§ 1. Посягательства на постпроцессуальную деятельность: общий состав. Вопросы уголовно-правового обеспечения восстановительных задач судопроизводства

Постпроцессуальная деятельность основным своим назначением имеет обеспечение обязательности процессуальных актов, являющейся одним из важнейших свойств их законной силы. Говоря, например, об обязательности приговора, следует подчеркнуть, что без нее «законная сила приобретает формальный характер и теряет свое реальное назначение. Поэтому в случае необходимости исполнение приговора обеспечивается государственным принуждением»1.

1

Одной из таких принудительных мер является норма об ответственности за неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного акта (ст. 315 УК). Указанная норма служит общим ограничением, так как призвана содействовать осуществлению постпроцессуальной деятельности в соответствии с различными задачами правосудия как по гражданским, арбитражным, так и по уголовным делам. Обратим, в частности, внимание на то, что применительно к правосудию по уголовным делам ст. 315 УК равным образом способствует как решению задачи ограждения от уголовной ответственности невиновных, так и применению к виновному справедливого наказания, ибо вся предшествующая деятельность практических работников может оказаться бесполезной, неэффективной в решении дан-

185

ных задач, если принятый акт останется неисполненным. Например, вынесение оправдательного приговора ничего не дает оправданному гражданину, если конвой в зале суда не освободит его из-под стражи.

Законодатель говорит о двух формах данного преступления, которые, на наш взгляд, должны различаться между собой не только по признакам объективной стороны, но и по кругу субъектов их совершения. С одной стороны, речь идет о злостном уклонении лица, обязанного обеспечить исполнение судебного акта, от выполнения соответствующей обязанности, а с другой — о воспрепятствовании исполнению этих актов.

В соответствии со ст. 359 УПК распоряжение об исполнении приговора посылается судьей или председателем суда вместе с копией приговора тому органу, на который возложена обязанность приведения приговора в исполнение. Круг указанных органов и должностных лиц определен УИК. Получив соответствующие документы, ответственное руководящее лицо, служащий должны выполнить данную обязанность либо немедленно, либо, если в судебном акте указан срок его исполнения, — в этот срок. Если выполнения обязанности привести приговор в исполнение не происходит, налицо его неисполнение. Закон, однако, связывает преступность деяния не с любым неисполнением судебного акта, а лишь с таким, которое носит злостный характер. Последнее качество предполагает, во-первых, наличие возможности привести судебный акт в исполнение, во-вторых, проявление явного нежелания его исполнять (нереагирование на письменное предупреждение судебного органа, отрицательный ответ на требование исполнить приговор и т. п.).

Круг субъектов преступлений, совершаемых в данной форме, прямо назван в УК. Речь идет о представителе власти, государственном служащем, служащем органа местного самоуправления, а также служащем государственного или муниципального учреждения, коммерческой или иной организации2, ответственной за приведение судебного акта в исполнение. Следует лишь заметить, что последние в законе не всегда определены четко. И.А. Гааг, например, правильно обращает внимание на тот факт, что неточным является указание ст. ст. 319, 356 УПК на то, что при вынесении оправдательного приговора суд освобождает подсудимого из-под стражи в зале суда. На самом деле

186

суд не выполняет подобных действий, а в лице председательствующего по оглашению приговора дает распоряжение конвою об освобождении подсудимого из-под стражи. Сам же суд не может физически исполнить оправдательный приговор, т. е. освободить из-под стражи, поскольку все действия по заключению под стражу, а также по осуществлению контроля за пребыванием под стражей как в зале суда, так и за его пределами, по выполнению приговора (постановления) об освобождении из-под стражи возложены на административные органы3. Подобная неточность процессуального закона может, по нашему мнению, повлечь за собой необоснованное сужение круга субъектов данного преступления.

Вторая разновидность анализируемого преступления выражается в воспрепятствовании исполнению судебных актов.

