§ 2. Посягательства на общественные отношения, обеспечивающие исполнение процессуальных актов в части применения наказания и других принудительных мер: вопросы квалификации и законодательной техники

Наряду с общими ограничениями, призванными обеспечить обязательность судебных актов, законодатель в Особенной части Уголовного кодекса предусматривает ряд норм, регламентирующих ответственность за деяния, которые отрицательно влияют на доведение до логического завершения задачи реализации уголовной ответственности и применения справедливого наказания, и являющихся, таким образом, средством исполнения приговора в части наказания или иного процессуального акта в части применения принудительных мер.

1

На защиту общественных отношений, обеспечивающих применение справедливого наказания к лицу, виновному в совершении преступления, направлены и нормы, содержащиеся в ст. ст. 313 и 314 УК. Признавая важной уголовно-правовую защиту указанных отношений, мы должны вместе с тем обратить внимание на то, что российское законодательство знает и иное решение вопроса, касающегося признания преступным деянием различных форм уклонения от отбывания наказания, в частности побега из мест лишения свободы. Так, постановлением ВЦИК от 16 октября 1924 г. ответственность за подобный состав преступления была исключена из УК РСФСР 1922 г. В объяснительной записке к проекту изменений данная отмена была мотивирована тем, что побег невозможен, если места лишения свободы соответствуют своему назначению, и кара за побег фактически была бы карой за плохое состояние мест лишения свободы и слабый надзор тюремной стражи14. Не предусматривает ответственности за побег из мест лишения свободы и современное немецкое законодательство, если самоосвобождение осужденного не было связано с применением насилия, хотя

192

другие лица, не являющиеся освобождаемыми, за освобождение заключенного подлежат ответственности в соответствии с § 120 УК.

На наш взгляд, снисходительное отношение к поведению лица, стремящегося уклониться от уголовной ответственности, не может быть беспредельным. Граница для подобного снисхождения должна проходить там, где на такого гражданина, совершившего преступление, процессуальным актом возложены обязанности подчинения определенным принудительным мерам. Поэтому решение нашего законодателя возвратиться к наказуемости за побег из мест заключения представляется оправданным. Что же касается УК Германии, то решение в нем вопросов регламентации последствий уклонения от отбывания наказания является непоследовательным. С одной стороны, предусматривается возможность замены лишением свободы штрафа в случаях его неисполнения, а с другой — отрицается возможность ответственности за уклонение от отбывания наказания в виде лишения свободы в его крайней форме — за совершение побега. К тому же в УК Германии не исключено применение § 120 к заключенным, оказывающим помощь в освобождении другим заключенным. В результате затруднения в судебной практике вызывает квалификация случаев взаимной помощи заключенных при освобождении. Так, известность приобрел, в частности, казус, получивший наименование Wannen— Fall.

Двое заключенных совместно бежали. Они осложнили преследование их надзирателями тем, что совместно поставили на пути последних ванну с бельем. ВОН отверг применение § 120 УК на том основании, что взаимная помощь заключенных не превысила того, что необходимо для не содержащего состава преступления собственного освобождения15.

Нельзя не обратить внимания на высокий уровень общественной опасности побегов. Следует, на наш взгляд, согласиться с В.П. Малковым в том, что «побеги серьезно подрывают авторитет правоохранительных органов, препятствуют нормальному осуществлению правосудия и реализации целей наказания, вызывают обоснованное беспокойство граждан, неверие их в способность государства обеспечить надежную изоляцию опасных для общества преступников, влекут за собой боль-

193

шие материальные затраты на розыск и задержание бежавших.

Повышенная опасность побегов таких лиц обусловливается и тем, что, бросая дерзкий вызов правоохранительной системе страны, они совершают нередко новые преступления до розыска и задержания»16. Так, в 23,52 % случаев побегов, ставших предметом рассмотрения судов Волгоградской и Ярославской областей, побеги были предпосылкой совершения новых преступлений, причем в большинстве своем тяжких и особо тяжких (почти 100 % от совершения новых преступлений). Отметим также относительную распространенность анализируемых преступлений. Среди преступлений против правосудия побеги значатся на 3 месте и составляют около 10 %.

Признавая правильной позицию законодателя, выражающуюся в объявлении побегов из мест лишения свободы или из-под стражи преступным деянием, мы в то же время считаем целесообразным изменение регламентации ответственности за названное общественно опасное деяние.

Так, по нашему мнению, формулировка ст. 313 УК сама по себе не дает основания утверждать, что побег из места лишения свободы, из-под стражи относится к числу преступлений, момент юридического окончания которых не совпадает с моментом их фактического завершения.

