V. СВЯЗЬ ВИНЫ С ОБЩЕСТВЕННОЙ ОПАСНОСТЬЮ ДЕЯНИЯ
В чехословацкой науке уголовного права нет единой точки зрения по вопросу о связи вины с общественной опасностью деяния. При решении этого вопроса мы, в сущности, снова встречаемся с двумя точками зрения, которые мы рассматривали при установлении соотноше ния между общественной опасностью деяния и составом преступления. Сторонники концепции, утверждающей, что общественная опасность находится за пределами состава преступления,' утверждают, правда, не всегда последовательно, что вина не связана с общественной опасностью деяния. В противоположность этому сторонники теории, что общественная опасность является свойством состава преступления, считают, что для возникновения оснований уголовной ответственности необходимо, чтобы в содержание вины преступника входил и материальный признак преступления.
В обоснование различных точек зрения на соотношение вины и материального признака преступления теоретики, считающие, что вина не связана с общественной опасностью деяния, во-первых, признают (de lege lata), что требование связи вины с общественной опасностью явно противоречит букве закона. Во-вторых, они высказывают опасение, что требование такой связи сузит применение уголовной репрессии, а тем самым ослабит охрану социалистических общественных отношений, так как во многих случаях нельзя будет доказать, что преступник сознавал общественную опасность своего деяния.
В противоположность этому сторонники наличия такой связи обосновывают свою точку зрения, кроме всего,
165
тем, что отрицание связи противоречит социалистической законности, которая строит уголовную ответственность на принципе ответственности за вину, а также тем, что это отрицание ведет к объективному вменению.
Решение вопроса о соотношении вины и материального признака преступления тесно связано с решением вопроса о соотношении вины и противоправности деяния. Ибо противоправность как нормативное выражение общественной опасности деяния так же является основанием уголовной ответственности, как и материальный признак преступления. Поэтому при рассмотрении вопроса о соотношении вины и общественной опасности необходимо осветить и вопрос об отношении вины к противоправности.
1. Вследствие того, что буржуазная теория уголовного права не признавала материальной сущности преступления, а подчеркивала только его противоправность, перед буржуазной наукой уголовного права не возникал вопрос о связи вины с общественной опасностью деяния. На вопрос же о связи вины с формальным^ признаком преступления, его противоправностью, бур-1 жуазная теория уголовного права отвечала отрица-^ тельно1. Ведь буржуазное уголовное право было выражением воли эксплуататоров, то есть меньшинства общества,, и было бы опасно признать значение вопроса о соотношении вины и противоправности, так как содержание буржуазной противоправности находилось большей частью в противоречии с классовым правосознанием эксплуатируемого большинства. На помощь буржуазной теории уголовного права приходили и уголовные кодексы, содержавшие прямое постановление, чго «незнание уголовного закона ни для кого не может служить оправданием».
Несмотря на то, что буржуазная теория уголовного права отрицала связь вины с противоправностью, она вынуждена была признать связь вины с обстоятельствами, исключающими противоправность деяния. Так, ошибка лица, полагавшего, что имеются обстоятельства, исключающие противоправность, признавалась фактической ошибкой, исключающей умысел. Например, лицо, полагавшее, что действует в состоянии необходимой обо-
1 Kallab, Trestni pravo hmotne, 1935, s+г. 52.
роны, не каралось ввиду отсутствия умысла. Бесспорно, созданием института обстоятельств, исключающих уголовную ответственность, буржуазная теория уголовного права фактически учитывала материальный признак преступления, опасность преступления для буржуазного общества.
Буржуазная теория уголовного права не могла уклониться от решения этого вопроса и не признать значения обстоятельств, исключающих общественную опасность деяния, а тем самым нельзя было не признать значения ошибки.
Такая непоследовательность буржуазной теории права привела к дальнейшим противоречиям. Вместо того, чтобы признать, что общественная опасность деяния является признаком, свойством состава преступления, она стремилась сгладить эти противоречия, выдвигая положение, что совокупность обстоятельств, исключающих противоправность, является негативным признаком состава преступления. В результате отрицалась связь между виной и противоправностью.
2. Социалистическое уголовное право исходит из того, что общественная опасность деяния является одним из оснований уголовной ответственности. Так как другим основанием уголовной ответственности является вина, вопрос о связи вины и общественной опасности приобретает особое значение. ,«.
Статья 10 Уголовного кодекса РСФСР гласит, что умышленно действует тот, кто предвидит общественно опасный характер последствий своих действий, желает этих последствий или сознательно допускает их наступление. В приведенном постановлении закона выражена связь вины с общественной опасностью деяния.
Но в советской науке уголовного права была, однако, высказана точка зрения, что сознание общественной опасности деяния и противоправность не входят в содержание умысла. Такова точка зрения А. Н. Трайнина, обосновавшего свой взгляд указанием на то, что общественная опасность деяния и его противоправность не являются элементами состава преступления, а находятся «за его пределами» и, следовательно, вина не связана с этим материальным признаком преступления1. Пионт-
1 См. А. Н. Т р а й н и н, Учение о составе преступления, Ю риз дат, 1946.
167
ковский исходил из презумпции сознания субъектом преступления общественной опасности совершаемых им действий и потому считал, что ошибочное представление об общественной опасности действия, как правило, не исключает уголовной ответственности, но признавал значение ошибки в случае мнимой обороны'.
Важным моментом в решении этого вопроса было обсуждение книги проф. Б. С. Маньковского «Проблема ответственности в уголовном праве» и книги проф. Б. С. Утевского «Вина в советском уголовном праве», организованное сектором уголовного права Института права Академии наук СССР2.
Во время дискуссии авторы названных книг и выступавшие в прениях высказывались по вопросу о связи вины и материального признака преступления, его общественной опасности.
В. Ф. Кириченко в своем выступлении согласился с точкой зрения Б. С Маньковского, считавшего сознание общественной опасности деяния необходимым элементом вины Иная постановка вопроса, связанная с привлечением к уголовной ответственности лица, не сознававшего общественной опасности совершаемого, говорил В. Ф. Кириченко, представляла бы собой отражение влияния объективного вменения.
Конструируя понятие вины в советском уголовном праве, необходимо исходить из сознания общественной* опасности деяния. Проф. В. Д. Меньшагин согласился с положением, что сознание общественной опасности деяния является одним из признаков умысла. Он считает, что необходимо поставить вопрос о сознании степени и характера общественной опасности деяния, это будет определяющим моментом при установлении вины
Соглашаясь с предыдущими ораторами, Н. Н. Полянский высказал мнение, что умысел должен включать сознание общественной опасности. С. Л. Зивс в своем выступлении согласился с выступавшими и подчеркнул, что полемика вышла далеко за пределы критики работ Б. С. Утевского и Б С Маньковского и будет иметь значение и для стран народной демократии, научные ра-
1 См „Уголовное право. Общая часть", Юриздат, 1948, стр. 353, 371.
3 См. „Советское государство и право* 1951 г. № 1.
168
ботники ^которых занимаются изучением советского права.
К мнению, что вина связана с общественной опасностью, присоединился А. Н. Трайнин в монографии, изданной в 1951 году1. Если лицо не сознает общественно опасного характера последствий совершаемых действий, оно не может быть признано виновным
Ясный ответ на вопрос о связи вины с общественной опасностью дает учебник по советскому уголовному праву, изданный в 1952 году2. Этот учебник подчеркивает, что умышленная вина означает, по общему правилу, не только сознание лицом фактических обстоятельств, образующих соответствующий состав преступления, но и сознание общественно опасного характера совершенного деяния. В советском обществе нормы уголовного права являются вместе с тем и нормами коммунистической нравственности (поэтому в советском обществе имеются материальные предпосылки дляч утверждения, что лицо, совершившее умышленное преступление, как правило, знает о его общественно опасном характере). Следовательно, по общему правилу, достаточно установить предвидение лицом определенных фактических обстоятельств, принадлежащих к объективным признакам состава данного преступления. Далее, учебник указывает, что было бы неправильно освобождать от уголовной ответственности за умышленное совершение общественно опасного деяния, запрещенность которого они могли и должны сознавать, лиц, не пожелавших ознакомиться с уголовными законами государства, в котором они живут Учебник заканчивает изложение своего взгляда выводом, что такое решение вопроса диктуется интересами советского общества.
Все это не следует понимать так, что достаточно презумпции сознания общественной опасности деяния или простой небрежности. Здесь ясно сформулировано требование сознания общественной опасности деяния при умышленных преступных деяниях. Учебник подчеркивает, что в социалистическом государстве, как правило, каждый гражданин знает, что действия, предусмотрен-
1 См. А. Н. Трайнин, Состав преступления по советскому уголовному праву, Госюриздат, 1951, стр. 237—239.
2 См „Советское уголовное право. Часть общая", Госюриздат, 1952, стр. 229—230.
169
ные в Уголовном кодексе, общественно опасны, и поэтому доказательство того, что умышленно совершенное деяние содержит состав преступления, является доказательством того, что преступник сознавал общественную опасность своих действий. Далее, следует подчеркнуть положение, что нет необходимости доказывать преступнику, что он знал о том, что Уголовный кодекс запрещает совершенное им деяние. Этим подчеркивается взгляд, что нет необходимости доказывать преступнику, что он сознавал противоправность своих действий.
Положительный ответ дает на вопрос о связи вины с материальным признаком преступления и Макашвили ', который считает нужным урегулировать этот вопрос путем издания соответствующего закона. В своей работе он исходит из положения ст. 10 Уголовного кодекса РСФСР, в соответствии с которой в содержание умысла входит предвидение общественно опасного характера последствий, вызванных совершенным действием. Но Макашвили требует большей точности. Он считает, что если под влиянием особо сложившихся обстоятельств обвиняемый может извинительно заблуждаться относительно общественной оценки его поведения, то совершенное нельзя ставить ему в вину. Противоположная точка зрения подрывает принципы гуманности и справедливости, на которых основывается советское уголовное правосудие. Он, далее, считает, что если признать сознание лицом общественной опасности совершенного деяния необходимым элементом понятия вины, то это поведет к отрицанию вины при преступной небрежности, поскольку отсутствует всякое предвидение возможности' наступления последствия, а следовательно, и сознание общественно опасного характера этого последствия. Поэтому Макашвили утверждает, что для наличия умысла достаточно, чтобы представление и воля преступника охватывали фактические признаки деяния; кроме того, у преступника должна быть возможность сознания противоправности или моральной предосудительности совершенного деяния. Он предлагает, чтобы к понятию вины было добавлено постановление следующего
1 См. Макашвили, Некоторые вопросы вины в советском уголовном праве, „Советское государство и право" 1952 г. № 1, стр. 39—43.
170
содержания: «Лицо освобождается от уголовной ответственности, если оно по исключительным обстоятельствам дела не могло сознавать общественно опасного характера совершенного деяния»1.
3. В чехословацком уголовном праве нет постановления, в котором было бы столь же определенно, как в ст. 10 Уголовного кодекса РСФСР, сказано,, что для умысла требуется, чтобы виновный предвидел общественно опасный характер последствий своих действий.
