§ 3. Посягательства на правосудие как на процессуально-упорядоченную деятельность

Охрана правосудия как процессуально-упорядоченной деятельности непосредственно связана с решением охранительных задач уголовного процесса. С одной стороны, в целях решения задачи изобличения лиц, совершивших преступление, обеспечения целесообразной реализации уголовной ответственности и применения справедливого наказания законодатель дозволяет правоохранительным органам прибегать к принудительным мерам, связанным с ограничением существенных прав и законных интересов граждан. Однако решение другой охранительной задачи уголовного процесса требует установления пределов в этом отношении. Поскольку для сохранения самой сущности уголовного процесса соблюдение этих пределов является исключительно важным, законодатель вынужден прибегать к последнему средству — мерам уголовной репрессии. В частности, нельзя переоценить значение строгой регламентации применения мер принуждения, направленных на получение доказательственной информации, а также тех, которые непосредственно выражаются в лишении человека личной свободы104. Именно тому, чтобы не допускать произвольного применения мер принуждения к гражданам, служат составы преступлений, предусмотренные ст. ст. 301 и 302 УК.

С этих позиций можно объяснить помещение составов за-

108

 

ведомо незаконного задержания или заключения под стражу в главу о преступлениях против правосудия, хотя ст. 301 УК и является одной из гарантий осуществления конституционного права на свободу и неприкосновенность (ст. 22 Конституции РФ). Указанная статья УК не соседствует с предписаниями ст. ст. 126 и 127, поскольку объектом (основным) регламентируемого ею преступления являются не свобода, не личная неприкосновенность как таковые, а общественные отношения, исключающие применение процессуального задержания, заключения под стражу или содержания под стражей в качестве меры пресечения без предусмотренных на то процессуальным законом оснований или с нарушением установленного данным законом порядка. Подобные отношения являются неотъемлемой частью нормально развивающейся процессуальной деятельности. Личная свобода гражданина применительно к преступлениям, предусмотренным в ст. 301 УК, выступает лишь в качестве дополнительного, хотя и обязательного объекта. Отсюда определение сущности незаконного задержания как ситуации, когда имеет место лишение свободы лица при отсутствии у задерживающего законных оснований для этого105, вряд ли можно признать точным.

Острие нормы, содержащейся в ст. 302 УК, направлено на защиту общественных отношений, обеспечивающих такой порядок получения доказательственной информации, который исключает незаконное воздействие на лиц, являющихся ее носителями. Очерчивая непосредственный объект уголовно-пра-вовой охраны применительно к данной статье, законодатель исходит из того, что опасность подобных действий наиболее реальной является для тех стадий уголовного процесса и именно при производстве тех следственных действий, где принцип гласности имеет ограниченное применение, где ограничены, а то и вовсе исключены возможности непосредственного наблюдения за законностью действий должностных лиц со стороны кого бы то ни было106. В качестве такового, представляется, следует рассматривать порядок получения органами предварительного расследования доказательственной информации в форме показаний, исключающий незаконное влияние на лиц, являющихся ее носителями. При этом могут затрагиваться и иные общественные ценности: здоровье, честь и достоинство, безопас-

109

 

ность, спокойствие лица и др. Данное преступление может затруднить выполнение и другой задачи уголовного процесса — воспрепятствовать установлению истины. Во-первых, тем, что в результате подобных действий могут быть получены ложные показания либо заключение эксперта. Во-вторых, тем, что использование незаконных методов расследования влечет за собой признание полученных в результате их применения доказательств недопустимыми, а следовательно, и исключение их из доказательственной базы.

Характеристика объективной стороны данного состава преступления предполагает: 1) определение самого понятия принуждения и круга тех деяний, которые составляют его содержание; 2) обозначение желаемого итога данных действий; 3) уточнение способов, с помощью которых выполняется деяние; 4) очерчивание круга потерпевших от данного преступления.

На наш взгляд, далеко не все из названных операций могут быть произведены без каких-либо затруднений.

Немало проблем, думается, связано с толкованием понятия «иные незаконные действия», указываемые законодателем в качестве способа принуждения. Дело в том, что не только в УК, но и в уголовно-процессуальном законе нет конкретного определения этого понятия. Мало что проясняет в этом отношении и ч. 2 ст. 20 УПК, содержащая запрет «домогаться показаний обвиняемого, других участвующих в деле лиц путем насилия, угроз и иных незаконных мер»107. Представляется, что в качестве незаконных мер, о которых идет речь в уголовно-про-цессуальном законе, могут рассматриваться, во-первых, способы поведения, которые прямо запрещены законом. Так, согласно положениям Конституции РФ, не могут быть использованы пытки, насилие, формы иного жестокого или унижающего человеческое достоинство обращения (ст. 21). Во-вторых, таковыми может быть признано любое ограничение прав и свобод допрашиваемого (дающего заключение), для которого не имеется предусмотренных на то в законе оснований или условий. Применение запрещенных законом мер, а также мер, ограничивающих права граждан, в ряде случаев признается законодателем самостоятельным составом преступления. В этом случае, когда последнее является более тяжким посягательством, чем принуждение к даче показаний, все содеянное должно оце-

110

 

ниваться по совокупности статей Уголовного кодекса. Так, незаконное заключение обвиняемого под стражу с целью принудить его к признанию своей вины должно оцениваться по ст.ст 301 и 302 УК. Иной подход к квалификации должен иметь место, когда незаконное действие составляет существо менее тяжкого преступления, чем деяние, предусмотренное в ст. 302 УК. Верно заметили М. Парамонов и Ю. Кулешов: «Если заведомо незаконное задержание преследует цель принуждения лица к даче требуемых показаний, то такие действия квалифицируются только по ст. 179 УК (имеется в виду ст. 179 УК РСФСР 1960 г. — Л.Л.), т. к. они являются способом совершения более опасного преступления и охватываются диспозицией данной статьи»108. Поэтому вряд ли можно согласиться с утверждением, что «если принуждение к даче показаний сопровождалось незаконным задержанием, то содеянное надлежит квалифицировать по совокупности совершенных преступлений, предусмотренных ст. ст. 301, 302 УК»109.