Не случайно в литературе высказывалась мысль о том, что данное преступление не следует относить к длящимся17. Основанием подобных выводов обычно является то, что побег чаще всего начинается с активных действий, а затем продолжается в форме бездействия. Действительно, этим побег из мест лишения свободы (а также и некоторые иные посягательства) отличается от других длящихся преступлений, но от этого он своего длящегося характера не утрачивает. Подобный характер длящиеся преступления приобретают постольку, поскольку непрерывно или периодически продолжается причинение вреда определенному объекту уголовно-правовой охраны. Прав, на наш взгляд, был Э.Т. Борисов, подчеркивавший, что интересы правосудия, нарушенные побегом, продолжают нарушаться последующим уклонением от отбывания наказания, следствия или суда и, следовательно, посягательство на объект преступления фактом побега не заканчивается18. Именно тем, что побег из мест лишения свободы по замыслу законодателя является для-

194

щимся преступлением и охватывает собой последующее уклонение от отбывания наказания, объясняется тот факт, что такой самостоятельный вид преступления, как уклонение от отбывания наказания в виде лишения свободы (ст. 314 УК), имеет отношение лишь к осужденным, которые вне места лишения свободы оказались на законном основании.

Длящийся характер побегов признавался и дореволюционными российскими учеными, критически подходившими к сложившейся по этому вопросу практике высшей судебной инстанции19.

Как ошибочную подобную практику оценивал, например, Е. Хладовский. Автор отмечал, что взгляд, высказанный Сенатом, будучи основан на неверном определении понятия длящихся преступлений, противоречит свойству и характеру этих деяний, и писал, что «длящееся преступление представляет именно отличительную и характерную особенность, что раз вполне и бесповоротно совершившись, оно затем, по своей природе, только продолжается все время неоднократно и непрерывно, повторяется виновным и благодаря этомуобразует как бы преступное состояние, сознательно и намеренно поддерживаемое виновным. То же самое мы видим и во всех случаях преступного и уголовно-наказуемого побега: и здесьпобег считается совершившимся в то самое время, когда виновному удается самовольно отлучиться из-под стражи, с места ссылки и т. д.; но до тех пор, пока виновный находится в бегах, он продолжает пребывать в том преступном состоянии, которое им создано раз совершенным фактом недозволенного побега, и тем самым продолжает непрерывно и постоянно осуществлять дальнейшие действия этого преступного факта»20.

Думается, законодателю следовало бы подчеркнуть длящийся характер рассматриваемого преступления, указав в диспозиции статьи на цель уклонения от отбывания наказания или сокрытия от следствия и суда, что могло бы предотвратить и отдельные ошибки в квалификации побегов, связанные с установлением признаков субъективной стороны состава преступления. Отсутствие прямого указания закона на данную цель приводит к тому, что в судебной практике как побег оцениваются случаи не связанного с уклонением от отбывания наказания (или с сокрытием от следствия и суда) нарушения режима со-

195

держания в исправительном учреждении или СИЗО. Нет определенности в решении данного вопроса и в практике высших судебных инстанций. Так, в определении судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР по делу Володина подчеркивалось: «Поскольку Володин не имел намерений уклониться от отбывания наказания, находился вне пределов места лишения свободы менее двух часов, был задержан при возвращении к объекту, он в силу ч. 2 ст. 7 УК РСФСР не подлежит уголовной ответственности»21. Иное решение приняла коллегия по делу Комарова и Распопова, указав, что «побег заключенного из исправительно-трудовой колонии независимо от цели образует состав преступления, предусмотренный ст. 188 УК РСФСР»22. Представляется, что отнесение рассматриваемого деяния к посягательствам против правосудия предполагает установление в действиях виновного не только умысла совершить преступления, но и вышеназванной цели. Поэтому вряд ли можно согласиться с утверждением, что «сам факт самовольного оставления места лишения свободы является безусловным уклонением от отбывания наказания или нахождения в предварительном заключении»23. В цитируемом выше произведении Е. Хладовский справедливо, на наш взгляд, заметил, что целью подобных побегу длящихся преступлений «служит не достижение какой-либо временной, единичной выгоды, а предоставление себе возможности пользоваться противозаконными выгодами совершенного преступления или не принадлежащими виновному правами и положениями постоянно и непрерывно, в течение известного или неопределенного периода времени»24.

Не совсем простым представляется решение вопроса о субъекте данного преступления. В ст. 313 УК говорится о лице, отбывающем наказание или находящемся в предварительном заключении. Наши сомнения касаются понятия лица, находящегося в предварительном заключении. Одни авторы к таковым относят только лиц, к которым заключение под стражу применено как мера пресечения25, другие считают, что лицами, находящимися в предварительном заключении, следует считать и задержанных в порядке ст. 122 УПК РСФСР26. По-разному подходят к этой проблеме и практические работники. При опросе судей, прокуроров, следователей и адвокатов задавался и вопрос, может ли задержанный в порядке ст. 122 УПК быть субъек-

196

том преступления, предусмотренного ст. 313 УК. Положительно на этот вопрос ответили 67,21 % опрошенных, отрицательно — 18,0 %. 14,79 % респондентов затруднились в ответе.

При изучении уголовных дел нам встретился лишь случай непризнания задержанного субъектом побега из мест заключения.

Заключенный под стражу обвиняемый А. и осужденный к лишению свободы за кражу П. путем разбора кирпичной кладки стены камеры, а затем и стены здания совершили побег из ИВ С и впоследствии были осуждены по ч. 1 ст. 188 УК РСФСР. Вместе с ними из камеры вышел и М., задержанный за бродяжничество. Следователем в отношении М. уголовное дело было прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления27.

