§1. Понятие и основания классификации преступлений

Научное познание объективной действительности теснейшим образом связано с выявлением качественной ' определенности исследуемых явлений, распределением • их по группам и классам. «Воспринимая явления внеш- ] него мира,— пишут А. Т. Аркадьев и Э. М. Бравер-ман,— мы всегда производим их классификацию, т. е. разбиваем эти явления (предметы, ситуации) на груп­пы «похожих явлений». . выделив такие группы объек­тов, мы получаем способность «узнавать», т. е. относить к уже известному множеству новые, ранее не встречав­шиеся нам объекты...» (349, с. 9). Классификация — это распределение изучаемых явлений по классам на основании какого-либо общего признака, произведен­ное таким образом, что каждый класс занимает опреде­ленное и точно фиксируемое место по отношению к дру­гим классам. Классификация преступлений является одним из способов углубленного раскрытия содержания^ понятия «преступление», поскольку деяния, отнесенные! к числу преступных, существенно отличаются между собой как характером и степенью, так и мерой общест­венной опасности. Таким образом, классификация пре­ступлений— это законодательно закрепленное распре­деление всех преступных деяний на основании какого-либо общего признака по видам с указанием тех право-

136

вых последствий, которые применяются в отношении лиц, совершивших преступления определенного вида.

Основное условие, определяющее уровень совершен­ства классификации любых предметов или явлений, состоит, во-первых, в ее обоснованности, во-вторых, в выборе основания (критерия) классификации. Осущест­вить классификацию преступлений можно согласно раз­личным основаниям. Наиболее актуальна классифика­ция преступлений в зависимости от меры их обществен­ной опасности. Эта классификация позволяет устано­вить, во-первых, верхний и нижний пределы преступ­ной сферы; во-вторых, обеспечить единообразие судеб­ной практики в части назначения наказания и право­вых последствий осуждения; в-третьих, такая класси­фикация важна для статистики; в-четвертых, в созда­нии такой классификации испытывает острую необходи­мость ряд смежных с уголовным правом отраслей пра­ва и социально-правовых наук: уголовный процесс (под­следственность и подсудность дел), исправительно-тру­довое право (порядок отбывания и освобождения от наказания), криминология (изучение причин и разра­ботка мер предупреждения тех или иных видов преступ­лений) и т. д.

Терминологически действующее уголовное законода­тельство различает по этому основанию пять категорий преступлений:

особо тяжкие  преступления   (ст.  22  и  23  Основ

уголовного законодательства);

тяжкие  преступления   (ст.  71,  23,  31   Основ  уго­

ловного законодательства, а также ряд статей Особен­

ной части уголовных кодексов союзных республик  (на­

пример, ст. 77', ч. 3; ст. 130, ч. 2; ст. 176, ч. 2;   ст. 180,

ч. 2; ст. 181 УК РСФСР);

преступления,   не   являющиеся   тяжкими   (ст.   23

Основ уголовного законодательства, ст. 24 УК РСФСР);

преступления,   не   представляющие   большой   об­

щественной опасности (ч. 3, ст. 10, п. 4, ст. 38; ч. 3, ст. 50;

ч.  1,   ст. 52   Основ   уголовного    законодательства    УК

РСФСР);

малозначительные     преступления     (ч.    3   ст.   51

УК РСФСР).

Однако лишь некоторые из названных категорий преступлений в той или иной степени конкретизированы законодателем и могут быть реально выделены из

137

общей массы и практически служить классификационной единицей. Из текста ст. 22 и 23 Основ уголовного законо­дательства, например, следует, что особо тяжкими при­знаются преступления, за которые по закону установ­лена смертная казнь или лишение свободы на срок свы­ше 10 лет. Понятие тяжкого преступления установлено в   Основах   уголовного   законодательства    с  помощью перечня (ч. 2 ст. 7> Основ). Критерий преступлений, не представляющих большой общественной опасности, ука­зан в ст. 501 УК РСФСР — наказание в виде лишения свободы на срок не свыше одного года либо другое бо­лее мягкое наказание. Перечень малозначительных пре­ступлений дается в статье, регламентирующей освобож­дение от уголовной  ответственности  с передачей дела   | в товарищеский суд (ст. 51 УК РСФСР). Но поскольку   "• этот  перечень   не  является  исчерпывающим   (см.  ч.  3   + ст. 51 УК РСФСР), понятие малозначительного преступ­ления   в   законодательстве  фактически  не  определено.   ' Что же касается преступлений,  «не являющихся тяж-   | кими», то они вообще лишь названы законодателем без указания каких-либо критериев.