В литературе встречается и иное, более широкое толкование понятия «иные незаконные действия». К таковым, в частности, относят обман, обещание предоставления благ, на которые лицо не имеет права и т. д.110 В.П. Малковым под иными незаконными действиями понимаются любые безнравственные и противозаконные действия допрашивающего в отношении допрашиваемого в целях получения от него соответствующей информации по делу111.

Нам представляется, что указание законодателя на такой способ совершения преступления, как «иные незаконные действия», в то время как последнее понятие не имеет конкретного определения в УПК и является собирательным, не позволяет правоприменителю получить четкое представление о признаках объективной стороны данного состава преступления112. На наш взгляд, законодателю следовало бы сформулировать уголовно-правовой запрет более конкретно. Ведь далеко не всякое нарушение закона, в том числе и уголовно-процессуального, допущенное в процессе получения показаний, может быть расценено как общественно опасный метод воздействия на допрашиваемого. Думается, что важной в этом отношении являлась бы характеристика запрещенных мер, направленных на получение показаний, которая давалась бы непосредственно в УПК.

111

 

Во-вторых, необходимо определение исчерпывающего перечня таких мер, которые рассматриваются в качестве способов принуждения к даче показаний, преследуемых в уголовном порядке. Именно по такому пути пошел законодатель Германии. Так, согласно §136 STPO (УПК), запрещенными методами допроса признаются жестокое обращение, утомление, воздействие на телесную неприкосновенность, подкуп, мучения, обман, гипноз. Подчеркивается также, что принуждение допустимо лишь в том случае, если оно непосредственно предусмотрено уголов-но-процессуальным правом. Не разрешена угроза применять запрещенные законом меры, а равно обещание непредусмотренных законом преимуществ. Не разрешены методы, влияющие на возможности памяти и восприятия. В то же время, применение далеко не любых запрещенных законом способов допроса оценивается немецким законодателем как способ уголовно наказуемого принуждения к даче показаний (Aussagepressung). Согласно ст. 343 StGB, таковыми могут быть признаны телесные мучения, насилие, угроза насилием, психические мучения. Безусловно, мы не призываем нашего законодателя слепо скопировать и перенести в ст. 302 УК этот перечень. Последний должен быть более широким и включать те методы, которые способны значительно повлиять на выбор допрашиваемым (дающим заключение) варианта поведения.

Думается, что недостатком законодательной техники следует считать то, что законодатель ориентирует на признание незаконными только действий. На самом деле способом принуждения может быть и бездействие. Так, равноценны, на наш взгляд, по своему влиянию на участника процесса незаконное задержание и незаконное содержание задержанного под стражей свыше 3-х суток. Форма последнего — уголовно-правовое бездействие. К тому же отказ признать в качестве способов принуждения противоречащее закону бездействие может привести к парадоксальному выводу, согласно которому угроза воздержаться от действия будет признана таковым, а само воздержание — нет.

Часть 2 ст. 302 УК содержит квалифицированный состав принуждения к даче показаний. «То же деяние, — говорится здесь, — соединенное с применением насилия, издевательств или пытки, — наказывается лишением свободы на срок от двух

112

 

до восьми лет».

Важно обратить внимание на то, что законодатель не очень удачно построил этот состав, использовав конструкцию «то же деяние, соединенное с...». Невольно приходится задуматься над тем, что имеет в виду законодатель под «тем же деянием» — преступление, описанное в ч. 1 со всеми его признаками, или принуждение к даче показаний как таковое.

Если предположить первый вариант ответа, то можно прийти к выводу, что само по себе применение насилия, издевательств или пытки для принуждения к даче показаний, не связанное с совершением иных незаконных действий, не дает основания для применения ч. 2 ст. 302 УК. Но дать второй ответ также не представляется возможным, поскольку законодатель говорит в ч. 2 ст. 302 УК о соединении насилия (пытки, истязания) с тем же деянием. Думается, что смысл конструирования ч. 2 ст. 302 УК заключается в том, чтобы установить повышенную ответственность за принуждение к даче показаний в том случае, когда способом такого принуждения выступает применение насилия, издевательство или пытка.

В судебной практике насилию в составе принуждения к даче показаний придается именно такое значение. Как принуждение к даче показаний были квалифицированы Верховным судом Кабардино-Балкарской Республики действия Маргуше-ва, который в ходе очной ставки и опознания К. лицами, назвавшими фамилию К. в качестве подозреваемого, после того, как К. стал отрицать свое участие в краже и знакомство с этими людьми, вместе с Барсовым (домовладельцем, у которого была совершена кража) и двумя неустановленными лицами избил К. с целью добиться от него признания в совершении преступления. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РФ в своем определении от 4 сентября 1995 г. признала такое решение обоснованным113. Для реализации этого замысла законодателю не следовало, на наш взгляд, использовать для конструирования состава преступления формулировку «то же деяние, соединенное с...».