Думается, что понятие «предварительное заключение» является более широким, чем понятие «содержание под стражей в качестве меры пресечения». Оно охватывает все формы содержания под стражей до вступления приговора в законную силу и лишь в этом смысле понимается как предварительное. В «Словаре русского языка» С.И. Ожегова слово «заключение» обозначает, в частности, «состояние того, кто лишен свободы»28, а прилагательному «предварительный» придается значение: 1) предшествующего чему-нибудь; 2) неокончательного, такого, после которого последует еще что-нибудь29.

Ранее термин «предварительное заключение» употреблялся в ст. 47 УК РСФСР, именуемой «Зачет предварительного заключения». Судебная практика последовательно относила к времени предварительного заключения и время задержания лица в соответствии со ст. 122 УПК В ст. 72 УК понятие «предварительное заключение» не употребляется. Зачету в срок лишения свободы подлежит, согласно данной статье, время содержания под стражей. В соответствии же с Федеральным законом «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» от 21 июня 1995 г. термин «содержание под стражей» имеет отношение также и к задержанным в соответствии с процессуальным законодательством (ст. 5)30.

Подчеркнем также, что ст. 15 Закона РСФСР «О милиции» от 18 апреля 1991 г. допускает применение оружия для пресечения побега из-под стражи лиц, задержанных по подозрению в совершении преступления, точно так же, как и для предотвращения побега лиц, в отношении которых мерой пресечения

197

избрано заключение под стражу, и лиц, осужденных к лишению свободы (п. 6 ч. 1 Закона)31. Это лишний раз указывает на то, что побег задержанного из-под стражи рассматривается законом как преступление.

Думается, что нет сколько-нибудь веских аргументов, чтобы исключить задержанного из числа субъектов преступления, предусмотренного ст. 313 УК32. Однако во избежание разногласий следовало бы в законе понятие «находящийся в предварительном заключении» расшифровать, для чего снабдить упомянутую статью примечанием. В последнем необходимо разъяснить: «Под лицом, находящимся в предварительном заключении, в настоящей статье понимаются обвиняемые и подозреваемые, заключенные под стражу в порядке меры пресечения, а равно задержанные в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством».

Отнесение деяния, предусмотренного анализируемой статьей, к преступлениям против правосудия исключает, на наш взгляд, квалификацию по данной статье действий лиц, находящихся в местах лишения свободы или под стражей без законных на то оснований33. В этом плане излишне категоричным выглядит определение судебной коллегии Верховного суда СССР по делу С. от 25 декабря 1946 г., в котором отмечается, что «побег из места заключения является уголовно наказуемым и в том случае, если впоследствии после совершенного побега прекращено дело, по которому обвиняемый был заключен под стражу»34.

Говоря об уголовной ответственности за побеги, нельзя не обратить внимания на предложение ученых о целесообразности конструирования самостоятельных составов — побега из мест лишения свободы и побега лица, находящегося в предварительном заключении. Аргументируя вывод о том, что санкция первого состава должна быть выше, чем второго, Е.В. Болдырев и Л.Г. Крахмальник, в частности, отмечают, что во втором случае субъектом является лицо, еще не признанное преступником, а для первого субъекта побег — это уже как минимум второе преступление35. О необходимости различать в законодательном порядке данные разновидности побегов говорит, на наш взгляд, и то, что различна сама природа мер, которым было подвергнуто лицо, совершившее побег, и что даже соблюдение всех

198

требований закона при применении процессуального принуждения не есть панацея. От него могут пострадать невиновные граждане. Своеобразным образом различие между разными категориями лиц, лишенных на законных основаниях свободы, проводилось дореволюционным российским законодательством, чему придавалось особое значение и в судебной практике. Так, в решении по делу Киселева (71/1723) Сенат высказался следующим образом: «Говоря в ст. 312 о побеге заключенных, закон отличает арестантов подследственных и судимых от арестантов, содержащихся во исполнение последовавших о них приговоров. Для лиц последней категории закон полагает продолжение пойманному беглецу срока заключения таким образом, что он отсиживает со дня поимки полный срок, назначенный ему по судебному приговору, как это явствует из слов закона: "время заключения его считается уже со дня доставления его снова на место заключения"»36.

2

Посягая на сходный основной непосредственный объект, уклонение от отбывания наказания в виде лишения свободы отличается от побега из мест лишения свободы прежде всего признаками объективной стороны состава преступления. Сущность данного посягательства выражается в невозвращении в определенный срок в места лишения свободы лица, которому дано было разрешение на выезд из этих мест или предоставлена отсрочка. Таким образом, данное преступление осуществляется путем невыполнения обязанности возвратиться в определенный срок в места лишения свободы и не связано с незаконным оставлением указанных мест. Выезд из мест лишения свободы возможен на основании как непосредственно УК, так и УИК. Так, подобный выезд предполагается в связи с отсрочкой отбывания наказания, возможность которой предусмотрена в ст. ст. 81 и 82 УК. Кроме того, на основании УИК в связи с исключительными личными обстоятельствами осужденному может быть предоставлен краткосрочный (до семи суток, не считая нахождения в пути) (п. «а» ч. 1 ст. 97) и даже длительный (на время ежегодного оплачиваемого отпуска или на срок, равный времени ежегодного оплачиваемого отпуска) выезд (п. «б» ч. 1 ст. 97). Невозвращение в места лишения свободы означает неявку в исправительное учреждение по истечении срока, на кото-

199

рый выдано разрешение, или срока, на который была предоставлена отсрочка.