Но отсутствие такого постановления не может служить основанием для вывода, что вина не связана с общественной опасностью. На этой точке зрения стоят некоторые чехословацкие теоретики уголовного права. При обосновании своих взглядов они исходят из принципа, что общественная опасность не является признаком состава преступления, ибо в состав преступления входят только признаки, характерные для отдельных преступлений, тогда как общественная опасность является условием, общим для всех преступлений 2. Сторонники этой теории так же исключают общественную опасность, как материальный признак преступления, из «результата, предусмотренного в законе». Такое исключение выте-каегг, мол из § 2 Уголовного кодекса, гласящего, что преступлением является такое общественно опасное деяние, результат которого предусмотрен в законе и наступил по вине лица, совершившего преступление, а следовательно, выводящего общественную опасность за пределы результата, предусмотренного в законе. Вина же соответственно § 3 Уголовного кодекса распространяется только на результат, предусмотренный в законе. Эта точка зрения противоречит Уголовному кодексу, поскольку общественная опасность деяния является составной частью состава преступления, а следовательно, вина связана с этим материальным признаком.
При решении вопроса, связана ли вина с общественной опасностью деяния, нужно рассмотреть вопрос, необходима ли при этой связи такая же форма вины, какой мы требуем по отношению к фактам, составляющим признаки состава преступления, или к фактам,
1 Макашвили, Некоторые вопросы вины в советском уголовном праве, „Советское государство и право" 1952 г. № 1, стр. 42.
2 См. Trestnf pravo hmotne, Obecna Cast. Ufebni texty vysokych skol», Praha, 1953, str, 114, 150.
171
подпадающим под понятие «результата, предусмотренного в законе». Мы должны ответить на вопрос, необходим ли при умышленных преступлениях умысел и по отношению к материальному признаку преступления или здесь форма вины может быть иная, то есть достаточно ли в этих случаях по отношению к материальному признаку преступления неосторожности.
Макашвили полагал, что об умысле можно говорить, если представлением и волей преступника охватываются фактические обстоятельства деяния и, кроме того, у преступника имеется возможность сознания общественно опасного деяния. С предлагаемым таким образом раздваиванием вины по отношению к общественной опасности и к другим элементам состава преступления нельзя согласиться. Для правильного выяснения этого соотношения нельзя создавать особое отношение вины к материальному признаку и особое отношение к остальным элементам состава преступления. Точка зрения Макашвили не соответствует связанности всех обстоятельств конкретного действия, необходимой для того, чтобы при знать его преступлением.
В чехословацком уголовном праве нет оснований для поддержки точки зрения Макашвили, ибо § 3 Уголовного кодекса предусматривает одинаковую форму вины по отношению ко всем элементам состава преступления.
4. Поскольку речь идет о связи вины с формальным признаком преступления, мы видели, что советская наука уголовного права заняла в этом вопросе отрицательную позицию. Нет необходимости доказывать, что преступник сознавал запрещенность своих действий уголовным законом. Учебник по советскому уголовному праву допускает исключения в случае, когда лицо не знало и, очевидно, не могло знать о запрещенное™ своих действий, а потому и об их общественно опасном характере, как было, когда законы, изданные во время войны, распространялись на освобожденные территории1. Но это были, бесспорно, совершенно исключительные обстоятельства.
В чехословацкой науке уголовного права высказывается точка зрения, что вина не должна быть связана
1 См. „Советское уголовное право. Часть общая", Госюриздат, 1932, стр. 230—231.
172
с противопраЕНОстью деяния. Этот взгляд обосновывают тем, что вина не должна быть связана ни с чем, кроме фактических обстоятельств, отвечающих признакам состава преступления. Поэтому, так как противоправность, с точки зрения этих авторов, не относится к составу преступления, она не может быть связана с виной '. В сущности, здесь то же обоснование, что и в вопросе о материальном признаке преступления. Учебник уголовного права 1956 года (стр. 241), наоборот, пишет: «Вина преступника должна быть связана с обстоятельствами, соответствующими признакам результата, предусмотренного в законе. Необходимо, — говорится далее, — чтобы представления (или желания) преступника были направлены на обстоятельства, которые входят в состав преступления». Поскольку цитиро-V". ванный учебник рассматривает противоправность как элемент состава преступления (см. стр. 188), из этого неизбежно вытекает, что вина должна быть связана и с противоправностью.
Следует подчеркнуть, что связь вины с противоправностью, являющейся нормативным выражением материального признака преступления, следует также понимать как связь вины с результатом, предусмотренным в законе, в состав которого входит противоправность.
Именно требование противоправности преступного деяния выражено в § 2 Уголовного кодекса в условии, что общественно опасное деяние представляет собой «результат, предусмотренный в законе». Но в вопросе о связи вины с противоправностью важно, чтобы вина была связана с фактом, придающим совершенному дей-~ ствию общественно опасный характер.
5. В советской науке уголовного права мы не встречаемся с прямым отрицанием обязательности связи вины с общественной опасностью деяния. Но интерес представляет утверждение, что в вине проявляется общественная опасность деяния. Анализ этих взглядов чрезвычайно важен еще потому, что мы с подобными высказываниями встречаемся и в нашей теории уголовного права.
1 „Trestnf pravo. Obecna Cast. Ucebni texty vysokych skol" Praha, 1953, str. 150. •
173
Как МЫ уже видели, А. Н. Трайнин является сторонником концепции, выводящей социально-политическое содержание за пределы состава преступления. Верный этой концепции, но в то же время признавая необходимым включить общественную опасность в содержание вины, он вынужден утверждать, что «некоторые из элементов состава имеют двоякое значение: являясь одним из признаков конкретного преступления, они вместе с тем несут в себе и выражают собой более глубокие основания уголовной ответственности» '. По теории А. Н. Трайнина такой двоякий характер имеет* вина, которая «выступает в социалистическом уголов-^ ном праве в двух качествах»: как элемент состава преступления и как элемент основания уголовной ответственности. Таким образом, А. Н. Трайнин исходит из' двух понятий вины. Одна вина — это элемент состава, она конкретно выражается в формах умысла и неосторожности, то есть определенного психического отношения лица к преступному действию и его результату. И вторая вина как основание уголовной ответственности говорит о психическом отношений к действию, порицаемому с точки зрения господствующих общественных отношений. «Момент отрицательной оценки,— продолжает далее А, Н. Трайнин, — содержащийся в вине как основании уголовной ответственности, сообщает ей действительный характер основания применения уголовных репрессий в социалистическом уголовном праве»2.
А. Н. Трайнин, стремясь сохранить состав преступления, лишенный социально-политического содержания, создает два понятия вины. Одно понятие вины без социально-политического содержания (как элемент состава преступления) и второе понятие вины, в которое социально-политическое содержание вносится оценкой судьи.
С теорией двух понятий вины мы встречаемся и у других теоретиков советского уголовного права. Например, Б. С. Утевский требует «проведения четкого различия между виной как основанием уголовной от-
1 А. Н. Трайнин, Состав преступления по советскому уголовному праву, Госюриздат, 1951, стр. 93. 3 Т а м же, стр. 128.
174
Ветственности, с одной стороны, и умыслом и неосторожностью как одним из элементов состава преступления — с другой», ибо нет вины, когда формально выполнен состав преступления. В отличие от понятия вины как психического отношения к совершенному деянию он указывает на следующие признаки, образующие понятие вины как общего основания уголовной ответственности:
<> «1) Наличие совокупности субъективных и объективных обстоятельств, характеризующих подсудимого, совершенное им преступление, последствия, условия и мотив совершения им преступления; 2) отрицательная общественная (морально-политическая) оценка от имени социалистического государства всех этих обстоятельств; 3) убеждение советского суда, что действия подсудимого на основании этой оценки должны повлечь за собой уголовную, а не какую-либо иную (административную, дисциплинарную, гражданскую) его ответственность»'. Б. С. Утевский считает, что понятие вины как общего основания уголовной ответственности «гораздо шире и богаче, чем понятие вины как субъективной стороны состава преступления»2. В том же духе высказывается Т. Л. Сергеева, которая говорит о понятиях вины и виновности и считает, что в содержание одного из них входят обстоятельства, являющиеся элементами состава преступления, а в содержание другого — стоящие за пределами состава 3.
Такие же взгляды высказывают и некоторые чехословацкие криминалисты. Сторонники концепции, выводящей общественную опасность деяния за пределы состава преступления, при решении вопроса о вине тоже создают два понятия: понятие вины как элемента состава преступления и понятие виновности, в которое входит и социально-политическое содержание. Так учебные тексты (1953 г., стр. 142), а равно учебник уголовного права (1956 г., стр. 258) говорят: «Кроме выражения «вина», иногда применяется также выражение
1 Б. С. Утевский, Вина в советском уголовном праве, Госюриздат, 1950, стр. 103.
'Там же.
s См. Т. Л. Сергеева, Об индивидуализации уголовной ответственности, „Советское государство и право" 1951 г. № 10, стр. 41.
175
«виновность». Например; в объяснительной записке к § 2 и 11 сказано: «...без виновности нети наказания», хотя здесь имеется в виду только вина, то есть субъективная сторона преступления. Но в другом смысле употребляется выражение «виновность» для обозначения факта совершения преступления, когда хотят указать па лицо, Которое должно за это преступление нести ответственность. В данном случае слово «виновность» означает не только субъективную сторону преступления, а вообще все условия, необходимые для того, чтобы можно было говорить о преступлении.
В данном случае, бесспорно, не был учтен важнейшей принцип, гласящий, что любое целое, любое явление складывается из многих элементов, взаимосвязанных определенным правилом, законом, характеризующим это целое, это явление. Правило, характеризующее это явление, создает взаимосвязь между элементами явления, объединяет и обусловливает их, придавая, таким образом, этому целому единый характер. Мы уже видели, что для наступления уголовной ответственности необходимо наличие состава преступления, то есть всех признаков состава преступления. В случае отсутствия хотя бы одного из признаков отсутствует состав преступления. Выяснение наличия признаков состава преступления должно проводиться в соответствии с правилом, законом, характеризующим данное целое: каждый признак состава нужно анализировать исходя из этого правила. Если в конкретном совершенном деянии оказывается обстоятельство, не обладающее входящим в отдельное понятие состава преступления свойством — общественной опасностью деяния — оно не может быть отнесено к этому понятию.
Это положение распространяется и на обстоятельства, входящие в понятие вины. Соблюдение принципа nullum crimen sine lege, sine culpa, sine causa для уголовной ответственности требует, чтобы общественно опасное деяние было совершено по вине преступника. Суд обязан проверить отношение обвиняемого к совершенному им общественно опасному деянию. Анализируя обстоятельства конкретного преступления, суд стремится выяснить отношение преступника к совершенному им общественно опасному действию. «...По каким признакам судить нам о реальных «помыслах и чув-
176
ствах» реальных личностей? — пишет В. И. Ленин. — Понятно, что такой признак может быть лишь один: действия этих личностей...» '. Но при этом суд должен соблюдать важнейшие правила анализа.
В конкретном преступлении множество обстоятельств, которые относятся к четырем основным, выраженным в составе преступления признакам, взаимосвязанным общим свойством — общественной опасностью. Для суда конкретное преступление представляет собой целое, при анализе которого суд должен прийти к выводу, что преступник умышленно или по неосторожности совершил конкретное преступление. Суд, исходя из множества обстоятельств конкретного преступления, путем анализа приходит к установлению отдельных элементов, входящих в это целое.
