса как такового. Пока нация жива как организм, жива в ней и ксенофобия: способность отличать своё от чужого и воспроизводить себя из поколения в поколение, не растворяясь в окружающей среде.
Поскольку нации выделяются не на основе однотипных формальных признаков, а на основе, прежде всего сознания собственного единства, собственной исторической субъектности, то и формальные признаки, по которым определяются границы этого единства для разных наций различны. Поэтому и национализмы (т.е. национальные самосознания) разных наций принципиально различны и не сводимы к общей схеме. Есть нации, по своей природе ориентированные на устойчивость собственного воспроизводства, для которых первичным признаком национальной идентичности является происхождение. Соответственно, и национализм таких наций имеет черты этнического, иногда антропологического характера и зачастую выражается в форме национального сепаратизма и изоляционизма. Есть нации, напротив, несущие в себе универсалистскую идею, и склонные к расширению и интеграции других национальных общностей в свой состав. И в этом случае имперский национализм обычно чужд принципам «чистоты крови».
Есть нации, в которые практически невозможно интегрироваться, а есть те, которые сами стремятся интегрировать окружающих в свой состав. Для одних наций доминирующим признаком идентичности будет почва и государственная принадлежность, для других – антропологический тип, для третьих – язык.
Всё это формы национальной идентичности, всё это свои самобытные национализмы, каждый из которых органичен для собственной нации. Универсалий здесь быть не может: разных национализмов существует ровно столько, сколько существует отдельных наций.
К настоящему моменту сложилось два представления о природе национализма, столь же устойчивых, сколь и ложных.
Первое из них – простое и вульгарное – состоит в том, что национализм представляет собой якобы идеологию национального превосходства и национальной вражды. Очевидно, что национализм как национальное самосознание никоим образом не требует тезиса «национальной исключительности», подобно тому, как личность, осознавая себя личностью и субъектом, не обязательно претендует на превосходство над другими личностями. Идеология национального превосходства над другими народами определяется понятием «шовинизм».
национализм может сочетаться с шовинизмом, а может и не сочетаться, но, во всяком случае, шовинизм вовсе не является необходимым атрибутом национализма, и смешение этих сущностно различных понятий является или ошибкой, или (в подавляющем большинстве случаев) злонамеренной подменой, направленной на дискредитацию понятия национализма, а, следовательно, на подрыв национальной самоидентификации.
Второе представление о национализме порождено марксистским представлением о буржуазной природе нации. Речь идет о том, что национализм якобы порожден развитием буржуазных отношений и генетически связан со структурой буржуазного гражданского общества западного типа.
Как это ни парадоксально, но это чисто марксистское представление о природе нации и национализма оказалось усвоено антимарксистским буржуазным национализмом. Так, например, в работах идеолога современного буржуазного национализма Сергея Городникова совершенно чётко проводится различение между понятиями «народ» и «нация». «Народ» по Городникову определяется как общность, характерная для аграрного, докапиталистического уровня развития общества: «... русский народ, как общественная форма существования русского этноса зародился со времени окончания Великой Смуты в начале XVII века, достиг зрелости и расцвета в последующих двух столетиях, а в XX веке исчерпал свой ресурс исторического существования и сейчас умирает» (С. Городников «Россия: проблемы переходного этапа от либерализма к национализму»).
При этом распад и гибель народа по Городникову выступают явлением прогрессивным и потому положительным. На руинах народной общности (т.е. общности аграрно-коллективистской) должна возникнуть новая прогрессивная общность – национальная, по своему существу являющаяся буржуазным гражданским обществом. «Русским предстоит пройти через исторический этап, подобный тому, которым прошли ныне считающиеся развитыми западные нации, создавшие современные капиталистические экономики. То есть через национальное социально-политическое структурирование в процессе жёсткого естественного отбора, который происходит при становлении рыночных капиталистических отношений и начало которому даёт всякая буржуазная революция ... Каков же способ выявления тех, в ком проявляется предрасположенность к участию в становлении русской нации? Этот способ выявления должен основываться на способности и готовности того или иного индивидуума соучаствовать в формировании таких социальных общественно-производственных отношений, какие необходимы для прибыльного развития в России самого сложного промышленного производства, для развития самой передовой науки, самой передовой изобретательской деятельности и быстрого использования их результатов в крупном промышленном производстве ... А те, кто окажутся неспособными к этому, будут естественным и политическим отбором низведены к нижним ступеням социальной пирамиды русской нации или даже изгнаны из её жизненного пространства или уничтожены» (С. Городников «Россия: проблемы переходного этапа от либерализма к национализму»).
Итак, «буржуазный националист» Городников понимает природу нации почти по-марксистски, т.е. как специфически буржуазную. Разница только в расстановке ценностных приоритетов. Для марксистов непреложной аксиомой является переход от буржуазного общества к коммунистическому, и поэтому по мере прогрессивного развития общества нация как порождение буржуазного общества обречена со временем стать атавистическим пережитком и исчезнуть. По Городникову, наоборот, буржуазные отношения являются на данный момент наиболее передовыми (положительный смысл социалистического этапа он видит только в разрушении старой отжившей народной общности, т.е. в расчистке пространства для национально-буржуазного строительства по аналогии с западно-европейской Реформацией). Поэтому для Городникова обозримое будущее – за национализмом, причем национализмом буржуазным.
Но оказывается, что то же самое представление о специфически буржуазной природе нации воспроизводится и современными евразийцами, хотя, казалось бы, они-то могли бы подняться выше марксистско-буржуазного зазеркалья.
Так, рассматривая природу национализма в своей статье «национализм: сущность, происхождение, проявления», Рустем Вахитов пишет:
«Первые же националистические государства появляются в Западной Европе после краха там традиционной цивилизации, т.е. ансамбля католических монархий, и возникновения новой, буржуазной цивилизации ... Идеологией этого государства, как известно, является либерализм. Его декларативными положениями являются утверждение свободы граждан и их равенства ... Однако, поскольку в либерализме эти свобода и равенство понимаются исключительно отрицательно ..., то по сути эти “свобода” и “равенство” сводятся к утверждению крайней обособленности и отчужденности людей друг от друга, совершенно противоположному традиционно-религиозному идеалу общинности ... С другой стороны экономическим фундаментом этого государства-нации является капитализм, ценности которого общеизвестны и представляют собой прямое приложение либеральных ценностей к экономической жизни ...
Нетрудно заметить, что данная мировоззренческая формула либерализма ... замечательным образом коррелирует с мировоззренческой формулой национализма, которую мы вывели в предыдущей части ... либерализм вкупе с капиталистическими ценностями и национализм есть частные случаи одной и той же мировоззренческой и культурной парадигмы, разворачивающей содержание категории отчуждения субъекта от субъекта, которую следует определить как духовные основания западного, классического буржуазного общества. Только в случае либерализма в качестве такого субъекта отчуждения выступает отдельный индивид, т.е. субъект социальной реальности, ... в случае национализма – целая нация, т.е. субъект международной реальности. Иначе говоря, либерализм есть распространение буржуазного духа отчуждения на отношения между индивидами, капиталистические ценности – на отношения между собственниками (безразлично чего - труда или капитала), национализм – на отношения между нациями ... Итак, мы пришли к выводу, что национализм в его классической форме, реализацией которой является буржуазно-демократическое государство-нация, есть проявление духа классической западной буржуазной культуры, основные интенции которого сводятся к отчуждению объекта от объекта и как следствие – к утверждению принципов эгалитаризма, количества, плюрализма, хаоса и текучести».
Итак, во всех трёх случаях (марксизм по И. Сталину, буржуазный национализм по С. Городникову и евразийство по Р. Вахитову), независимо от различия ценностных и мировоззренческих установок национализм понимается почти одинаково: как порождение капиталистического общества, неразрывно и теснейшим образом связанное с феноменом гражданского общества западного типа.
На каком же основании? Да только на основании и отождествлении национализма вообще с национализмом специфически западно-европейским! Для марксизма и для «буржуазно-прогрессистской» идеологии такое отождествление, по крайней мере, понятно: это доктрины в принципе евро центрические и постулирующие монизм исторического процесса и его эволюционно-стадиальный характер. Но от евразийства можно было бы ожидать подхода, более отвечающего цивилизационному, нежели формационному подходу. От евразийства можно было бы ожидать осознания некорректности трактовки феноменов любой цивилизации через призму западно-европейских аналогов.
Стоит отбросить западно-европейские лекала, и выяснится что национализмы столь же многообразны, сколь сами нации, дух и субъектность которых они воплощают. Наряду с национализмами изоляционистскими и сепаратистскими, наряду с национализмами экспансионистско-шовинистическими, мы увидим национализмы универсалистско-имперские, интеграторские. И далеко не всякий национальный дух, далеко не всякое национальное самосознание тяготеет к идее «моноэтнического государства-нации». Можно ли тогда вообще выделить нечто общее, необходимо присущее всякому национализму вообще, национализму как таковому? Да, можно – иначе само это понятие оказалось бы содержательно пустым.
Всякий национализм неизбежно имеет в себе две существенные идеи:
1. Ясное и определенное выделение «своего» из мира «чужого» с категорическим императивом сохранения, отстаивания и преумножения «своего» перед лицом угрозы со стороны чужого и чуждого («варварского»), актуально или потенциально враждебного окружающего мира. Это свойство далеко не только западного «коллективно-эгоистического» буржуазного национализма. Это свойство в равной мере присуще как изоляционистским, так и имперско-интеграторским национальным общностям, таким как русская или китайская. Как только возникает надличностный организм, так он неизбежно позиционирует себя в отношении внешней окружающей среды.
2. Императив сохранения собственного единства перед лицом опасных для этого единства внутренних противоречий. Прежде всего – противоречий клановых, корпоративных, классовых. Любая зарождающаяся внутри национального организма общность представляет для него опасность с того момента, как начинает отделять свои интересы от интересов общенациональных, иными словами осознаёт себя не в качестве органа, а в качестве отдельного организма. Поэтому национализм в самой своей идее ориентирован на нивелирование всех внутренних конфликтов – начиная от межличностных и заканчивая классовыми.
Эти два принципа и являются определяющими качествами национализма как такового, национализма вообще. Все остальное – это специфика того или иного национального духа.
Вопросы национализма
Возьмем для примера торжественно представленный некоторое время назад журнал «Вопросы национализма» под редакцией Константина Крылова, задача которого - если не идеологический всеобуч, то повышения уровня общей политической культуры массы сочувствующих националистическим идеям, наведение мостов между маргиналами, гопниками и высокообразованными интеллектуалами правого дела.
Видимо, журнал может представлять интерес и для тех, кому набили оскомину бесконечные рассуждения о «национальных интересах», «национальном самосознании» или «национальной памяти», растворенные в информационных потоках российских медиа, потому что степень аналитичности в нем на порядки выше, чем в «Русском доме», который, к сожалению, распространяется едва ли не в каждом православном храме. Большинство статей, размещенных в новом журнале исторического плана, поэтому позволим себе остановиться на двух первых программных статьях, принадлежащих Константину Крылову и Михаилу Ремизову.
Крылов посвящает читателя в трудности, стоящие перед тем, кто посвятил себя изысканиями в области идеологии национализма: традиционная методологическая, связанная с тем, что исследователь и сам является носителем идеологических идей, и ряд других, связанных со спецификой националистической идеологии. Во-первых, в отличие от «больших идеологий» национализм не является универсальной системой суждений, он всегда имеет дело с историей и культурой народа как с эмпирическим материалом. Во-вторых, как полагает Крылов, нет удовлетворительных критериев, чтобы решить вопрос о том, чем один народ отличается от другого. И, наконец, важное признание: «всякий национализм, даже самый жалкий, чьи цели не простираются дальше чистого выживания, порождается этим ощущением собственной потенциальной самодостаточности, единственности для себя: мысль и чувство, в иных ситуациях невозможные. национализм есть учение, оформляющее и направляющее это движение нации к самодовлению, дело учение целого». Это точное рефлексивное наблюдение, из которого Крылов делает верные выводы методологического плана.
Дело в том, что из него вытекают также прямые политические и этические следствия, которые националисты не склонны замечать. национализм как политическая программа не представим без того, что называется «национальная гордость» или допущение об избранности народа, и этим он отличается от скромной патриотической позиции, но что за ним может стоять? Избранность или предназначение для чего? И здесь мы оказываемся в тупике неплодотворной тавтологии: быть народом для националиста означает всего лишь утверждать свою исключительность и избранность, мощный маховик телеологического рассуждения прокручивается в этом случае вхолостую. То есть мы имеем дело как раз с максимальным форматом политического суждения, с которым невозможно сопоставить то, что Крылов называет большими идеологиями: социалистической, либеральной или консервативной, прочие политические идеи о равенстве или справедливости меркнут и теряются перед пустой и безапелляционной идеей национального интереса.
В этом плане рассуждения Михаила Ремизова в статье «Нация: конструкт или реальность? Пролегомены к критике конструктивизма в науке о нации» оказываются не в пример аккуратнее и изощреннее вступительного слова Крылова.
Раскрывая проблему существования нации или национальной идентичности, как принято говорить, (что значит быть, допустим, русским, можно ли каким-то образом отказаться от принадлежности к своему народу) в свете актуальной социологии освобождения от природных и субстанциальных представлений о сущности человека, Ремизов явно симпатизирует Бенедикту Андерсону и его концепции «воображаемого сообщества». Между двумя крайностями - «изобретением» нации как простой манипулятивной идеологической конструкции и «пробуждением» как приведением к «историческому бодрствованию» реально существующего народа в результате «акта действенного самосознания» - существует третья позиция, представление о нации, к которой относит себя Ремизов: если нация - «воображаемое сообщество», то может ли ученый мыслить нацию иначе, чем воображая ее заодно со всеми? Ремизов полагает, что ответ может быть только отрицательным. Самый яркий пример действия национального воображения - могила Неизвестного солдата: «Присущая нации действительность зависит не от того, лежат ли в могиле «настоящие кости», а от того, горит ли здесь Вечный огонь, стоит ли на посту часовой».
Безусловно, у Ремизова появляется некоторый шанс для снятия стоящей с незапамятных времен оппозиции русофильства и русофобства. По крайней мере, безотчетный консенсус или искусство совместного молчания о главном цементирует нацию.
Однако за наглядностью и пафосностью концепции «воображаемого сообщества» таится серьезная теоретическая трудность: с одной стороны, ее условием является существование бессознательного консенсуса, с другой стороны, для удержания представления о нации необходимы сознательные и даже волевые усилия. Каким образом происходит это перетекание бессознательного в сознательное и что является его фильтром или проводником?
Вы правильно догадались, им будут проницательные отечественные националисты. национализм как политическая программа увязает в неразрешимых проблемах методологического и теоретического плана, однако, это ничуть не смущает националистов, потому что по всему чувствуется, что националистические идеи в любом их изводе действительно пользуются широкой поддержкой, объяснить которую можно только девальвацией демократических идей и болезненной восприимчивостью к пустой официальной патриотической пропаганде на фоне продолжающейся деградации сферы социальных отношений. национализм, оборотной стороной которого является ксенофобия, не может предложить ответственных политических ходов, потому что простой родовой принадлежности одновременно слишком много и слишком мало для того, чтобы состоялось сообщество.
Наверно, концептуально, что в дизайн журнала включен его штрих-код, действительно, это удачный маркетинговый и политический символ для современного русского национализма, задача которого - транслироваться, чтобы обмениваться, обмениваться, чтобы транслироваться, иначе говоря, бродить.
Идеология национализма
Сегодня, когда весь мир снова погружен в пучину системного кризиса, обусловленного главными противоречиями капитализма, националистические силы снова поднимают голову по всему миру, в том числе и в нашей стране. В связи с возрастающей необходимостью идейной борьбы против современного фашизма вниманию читателей «РК» предлагаем отрывок из книги О.Смыслова «Степан Бандера и борьба ОУН», где раскрываются идейные корни национализма.
В 1926 году во Львове вышла книга Дмитрия Ивановича Донцова «национализм». Именно она стала основой идеологии украинского национализма, потому что именно Донцов, не будучи членом ОУН, дал этому движению идеологические основы.
Но прежде о самом господине Донцове.
Он родился 30 августа 1883 года в Мелитополе. Рано осиротел и воспитывался в семье деда по материнской линии.
«Семья его была русской по происхождению, в ней господствовал русский язык, – пишет В. Чернышев. – Впоследствии Донцов будет усиленно придумывать себе всякие разные «украинские генеалогии», но, как признается позднее, сам не очень-то в них верил. Кстати, кроме неподходящей фамилии, внешность Дмитрия Ивановича тоже была не подходящей для апостола украинского национализма и певца расовой чистоты. Густые чёрные кудрявые волосы, чёрные же, слегка навыкате глаза, крючковатый нос, густые чёрные усы. Как с такой внешностью он жил в Третьем рейхе – вопрос также весьма интересный.
Отец Донцова получал неплохой доход с поместий, которые сдавал в аренду, и от торговли сельскохозяйственными машинами. Когда мальчугану было 11–12 лет, в один год умерли родители, и его воспитанием занялся отчим матери – немецкий колонист. По свидетельству жены Дмитрия Донцовам – Марии Донцоваой-Бачинской, именно под влиянием своего деда, бывшего сознательным украинцем, Донцов в раннем возрасте начал активизироваться в украинском движении. Примечательно, что его старшие брат и сестра, воспитанные родителями, считали себя русскими, а воспитанные неродным дедом-немцем Дмитрий вместе с младшей сестрой и братом считали себя украинцами».
В 1900 году по окончании Мелитопольского реального училища Донцов поступает на юридический факультет Петербургского университета в Царском Селе. Ещё студентом активно участвует в политической деятельности. В 1905 г. вступает в Украинскую демократическую рабочую партию. Участвовал в редактировании газеты «Наша Дума», которую издавала украинская фракция 2-й Государственной Думы.
Дважды арестовывался полицией: в 1905 году в Петербурге и в 1908 году в Киеве.
После второго ареста (отбыл 8 месяцев заключения) был отпущен на поруки по ходатайству родственников в связи с ухудшением здоровья. Сначала переезжает в Галицию, а потом в Вену.
Считается, что именно в этом городе он начинает свой постепенный переход от марксизма к национализму, выдвигая совершенно новый для себя тезис: «Актуален не лозунг самостийности – мечтали же когда-то наши украинцы о самостийной Украине в союзе с Россией. Актуален, более реален, более конкретен – скорее осуществим! – лозунг отрыва от России, расторжение любого единения с ней – политический сепаратизм».
В Вене Донцов обучается в университете. В 1911 году, проучившись всего четыре семестра, переезжает в Лемберг (Львов), где продолжает обучение. В 1912 году женится на украинской студентке Марии Бачинской, а в 1917 году получает степень доктора юридических наук.
В 1913 г. выходит из состава Украинской социал-демократической партии из-за конфликта. Например, на 2-м Всеукраинском студенческом съезде в Лемберге в своём докладе Донцов призывает Украину в грядущей войне выступить против России ради обретения независимости.
4.08.1914 года он возглавляет Союз освобождения Украины, который был создан под эгидой австро-венгерского Министерства иностранных дел с целью оказания пропагандистской поддержки центральным державам в войне против России.
Этот союз объединил в основном бежавших из России украинских эмигрантов, которые в ходе первой русской революции спасались от преследования властей за свою деятельность.
Союз Донцова провозгласил главной задачей отделение Украины от России и образование самостоятельного монархического государства под протекторатом Австро-Венгрии и Германии. В работе Союза участвовали также буковинские и галицкие деятели. Все они вели националистическую пропаганду среди российских военнопленных украинского происхождения, содержащихся в лагерях на территории Германии, Австрии и Венгрии.
Сам Донцов жил подальше от войны, сначала в Вене (с 1914 г.), затем в Берлине, а с 1916 года – в Швейцарии.
Правда, в 1918 году возвращается в оккупированный немцами Киев, где работает в правительстве гетмана Скоропадского и возглавляет Украинское телеграфное агентство.
Там же создаёт Партию хлеборобов-демократов.
С 1919 года Донцов возглавляет Украинское пресс-бюро при посольстве УНР в Швейцарии (Берн). В 1922 г. возвращается во Львов, где редактирует журналы «Литературно-научный вестник», «Вестник» и публикует свои статьи в швейцарской и польской печати. Там же он пишет биографические очерки о Муссолини и Гитлере и переводит их основные труды.
В написанной в 1926 г. книге «национализм» Донцов, критикуя «народников» за «провинциализм», объявляет независимость Украины не единственной самоцелью, а первичной и главной целью украинской нации. Он обвиняет всех своих предшественников и умеренных украинских политиков в национальной неполноценности.
Донцов критикует всех, у кого понятия национальных интересов не совпадали с его собственными представлениями. Он легко отбрасывает популярные идеи федерализма или автономии, как в составе Польши, так и в составе России.