В качестве субъекта данного преступления законодатель называет лицо, которому разрешен краткосрочный выезд за пределы места лишения свободы, а также лицо, которому предоставлена отсрочка исполнения приговора или отбывания наказания. Думается, что законодательное решение данного вопроса не было достаточно хорошо продуманным.

Прежде всего, вызывает недоумение указание закона на лицо, которому предоставлена отсрочка исполнения приговора, как на субъекта данного преступления. Кого же имеет в виду законодатель, если объективную сторону данного состава преступления образует только невозвращение в места лишения свободы? Значит, субъектом данного преступления может бьпь лишь лицо, которое в этих местах содержалось. Лицо же, которому была предоставлена отсрочка исполнения приговора, таким признаком не обладает. И если указания на признаки объективной стороны преступления, предусмотренного ст. 314 УК, останутся неизменными, лицо, которому была предоставлена отсрочка исполнения приговора, должно быть исключено из круга субъектов данного преступления.

Во-вторых, нет полной ясности и относительно такого субъекта преступления, как лицо, которому предоставлена отсрочка отбывания наказания. Дело в том, что закон не предусматривает обязанности такого гражданина по окончании срока отсрочки вернуться в места лишения свободы, как это он делает по отношению к лицам, которым предоставлено право на выезд из мест лишения свободы (ч. 11 ст. 97 УИК). Это не случайно, ведь по окончании срока отсрочки вопрос о дальнейшем отбывании наказания решается судом. Так, в соответствии с ч. 3 ст. 82 УК суд освобождает осужденную от отбывания оставшейся части наказания или заменяет оставшуюся часть наказания более мягким видом наказания, или принимает решение о возвращении осужденной в соответствующее учреждение для отбывания оставшейся части наказания по достижении ребенком восьмилетнего возраста. Поэтому общественно опасным в данном случае могло бы считаться неисполнение предписания, содержащегося в определении суда о направлении осужденной в места лишения свободы. Однако подобное поведение

200

фактически исключено, так как, согласно ч. 1 ст. 76 УИК, «осужденные к лишению свободы направляются к месту отбывания наказания и перемещаются из одного места отбывания наказания в другое под конвоем». Самостоятельно осужденная, которой была предоставлена отсрочка, следует лишь к месту жительства (ч. 5 ст. 177 УИК). Обязанности самостоятельного возвращения осужденной в места лишения свободы УИК не предусматривает.

Думается, что если в законе и должна устанавливаться ответственность за уклонение от отбывания наказания в виде лишения свободы для лиц, которым исполнение наказания было по тем или иным основаниям отсрочено, то это должно касаться такого поведения осужденного, как сокрытие от суда.

Следует обратить также внимание на то, что формулировка ст. 314 УК в части определения субъектов преступления не учитывает предоставленной уголовно-исполнительным законодательством возможности длительного выезда осужденных из мест лишения свободы. Абсурдно предполагать, что невозвращение в соответствующее место осужденного, которому было предоставлено право на длительный выезд, менее опасно, чем подобное поведение со стороны лица, воспользовавшегося возможностью краткосрочного выезда.

Продолжение преступлений, предусмотренных ст. ст. 313 и 314 УК, может быть прекращено как в силу вмешательства органов власти, так и по инициативе самого лица, явившегося в соответствующие органы. Думается, что правы ученые, размышляющие о целесообразности предусмотреть в уголовном законе нормы, поощряющие такую инициативу виновного. Так, В. Ко-ломеец не без оснований удивляется тому, что из статей проектов УК о составах преступлений, связанных с розыском субъектов, исчезли примечания об освобождении от уголовной ответственности лиц, добровольно вернувшихся в соответствующие места37.

Действительно, опасность данных преступлений заключается в том, что они препятствуют выполнению до конца такой стоящей перед правосудием задачи, как задача справедливого наказания виновного. Поскольку в результате возвращения субъекта в соответствующее учреждение или обращения его в другие правоохранительные органы это препятствие устране-

201

но, можно говорить о значительном снижении общественной опасности и преступления, и лица, его совершившего, что обязательно должно учитываться уголовным законом. Думается, однако, что возможности такого учета должны быть ограниченными, если побег имел признаки квалифицированного состава. В этом случае освобождение от уголовной ответственности применяться не должно.

3

Уголовный закон предусматривает неблагоприятные последствия для лиц, злостно уклоняющихся от отбывания наказания, не только в Особенной, но и в Общей части. Но насколько это обоснованно?

Число подобных предписаний в новом УК России значительно увеличилось. Злостное уклонение от отбывания наказания является основанием замены обязательными работами, исправительными работами или арестом штрафа (ч. 5 ст. 46 УК); ограничением свободы, арестом обязательных работ (ч. 3 ст. 49 УК); ограничением свободы, арестом или лишением свободы исправительных работ (ч. 3 ст. 50 УК); лишением свободы ограничения свободы (ч. 4 ст. 53 УК). Все указанные предписания, за исключением ч. 3 ст. 50 УК, являются категоричными. Лишь при злостном уклонении от отбывания исправительных работ у суда есть выбор в решении вопроса о замене назначенного по приговору наказания более суровым. Это решение в данном случае может быть и положительным, и отрицательным38.