Это означает, что суд, выяснив отношение преступника к обстоятельствам совершенного преступления, должен одновременно установить, обладает ли это отношение свойством, характеризующим исследуемое целое, то есть охватывалось ли отношением преступника к рассматриваемым обстоятельствам и то свойство, которое характеризует исследуемое целое. Если бы были выяснены обстоятельства, свидетельствующие о том, что в отношении преступника отсутствует это общее свойство, то это отношение нельзя относить к совокупности обстоятельств конкретного преступления. В силу этого отношение преступника теряет свойства, необходимые для того, чтобы стать составной частью наказуемого деяния; кроме того, вследствие отсутствия этого отношения отсутствует и обязательный элемент целого, в силу ' чего деяние не содержит необходимого условия возникновения преступления, выраженного в составе преступления, и тем самым нет оснований для уголовной ответственности.
Создание двух понятий вины, одного без социально-политического содержания, а другого — с таким содержанием, является нарушением этого важнейшего принципа. Вследствие этого исчезает важнейшее свойство любой системы, любого целого. Без этого свойства,
1 В. И. Ленин, Соч., т. 1, стр. 385. 12 Л. Шуберт 177
выражающего множество в единстве и единство во множестве, множество перестает быть единством, органическим целым и превращается в некую спаянную сумму элементов, не обладающих единым выражением. Так, понятие вины без социально-политического содержания превращается в элемент, не имеющий ничего общего • с элементом, входящим в целое — в состав преступления. Можно назвать в общественной жизни огромное количество таких элементов (отношений к определенном} деянию), например, отношение врача к больному при ампутации, убийство заводской охраной диверсанта и т д Но именно потому, что психическим отношением лица, совершающего эти деяния, не охватывается общественная опасность, то есть свойство, которым должен обладать каждый элемент, входящий в целое, в преступление, оно становится чуждым этому целому и не относится к нему. Это значит, что понятие вины, лишенное социально-политического содержания, не имеет значения с точки зрения уголовного права и тем самым является для него излишним.
При создании другого понятия вины с социально-политическим содержанием сторонники концепции двух понятий вины совершают . другую ошибку. Считая эту вину основанием уголовной ответсгвенности, они вкладывают в это понятие все, что, в сущности, представляет собой целое, преступление. Вследствие этого вина утрачивает характер элемента преступления и становиуся выражением целого, что также неправильно.
Понятие вины имеет свое назначение, оно выражает психическое отношение преступника к конкретному преступлению и потому ею нельзя подменять самое преступление, как это стремится сделать в чехословацкой науке уголовного права, например, Тибитанцл. Критикуя с самыми добрыми намерениями понятие вины как «чисто» психическое отношение преступника к совершенному преступлению, лишенное социально-политического содержания, Тибитанцл допускает другую ошибку Стремясь насытить отношение преступника социально-политическим содержанием, он отождествляет вину с причинной связью и превращает вину в «про-
178
цесс», которым в конце концов заменяет самое преступление >.
Я полагаю, что можно полностью согласиться со взглядами тех советских криминалистов, которые возражают против создания понятий, не соответствующих их месту и значению. Так, Б. С. Маньковский, критикуя концепцию двух понятий вины, говорит: «Вина в советском уголовном праве есть лишь субъективная сторона общественно опасного деяния, определяемого социалистическим законодательством. Она является лишь одним из моментов уголовной ответственности — субъективным моментом, уголовная же ответственность возникает лишь при наличии совокупности объективной и субъективной сторон деяния как деяния, опасного для диктатуры рабочего класса и социалистического правопорядка»2.
Точно так же можно согласиться с точкой зрения А. А. Пионтковского, критиковавшего сторонников двух понятий вины. «Вопрос о том, виновно ли лицо в совершении общественно опасного деяния, решается путем установления в действиях лица определенного состава преступления. Отрицание этого, прямое или косвенное, несовместимо с борьбой за дальнейшее укрепление социалистической законности... Намерение лица или его неосторожность, — продолжает Пионтков-ский, — при совершении действий, не представляющих опасности для советского строя или социалистического правопорядка, не заключает в себе признаков вины. Поэтому вина есть не просто психологическое понятие, но понятие социально-политическое, хотя, разумеется,
1 К. Тибитанцл на Общегоеударственной конференции работников уголовного права (Чехословацкая Академия наук 25, 26 апреля 1955 г., Прага) критиковал § 3 Уголовного кодекса, в котором определение вины, с его точки зрения, исходит из психо-физи-ческого параллелизма. Кроме того, он предложил „заменить концепцию виновности как психофизического отношения понятием вины как выражения причинной связи между субъектом и объектом преступления и этим устранить создание двух понятий вины и виновности, а умысел и неосторожность рассматривать не как виновность, а как условия вины, как части виновной деятельности (разрядка моя. — Л. Ш.).
2 Б. С. Маньковский, Вопросы вины в советском уголовном праве, „Советское государство и право" 1951 г. № 10, стр.47—48; см. также его работу „Проблема ответственности в уголовном праве", Издательство Академии наук СССР, 1949, стр. 86—87 и ел.
12+ 179
без психологического содержания не может быть и речи
о вине»
Деление вины на «чисто» психологическое понятие и понятие вины, содержащее общественную опасность деяния, является неизбежным следствием концепции, лишающей состав 'преступления его социально-политического содержания. Подобные концепции мы видим и в буржуазной теории уголовного права. Исходя из дуалистического понимания вин^.1, Каллаб, например, считает вину в уголовном праве «психологическим фактом, являющимся частью состава преступления, оцененным, с точки зрения правопорядка, как противоправный..., поэтому следует проводить резкое различие между виной и виновностью»2.
Более четко выражает концепцию двух понятий вины Ольшар, который говорит: «Психологических элементов, бесспорно, недостаточно для того, чтобы на их основании говорить о вине; это возможно лишь после того, как к психологическим элементам прибавится оценка суда3 (разрядка моя. — Л. Ш.). В том же духе высказывается Сольнарж, когда говорит: «Под виной мы понимаем в уголовном праве психологическое отношение преступника к фактам, которые можно подвести под признаки состава преступления (психологический момент), но виной мы называем также заключение о недозволенности психического отношения преступника с точки зрения правопорядка4 (разрядка моя. — Л. III.).
6. В чехословацкой науке уголовного права нет разногласий по вопросу о том, охватываются ли виной все обстоятельства, составляющие признаки состава преступления. Если мы согласимся с точкой зрения, что общественная опасность деяния является обстоятельством, относящимся к признакам состава преступления, как их самое важное свойство, тогда вина должна охватывать и это обстоятельство, содержащееся в составе преступления. Разумеется, если мы выведем общественную опасность «за пределы» состава преступле-
1 А. А. П и о н т ко в с* и й, Укрепление социалистической законности, „Вопросы философии" 1955 г. № 1, стр. 24 и 25.
2 К alia b, О skutkove podstate, Praha, 1911, sir. 76, 80 a nasl.
3 OlUr, Ph'spevek k nauce о vine, Praha, 1936, str. 14. i S о 1 n a f, Trestni pravo, Praha, 1947, str. 73.
180
ния, мы должны будем неизбежно прийти к выводу, что вина не охватывает этого обстоятельства, которое по «дидактическим» или каким-либо иным соображениям исключили из состава преступления.
Принцип ответственности только при наличии вины требует, чтобы вина в соответствии с § 3 Уголовного кодекса распространялась на обстоятельства, составляющие «результат, предусмотренный в законе». В соответствии с п. 3 § 75 Уголовного кодекса под «результатом, предусмотренным в законе», понимается совокупность признаков преступного деяния, предусмотренных в особенной части кодекса, за исключением вины. Из этого постановления следует, что вина распространяется на все обстоятельства конкретного преступления, составляющие признаки состава преступления, предусмотренные в особенной части Уголовного кодекса, исключая обстоятельства, характеризующие ~ вину преступника. Это означает, что решение вопроса о соотношении вины и материального признака преступления связано с решением вопроса о содержании понятия «результат, предусмотренный в законе».
Противники связи вины с общественной опасностью деяния, исходя из положений § 3 Уголовного кодекса, ссылаются на то, что этот вопрос нельзя разрешить путем установления содержания состава преступления, поскольку это вопрос законодательного характера. Ибо в соответствии с § 3 Уголовного кодекса вина распространяется только на «результат, предусмотренный в законе», в который, по их мнению, не входит общественная опасность деяния. Остается, следовательно, рассмотреть утверждение, является ли решение вопроса об этом соотношении делом законодателя или это есть вопрос толкования содержащегося в законе определения понятия результата, предусмотренного в законе.
Так как некоторые криминалисты утверждали, что вопрос о связи вины и общественной опасности деяния не может быть разрешен путем уточнения содержания состава преступления, мы постараемся подробно проанализировать содержание понятий диспозиции, состава преступления и результата, предусмотренного в законе. Анализ связи вины и общественной опасности деяния,
181
которым мы занимаемся в настоящей главе, покажет, к чему приходят сторонники теории формального состава преступления.
В социалистическом уголовном праве нет единства взглядов на соотношение понятий состава преступления и диспозиции. Например, А. Н. Трайнин говорил, что диспозиция определяет состав преступления, но при этом считал диспозицию чем-то более широким, называл ее «жилплощадью» состава преступления. Свою точку зрения он обосновывает возможностью включения нескольких составов преступления^* в одну диспозицию. Мы полагаем, что в данном случае Трайнин подменяет понятие диспозиции статьями (параграфами) закона, которые могут предусматривать несколько составов преступлений. При этом А. Н. Трайнин отрицает, что диспозиция достаточна для распознания состава преступления, так как диспозиция якобы не всегда содержит указания на объект преступления. Кроме того, аргумент этот довольно неубедителен, так как содержание состава преступления, так же как содержание диспозиции, нельзя познать только из обобщенного выражения закона. Ведь как диспозиция, так и состав преступления без объекта не могут создать совокупность условий, необходимых в качестве основания уголовной ответственности '.
Учебники по советскому уголовному праву деляг уголовноправовую норму на две части: на диспозицию, то есть совокупность условий, являющихся основанием уголовной ответственности, и на санкцию. По-видимому, под диспозицией учебники подразумевают состав преступления, ибо иначе нельзя понимать высказанный ими взгляд, что политически и юридически точная диспозиция является одним из важнейших условий соблюдения социалистической законности 2.
В чехословацкой науке уголовного права взгляды на соотношение диспозиции и состава преступления разделились. В «Учебных текстах» 1953 года (стр. 67) высказан взгляд, что диспозиция — это выраженные
1 См. А. Н. Трайнин, Состав преступления по советскому уголовному праву, Госюриздат, 1951, сгр. 274 и ел.
2 См. „Уголовное право. Общая часть", Юриздаг, 1948. стр. 233; „Советское уголовное право. Часть общая", Госюризда!, 1952, стр. 109 и ел.