Представляется, что преступление, предусмотренное ч. 2 ст. 302 УК, должно было бы по логике вещей вменяться в вину лицу как в том случае, когда насилие, пытки, издевательства применяются к допрашиваемому лично следователем или ли-

113

 

цом, производящим дознание, так и в том случае, когда последние прибегают в целях принуждения к даче показаний к помощи другого лица, не являющегося субъектом данного преступления, но которое фактически исполняет физическое или психическое насилие. Однако такому выводу препятствует положение ч. 2 ст. 33, допускающее посредственное исполнение лишь применительно к ситуациям, когда фактически реализующее умысел субъекта лицо не может быть привлечено к уголовной ответственности. Представим себе ситуацию, когда дознаватель с целью принудить подозреваемого к даче показаний подстрекает потерпевшего к его избиению, что потерпевший и делает. Потерпевший в данном случае не может быть субъектом преступления, предусмотренного ст. 302 УК, но он не является и лицом, которое не несет уголовной ответственности. Однако представляется, что незаконное воздействие на допрашиваемого в подобной ситуации оказывается столь же сильным, как и в том случае, когда дознаватель учиняет насилие лично. Почему же тогда такой дознаватель должен нести ответственность лишь за простое принуждение и подстрекательство к нанесению побоев, суммарное наказание за которые значительно ниже, чем за квалифицированный вид принуждения к даче показаний? Да и почему, собственно говоря, сам потерпевший в подобных ситуациях должен нести ответственность только за нанесение побоев?114 Ведь в соответствии с ч. 4 ст. 34 УК РФ «лицо, не являющееся субъектом преступления, специально указанным в соответствующей статье Особенной части настоящего кодекса, участвовавшее в совершении преступления, предусмотренного этой статьей, несет уголовную ответственность за данное преступление в качестве его организатора, подстрекателя либо пособника».

Представляется, что в свете сказанного требуется корректировка формулировки определения исполнителя, содержащегося в ч. 2 ст. 33 УК. В числе лиц, поведение которых может использоваться для посредственного исполнения, должны быть названы и лица, не являющиеся субъектом преступления, специально указанным в соответствующей статье Особенной части Уголовного кодекса115.

В заключение данного параграфа отметим резкое несоответствие между официальной статистикой применения нормы

114

 

ст. 302 УК РФ (ст. 179 УК РСФСР) и действительным положением вещей в судебно-следственной практике. Так, за 10 лет (с 1989 по 1998 гг.) Волгоградским и Ярославским областными судами норма об уголовной ответственности за принуждение к даче показаний не применялась ни разу. В то же время, по данным опросов адвокатов, незаконные методы воздействия на допрашиваемого — явление весьма распространенное, об этом заявили 87,5 % опрашиваемых.

Краткие выводы

1. Существующие уголовно-правовые средства ограждения граждан от необоснованного осуждения за совершение преступления являются недостаточными и несовершенными. Для успешного решения соответствующей задачи уголовного процесса следует изменить формулировку ст. 299 УК с тем, чтобы данная статья предусматривала ответственность как за возбуждение уголовного дела в отношении заведомо невиновного лица, так и за продолжение производства по делу в случаях, когда закон предписывает его прекращение по реабилитирующим основаниям. Необходимым также представляется конструирование законодателем самостоятельных составов оговора заведомо невиновного лица и признание уголовно наказуемыми действий, направленных на искусственное создание доказательств совершения преступления.

2. Формулировка ст. 300 УК требует корректировки, поскольку редакция названной статьи, с одной стороны, оставляет за рамками состава преступления ряд общественно опасных форм незаконного освобождения от уголовной ответственности, а с другой стороны, на ее основе затруднительно отграничение преступления от процессуального правонарушения. Б качестве возможного варианта предлагается диспозицию ст. 300 изменить следующим образом: «Освобождение прокурором, следователем или лицом, производящим дознание, от уголовной ответственности лица, совершившего преступление, при отсутствии оснований и условий, указанных в уголовном законе».

Законодателю целесообразно было бы обратить внимание на правотворческип опыт зарубежных государств, уголовные кодексы которых предусматривают ответственность и за другие деяния, затрудняющие уголовное преследование виновных лиц, совершенные

115

 

должностными лицами правоохранительных органов.

3. Исключение дублирования регламентации института укрывательства преступлений в разных частях Уголовного кодекса имело негативные последствия. В целях устранения таковых важно описание непосредственно в тексте диспозиции ст. 316 УК признаков данного состава преступления. Названием и содержанием этой статьи должно охватываться укрывательство и преступления, и преступника.

4. Проблема уравнивания наказуемости укрывательства и его особой,учтенной законодателем интеллектуальной формы— лжесвидетельства — должна решаться не путем установления ответственности за укрывательство всех преступлений, а путем декриминализации лжесвидетельства в отношении преступлений, не являющихся особо тяжкими, если таковое не сопряжено с обвинением конкретного лица и не повлекло тяжких последствий.

5. Перечень лиц, исключенных законодателем из числа субъектов укрывательства, должен быть более широким, охватывающим всех близких лицу, совершившему общественно опасное деяние, граждан. В этот перечень следует во всяком случае включить лицо, проживающее с исполнителем или соучастником в фактическом браке.

6. Ответственность за укрывательство по действующему закону не исключает ситуации объективного вменения, поскольку не каждый гражданин способен отграничить особо тяжкое преступление от преступления иной категории, ибо в основу законодательной классификации преступлений положены критерии, не всегда отражающие уровень общественной опасности посягательств.

Законодателю следовало бы более внимательно отнестись к позиции ученых, критически оценивающих закрепленную в УК категоризацию преступных деяний.