Замену уголовного наказания на меру, также включенную в перечень уголовных наказаний, можно расценивать двояко: либо как кару за невыполнение условий, требований, с которыми связывается осуждение не к самой суровой в санкции мере (т. е. под углом условного осуждения), либо как уголовное наказание за вновь совершенное деяние. Но и при той, и при другой оценке можно увидеть сильные и слабые стороны анализируемых предписаний.

Рассматривать замену наказаний под углом условного неприменения более сурового наказания удобно в том смысле, что в таком случае понятно, почему анализируемые нормы содержатся в Общей части Уголовного кодекса. Но с другой стороны, во-первых, неясно, почему ни УК, ни УПК не упоми-

202

нают о необходимости включения в приговор суда указания на ту меру, которая подлежит применению в случае злостного уклонения от отбывания назначенного наказания.

Во-вторых, если бы замена наказаний рассматривалась под углом условного осуждения, то она была бы возможна лишь тогда, когда в санкции статьи Особенной части, предусматривающей ответственность за конкретное преступление, значилась бы и заменяемая, и заменяющая мера. Но последние далеко не всегда предусматриваются одновременно. И как должен был бы реагировать суд, например, на факты злостного уклонения от исполнения исправительных работ, если данный вид наказания является наиболее суровым в санкции? Заметим, что такие санкции имеются. Так, в УК на момент его вступления в силу содержалось 18 санкций, предусматривающих в качестве максимального наказания исправительные работы; 2 — ограничение свободы; 4 — обязательные работы.

При применении УК РСФСР 1960 г. сложилась практика замены исправительных работ в случае злостного от них уклонения на лишение свободы даже в случае отсутствия в санкции соответствующей статьи указания на данный вид уголовного наказания, что нашло отражение в п. 8 Постановления № 5 Пленума Верховного суда СССР от 11 июля 1972 г. «О практике применения судами исправительных работ без лишения свободы»39. Признавая правильной подобную практику, некоторые авторы ссылались как раз на то, что суд в подобных ситуациях «исходит не из прежнего преступления, за которое он [осужденный] уже наказан, а из новых его действий, запрещенных законом, — злостного уклонения от отбывания назначенного ему наказания в виде исправительных работ»40.

Но если рассматривать подобную замену как уголовное наказание за вновь совершенное деяние, вопросов возникает еще больше.

Почему отсутствуют соответствующие законодательные конструкции в Особенной части Уголовного кодекса, ведь по смыслу ч. 2 ст. 2 УК наказания и другие меры уголовно-правового характера устанавливаются за совершение преступлений?

Не слишком ли размыты пределы нового наказания? Особенно актуально это применительно к мерам, заменяющим штраф. Действительно, как понимать указание закона о замене

203

штрафа обязательными работами, исправительными работами или арестом соответственно размеру назначенного штрафа? Какому размеру штрафа должен соответствовать, например, арест и в каком объеме? Никаких правил пересчета в законе на этот случай не предусматривается41.

Почему применение соответствующих мер наказания при замене такого рода производится вне рамок процессуальных гарантий, характерных для судебного разбирательства, завершающегося приговором суда?

Как верно подмечено в юридической литературе, при установлении осужденному лицу наказания в порядке, предусмотренном Общей частью Кодекса, серьезно страдают права и законные интересы такого лица: предварительное расследование по факту уклонения от наказания в установленном уголов-но-процессуальном порядке не проводится, защита не осуществляется, судебное следствие со всеми его атрибутами отсутствует, вердикт судьи обжалован быть не может (ст. 331 УПК)42.

Применительно к замене исправительных работ лишением свободы в юридической литературе указывалось также на двойственность положения лица, отбывающего более тяжкое наказание в порядке замены. «Оно и отбывает это наказание, — подчеркивает Ю.М. Ткачевский, — и вместе с тем в ряде случаев не считается отбывающим его»43. Автор имеет в виду назначение таким лицам наказания по совокупности приговоров, определение им вида исправительного учреждения.

Думается, что помещение предписаний о замене одних видов наказания другими, более суровыми мерами в Общую часть произведено без учета целевого назначения последней. Реализация принципа законности в том случае, если законодатель не откажется от предоставления судам возможности производить подобную замену с выходом за верхний предел санкции статьи, предусматривающей ответственность за ранее совершенное лицом преступление, потребует конструирования в Особенной части Уголовного кодекса составов злостного уклонения от отбывания таких видов наказания, как штраф, обязательные работы, исправительные работы44, ограничение свободы. Прав, на наш взгляд, С.И. Зельдов, обращающий внимание на достаточно высокую общественную опасность уклонения от отбывания любого назначенного наказания, «поскольку оцен-

204

ка характера опасности проявления неуважительного отношения к суду не зависит от вида и размера наказания, назначенного за ранее совершенное преступление; лишь степень общественной опасности личности осужденного может и, как правило, является различной»45. Автор при этом имел в виду лишь наказания, которые не могут быть осуществлены помимо воли осужденного46.