182
в форме закона обязательные признаки преступления, включая и вину, причем говорится, что «понятие состава преступления и понятие диспозиции не тождественны». Доводы, приводимые в доказательство различия этих двух понятий, невразумительны. Так, говорится, что «в диспозиции выражены признаки состава определенного преступления», в то время как состав преступления содержит совокупность признаков, «определяющих, о каком преступлении идет речь». Правда, они признают, что эти признаки вытекают, в первую очередь, из диспозиции, но, с их точки зрения, нет надобности в том, чтобы все перечисленные в составе преступления признаки были приведены в диспозиции, например, объект преступления (см. по этому поводу работу А. Н. Трайнина). Из высказанных в «Учебных текстах» взглядов вытекает, что диспозиция представляет собой текст закона, она уже, чем состав преступления.
На совершенно иной точке зрения стоит Учебник уголовного права 1956 года (стр. 187). В этом учебнике сказано: «Диспозиция является составной частью уго-ловноправовой нормы, это выраженные в законе условия, прикоторыхнаступаету головная ответственность (разрядка моя. — Л. ///.). Это не только признаки, предусмотренные отдельными постановлениями особенной части Уголовного кодекса, но и соответствующие положения общей части». Состав преступления, по определению авторов учебника,— это «термин, применяемый в науке уголовного права, означающий совокупность признаков, включая и противоправность, определяющих, о каком преступлении идет речь... Эти признаки состава преступления вытекают прежде всего из диспозиции, но нет необходимости в том, чтобы все эти признаки были в ней прямо перечислены. Таким образом, объект преступления тоже является признаком состава преступления, хотя бы он и не был прямо указан в диспозиции».
В отличие от «Учебных текстов» 1953 года, которые считают основанием уголовной ответственности преступление, учебник 1956 года считаем основанием уголовной ответственности соответствие деяния диспозиции. В содержание диспозиции, по учебнику, входит следующее: «Кто
183
лишит жизни другое лицо умышленно, противоправно, будучи вменяемым и в возрасте свыше 15 лет, если это деяние общественно опасно». То есть практически — все признаки, которыми должен характеризоваться поступок, чтобы соответствовать составу преступления как основанию уголовной ответственности. В приведенном в учебнике примере к составу преступления, поскольку речь идет «об обобщении обстоятельств конкретного случая» (разрядка моя. — Л. Ш.), относится только: «кто лишит жизни другое лицо умышленно и противоправно». По сравнению с диспозицией в составе преступления отсутствует уголовноответствен-ный субъект и такое свойство преступления, как общественная опасность.
Хотя в противоположность «Учебным текстам» цитируемый учебник включает в состав преступления и противоправность, но из данного в нем определения не ясно содержание состава преступления. Признаки, включаемые в содержание состава преступления (объект, объективная сторона, субъект, субъективная сторона плюс противоправность), и наряду с этим исключение общественной опасности деяния и характеристики субъекта превращают состав преступления в простой «термин», который, с точки зрения уголовного права, не является решающим, так как может распространяться на другие деяния, безразличные с точки зрения уголовного права. Вводить противоправность в состав преступления и не включать в него общественную опасность деяния значит лишь «формально» оценивать противоречие деяния правовой норме.
Вопросом соотношения диспозиции и состава преступления занимался Брейер, который считал, что диспозиция имеет более узкое значение. С его точки'зрения, в диспозицию входят признаки, которыми одно преступление отличается от другого. Он критикует «Учебные тексты», в которых сказано, что состав преступления лишь различает виды преступлений. По Брейеру, содержание состава преступления гораздо шире, поскольку в него входят те признаки, которых нет в диспозиции. Поскольку оба понятия отражают одно и то же общественное явление, говорит Брейер, неправильно противопоставлять их, но не следует упускать из виду, что диспозиция, как более общее понятие, является подчи-
184
v няющим понятием по отношению к понятию состава преступления, содержание которого более конкретно1. С этой точкой зрения можно согласиться, поскольку под ■ диспозицией подразумевается всякая диспозиция, независимо от того, в какой отрасли права она дана. Но, . если говорить об уголовноправовой диспозиции как совокупности условий возникновения отдельного преступления, необходимо отметить тождество диспозиции и состава преступления.
Мы полагаем, что в диспозиции следует видеть в диалектическом единстве приказ или запрещение и гипотезу, то есть установление условий, при наличии которых наступают последствия —■ воздействие со стороны общества. Эта функция диспозиции означает для нас дефиницию установленных законом условий, то есть состава преступления, выражающую совокупность признаков определенного преступления, наличие которых предполагает общественную опасность деяния, что создает основание уголовной ответственности. Таким образом, диспозиция приобретает функцию дефиниции состава преступления и относится к нему как определение к определяемому понятию. «Определение, или дефиниция, есть раскрытие содержания понятия, то есть указание существенных признаков предметов, явлений, отражаемых понятием»2. Взаимосвязь диспозиции и состава преступления вытекает именно из их общей функции. Поэтому можно полностью согласиться с точкой зрения учебника по советскому уголовному праву (1952 г.), что точные диспозиции являются одним из важнейших условий соблюдения социалистической законности. Ведь самое важное требование к диспозиции, чтобы она была сформулирована наиболее полно и ясно и не обладала ни слишком узким, ни слишком широким содержанием. Можно в равной мере сказать, что точные диспозиции или четко и точно определенные составы преступлений являются предпосылкой для осуществления социалистической законности.
Из сказанного вытекает, что состав преступления, с точки зрения диалектической логики, тождествен
1 См. В г е i е г, Рогаёг trestneho Einu k jeho skutkovej podstate z hl'adiska formalnej logiky, „Pravny obzor", 1954, £. 5, str. 324.
2 M. Строгович, Логика, Госполитиздат, 1949, стр. 110.
185
с диспозицией, так как оба они выражают определенное общественное явление — преступление. Можно полностью согласиться с определением содержания диспозиции, которую дает учебник уголовного права (1956 г.), так как содержание диспозиции полностью соответствует установленному нами содержанию состава преступления. Но нельзя согласиться с теми, кто, рассматривая состав преступления как «термин, применяемый в науке» уголовного права, относит к содержанию состава преступления только часть диспозиции.
Как мы уже говорили, вопрос о связи вины и общественной опасности деяния стал в чехословацкой науке уголовного права спорным потому, что противники этой точки зрения основывались на определении, данном в § 3 Уголовного кодекса, где говорится, что вина связана с «результатом, предусмотренным в законе». «Учебные тексты» (1953 г., стр. 94), а в сущности и учебник (1956 г., стр. 186), говорят, что «понятие результата, предусмотренного в законе, является для законодателя просто техническим пособием, облегчающим формулировку положений некоторых статей (§ 2, 3, 5, 6); под ним подразумевается совокупность признаков преступления, предусмотренных особенной частью, за исключением вины. Здесь имеются в виду не самые признаки, а фактические обстоятельства, которые могут быть подведены под признаки преступления, предусмотренные особенной частью. Например, преступник умышленно хотел совершить действия, которые могут быть подведены под признаки преступления, а хотел ли он нарушить закон и"* сознавал ли это, не имеет решающего значения». Не лишен интереса приведенный в учебнике пример, на основании которого к результату, предусмотренному в законе, относятся «факты конкретного случая — тот, кто лишит жизни другое лицо». Не следует терять времени на выяснение ошибочности утверждения о законодательно-техническом назначении понятия «результата, предусмотренного в законе», сосредоточим наше внимание на выводах.
Метод рассуж-дення противников связи вины и общественной опасности следующий. Общественная опасность деяния входит только в содержание диспозиции, но не в содержание, состава преступления и результата, предусмотренного в законе. Таким образом, вина, связан-
186
ная только с результатом, предусмотренным в законе, в содержание которого не входит общественная онас-ностьДне может de lege lata содержать эту общественную опасность, следовательно, требование существования такой связи противоречит действующему Уголовному кодексу.
Сторонники этой концепции признают, что в содержание диспозиции входит все, что в совокупности является преступлением. Это значит, что в вину как элемент этого целого (содержащегося в диспозиции) должна входить общественная опасность деяния в качестве эквивалента, объединяющего целое. Ведь в противном случае вина не была бы элементом этого целого, являющегося основанием уголовной ответственности Из этого вытекает, что противники рассматриваемой концепции признают наличие в диспозиции связи вины с общественной опасностью деяния. Иначе они нарушали бы основную предпосылку закона о взаимосвязи между элементами целого. ,
Они признают, что диспозиция — это выраженные в форме закона условия, соответствие которым создает основание уголовной ответственности, причем подчеркивают, что речь идет не только о «признаках, предусмотренных отдельными постановлениями особенной части Уголовного кодекса, но и о соответствующих положениях общей части». Почему же они не признают этого соответствия и связи общей и особенной части Уголовного кодекса по отношению к понятию последствий, предусмотренных законом? Ведь в п. 3 § 75 Уголовного кодекса речь идет о «совокупности признаков преступного деяния, предусмотренных в особенной часги, за исключением вины». Но если они признают наличие в содержании диспозиции этого объединяющего правила общественной опасности деяния, то почему же это 'объединяющее не признается элементом, содержащимся в понятии результата, предусмотренного в законе?
Противники связи вины и общественной опасности деяния приходят к неразрешимому противоречию, пытаясь превратить состав преступления лишь в «термин, используемый в науке», а в понятие «результат, предусмотренный в законе», — в законодательно-техническое пособие, и в то же время придавая ему значение, выхо-
187
дящее далеко за рамки «терминологического» или законодательно-технического значения.
Например, Тибитанцл в своем выступлении на общегосударственной конференции резко критиковал конструкцию состава преступления, причем пришел к выводу, что «состав преступления не является полезной частью нашей теории уголовного права, его функции могли бы перейти к общей конструкции преступления1». При этом он рекомендовал исключить из нашего Уголовного кодекса понятие «результат, предусмотренный в законе», как «типичный пережиток буржуазных взглядов на вину, проникших в наш Уголовный кодекс».
В том же духе высказывался Кепак, заявивший, что он «независимо от взглядов Тибитанцла пришел к выводу, что состав преступления не является необходимой частью нашей уголовноправовой теории». «И эту точку зрения, — продолжает далее Кепак, — я осуществляю на практике с положительными результатами». Веверка во время дискуссии также отрицательно высказался о существующей концепции состава преступления и, кр^мс того, добавил: «.Здесь дело не в терминологическом споре, не в замене выражения «состав преступления» каким-нибудь другим. Дело в отказе от целого, несмотря на свою запутанность, все же законченного учения о составе преступления как основании уголовной ответственности в социалистическом уголовном праве. Здесь дело в отказе от идеалистической, метафизической конструкции состава преступления, от ее схематического и ненаучного деления признаков, в отказе от формалистических последствий, вытекающих для практики из учения о составе преступления»'.