Теперь Донцов много внимания уделяет рассуждениям о «воле» как главной движущей силе нации, при этом, не касаясь Украины и украинского народа. Он говорит о европейских нациях вообще. В данном труде Донцов призывает к ориентации на западноевропейские ценности и выступает за борьбу и сопротивление имперскому национализму России и шовинизму Польши. Обоснованием его новых взглядов служит теория двух миров: «латино-германского» и «московско-азиатского». Они, мол, постоянно враждуют между собой. Граница же этих «миров» проходит по восточной части этнических границ Украины и Белоруссии.
Мало того, подтверждая свои размышления, Донцов идеализирует европейскую культуру, её ценности и традиции.
По мнению Дмитрия Ивановича, «поскольку политика – это, по сути, дарвиновская борьба народов за выживание, то конфликты между ними неминуемы», а, следовательно, «цель оправдывает средства, что сила господствует над разумом, что лучше действовать, чем наблюдать».
Донцов, в частности, писал: «На воле (не на разуме), на догме, на аксиоме (не на поиске правды), на абсолютном, не на директивном постулате, на бездоказательном порыве должна быть построена наша национальная идея, если мы хотим удержаться на поверхности жестокости жизни».
«Закон природы – это право силы. Экспансия – не только самоутверждение собственной воли к жизни, а её отрицание у других».
«Вражда неминуема, ибо воля существует только для себя, как отличная и противоположная другим сила».
«Мораль, о которой я говорю, отрицает ту моральность, которая запрещала вредить другим, которая ценила жизнь превыше всего, которая ненавидела хищнические инстинкты».
«Всей борьбе за существование чуждо моральное понятие справедливости».
Именно такая идеология подходила ОУН, потому что она позволяла воевать с каждым, кто станет на её пути.
Политолог, магистр права и доктор гуманитарных наук Виктор Варфоломеевич Полищук, комментируя теорию «интегрального национализма», рассказывает: «Согласно утверждениям Донцова, «нация» являет собой вид в природе – такой же, как собаки, кошки, львы и прочие. Отсюда следует вывод: нации находятся в состоянии постоянной борьбы за выживание. Следовательно, войны – вещь обычная, войны между нациями вечны, вечна и вражда между ними.
Дальше украинская нация должна строиться по иерархическому принципу – во главе должен стоять вождь. Правящей верхушкой должно было быть «инициативное меньшинство», которое Донцов называет «элитой», «орденом» (по отношению к остальному народу, называемому Донцовым «массой» и «чернью») и которое осуществляет «творческое насилие».
Движущими силами интегрального украинского национализма должны быть следующие идеологические принципы:
– воля, которая должна быть отрицанием разума, отсюда и волюнтаризм в украинском национализме;
– сила, причём сила физическая, как отрицание силы науки, экономики, культуры и т.д.;
– насилие сильного над слабым;
– территориальная экспансия – как следствие межнациональной политики;
– расизм, согласно которому украинская нация состоит из разных расовых элементов, среди которых наилучшим является нордический расовый элемент, и именно он более всех приспособлен к управлению государством;
– фанатизм;
– беспощадность к врагу, а враги украинской нации – это все не украинцы или украинцы, не разделяющие идей интегрального национализма;
– ненависть ко всему чужому;
– аморализм, согласно утверждению: «Всё хорошо, что полезно нации». Что именно «хорошо», – определяют «вождь» и «инициативное меньшинство», то есть ОУН.
Цель украинского националистического движения – создание фашистского Украинского Соборного Самостоятельного государства (державы), УССД, которое по территории занимало бы 1 200 000 квадратных километров – от Кракова в Польше до берегов Каспийского моря по соседству с Чечнёй. Такое государство украинскому народу не нужно, но планы ОУН предусматривают занять место России в Восточной Европе, создать украинскую империю.
Всё сказанное – только самый общий срез украинской националистической идеологии. Без знания того, что представляет собой идеология ОУН, невозможно понять это движение, его историю, его преступления, в конце концов».
Украинский национализм
Что означает этот момент для нас, украинцев? Мы сейчас стоим перед необходимостью уточнить, какие задачи были поставлены основателями ОУН и как они смотрятся под углом ХХІ века. На Конгрессе в 1929-м (год создания ОУН) была сформулирована задача: вести борьбу за восстановление государственной независимости Украины как предпосылку для всестороннего развития украинской нации. Мы счастливы, что украинский народ доказал право на свое государство. Мы не приписываем себе достижение цели на этом этапе, мы только концептуально правильно высказывали веру в украинский народ. Но мы оказались на втором этапе: Украинское государство должно приобрести такую форму, которая бы обеспечила развитие украинской нации. Именно в этом состоит основная задача националистов в ХХІ веке.
Я бы назвал три неотложные задачи. Первая — осознавать, что остатки коммунистического влияния еще наличествуют в менталитете значительной части украинского народа. Вторая — понимать, что более опасным стало давление на нас со стороны России. В прошлом это была прямая оккупация, сегодня оно реализуется в плоскости духовной борьбы, культуры, церкви и т.д. Третья — надлежащая подготовка к интеграции в Европу. Мы декларируем, что мы — европейцы, но не осознаем, что это означает сегодня. Я читал в «Нью-Йорк таймс» о конференции представителей Австрии и Швеции относительно общего направления действия малых европейских стран против больших. Иначе говоря, мы сегодня идеализируем Европу. Сначала мы должны устроить наши внутренние дела, чтобы нам, как Германии, Франции, Англии, участие в европейском сообществе не угрожало попранием национальных интересов. Дабы не вышло, иронично говоря, что мы станем европейцами и перестанем быть украинцами.
Роль националистов не исчерпана, и мы ее выполним успешнее, если разные ветви и формации, называющие себя националистическими, найдут общий язык и выработают общую программу действий. Мы не только ссорились, но и плодотворно работали 50 лет, и сможем плодотворно работать в будущем.
Слава Стецько, народный депутат Украины, председатель КУН:
Украинский национализм появился в то время, когда национализм вообще был моден в мире, и оформился в Западной Украине в Организацию украинских националистов. Трудно говорить о национализме и не говорить об ОУН. Организация взяла на себя большую задачу — перевоспитать украинский народ, чтобы он сумел освободиться из неволи.
Трудно найти другую нацию в Европе, которая бы так, как мы, встретила начало войны. Актом 30 июня во Львове была восстановлена самостоятельность Украинского государства. Все, кто был причастен к ОУН, знали, что наивысшим добром является не личное «я», а нация. А гарантом жизни нации должно быть государство. Все понимали, что Германия не поддерживает идеи Украинского государства, а воюет с Россией за господство над украинскими землями. Поэтому организация решила, что будет вести борьбу с обоими «наездниками». Мы не ждали помощи ниоткуда. Прочие оккупированные нации Европы имели поддержку, и ни одна из них не вела борьбу на два фронта. Украинский национализм мобилизовал каждого человека. Борьба велась не только до окончания войны, но и до 1956 года, когда расформировали УПА.
Автор статьи говорит, что было 50 лет ссоры. Я знаю одно: это были годы огромной борьбы на всех фронтах. По-видимому, были и конфликты: преимущественно в эмиграции, между мельник овцами и банде овцами. Но и за границей кипела напряженная работа. Была организована всемирная антикоммунистическая организация — Антикоммунистическая лига народов. С ней сотрудничал Антибольшевистский блок народов — произведение нашего национализма. Мы действовали практически как государство: повсюду были наши представительства.
Когда-то нашей целью было построение независимого государства, а сегодня наша цель — развитие этого государства, чтобы оно заняло надлежащее место среди свободных народов мира.
Василий Кук, командир УПА:
ОУН всегда была присуща активность: Донцов называл это «действующим национализмом» — национализмом, который действует. Программа украинских националистов на первом этапе преследовала цель мобилизовать народ на вооруженную борьбу. В 1941 году мы создали группы, забросили их во все области Украины. И начали формировать новых людей — националистов, превыше всего ставящих интересы нации. Мы приобщали к нашим идеям весь украинский народ: националистами становились даже неграмотные крестьяне.
Кость Бондаренко говорит об упадке национализма. Дело в том, что нужно идти в народ, строить конкретные организации на местах. национализм прошлого имел силу, поскольку тогда ячейка ОУН была в каждом селе. Если не будет структуры сверху донизу, то ни одна националистическая организация не будет иметь влияния.
Сергей Жижко, КУН:
Традиционный национализм как идеология ныне требует осовременивания в соответствии с уровнем общества, которое сегодня развивается в Украине. Как общественное движение национализм призван отстаивать национальные интересы. Я считаю, что на сегодня классическое националистическое движение находится в упадке. Это не означает, что его нет или что оно умирает, но ему нужен творческий толчок для развития дискуссии.
Присутствие национализма в политикуме — как минимум, 15—20 процентов электората, националистическая фракция в Верховной Раде, эффективная защита национальных интересов украинцев. Социальная или либеральная демократия не предусматривает националистическое мировоззрение как базовое, но в западном мире партии этого направления, находясь при власти и даже в оппозиции, защищают национальные интересы. К сожалению, у нас это не так. Социал-демократы, социалисты, либералы только пытаются что-то защищать в Украинском государстве. Наиболее реально выражают интересы нации блок «Наша Украина», «Блок Юлии Тимошенко» и блок «Единство».
национализм призван возрождать и развивать нацию — по крайней мере, для Украины это актуально. Для этого нужна целостная государственная концепция, построенная на национальной идее. Президент Кучма в свое время говорил: «Скажите мне, что построить, и я построю». Потом он уверял, что «национальная идея не сработала», а в речи на 10-летие Независимости снова вспоминал национальную идею, но мы видим, как все это тормозится.
Геннадий Удовенко, народный депутат Украины, председатель НРУ:
У нас нет государственной идеологии. Мы не формируем сегодня наш народ в духе патриотизма (а я отождествляю патриотизм и национализм), преданности Украинскому независимому государству. Государственная идеология должна быть направлена на то, чтобы украинцы освободились от комплекса неполноценности, который на протяжении 350 лет навязывался Россией, а потом Советским Союзом. Господствующей идеологией у нас должна стать украинская национальная идея. Пусть это не будет называться национализмом — мы обязаны учитывать менталитет, он меняется, но очень медленно. Мы должны сформировать политическую нацию типа американской. Когда американца спрашивают, кто он, он отвечает: американец. Может добавить: украинского или какого-то еще происхождения. Это не гражданство! Каждый, кто связал свою судьбу с Украиной, должен воспитываться таким образом, чтобы говорить с гордостью: я — украинец!
Андрей Гайдамаха, председатель Провода ОУН (Р):
Есть много дефиниций национализма, среди них немало тенденциозных, и нет недостатка в штампах — именно с этого начинает свою статью Кость Бондаренко. Английский универсальный словарь, изданный в Лондоне, дает такие определения: «Самоосознание и чувство гордости за особенный характер, и дух своего народа; общее ощущение национального единства; политическое движение, направленное на утверждение национальной независимости, когда народ порабощен чужой нацией». А вот украинский словарь, вышедший в издательстве «Перун»: «Идеология и политика в сфере национальных отношений, проповедующая превосходство национальных интересов над общечеловеческими; господство одной нации за счет угнетения другой; разжигание национальной вражды». Что же тогда означает «шовинизм», «империализм»? Второе значение: «Движение, направленное на борьбу за независимость нации против иностранных угнетателей» — перекликается с западной дефиницией, и третье: «Движение за сохранение и развитие национальных традиций, культуры, языка, литературы, искусства и тому подобное» — аполитично, но тоже приемлемо. Видите, как различные подходы к понятию «национализм» могут ввести в заблуждение и стать почвой для бессмысленных дискуссий.
Гуманистическая психология оценивает и патриотизм, и национализм как положительные человеческие ощущения, наивысшее проявление духовных потребностей. Патологические проявления национализма были в прошлом, но их нужно называть их именами: национал-социализм или фашизм — и не переносить эти значения на национализм.
Валентина Пискун, кандидат исторических наук, заместитель директора Центра украиноведения:
Анализируя современные определения национализма, мы предлагаем такое: «проявление мировоззренческой позиции личности и сообщества, форму действенности и идеологию, которые придают особое значение принадлежности к нации как консолидирующему фактору сообщества, видят преимущество национальных интересов и отстаивают их во всех направлениях и сферах».
В мире существуют разные подходы к определению национализма. Политологи Гельнер и Андерсон связывают возникновение национализма с появлением современного и с распадом традиционного сословного общества, делая ударение на том, что именно национализм создал идентитет, разделяемый всеми, независимо от сословия. В до промышленном обществе не было потребности в национализме, он развивается лишь в современном мире.
Второй подход: Энтони Смит считает, что национализм имеет глубокие пракорни и основывается на этнических особенностях: языке, верованиях, традициях, мифах, символах — и это закладывается еще в период формирования этнических сообществ. Близки к этой идее поиски чешского ученого Мирослава Гроха.
В мировой науке национализм никогда не рассматривался в такой плоскости, как его трактовала советская историография, которая отрицательно оценила украинский буржуазный национализм. Он был жупелом и чучелом на протяжении всего существования СССР.
Украинские мыслители Вячеслав Липинский, Владимир Старосольский, Дмитрий Донцов, Ипполит Бочковский сделали общеевропейский вклад в развитие политологической мысли. Наши ученые мало распространяют знания, заложенные в свое время нашими теоретиками. Терминологию Бочковского использует весь мир — например, это он ввел понятие «этнополитика».
национализм является сущностной почвой, стержнем и носителем национальной идеи, непременно материализующей такое понятие, как национальные интересы. Сегодня они заключаются, прежде всего, в самовыражении своей украинскости и в конкурентоспособности в мировом сообществе.
Степан Гавриш, доктор юридических наук, зампред ВР Украины:
национализм присущ любой нации, которая само идентифицируется в историческом времени и строит свое будущее. Для украинцев же он стал инструментом создания государственности и прошел непростой путь: от фанатического осознания миссии возрождения украинского духа до выработки конструктивного механизма построения Украинского государства. Сейчас мы приближаемся к тому времени, когда тема украинского национализма перестанет быть предметом дискуссий и политологических исследований, а станет обычной составляющей саморазвития на пути к созданию политической, сознательной украинской нации.
До тех пор, пока украинская нация не объединится вокруг национальной идеи, говорить об интеграции в Европу невозможно и нереально. Я убежден, что когда национал-патриотами можно будет назвать не только правых, но и левых, — у нас появятся основания утверждать, что национализм стал нормальной сущностью исторического пути Украины, из камня преткновения разных политических сил превратился в формулу нашего успеха. Я против того, чтобы воздвигать вокруг национализма новейшие баррикады, где уже не оружием, а острым противостоянием в политических дискуссиях мы будем разрушать то, чего так долго ждали от истории, — объединенный украинский народ в соборном государстве.
Современный национализм
Вместе с тем, существует точка зрения, что в СССР в период правления Брежнева разрабатывалась концепция «советского народа», которая включала в себя многие элементы гражданского национализма.
По поводу взаимосвязи национализма и фашизма — применительно к СССР и России — продолжаются споры. Одни полагают, что благодаря отсутствию национализма в СССР (в силу либо его подавления режимом, либо культурных традиций), идеология фашизма также не получила распространения. Другие считают, что сталинский режим включал элементы шовинизма и расизма.
национализм — представление об идентичности, которое может коллективно ощущаться членами некоторого государства, нации, общества или территории. Согласно Эрнесту Геллнеру, политический национализм есть требование совпадения политических и национальных границ. Другое определение национализма сводится к тому, что нация выступает для националиста высшей ценностью. Националисты стремятся создать или сохранить нацию, основываясь на различных представлениях о политической легитимности. Такие представления могут идти от теории «культурной идентичности», восходящей к романтикам, либерального аргумента, согласно которому политическая легитимность основывается на общественном согласии населения данной территории, или быть их комбинацией.
Антинационали?зм — это идея о том, что национализм опасен и ведёт к конфликтам и войнам. Согласно современным теориям анти национализма, например, представленной в трудах Э. Балибара сопутствующим моментом любого национализма является расизм.
В современной науке отмечается, что понятие национализма, как и понятие нации, чрезвычайно трудно для определения и вызывает множество разногласий.
В общем виде можно выделить три основных подхода к проблеме национализма:
- примордиализм утверждает, что нации и национализм существовали всегда как некоторая изначальная данность с самого начала человеческой истории. Данное представление характерно для многих концепций национализма, существовавших до XX века.
- модернизм утверждает, что нации и национализм есть историческое явление, появившееся на заре индустриальной эры и связанные с первыми буржуазными революциями в Европе (XVI-XVII веков) и ослаблением традиционных религий и государств-империй, основанных на священной власти правителя. В дальнейшем в эпоху пост колониализма национализм был «экспортирован» в другие регионы мира, такие как Африка и Латинская Америка, где также был начат процесс конструирования наций. Радикальные версии модернизма утверждают, что национализм всегда создаёт объект своего поклонения — нацию, а нация в свою очередь является воображаемым сообществом (существование которого, связывается, например, с развитием общенациональной литературы и газет, см. Б. Андерсон). Данный подход представлен в работах Эрнеста Геллнера, Джоном Бройи и Бенедиктом Андерсоном.
- этносимволизм утверждает, что хотя многие выводы модернизма верны, неверно говорить о том, что нация является произвольным конструктом националистов, так как в основе представления о единстве нации лежат многие более древние символические системы, такие как общая религия, язык и обычаи, а также общая этничность. Данный подход представлен в работах Энтони Смита.
Формы национализма
Этнический национализм (этнонационализм) опирается на нацию как этническую общность, рассматривает её как этнокультурную категорию, основанную на единстве происхождения, общей истории и культуре, и может быть политическим или культурным. В первом случае он стремится реализовать принцип государственности лишь в ее интересах, ставит своей целью достижение или удержание государственности, включая институты, ресурсы, культурную систему. Политический этнический национализм - это движение, целью которого является борьба за то, чтобы этнические и политические границы сообществ совпадали и чтобы этническое сообщество было политически независимым. Культурный этонационализм направлен на сохранение целостности народа, на развитие его языка, культуры, исторического наследия и в этом смысле играет положительную роль. Наиболее активно отстаивают идею огосударствления этничности представители этнических элит, стоящих у власти или рвущихся во власть, ибо в государстве, построенном на этническом принципе, меньше конкуренция, больше шансов сохранить или получить власть.
Эта идея становится мощной мобилизующей силой, основным средством борьбы соперничающих между собой политических коалиций. Главный лозунг такой мобилизации – национальное возрождение. Абсолютное большинство людей, на которых направлена такая агитация, не понимает, что он означает на самом деле, но звучит это красиво, вселяет необъяснимую надежду на добрые перемены в жизни, и этого оказывается вполне достаточно, чтобы купить товар - символ вместе с его продавцом. Стремление к огосударствлению этничности может происходить по разным причинам. Попав однажды под гипноз высокопарных слов, от него трудно избавиться. Ослепление «высшими интересами нации» при отсутствии сильных межэтнических коалиций и общегражданских ценностей превращает этничность в средство власти, а самой власти придает форму этнократии - безраздельного господства в органах власти и управления представителей одной нации или этнической группы.
Таким образом, этнонационализм, становясь политической программой, служит для этнической элиты средством обеспечения доступа к власти и ресурсам, порождает попытки реализовать принцип этнической государственности через подавление национальных меньшинств, пусть даже это «меньшинство» в численном отношении ничуть не уступает титульному народу.
Кроме деления национализма на гражданский и этнический существуют и другие его классификации. По отношению к государству национализм может быть сепаратистским, ставящим своей задачей отделение от существующего государства; реформаторским, стремящимся придать уже существующему государству более национальный характер; ирредентистским, направленным на объединение нескольких государств или присоединение части одного государства к другому.
национализм классический с ярко выраженным стремлением к полной независимости. В СССР этот тип был реализован в союзных республиках не в результате борьбы за политическую независимость, а вследствие распада.
национализм паритетный. Его характеризует ограниченный суверенитет, поскольку часть прав и полномочий в соответствии с договором передается федеральному центру. Наиболее ярко такой тип национализма (его называют еще либеральным) проявился в Татарстане, Башкыртастане, Туве. В рамках такого национализма предпочтение отдается плюрализму культур, сохранению гражданских прав личности при отсутствии враждебного восприятия других наций.
национализм экономический. В его основе лежат две господствующие идеи: приоритетное право республики на природные ресурсы территории и развитие межгосударственных внешнеполитических отношений. Главное требование политической элиты в этом случае — максимально полный экономический суверенитет, который обеспечивается собственным законодательством по всем вопросам социально-экономического развития (собственность, формы хозяйствования, налоговая политика и т.п.), а также приоритетностью аборигенных форм природопользования. С требований этого суверенитета начиналось во второй половине 80-х годов движение к полной независимости в республиках Прибалтики. В настоящее время такой национализм наиболее полно реализовался в Республике Саха (Якутия).