7. Указание в ст. 302 Уголовного кодекса на такой способ совершения преступления, как «иные незаконные действия», в то время как последнее понятие не имеет конкретного определения в УПК и является собирательным, не позволяет правоприменителю получить четкое представление о признаках объективной стороны состава принуждения к даче показаний. По примеру уголовных кодексов других стран в ст. 302 УК целесообразно перечислить те незаконные методы, которые способны значительно повлиять на

116

 

выбор допрашиваемым варианта поведения. Таковыми могут быть и некоторые формы бездействия.

8. В составе преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 302 УК, насилие, издевательство и пытка должны рассматриваться в качестве способов принуждения к даче показаний, применение которых влечет повышенную ответственность. В целях предотвращения иного толкования текста указанной части ст. 302 законодателю не следовало бы использовать формулировку «то же деяние, соединенное с...».

9. Следователь и лицо, производящее дознание, должны рассматриваться в качестве субъектов преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 302 УК, как в том случае, когда насилие, пытки, издевательства применяются ими к допрашиваемому (дающему заключение) лично, так и в случае, когда они прибегают в целях принуждения к даче показаний к помощи другого лица, не обладающего признаками специального исполнителя. Такое понимание анализируемой нормы требует изменения редакции ч. 2 ст. 33 УК. В числе лиц, поведение которых может использоваться для посредственного исполнения, должны быть названы и лица, не являющиеся субъектами преступления, специально указанными в соответствующей статье Особенной части Уголовного кодекса.

Примечания

1 Фойницкий И.Я. О вознаграждении невинно к суду уголовному привлекаемых // Журнал гражданского и уголовного права 1883. Кн. пятая. С. 57

2 См., например: Карнеева Л.М. Привлечение к уголовной ответственности. М., 1971. С. 16; Громов Н.А. Институт привлечения к уголовной ответственности. Саратов, 1991. С. 21—22.

3 Бюллетень Верховного суда РСФСР. 1973. № 11. С. 10.

4 См.: например: Алексеев Н.С., Лукашевич В.З. Ленинские идеи в советском уголовном судопроизводстве. Л., 1970. С. 70.

5 Мотовиловкер Е.Я. Об институте «привлечение к уголовной ответственности» и содержании уголовно-процессуальной деятельности // Проблемы укрепления социалистической законности и правопорядка. Куйбышев, 1979. С. 76.

6 Петрухин И.Л. Презумпция невиновности и вопросы доказывания на предварительном следствии // Актуальные про-

117

 

блемы правовой защиты личности в уголовном судопроизводстве. Ярославль, 1990. С. 87.

7 Шадрин B.C. Обеспечение прав личности при расследовании преступлений. Волгоград, 1997. С. 93.

8 Попытка обосновать суждение о том, что составом привлечения к уголовной ответственности заведомо невиновного лица охватываются действия, выражающиеся в продолжении производства по делу в тех случаях, когда закон предписывает его прекращение по реабилитирующим основаниям, имела место в трудах Ш.С. Рашковской (см.: Рашковская Ш.С. Преступления против правосудия // Курс советского уголовного права. Часть Особенная. Т. 6. М., 1971. С. 109). Однако этот вывод не соответствовал представлению данного автора о сущности анализируемого состава преступления, которую автор видела в вынесении постановления о привлечении в качестве обвиняемого по отношению к невиновному лицу.

9 Подробнее об этом составе преступления см.: Schonke / Schroder. Strafgesetzbuch. Kommentar. 22. Auflage. Munchen, 1985. S. 1943-1945.

10 См.: Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1. М., 1968. С. 196.

11 Ларин А.М. Расследование по уголовному делу: процессуальные функции. М., 1986. С. 38—39.

12 В дальнейшем — УУС.

13 См.: Шадрин B.C. Указ. соч. С. 64.

14 Фойницкий И.Я. Указ. соч. С. 56.

15 Здесь и далее, когда в ином не будет особой необходимости, понятием «лжесвидетельство» обозначаются заведомо ложные показания свидетеля или потерпевшего, заключение эксперта или заведомо неправильный перевод в суде или при производстве предварительного расследования.

16 См. об этом, например: Tritjof Haft. Strafrecht. Besonderer Teil. Die wichtigsten Tatbestande des Besonderen Teiles des Strafgesetzbuches. Munchen, 1982. S. 32, 49.

17 О том, что оговор заведомо невиновного лица явление довольно распространенное, свидетельствуют данные проведенного нами опроса практических работников. 57,77 % опрошенных признали, что в ходе своей деятельности они неоднократно сталкивались со случаями оговора обвиняемыми других лиц

118

 

в инкриминируемых им преступлениях.

18 Вестник Верховного суда СССР. 1991. № 8. С. 17.

19 См.: Прошляков А., Николаева 3. Может ли обвиняемый нести уголовную ответственность за заведомо ложный донос//Законность. 1993. №2. С. 16-21.

20 Обзор судебной практики Верховного суда Российской Федерации за второе полугодие 1997 года // Бюллетень Верховного суда Российской Федерации. 1998. № 4. С. 15.

21 Вестник Верховного суда СССР. 1991. № 8. С. 17.

22 См.: Архив Ворошиловского районного суда г. Волгограда за 1993 год. Дело № 1-7. Т. 2, 4.

23 Селезнев М. Раскрытие преступлений и право на защиту // Законность. 1993. № 9. С. 30.

24 См.: Архив Даниловского районного суда Ярославской области за 1992 год. Дело № 1-21.

25 Козлов А.П. Отягчающие обстоятельства в советском уголовном праве. Автореф. дис.... канд. юрид. наук. М., 1978. С. 15.