Можно полностью согласиться с критическими замечаниями по адресу учения о формальном составе преступления как «совокупности фактических признаков, наличие которых еще никого не порочит». Разумеется, такое понимание состава преступления несовместимо с прогрессивными принципами социалистического уголовного права. Но с прогрессивными принципами социалистического уголовного права несовместимы и взгляды на состав преступления, высказанные на выше упомянутой
1 Pracovna porada CSAV z trestneho 5, str. 487 a nasl.
prava, „Pravnik" 1955,
188
общегосударственной конференции. Прогрессивные принципы уголовного права не противоречат пониманию состава преступления как основания уголовной ответственности и гарантии соблюдения социалистической законности. Можно полностью согласиться с исключением из нашего уголовного права учения о формальном составе преступления, но одновременно необходимо уточнить содержание состава преступления с тем, чтобы привести его в соответствие с марксистским пониманием значения и задач состава преступления
Утверждением, что «вина не должна быть связана ни с чем, кроме признаков, составляющих результат, предусмотренный в законе, и, следовательно, не должна быть связана с общественной опасностью деяния», сторонники этой концепции превратили понятие результата, предусмотренного в законе, в институт, включающий обстоятельства, не имеющие ничего общего с преступлением. Вследствие этого создается ситуация, при которой должны неизбежно возникнуть требования исключения понятий «состав преступления» и «результат, предусмотренный в законе» из чехословацкого уголовного права как понятий, вносящих в социалистическое уголовное право путаницу и приводящих к неправильной квалификации понятия вины как психологического отношения, лишенного социально-политического содержания
Предусмотренные Уголовным кодексом условия возникновения преступления обязательно выражают и свойства этих условий. При наличии предусмотренных кодексом условий возникает предусмотренное им общественно опасное явление — преступление. Следовательно, совокупность предусмотренных Уголовным кодексом условий предусматривает возникновение не любого явления, а лишь общественно опасного, составляющего преступное деяние. Поскольку совокупность условий, предусмотренных Уголовным кодексом, выражает общественно опасное явление, эта совокупность должна обязательно обладать свойствами входящих в нее условий. Из этого вытекает, что упомянутая совокупность, объединяющая данные о явлении — конкретном преступлении, становится единственным критерием для установления факта существования и оценки этого отдельного преступного деяния. Каким бы методом мы ни пришли к этой совокупности, каким бы термином мы ни обозначили это
189
понятие, одно обязательно, в соответствии с ним необходимо установить явление—преступление Это возможно лишь на основе совокупности условий, предусмотренных кодексом и только в его пределах Отдельные элементы можно оценивать только в пределах этого единого выразителя и мерила существования преступного деяния
Исходя из существующих взаимоотношении между элементами или условиями, входящими в эту совокупность, можно отдельные элементы оценивать лишь в случае учета взаимоотношении, существующих между элементами Ведь свойство, в силу которого они были включены в систему Уголовного кодекса, создает и выражает их взаимоотношения, ибо каждое свойство явления, как и его элемента, выражает « богатство определениями и следовательно отношениями»' между явлениями и их элементами Ни в одном элементе не может отсутствовать свойство, в силу которого он был включен в определенное целое
Уголовным кодексом устанавливается совокупность условий, предусматривающих возникновение преступления как единого целого. Элементы этого целого дают нам возможность определить как объективные, так и субъективные моменты возникновения преступления; в целях уточнения мы можем исследовать их изолированно друг от друга. Но из большого числа связей, существующих между отдельными элементами, например, причинной связи, мы можем выделить те связи или ту связь, которая преобладает над этими частичными связями между элементами и превращает их вопреки их многообразию в определенное единство — объединяет отдельные элементы Эта взаимосвязь отдельных элементов, существующая внутри целого, эта общая относи-мость является тем обязательным, руководящим фактором, который дает возможность в целях анализа разложить существующее целое на отдельные его части, а затем в соответствии с существующими внутри целого взаимосвязями снова объединить эти части При анализе предусмотренной Уголовным кодексом совокупности условий, необходимых для наличия преступления, мы должны обязательно учитывать в этой совокупности взаимосвязь элементов, так как эта связь, выраженная
1 В И Ленин, Соч, т. 38, стр. 105.
190
свойством всех элементов, входящих в совокупность — общественной опасностью, объединяет все остальные частичные взаимосвязи
Говорить о связи вины и общественной опасности деяния — это значит уяснить себе, что речь идет о связи в пределах целого, включенного в систему Уголовного кодекса
Совокупность \словий, предусмотренных Уголовным кодексом, является выражением суммы обязательных условий определенного процесса, отражающего осуществление явления — преступления Мы уже упоминали о намеренной изоляции фактов конкретного деяния и об оценке их значения с точки зрения Уголовного кодекса
Путем такой изоляции получают отрезки, части деяния, с тем чтобы точнее определить соответствие этой части фактов условиям, предусмотренным Уголовным кодексом Распредетить факты отдельных частей процесса, при котором возникает общественно опасное явление, это значит выяснить, вытекают ли эти части одна из другой с точки зрения совокупности условий, отражающих этот процесс, выяснить причинную связь между частями процесса и их соответствующим завершением
При этом мы не должны упускать из виду их общую взаимосвязь внутри целого, определяющее их свойство— общественную опасность в смысле Уголовного кодекса.
С точки зрения решения проблемы речь идет о том, можно ли вину, представляющую собой обязательную часть эгого процесса, выраженного в условиях, предусмотренных Уголовным кодексом, оценивать лишь на основании частичнык связей причинного характера (например, преступник хотел причинить вред здоровью другого лица и это намерение осуществил), причем не учитывать его общественное качество, выраженное совокупностью условий
Не принимать во внимание свойство вины значит говорить об этой части процесса не как о части преступления, а как о части любого процесса, не имеющего значения с точки зрения Уголовного кодекса Но моменты, определяющие, с какой целью, по каким соображениям было принято решение (как результат пси-
191
хического аналитико-синтетического процесса), придают его действиям желательный или нежелательный с общественной точки зрения характер. Это и определяет полезность или вредность его действий. Таким образом, в каждом случае, когда вина должна соответствовать совокупности условий, предусмотренных Уголовным кодексом, она должна обладать качеством или свойством, предусмотренным этой совокупностью. Без этого свойства нельзя говорить о вине по Уголовному кодексу.
Примером определенного колебания между признанием наличия связи вины с общественной опасностью деяния и отрицанием возможности такого признания с точки зрения своевременного определения вины в законе может служить следующий вывод: «Наш Уголовный кодекс, требуя связи вины с важнейшими фактами, определяющими общественную опасность деяния, как правило, дает преступнику возможность осознать опасность своего деяния, но не требует связи вины преступника с общественной опасностью его деяния. В соответствии с п. 3 § 75 результат, предусмотренный в законе, следует понимать как совокупность признаков преступного деяния, предусмотренных в особенной части, за исключением вины. В положении § 2 Уголовного кодекса законодатель показал, что общественная опасность деяния не должна включаться в результат, предусмотренный в законе. Следовательно, соответственно Уголовному кодексу вина недолжна быть связана с общественной опасностью (разрядка моя. — Л. Ш.) 1.
Ясно видны основания порочности метода, который привел к этому выводу, провозглашаемому тождественным воле законодателя, потому что законодатель якобы не хотел, чтобы принадлежность ко всей системе, определяемая свойствами всех элементов, содержащихся в понятии общественной опасности, распространялась и на понятие «результат, предусмотренный в законе». Ошибочность -этого утверждения очевидна, так как она противоречит логике. О путанице, вызванной этим порочным методом, свидетельствует следующий вывод: «В конечном счете смысл принципа ответственности только при
10. Novotny, К otazce svobody a nutnosti ve vide trestnfho prava, „Stat a pravo", 1957, 6. 11, str. 93.
192
наличии вины состоит в том, чтобы преступник на основе знания фактов, указанных в составе преступления, сознавал опасность (то есть общественное значение) своего деяния, ибо только в этом случае он может свободно решить, совершит он его или нет. Поэтому преступника, который не сознавал и даже не мог сознавать, что его деяние общественно опасно, нельзя считать действующим настолько свободно, чтобы он мог подлежать уголовной ответственности. Поэтому необходимо de lege ferenda требовать связи вины с общественной опасностью деяния»'.
Мы встречаемся, таким образом, с доводами, в силу которых можно на основании существующих законов требовать, чтобы в вину входила общественная опасность деяния, а также с доводами, в силу которых эга связь должна быть de lege ferenda установлена законом. Здесь возникает много вопросов, заслуживающих особого внимания. Согласно приведенному выводу, Уголовный кодекс «дает преступнику возможность сознавать опасность своего деяния», но не требует связи сознания с основным условием уголовной ответственности. Из этого вытекает, что на основании существующего определения вины можно привлекать к ответственности лицо, которое могло, но не должно' было сознавать и понимать, что его деяние общественно опасно. Но, как сам автор утверждает, «смысл ответственности за вину в том, чтобы преступник... сознавал опасность своего деяния». Иначе, как говорится далее, он не может быть привлечен к уголовной ответственности. Эти до известной степени неясные выводы нуждаются в объяснении.
Вышеприведенные цитаты можно понимать только в том смысле, что соответственно ныне действующей формулировке вины не соблюдается и не должен соблюдаться принцип ответственности только при наличии вины в том смысле, что преступник должен сознавать или иметь возможность сознавать качество своего деяния, чтобы нести ответственность за то, на что решился, зная свойства своего деяния по отношению к обществу. Таким образом, получается, что наш кодекс в полном смысле слова намеренно исключает возможность и неизбежность оценки преступником своего деяния, что ко-
1 Там же, стр. 94.
13 Л. Шуберт 193
деке предоставляет оценку качества деяния, совершенного преступником, соответствующим органам суда и прокуратуры. Эти органы, выделяя из фактов конкретного деяния факты, влекущие за собой уголовное преследование, не должны при привлечении к уголовной ответственности заниматься вопросом, знал ли и мог ли знать преступник, что совершенное им деяние можно квалифицировать как общественно опасное.
Мы полагаем, что не найдется ни одного практического работника, который подтвердил бы возможность такого положения. Наоборот, недопустимость подобных порочных взглядов вытекает из следующего. «При уголовной ответственности дело не в том, чтобы преступник действовал совершенно свободно, а в том, чтобы он действовал с достаточным знанием дела (или чтобы имел возможность в достаточной мере понимать, что он действовал свободно). Под достаточным знанием дела следует понимать знание фактических обстоятельств, имеющих решающее значение для принятия свободного решения. Такими обстоятельствами являются, бесспорно, обстоятельства, приведенные в основном составе преступления, а также обстоятельства, исключающие уголовную ответственность и особо отягчающие обстоятельства. Они являются таковыми потому, что, в сущности, определяют общественную опасность деяния. Поэтому совершенно излишним является вопрос, относится ли общественная опасность деяния к числу обстоятельств, знание которых имеет решающее значение для свободного решения. Конечно, относится. Ведь общественная опасность — важнейшее свойство преступления, и мы должны требовать, чтобы люди решали, как им поступать в зависимости от того, принесут ли они своими деяниями пользу или вред обществу»1.
Здесь мы видим краткое обобщение, которое автор считает характерным для взглядов такого рода.
Особого внимания заслуживает «обоснование» отрицательного отношения к указанной связи, кроме уже упомянутых законных препятствий, еще ее преждевременностью, учитывая степень сознательности наших граждан, совершающих общественно опасные деяния. «Мы полагаем, что в вину не входит не только противоправ-
1 Там же, стр. 94.