На наш взгляд, по отношению ко многим видам уголовных наказаний проблема криминализации уклонения от отбывания наказания не является слишком острой ввиду наличия в УК нормы, предусматривающей ответственность за воспрепят-ствование исполнению судебного акта (ст. 315 УК).

По этой статье вполне могли бы наказываться активные формы уклонения от уплаты штрафа, лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью.

Однако злостное уклонение от таких видов уголовных наказаний, как обязательные или исправительные работы и ограничение свободы, этим составом охватывается не во всех случаях, поскольку законодательством РФ к злостному уклонению от этих видов наказания отнесены не только активные формы противодействия исполнению приговора. Так, под злостным уклонением от отбывания ограничения свободы в УИК понимается «самовольное, без уважительных причин оставление осужденным территории исправительного центра, невозвращение или несвоевременное возвращение к месту отбывания наказания, а также оставление места работы или места жительства» (ч. 3 ст. 58), а под злостным уклонением от отбывания наказания в виде исправительных работ — повторное нарушение порядка и условий отбывания наказания осужденным после объявления ему предупреждений в письменной форме за любое из указанных в ч. 1 ст. 46 нарушений, а также сокрытие с места жительства осужденного, местонахождение которого неизвестно (ч. 3 ст. 46).

Представляется целесообразным предусмотреть ответственность за злостное уклонение от отбывания наказания в виде ограничения свободы, обязательных или исправительных работ в одной статье Уголовного кодекса. Санкция за данный состав преступления должна, во-первых, носить альтернативный ха-

205

рактер47, а во-вторых, она должна быть сопоставимой с санкцией за воспрепятствование исполнению приговора или иного судебного акта.

Краткие выводы

1. Круг субъектов воспрепятствования исполнению судебных актов значительно более широкий, нежели в составе злостного неисполнения последних. Это, на наш взгляд, является одним из аргументов, подтверждающих правильность суждения о необходимости закрепить законодательные модели упомянутых преступных посягательств в различных статьях (или хотя бы частях статьи) Особенной части УК.

2. Законодатель напрасно не учел мнения ученых о нецелесообразности уголовной репрессии для предупреждения деяний, ответственность за которые ныне регламентируется в ч. 1 ст. 312 УК Соответствующая цель может быть достигнута с помощью других средств, в частности с помощью уголовно-правового поощрения добровольного возмещения виновными причиненного ущерба, при условии что более активно будут действовать в этом направлении правоохранительные органы.

Не лишена недостатков и формулировка упомянутой части ст. 312 УК Использование в последней термина «растрата» представляется неудачным, так как здесь данный термин употребляется в ином значении, нежели в ст. 160 Кодекса. При сохранении в УК названной нормы, последняя должна предусматривать ответственность не за растрату как форму хищения, а за потребление или израсходование имущества, подвергнутого описи или аресту.

3. Признавая правильной позицию законодателя, выражающуюся в объявлении преступным деянием побега из мест лишения свободы или из-под стражи, мы в то же время считаем целесообразным изменение регламентации ответственности за данное посягательство. При описании признаков последнего, в частности, следовало бы прямо указать на цель уклонения от отбывания наказания.

Во избежание различного толкования термина «лицо, находящееся в предварительном заключении» ст. 31ЗУК следовало бы, на наш взгляд, дополнить примечанием такого содержания: «Под лицами, находящимися в предварительном заключении, в настоящей

206

статье понимаются обвиняемые и подозреваемые, заключенные под стражу в порядке меры пресечения, а равно задержанные в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством».

4. Мнение ученых, высказывающихся за дифференциацию уголовной ответственности за побеги в зависимости от того, кто является субъектом преступления— отбывающий наказание в местах лишения свободы или находящийся в предварительном заключении, представляется заслуживающим внимания, ибо природа принудительных мер, которым подвергаются названные в ст. 313 УК лица, различна.

Признаки субъекта преступления в составе уклонения от отбывания лишения свободы описаны в законе крайне неудачно. Они не отражают специфики объективной стороны регламентируемого здесь посягательства и не соответствуют положениям Уголовно-исполнительного кодекса.

Целесообразным представляется законодательное закрепление возможности освобождения от уголовной ответственности за предусмотренные в ч. 1 ст. 313 и ст. 314 УК преступления, основанием которого являлась бы добровольная явка гражданина в соответствующие учреждения или органы для отбывания наказания.

Помещение предписаний о замене некоторых видов уголовных наказаний другими, более суровыми, в Общую часть произведено без учета целевого назначения последней. При отсутствии таких предписаний и при условии предложенного выше изменения регламентации ответственности за воспрепятствование исполнению судебного акта, как последнее рассматривалось бы злостное уклонение от уплаты штрафа, отбывания наказания в виде лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью. Что же касается злостного уклонения от отбывания наказания в виде ограничения свободы, исправительных или обязательных работ, то подобные деяния должны, на наш взгляд, составить сущность самостоятельного состава преступления.

207

Примечания

1 Громов Н., Конев В., Николайченко В. Законная сила приговора//Российская юстиция. 1998. № 1. С. 13.