В юридической литературе утвердилась позиция, согласно которой субъектами подобного деяния выступают те же лица, что и при злостном неисполнении судебного акта4. Позволим себе с этим традиционным суждением не согласиться. Думается, что оно выдвинуто без учета правил толкования закона. Использование союза «а равно» заставляет предположить, что для данных форм преступной деятельности различными являются не только признаки деяния, но и другие признаки состава преступления, в том числе и признаки субъекта. Если бы законодатель имел в виду тех же субъектов, он бы подчеркнул это. Если применительно к неисполнению судебных актов важно указать на такой признак, как лицо, от которого зависит исполнение соответствующих актов, то для воспрепятствования этот признак не является важным. Напротив, чаще всего вос-препятствование осуществляется как бы извне системы. Поэтому, на наш взгляд, субъектом воспрепятствования исполнению судебных актов может выступать любое лицо, за исключением тех, чья преступная деятельность составляет самостоятельный состав преступления. Неверным в этой связи представляется мнение В.Д. Иванова, что граждане, в отношении которых был принят судебный акт, уклоняющиеся либо препятствующие его исполнению, несут ответственность не по ст. 315 УК, а за преступления против порядка управления5. Суждение автора неверно, во-первых, потому, что за отдельные виды злостного уклонения от отбывания наказания ответственность непосред-

187

ственно предусмотрена в главе 31 УК (ст. ст. 313—314). Во-вторых, статьи, которые были рассчитаны на применение в случаях воспрепятствования исполнению судебных актов, в главе 32 УК отсутствуют, если не считать нормы об ответственности за применение насилия в отношении представителя власти (ст. 318). И в-третьих, как уже было сказано, законодатель вовсе не исключил граждан из числа субъектов воспрепятствования исполнению судебного акта. Если своим поведением гражданин создает существенные затруднения для реализации этого акта, применение ст. 315 УК возможно.

На наш взгляд, во избежание чрезмерно узкого определения круга субъектов воспрепятствования исполнению судебных актов ст. 315 УК по крайней мере должна быть структурно изменена. В ней следовало бы предусмотреть две части, в каждой из которых описывался бы самостоятельный состав преступления. Но предпочтительнее был бы вариант закрепления законодательных моделей злостного неисполнения судебного акта и воспрепятствования его исполнению в различных статьях Уголовного кодекса.

2

Доведение до логического завершения решения охранительных задач правосудия нередко напрямую связано с восстановлением нарушенного преступлением состояния. Это имеет прямое отношение к гражданскому и арбитражному судопроизводству. Но это также касается и правосудия по уголовным делам.

Среди задач уголовного судопроизводства задача возмещения ущерба, причиненного преступлением, не называется. В.Т. Томин по этому поводу пишет, что не следует смешивать цель производства по уголовному делу и функции-задачи органов, выступающих в качестве участников уголовного процесса. Возмещение причиненного преступлением ущерба является задачей ряда органов, участвующих в уголовном процессе. Однако целью уголовного процесса не является6. Наличие у уголов-но-процессуальных отношений производной задачи — задачи установления и реализации гражданско-правовых отношений — усматривает и В.П. Божьев7. Однако, будучи производной задачей уголовного процесса, задача обеспечения возмещения

1 00 loo

причиненного преступлением ущерба не является второстепенной, неважной. Одним из свидетельств этого служит то, что для ее обеспечения законодатель прибегает даже к уголовно-правовым средствам.

К числу последних в настоящее время принадлежит норма, предусматривающая наказание за незаконные действия в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту, содержащаяся в ч. 1 ст. 312 УК, в которой регламентируется ответственность, во-первых, за растрату, отчуждение, сокрытие или незаконную передачу имущества, подвергнутого описи или аресту, совершенные лицом, которому это имущество вверено, а во-вторых, за осуществление служащим кредитной организации банковских операций с денежными средствами (вкладами), на которые наложен арест.

Нельзя вместе с тем не отметить, что при разработке проектов нового УК РФ ст. 185 прежнего УК РСФСР, послужившая прообразом ч. 1 ст. 312, неоднократно становилась объектом критики. Учеными вносились предложения о декриминали-зации описанного в данной статье преступления. Подчеркивалось, в частности, что меры уголовно-правового воздействия не соответствуют характеру и степени общественной опасности содеянного при совершении растраты, отчуждения либо сокрытия имущества, подвергнутого описи или аресту8. Применительно к ч. 1 ст. 312 УК нам это суждение представляется также справедливым. При сохранении уголовной ответственности за ряд незаконных действий по отношению к описанному или арестованному имуществу в должной мере не приняты законодателем во внимание те соображения, которые должны лежать в основе возведения деяний в ранг преступных. К числу требований, предъявляемых к криминализации, по праву относится и признание невозможности предотвращения деяния другими средствами9. Но представляется, что решение восстановительных задач уголовного процесса возможно и без специальных уголовно-правовых запретов. Справедливо утверждение Б.А. Ку-ринова, что, «если бы удалось законодательными мерами, образно говоря, «подтолкнуть» лиц, совершающих корыстные преступления, более активно возмещать причиненный ими имущественный ущерб, вызвать у этих лиц большую заинтересованность и желание действовать в указанном направлении, это

189

имело бы немаловажное практическое значение»10. Нельзя, в частности, забывать о стимулирующей роли уголовного закона. Стимулирующая роль уголовного закона в решении восстановительных задач правосудия заключается в придании уголовно-правового значения такому поведению виновного, как добровольное возмещение имущественного ущерба или морального вреда, а также иным действиям, направленным на заглаживание причиненного вреда.