26 Кругликов Л.Л. Смягчающие и отягчающие обстоятельства в советском уголовном праве. Часть Особенная. Ярославль, 1979. С. 86. См. также: Кругликов Л.Л., Сабитов Р.А Уголовно-правовая оценка обманных действий обвиняемых, причинивших вред интересам правосудия // Проблемы борьбы с преступностью. Омск, 1979. С. 61. Недопустимым средством защиты считал оговор и Г.З. Анашкин (см.: Уголовный закон. Опыт теоретического моделирования / Под ред. В.Н. Кудрявцева и С.Г. Келиной. М., 1987. С. 160).

27 В словарях русского языка слову «оговор» придается достаточно широкое значение. Так, по С.И. Ожегову, оговор — клевета, ложное обвинение, возведенное на кого-нибудь (см.: Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1972. С. 404).

28 Новоселов Г.П. Критерии определения судом меры наказания: Учебное пособие. Свердловск, 1984. С. 69—70.

29 Там же. С. 68-69.

30 См.: Никандров В., Ворожцов С. Подсудимый заявил: «Ко мне применялись незаконные методы расследования» // Российская юстиция. 1995. № 8. С. 29.

31 См., например: Рудинский Ф.М. Этика защиты // Этика предварительного следствия. Волгоград, 1976. С. 119. (Тр. / Высшая следственная школа; Вып. 15).

119

 

32 Никандров В., Ворожцов С. Указ. соч. С. 29.

33 См. об этом: Мартынчик Е. Самооговор и оговор // Советская юстиция. 1990. № 21. С. 14.

34 Wessels Johanes. Schweigen und Lugnen im Strafverfahven // Juristische Schulung. 1966. Heft 5. S. 174-175.

35 См, например: Закатов А.А Ложь и борьба с нею. Волгоград, 1984. С. 44—45; Коломеец В.К. Явка с повинной по российскому законодательству (1845—1995 гг.). Екатеринбург, 1996. С. 82; Фельдблюм В. Уголовно-правовые последствия самооговора // Советская юстиция. 1973. № 13. С. 19—20; Демидов И.Ф. Заявитель в советском уголовном процессе // Вопросы борьбы с преступностью. Вып. 36. М., 1982. С. 88; и др.

36 Быковский И., Кузьмина С. [Рецензия] // Социалистическая законность. 1985. С. 79—80. Рец. на кн.: Закатов АА. Ложьи борьба с нею. Волгоград: Изд-во ВСШ МВД СССР, 1984. 191 с.

37 Быковский И., Кузьмина С. Указ. соч. С. 80.

38 Блинников В.А Уголовно-правовые и криминологические аспекты лжесвидетельства: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 1998. С. 12.

39 Schroder Horst. Zur Rechtsnatur der falschen Anschuldigung //NJW. 1965. Heft 41. S 1890.

40 См.: Фельдблюм В. Указ. соч. С. 20

41 Там же.

42 См.: Горский Г.Ф., Кокорев Л.Д., Элькинд П.С. Проблемы доказательств в советском уголовном процессе. Воронеж, 1978. С. 126.

43 Проблему квалификации поведения обвиняемого, выражающегося в искусственном создании доказательств совершения преступления другим лицом, поднимали ранее Л.Л. Круг-ликов и Р.А Сабитов (см.: Кругликов Л.Л., Сабитов Р.А. Указ, соч. С. 65-67).

44 Егорова Н. Провокация взятки либо коммерческого подкупа // Российская юстиция. 1997. № 8. С. 26.

45 Новое уголовное право России. Особенная часть: Учебное пособие. М., 1996. С. 322.

46 Егорова Н. Указ. соч. С. 26.

47 Егорова Н. Там же. С. 27.

48 Даль Владимир. Толковый словарь в четырек томак. Т. 3. М., 1989. С. 309.

120

 

49 Словарь иностранных слов. 10-е изд. М., 1983. С. 400.

50 Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая. Т. 1. М., 1994. С. 349

51 Подробнее об этом см.: Жукова Л.В. Провокация с позиции законности // Вестник Московского ун-та. Серия 8: История. 1996. № 2. С. 30-37.

52 Например, В.Д. Иванов, определяя сущность данного преступления, пишет, что «провокация взятки и коммерческого подкупа представляет собой создание условий, вызывающих получение должностным лицом или лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческих или иных организациях (фирмах, объединениях и т. п.), взятки в целях последующего его изобличения» (Иванов В.Д. Уголовное законодательство Российской Федерации. Т. 3. Часть Особенная. Ростов н/Д., 1997. С. 175).

53 См.: Аникин А. Ответственность за взяточничество по новому УК//Законность. 1997. № 6. С. 34.

54 Там же. С. 35.

55 Там же. С. 34.

56 См.: Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. М., 1981. С. 423.

57 См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 1995. № 33. Ст. 3349.

58 См.: Капитонов Н. Эксперимент или подстрекательство? //Законность. 1996. № 5. С. 34-35.

59 Не совсем точным представляется утверждение, что «проведение так называемой контролируемой «дачи взятки» обосновано, если это делается... после того, как имел место факт вымогательства взятки...» (Анашкин Г., Образцов В. Рассмотрение дел о взяточничестве // Советская юстиция. 1978. № 24. С. 12—14). Оперативный эксперимент возможен и в том случае, когда заявление было сделано лишь о факте предложения дать взятку (см., например: Архив Волгоградского областного суда за 1997 год. Дело № 2-111).