2 Проблемы определения названных категорий работников те же, что и применительно к составам преступлений, предусмотренных в ст. ст. 201, 204, 285 УК РФ, и в настоящей работе не рассматриваются.

3 См.: Гааг И.А. Исполнение приговора как стадия уголовного процесса // Проблемы наказания и исполнения приговора: Материалы научной конференции. Кемерово, 1992. С. 74.

4 См., например: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под. ред. А.В. Наумова. М., 1996. С. 735; Новое уголовное право России: Учебное пособие. Особенная часть. М., 1996. С. 339; Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Особенная часть / Под ред. Ю.И. Скуратова и В.М. Лебедева. М., 1997. С. 498; и др.

5 Иванов В.Д. Уголовное законодательство Российской Федерации. Т. 3. Часть Особенная. Ростов н/Д., 1997. С. 163—164.

6 См.: Томин В.Т. Острые углы уголовного судопроизводства. М., 1991. С. 48.

7 См.: Курс советского уголовного процесса. Общая часть. М., 1989. С. 492.

8 См., например: Сахаров А., Носкова Н. Преступления против правосудия // Социалистическая законность. 1987. № 11. С. 47. Аналогично: Гаранина М.А Системы преступлений против правосудия (формирование и развитие): Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1995. С. 10.

9 См., например: Кудрявцев В.Н. Научные предпосылки криминализации // Криминология и уголовная политика. М., 1985. С. 107; Гальперин И.М. Уголовная политика и уголовное законодательство // Основные направления борьбы с преступностью. М., 1975. С. 60.

10 Куринов Б.А Повышение роли уголовного закона в предупреждении преступлений // Вестник МГУ. Серия 11: Право. 1974. №5. С. 31.

11 Кругликов Л.Л. Смягчающие и отягчающие обстоятельства в советском уголовном праве.Часть Особенная. Ярославль, 1979. С. 27.

208

12 Понарин В.Я. Защита имущественных прав личности в уголовном процессе России. Воронеж, 1994. С. 116.

13 См., например: Уголовный кодекс Российской Федерации: Научно-практический комментарий. Ярославль, 1994. С. 503.

14 Приводится по кн.: Курс советского уголовного права. Т. 6.М., 1971. С. 163.

15 BGH St. 17, 369

16 Малков В.П. Ответственность за побег из места заключения или из-под стражи//Правоведение. 1993. № 1. С. 101.

17 См., например: Кудрявцев В.Н. Объективная сторона преступления. М., 1960. С. 96—97; Хан-Магомедов Д. Давность привлечения к уголовной ответственности // Советская милиция. 1961. № 7. С. 75; Зыков В. Исчисление сроков давности привлечения к уголовной ответственности за длящиеся преступления // Советская юстиция. 1968. № 10. С. 5—6; Ришелюк А.Н. Длящиеся и продолжаемые преступления в уголовном праве: Автореф. дис.... канд. юрид. наук. Киев, 1992. С. 19.

18 Борисов Э.Т. Квалификация продолжаемых и длящихся преступлений, совершенных на территориях нескольких союзных республик // Совершенствование уголовного законодательства и практики его применения. Красноярск, 1989. С. 61.

19 Так, правительствующий Сенат в своем решении № 28 от 26 сентября 1888 г. по делу Михаила Прутова, совершившего побег из Сибири с каторжных работ, признал, что побег ссыльнокаторжного не может быть отнесен к числу длящихся преступлений, на которые не распространяется сила постановлений о давности (см.: Журнал гражданского и уголовного права. 1890. Кн. пятая. С. 55-56).

20 Хладовский Е. По вопросу о том, принадлежит ли преступный и уголовно наказуемый побег к числу длящихся преступлений // Журнал гражданского и уголовного права. 1890. Кн. вторая. С. 25—28.

21 Сборник постановлений Президиума и определений судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР. 1964-1972. М., 1974. С. 24-25.

22 Там же. С. 388-389.

23 Крахмальник Л.Г., Гравина А.А. Судебная практика по делам об уклонении от отбывания наказания // Научный ком-

209

ментарий судебной практики за 1968 год. М., 1969. С. 185.

24 Хладовский Е. Указ. соч. С. 28.

25 См., например: Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР/Под ред. Ю.В. Северина. М., 1984. С. 386; Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Особенная часть /Под ред. Ю.И. Скуратова и В.М. Лебедева. М., 1997. С. 495; Ефимов М., Калинин Ю. Ответственность за побег из места заключения или из-под стражи // Советская юстиция. 1974. № 16. С. 21.

26 Курс советского уголовного права. Часть Особенная. Т. 4. Л., 1978. С. 379—380; Крахмальник Л.Г., ГравинаАА. Указ. соч. С. 181-182.

27 См.: Архив Даниловского районного суда Ярославской области за 1991 год. Дело № 1-148.

28 См.: Ожегов С.И. Словарь русского языка. 9-е изд. М., 1972. С. 191.

29 Там же. С. 531.

30 См.: Российская газета. 1995. 20 июля.

31 Ведомости съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. 1991. № 16. С. 503.