национализм защитный. Его доминирующими идеями являются защита культуры, языка, территории, демографического воспроизводства этноса. К такому типу национализма исследователи относят осетинский, ингушский национализм, национализм в Карелии, Коми, этнокультурный национализм коренных малочисленных народов Севера.
Политический национализм
В России много национальностей (советский термин), народов и народностей, но лишь одна политическая нация – русская. Вся история России – это история русского народа. «Россия для русских и по-русски» - это не просто лозунг. Это формула, описывающая историческую задачу во все эпохи существования России.
В ХХ веке русским не удалось стать полноценной нацией. Народ то проявлял, то утрачивал признаки нации. Мы должны стать нацией в ХХI веке – самой современной. Для этого нам нужно одно: вернуть Россию себе, устроить государство в национальных интересах. Отсюда следует антиолигархическая, анти бюрократическая направленность национализма. Нация как ценность выше государства, выше интересов частных лиц или групп. Но националисты должны добиться того, чтобы нация актуально была выше государства. Националисты должны доминировать во власти. В этом смысле совершенно оправдан и политически адекватен лозунг: «России – русскую власть!»
Вертикаль Вера-Нация-Держава не подчиняет «верхнее» «нижнему». Вера не заставляет отступиться от нации, нация – отречься от государства. Иерархия – это не пирамида противоречий, а гармония отношений. Государство оправдывает свое существование национальными интересами, нация – представлениями о высшей истине.
2. Если патриотизм – природное чувство, с ним рождаются, то национализм – убеждение, которое проходит этапы становления от чувственного («наших бьют») к интеллектуальному и научному. Националистом родиться невозможно, им нужно стать. Как писал Достоевский: «Русским мало родиться. Русским надо быть, русским надо стать». Великая русская история состоялась именно потому, что чувства масс ложились на интеллект элит. Пока у тех и других были общие цели, Россия побеждала. Как только эта связь ослабевала, на русскую землю враги приходили с победами.
Как становятся русскими националистами сегодня?
Стихийный национализм основан на чувстве солидарности. Общее переживание политических событий, хотя бы в какой-то мере адекватное обстоятельствам понимание того, кто такие «наши». Политический национализм основан на интеллектуальных формах ориентации в политической жизни. Он связан с высокой политической культурой, с философскими и культурными текстами, с присущей собственному народу эстетикой.
Когда тексты усваиваются личностью, приготовленной к национализму опытом жизни и осознанной солидарностью с собственным народом, убеждения приобретают глубину. Чтобы националисту выйти в пространство политики, порой достаточно одной книги. Из всех известных мне книг, обладает наибольшим эффектом и наиболее точным направлением мысли книга «Наши задачи» Ивана Ильина. Тем, кто читает эту книгу, открывается научное понимание русского национализма.
Вслед за Ильиным могут следовать сложные тексты Льва Тихомирова, связанные с пониманием государства и власти, более современные и динамичные разработки правоведа Николая Алексеева, некоторые статьи Николая Бердяева «Новое Средневековье», работы Николая Дебольского др. Выдающиеся публицисты начала ХХ века М. Меньшиков, В. Шульгин, И. Солоневич, возвысившиеся до уровня мыслителей, формируют взгляды националиста. Огромную пользу для становления русского национального мировоззрения приносят немецкие философы: Освальд Шпенглер, Макс Вебер, Карл Шмит, Армин Молер, Курт Хюбнер и др. В политэкономии Фихте и Фридрих Лист создают классический противовес «базарной» классике Адама Смита.
Нужно понимать, что русский национализм – это не сегодня рожденная группа политических активистов и не открытие последних лет. Русский национализм как идея – основа всей русской политической культуры. национализм тесно связан с традицией, поскольку чает не новой истории для русских, а продолжение прежней – какую нам Бог дал. Ее понимание идет из глубины поколений, в культуре представлено – фигурой Пушкина, в исторической науке – фигурой Карамзина.
Понимание «русс кости» исходит от русского интеллекта, который в XIX веке не знал слов «нация» и «национализм», но воплотил понимание русской жизни в формуле «Православие. Самодержавие. Народность». В ней – понимание связи русской веры, русского государства и русской нации.
Русское христианство всегда выходило за пределы вероисповедальной догматики и стремилось к истолкованию задач государства и народа. Само православие соответствует своим задачам настолько, насколько оно народно. Бюрократизация священства разрывает его связь с церковным народом и убивает живую веру. В то же время истинно народные пастыри демонстрируют просвещенный национализм. В ХIХ веке к пониманию задач русского государства немало сил приложил митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов), в ХХ – митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев). Задача националистов – освобождение Церкви от бюрократизации и экуменизма, спасение веры от превращения в фольклорную забаву.
Российская Империя была русским государством, хоть и пораженным болезнью бюрократии, порожденной петровскими реформами. Империя была русским государством настолько, насколько оно было привержено народности и православному духу. Кризис того и другого – причина краха Империи. Сменившие ее Советы и коммунистическая диктатура были народными в момент народного бунта, затмения в народе самой русскости.
Коммунистически режимом народность изничтожалась, а вера вытравливалась репрессиями. Кризис советской системы был отложен войной, в которой русский народ защищал свою землю, отчего война для него стала Отечественной. После войны кризис еще раз был отложен всплеском научного-технического прогресса и открытием нефтяных богатств Сибири. На этом потенциале держится и современная либеральная бюрократия, которая по своей сути антинациональна, как и советская и имперская бюрократии. Задача националистов превратить либеральную бюрократию в национально ориентированное сословие государственных служащих. А в народе создать предубеждение против бюрократизации, против холопских и лакейских стереотипов поведения.
Современный русский национализм – это не только политические течения. Это композитор Георгий Свиридов, живописец Илья Глазунов, математик Игорь Шафаревич, шахматист Борис Спасский и многие другие выдающиеся личности. В политической науке выделяется фигура Александра Панарина. Политическая публицистика русского национализма пестрит массой талантов, которые еще не сказали своего последнего слова. Можно рекомендовать электронный дайджест русской национал-консервативной публицистики в издании «Золотой лев», преимущественно национал-либеральной публицистики – в Агентстве политических новостей, национал-клерикальных статей – на электронном ресурсе Правая. Ру. Некое усредненное и рационализированное обобщение взглядов русских националистов представляет объемный коллективный труд «Русская доктрина».
Особым вкладом в мировую политическую культуру обещает стать русская политическая антропология, открытая работами Владимира Авдеева по расологии и истории расовых исследований. Они продолжены новаторской работой Валерия Соловья, создавшего концепцию социобиологического понимания исторических процессов. Естественнонаучные основы народа как генетического родства отражены в только что вышедшей монографии Елены и Олега Балановских «Русский генофонд на русской равнине». Можно вспомнить также труды выдающихся авторов недавнего прошлого – Бориса Поршнева и Валерия Алексеева. Для нас это особенно важный материал, поскольку научный национализм не может не опираться на понимание природных признаков нации, на достижения естественных наук. Тем более что наши враги ведут против нас расовую войну, ведут пропаганду расистских взглядов, следствием которых должна быть дерусификация России и полное вымирание русского народа.
В последнее время националисты осваивают правозащитные технологии. Опыты 2008 года с публикацией правозащитных докладов и мониторингов русофобии оказались удачными и требуют продолжения.
Националистическая публицистика явно на подъеме, и по числу талантливых перьев многократно превышает все прочие политические течения.
3. Политический национализм в той или иной мере должен охватить весь народ. Это условие победы националистов и своеобразный социальный заказ, требующий активной коалиционной работы. Лозунг «Россия для русских» поддерживает большинство русского народа. Но при наличии разнообразных заблуждений, эмоциональных предпочтений и воздействия пропаганды иных идей, нам не объединить русское большинство без коалиций. Если бы мы стремились только к представительству во власти, то мы создавали бы партийную секту, привлекающую не более 10-15% электората и подчеркивающую свое своеобразие. На определенном этапе модель партии пригодна для решения локальной задачи. Но поскольку националистам нужна реальная власть и изменение стратегии развития России в соответствии с представлениями научного национализма, партия – лишь часть «проекта», подчиненная более значительным целям.
Заметим, что националисты наиболее успешно действовали в коалиции. Не только в блоке «Родина», который в 2003 г. привел в российский парламент несколько представителей националистических взглядов. Только в силу не зависящих от нас обстоятельств, такого представительства мы не добились в объединениях КРО и «Спас», имевших реальные шансы для победы на выборах в 1995 и 1999 гг. «Родину» погубила бюрократизация внутренней жизни, попытки не только играть с властью в «политические шахматы», но и подстраиваться под власть вплоть до заискивания (после 2006, когда из руководства партии «Родина» ушел Д. Рогозин).
Бюрократия и предательство сделали из социал-патриотического блока социал-бюрократическую секту с диким названием «Справедливая Россия». Помимо внутренних причин, для поражения были и внешние: в ответ на репрессии мы становились более радикальными, пока эскалация конфликта с властью не привела к применению против «Родины» методов криминального насилия. Уроки «Родины» учат нас тому, что необходимо для победы национальных сил (коалиция), и тому, чего надо опасаться (бюрократизация, «болезни левизны», измена).
Националисты многое смогли транслировать через «Родину» в публичный политический дискурс, многое удалось навязать власти. Но при этом власть не пошла на коалицию с националистами. В этом проявилась не только враждебность бюрократии к русским национальным интересам, но и отсутствие опыта у национальных сил. Мы слишком откровенны, слишком готовы открыть все свои карты, слишком надеемся на стихийную поддержку масс.
У русского национализма до сих пор было множество интеллектуальных подвигов, но чрезвычайно слабо выражен прагматический подход к политике. Многих ли политиков-националистов мы знаем? Их можно перечесть по пальцам одной руки. Широко известен сохранивший присутствие во власти Дмитрий Рогозин.
Только у него среди националистов имеется ненулевой рейтинг как потенциального кандидата в президенты. Достаточно известен Александр Белов – за счет того, что созданная им организация ДПНИ точно угадала наиболее животрепещущую проблему современной России – нелегальную иммиграцию. Малоизвестен, но все же представляет определенную силу среди националистов Сергей Бабурин, сохранивший место если не во власти, то в бюрократической системе (как ректор торгово-экономического университета, как председатель единственной зарегистрированной националистической партии). И это почти все. Значит, националистам еще предстоит выращивать политические авторитеты, особенно бережно относясь к своим лидерам.
4. Политический национализм пронизан множеством проблем – как общих для российской политики в целом, так и специфичными. Власть немало потрудилась над маргинализацией политики вообще. Легальная политика осталась за нынешней властью и ее марионетками. Выбросив из политики свободное самоопределение граждан, власть превратила политическую жизнь страны в имитацию. Законы, связанные с волеизъявлением народа, оказались писанными только для олигархических групп, действующих вразрез с интересами народа.
Разрушение националистических организаций, действующих в рамках закона, нарушило баланс: маргинальные и уже совсем криминальные силы в движении приобрели несообразно большой вес. Таким образом, политическому национализму приходится бороться с коалицией либеральной бюрократии, проводящей политические репрессии против националистов, и собственным маргинальным «болотом», провоцирующим правоохранительную систему и эскалацию репрессий, значительная доля которых приходится на законопослушных националистов. Следствием таких обстоятельств является потребность в жестком размежевании с национал-маргиналами и выделении собственно политического ядра. При этом размежевание не означает прекращение контактов с маргинальной средой. Напротив, вербовка в политически дисциплинированные ряды прежних стихийных националистов, является важнейшей задачей. Тем самым мы противодействуем стремлению власть маргинализировать не только национализм, но и русский народ в целом. Мы не даем бюрократии перекрыть пути становления народа как нации.
Общей болезнью русского движения, как и всех политических сил в России, является вождизм и сектантство. Движение разбивается на мелкие группы, дробится по самостийным региональным формированиям, вожди конфликтуют меж собой, выискивают во вражеских СМИ компромат друг на друга, затевают скандалы по поводу любого тактического шага или второстепенных идеологических различий. Мне довелось на этот счет сказать на митинге: «У каждого свой таракан в голове. И политика прекращается в тараканьи бега». Мы должны избавляться от болезней, которые знакомы многим по рубежу 80-90-х годов прошлого века, когда соревновались за народную любовь ничтожные секты «твердокаменных» идеологов, ожидавших для себя судьбы большевиков, внезапной всенародной любви и вознесения на вершины власти. Все эти секты погибли безвестно. Такая же участь ожидает и сектантов в русском национальном движении.
Сектантство приводит к недоговороспособности как со своими, так и с «другими» - потенциальными участниками национальной коалиции, которая бесспорно будет иметь различные «крылья». Мы должны объединяться сначала с теми, с кем имеем много общего, а потом и с тем, с кем имеем хоть что-то общее. «Других» мы должны вербовать в «свои». Это реальная политика. Все остальное – неумные игры, которые дорого обходятся не только самим националистам, но и нашему народу, ожидающему явления сильной национальной организации, достойной власти.
У нас есть также и страх власти. Мы несем в себе порок «ликвидаторского» мировоззрения, не желая интегрироваться во власть даже тогда, когда к этому есть какие-то условия. Партизанщина в собственной стране никогда не будет иметь успеха. Но у нас есть немало тех, кто принципиально отказывается от легальной политической работы, от участия во власти и всячески поносит тех, кто идет на это. Незаметно такие люди превращаются из националистов во врагов нации, в русофобов, которых русский народ не устраивает тем, что не бежит вслед за ними в темный лес партизанщины и криминала.
Секты автофобов («мы – настоящие русские, остальные – отстой!», секты нигилистов («Россия достойна только гибели!»), пара религиозные секты с выдуманными ритуалами и богами, секты гитлерофилов – все это маргинальщина, не имеющая никаких перспектив и ждущая только одного: краха России. Только гибель нашей страны и нашего народа удовлетворит их мечты о собственной значимости. Секты «глушат» государство, бюрократия – нацию. Обрушивая то и другое, они делают одно и то же вредоносное дело.
Антигосударственный нигилизм в русском движении распространен не только в сектантских группах. Родину с начальством, государство с властью путают многие. Анархистский дух – из тех левацких болезней, которые навязываются малообразованной, не имеющей жизненного опыта частью стихийных националистов. Противопоставить этой болезни можно только просвещение и научную базу национализма, которая должна воспроизводиться как в националистической публицистике, так и в образовательных программах и текстах.
Одна из специфических проблем русского движения – столкновение языческой псевдо религиозности (в реальности – атеизма) и православного снобизма. Националисты должны понять, что и те, и другие – ничтожное меньшинство русского народа. Православие и язычество в мировоззрении русского народа присутствует повсюду, но в маргинальных сектах то и другое превращается в дикое мракобесие, противоположное духу и смыслу этого мировоззрения.
Языческая религиозность может быть только фальшивой реконструкцией заново придуманного культа, который никак не продолжает давно канувший в Лету многообразный и многоплеменный культ наших предков. Но признаки языческого мировоззрения есть в какой-то мере в каждом культурном современном человеке - в семейном почитании родовых предков, в общегражданском культе почитания исторических подвигов народа и его вождей, в образах предков и преданиях об их характере. В этом смысле язычество не может не принимать православия, а православие – общекультурных элементов язычества. Предки наши в течение нескольких веков при всех суевериях и фольклорном язычестве, были все же православными по преимуществу. Анти-православное язычество – явно нерусское, привнесенное инокультурное явление, сектантский порок, тупик в мировоззренческих поисках.
Православный снобизм цинично переступает через заповедь Спасителя, согласно которой духовно болеющему врач нужнее, чем здоровому, а истина требует проповеди среди необращенных. Обвиняя всех не православных в сатанизме, эти люди клевещут на русский народ, который в современных условиях в православный культ вовсе не погружен, и догматикой православия его жизнь вовсе не охвачена. Это анти-православная позиция, которая свои сектантские установки переносит на Церковь и всю православную общественность и мысленно изгоняет всех колеблющихся, закрывая двери перед любым сомневающимся. Такой подход реализует не православное, а скорее иудейско-протестантское мировоззрение. Для русских националистов, особенно для православных верующих, он должен быть совершенно чужд. Не случайно сектантский снобизм в православной общественности столь мил либеральной бюрократии. Ведь он утверждает, что «вся власть от Бога», забывая, что противостояние злу эта формула не отменяет, но выражает только одно: любая власть лучше безвластного хаоса. Непротивление злу сектанты подменяют непротивлением власти.
Нужно отличать чужебесие буквоедской догматики иудейско-протестантского типа. Оно идет от рева дикой толпы: «Распни его!» Язычество, породившее величайшие цивилизации древности, входит в современную культуру способностью задать вопрос: «Что есть истина?» И находить ответ на него в сфере материальных отношений, в сфере рациональной науки, в области цивилизации. Христианство отвечает на этот вопрос, узнавая истину в сфере духа: «Бог есть любовь». Культура тесно связывается с культом. В сфере политической культуры истина раскрывается в формуле любви к ближнему. Ближние – семья, род, народ, духовно близкие. национализм – высшее проявление политической культуры Христианского мира, мира Европейского человечества, к которому относится Россия.
национализм представляет, наряду с либерализмом и социализмом, третий вектор идеологии. В народе мы видим подавляющее преимущество стихийного и пассивного национализма. Во власти – активного либерализма. В привластной оппозиции – пассивного социализма. Вне власти, но также пока и вне заинтересованного внимания народа – активный национализм. Путь националистов во власть состоит в том, чтобы соединить свою активность с массовостью стихийных националистических настроений. Для этого – убрать маргинальщину и хулиганские повадки, отпугивающие граждан, найти во власти понимание хотя бы по некоторым вопросам, легализоваться в политической структуре, допущенной до выборов, не утрачивая связи с неформальным движением и поддерживая его всеми силами.
Нашим противникам придется признать, что мы на них не похожи. Им придется с нами считаться. Если мы сумеем считаться с законами политической стратегии и тактики, с настроениями и чаяниями русского народа. Будущее принадлежит националистом, но от нашей политической зрелости зависит, насколько быстро это будущее наступит и насколько оно будет светлым для нашего народа.
Проявление национализма
В своей основе национализм проповедует верность и преданность своей нации, политическую независимость и работу на благо собственного народа, объединение национального самосознания для практической защиты условий жизни нации, её территории проживания, экономических ресурсов и духовных ценностей. Он опирается на национальное чувство, которое родственно патриотизму. Эта идеология стремится к объединению различных слоёв общества, невзирая на противоположные классовые интересы. Она оказалась способной обеспечить мобилизацию населения ради общих политических целей в период перехода к капиталистической экономике.
В силу того, что многие современные радикальные движения подчёркивают свою националистическую окраску, национализм часто ассоциируется с этнической, культурной и религиозной нетерпимостью. Такая нетерпимость осуждается сторонниками умеренных течений в национализме.
Российские СМИ «национализмом» часто называют этнонационализм, в особенности его крайние формы (шовинизм, ксенофобия и др.), которые делают акцент на превосходстве одной национальности над остальными. Многие проявления крайнего этнонационализма, включая разжигание межнациональной розни и этническую дискриминацию, относятся к международным правонарушениям.”
Начиная с падения самодержавного строя и до сегодняшнего дня, русский народ не имел под собой твердой основы, фундамента, который держал его на протяжении многих веков.
Запрет на вероисповедание, процветание пьянства (до Революции, если и пили, т о мало, а во время Первой Мировой вообще сухой закон был) и прочие непотребные целостному национальному организму вещи стали подтачивать национальное самосознание русских. национализм (не крайний, разумеется) всегда был присущ русским. Именно он позволял отбивать раз за разом иноземных оккупантов, пытавшихся посягнуть на русские земли.
Но в двадцатом веке все изменилось. национализм (особенно, русский) стал подвергаться гонениям и именовался не иначе, как «великорусский шовинизм».
После перестройки люди получили, какую-никакую свободу слова. И тут из русских выплеснулось все то, что накопилось за век запрета быть русским. Политика, ущемляющая русский менталитет, а значит и самих русских людей, привела к тому, что количество русских националистов стало расти с каждым днем.
Пропустим время от Перестройки до кризиса 2008 года. В это время окончательно стало сложно жить, и ущемленный народ стал подаваться в сторону, противостоящую правительству РФ.
Здесь и начинается самый расцвет русского национализма.
За пару лет количество русских националистов увеличилось едва ли не в три раза.
Противостояние правительству стало более серьезным и обдуманным. Вчерашние скинхеды стали более политизированными. Националисты стали терпимее и организованнее.
Складывается ощущение, что именно русские националисты скоро будут представлять серьезную политическую силу и смогут занять какое-то место в правительстве.
События последних лет показывают, что русский национализм развивается именно тогда, когда благополучие русских становится плохим. На этой основе можно сказать, что русский национализм – это защитная реакция русского народа. Но порой она бывает направлена не в ту сторону, куда нужно.