60 См. об этом: Михайлов В.И., Федоров А.В. Модельный закон СНГ «О борьбе с организованной преступностью»: содержание и структура // Государство и право. 1998. № 2. С. 80.

61 Далеко не все уголовные дела, возбуждению которых предшествовало проведение оперативного эксперимента, хра-

121

 

нят следы того, что соответствующее решение принималось. Лишь в некоторых делах они обнаруживаются. Так, оперативный эксперимент в отношении О., осужденного впоследствии по ст. 30 и ч. 2 ст. 291 УК РФ, производился на основании постановления о производстве оперативного мероприятия, поводом для вынесения которого послужил рапорт оперуполномоченного ОУР о том, что О. предлагает ему взятку за совершение заведомо незаконных действий (см.: Архив Ворошиловского районного суда г. Волгограда за 1997 год. Дело № 1-703). А вот в деле Б. и К., осужденных по ч. 1 ст. 286 и ч. 4 ст. 290 УК РФ, соответствующее постановление отсутствует. И лишь из рапорта оперативного работника узнаем, что на производство оперативного эксперимента было получено разрешение исполняющего обязанности начальника УВД (см.: Архив Волгоградского областного суда за 1997 год. Дело № 2-217).

62 Волженкин Б.В. Преступления против интересов службы по проекту Особенной части Уголовного кодекса // Вопросы уголовной ответственности и ее дифференциации. Ярославль, 1994. С. 22.

63 См.: Котин В.П. Провокация взятки: (К проблеме совершенствования законодательства) // Государство и право. 1996. № 2. С. 84.

64 Багрий-Шахматов Л.В. Уголовная ответственность и наказание. Минск, 1976. С. 73—74.

65 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 132, 137, 150.

66 Тенчов Э. Специальные виды освобождения от уголовной ответственности. Иваново, 1982. С. 13. Аналогично: Филимонов В.Д. Общественная опасность личности преступника. Томск, 1970. С. 384-385; и др.

67 Философский словарь / Под. ред. И.Т. Фролова. М., 1981. С. 256.

68 Дубинин Т.Т. Основания освобождения от уголовной ответственности // Уголовное право в борьбе с преступностью. М., 1981. С. 81.

69 Подобные вопросы тревожат и других ученых. Так, Н.И. Пикуров и Н.Л. Радаева спрашивают: «... что имеет в виду законодатель: освобождение от уголовной ответственности при отсутствии уголовно-правовых оснований или с нарушением уголовно-процессуального порядка, либо того и другого?» (Пи-

122

 

куров Н.И., Радаева Н.Л. Некоторые вопросы взаимосвязи терминов уголовного права и уголовного процесса // Актуальные вопросы предварительного расследования. Волгоград, 1997. С. 37).

70 См.: Архив прокуратуры Ворошиловского района г. Волгограда за 1996 год. Дело № 019652.

71 Архив прокуратуры Ворошиловского района г. Волгограда за 1996 год. Материал № 2-ж.

72 Пример приведен по работе В. Найденова (см.: Найденов В. Обеспечение законности при рассмотрении сообщений о преступлениях // Социалистическая законность. 1976. № 7. С. 14-16).

73 См., например: Уголовное право. Особенная часть: Учебник для вузов / Под ред. И.Я. Козаченко, З.А. Незнамовой, Г.П. Новоселова. М.; Л., 1998. С. 630; Иванов В.Д. Указ. соч. С. 144.

74 См.: Российское уголовное право. Особенная часть: Учеб-ник/Подред. В.Н. Кудрявцева и А.В. Наумова. М., 1997. С. 402.

75 Wessels Johanes. Strafrecht. Besonderes Teil-1. Straftaten gegen PersonlichKeites und Gemeinschaftswerte. 6. Auflage, vollig neuebearbeitete. Heidelberg, 1982. S. 123.

76 BGH ST 4, 167 (169).

77 Разгильдиев Б.Т. Уголовно-правовые проблемы прикосновенности к преступлению. Саратов, 1981. С. 25.

78 Там же. С. 14.

79 См.: Носкова Н.А. О совершенствовании законодательного регламентирования института прикосновенности // Проблемы совершенствования уголовного закона. М., 1984. С. 88.

80 Таганцев Н.С. Указ. соч. С. 369.

81 Косякова Н. Укрывательство преступления и преступника//Законность. 1998. № 10. С. 39.

82 Бушуев И.А. Ответственность за укрывательство и недоносительство. М., 1965. С. 61. Аналогично: Баймурзин Г. Ответственность за прикосновенность к преступлению. Алма-Ата, 1968. С. 104; и др.

83 См.: Курс советского уголовного права. Часть Особенная. Т. 4. Л., 1978. С. 385.

84 См.: Иванов В.Д. Указ. соч. С. 164.

85 См.: Гонтарь И.Я. Преступление и состав преступления как явления и понятия в уголовном праве (логико-методологи-

123

 

ческие аспекты): Автореф. дис.... канд. юрид. наук. Владивосток, 1997. С. 24. За целесообразность установления уголовной ответственности за укрывательство преступлений средней тяжести и тяжких, составляющих в совокупности подавляющее большинство совершаемых в стране преступных посягательств, высказывается Б.В. Сидоров (см.: Сидоров Б.В. Поведение потерпевших от преступления и уголовная ответственность: Автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М., 1998. С. 23).

86 См.: Бушуев И.А. Указ. соч. С. 42.

87 Гришанин П. Ответственность за укрывательство преступлений и недонесение о них // Советская юстиция. 1975. № 15. С. 22.