194
НОСТЬ деяния, но и его общественная опасность, формальным выражением которой является противоправность. Такой вывод мы сочли бы правильным и в том случае, если бы в вину входили все обстоятельства, обусловливающие общественную опасность деяния и ее степень». Приведенный вывод обосновывают еще тем, что «для периода перехода от капитализма к социализму характерно существование пережитков капитализма в сознании людей и эти пережитки влияют на их суждение о том, что является общественно опасным. Разумеется, ^ имею в виду не взгляды врагов трудящихся, которые отлично знают, что опасно для нашего общества, идущего по пути к социализму, и намеренно действуют в этом направлении. Речь идет не об этих врагах, а о тех преступниках, которые вследствие пережитков капитализма в силу недостаточной сознательности и неосведомленности не могут правильно оценить общественную опасность некоторых действий»'. Вопрос об обоснованности требования, чтобы уголовная ответственность предполагала также понимание преступником характера совершенного им деяния, становится уже вопросом не систематизации, а вопросом о том, можно ли из занимаемой преступником позиции, из его отношения исключать это условие, так как подобное требование противоречит умственным способностям преступника.
Вопрос о том, действует ли преступник со знанием свойства своего деяния, нельзя строго отделить или выделить только в область уголовного права. Общественно опасное деяние как совокупность элементов человеческого поведения, если мы исключим из него свойства, которыми наделено это деяние обществом, по существу своему обладает элементами, сходными со многими подобными деяниями. Ни один вид человеческой деятельности не может быть лишен последствий. Любое человеческое действие направлено к определенной цели, к которой стремится его субъект. Но не каждое человеческое деяние соответствует интересам общества. С этим связан вопрос о том, почему данное лицо, действуя в соответствии с правилами, существующими в определенной сфере, нарушает своим поведением другую часть
*■ S о 1 n a f, Skutkova podstata trestneho Јinu a nebespecnost jedndnf pro spolefinost, „Stat a pravo" 1956, c. 1, str. 94.
13* 195
существующих правил поведения. Лишь в исключительных случаях речь может идти об антисоциальном типе, отрицательно относящемся ко всем общественным правилам поведения. Исследование сущности отношения субъекта к обществу занимает в истории значительное место. Но уровень этих исследований зависит от развития научных знаний и от способности исследователя правильно объединить и использовать эти знания при выяснении причин, вызвавших определенное отношение субъекта к обществу.
Уже в первой части нашей работы мы подчеркивали необходимость при исследовании какого-нибудь явления опираться на максимально широкий комплекс научных знаний и поэтому привлекать так называемые вспомогательные дисциплины. Но при выборе их нужна определенная градация с точки зрения исследуемого явления и соответствующей ему научной дисциплины, исследующей низшие и высшие формы деятельности. Объединение данных научных дисциплин, наиболее близких исследуемому явлению, раскрывает нам его богатство и сложность. Благодаря этому наше 'исследование не ограничивается узкими рамками одной науки. Здесь проявляется принцип, что богатство явлений реального мира не в их изолированности, а именно в разнообразии их связей с окружающей средой. Ведь каждое свойство явления есть проявление его связи с окружающим ый-ром. Эта связь может быть выражена имеющими общее значение определениями, как правило, относящимися к множеству явлений и предметов и, таким образом, указывающими на их специфику.
Исходя из данных физиологии и психологии, действия субъекта представляют собой единство физической и психической деятельности. В смысле этих данных действие, проявляющееся в объективном мире, является, собственно, результатом высшей нервной деятельности. Отношение субъекта к окружающей среде, а значит и к обществу, мы должны оценивать, асновываясь не только на его изолированной психической деятельности, но и на основе результатов этой деятельности, которые проявляются в объективной реальности. При оценке общественно опасного деяния нас должно интересовать отношение преступника к совершенному им деянию, причины, вследствие которых он совершил деяние, противо-
196
- печащее интересам общества, то есть мы должны выяснить взгляды, чувства, намерения, которые привели его к нежелательному по отношению к обществу деянию. «Но чем определяются эти «помыслы и чувства»? Можно ли серьезно защищать то мнение, что они появляются случайно, а не вытекают необходимо из данной общественной среды...? — говорит В. И. Ленин. — ...Социолог-субъективист, начиная свое рассуждение якобы с «живых личностей», на самом деле начинает с того, что вкладывает в эти личности такие «помыслы и чув--v ства», которые он считает рациональными (потому что, изолируя своих «личностей» от конкретной общественной обстановки, он тем самым отнял у себя возможность изучить действительные их помыслы и чувства)...»1. Без этого нельзя точно установить ни его вину, ни направление мероприятий, необходимых для того, чтобы выработать в нем положительное отношение к обществу.
В силу этого надо единый процесс разделить на отдельные части, что даст нам возможность вникнуть в процесс, предстающий перед нами как единое целое, как система. «С этой точки зрения, — говорили. П.Павлов, — метод изучения системы — человека тот же, как и всякой другой системы: разложение на части, изучение соотношения с окружающей средой и в конце концов понимание, на основании всего этого, се общей работы и упр_авление ею, если это в средствах человека»2.
Под виной понимают отрезок человеческой деятельности, который выражает сумму стадий психологического процесса у человека, совершающего общественно опасное деяние и распространяющегося на дальнейшие стадии процесса. Говоря словами И. П. Павлова, речь идет о части процесса, относящейся к намерению, то есть об отношении преступника к окружающей среде. Благодаря этому отношению можно установить цель его ч действий. Рассматриваемое с материалистической точки зрения, определяемое различными отраслями науки, психическое отношение субъекта выражается в духовной
1 В. И. Ленин, Соч., т. 1, стр. 385.
2 И. П. Павлов, Избранные произведения, под общей редакцией X. С. Коштоянца, Госполитиздат, 1951, стр. 394.
197
деятельности, представляющей собой высшую форму отношения субъекта к окружающему его миру — природе или обществу. Когда мы говорим о вине, то имеем в виду психическую реакцию субъекта на внешнее раздражение. Эта реакция проявляется в объективном мире, и общество квалифицирует ее как опасную. Психическая деятельность субъекта сама по себе обладает широкой шкалой отдельных частей, направлений, представляющих собой в конечном счете единство, причинно связанное, неделимое, целое. Выделение, оценка отдельных частей психического процесса проводятся в тех случаях, когда выясняются мотивы действий, решимость и намерение субъекта, возможность у него колебаний, его чувства по отношению к отдельным предметам и общественным явлениям и т. д. В конечном счете эта относительная самостоятельность отступает на второй план перед единством психического процесса — основы дальнейшей деятельности субъекта.
Решить вопрос о значении понятия «действовал под влиянием вражды к народно-демократическому строю» или «действовал под влиянием пережитков капиталистического строя» это значит предварительно решить, к какой категории следует отнести это «детерминирующее влияние». Нужно определить, какое значение оно имеет с точки зрения отношения субъекта к объективной действительности. Мы полагаем, что сущность детерминизма достаточно выяснена классиками марксизма. В. И. Ленин указывал, что «помыслы и чувства» «...вытекают необходимо из данной общественной среды, которая служит материалом, объектом духовной жизни личности и которая отражается в ее «помыслах и чувствах» с положительной или отрицательной стороны, в представительстве интересов того или другого общественного класса...» 1.
КоГда выясняются факты, определяющие человеческую деятельность, выясняется и граница детерминизма. Человек, изменяя своей деятельностью природу и общество, частью которых он является, тем самым вырывается из доходящей до фатализма зависимости. Объективность нашего познания и в то же время возможность активного влияния заключается в первую очередь
В. И. Ленин, Соч., т. 1, стр. 385.
198
том, что человек является частью природы и общества ^ как таковой участвует в их преобразовании, ибо о ка-"'экдой вещи объективного мира игам известно лишь то, что МЫ узнаем через ее влияние на природу и, в частности, на нас.
Очевидно, что эта обусловленность человеческого поведения коренным образом отличается от «детерминирующих влияний» приведенных факторов общественно опасного деяния.
• . - Действие, совершенное под влиянием враждебного
отношения к народно-демократическому строю или под
, влиянием пережитков капитализма, является элементом
, человеческого поведения и выражает отношение лица
к объективной реальности.
Таким образом, речь идет не только о непосред-' ственном влиянии неизбежных, определяющих условий f бытия на человека. Когда говорят о деяниях, совершенных под влиянием пережитков капитализма, мы > имеем в виду навыки и способы оценки явлений действительности, унаследованные от прошлого и определяемые соответствующими отраслями науки как влияние стереотипа мышления.
Общество требует, чтобы отдельная личность руководила своими субъективными интересами, чувствами, чаяниями и навыками и направляла их в соответствии с познанной общественной необходимостью, с пониманием их 'полезности или вредности для общества, требует определенного согласования интересов личности и общества. Противоречие действий субъекта данным требованиям общества, вызванное пережитками прошлого, означает, что' его поведение обусловлено не новыми условиями (поскольку речь идет об общественном явлении — измененными общественными условиями), а старыми условиями.
Эту «обусловленность» нельзя сразу изменить но-, выми условиями. Ее можно изменить, систематически устраняя все, что даже незначительно напоминает условия старого бытия.
Субъект может действовать в соответствии с интере-" сами общества и в этом случае имеется соответствие между интересами общества и интересами субъекта. В этом случае совершению необходимых действий не препятствовало никакое субъективное торможение. Но субъект,
199
отлично зная упомянутые интересы, может принять и иное решение и не действовать в интересах общества. Верх одерживает его субъективное отношение к соответствующим требованиям. Таким образом, на его деятельность оказывает большее влияние не непосредственное общественное бытие, а его субъективное отношение к требованиям объективной среды.
То же происходит с субъектом, похитившим вещь, принадлежащую заводу, на котором он работает. Субъект видит в краже чужой вещи возможность обогатиться, его психический процесс охватывает все, что связано с такой возможностью, при этом на его психику влияют не только представления, связанные с определенной выгодой, вытекающей из похищения вещи, но, как и в первом случае, одновременно действуют представления, связанные с общественным осуждением та-когр поступка. Независимо от результата оценки представления, связанные как с поставленной этим лицом целью, так и с отношением к ней общества, находят свое отражение в психическом аналитико-синтетическом процессе, ибо о фактах и свойствах объективного мира мы узнаем постольку, поскольку они воздействуют на наше сознание. Следовательно, как в первом, так и во втором случае речь идет о деянии, совершенном с пониманием того, что оно противоречит общественным интересам.
В приведенных случаях мы продемонстрировали психический процесс, происходящий у субъекта как реакция на раздражения объективного мира, процесс этот, учитывая все богатство содержания, в сущности аналогичен во всех случаях. В каждом случае в психическом процессе должна отразиться общественная необходимость действовать в соответствии с интересами общества и одновременно возможность действовать в соответствии с необходимостью. Но сознание необходимости-— лишь первая стадия отношения субъекта к обществу. Решающей стадией является деятельность субъекта, которая может реализоваться в соответствии или в противоречии с интересами общества, то есть в противоречии с признанной необходимостью. Лишь на этой стадии выявляется отношение субъекта к познанной необходимости, и, таким образом, свободное решение субъекта получает направленность, а тем самым и определяется качество его деятельности. Вопрос, почему субъект, бывший пред-
200
приниматсль или рабочий, не действовал в соответствии с интересами общества (первый задержал доставку материалов на другое место работы, а второй предпочел улучшать свое материальное положение за счет общества, не улучшив свою работу), несмотря на то, что сознавал необходимость, действовал вопреки ей, тесно связан с вопросом, можем ли мы, учитывая уровень развития нашей страны, требовать, чтобы субъект, свободно принимающий решение совершить общественно опасное деяние, сознавал свойство своего деяния, то есть свободно действовал, сознавая это свойство.