Не наблюдается единства взглядов как в наименова- Л нии, так и в объеме содержания категорий преступле- I ний и среди ученых-криминалистов. М. Д. Шаргород- | ский предлагал разбить все общественно опасные дея- | ния, за которые закон допускает применение мер уго- * ловного наказания, на три категории: особо тяжкие пре- | ступления, за которые может быть назначено лишение | свободы на срок до 15 лет; преступления, дела о кото- | рых разбираются только государственным судом с обя- | зательным применением мер уголовного наказания; про- ! ступки, за которые в зависимости от указанных в зако- * не обстоятельств может быть применено как уголовное наказание, так и меры общественного воздействия (350, с. 144—145).

А. С. Шляпочников считал целесообразным выделе­ние четырех групп преступлений в зависимости от сте­пени их тяжести: тяжкие (ориентируясь на установлен­ный в УК перечень тяжких преступлений); менее тяж­кие,  по которым в качестве наказания предусмотрено I лишение свободы на срок свыше 3 лет (за исключением ^ вошедших в группу тяжких); не представляющие боль­шой общественной опасности, за которые установлены „ лишение свободы от 1 до 3 лет или альтернативно иные 4.

138          |

меры наказания; малозначительные, по которым преду­смотрены более мягкие меры наказания (лишение сво­боды на срок до 1 года или наказание, не связанное с лишением свободы) (351, с. 102).

Н. Ф. Кузнецова выступила с предложением законо­дательным путем решить вопрос о трехчленной класси­фикации преступлений и подразделяет их на тяжкие, менее тяжкие и малозначительные (уголовные проступ­ки) (181, с. 150). В числе тяжких она считает необходи­мым сохранить круг преступлений, перечисленных в ныне действующем перечне, и обращает внимание на недопустимость включения в этот перечень деяний, за совершение которых предусмотрена мера наказания в виде лишения свободы ниже 5 лет.

М. И. Ковалев также считает, что все преступления следует разбить на три группы: тяжкие, преступления, проступки. Для каждой из них он предлагает устано­вить приблизительные пределы санкций, закрепив, та­ким образом, это деление законодательно в Общей час­ти УК (352, с. 214).

Е. Б. Болдырев дает четырехчленную классифика­цию преступлений по признаку их общественной опас­ности: особо тяжкие (включая особо опасные государ­ственные), тяжкиег средней тяжести и малозначитель­ные (состоящие из двух подгрупп преступлений: дела, которые могут передаваться на рассмотрение товари­щеского суда; дела, при совершении которых возможна передача на поруки) (353, с. 88).

Пятичленную классификацию преступлений прово­дят Д. О. Хан-Магомедов (354, с. 87), А. Б. Сахаров (355, с. 42) и П. С. Кардаев (239, с. 16—19).

Говоря о причинах сложившегося положения, когда по одному из принципиальных вопросов уголовного пра­ва существуют столь противоречивые мнения, следует еще раз подчеркнуть, что главным препятствием на этом пути выступает отсутствие четкого размежевания в действующем законодательстве преступления и адми­нистративного проступка. Далеко не случайно поэтому ряд криминалистов при классификации преступлений стали выделять в самостоятельную группу так называе­мые уголовно-правовые проступки, а В. И. Курлянским поставлен вопрос о необходимости разработать Кодекс проступков и произвести определенную «чистку» уголов­ных кодексов от деликтов, не требующих применения