88 Иного подхода, на наш взгляд, требует оценка ситуации, когда, давая показания и возводя обвинение в особо тяжком преступлении в отношении одного гражданина, субъект выгораживает другого. В подобной ситуации действительно можно говорить о совокупности укрывательства и квалифицированного вида заведомо ложного показания, так как в данном случае создаются препятствия для решения двух различных задач уголовного процесса.

Квалификация по совокупности требуется и в том случае, когда, имея целью скрыть одно особо тяжкое преступление, субъект заявляет о совершении другого преступного деяния, независимо от того, дается ли при этом указание на конкретного «виновника». Ведь при подобных условиях не только создаются препятствия для реализации уголовной ответственности в отношении лица, действительно совершившего преступление, но и побуждаются к бесполезной деятельности по проверке заявления о том деянии, которое в действительности никем не было совершено, правоохранительные органы. Юридическая оценка должна здесь, думается, включать квалификацию содеянного не только как укрывательства, но и как заведомо ложного доноса. На практике, к сожалению, это не всегда учитывается. В данном отношении интересным представляется следующее дело.

29 мая 1989 г. между Е. и Х.Е.П. произошла ссора, в ходе которой Е. ножом причинил Х.Е.П. легкие телесные повреждения, повлекшие кратковременное расстройство здоровья. Поздно ночью потерявшая сознание Х.Е.П. проснулась от боли и

124

 

стала выяснять у Е., что он с ней сделал. В это время в квартиру вошла мать Х.Е.П. — Х.А.М., которая, увидев, что ее дочь в крови, спросила, что случилось. Х.Е.П. попросила мать вызвать скорую помощь. В ответ на это Е. в целях сокрытия совершенного им преступления нанес Х.А.М. удар ножом в левую часть грудной клетки, отчего потерпевшая скончалась на месте. После этого Е. стал угрожать убийством Х.Е.П. Последней, однако, удалось убедить его не убивать ее, и они легли спать. Утром Е. убрал в квартире следы крови, а труп Х.А.М. оттащил на кухню. Поскольку около 19 часов состояние здоровья Х.Е.П. ухудшилось, Е. отвел ее в поликлинику, предупредив, чтобы о совершенном им убийстве она никому не рассказывала, в противном случае обещал расправиться с ней. Из поликлиники Х.Е.П. на машине скорой помощи отправили в больницу, куда с ней поехал и Е. По настоянию последнего Х.Е.П. в поликлинике и в больнице пояснила, что телесные повреждения ей были причинены в результате ее ограбления неизвестными лицами. В материалах дела имеется также заявление Х.Е.П. о том, что когда она вечером возвращалась домой, то на нее напали неизвестные лица и в целях ограбления причинили ей телесные повреждения, в связи с чем было возбуждено уголовное дело и производился розыск этих лиц. В дальнейшем Х.Е.П. написала заявление в РОВД с просьбой о прекращении проверки по факту ее ограбления и причинения ей телесных повреждений. Затем она, также по настоянию Е., 5 июля 1989 г. подала заявление о розыске ее матери, которая якобы ушла 26 мая 1989 г. из дома и не вернулась. После того как 24 сентября 1989 г. гражданами был обнаружен труп Х.А.М., Х.Е.П. призналась в совершенном ею преступлении и рассказала об обстоятельствах убийства матери, виновным в котором являлся Е. Правоохранительными органами, однако, содеянное Х.Е.П. было квалифицировано лишь как укрывательство — по ч. 1 ст. 189 УК РСФСР (см.: Архив Волгоградского областного суда за 1990 год. Дело № 2-24).

89 Нам представляется обоснованной критика М.Х. Хаби-буллиным позиции Б.Т. Разгильдиева, высказывающегося за повышение возраста, с которого возможна уголовная ответственность за укрывательство, до 18 лет. Опровергая основной аргумент Б.Т. Разгильдиева, автор пишет: «Не только несовершеннолетними, но и взрослыми заранее не обещанное укрыватель-

125

 

ство и недоносительство нередко рассматривается как взаимовыручка и оказание помощи лицу, совершившему преступление. В этом, собственно, и заключается общественная опасность укрывательства и недоносительства» (Хабибуллин М.Х. Ответственность за укрывательство преступлений и недоносительство по советскому уголовному праву. Казань, 1984. С. 76).

90 Об извинительности подобных действий писал еще М.М. Исаев (см.: Исаев М.М. О наказуемости родственного укрывательства и недоносительства // Советское право. 1924. № 1(7). С. 64). Однако такая позиция в юридической литературе подвергнута критике. Так, B.C. Гелашвили полагает, что сам факт близкого родства укрывателя и лица, совершившего укрываемое преступление, не может служить безусловным основанием для освобождения укрывателя во всех без исключения случаях (см.: Гелашвили B.C. О заранее не обещанном укрывательстве, совершенном родственниками виновного // Вестник МГУ. Серия 11: Право. 1980. № 1. С. 61). Аналогично считает Б.В. Сидоров, полагающий целесообразным рассматривать факт близкого родства в качестве факультативного основания освобождения укрывателя от уголовной ответственности (см.: Сидоров Б.В. Указ. соч. С. 23). На наш взгляд, в случае укрывательства, совершенного близкими родственниками преступника, какие бы мотивы ни примешивались к родственным соображениям, последние оказываются решающими в выборе варианта поведения и должны учитываться при решении вопроса о признании деяния преступным, ибо нельзя не обращать внимания на то, что «семья... имеет своим определением свое чувствующее себя единство... умонастроение внутри семьи состоит в обладании самосознанием своей индивидуальности в этом единстве... чтобы являть себя не как лицо для себя, а как член этого единства» (Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 221).