Вопрос о свободном решении при совершении общественно опасного деяния ставится в связь с определяющим влиянием пережитков капитализма в сознании преступника. Вопроса об обусловленности человеческой деятельности мы будем касаться лишь постольку, поскольку это необходимо с точки зрения решения вопроса о преждевременности требования связи вины с общественной опасностью деяния. Поскольку вопросам личной свободы й свободы решения в соответствующей литературе уделяется много внимания, мы в общих чертах остановимся на них.
Вопрос свободы и свободного решения — это вопрос сознания. Но не существует абстрактного общественного сознания. Мы находим его в мышлении отдельных людей. Поскольку отдельная личность является существом общественным, развитие ее сознания необходимо должно вытекать из данного состояния развития общества. Ход этого развития зависит не от личности; наоборот, ее сознание зависит от общественного бытия. Свобода тоже he абстрактна, она всегда связана с конкретным человеком, каким бы то ни было образом включенным в общественный процесс, занимающим в нем определенное место и, таким образом, принимающим участие в преобразовании мира. Следовательно, о свободе можно говорить только как о категории чисто человеческой, относящейся к деятельности человека и основывающейся на общественном бытии. Это бытие связано с мышлением отдельной личности, со всей умственной деятельностью людей.
Мы уже упоминали о том, что субъект должен свою Деятельность согласовать с общественным бытием как в процессе своего мышления, так и в своей практической
201
деятельности. Свободу следует понимать как деятельность человека, осуществляемую на основе понимания им своего положения в природе и обществе. Эта деятельность всегда направлена на определенную цель; на достижение определенного результата. При определении направления деятельности нельзя говорить об абсолютной свободе, ибо она всегда определяется историческим развитием общества, в котором субъект живет, уровнем знаний природы и общества; все это определяет объем целей, которых может достигнуть при этих предпосылках отдельная личность.
Действуют ли при общественно опасном деянии другие принципы свободы решения? Во всякой человеческой деятельности, а значит и в общественно опасной, действует основной принцип: сознательность и целеустремленность. Но для осуществления этих предпосылок от субъекта требуется, чтобы он сознавал, каким образом может быть достигнута цель, к которой он стремится. Это предполагает знание объективной реальности. Знать ее можно лишь в том случае, если мы осмыслим ее соответствующие раздражители как будущие объекты действий отдельной личности. Объективная реальность дает субъекту возможность оценки внешних раздражителей, правильность которой зависит от степени человеческого познания. К внешним раздражителям объективного мира бесспорно, следует отнести, например, такие, которые выражают определенную дифференциацию поведения, установленную обществом. Эта дифференциация основывается на разделении обществом деяний на полезные и вредные. В классификации заложено регулирование человеческой деятельности в направлении, соответствующем данным общественным отношениям. Субъект, реагирующий на внешний раздражитель с целью осуществления задуманных действий, должен включить в свой оценочный психический процесс и раздражители, выражающие эту общественную классификацию, то есть общественное регулирование человеческой деятельностью.
Итак, если свобода действия, основанная на' познании объективной действительности, на сознании необходимости, направляемая ими, определяется существующим уровнем познания природы и общества, то субъект, совершающий общественно опасное деяние, если он действует свободно, должен действовать со знанием дела. Иначе
202
ц
его психическом процессе были бы известные де-"фекты, нуждающиеся в объяснении (например, невменяемость, ошибка и т. д.). Лишь в этом случае имеется соответствие с осознанной необходимостью, тесная связь с истиной, ибо нет свободы действия без сознания истины, > и лишь в этом случае можно говорить, что субъект дей-." ствовал с сознанием необходимости, то есть действовал свободно.
Здесь мы подходим к вопросу о том, в какой мере влияние пережитков прошлого может ограничить свободу решения субъекта Мы уже говорили, что сознание ~* необходимости еще не выражает свободу, оно лишь отражает объективную реальность. Свобода проявляется, когда начинается деятельность, воздействующая на объективный мир. Как мы уже говорили, сознание является результатом психической деятельности субъекта. Эта психическая деятельность в своей совокупности является » единством отдельных причинносвязанных частей. Как при каждом анализе, так и при анализе внешних раздра-" жителей, протекающем в психическом процессе субъекта, "большое значение имеет критерий, из котброго исходит субъект при этом анализе. Субъект, отягощенный пережитками прошлого при анализе внешних раздражителей, конечно, будет находиться под влиянием этих пережитков. Его отношение к предметам будет содержать элементы, коренящиеся в этих пережитках. Но это обстоя-'/тельство ни в коем случае не ограничивает его свободы \ решения. Его позиция, создавшаяся под влиянием пере-"житков прошлого, не соответствует существующему по-• ложению, вследствие чего неизбежно должно возникнуть J противоречие при столкновении внешних раздражителей , И его позиции. Если при этом столкновении он отдаст ^'Предпочтение внешним раздражителям, он направит свою деятельность в соответствии с требованиями общества, •„'то есть изменит свою первоначальную позицию. Если € Произойдет обратное, значит, восторжествовали его субъективные интересы, обусловленные пережитками про-Мнлого, и не были учтены внешние раздражители. В лю-^Фом случае он действовал свободно и сознательно, то есть
сознавал свойства своего деяния.
"™ Разговоры о «невольном подчинении» пережиткам Прошлого у преступников, а также о более низкой степени сознательности наших граждан по сравнению с совет-
\ 203
скими' сводятся к утверждению, что эти пережитки «предопределяют» ограниченную возможность преступника действовать свободно и со знанием дела. Здесь явно подменяется необходимое знание свойств деяния, совершаемого субъектом, объемом этого знания. В психическом процессе субъекта должны найти отражение и оценку свойства деяния. Уголовный кодекс при установлении уголовной ответственности исходит из строгого соблюдения принципа ответственности только при наличии вины, то есть из свободы решения субъекта, из того объема знаний, которыми могут обладать наши граждане, принимающие решение о своих действиях, регулирующие их в зависимости от осознанных потребностей общества, то есть от знания их полезности или вредности для общества. Ни в коем случае нельзя преследовать субъекта, психика которого не постигает общественной опасности его деяния или не имеет возможности ее постигнуть. Если он ошибался, полагая, что действует на благо общества, его нельзя привлекать к ответственности за совершение преступления, так как, даже принимая свободное решение совершить данное деяние, он принимал его в результате ошибки. Применение санкций допустимо по отношению к нему лишь в случае наличия причин, не оправдывающих эту ошибку. Ибо Уголовный кодекс, как гласит объяснительная записка к нему, «наказывает лишь такие деяния, вредность которых для общества очевидна для всех>\
Второй вопрос, который нельзя отождествлять с вышеизложенным, относится к большей или меньшей способности субъекта к оценке внешних раздражителей, когда речь идет об общественной классификации деяния. Под влиянием различных факторов эта способность может быть снижена. Например, в силу умственного уровня , субъекта и многих других физических или психических свойств субъекта на него воздействуют не только пере-
1 В подтверждение своего мнения о преждевременности требования связи вины с общественной опасностью деяния В. Сольнарж пишет: „те, кто хочет проводить у нас de lege ferenda требование советской науки о последовательном включении в понятие вины сознания общественной опасности, должны были бы помнить, что Советский Союз стоит на гораздо более высокой ступени развития, чем мы Высшая ступень развития проявляется, кроме всего, и в высшей степени сознательности трудящихся, в лучшем пони-
204
житки прошлого. При оценке фактов объективной действительности на чувства и понимание субъекта могут воздействовать различные факторы. Они мешают субъекту во всей широте и глубине оценить последствия этих раздражителей, последствия, естественно, зависящие от уровня развития общества. Во всяком случае субъект должен оценить значение раздражителей, которые прч-рлекают его внимание к свойствам осуществляемого им деяния, иначе нельзя было бы говорить об ответственности за эти свойства. Уголовный кодекс имеет именно это в виду, когда в § 11 приводит условия, при которых наступает невозможность оценить подобные внешние раздражители (состояние невменяемости). То же имеет место в § 58 Уголовного кодекса, где речь идет о сниженной оценочной способности у несовершеннолетних. Пережитки прошлого или низкий уровень сознательности у субъекта сопровождаются недостаточным вниманием к свойствам внешних раздражителей. Но оно не может мотивироваться неспособностью к вниманию вообще. Снижение интенсивности внимания и способности субъекта к оценке свойств внешних раздражителей, причины снижения этой способности или внимания дают обществу возможность установить соответствующую форму воздей-
мании того, что является общественно опасным. К этой степени сознательности необходимо терпеливэ готовить некоторых членов нашего общества и особенно преодолевать в их сознании пережитки капитализма, мешающие этой сознательности". (S о 1 n a f, Skutkova podstata trestneho cinu a nebespecnost jednani pro spo-lecnost, „Stat a pravo" 1956, с 101).
См. О. Новотный: „Из требования достаточного понимания вытекает, с одной стороны, необходимость включить связь вины с общественной опасностью в число признаков состава преступления и принимать во внимание как исключающие yi оловную ответственность, так и особо отягчающие вину обстоятельства (то есть Обстоятельства, знание которых имеет "решающее значение для йринятия свободного решения), а, с другой стороны, отказ от требования связи вины с обстоятельствами, имеющими второстепенное значение для принятия свободного решения" („Stat а рга\о", с. 96).
См, L. Schubert, NebezpeCnost' konama pre spolecnost' ako gakladna podmienka trestneho cinu, Bratislava, 1955, str. 154. Там сказано: «При оценке связи вины с материальным условием преступления достаточно, чтобы в вину преступника входили те основы сознания, необходимые для понимания общественной опасности деяния, которыми обладает или может обладать каждый гражданин нашего государства, учитывая проводимую у нас широкую просветительную работу».
205
ствия на субъекта, что обратило бы внимание на необходимость более серьезного отношения к этим раздражителям в будущем.
Кроме приведенных аргументов, доказывающих несостоятельность отрицания связи вины с материальным признаком преступления, о ней свидетельствуют и другие проблемы, как, например, проблема мнимой обороны '. Как уже говорилось, для необходимой обороны требуется, чтобы она отражала действительное, а не мнимое нападение, которое существует лишь в воображении обороняющегося. Сторонники теории отрицания связи вины и общественной опасности деяния делятся при решении вопроса о мнимой обороне на два лагеря.