139

столь острых мер государственного принуждения, как уголовное наказание, установив для них соответствую­щие санкции и достаточно простой, но гарантирующий охрану прав и интересов личности порядок разбиратель­ства. Автор указывает, в частности, на факты недоста­точного осуществления принципа неотвратимости нака­зания в отношении целого ряда деяний, отнесенных ныне к числу преступных. Поскольку об этом становится из­вестно довольно широкому кругу лиц, в правосознании определенной части граждан постепенно складывается убеждение в том, что за предусмотренное уголовным законом преступление может последовать, а может и не последовать уголовное наказание, и это отрицатель­но сказывается на общем деле борьбы с преступностью В. И Курлянский вносил предложение осуществить трехчленную классификацию противоправных деяний, преступление, уголовный проступок, административное правонарушение. К числу уголовных проступков при этом он предлагал отнести деяния, за совершение кото­рых действующее уголовное законодательство преду­сматривает наказание в виде лишения свободы на срок не свыше одного года либо другое, более мягкое нака­зание. Автор предлагал также выделить эти деяния в самостоятельный кодекс, установив за их совершение не уголовное наказание, а меры воздействия, лишенные таких свойств и правовых последствий,— арест до 30 дней, штраф от 10 до 300 руб. и т. д.

Возникал, однако, вопрос: кто же будет применять нормы «Кодекса проступков»? Незадолго до принятия нового уголовного законодательства в феврале 1977 го­да в юридической литературе велась оживленная дис­куссия о юридической природе «уголовных проступков», в ходе которой предлагалось или исключить «уголовные проступки» из уголовного законодательства и создать самостоятельный «Кодекс проступков», или в рамках уголовного законодательства установить упрощенный порядок их разбирательства Примечательно, что авто­ры, отстаивающие взгляд о непреступном характере «уголовных проступков», брали за основу их выделения законодательную санкцию, которая, как известно, не всегда должным образом отражает социально-полити­ческую характеристику того или иного деяния.

Итоги названной дискуссии получили законодатель­ное разрешение в Указе Президиума Верховного Сове-

140

та СССР от 8 февраля 1977 года «О внесении измене­ний и дополнений в уголовное законодательство Союза ССР» (357, ст. 116), который предусмотрел неизвест­ную ранее возможность освобождения от уголовной ответственности лица, совершившего преступление, не представляющее большой общественной опасности, с привлечением его единолично судьей к административ­ной ответственности, если будет признано, что исправ­ление и перевоспитание такого лица может быть дости­гнуто без применения уголовного наказания. Освобож­дение от уголовной ответственности с привлечением к административной ответственности, как сказано в Ука­зе, допускается лишь по делам о преступлениях, за ко­торые уголовным законом предусматривается лишь наказание в виде лишения свободы на срок не свыше одного года либо другое, более мягкое наказание На 1 апреля 1977 года (день вступления в силу нового уго­ловного законодательства) в УК РСФСР насчитывалось 103 статьи, предусматривающие наказание в виде лише­ния свободы на срок до 1 года или менее строгое нака­зание. Обозначенный нормативный акт, как нам пред­ставляется, не устранил актуальности рассматриваемого вопроса, поскольку «уголовные проступки» оставлены в рамках уголовного законодательства, а вопрос об осво­бождении от уголовной ответственности с привлечением к административной ответственности передан на усмот­рение правоприменительных органов без указания до­статочно четких критериев — совершение преступления, не представляющего большой общественной опасности, если это будет признано, что исправление и перевоспи­тание этого лица может быть достигнуто без примене­ния уголовного наказания. Вследствие этого юридиче­ская природа совершенного деяния в случаях освобож­дения от уголовной ответственности с привлечением к административной ответственности продолжает оста­ваться дискуссионной. Н. А. Чечина и П. С. Элькинд, например, подчеркивают, что «рассмотрение дел об адми­нистративных правонарушениях в уголовном судопроиз­водстве столь же недопустимо, сколь ошибочно было бы рассмотрение в административном процессе дел о пре­ступлениях» (358, с. 318). Авторы считают, что деяние в названных случаях, «хотя формально и подпадает под состав уголовно наказуемого, но по существу явля­ется непреступным, а расширение полномочий право-

141

применительных органов не только на индивидуализа­цию наказания, но и на дифференциацию видов воз­можной ответственности (в частности, уголовной или административной), в зависимости от конкретных об­стоятельств, составляет то новое, что усиливает начала демократизма и гуманизма в правоприменительной дея­тельности данных органов» (358, с. 317).