91 См., например: Тарусина Н.Н. О соотношении понятий «брак» и «фактический брак»// Категориальный аппарат современной юридической науки. Ярославль, 1984. С. 12—13.

92 См., например: Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. М., 1971. С. 200; Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. А.В. Наумова и В.Н. Кудрявцева. М., 1996. С. 736; и др.

93 См.: Бушуев И.А. Указ. соч. С. 55—58; Рашковская Ш.С.

126

 

Указ. соч. С. 178; и др.

94 См., например: Бюллетень Верховного суда СССР. 1963. № 6. С. 17; Бюллетень Верховного суда РСФСР. 1972. № 5. С. 15— 16.

95 См.: Курс советского уголовного права. Часть Особенная. Т. 4. Л., 1978. С. 387.

96 См.: Дагель П.С. Проблема вины в советском уголовном праве // Ученые записки Дальневосточного государственного ун-та. Владивосток, 1968. Вып. 21. Ч. 1. С. 74—75.

97 Коржанский Н.И. Очерки теории уголовного права. Волгоград, 1992. С. 71.

98 См.: Захожий Л., Гонтарь И. Ответственность за укрывательство и недоносительство о преступлениях // Социалистическая законность. 1983. № 2. С. 50.

99 Таганцев Н.С. Указ. соч. С. 370.

100 Архив Даниловского районного суда Ярославской области за 1996 год. Дело № 1-19.

101 См.: Захожий Л., Гонтарь И. Указ. соч. С. 51.

102 См.: Благов Е.В. Замечания на Общую часть Проекта нового Уголовного кодекса Российской Федерации. Ярославль, 1992. С. 9.

103 Ратинов А. Р. О признаке общественной опасности и категоризации преступлений // Проблемы уголовной ответственности и ее дифференциации. Ярославль, 1994. С. 40.

104 Прав был в 1872 году В. Микляшевский, который о пореформенном уголовном процессе писал, что закон стремится умножить число мер пресечения, облегчить участь обвиняемого соответствующим исполнением этих мер и употребление их окружить многими гарантиями для осуществления начала индивидуальной свободы (излагается по: Владимиров Л. [Рецензия] // Журнал гражданского и уголовного права. 1873. Кн. пятая. С. 196. Рец. на кн.: Микляшевский В. О средствах предоставления обвиняемого в суд и пресечения ему способов уклонения от следствия и суда. Т. 1. Варшава, 1872). Это суждение представляется верным и для современного российского уголовного процесса.

105 См.: Власов И.С., Тяжкова И.М. Ответственность за преступления против правосудия. М., 1968. С. 62.

106 В целях установления возможности хотя бы ограничен-

127

 

ного контроля за действием следователя на допросах предлагается ввести институт защиты свидетеля (см.: Кадышева Т., Ширинский С. Свидетель тоже нуждается в помощи адвоката //Российская юстиция. 1997. № 7. С. 42—43). Предлагается также установить процессуальные гарантии разъяснения обвиняемому его права записать свои показания собственноручно (см.: Ширинский С. Насилие при допросах — реальная угроза правосудию//Российская юстиция. 1997. № 12. С. 38).

107 Не более конкретна ч. 4 ст. 175 Проекта УПК РФ, принятого в первом чтении Государственной Думой Российской Федерации.

108 Парамонов М., Кулешов Ю. Уголовная ответственность за заведомо незаконное задержание // Советская юстиция. 1986. №9. С. 18-19.

109 Иванов В.Д. Указ. соч. С. 148.

110 См., например: Курс советского уголовного права. Часть Особенная. Т. 4. Л., 1978. С. 353-354.

111 Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Особенная часть / Под ред. Ю.И. Скуратова и В.М. Лебедева. М., 1997. С. 475.

112 Справедливым представляется мнение Н.В. Беляевой, которая утверждает, что «в уголовном законодательстве следует... применять термин «незаконный» в тех случаях, когда речь идет о действиях, урегулированных иным нормативным актом. В этих случаях термин «незаконный» будет означать нарушение этого акта и указывать субъекту, применяющему данную уго-ловно-правовую норму, на необходимость обращения к иному нормативному материалу для выяснения всех признаков состава преступления. В тех же случаях, когда уголовный закон устанавливает запрет на производство определенных действий, не урегулированных иным (не уголовно-правовым) нормативным актом, либо урегулированных в определенной части, следует исключить употребление этого термина в тексте уголовного закона» [Беляева Н.В. О совершенствовании языка бланкетных диспозиций Уголовного кодекса // Проблемы совершенствования советского законодательства. М., 1977. С. 213. (Тр. / ВНИИСЗ; Вып. 9)].

113 См.: Бюллетень Верховного суда Российской Федерации. 1996. № 4. С. 8.

128

 

114 А именно так действия лиц, не являющихся субъектами принуждения к даче показаний, расцениваются в судебной практике (см.: Там же).

115 Анализируемая проблема могла бы быть разрешена и иным способом, так, как это было сделано в свое время в уголовных кодексах ГДР и НРБ, в соответствии с которыми состав принуждения к даче показаний налицо не только, когда должностное лицо (представитель власти) само применяет незаконные средства принуждения, но и когда оно, используя свое служебное положение, делает это при посредстве других лиц (см. об этом: Рашковская Ш. Преступления против правосудия // Социалистическая законность. 1977. № 3. С. 75).

129

 

«все книги     «к разделу      «содержание      Глав: 21      Главы: <   7.  8.  9.  10.  11.  12.  13.  14.  15.  16.  17. >