Национализм определение
национализм (национальный иммунитет) - духовное самосознание народа, имеющее Божественную основу; инстинкт национального самосохранения, вера в силу своего народа; преобладание интересов нации над всеми другими (государства, партий и т.п.), приводящее к способности нации эффективно бороться с враждебными инородными элементами. Только при торжестве национализма народ перестает быть народом-донором и эффективно избавляется от паразитирующих элементов в своем государстве.
национализм - высшая фаза развития патриотизма, в которой торжествует понимание ключевой истины: нация - первична, государство - вторично.
Я приведу оба определения, которые кажутся мне наилучшими и наиболее верными:
1) "национализм – это любовь к своей нации и забота о ней" (то есть – не просто любовь, а любовь деятельная, активная);
2) "национализм – инстинкт самосохранения народа; этот инстинкт спит, когда нации ничто не угрожает, но просыпается в роковую годину испытаний". Первое (любовь и забота) верно в отношении отдельной личности, второе (инстинкт самосохранения) – в отношении масс.
национализм – естественное состояние для национальной элиты в роковой для ее нации час.
Национализм и фашизм
Безусловно, термины фашизм и национал-социализм крайне дискредитированы в современном мире, так как после победы двух номинально “интернационалистических идеологий” в лице союзников над странами Оси во Второй мировой войне победители сделали все возможное, чтобы “демонизировать” альтернативный им политико-экономический уклад. Фашизм для современного человека — это “преступление”, “насилие”, “террор”, “геноцид”. Но обратите внимание на тот факт, что для западных либералов времен холодной войны коммунизм также воспринимался как синоним “преступления”, “насилия”, “террора” и “геноцида”, а для коммунистического лагеря буржуазный мир также обладал всеми этими негативными характеристиками.
Трудно сказать, кто совершил больше преступлений над человечеством, исторические коммунисты, нацисты или либерал-капиталисты (которые, кстати, ответственны за введение работорговли и геноцид краснокожих в Америке). Однако знание о ГУЛАГе не останавливает нынешних коммунистов в их защите своей идеологии, а информация о бесчинствах контраст или ангольской оппозиции на содержании США не ужасает “свободный мир”. Идеология не бывает преступной, лишь ее конкретная практическая реализация может повлечь за собой чудовищные эксцессы и извращения. Но ответственность за это лежит на практиках, а не на идеологах. Все этот следует отнести и к левому национализму, т.е. фашизму. В политологическом контексте фашизм — это стройная идеология левого национализма, и не более того. Чтобы оставаться в рамках реальности и не впадать в эмоциальные срывы следует понимать под этим, словом только идеологию и нечего больше.
Фашизм не имеет ничего общего с крайним национализмом, с неким национал-радикализмом на грани шовинизма и расовой ненависти. Хотя расистский и даже шовинистический аспект присутствовал в германском национал-социализме, отнюдь не он определял сущность идеологии. Итальянский фашизм, к примеру, не имел никакого расистского или антисемитского элемента, утверждая в центре своей доктрины “этатизм”, ценность государства. В Испании Франко и Португалии Салазара также шовинистический элемент отсутствовал.
И если говорить о чистой форме фашизма, как идеологии, то все шовинистические эксцессы в нем не только не необходимы, но случайны, необязательны и даже вредны. А, кроме того, бытовой и даже политический шовинизм может быть вполне характерен и для нефашистских, национал-капиталистических режимов и партий; неслучайно российская “либеральная пресса” все чаще в наши дни “разоблачает” антисемитизм среди известных деятелей либерального режима. Показательно также, что в борьбе против патриотической оппозиции режим Ельцина и на апрельском референдуме и при расстреле парламента сам использовал шовинистические пропагандистские ходы (обыгрывая чеченскую национальность Хасбулатова и еврейскую кровь вице-президента Руцкого).
История национализма
Но можно выделить две группы, различающиеся по своему подходу:
1-ая делает упор на чувственно-эмоциональную сторону национализма, ее представляют главным образом западные исследователи.
2-ая рассматривает национализм как идеологию и политику соответствующих классов, и, прежде всего буржуазии, это преимущественно представители марксистской школы.
Рассмотрим первую группу. В работах американских ученых середины 20 века (таких, как Г. Кон, Ф. Нортон, В. Эбенштейн и др.) восхваляется дух свободы, терпимости и компромисса, будто бы свойственный англо-саксонскому или американскому национализму. В ряде зарубежных теорий национализм служит основой для анализа исторического процесса. В них он выдвигается на первый план в качестве движущей силы истории, в противовес классовой борьбе, взаимоотношениям и борьбе между нациями.
Американский профессор Б. Шейфер определяет национализм ("групповую лояльность"), выдвигая несколько положений, которые описывают базовые атрибуты национализма.
Положения включают следующее:
1. Определенная территория, населенная каким-либо народом или желаемая им.
2. Народ, называемый нацией, имеющий общую культуру и способный к свободному общению внутри себя.
3. Любовь к общей земле, языку и исторической культуре.
4. Общее независимое государство или стремление иметь таковое.
5.Разделяемая всеми вера в общее происхождение и историю.
6. Предпочтительное и более уважительное отношение к соотечественникам, нежели к инородцам.
7. Присущее всем чувство гордости за прошлые и настоящие достижения, равно как разделяемая всеми скорбь по бедам и несчастьям.
8. Безразличие или враждебное чувство к другим народам.
9. Преданность ассоциации, называемой нацией.
10.Разделяемая всеми надежда на будущее процветание нации и ее членов.
Хейс, "отец" американских академических исследований национализма, рассматривал последний как "современный эмоциональный сплав двух очень старых явлений - национальной принадлежности и патриотизма". Ганс Кон определял национализм как "состояние ума", "акт сознания преобладающего большинства какого-либо народа", признающего "национальное государство в качестве идеальной формы организации народа". Для Кона национализм включает в себя веру в то, что человек должен проявлять "высшую преданность" своему народу. Современный российский исследователь Виктор Строганов также разделяет понимание национализма как патриотическое чувство. Он отмечает, что именно такой национализм пронизывает всю историю российского государства.
Рассмотрев определения национализма некоторых американских исследователей, можно сделать вывод, что для них национализм - это чувство, национальное чувство. Стоит отметить, что это чувство неотделимо от культуры предков и любви к родине; можно сказать, что это чувство - патриотизм. И если национализм тождественен патриотизму и национальному чувству, то он присущ всем временам и народам, и бороться с ним или осуждать его было бы равносильно борьбе с другими свойственными человеку чувствами. Но нельзя не сказать, что национализм - это социальное явление и непостоянное, его порождает народ в какие-то периоды своего развития, он связан с какими-то событиями, поворотами в его социальной жизни. Именно поэтому национализм хоть и связан с социальным чувством того или иного народа, он не тождественен ему.
Рассмотрим второй подход к определению национализма. Марксистские взгляды на проблему национализма (как и на другие социальные проблемы) связаны с классовой борьбой, составляющей для марксистов главную движущую силу общественного развития. Рассмотрим некоторые определения.
национализм:
1.Реакционная буржуазная и мелкобуржуазная идеология и политика, направленная на разжигание национальной вражды под лозунгом защиты своих национальных интересов, национальной исключительности и практически служащая интересам эксплуататорских классов.
2. В порабощенных и зависимых странах - движение, направленное на борьбу против империализма, за национальную независимость.
Таким образом, национализм - буржуазная и мелкобуржуазная идеология и политика, а также психология в национальном вопросе, противоположная пролетарскому интернационализму. Основа национализма - идея национального превосходства и национальной исключительности, трактовка нации как высшей внеисторической и надклассовой формы общности. В условиях развитого капитализма - идейное знание буржуазии в борьбе против феодализма и национального гнета, в эпоху империализма - орудие империалистической и колониальной политики, сближается с расизмом, приобретает антикоммунистическую направленность. Такое определение национализму дают марксисты.
Здесь национализм рассматривается как идеология и политика класса буржуазии в сфере национальных отношений. Отличительная черта этой группы определений от предыдущей заключается в том, что в последней национализму приписывается идея национального превосходства и национальной исключительности, что сводит национализм к одной, крайней форме его выражения типа фашистской идеи нацизма. Стоит отметить, что большинство исторических форм нацизма в прошлом и настоящем не всегда были связаны с идеей превосходства. Последняя больше связана с расизмом.
Именно расизм - это совокупность антинаучных концепций, основу которых составляют положения о физической и психологической неравноценности человеческих рас и о решающем влиянии расовых различий на историю и культуру общества, об исконном разделении людей на высшие и низшие расы, из которых первые якобы являются единственными создателями цивилизации, призванными к господству, а вторые не способны к созданию и даже усвоению высокой культуры и обречены на эксплуатацию. Выдвинув первую расистскую концепцию, француз Ж. А. Габино объявил арийцев "высшей расой".
Национализм ильин
Тридцать лет терпит русский народ унижения, и, кажется, нет им конца и края. Тридцать лет попирают темные и преступные люди его очаги и алтари, запрещают ему молиться, избивают его лучших людей - самых верующих, самых стойких, самых храбрых и национально преданных, - подавляют его свободу, искажают его духовный лик, проматывают его достояние, разоряют его хозяйство, разлагают его государство, отучают его от свободного труда и свободного вдохновения...
Тридцать лет обходятся с ним так, как если бы он был лишен национального достоинства, национального духа и национального инстинкта. Эти годы насилия и стыда не пройдут даром: нельзя народному организму «запретить здоровье», - он прорвется к нему любой ценой; нельзя погасить в народе чувство собственного духовного достоинства, - эти попытки только пробудят его к новому осознанию и новой силе. То, что переживает сейчас русский народ, - есть строгий и долгий ученический искус, живая школа душевного очищения, смирения и трезвения. Первое пробуждение, может быть, будет страстным, неумеренным и даже ожесточенным; но дальнейшее принесет нам новый русский национализм с его истинной силой и в его истинной мере. Этот национализм мы и должны ныне выговорить и оформить.
В противоположность всякому интернационализму, - как сентиментальному, так и свирепому; - в противовес всякой денационализации, бытовой и политической - мы утверждаем русский национализм, инстинктивный и духовный, исповедуем его и возводим его к Богу.
Мы приветствуем его возрождение. Мы радуемся его духовности и его своеобразию. И мы считаем драгоценным, чтобы русские люди не связывали себя никакими интернационалистическими "симпатиями" или "обязательствами".
Каждый народ имеет национальный инстинкт, данный ему от природы (а это значит - и от Бога), и дары Духа, изливаемые в него от Творца всяческих. И у каждого народа инстинкт и дух живут по-своему и создают драгоценное своеобразие. Этим русским своеобразием мы должны дорожить, беречь его, жить в нем и творить из него: оно дано нам было искони, в зачатке, а раскрытие его было задано нам на протяжении всей нашей истории. Раскрывая его, осуществляя его, мы исполняем наше историческое предназначение, отречься от которого мы не имеем ни права, ни желания. Ибо всякое национальное своеобразие по-своему являет Дух Божий и по-своему славит Господа.
Каждый народ по-своему вступает в брак, рождает, болеет и умирает; по-своему лечится, трудится, хозяйствует и отдыхает; по-своему горюет, плачет, сердится и отчаивается; по-своему улыбается, шутит, смеется и радуется; по-своему ходит и пляшет; по-своему поет и творит музыку; по-своему говорит, декламирует, острит и ораторствует; по-своему наблюдает, созерцает и творит живопись; по-своему исследует, познает, рассуждает и доказывает; по-своему нищенствует, благотворит и гостеприимствует; по-своему строит дома и храмы; по-своему молится и геройствует... Он по-своему возносится духом и кается. По-своему организуется. У каждого народа свое особое чувство права и справедливости, иной характер, иная дисциплина, иное представление о нравственном идеале, иной семейный уклад, иная церковность, иная политическая мечта, иной государственный инстинкт. Словом, у каждого народа иной, особый душевный уклад и духовно-творческий акт.
Так обстоит от природы и от истории. Так обстоит в инстинкте и в духе. Так нам всем дано от Бога. И это хорошо. Это прекрасно. Различны травы и цветы в поле. Различны деревья и облака. Богат и прекрасен сад Божий; обилен формами, блещет красками и видами, сияет и радует многообразием...
Все хочет петь и славить Бога:
Заря, и ландыш, и ковыль,
И лес, и поле, и дорога,
И ветром зыблемая пыль.
Федор Сологуб
И в этом все вещи, и все люди, и все народы - правы. И каждому народу подобает - и быть, и красоваться, и Бога славить по-своему. И в самом этом многообразии и многогласии уже поет и возносится хвала Творцу; и надо быть духовно слепым и глухим, чтобы не постигать этого.
Вот почему мысль погасить это многообразие хвалений, упразднить это богатство исторического сада Божия, свести все к мертвому подобию и однообразию, к равенству песка, к безразличию после уже просиявшего в мире различия может родиться только в духовно мертвой, больной душе. Эта плоская и пошлая химера, эта все разрушительная, против культурная и безбожная затея есть порождение рассудочной души, злой и завистливой, - все равно, стремится ли эта химера воинственно подмять все народы под один народ (химера германского национал-социализма) или растворить все национальные культуры в бесцветности и безвидности все смешения (химера советского коммунизма). Во всяком случае, эта уродливая химера, в которой крайний национализм сходится с крайним интернационализмом, - нерусского происхождения, как, впрочем, и весь нигилизм, и нехристианского происхождения, как, впрочем, и весь эгалитаризм.
Христианство принесло миру идею личной, бессмертной души, самостоятельной по своему дару, по своей ответственности и по своему призванию, особливой в своих грехах и подвигах и самодеятельной в созерцании, любви и молитве, - т. е. идею метафизического своеобразия человека. И поэтому идея метафизического своеобразия народа есть лишь верное и последовательное развитие христианского понимания; Христос один во вселенной. Он не для иудеев только и не для эллинов только, а благовестите Его идет и к эллинам и к иудеям; но это означает, что признаны и призваны все народы, каждый на своем месте, со своим языком и со своими дарами (срв. Деян. 2. 1-42, I. Кор, 1-31).
Преподобный Серафим Саровский высказал однажды воззрение, что Бог печется о каждом человеке так, как если бы он был у Него единственным. Это сказано о личном человеке. Что же надлежит думать об индивидуальном народе, - что он Богом осужден, отвергнут и обречен? Каждую лилию Господь одевает в особливые и прекрасные ризы, каждую птицу небесную питает и кормит и волосы, падающие с головы человека, сосчитывает, а своеобразие народной жизни, от Него данное и заданное, творческую хвалу живой нации, к Нему восходящую, - отвергает?!..
Всей своей историей, всей культурой, всем трудом и пением своим каждый народ служит Богу, как умеет; и те народы, которые служат Ему творчески и вдохновенно, становятся великими и духовно ведущими народами в истории.
И вот, национализм есть уверенное и сильное чувство, что мой народ тоже получил дары Духа Святого, что он приял их своим и инстинктивным чувствилищем и творчески претворил их по-своему, что сила его обильна и призвана к дальнейшим творческим свершениям и что поэтому народу моему подобает культурное «само стояние» как «залог величия» (Пушкин) и как независимость государственного бытия.
Поэтому национализм проявляется, прежде всего, в инстинкте национального самосохранения, и этот инстинкт есть состояние верное и оправданное. Не следует стыдиться его, гасить или глушить его; надо осмысливать его перед лицом Божиим, духовно обосновывать и облагораживать его проявления. Этот инстинкт должен не дремать в душе народа, но бодрствовать. Он живет совсем не «по ту сторону добра и зла», напротив, он подчинен законам добра и духа. Он должен иметь свои проявления в любви, жертвенности, храбрости и мудрости; он должен иметь свои празднества, свои радости, свои печали и свои моления. Из него должно родиться национальное единение, во всей его инстинктивной "пчелиности" и "муравьиности". Он должен гореть в национальной культуре и в творчестве национального гения.
Что такое есть национализм?
национализм есть любовь к историческому облику и творческому акту своего народа во всем его своеобразии. национализм есть вера в инстинктивную и духовную силу своего народа, вера в его духовное призвание. национализм есть воля к тому, чтобы мой народ творчески и свободно цвел в Божием саду.
национализм есть созерцание своего народа перед лицом Божиим, созерцание его души, его недостатков, его талантов, его исторической проблематики, его опасностей и его соблазнов. национализм есть система поступков, вытекающих из этой любви, из этой веры, из этой воли и из этого созерцания.
Вот почему национальное чувство есть духовный огонь, ведущий человека к служению и жертвам, а народ - к духовному расцвету. Это есть некий восторг (любимое выражение Суворова!) от созерцания своего народа в плане Божием и в дарах Его Благодати. Это есть благодарение Богу за эти дары, но в то же время и скорбь о своем народе и стыд за него, если он оказывается не на высоте этих даров. В национальном чувстве скрыт источник достоинства, которое Карамзин обозначил когда-то как «народную гордость» и источник единения, которое спасло Россию во все трудные часы ее истории, и источник государственного правосознания, связующего «всех нас» в живое государственное единство.
национализм испытывает, исповедует и отстаивает жизнь своего народа как драгоценную духовную самосиянность. Он принимает дары и создания своего народа как свою собственную духовную почву, как отправной пункт своего собственного творчества. И он прав в этом. Ибо творческий акт не изобретается каждым человеком для себя, но выстрадывается и вынашивается целым народом на протяжении веков. Душевный уклад труда и быта и духовный уклад любви и созерцания, молитвы и познания, при всем его личном своеобразии имеет еще и национальную природу, национальную однородность и национальное своеобразие.
Согласно общему социально-психологическому закону, подобие единит людей, общение усиливает это подобие, и радость быть понятым раскрывает души и углубляет общение. Вот почему национальный творческий акт роднит людей между собой и пробуждает в них желание раскрыться, высказаться, отдать «свое заветное» и найти отклик в других. Творческий человек творит всегда от лица своего народа и обращается, прежде всего, и больше всего к своему народу. Народность есть как бы климат души и почва духа; а национализм есть верная, естественная тяга к своему климату и к своей почве.
Не случайно русская сердечность и простота обхождения всегда сжимались и страдали от черствости, чопорности и искусственной натянутости Запада. Не случайно и то, что русская созерцательность и искренность никогда не ценились европейским рассудком и американской деловитостью. С каким трудом европеец улавливает особенности нашего правосознания - его не формальность, его свободу от мертвого законничества, его живую тягу к живой справедливости и в то же время его наивную недисциплинированность в бытовых основах и его тягу к анархии. С каким трудом прислушивается он к нашей музыке - к ее естественно льющейся и не исчерпывающейся мелодии, к ее дерзновенным ритмам, к ни на что не похожим тональностям и гармониям русской народной песни... Как чужда ему наша не рассудочная, созерцательная наука... А русская живопись, - чудеснейшая и значительнейшая, наряду с итальянской, - доселе еще «не открыта» и не признана снобирующим европейцем... Все прекрасное, что было доселе создано русским народом, исходило из его национального духовного акта и представлялось чуждым Западу.
А между тем создать нечто прекрасное, совершенное для всех народов - может только тот, кто утвердился в творческом акте своего народа. «Мировой гений» есть всегда и прежде всего - «национальный гений», и всякая попытка создать нечто великое из денационализированной или «интернациональной» души дает в лучшем случае только мнимую, «экранную знаменитость». Истинное величие всегда почвенное. Подлинный гений всегда национален, и он знает это сам о себе.
И если пророки не принимаются в своем отечестве, то не потому, что они творят из какого-то «сверх национального» акта, а потому, что они углубляют творческий акт своего народа до того уровня, до той глубины, которая еще не доступна их единоплеменным современникам. Пророк и гений - национальное своего поколения в высшем и лучшем значении этого слова. Пребывая в своеобразии своего народа, они осуществляют национальный акт классической глубины и зрелости и тем показывают своему народу его подлинную силу, его призвание и грядущие пути.
Итак, национализм есть здоровое и оправданное настроение души. То, что национализм любит и чему он служит, - в самом деле, достойно любви, борьбы и жертв. И грядущая Россия будет национальной Россией.
Национализм в мире
Но надо понимать, что идея "общечеловеческой культуры", в которую нынче сгоняются все народы, сама по себе отнюдь не бесспорна и не безобидна. Ибо олицетворением "общечеловеческой культуры" почему-то все равно выступает вполне конкретная нация или небольшая группа наций, претендующая на лидерство в глобальном историческом прогрессе, и потому считающая себя вправе навязывать всему миру свою волю, свои нормы и ценности. В прошлом это была Европа, сейчас эстафету перенимает Америка. Фактически, под видом "общечеловеческой культуры" распространяется пресловутый американский образ жизни и англоязычная масс-культура. "Особые претензии" "особо цивилизованных народов" уже в XVIII веке высмеял французский моралист Антуан де Рива роль:
"Самые цивилизованные народы застрахованы от варварства не больше, нежели тщательно отшлифованное железо — от ржавчины. Народ — все равно, что металл: у него блестит лишь поверхность".