Трудности, возникающие при решении вопроса о мнимой обороне, пытался, как он сам говорит, разрешить Удварди2. Он считает, что деяние, совершенное в состоянии мнимой обороны, не является общественно опасным, так как для исключения этого материального признака достаточно отсутствия субъективной стороны преступления, которая исключается ошибкой лица, действующего в состоянии мнимой обороны Но далее он сам признает спорность этой концепции, так как в таком случае невозможна была бы оборона против лица, действующего в состоянии мнимой обороны
Вторая точка зрения признает значение ошибки в случае мнимой обороны 3. С этой точкой зрения можно со-глаеиться, так как она правильна, хотя принципиально противоречит взгляду сторонников этого направления, считающих, что вина не связана с общественной опасностью деяния Эту непоследовательность нельзя замаскировать аргументом, что в случае мнимой обороны ошибка связана с оценкой действительности нападения (фактическая ошибка). Сами противники связи вины с общественной опасностью деяния говорят, что незнание виновным каких-либо обстоятельств, входящих в состав преступления,
1 Мы видели, что буржуазная теория уголовного права капитулировала перед этой проблемой
"Udvardy, Vzt'dh zavinenu k nebezpecnosti konania pre spoIoCnost' podl'a naseho trestneho zakona, „Pravny obzor" 1954, с 4, str. 237—239
3 Cm. Trestni pravo. Obecna Cast. UCebni texty vysokych skol, Praha, 1953, str. 162.
206
ь йсКлючает его сознание, а следовательно, и умысел '. г этим мнением можно полностью согласиться, так как оНо соответствует правильному пониманию связи вины со всеми создающими , конкретное преступление обстоятельствами, в которые входит и общественная опасность деяния. У лица, действующего в состоянии мнимой обо-
^ ооны, в силу определенных обстоятельств ошибочно полагающего, что имеется налицо нападение на него или какой-либо иной охраняемый правом объект, создается ошибочное представление, что, отражая это нападение, он совершает общественно полезные действия. Это ошибочное представление о полезности действия
• в случае отсутствия других препятствий выяснения наличия умысла оправдывает обвиняемого, ибо здесь отсутствует связь вины с обстоятельствами, придающими ■деянию общественно опасный характер. Поэтому правильно указание на то, что слабость позиции тех криминалистов, которые отрицают связь вины с общественной опасностью, — в допущении фактической ошибки в случаях мнимой обороны.
Точка зрения, выдвигаемая автором настоящей ра-
"боты, не содержит подобного противоречия при решении
Допроса о мнимой обороне. Положение, что вина связана
^~t общественной опасностью деяния как обязательным
' 'Свойством преступления, дает возможность правильно
решить и вопрос о миимой обороне Исходя из этого,
ясно, что в случае мнимой обороны фактическая ошибка
в наличии нападения исключает умысел виновного
' вследствие его ошибочного представления об отсутствии
N В деянии общественной опасности. В этом случае нужно
• * только выяснить, не была ли ошибка лица, действовавшего в состоянии мнимой обороны, вызвана его неосто-крожностью и не подлежит ли оно уголовной ответственности за преступление, совершенное по неосторожности.
Некоторые научные работники в области уголовного Врава обосновывают свое отрицание этой связи тем, что «законодатель в § 3 Уголовного кодекса не указал на необходимость подобной связи, чтобы не способствовать этим сужению репрессии2.
f 1 См. там же.
а См. Solnaf, Sovetske trestni pravo, „Stat a pravo", 1955, c. 2, 8tr. 185. См. также „Ucebnice trestniho prava, 1956, str. 273.
207
Безусловно, что законодатель при издании Уголовного кодекса имел в виду эффективное преследование лиц, препятствующих социалистическому строительству. Но законодатель хотел также с помощью институтов социалистического уголовного права точно установить пределы уголовной ответственности. Одним из принципов социалистического уголовного права является принцип ответственности только при наличии вины. Этот принцип исключает не только несоразмерное сужение, но и несоразмерное расширение уголовной репрессии. Этот принцип не допускает объективного вменения, с которым мы можем встретиться в империалистических государствах. Этот принцип служит гарантией того, что преступник будет отвечать только за виновное общественно опасное деяние.
Эти возражения опровергает также объяснительная записка к Уголовному кодексу, в которой говорится: «По Уголовному кодексу преследуются только деяния, вредность которых общеизвестна». Из текста объяснительной записки нельзя делать вывод о намерении законодателя исключить связь вины и общественной опасности деяния. Наоборот. Из объяснительной записки можно сделать вывод, что уголовная ответственность основана на сознании преступником, что совершаемое им деяние обладает общественно опасным свойством. """"Правда, в § 3 Уголовного кодекса нет прямого указания на связь вины и общественной опасности деяния, как, например, в ст. 10 Уголовного кодекса РСФСР, где сказано: «когда эти лица действовали умышленно, то есть предвидели общественно опасный характер последствий своих действий, желали этих последствий или* сознательно допускали их наступление». Если мы согласимся с мнением, что наш законодатель во избежание сужения уголовной репрессии намеренно исключил связь, указанную в советском Уголовном кодексе, естественно, возникает вопрос, стремился ли законодатель в Советском Союзе, формулируя ст. 10 Уголовного кодекса РСФСР, к сужению уголовной репрессии? Деятельность советского суда, выводы советской науки уголовного права доказывают, что положение ст. 10 Уголовного кодекса РСФСР полностью соответствует интересам советского народа преследовать преступников и бороться с преступностью, строго соблю-
208
дая при этом принцип ответственности только при наличии вины, которому упомянутая статья полностью соответствует. Поэтому в Советском Союзе не опасаются, что это постановление будет несоразмерно ограничивать уголовную репрессию.
Если учитывать, что задачи и цели народно-демократического уголовного права в сущности те же, что и в Советском Союзе, у нас нет основания создавать особую конструкцию понятия вины. Прогрессивные принципы социалистического уголовного права действительны для всех стран, строящих социализм. Поэтому и в вопросе о связи вины с общественной опасностью деяния мы должны опираться на богатый опыт советской науки уголовного права.
Доказательством этого стремления являются подготовительные материалы к изданию Уголовного кодекса. Еще в проекте 1949 года в определении уголовной ответственности указывается на обязательное условие — наличие общественно опасных виновных последствий. Но под влиянием замечания о «несовместимости умысла с указанием на сознание общественно опасных последствий» и рекомендации более подходящего термина — «результат, предусмотренный в законе», или «обстоятельств, являющихся -основанием уголовной ответственности», в Уголовный кодекс были введены такие определения, как «без указания предусмотренных законом свойств», «результат, предусмотренный в законе».
Также не обоснованно указание, что требование связи вины с общественной опасностью деяния не учитывает положения п. 1а § 58 Уголовного кодекса: «Если в понятие умысла и неосторожности должна была бы входить общественная опасность деяния, — пишет Соль-нарж, — действия, предусмотренные п. 1а § 58 Уголовного кодекса, были бы ненаказуемы вследствие отсутствия вины, и у суда не было бы оснований для отказа от наказаний, что предполагает решение, что обвиняемый виновен» К J i 4%
Автор этого высказывания не разграничивает общественную опасность деяния как основание уголовной ответственности и степень общественной опасности как
'1 Solnaf, Sovetska veda, „Stat a pravo", 1955, c. 2, str. 185. См. также „Pravny obzor\ 1955, c. 8, str. 495; „UCebnice trestneho prava" 1956, str. 423.
14 л. Шуберт 209
критерий при назначении наказания. Соответственно п. 1а § 58 Уголовного кодекса суд может отказаться от применения наказания, «если несовершеннолетний по извинительным основаниям не мог полностью сознавать общественной опасности своих действий». В уголовном праве мы встречаемся с тремя возможными градациями сознания общественной опасности деяния, В § 11 Уголовного кодекса речь идет о невменяемости, когда лицо вследствие душевного заболевания не могло во время совершения деяния сознавать, что его действия являются общественно опасными. Если же оно могло сознавать общественную опасность своих действий, речь идет о лице вменяемом и потому подлежащем уголовной ответственности; применение положения п. 1а § 58 УК может иметь место, если была установлена уголовная ответственность, то есть когда речь идет о вменяемом лице, виновном в общественно опасном деянии. Это значит, что в конкретном случае речь идет о лице, сознававшем общественно опасный характер своего деяния (иначе не было бы оснований для уголовной ответственности). Решение суда, что несовершеннолетний по извинительным основаниям не мог полностью сознавать общественную опасность своих действий, свидетельствует о более низкой степени общественной опасности деяния, что проявляется в степени вины, и это обстоятельство дает суду возможность освободить его от наказания. Мнение проф. Сольнаржа, что принятие требования о связи вины с общественной опасностью деяния, предусмотренное п. 1а § 58, может привести к отказу от наказания вследствие отсутствия вины, сомнительно. В этом постановлении имеется одновременно также оценка степени вины как основания для отказа от наказания.
Сопоставив исходную концепцию с результатами анализа и выводами, которые из него вытекают, разобрав доводы тех, кто считает требование связи вины с общественной опасностью деяния преждевременным, мы, в сущности, замкнули круг, по которому до сих пор двигалась дискуссия. Мы сознательно не останавливались на более мелких «доводах», как, например, довод трудности доказать сознание субъектом общественной опасности его деяния, который мы считаем, во-первых, непониманием сущности общественной опасности, а во-
210
вторых, следствием создания абстрактного понятия общественной опасности, понимаемого изолированно от создающих его условий '. Концепция, исключающая общественную опасность из вины вступает в противоречие с требованиями общества Из строгого принципа ответственности только при наличии вины нельзя исключить способность субъекта к оценке свойств своего деяния Уже в силу того, что за одной группой преступников признается такое сознание и способность(классовые враги — см. В. Сольнарж), признается и их существование вообще Здесь имеется определенная непоследовательность, противоречие пониманию деяния как результата психического процесса. Точно то же происходит в случае признания этой связи de lege ferenda, и непризнания этой связи de lege lata, что также свидетельствует об определенной непоследовательности.
В положении § 3 Уголовного кодекса, правда, не сказано прямо, что вина должна быть связана с общественной опасностью. Но мы полагаем, что нет необходимости в прямом указании на это в положении о вине. Эта связь вытекает из определения общей сущности преступления.
Ответственность, выраженная в этом определении признаком «причинил результат, предусмотренный в законе по вине лица», распространяется не на любой результат, а лишь на тот, который предусмотрен Уголовным кодексом, то есть обладающий свойством, требуемым кодексом, — общественной опасностью. Поэтому
1 О неубедительности этих аргументов свидетельствует утверждение О. Новотного: „Почему в наш кодекс не включено требование связи вины преступника с общественной опасностью деяния? Очевидно, по тем же соображениям, по которым некоторых товарищей удовлетворяет существующий закон. Они говорят, что если бы это требование было включено, в нашей судебной практике возникли бы излишние проблемы, осложняющие процесс доказывания; а являющиеся исключением случаи, когда преступник не подлежит уголовной ответственности вследствие отсутствия связи вины с общественной опасностью, можно решить на основании § 2 УК или п. 2а § 89". В обоснование своего предложения регулировать связь вины с общественной опасностью de lege ferenda он, кроме всего прочего, говорит: „Возражение, что таким образом возникнут трудности при доказывании, существенное в 1950 году, теряет это значение сейчас, когда так широко ведется в нашем государстве воспитательная работа» („Stat a pravo", 1957, с. 2, str. 94—95).
14*
211
нет необходимости снова вводить в отдельные положения системы Уголовного кодекса элементы или свойства, выраженные с общим понятием преступления. Связь вины в общем понятии преступления является отношением части к целому и потому то, что входит в целое, входит и в его часть. По этим соображениям нет необходимости указывать в формулировке результата, указанного в законе, свойство, выраженное в определении § 2 Уголовного кодекса. Тот же принцип следует проводить в случае требования регулирования связи в положении § 3 Уголовного кодекса.
«все книги «к разделу «содержание Глав: 10 Главы: < 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10.