Добровольное возмещение имущественного ущерба или морального вреда, иные действия, направленные на заглаживание причиненного вреда, рассматриваются законодателем как самостоятельное смягчающее обстоятельство.

Решение вопроса о том, было ли возмещение ущерба (вреда) добровольным или нет, зависит не от того, от кого исходила инициатива, а от того, кто принял решение об этом. Прав Л.Л. Кругликов, подчеркивающий, что признак добровольности возмещения ущерба налицо и в том случае, когда в ответ на разъяснение правового значения положения закона либо на предложение следственного органа возместить вред субъект преступления предпринимает активные усилия в данном направлении, ибо «до признания лица виновным ему никем не может быть дано официального предписания о возмещении и устранении вреда»11. Солидарен с этой позицией и В.Я. Понарин, который обращает внимание на то, что обвиняемый вправе знать о всех преимуществах возмещения ущерба на добровольных началах, и подчеркивает, что этому праву обвиняемого корреспондирует обязанность судьи, суда, прокурора, следователя и лица, производящего дознание, разъяснить обвиняемому его право на добровольное возмещение ущерба и обеспечить возможность осуществления этого права (ст. 58 УПК )12.

Думается, что в этом плане практические работники недостаточно активны. Исследования показали, что следователи не всегда выясняют намерения виновного относительно возмещения ущерба и вреда, не всегда интересуются, за счет каких источников обвиняемый намерен это сделать и т. д.

Так, 50 % опрошенных следователей признали, что они никаких мер, кроме наложения ареста на имущество, для возмещения причиненного преступлением ущерба не предпринимали.

190

Не лишена изъянов и формулировка ч. 1 ст. 312 УК. Так, следует обратить внимание на некоторые сложности, связанные с определением термина «растрата». Дело в том, что указанный термин употребляется не только в данной статье. В ч. 1 ст. 160 УК растрата определяется как одна из форм хищения имущества, вверенного лицу. В некоторых комментариях к УК РСФСР 1960 г. определение растраты применительно к ст. 185 («Растрата, отчуждение или сокрытие имущества, подвергнутого описи или аресту, либо сокрытие или присвоение имущества, подлежащего конфискации») осуществлялось посредством ссылок на комментарий к ст. 92 («Хищение государственного или общественного имущества, совершенное путем присвоения, растраты или злоупотребления служебным положением»)13.

Думается, что оперирование указанным термином в ст. 312 УК РФ неуместно. Если в данной статье растрата действительно должна рассматриваться как форма хищения имущества, совершенного лицом, которому это имущество вверено, то непонятно, почему хищение имущества, подвергнутого описи или аресту, путем растраты должно наказываться менее строго, чем хищение иного имущества, особенно если учесть, что подобное деяние нарушает не один, а два объекта уголовно-правовой охраны. Ведь санкция ч. 1 анализируемой статьи как в части минимума, так и в части ее максимума ниже даже санкции простого состава присвоения и растраты, содержащегося в ч. 1 ст. 160 УК.

Но с другой стороны, использование данного термина в ином значении недопустимо с точки зрения обеспечения единства терминологии уголовного закона. Между тем именно иное имел в виду законодатель. В контексте ст. 312 УК растрата есть потребление или израсходование имущества, подвергнутого на законных основаниях описи или аресту, лицом, которому это имущество было вверено. При наличии же признаков хищения содеянное должно квалифицироваться по совокупности ч. 1 ст. 312 и ст. 160 УК.

На наш взгляд, описание данной формы преступного деяния, предусмотренного ч. 1 ст. 312 УК, могло бы быть осуществлено при помощи таких терминов, как «сокрытие», «потребление», «израсходование» или «незаконная передача» (имущества). С помощью названных терминов можно охватить все наиболее

191

опасные и распространенные действия, создающие существенные затруднения для решения восстановительных задач правосудия.