А ведь лучшие умы самой Европы и Америки давно отвергли идею общего для человечества прогресса, доказали, что каждый народ развивается по-своему, в рамках собственного цикла, который подобен человеческой жизни: имеет свою молодость, зрелость, возраст умирания и, увы, не поддается "клонированию". Посвященные этим вопросам труды, как "Закат Европы" немца Освальда Шпенглера или "Постижение истории" американца Арнольда Тойнби — общепризнанная научная классика. Но даже без помощи книг, очевидно, что полная победа одной формы цивилизации — утопия; и жизнь Запада сегодня невозможно представить не только без азиатской нефти и рабочей силы, но и без разнообразной духовной подпитки с Востока, без массовых эпидемий моды на восточную экзотику, — от японской кухни до йоги и буддизма...
Самоутверждение одной цивилизации за счет вытеснения всех уникальных проявлений других культур ведет к неминуемой экологической катастрофе человечества, к деформации духовного облика людей. Ведь существование народов как самостоятельных, самобытных общностей — не просто культурно-исторический факт, но и великая духовно-религиозная тайна, связанная с волей Всевышнего, свершившейся после вавилонского столпотворения (книга Бытие, гл. 11)... Если людям суждено быть разделенными на нации и традиционные культуры, значит, у каждой из них есть свое непреходящее содержание, свое национальное призвание. Без осознания этого не выжить, не сохранить себя в семействе народов Земли. И для того, чтобы внести свою лепту в общемировую культуру, нужно, прежде всего, быть собой, принадлежать к своему народу, к своей духовной и культурной традиции. Этого не отрицали даже такие убежденные космополиты, как писатель Генрих Манн:
"Для нашей культуры, да и для каждой — нация, нас породившая, является тем исходным пунктом и предлогом, который необходим нам, чтобы стать полноценными европейцами. Не имея места рождения, нельзя сделаться и гражданином мира".
К сожалению, найти чистый источник национальной идеи бывает непросто.
Национальные особенности людей, стран и культур — из числа самых деликатных, чутко переживаемых сторон бытия. Отсюда — бурление страстей и ломание копьев, что вечно сопровождают обсуждение национальных вопросов. Отсюда же проистекает изобилие искренних (или не очень) предрассудков и националистических спекуляций.
Вот некоторые наиболее типичные заблуждения. Шовинизм, или агрессивный национализм, подавляющий язык и культуру других народов. Шовинизм ложен не только потому, что несправедлив к другим; он подрывает и собственную культуру, превращая ее в косное орудие закабаления. Со страхом перед живыми проявлениями творческого начала культуры связан другой вид ложного национализма — культурный консерватизм, замораживание старых форм ценностей и быта. Политический деятель царской России Константин Победоносцев считал своим долгом "подморозить страну", но это не спасло от национальной катастрофы революции...
Как ни странно, один из коварнейших видов национального самообмана — борьба за суверенитет любой ценой. Некоторые народы живут веками в составе многонациональных государств, но вдруг появляются вожди, выступающие за независимость. Зачастую, стремление к самобытности — лишь декорация, а в реальности остатки национальной культуры приносятся в жертву марионеточной политике, хозяйству и быту, отныне подчиненным чужому государству-кукловоду.
Очевидно, все "болезни" национализма связаны с ложным пониманием основ национальной самобытности, которые подменяются внешними, лишенными животворной силы формами. Однако нельзя забывать, что как для каждого человека, так и для целого народа нет ничего страшнее, чем потеря смысла своего существования. И чтобы понять, чем на самом деле живет душа нации, нужно обратиться к ее духовным, религиозным глубинам, к той вере, на энтузиазме которой родилась и возмужала национальная культура. Прислушаемся к словам одного из "отцов" современной социологии, Гюстава Лебона:
"Религиозные верования составляли всегда самый важный элемент в жизни народов, и следовательно, в их истории. Характер народа и его верования — вот ключ к разгадке его судьбы. Малейшая перемена в состоянии верований какого-нибудь народа имеет необходимым следствием целый ряд преобразований в условиях его существования. И если в настоящее время общество колеблется в своих устоях и видит все свои учреждения сильно пошатнувшимися, то это потому, что оно все более и более теряет свои старые верования, которыми люди жили до сих пор".
Итак, подлинное обретение себя невозможно без осознания причастности к своему народу, его исторической судьбе и высшим проявлениям культуры, запечатленным в общественных и политических традициях, в художественном творчестве, в нравственных идеалах, а прежде всего — в религиозных святынях и верованиях. Не в бессмысленном самоутверждении и накоплении материальных богатств, которые сами по себе приносят лишь деморализацию и слабость, а в хранении преемственности со своими духовными истоками, в приверженности высокой национальной идее заключается единственный секрет жизненной силы и культурной самобытности; гарантия того, что у народа есть будущее.
Социал национализм
национализм — это приверженность (любовь, симпатия — неважно) к своему народу и своей стране. Такая, что она явственно превышает — у людей, придерживающихся националистических убеждений — их приверженность к другим народам и к другим странам. То есть это выбор в пользу своего народа и своей страны, или, если угодно, обычный коллективный эгоизм, по форме очень напоминающий коллективный эгоизм семьи, внутри стен, которой пропадают конкурентные отношения, свойственные рыночной экономике и включается элементарная семейная солидарность — вне зависимости от того, построена семья иерархически или эгалитарно. Она может быть построена по-разному, но в ней есть эта солидарность. Внутри семьи есть представление о справедливости, и при этом семья как коллектив противопоставляется членами семьи — как большая ценность — всему, что за ее пределами. Я в этой связи очень люблю цитировать Ле Пена: «Я люблю дочку больше, чем племянницу, французов — больше, чем немцев».
Всё это я сказал для того, чтобы ввести одновременно категории справедливости и солидарности, и при этом показать естественность для любого человека такого довольно мягкого национализма. Я употребил слово «мягкий», потому что национализм можно понимать более жестко. Мы знаем почти тоталитарные определения национализма, когда человек говорит, что нация — это всё, а мы — ничто, что ради нации человек должен быть готов на всё. Я не сказал этого. Я сказал, что мы сошлись, как в консенсусе, на мягком национализме. То есть на приверженности своим народу и стране больше, чем чужим народам и странам.
Теперь — социализм. Существует не одна модель социализма. Но, видимо, наиболее классической и самой мягкой из них — как мы говорили о мягком национализме, здесь мы говорим о мягком социализме — являются так называемые базовые ценности, принятые социал-демократами. Я вовсе не сказал, что социал-демократы — это образец левых взглядов, я только сказал, что базовые взгляды социал-демократов представляются мне наиболее точным описанием минимальной модели социализма.
Можно говорить об историческом характере этих взглядов — они все, в конце концов, восходят к немецкому философу-кантианцу Фризу и к его ученику Леонарду Нельсону, который стал в 1920-е годы идеологом одного из направлений немецкой социал-демократии. Потом эти взгляды были приняты сначала немецкой партией, а затем и другими социал-демократическими партиями, шведы внесли еще одну мысль, — всё это неважно, потому что сегодня это уже нечто сделанное.
И сегодня это всего две простые идеи. Сторонники социализма считают всех людей равноценными — не равными, а равноценными. И, исходя из этого, придерживаются трех базовых ценностей: свободы, справедливости и солидарности. Как вы понимаете, эти ценности могут довольно по-разному трактоваться.
О свободе я здесь говорить не буду — мы говорили о ней на нашем прошлом семинаре «национализм и демократия». Понятно, что здесь идет речь о нескольких достаточно разных вещах. С одной стороны, о политических и гражданских свободах для народа внутри страны. А с другой стороны — о свободе народа, то есть о суверенитете, о свободе от оккупации, о праве бороться против оккупации.
Но сейчас меня интересуют справедливость и солидарность. Вернусь немного назад. Свобода как суверенитет уже соединяет идеологию социалистического типа с идеологией националистического типа. Свобода как суверенитет уже является естественной составляющей представлений о национализме.
Как националистическое мировоззрение должно относиться к мировоззрению социалистическому? Я думаю, что национализм есть естественное рамочное ограничение социализма.
Что такое солидарность? Это единство ценностей и действий людей внутри каких-то рамок. То есть солидарность может пониматься как классовая, всемирная, гуманистическая, интернациональная. Солидарность может быть понята и как национальная солидарность. То есть как единство соотнесения друг к другу людей, принадлежащих к одной нации. А если эта нация является нацией-государством, то и к одной и той же стране.
И в этом смысле мне кажется, что естественной моделью синтеза социализма и национализма является ограничение социализма национальными рамками, то есть принятие ценностей справедливости и солидарности внутри рамок национальной солидарности.
Из этого вовсе не следует, что мы обязаны ненавидеть представителей иных народов и других стран. Это значит всего лишь, что нам, как националистам, интересы наших соотечественников и сородичей важнее, и мы постараемся построить для них внутри страны солидарное и справедливое общество.
Что значит «справедливое»?
Справедливыми, наверное, надо считать такие общественные отношения, когда результаты, продукты деятельности и ресурсы делятся либо поровну, либо по вкладу участников в процесс деятельности. Эти две модели вполне совместимы, потому что если вклады участников деятельности учитываются как некоторые коэффициенты, то можно представить себе справедливость как распределение поровну с весами. Но это обычно в любой дружеской фирме, кооперативе, где говорят: «Ребята, мы делим доходы поровну, плюс 15% тому, кто принёс этот контракт, плюс 15% тому, кто привлёк кредит. Ну, нормально всё, всё по-честному, да?» Мне кажется, что справедливость именно эту логику «распределения по-честному» и имеет в виду.
Вторая сторона справедливости — это компенсация слабым. Потому что если мы считаем всех участников сообщества равноценными, то мы считаем ценными не только тех, кто вносит значительный вклад в совместную деятельность. Поэтому можно считать, что распределение по справедливости имеет два передела. Условно говоря, мы делим продукт на две половины, где первую половину делим поровну, исходя из равноценности всех — потому что каждый участник нашего сообщества имеет право на жизнь, а вторую половину — по труду, потому что, естественно, заслуги должны вознаграждаться: не только непосредственный труд, но и кредиты, и прошлые заслуги, и многое другое, что в данной культуре учитывается как заслуги данного деятеля.
Собственно, ничего большего в идее справедливости нет.
И в этом смысле — итоговая формула. Любить себя приблизительно так, как участников своего сообщества или немного больше, чем участников своего сообщества. Я думаю, вторая формулировка более реалистическая, поскольку она не требует от участников сообщества тотальной, тоталитарной самоотдачи.
Солидарность оказывается просто рамками сообщества, и в этом смысле национально ориентированный социализм, или социализм внутри нации — это принятие национальной солидарности, принятие всех членов нации (а если есть государство, то всех членов нации-государства) как равноценных, и справедливое распределение внутри сообщества нации-государства, похожее на распределение в контактных малых группах, несмотря на то, что нация-государство явно является воображаемым сообществом, то есть сообществом, где люди друг с другом лично, как правило, незнакомы.
И в этом смысле идеология нынешней социал-демократии, если из нее выбросить все глупости про политкорректность, интернационализм, права сексуальных меньшинств, поощрение миграции и всякие прочие, противоречащие здоровому консерватизму и национализму, вещи, — такая социал-демократия оказывается естественным образом совместима с мягким здоровым национализмом.
А совместим ли с мягким здоровым национализмом мягкий либерализм? Это тема другого разговора, но вполне очевидно, что жесткий либерализм, в котором отсутствует принцип равноценности, а есть только принцип, как максимум, равенства прав при распределении результатов исключительно по заслугам, причем рассматриваются только рыночные заслуги, с национализмом несовместим. А ведь это еще средней жесткости либерализм. Может быть и либерализм, вообще не признающий равноправия, — либертарианство, например.
Во всей этой ситуации мне кажется, что очищенная от космополитизма и политкорректности социал-демократия является естественным дополнением к национализму. При этом социал-демократию я здесь трактую как мировоззрение, признающее рынок и частную собственность, но с уравновешивающими механизмами, которые привносят справедливость.
Можно эту мысль выразить чуть-чуть подробнее.
По большому счету, социал-демократическая политика, безотносительно к национализму, — это политика, когда рынок ограничивается. Регулирующая роль — у государства, направленная на следующие функции: государство должно поддерживать собственность, поддерживать конкуренцию, гарантировать договоры, — это нормальные либеральные функции. Собственно социал-демократические и дирижистские функции: проводить промышленную и структурную политику, потому что структурную политику рынок осуществить не может; поддерживать инфраструктуру — то есть, в наших условиях, энергетику, транспорт и связь; контролировать невозобновимые ресурсы — не обязательно в форме собственности, но контролировать, поскольку они являются общим благом. И осуществлять политику инвестиций в будущее, то есть в научно-технический и гуманитарный прогресс, и инвестиций в человека — то есть, в конечном счете, в науку, образование, здравоохранение и так далее.
И это понятно — потому что если мы считаем, что все люди имеют право на жизнь — внутри рамок национального государства, то есть не иностранцы — то мы гарантируем права детей, инвалидов, людей, не работающих по уважительным причинам. Но, с другой стороны, мы даем рыночную свободу и позволяем тем, кто работает лучше, в предпринимательском или трудовом смысле, получать соответственно большую долю. Но при этом мы гарантируем общие блага, и в этом смысле вкладываемся в науку, здравоохранение, образование и так далее.
Можно ли приложить формулу Ле Пена к субъектам экономической деятельности? Можно ли сказать, что экономическое предприятие национального большинства мне ближе, чем предприятие национального меньшинства, а предприятие национального меньшинства моей страны мне ближе любого экономического предприятия иностранного подданного?
Я думаю, что это тривиально это так, но надо уточнить понятия «национального меньшинства» и «иностранного подданного».
Первый смысл этого утверждения, который однозначно выводится из сказанного — наш национальный капитал мы должны поддерживать в противовес их иностранному капиталу.
Национальный капитал по определению олигархическим быть не может. Национальный капитал — это не просто капитал, собственниками которого являются мои сородичи и соотечественники. Это капитал, который работает на нацию.
То есть в нынешней экономической структуре общества — это капитал:
1) работающий на внутреннем рынке;
2) экспортирующий продукцию с высокой долей добавленной стоимости, а не сырье;
3) импортирующий технологии, а не потребительские товары.
Потому что капитал, экспортирующий сырье, и капитал, импортирующий потребительские товары, экономически работают против своего народа. Поэтому вывоз сырья должен служить общему благу и в нормальной ситуации должен контролироваться обществом — в лице государства или в каких-то иных формах. А импорт должен регулироваться некими общими законами. Импорт должен в первую очередь заниматься импорт замещением, он должен покупать технологии.
Тут вопрос тонкий. Конечно, если национальный капитал слаб, иногда государство может поддержать импорт потребительской продукции, чтобы облегчить жизнь потребителям в своей стране, чтобы они не покупали слишком дорогую продукцию у национальных производителей.
Иногда оно скажет: «Братцы, подтянем ремни, но всё-таки будем дороже покупать у наших, потому что через десять лет это приведет к тому, что всё станет дешевле, но будет наше». Это вопрос тактики, который должен решаться общественной дискуссией.
Ясно одно: что продавцы сырья за границу и ничем не ограниченные оптовые покупатели потребительских товаров за границей — это не национальный капитал, даже если они в наших условиях чистокровные славянские русаки, которые на каждом перекрестке ругают хачей и жидов и платят деньги националистическим партиям.
Во всем мире экспорт сырья разрешается частному собственнику, только если он имеет государственный менталитет. Частники и в самом деле контролируют в англо-американской модели сырье, но если партия скажет: «Надо!» — любой Shell ответит: «Есть!» круче советского комсомола. А в Европе вообще предпочитают, чтобы нефть и газ контролировались непосредственно государством.
Раздолье частнику — на внутреннем рынке, в особенности — на мелком внутреннем рынке. Бог в помощь! И нам же удобнее, когда много продавцов, много покупателей, много конкуренции.
Если иностранец, этнический, скажем, американец строит свой завод на территории моей страны, обещает не пользоваться трансфертными платежами, оставляет большую часть прибыли на территории моей страны, продает значительную часть своей продукции на территории моей страны, платит все налоги — он национальный предприниматель, хотя этнически — не наш. Но он экономически обрусел. И, как я уже говорил, любой русак легко становится иностранной сволочью в том случае, если он не соответствует национальной экономической политике.
Я пока не касался здесь отношений труда и капитала, которые являются результатом расстановки сил, результатом общественной солидарности, результатом общественного договора.
Идеалом являются, конечно, трехсторонние комиссии, фрактально, снизу доверху: от федеральной трехсторонней комиссии при правительстве до производственного совета на каждом предприятии. При понимании, что все мы — русские, и мы можем договориться.
В этом смысле я, как и Рогозин, и Савельев — сторонник солидаризма, а не чистой социал-демократии. Солидаризм — это когда уступают обе стороны, это не политика односторонних преференций национальному капиталисту от трудящихся.
Такие преференции могут быть, но только с санкции государства, временно и для общего блага в достаточно близком будущем. Если б не соврал Ельцин, что через полтора года станем жить лучше, тогда наши олигархи были бы нормальными национальными капиталистами.
Теперь меньшинства. Меньшинство меньшинству рознь. Возьмём нашу страну. В ней есть, к примеру, такое меньшинство, как татары. Татары — этнически другой народ, и формально, конституционно, они являются типичным национальным меньшинством, — но это братский народ. За единственным исключением фундаменталистской религиозной секты Нео ваххабитов, которая пытается поссорить татар с русскими. И в этом смысле я полагаю, что национальный капиталист-татарин ничем не отличается от национального капиталиста-русского. И они нам одинаково близки.
Есть и меньшинства, вполне коренные — я имею в виду наших кавказских братьев, в особенности вайнахов, я имею в виду часть моих сородичей-евреев, настроенную русофобски и склонную развивать в сфере медиа-капитала глубоко русофобскую и вызывающую у русских «комплекс вины» политику, — они ведут себя как иностранцы, как враги, хотя формально это — коренные народы, во многом уже обрусевшие. Ведь при всей враждебности к русским, они уже давно друг с другом по-русски разговаривают.
Диаспоры миграционных меньшинств заведомо являются иностранцами. Им нужно проделать большую работу по убеждению коренного народа в том, что они ему дружелюбны, чтобы мы сочли их национальным капиталом. Это возможно. Некоторые азербайджанские сообщества начинают вести себя умно — я имею в виду, например, «Азеррос». Но пока этот процесс — в самом начале, и сегодня мы имеем национальную солидарность мигрантских диаспор, очевидно враждебную русскому национальному большинству, а поэтому такие диаспоры сегодня — такие же, как иностранцы, а во многом даже хуже иностранцев.
Изложенные здесь взгляды близки некоторым социал-демократическим партиям. Это — националистические партии, которые при этом являются социал-демократическими и входят в Социнтерн. Характерный пример — армянская партия «Дашнакцутюн», израильская партия «Авода», ирландская партия «Фине Гэл».
Это совершенно типичные социал-демократические партии, но благодаря тому, что эти партии действуют внутри народов с остро выраженным национальным сознанием, народов, склонных к национализму, народов, внутри которых космополитов, мягко выражаясь, не поймут, — эти партии позволяют себе быть националистическими. Хотя ту же «Аводу» правые в Израиле называют национальными предателями, плохими националистами, но если послушать типичного израильского социал-демократа — с точки зрения представлений о политкорректности и интернационализме, которые распространены у нас или у французов, он — типичный «русский фашист». Только хуже. При том, что он сильно мягче рассуждает о палестинцах и вообще, об арабах, чем его правый оппонент из сионистов-ревизионистов «Ликуда».
Да, наши собратья-латыши — у них такая замечательная социал-демократия, многие лидеры которой очень любят рассуждать о грязных русских с водкой и воблой.
Исраэль Шамир, говорит очень правильно, и давно это говорит, уже почти двадцать лет: «Вот интересно, почему-то Израилю разрешают иметь идеологию такую, как у газеты «Завтра», а русским разрешают только такую идеологию, как у Гусинского было на НТВ». Действительно, странно.
Есть чудесный анекдот, который многое проясняет в ответе на этот вопрос. «Что общего и какая разница между сионизмом и марксизмом? Ответ: И то, и другое придумали евреи. Но сионизм для себя, а марксизм — для всех остальных».
В этой шутке доля правды зашкаливает. Потому что социал-демократию выдумали евреи. Евреи, как национальное меньшинство, имели проблемы в тех странах, где они жили: в Германии, во Франции, в России, в Австро-Венгрии. Поэтому евреи проводили политику поощрения всех меньшинств, полагая, что это гораздо удобнее, чем просто ассимилироваться и стать честными немцами или австрийцами.
Социал-демократия давно перестала быть еврейской игрушкой. Эсдеки давно стали массовыми партиями коренных народов. Но заложенные в нее исходные идеи стали восприниматься, как «мама сказала, в бидоне». Как некоторые предания старцев. В результате, основная часть европейских социал-демократических партий настроена к национализму резко отрицательно. В этом я вижу их большую ошибку.