32 Достаточно веский аргумент, который в 1993 г. приводился В.П. Малковым, вряд ли в настоящее время может быть принят во внимание. Автор ссылался на Положение о предварительном заключении под стражу, которое определяло лишь порядок содержания лиц, заключенных под стражу в порядке меры пресечения (см.: Малков В.П. Ответственность за побег из места заключения или из-под стражи // Правоведение. 1993. № 1. С. 104). Однако данное Положение ныне, как известно, не действует.

33 Иное следует сказать о § 120 УК Германии. В немецкой литературе отмечается, что объектом данного преступления является не судопроизводство, а государственное управление. Решающим для данного параграфа является то, что лишение свободы осуществляется компетентными органами формально, согласно установленному порядку. Не играет роли, обосновано ли оно материально. Иначе оценивается освобождение невиновного из-под следственного ареста. Согласно § 258, где объектом является судопроизводство, действия того, кто помогает невиновному против уголовного преследования, не образуют состава преступления (см.: TritjofHaft. Strafrecht. Besonderer Teil.

210

Die  wichtigsten  Tatbestande  des  Besonderen  Teiles  des Strafgesetzbuches. Munchen, 1982. S. 10).

34 Вопросы уголовного права и процесса в практике Верховных судов СССР и РСФСР. 1938-1978. М., 1980. С. 232.

35 Болдырев Е.В., Крахмальник Л.Г. Совершенствовать законодательство об ответственности за преступления, специальный субъект которых — заключенный // Ученые записки ВНИИСЗ. Вып. 17 (1969). С. 88.

36 Цит. по: Таганцев Н.С. Обзор решений уголовного кассационного департамента по вопросам уголовного права за половину 1871 года и начало 1872 года // Журнал гражданского и уголовного права. 1873. Кн. четвертая. С. 106—107.

37 См.: Коломеец В. Явка с повинной: новая трактовка // Российская юстиция. 1997. № 10. С. 36.

38 Подобное исключение вряд ли обоснованно. Прав, на наш взгляд, Ю.М. Ткачевский, который пишет: «Злостное уклонение от отбывания наказания — твердо выраженное нежелание его отбывать. Все способы иного воздействия на осужденного уже исчерпаны, но не помогли. Остается одна крайняя мера — замена исправительных работ лишением свободы. Но если это так, то постановка вопроса о замене рассматриваемого наказания лишением свободы должна быть обязательной, а не факультативной, «должна» иметь место, а не «может» быть применена» (Ткачевский Ю. О замене исправительных работ лишением свободы // Советская юстиция. 1980. № 7. С. 8—9).

39 Сборник постановлений Пленума Верховного суда СССР. 1924-1986. М., 1987. С. 528-529.

40 Мельникова И.Б. Исправительные работы и некоторые спорные вопросы практики их применения // Вопросы борьбы с преступностью. Вып. 31. М., 1979. С. 85.

41 В этом плане выгодно отличается от УК РФ германское уголовное законодательство. Согласно ст. 43 StGB, неисполненный штраф заменяется наказанием в виде лишения свободы. При этом одной дневной ставке соответствует один день лишения свободы (см. об этом: Schonke/Schroder. Schtrafgesetzbuch. Kommentar. 22. Auflage, neuebearbeitete. Munchen, 1985. S. 511 — 517).

42 Ларин А.М. Уголовный процесс: структура права и структура законодательства. М., 1985. С. 64—66; Кругликов Л.Л. Про-

211

блемы замены наказания более строгим не по приговору суда с позиции между народно-правовых стандартов // Российская правовая система и международное право: современные проблемы взаимодействия. Часть I. H. Новгород, 1996. С. 160.

43 Ткачевский Ю.М. Обеспечение исполнения уголовного наказания // Советское государство и право. 1982. № 2. С. 64.

44 Предложение о конструировании состава злостного уклонения от отбывания исправительных работ имело немало сторонников в юридической литературе (см., например: Крах-мальник Л. Об ответственности за уклонение от исправительных работ//Советская юстиция. 1965. С. 9; МихлинАС. Эффективность исправительных работ как меры наказания // Эффективность уголовно-правовых мер борьбы с преступностью. М., 1968. С. 139; ЛогуновН.И., ГоробцовВ.И. Правовая характеристика лишения свободы, назначенного в порядке ст. 28 УК РСФСР // Конституция СССР и дальнейшее повышение эффективности норм уголовного права. Свердловск, 1980. С. 131; Горобцов В.И. К вопросу о классификации лишения свободы как вида уголовного наказания // Уголовный закон и совершенствование мер борьбы с преступностью. Свердловск, 1981. С. 92—103; Виттенберг Г.Б. Уголовно-правовые вопросы участия общественности в борьбе с преступностью // Советское государство и право. 1963. № 10. С. 81; Галкин В.М., Блум М.И. Уголовно-пра-вовой запрет // Вопросы борьбы с преступностью на современном этапе. Рига, 1978. С. 18; и др.

45 Зельдов С.И. Об ответственности за злостное уклонение от отбывания назначенного наказания // Совершенствование правовых основ уголовного судопроизводства. Ярославль, 1988. С. 127-128.

46 Там же. С. 128.

47 За это высказывался и С.И. Зельдов (см.: Там же).

212