Современное национальное государство — на сегодня единственный инструмент социальной справедливости. Современное национальное государство — на сегодня единственный инструмент борьбы против нового всемирного «огораживания», против глобализации. И как без национализма, то есть идеологии поддержки государства-нации, бороться за справедливость, я не знаю.
Более того, сегодня в нашей стране могут иметь перспективы только социально ориентированное национальное движение и, соответственно, только национально ориентированная социал-демократия.
Против национализма
Все националисты воспринимают глобализацию как превращение современного мира в «мульти расовую помойку». В их среде существуют разногласия между православием и язычеством, между умеренными националистами и радикальными, между теми, кто себя позиционирует как «левых» и правыми. Практически все они считают, что «жиды» правят всем, а заполонившие Россию «чурки» являются их приказчиками. Все откровенные националисты разделяют мнение, что не государство создает нацию, а нация создает государство. Ну и, разумеется, они разделяют тьму предрассудков, начиная от врожденной изобретательности и таланта, присущего всем белым народам и заканчивая «ментальной» враждебностью к белым «жидов», негров, «чурок» и прочих. Чтобы изменить ситуацию в России они предлагают сменить «плохую» элиту на хорошую, именно в этом они видят корень зла. Ввиду того, что националистические настроения в российском обществе чрезвычайно распространены, то необходимо разобрать основные требования националистов.
1) Русское национальное государство. Этот лозунг обосновывается, тем, что русский народ является государств образующем народом и тем, что Россия является… мононациональным государством! Последнее объясняется тем, что по некому стандарту ООН мононациональным считается государство, в котором основной народ составляет 67% населения. Вообще националисты крайне негативно относятся к ООН, ЕС, НАТО, ОБСЕ и подобным организациям, которые являются «антирусскими». Но там, где их позиции совпадают, они на ООН будут охотно ссылаться. Также лозунг находит обоснование в том, что 14 из 15 республик бывшего СССР пошли по пути строительства национальных государств, исключением стала лишь Россия.
И, самое главное, только русское национальное государство способно защитить русский народ и русскую землю от нашествия «инородцев»! Наша задача показать, что принесет населению России, русским и нерусским, создание национального государства. Во-первых, никаких государств образующих народов в природе не существует, ибо государств образующим является господствующий класс – сегодня это буржуазия. Народ, а он состоит из классов, которые имеют противоположные интересы, не может создать государство. Государство может создать только господствующий класс, который силой оружия, экономического принуждения и идеологического одурачивания объединяет остальной народ в единое политическое целое. Многие помнят, как создавались государства, образовавшиеся при распаде СССР. Кто их создал? Рабочие и крестьяне? Или же партийно-хозяйственная номенклатура=буржуазия советских республик? Думаю, ответ очевиден. Чтобы создать русское национальное государство, у этой идеи должна быть какая-то социальная база, та, что считает, что от этого можно выиграть.
Такой социальной базой является русская мелкая буржуазия, которая наиболее часто имеет дело с мигрантами, а также низкоквалифицированные рабочие, которые видят в мигрантах угрозу своим рабочим местам. Именно по этой причине все националистические организации обещают оказать самую широкую поддержку малому бизнесу в случае их прихода к власти и ужесточить контроль притока и распределения иностранной рабочей силой. Однако у создания русского национального государства должны быть объективные предпосылки. Таких нет. Факт того, что по абсолютной убыли населения Россия впереди планеты всей делает перспективу русского национального государства абсолютно нереальной. Пора уже смириться с тем фактом, что если не приток мигрантом, то территория России очень скоро будет представлять собой безлюдную холодную пустошь. С другой стороны крупной буржуазии создание национального государства является невыгодным, ибо оно затруднит доступ к дешевой рабочей силе, а также лишит возможности раскалывать пролетариат по национальному признаку. Если же, что совершенно невероятно, русское национальное государство будет создано, и произойдут массовые выселения мигрантов, то это будет означать, что крупный капитал потеряет доступ к дешевой рабочей силе мигрантов и поэтому сделает таковой рабочую силу русских.
Снижение уровня жизни населения России неизбежно, поскольку единственный способ российским буржуям конкурировать с буржуями Азии, это удешевить рабочую силу в России до уровня рабочей силы в Азии, в первую очередь в Китае. А если же произойдут репрессии против мигрантов, то таковое снижение произойдет просто в чудовищной форме. Русским работягам национальное государство принесет нищету, коренным народам России национальный гнет, а мигрантам репрессии. Даже русские буржуи не выиграют от создания национального государства. Русское национальное государство будет не защитником русского народа, а его эксплуататором. Подобное уже произошло в бывших колониях, в постсоветских республиках и еще много где.
2) Национальная идея. Единство бедных и богатых! Начальников и подчиненных! Господ и рабов! Единство угнетенных и угнетателей во имя мифического единства и величия нации. Что может быть для капитализма лучше! Бедные и угнетенные будут видеть корень своих проблем в бедных и угнетенных другой национальности, а не в «своих» доморощенных богатых и угнетающих. Именно в этом смысл национальной идеи. Пора просыпаться! У пролетариев не может быть никакой общности интересов с буржуями.
3) Притеснение мигрантов. Вообще появление мигрантов в России вызвано тремя основными причинами. Российским буржуям выгодна дешевая по сравнению с российской рабочая сила. Население России убывает, поэтому миграционный приток должен компенсировать эту убыль, хотя полностью не компенсирует. В странах, откуда едут мигранты, трудящимся так хреново, что они едут в Россию, где жизнь тоже не сахар. Московский рабочий зачастую не понимает той очевидной вещи, что если бы не трудовые мигранты, то капитал заставил бы наниматься за копейки именно его. Благополучие Москвы зависит от притока дешевой рабочей силы, если этого притока не будет, то московские буржуа сделают дешевой рабочей силой самих коренных москвичей. И это не зависит от чьей-то злой воли, это безличная логика движения капитала.
Главное в том, что националистические настроения отвлекают народный гнев в другую сторону, в сторону безопасную для капитализма. Выступая против плохой элиты, они говорят, что все изменится, когда элита станет хорошей. Вся проблема в том, что элита не может стать хорошей и весь вопрос заключается в том, чтобы элиту уничтожить. Призывы к репрессиям против инородцев совершенно безопасны для ненавистной плохой элиты, но зато перенаправляют народный гнев против инородцев. национализм это идеология миража. национализм дает человеку образ врага – плохая элита, мигранты – но только образ, а сам враг остается невидимым. Это способ выпустить пар, чтобы он без вреда для капиталистической системы развеялся по белу свету.
4) Мелкие требования и специфические идеи. Кое-кто считает, что России нужен национальный социализм, понимаемый как справедливое распределение благ внутри одной нации или страны. Во-первых, само понятие «справедливое» абстрактно и ничего конкретного не содержит, в чем для общественных низов «собака зарыта». Во-вторых, была уже попытка построения «социализма в одной стране» и не надо напоминать, чем она закончилась. И это при том, что СССР был второй промышленной державой, занимал второе место в научно-техническом развитии, имел огромную армию и государства-сателлиты, по населенности занимал 3-е место и в разное время 5-8% мирового населения.
Современная Россия является государством со слаборазвитой сырьевой экономикой, отставшим в научно-техническом развитии, с большой и слабой армией и вымирающем населением. Если в СССР построить социализм оказалось невозможно, то о современной России и говорить нечего. Социализм, как и капитализм, может быть только всемирным. Поэтому нам не нужна революция национальная, нам нужна революция мировая. Превращение мира в единую систему называется глобализацией. И тот, кто выступает против глобализации с позиции угрозы превращения мира в «мульти расовую помойку», тот является тупым реакционером. Тупым, потому что не понимает логику развития человечества. Реакционером, потому что желает повернуть колесо истории назад, во времена национальной замкнутости. Это невозможно, ибо экономики давно переросли национальные границы и составили мировой рынок. Отсюда следует смешение народов в единое человечество и это закономерный итог прошедшего развития: от общин к племенам, от них к союзам племенам, далее к народностям и нациям, и, наконец, к единому человечеству. Нация лишь веха в этом процессе, а потому она исторически обречена.
Подобное же можно сказать, о национализме малых наций. Апологеты такого национализма полагают, что причина их бед, таких как утрата языка и традиций, это имперская политика России. Если русские националисты видят корень зла в евреях и кавказцах, то нерусские националисты в имперской политики России. Между ними разница лишь в масштабе, но объективная роль одна и та же. Взять народный гнев под контроль и перенаправить его от капиталистической системы, в сторону мнимого врага. Нашей задачей является разоблачение любого национализма, хоть большой, хоть малой нации. Темой одной из наших следующих статей будет рассмотрение и критика национализма в малых российских наций, который слаб политически и организационно, но зато очень широко распространен на бытовом уровне и потому охватывает большое количество людей.
Современный мир это мир упадочного капитализма. Он неминуемо уничтожит человечество, ибо завел его в самое опасное из всех антагонизмов, в антагонизм с природой. Как вариант трагедии человечества, возможна империалистическая война за передел мира между слабеющими империализмами США, Западной Европы и бурно растущими империализмами Китая, стран Азии и Латинской Америки. Поэтому любая идеология, которая объективно отстаивает капиталистический строй, ныне является врагом всего человечества. Если в начале ХХ века, когда почти по всему миру стояла задача буржуазной революции, определенный диалог социалистов с либералами и прочими был возможен, то сегодня, когда на дворе задача революции пролетарской, такой диалог полностью невозможен.
Этнический национализм
Основа этнического национализма – мифологизированные представления об общем историческом прошлом этнической группы, ее языковой и культурной гомогенности, праве на территорию «исторического проживания».
В научной литературе этнический национализм обычно противопоставляют гражданскому, рассматривающему нацию как политическое сообщество равноправных граждан. Идея свободного выбора национальной идентичности является для него центральной. В некоторых странах Западной Европы (Англия, Франция, Испания, Португалия) национализм означал национальное строительство: пред современное государство укрепляло свою власть над территорией и населением, апеллируя к патриотизму и конструируя национальный язык, литературу, образовательные институты и др. Такой национализм называют «включающим», он распространяется на несколько этнических групп. национализм в других странах, например, балканских, – «исключающий», т.е. рассматривает нацию как сообщество людей, имеющих общие историческое происхождение и культурные признаки и в силу этого – право на нацию-государство. В Германии национализм представляет собой комбинацию этнического национализма, основанного на общности языка и происхождения немцев, и государственного национализма, основанного на гражданстве.
Этнический национализм отстаивает принцип незыблемой этнической коллективной идентичности и в ряде случаев – идею превосходства собственной нации над другими (этноцентризм).
Как отмечает американский социолог Крейг Калхун, национализм – «дискурсивная формация, определяющая облик современного мира.., и поэтому все соперничающие точки зрения имеют те или иные основания: национализм можно связывать с рождением современных государств, однако вполне допустимо усматривать его корни и в чувстве общности между членами языковых сообществ или интерпретировать его как трансформации древних этнических идентичностей в условиях модерна. Проблема определения национализма заключается в его врастании в другие политические, культурные или этнические проекты: он оказывается, задействован и для утверждения или оспаривания легитимности государств, и для обоснования дискриминации этнических меньшинств, и для определения содержания школьных программ и для многого другого»
Понятие национализм
национализм - это прививка от любой чумы, которую нам могут в очередной раз подсунуть в ярко размалеванном фантике свободы, равенства, братства, в приманке общечеловеческих ценностей, прав, в обещаниях расцвета и укрепления России. Потому что у националистов есть только одно, очень жесткое испытание идеи - в пользу нации или ей во вред.
Когда впереди интересов нации выставляют интересы государства,- это расхожий трюк напёрсточного от власти, корыстного люда, жирно кормящегося у государственного корыта или рвущегося к нему, а потому не может быть у власти, во главе государства, на любом государственном посту человек, не национально мыслящий, не националист. В противном случае непридуманные интересы государства всегда будут довлеть над интересами нации.
Мы, русские, должны развить в себе национальный эгоизм. Наша национальная энергия всегда сдерживалась нашим собственным сопротивлением. Над Россией должен, наконец, воцариться высший интерес, над всем обществом, над всеми политическими дрязгами, и это интерес сохранения, сбережения, приумножения русской нации.
Сегодня интересы русского нам должны быть значимее и дороже интересов целых континентов. Сегодня понятие нации нам должно быть так же близко, дорого и свято, как понятие семьи.
На слово и понятие "национализм" сегодня в обществе наложено проклятие, его избегают, его изничтожают, перед ним прививают страх. Дело доходит до смешного, когда на элементарный вопрос, как называется человек, кровь от крови, плоть от плоти своей нации, гордящийся своей нацией, любящий свою нацию, готовый жертвовать собой во имя интересов своей нации, отвечают: "патриот", против элементарным законам русского языка, изучаемым во втором классе в разделе словообразование. Люди согласны выглядеть дураками, безграмотными, лишь бы не произнести запретного "националист".
Избегая, изничтожая, прививая страх перед словом и понятием национализма, обсушивают, обкорнывают, подбираются к самому понятию нации. Но никаким иным словом не заменить ни понятие нации, ни производимых от него, вырастающих из него национализма и националиста. Я говорю сейчас даже не об исторических корнях, этимологическом происхождении этих слов, я говорю о национально-эмоциональном, духовном восприятии в народе этих понятий, их энергии.
Нерусские средства массовой информации, составляющие в прямом смысле слова подавляющее большинство в России, вся нерусская рать претендентов на российское президентство, как черти ладана избегают слова "нация", все больше о народе пекутся. Но народ - лишь население, объединенное территорией да языком, может быть, совместной деятельностью да общей бедой, но не духом, не идеей, не общенациональной памятью. Когда мы говорим "народ", то вольно или невольно, но представляем только тех, кто живет сейчас вместе с нами, рядом с нами - ныне живущие.
Когда мы говорим "нация", то вольно или невольно, но представляем рядом с собой тех, кто жил задолго до нас, творил нашу историю, терпел поражения и выносил из них уроки, побеждал, осваивал, открывал, изобретал, обживал, создавал Империю, самоотверженно защищал Отечество, представляем рядом с собой тех, кто будет жить после нас,- наших потомков, наших пристрастных судей, перед которыми мы ответственны за все, что совершаем.
Нет вернее пути для нации, чем национализм, но вместо национализма нам усиленно и настойчиво навязывают патриотизм. Почему? Патриотизм - понятие материальное. Любовь к березкам, плакучей иве, к речке детства, своей малой родине,- все это настоящий патриотизм, не в осуждение говорю, но чтобы понятным стало, что и Ельцин, и Черномырдин, и Гайдар, и Явлинский, и Чубайс - они тоже самые настоящие патриоты России. Только одни патриоты любят березки и ивы, а эти - богатства России, ее нефть, газ, молибден, золото, алмазы, и вот эти искренние, убежденные патриоты России, другой земли им действительно не надо, нет богаче российской земли, именно эти патриоты довели русский народ до вымирания.
Нам позволяют быть патриотами, любить свои березки и речки, сколько влезет, но только не свой народ, не свою нацию. Потому что это уже национализм, с которым, как с фашизмом, ведут ожесточенную борьбу в России все властные структуры, начиная от администрации президента, начиная с самого президента. Потому что национализм - понятие духовное. Личное в нем вырастает до общенационального. Общенациональное становится личным. национализм - понятие ратное. национализм активен и действен. Националист - воин, он не лицезрит, он действует.
Можно быть патриотом России и печься о ее богатстве и могуществе, искренне хотеть неслабой России, кому ж охота быть руководителем хилой страны, но при этом попускать, чтобы коренная нация - русские - теряла в год по миллиону человек. Если бы нынешние власть имущие действительно строили национальное государство, они бы этого не допустили. Им все равно с кем строить "новую Россию", лишь бы быстрее получить приставную табуретку к столу правящей миром "семерки", и если понадобится для этого сменить народ, они не задумываясь, не мучаясь национальной совестью, пойдут на это.
Ведь стреляли же они в русский народ и продолжают убивать русских. Чего же иного ждать от них, и чем они отличаются от Ленина, Троцкого, Свердлова, Бухарина, Дзержинского, которые тоже ради строительства "новой России" истребляли русский народ, и тоже, как их последователи в "демократической России", окружали себя сплошь нерусскими помощниками, экспертами, министрами, для которых душа русского человека не просто пустой звук, она ненавистна им. Они не скрывали никогда своей ненависти к русской нации, не скрывали прежде, не скрывают и ныне в своем ненавистническом отношении к национализму в России, к национализму коренного русского народа, станового хребта России.
Они боятся именно русского национализма, и под свой истерический страх подводят теоретическую базу, дескать, национализм больших наций, таких, как русская, непременно приведет к притеснению малых наций, и что национализм возможен и разрушителен лишь для малых наций как форма защиты их от произвола больших наций, как средство выживания перед угрозой со стороны больших наций. Удел больших наций, утверждают "теоретики", оставаться интернациональными, потому что вымирание им не грозит. Но назовите хотя бы одну нацию в России или в бывшем Советском Союзе, которая понесла бы за все годы советской власти больший урон, чем русские. Кого еще, кроме русских, нынешние демократы подвели к последней черте истребления? Без малого миллион человек мы потеряли в позапрошлом году, полтора миллиона - в прошлом году, изменений пока не предвидится. Вы только вдумайтесь! это сравнимо с вымиранием до последнего ребенка целых народов, таких, как мордва,- их всего 313 тысяч в Мордовии, как тувинцы - их всего 206 тысяч, удмурты - 714 тысяч, чеченцы - 899 тысяч, евреи - 537 тысяч и многих им подобных.
Об угрозе национализма в России особенно надсадно кричат евреи, это легко проследить по их газетам "Известия", "Сегодня", "Московские новости", "Московский комсомолец", "Общая газета", по визгу в Думе и правительстве их нахрапистых полпредов. Им есть, с какого страха вопить. Испугались возвращения в дом истинного хозяина, который не позволит им во всякое западное хотение, на жировую потребу их исторической родины обкрадывать Россию, ослаблять ее, гадить в ней, используя газеты, радио, телевидение для растления национальной души. Испугались и не без основания, что с приходом настоящих хозяев не только неповадно будет пакостить и грабить Россию, придется всерьез отвечать за произвол, за зло, сотворенное с Россией.
Да, русский человек долготерпелив и вынослив и готов не только поделиться, но и отдать последний кусок хлеба, последнюю рубаху. Однако он терпелив и жертвен, пока дело касается лично его. Но когда чужие липкие руки тянутся к его национальным святыням, к его Вере, от русского долготерпения не остается и следа. Терпение становится нетерпением, и куда девается со страдальческое добродушие и мягкость. Русский человек становится жесток, зол, ненавидящ. Берегитесь! Нельзя злоупотреблять русским долготерпением. Нельзя и крайне опасно принимать русское добродушие, русское великодушие за русскую слабость. Кто этого не понимает, как показывает история, тот жестоко платит за нежелание знать, чувствовать, бояться русской натуры.
Можно долго пользоваться русским добродушием, но нельзя злоупотреблять русским долготерпением. Это всегда печально кончается для тех, кто, добро принятый на русской земле, обжившийся на ней, уже и посчитал, что он оседлал русскую шею и вправе вертеть русской головой.
национализм - это естественная забота нации о самой себе, физическом, нравственном, духовном здоровье - крепости русского духа, крепости православной Веры. Это здоровая, крепкая, естественная реакция нации на давление чужих и чуждых, противных ей сил. И как это здоровое чувство нации может не нравиться самой нации? Все равно, что здоровому телу может не нравиться собственное здоровье. Значит, об угрозе национализма может кричать лишь чужак для нации, кому противны, ненавистны и крепость нации, и ее дух. Об угрозе национализма может кричать лишь враг нации, ее ненавистник. Это мы должны знать и помнить, чтобы не запутаться в словах, понятиях, наветах, которыми нас пытаются оглупить, оглушить, отбить у нас национальное природное чувство многочисленные враги русской нации, которым мы ненавистны уже тем, что у нас есть все для того, чтобы жить размеренно, богато и спокойно, не изменяя своим вековым традициям и привычкам, не изменяя своим славно памятным отцам и дедам, чтобы уверенно и спокойно развивать и укреплять великую нацию в великой России.
Первое инстинктивное, а может, уже и генетическое восприятие русскими людьми самого понятия "национализм" - в лучшем случае подозрительно-настороженное, чаще и вовсе с порога отторгаемое - тут же выплескивается в негодующее:
- А другие?! Мы же обидим их, оскорбим их национальное сознание, унизим их национальную гордость!
Понятие "национализм" настолько ложно вдолблено в наши головы, что уже неосознанно воспринимается как вызов другим народам, как покушение на их национальный суверенитет, как объявление войны другим народам. Умышленно и усиленно внушается, что националисты любой нации, а уж тем более русской громады, непременно стремятся не просто укрепить, обогатить, возвысить свою нацию, но непременно возвысить свою нацию над другой нацией, укрепить, обогатить свою нацию за счет других наций. Обществу осознанно обостренно навязывается убеждение, что в основу национализма заложено нетерпение, высокомерие, презрение, ненависть к другим народам. Именно поэтому у совестливого, добросердечного русского человека при слове "русский национализм" тотчас сжимается сердце от сопереживания за инородцев.
- Да,- соглашаются,- негоже быть на родной земле безголосыми и бесправными, но и национализм с его гордыней и кичливостью перебор. Сами себя запишем в первосортные, а других, что же, в третий сорт определим?
В сострадании к другим народам и нациям не желают видеть и понимать русские люди, что искренним стремлением не обидеть своим национализмом другого они губят и себя и других, порождая национальное беспамятство, национальное оскопление, национальную слепоту, лишая себя и других национального самоуважения, гордости за себя, как за нацию.
Приходится объяснять и доказывать очевидное, что если ребенок, а мы - дети нации, любит свою мать и считает ее лучшей во всем свете, разве он своей любовью унижает или оскорбляет другую мать, у которой свое дитя, для которого она лучшая в мире? И вот тут, я продолжу начатое сравнение, самое важное только любящий сын, не скрывающий своей любви к матери, не стесняющийся своего полноценного, здорового чувства, а и гордящийся этим чувством, поймет любовь другого сына к другой матери, оценит и будет уважать эту любовь, но никогда не поймет их обоих, не разделит их любви, не будет ни считаться, ни уважать эту любовь взращенный без материнской ласки и любви детдомовец, интернатовский воспитанник - интернационалист, космополит. Чужая сыновняя любовь будет ему не только непонятна и неуважаема им, но будет для него чужой и чуждой, а то и вовсе ненавистной ему.
Только национализм - полная открытая любовь к своей нации, гордость за свою нацию, страстное желание служить своей нации, до самопожертвования быть верным ей, быть ответственным перед ней - дает возможность каждому человеку, каждому народу дышать полной грудью, не скрывать своей любви к своему народу, к своей нации, не стесняться этой любви, не избегать ее.
Сегодня же получается, что великий и талантливый народ, а каждый народ, живущий в России, мы сейчас о России говорим, велик и талантлив - татары, чуваши, башкиры, марийцы, хакасы, буряты, тувинцы, удины, алеуты, агулы.., равно как и русские, не желая обидеть кого своей национальной гордостью, душу распирающим счастьем быть плотью своего умного, сильного, смелого, умелого, храброго народа, должен скрывать полноту своих национальных чувств именно из-за ложно выставляемых обвинений в кичливости национализма, в ложно прививаемой скромности перед другими народами, с оглядкой быть непонятым, обвиненным в гордыне, в превосходстве своей нации.
И от того, что человек и целые народы вынуждены дышать не полной грудью, вынуждены утаивать всю полноту своих национальных чувств, они рано или поздно, но начинают испытывать раздражение от того, что вынуждены таиться, оглядываться, быть яко тать в своей любви к матери, обкрадывая стеснением своих чувств и себя и мать, и вот это накопленное и накапливаемое раздражение рано или поздно, но выплеснется на тех, ни в чем не повинных, из-за которых надо скрывать и скрадывать свои чувства. Но и те, на кого злы первые, тоже ведь молчат, не вольны и не полны в выражениях своих чувств, и накапливается взаимное раздражение друг на друга ни в чем не виноватых друг перед другом людей и народов. Только национализм дает всем народам возможность дышать полной грудью; вольно, легко и свободно без оглядки на кого другого ценить, любить, гордиться своим народом, искренне и полно считать его лучшим, и стремиться его таким крепить.
Крепость нации и полноценность нации, гарантия ее нерастраченной хранится только в народе, гордящемся собой, любящим себя. Так как же можно это жизненно необходимое, здоровое, крепкое чувство национализма выдавать за больное, непременно ущемляющее другие народы, выдавать как покушение на другие народы? Разве не национализм, а именно национализм и в первую очередь национализм является гарантией мирного жительства народов, потому что национализм крепит не только нацию, национализм крепит отношения между нациями.
Оберегая свой народ, храня свой народ, националист никогда не пойдет на то, чтобы ввергнуть свой народ в пучину страданий, горя, смерти, а потому, хорошо сознавая ответственность за свой народ, его сбережение, каждый любящий свой народ националист понимает, с каким жестоким отпором он столкнется в попытке улучшить жизнь своего народа за счет другого народа; по себе, своей готовности жизнь отдать за свой народ, понимает, какой мощный отпор встретит от другого народа. Поэтому никогда националист, если он действительно националист и интересы нации, а не собственная президентская папаха его интересуют больше всего, не решится поставить под удар, реальный, жесткий удар свою нацию в призрачном поиске удачи, приращении блага своего народа за счет другого народа.
национализм в России - единственный гарант недопущения распада России, он единственный способен спасти Россию от повторения трагедии Советского Союза.
Каждый народ, проживающий рядом с русским народом, хорошо понимает, что его жизнь, благополучие, развитие будут зависеть от крепости дружбы с русским народом, многочисленным, крепким, с Богом, данным искренним, проверенным веками, чувством любви, сострадания, понимания другого народа до самопожертвования, готовности отдать последний кусок хлеба и снять с себя последнюю рубаху.
Собственное национальное чувство достоинства русского, его самоуважение всегда были гарантией уважительного отношения русского к другим народам, были основой сострадания, причиной того, что не идеология и не власть, а именно инстинкт добра, заложенный в нем, русском, изначально, заставлял русских рыдать над бедой чернокожего дяди Тома, искать возможности помочь южноамериканским бурам, объяснял уход русских добровольцев в Америку, Испанию, Китай... Миллионы подписывались в защиту Патриса Лумумбы, вагонами слали собранные по домам одеяла, одежду, обувь в помощь пострадавшим от землетрясения армянам, а до того - узбекам... Там, где обнажался рубеж между добром и злом, русский человек инстинктивно занимал активную позицию на стороне добра, невзирая на цвет кожи и цвет знамен. Это и есть самый настоящий национализм - воспитанное нацией понятие добра и зла. Мы, русские, никогда ни против кого не выступали из-за нетерпения к языку, цвету волос или цвету кожи. Мы всегда вступали в борьбу со злом.
Националист якут, националист калмык, националист мордва.., каждый националист каждого проживающего в России народа во имя благоденствия своего народа будет стремиться к сохранению своего народа рядом с большим, сто двадцатимиллионным русским народом на богатейшей российской земле. Да и что есть Россия, как не ковер, прочность и красоту которого определяют плотно и надежно сотканные нити, и чем больше их, чем разнообразнее они, тем прочнее и красивее ковер. А что есть государство Российское, как не прочный и надежный якорь России, и чем крепче каждая жилка каната, тем надежнее канат держит якорь.
Если каждая нация России националистически настроена и в том залог крепости, дальнейшего развития каждой нации и всей России, если вся Россия заинтересована, чтобы каждая нация, в ней проживающая, была крепка и здорова, и только вместе мы представляем ту государственную мощь, с которой прежде считался и должен считаться мир, кому же тогда в России так ненавистна и противна идея национализма - основа крепости каждого народа в отдельности и всей России в целом?
Кто же тогда умышленно, осознанно и обильно сеет зерна ненависти к национализму, кто так усиленно вытаптывает и пропалывает, не дает взрастать здоровым силам национализма?
Расизм и национализм
Постепенно «заслуга происхождения» меняет содержание, и в конце XVII века слово «раса» употребляется уже для разделения человечества на несколько крупных родов. Новая трактовка географии представила Землю не только разделенной на страны и регионы, но и населенной «четырьмя или пятью родами или расами, различие между которыми настолько велико, что может служить основанием для нового разделения Земли». В XVIII веке наряду с другими значениями термина, при которых он может иногда означать (например, у аббата Сьейеса) социальный класс, Бюффон в своей «Естественной истории» проводит идею, что расы - это разновидности человеческого рода, в принципе единого. Эти разновидности «являются результатом мутаций, своеобразных искажений, которые передаются от поколения к поколению». Не являются ли, таким образом, лопари «выродившейся из человеческого рода расой»?
С тех пор это слово стало ловушкой для многих поколений исследователей. Не жалея сил, одни старались найти наследственные черты, разделяющие человечество на однородные группы, другие настаивали на том, что понятие «раса» всегда было и остается беспочвенной гипотезой. Так, математик-философ А. О. Курно, который, как и многие другие авторы своего времени, участвовал в исследовании расовой проблемы, утверждал в 1861 году, что «множество трудов, предпринятых в течение века, не завершились даже определением расы». Он добавил также, что не существует «точной характеристики понятия расы, которое служило бы подлинной меркой для натуралиста». Тот факт, что биолог, лауреат Нобелевской премии по медицине Франсуа Жакоб ощутил более века спустя, в 1979 году, необходимость уточнить данные биологии по этому вопросу, объясняется гибельными последствиями расизма, проявившимися в новейшей истории.
В конечном итоге, пишет он, биология может утверждать, что понятие расы потеряло всякую практическую ценность и способно лишь на то, чтобы фиксировать наше видение все время меняющейся действительности: механизм передачи жизни таков, что каждый индивидуум неповторим, что людей нельзя иерархизировать, что единственное наше богатство коллективно, и состоит оно в разнообразии. Все остальное от идеологии. Отметим, что расизм не только мнение или предрассудок. И если суффикс «из» предупреждает, что речь идет о доктрине, расизм в повседневной жизни может проявляться в актах насилия. Отталкивание, унижения, оскорбления, избиения, убийства являются в данном случае и формой социального господства. И тот факт, что биологическая наука приходит к выводу о несостоятельности понятия расы, ровным счетом ничего не меняет. Впрочем, если в один прекрасный день будет объявлено о новом биологическом открытии - существовании гена, управляющего свойством, которое определяет форму таланта или особого недостатка человека,- это ничего не изменит в его праве на признание полноправной личностью в условиях демократии. В Южной Африке демократия подразумевала бы правовое государство, а не общество генетиков, управляющее апартеидом.
Появление терминов «расизм» и «расист» зафиксировано во Франции в «Ларуссе XX века», вышедшем в 1932 году, и обозначают «учение расистов» и национал-социалистской партии Германии, объявляющими себя носителями чистой немецкой расы и исключают из нее евреев и прочие национальности.
Однако не следует забывать, что до своего превращения в политический лозунг расовые теории в середине XIX века были не только составной частью мировоззрения, но и входили зачастую из чистых побуждений в научные труды, где учения о человеке и о природе интенсивно объединялись. Ренан и Ф. М. Мюллер и многие другие европейские ученые пытались понять физическое и метафизическое происхождение человечества. Различные расовые теории - многочисленные и часто противоречащие друг другу - были движимы общим стремлением создать систему объяснений, способную охватить развитие и эволюцию цивилизаций.
Пытались, таким образом, изучить и классифицировать языки общества, религии, все культурные и политические, а также военные и юридические учреждения как геологические отложения, зоологические и ботанические виды. «Лингвистическая палеонтология» А. Пикте (1859) хорошо иллюстрирует одно из таких построений, в котором ариец и семит, становясь двумя рабочими понятиями, способствуют основанию новой естественной науки - сравнительной филологии, которая должна показать прошлое, объяснить настоящее, предсказать будущее цивилизаций. В музее понятий колониального Запада, на который провидение возложило двойную - христианскую и технологическую - миссию, идет поиск новых знаний, позволяющих изучать естественный мир, видимый и невидимый, рассказывая историю прогрессирующего человечества.
Те, кто спешит возглавить, таким образом, мыслящее человечество, мечтают стать новыми избранниками изменчивого мира. Идея прогресса выступает необходимым признаком развития теории эволюции. Дарвин и Ф. М. Мюллер воскресили старый спор о том, есть ли у птиц язык, родилось ли человечество с первым криком или благодаря слову. Волнуются теологи, превратившиеся тем временем в деятелей академий и университетов. Они хотят знать возраст человечества, выяснить, на иврите или санскрите говорили Адам и Ева в райском саду, были ли их едва лопочущие предки арийцами или семитами, исповедовали ли они политеизм или верили в единого Бога? Берясь за работу и чувствуя себя вождями человеческого рода, они решаются расслоить его, разделить между тщательно иерархизированными расами.
Но чтобы провести такую расовую классификацию, необходимо было найти критерии, которые очертили бы границы между различными обособленными видами. Чему надо отдать предпочтение: цвету кожи, форме черепа, типу волос, крови или системе языка? Ренан, например, выступая против физической антропологии своего времени, отдает предпочтение «лингвистической расе». Изменить язык, то есть характер и темперамент, человека ничуть не легче, чем позаимствовать у соседа форму черепа. Язык является для Ренана «формой», в которой «отливаются» все черты расы. Недостаточно, таким образом, отказаться от генетического или биологического определения моральных черт, чтобы отгородиться от расового видения истории человечества. Ренан устанавливает систему истории культуры, которая ставит вне цивилизованного человечества Китай, Африку, Океанию и отодвигает семитов в самый низ на шкале западных цивилизаций.
Именно этим характерны расистские теории. Какой бы ни был избран критерий - физический или культурный, опасную эффективность обеспечивает расизму (ведь доктрина - это «совокупность понятий, которые считаются истинными и посредством которых можно якобы истолковывать факты, направлять и руководить действиями») непосредственная связь, которую он якобы устанавливает между видимым и невидимым. Такова, например, связь между анатомическим строением (или языковой артикуляцией) и творческими способностями, которые признаются за определенным сообществом, неизбежно фиксируемым, таким образом, в неизменной форме.
Таланты и дефекты такой группы рассматриваются в данном случае как проявление общей, сущностной природы. И действительно, для расистских предрассудков характерно замыкание в один круг всех «других», окружение их магической, не переступаемой чертой. Нельзя избавиться от «расы», если ты к ней причислен. Тогда как в прошлых иерархических классификациях можно было в некоторых случаях наблюдать переход из одной религии в другую или превращение в раба свободного человека, расовое различие рассматривается как свойственное самой природе. Человека иной расы можно даже исключить из числа людей.
Мужчина, женщина, старик, ребенок относятся, таким образом, к абсолютно «другому», к чему-то отличному от человека, к чудовищу, которого надо убрать. В такой ситуации, когда расизм становится принципом, объясняющим поведение индивида, утверждается также, что любое из его действий - это проявление «природы», «души», приписываемых сообществу, которому он принадлежит. Двойственность чувств по отношению к «другим» может также вести к расизму, открытые выступления которого преследуют цель своего укрепления, исходя из нормы доминирующей группы. Так, спортивные таланты приписываются одним, экономическое чутье - другим, за третьими признают интеллектуальные или артистические способности, якобы унаследованные от предков, которыми по этому случаю их наделяют.
Множеству утверждений в наши дни, которые можно прочесть в пропагандистских брошюрах или прессе многих стран, питающей расистские течения, генетики не перестают противопоставлять следующее наблюдение: сегодня невозможно установить малейшую причинно-следственную связь, малейшую взаимозависимость между установленными наследственными факторами и специфическими чертами характера (за исключением, может быть, некоторых патологических случаев). И как утверждает этнология, когда речь идет о творческой деятельности в обществе, для объяснения разнообразия культур нет никакой необходимости в расовой гипотезе.
Таковы труды ряда ученых, которые иногда, сами того не желая, придают вид законности расистским насилиям. Таковы «ответы» вчерашних и сегодняшних специалистов. Иногда у одного и того же автора в разных местах его сочинений встречаются оба типа Аргументации, то отвергающие, то допускающие некоторые расовые теории. Таковы, например, Ренан и Ф. М. Мюллер.
Остается загадочный факт, грубая констатация. Расизм не нуждается ни в объяснении, ни в анализе. Его неискоренимые лозунги распространяются, как прилив, который в любой момент может затопить общество. Существование расизма не требует обоснования. Это категорическое утверждение, столь же абсолютное, как и недоказуемое, означает, что расизм имеет все признаки аксиомы. Доступный всем, пусть и не всеми принимаемый, расизм является понятием тем более эффективным, чем более оно смутно, тем более динамичным, чем более оно кажется очевидным. Как навязчивая идея, которая распространяется со скоростью слухов, расизм охватывает человека или группу людей тем быстрее, чем сильнее чувство уязвимости каждого индивида, потерявшего ощущение своего политического, социального, религиозного, экономического «я». Так начинаются неистовые поиски признаков постоянства, гарантий передачи ценностей, которые могут обеспечить устойчивость, отождествляя прошлое с настоящим и обещая наследникам будущее и законность их положения. Но что может лучше защитить доктрину, чем нерушимая вера, возвышающаяся над человеческим разумом? Можно ли мечтать о лучшем хранителе такой убежденности, чем сама природа? «В биологических концепциях живут последние остатки трансцендентности современной мысли», - писал в 1947 году Клод Леви-Строс.
Именно поэтому, наверное, в середине XX века фашистская индустрия расизма стремилась узаконить свою политику геноцида, обращаясь к естественной истории человечества.
национализм - термин, означающий приоритет национальных (этнических) ценностей, как перед личностными, так и перед иными социальными (групповыми, универсальными) ценностями и применяемый для описания политической практики, идеологии и социально-психологической ориентации личности; для обыденного сознания слово «национализм» не имеет нейтрального значения и употребляется как бранное или хвалебное.
В политике национализм - основополагающий принцип государственного устройства абсолютного большинства стран Земли, в которых нация понимается как о государствленный этнос.
национализм как политический принцип обусловил распад империй на мононациональные государства и отделение колоний от метрополий; в политике, таким образом, он оказался более сильным фактором, чем мировые религии докапиталистического общества и государственные образования имперского типа в Новое время: в первой таксономии национализм противостоит христианству и космополитизму, во второй - империализму и интернационализму.
национализм может лежать в основе конкретной политической стратегии любых массовых социальных движений (в масштабах страны или региона) как крайне правых, так и крайне левых ориентаций - от национально-освободительной борьбы в малых колониях (и тогда для успеха националистической программы требуется интернациональная поддержка) до национал-социалистской экспансии (непосредственно смыкаясь с расизмом).
В преимущественно мононациональных государствах национализм определяет направление господствующих политических тенденций в спектре от изоляционизма («албанская модель») до экспансионизма («японская модель»).
Многонациональные страны, живущие под дамокловым мечом конфликта «угнетающих» и «угнетенных» наций (В. И. Ленин), имеют дело с двумя взаимообусловленными видами национализма - «малого» (или «младшего») народа (эмбриональная форма национально-освободительного движения) и «большого» (или «старшего») народа (так называемый шовинизм, эмбриональная форма нацистской агрессии). национализм в многонациональной стране существует, таким образом, как политическая компенсация неизбежного конфликта между принципами самоопределения наций, с одной стороны, и государственного суверенитета - с другой, имеющими различный статус во внутренней и внешней политике централизованного многонационального государства.
Введение такого универсального этносоциометрического показателя, как национальное насилие (концепция советского этнографа И. Крупника), позволяет обнаружить, что создание на базе многонациональных государств классовых (бесклассовых или иных) образований «наднационального» типа обостряет национализм, переводя его с манифестного на домани-фестный, латентный уровень; в таких государствах общество сначала делается безучастным к судьбам отдельных народов (нацменьшинств), а вслед за тем - неподготовленным к вспышкам национально-освободительных движений, терроризма на национальной почве и т. д. Таким образом, на уровне конкретной политической практики национализм воплощается в широком аспекте административных программ - от программы геноцида до программы федерализации многонациональной страны на основе региональных автономий с сохранением за этническими группами неотъемлемых национально-культурных прав, не зависящих от местопребывания их носителей и структурно изоморфных правам отдельной личности в данном государстве.
Исторические границы национализма как политической практики охватывают эпохи распада империй и создания на их основе многонациональных федераций нового типа. Неравномерность исторического развития в различных регионах планеты делает национализм одной из констант политической реальности последних двух столетий.
Идеология национализма, предстающая «как знамя дурных народных страстей» (Вл. С. Соловьев), состоит в следовании ряду аксиом, важнейшими из которых являются: приоритет национальных (этнических) ценностей перед личностными; приоритет (хотя бы в каких-то отношениях) своей национальной культуры перед другими (особенно такими, которые можно объявить «денационализированными», «косм политизированными» и т. п.); приоритет государственности перед всеми другими формами социальной самоорганизации этноса; приоритет национального прошлого (отчасти мифологизированного) и чаемого национального будущего перед настоящим, рассматриваемым в рамках идеологии национализма как «вывих» истории; приоритет «народной» жизни и культурной самобытности перед жизненными установками «бездуховной» и «бес корневой» интеллектуальной элиты.
Каждая из указанных аксиом получает тем более широкую философско-художественную разработку, чем глубже национально-государственный кризис (Германия эпохи наполеоновских походов, Франция конца XIX в. и т.п.). Идеология национализма получает развитие в условиях секуляризации политической жизни и становления новых ценностей, ориентированных на достижение социальной однородности через снятие противоречий (методом «обострения классовой борьбы» в сталинском или установления «классового мира» в гитлеровском вариантах). Теоретическое обоснование национализма состоит в том, что «природа» («кровь и почва») объявляется и остается наиболее прочной основой «национальной идеи». В рамках данной таксономии национализм образует динамический связующий узел между патриотизмом и расизмом.
Как «идолопоклонство относительно своего народа» национализм не терпит статики и мирного сосуществования с другими идеологическими системами, претендуя на тотальное господство в массовом сознании и препятствуя консолидации сил, объединяющих народы на началах всечеловеческой солидарности.
Опыт XX в. показал, что в мононациональном государстве национализм может поглотить социалистическую идеологию и в ее сторонниках найти надежную опору для проведения политики геноцида. В многонациональном государстве национализм, будучи, наоборот, поглощен социалистической идеологией, может выступать в парадоксальном «единстве противоположностей» - патриотизма и интернационализма - как любовь к самой могущественной (или большой, или населенной) державе, добившейся самых больших успехов (или понесшей самые большие жертвы, или самой бедной) и согласной лишь на самую главную роль в мире. Этот своеобразный «без национальный национализм» ставит многонациональные страны перед выбором: распад на ряд мононациональных государств (австро-венгерский вариант) или создание многонациональных федераций (ленинское понимание советского варианта).
Наличие пропагандистских программ-прикрытий камуфлирует национализм под культурно-просветительскую, демократическую и для всех приемлемую политическую идеологию: ее анти гуманизм обнаруживается лишь на очень поздней стадии массовых психозов, перерастающих в грубое централизованное насилие и не поддающихся эффективной социальной терапии (нацистское движение и политическая практика 20-30-х годов, сломленные лишь совокупными действиями внешних интернациональных сил; успешные программы депортации народов и кампания «борьбы с космополитизмом» в последние годы сталинского правления и т. п.).
Исключительная привлекательность идеологии национализма для массового сознания объясняется тем, что национализм обеспечивает своих адептов неотъемлемым правом быть кем-либо, не становясь им. Этнос - наиболее прочная рефератная группа для индивида, живущего в условиях кризиса общественных институтов (право, экономика, семья), а национализм - самый простой психологический субститут выхода из социальной фрустрации или универсальный метод систематизации всего осознаваемого индивидом поля социальных и личностных проблем.
Как социально-психологическая ориентация личности национализм бывает интегральным («свое» не противопоставляется «чужому», но мыслится полноправной частью «целого») и дифференциальным (идея национальной исключительности, «избранности» и т. п.). В условиях нарастания экономического кризиса, усугубляющего социальную фрустрацию, национализм принимает специфическую для нашего времени форму этнического отчаяния: такая ориентация характерна как для целых народов (особенно малочисленных, перенесших геноцид и т. п.), так и для социальных прослоек, профессиональных групп, теснее других вовлеченных в процессы разрушительного взаимодействия с природой или его осмысления.
На всех уровнях - политики, идеологии, личностной ориентации - национализм остается одной из непременных жизненных стихий мирового сообщества, до тех пор пока на Земле существуют и появляются новые этнические группы, не имеющие ни государственности, ни национально-культурной автономии того или иного типа. национализм как идеология дезинтеграции гражданского общества не может, да и не должен, быть искоренен, ибо даже потенциальная угроза экспансии этой идеологии стимулирует обновление окостеневающих социальных структур. Эффективная борьба с на 1 лизмом возможна (как минимизация насилия до спорадических локальных вспышек) лишь в правовом государстве< с развитой социальной инфраструктурой.
Либерализм национализм
Но надо смотреть в самое сердце проблемы, идти к истокам человеческих мотиваций.
И если смотреть так, получается, что основы либеральной идеологии таковы:
1) вполне обоснованное убеждение в исходном, природном неравенстве людей, их разделении на «сильных» и «слабых»;
2) необоснованная вера во всесилие денег, этого «всеобщего эквивалента», мерила всех вещей. Вера в то, что именно деньги, а не прямое насилие (в котором состоит существенная функция государства), есть наилучший, универсальный регулятор любых человеческих отношений. Отсюда и так называемое попустительство – либеральная теория laissez-faire, laissez passer. Мол, не вмешивайтесь в жизнь, пусть всё идёт, как идёт, деньги всё сами поставят на своё место. Отсюда же и неизменная декларация формального равенства людей в правах, при котором, как легко понять, природное неравенство не будет иметь никаких препятствий для воплощения в неравенстве социальном.
Никакой либерализм вне капитализма с его идеей всевластия денег невозможен. В этом главная причина того, что либерализм опирается на класс предпринимателей и в значительной мере на интеллигенцию. Не на всю, конечно. Вот почему никакой либерализм не мог иметь прочного успеха, пока население развитых стран не сократило радикально число своих крестьян и рабочих и не увеличило до предела возможного сектор интеллигенции и предпринимательства. Ибо именно в этом секторе свобода, понимаемая индивидуалистический, – традиционная ценность номер один. В этом, кстати, залог неистребимости либерализма в России, где удельный вес интеллигенции к 1989 году поднялся до 30 процентов.
Что противостоит в идеологии либерализму? Это в первую очередь коммунизм и социализм, в котором ищут надежду и прибежище «слабые». А во вторую очередь – национализм в силу своего отрицания индивидуализма и понимания необходимости единства «сильных» и «слабых» в общенациональном организме. Либерализм и национализм в принципе противоположны – истинно, онтологически. Если либерализм выражает идеалы и мотивы индивидуализма, то национализм, как и социализм, выражает идеалы и мотивы холизма. Индивидуализм постулирует приоритет личности над обществом и государством, холизм, наоборот, постулирует приоритет общественного, а значит, и государственного над личным. При этом социализм имеет в виду классовый аспект холизма, а национализм – этнический.
Проникнуться идеей и мироощущением холизма для интеллигента очень нелегко, потому что требует преодоления его собственной природы. Но в принципе возможно, примеров тому достаточно. А главное – совершенно необходимо. Интеллигент не станет настоящим националистом, если не научится ставить превыше всего судьбу своего народа и своей страны и подчинять собственную жизнь, труд и свободу данным символам. национализм взывает к служению.
Здесь не место подробному рассмотрению указанной проблемы. Достаточно понять простую вещь: быть одновременно националистом и анархистом, оголтелым демократом или последовательным либералом нельзя в принципе. Эти позиции несочетаемы. Либерал ставит права человека, личности выше прав народа, нации как целого. Для националиста это неприемлемо.
В соответствии с этим классическим принципом уже давно в либеральных кругах растут попытки поженить либерализм с национализмом по мере усиления позиций последнего. Вначале активнее других этим занимался директор Института национальной стратегии Станислав Белковский. С этой целью им была проведена в своё время конференция «Новый политический национализм», на которой состоялся альянс ряда русских организаций (ДПНИ, «Великая Россия», РОД) с набиравшим известность Алексеем Навальным, имевшим репутацию либерала.
Белковский от комментировал коалицию так: «Предмет этого собрания состоял в первую очередь в поиске идеологического синтеза, то есть соединения социальных, националистических и либеральных идей. Два года назад я назвал это национал-оранжизмом. Именно этот синтез обеспечил успех оранжевой революции на Украине в 2004 году, а в 2003-м – приход Михаила Саакашвили к власти в Грузии». Мероприятие оказалось с дальним прицелом: посеянные тогда всходы взошли на митингах на Болотной и проспекте Сахарова…
Помимо Белковского той же проблемой – синтеза национализма и либерализма – занимаются, к примеру, Высшая школа экономики и её шеф Евгений Ясин. Учебник «национализм. Теории и политическая практика», выпущенный ВШЭ, в значительной мере посвящён решению данной задачи.
Ещё пример. Фонд «Либеральная миссия» проводит исследование «Национальная политика: либеральный проект». Первый семинар в рамках проекта был посвящён проблеме русских в России, истории и перспективам государственной национальной политики в отношении этнического большинства нашей страны.
Наиболее авторитетная и открыто политичная попытка объединиться с националистами была недавно осуществлена Михаилом Ходорковским, который выступил с открытой лекцией «Между империей и национальным государством. национализм и социальный либерализм».
Основной пафос статьи Ходорковского – в формулировании условий, на которых русским националистам предлагается сотрудничество.
«Суть переживаемого Россией исторического момента состоит в том, что империя как государственная форма себя полностью исчерпала, а национальное государство, которое должно было бы ей наследовать, так и не появилось на свет. Русское государство застряло на историческом полустанке, затерявшемся между империей и национальным государством, и не только не продвигается вперёд, но порою даже начинает двигаться вспять», – пишет Ходорковский.
Он даёт нам понять, что принимает неизбежность возникновения русского национального государства. То есть апробирует главный пункт повестки дня русского национализма. Далее следует предложение о сотрудничестве: «Одной из причин, по которой «наш бронепоезд» так долго стоит на запасном пути истории, является идеологическое недоразумение, вследствие которого русский либерализм не приемлет национализма, а национализм отрицает либерализм как одно из своих оснований».
Смысл сказанного очевиден: для того чтобы Россия двинулась вперёд, главным действующим лицам современной российской истории – либерализму и национализму – надо перестать третировать друг друга и заключить союз.
Какова же доктрина «либерального национализма» по Ходорковскому? «Либеральный национализм признаёт за каждой нацией право на построение собственной демократической государственности».
«Какие варианты могут предложить либералы русскому народу?» – задаётся он вполне деловым вопросом. И перечисляет принципы, на которых зиждется его макет русского национального государства:
«Разрешение национального вопроса в России в стратегической, глобальной перспективе возможно только в рамках построения по-настоящему демократического, то есть истинно национального государства, в котором реально работающая система разделения властей позволяет гибко защищать интересы русской нации, не ущемляя прав других национальностей».
Но известно, что образцовым «национальным государством» либералы признают США с их диктатурой меньшинств всех сортов под маской «настоящей демократии». И не получается ли, что «русское государство» по Ходорковскому на деле будет обычным «государством для всех» по американскому образцу, где на месте нации (русской в нашем случае) утвердится простое со гражданство, а хозяином дома станет олигархический интернационал?
Во-первых. В таком государстве, русском только по имени, у русских не будет никаких преимуществ. Не будет их и у других коренных народов России вообще. Пресловутые права человека получат верх над правами гражданина. «Важнейшими, системообразующими элементами современного либерального национализма оказываются приоритет прав личности, отражённый в доктрине прав человека, вера в равноценность людей независимо от их расы, вероисповедания, социального статуса и национальности, то есть сугубо либеральные ценности. Отсюда логически следует признание равенства наций и отказ от этнической доктрины, когда принадлежность к нации определяется по признаку крови».
Во-вторых. Это будет государство мульти культурное, по типу современной Франции, Голландии, США. «В связи с либеральным национализмом необходимо упомянуть и о поликультурализме (мультикультурализме)… Либерализм признаёт этот подход в силу собственной позиции о праве выбора человеком своей культурной идентичности». В-третьих. Это будет государство, окружающее иммигрантов самой трогательной заботой и покровительством, идеальное для них. Необходимость чего чисто популистски объясняется стремлением насолить чиновникам: «Реальные успехи в привлечении образованных иммигрантов, в повышении образовательного и культурного уровня вновь прибывших, в предоставлении им возможностей для интеграции в российское общество лишили бы бюрократию и сотрудничающий с ней бизнес рабского трудового резервуара, ликвидировали бы удобный громоотвод для общественного недовольства». В-четвёртых. Это будет государство не только федеративное (что само по себе противоестественно для русских, самоопределившихся на всём пространстве России), но и максимально децентрализованное: «Конституция, закрепив федеративное устройство, тем самым закрепила за субъектами Федерации право самим определять свою судьбу. В основании бюджетной пирамиды должны лежать полноценные бюджеты субъектов Федерации и производный от них федеральный бюджет».
Но либерал Ходорковский не может не знать, что свобода имеет денежный эквивалент. Предоставить регионам самим формировать свой бюджет – и федерация неизбежно, быстро и необратимо превратится в конфедерацию, а там и распадётся на куски. Мы уже проходили это на опыте СССР.
В-пятых. Залогом именно такого развития событий являются следующие строки: «Таким образом, федеральная исполнительная власть выступает в качестве оккупационного режима – собирая не налоги, а дань».
Нужно ли националистам такое «русское государство»? Приемлемы ли такие условия компромисса?
ЛИБЕРАЛЬНЫЙ КОРИДОР
Ходорковский, как уже сказано, не первый из либералов озаботился проектом либерального национализма. Анализируя учебник по теории и практике национализма, выпущенный ВШЭ, мы узнаём следующее.
«О либеральном национализме можно говорить, если:
– государственность декларируется от имени граждан, проживающих на территории республики, или народа в понимании сообщества людей, проживающего на данной территории (или народов, интонаций, национальностей, живущих в республике);
– устройство государства в республике можно отнести к либерально-демократическому типу, обеспечивающему верховенство законов, всеобщее избирательное право, представительный характер власти, выборность власти как формы реализации принципа представительства, разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную;
– обеспечивается политическое и правовое равенство граждан, в том числе право быть избранным на государственную должность;
– допускаются плюрализм и свобода политической деятельности, свобода слова, право формулировать и отстаивать политические альтернативы, возможность внутренних разногласий при обсуждении ценностей, идеалов, в том числе национальных, этнокультурных, лингвистических, сути самой общности и её границ в приемлемых для дискутирующих сторон формах, избегающих экстремизма и насилия;
– наличествуют политические институты, обеспечивающие разнообразие культур, права меньшинств;
– обеспечивается свободное право личности на выбор национальности».
Можно уверенно сказать, что из названных шести критериев русский национализм практически полностью соответствует всем, кроме первого и последнего (с небольшой оговоркой: меньшинствам, конечно же, гарантируются права, но только общие, а не какие-то особые, и именно по соображениям демократии).
Но точно так же твёрдо и уверенно можно сказать, что у русских националистов никогда не повернётся язык ни декларировать русскую национальную государственность от имени всех людей, проживающих в России (т.е. попросту всего населения), ни признать, а тем более обеспечить свободное право личности на выбор национальности. Не по причине измены демократическим идеалам, а по причине нашей верности здравому смыслу и нежелания выглядеть идиотами и пропагандистами злостного абсурда.
Принятие националистами любой национальности двух отринутых выше условий означало бы полное выхолащивание национализма как такового, манифестацию национализма без национализма. От русских националистов такого ждать не следует. Доверие русского народа важнее.
Способны ли либералы снять заведомо невыполнимые требования с повестки дня? Лекция Ходорковского ясно показала, что они и рады бы, да не могут перешагнуть через себя. А значит, «брак по расчёту» никогда не сможет состояться.
Сущность национализма
Почти 90% современных государств полиэтничны, поэтому по своему значению и политическому весу национальные движения данного типа вполне соотносимы со стремлением людей к демократии, формированию гражданского общества. В то же время в силу специфического происхождения наций, наличия в поведении принадлежащих к ним людей множества предрассудков, иррациональных мотиваций, ложных оценок и установок национализм выступает как крайне неоднозначное и противоречивое политическое явление.
Объективно национальные движения направлены на использование политических механизмов как внутри государства, так и на международной арене для повышения уровня общности граждан одной национальности (или всего населения той или иной страны в целом) и защиты их интересов. национализм выходит на политическую арену тогда, когда властные отношения требуют большей культурной и социальной сплоченности общества или отдельных слоев его населения. Как говорил еще Ш. Монтескье, «дух нации», любовь к Родине являются единственной основой существования «органического» общества.
В то же время практический опыт показал, что национализм не просто исходит из признания наличия нации и ее особых интересов, но в известной степени и претендует на превосходство национально ориентированных потребностей над всеми иными чаяниями и замыслами людей. Высокая оценка национальных приоритетов, как правило, всегда сопрягается с идеями независимости, что в свою очередь практически постоянно вызывает к жизни требования получения определенной части государственного суверенитета и его политико-административного закрепления. Конкретно это может оз-начать предоставление нации определенной автономии в рамках государства, и даже создание самостоятельного государственного образования.
В ряде случаев целью национализма становится и повышение эффективности деятельности государства, проведение в нем реформ, способных качественно повысить уровень культурной и социальной защищенности граждан той или иной национальности. Еще одна достаточно распространенная цель национальных движений – получение национальными группами «национально-культурной автономии», гарантирующей приобретение гражданами той или иной национальности качественно иных возможностей выражения своей идентичности (например, за счет развития сети школ с образованием на родном языке, расширения возможностей отправления религиозных об-рядов, развития национальных печатных изданий и т.д.), расширения прав на особые формы политического представительства, законодательные инициативы.
Учитывая высокое политическое значение национальных движений в современных государствах, их широкий общественный резонанс, в ряде случаев национализм используется как политическое прикрытие для получения власти совершенно иными социальными силами. Такая инструментальная форма национализма чаще всего ста-новится орудием проникновения на политический рынок тех сил, которые не заинтересованы в публичной огласке и предъявлении общественному мнению своих подлинных целей.
Место национализма в политике
национализм исторически выступает не только средством дезинтеграции традиционных обществ и их перехода в современное состояние, но и составной частью неравномерного процесса развития индустриальных государств. В рамках этих политических процессов разнятся как причины возникновения национализма, так и его цели, а также его роль в политическом развитии тех или иных стран,
Так, в XIX в., по мере разложения империй и формирования политической карты мира, требования наций к власти переместились с культурных на политические цели, что привело к созданию самостоятельных национальных государств. В переходных процессах XX в. национальные движения в основном возникали в русле национально-освободительной борьбы угнетенных народов, многочисленные примеры которой дал опыт разрушения колониальной системы в середине нынешнего столетия, что также сопровождалось формированием ряда национальных государств. Помимо задач, связанных с обеспечением государственного строительства, национализм в дан-ных условиях способствовал внутренней консолидации общества, мобилизации его населения на осуществление целей модернизации и даже психологической компенсации страданий, вызванных отсталостью страны и резкими внутриполитическими противоречиями (X. Винклер).
Весьма типичной причиной, инициирующей национальные движения в переходных условиях, является и динамика развития отдельных национальных общностей в процессе изменения их масштаба и роли внутри конкретного государства. Например, «малые» нации перерастают в «большие», приобретая системообразующее для государства значение, что предполагает и соответствующее перераспределение прав и ресурсов власти.
В политических же процессах развитых современных государств национализм в основном складывается в рамках урегулирования межнациональных конфликтов, например, на основе возникновения нарушений прав жителей определенной национальности или несправедливого распределения социальных благ между различными национальными группами. Существенной причиной возникновения национальных движений является и стремление «малых» наций к самостоятельности, базирующееся на преувеличении своей культурной и политической роли в обществе, что провоцирует сепаратизм и, как следствие, инициирует центробежные тенденции, ведет к дезинтеграции государства и общества, к нарастанию обособленности и изоляционизма отдельных групп населения.
Помимо постоянного появления на политической карте современных государств новых национальных меньшинств, которые выступают со своими политическими требованиями, в качестве причин, провоцирующих возникновение национальных движений, могут выступать и влияние родственных зарубежных групп, борющихся за права соплеменников в других странах, и политика ирредентизма (сознательного объединения людей одной национальности в рамках единого государство), и противоре-чия между титульными и не титульными нациями и т.п.
Столь же распространенной причиной активизации национальных движений является и низкая эффективность государства, не способного к должному регулированию межгрупповых отношений. Например, в конце 80-х – начале 90-х гг. XX в. во многих странах Восточной Европы и республиках СССР всплеск национальных движений был вызван, прежде всего, резким ослаблением государственного контроля за межнациональными отношениями, а равно – крайне низкой эффективностью его действий в социально-экономической сфере, сопровождавшейся резким падением уровня жизни населения. Одновременно активизации национализма способствовали и возросшие на волне перемен амбиции национальных элит, что также можно рассматривать в качестве относительно самостоятельной и весьма серьезной причины политической активности наций.
Значение этой особой причины формирования национализма тем более велико, что деятельность элитарных кругов нередко придает ему радикальные и разрушающие государственность формы путем пропаганды идей исключительности своей нации, утверждения ее особой миссии в развитии страны, разжигания межнационального недоверия и розни. Нередко под национальными лозунгами скрывается и сознательная установка определенных элитарных группировок, в том числе поддерживаемых из-за рубежа, на дезинтеграцию государства и общества, на изменение государственных границ, нагнетание региональной и международной напряженности.
Хорошей питательной средой для формирования политической поддержки такого рода разрушительных для государства целей становится и недостаточный уровень национального самосознания граждан, низкий уровень образования гуманитарной интеллигенции «малых» наций, массовое распространение в элитарных и не элитарных слоях межнациональных предрассудков, отсутствие у широких слоев населения склонности к компромиссам, терпимости к религиозным и иным характерным отличительным чертам жизни представителей другой национальности.