В. Ф. Дружинина, напротив, полагает, что «и в са­мом указе, и в постановлении о его применении гово­рится, что уголовное дело прекращается, но не потому, что в деянии правонарушителя нет состава преступле­ния, а потому, что совершенное преступление не пред­ставляет большой общественной опасности и что лицо может быть перевоспитано без применения к нему мер уголовного наказания» (359, с. 131). «Речь, следова­тельно, идет,— заключает автор,— о новом случае осво­бождения от уголовной ответственности лица, совер­шившего преступление, близко стоящее к администра­тивному проступку. Административное взыскание в по­добных случаях налагается за совершение преступле­ния, а прекращение уголовного дела производится с перспективой замены мер уголовного наказания мера­ми административного характера» (359, с. 131).

Действительно, как общесоюзное, так и республикан­ское уголовное законодательство называют вновь вве­денный институт освобождением от уголовной ответст­венности. Что касается характера совершенного в этих случаях деяния, то названные законодательные акты именуют его вначале «преступлением», а после прекра­щения уголовного дела — «правонарушением». В поста­новлении пленума Верховного Суда СССР от 7 сентяб­ря 1978 года «О практике применения мер администра­тивного взыскания к лицам, освобожденным от уголов­ной ответственности в соответствии со ст. 43 Основ уго­ловного законодательства Союза ССР и союзных рес­публик», совершенное деяние определяется как пре­ступление, «не представляющее большой общественной опасности, но оно не прерывает течения срока погашения судимости за предыдущее преступление и не может слу­жить основанием для квалификации нового преступления как повторного» (п. 18) (360, с. 25—26).

Понятие «освобождение от уголовной ответственно­сти» впервые появилось в советском уголовном праве в 1958 году, когда Основы уголовного законодательства

142

Союза ССР и союзных республик употребили этот тер­мин в заголовке и тексте ч. 1 ст. 43. В дальнейшем уголовные кодексы союзных республик расширили рам­ки этого института, в частности, УК РСФСР назвал видами освобождения от уголовной ответственности не только освобождение, предусмотренное ч. 1 ст. 50, но и освобождение несовершеннолетних с передачей дела в комиссию по делам несовершеннолетних (ч. 4 ст. 10), освобождение с передачей дела в товарищеский суд и с передачей виновного на поруки (ст. 51, 52). Видами освобождения от уголовной ответственности в юриди­ческой литературе стали также признавать, освобожде­ние несовершеннолетнего с применением к нему судом принудительной меры воспитательного характера (ч. 3 ст. 10 Основ, ч. 3 ст. 10 УК РСФСР) и освобождение ввиду истечения сроков давности привлечения к уголов­ной ответственности (ст. 41 Основ, ст. 48 УК РСФСР).

Видом освобождения от уголовного наказания ряд авторов признает и новый вид условного осуждения, введенный Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 июня 1970 года «Об условном осуждении к лишению свободы с обязательным привлечением к труду» (361, ст. 204), хотя и «репрессивный элемент, свойственный этому виду условного осуждения, столь значителен, что его можно признать видом уголовного наказания» (362, с. 90).

Что же должно означать освобождение лица, совер­шившего преступление, от уголовной ответственности — его полную реабилитацию со всеми вытекающими от­сюда последствиями или признание его преступником? Полный ли это отказ от уголовно-правовой отрицатель­ной оценки факта совершения преступления, призван­ной, как известно, выразить высшую степень осуждения поступка лица? Должно ли лицо признаваться при этом виновным и нужно ли доказывать его вину? Каково вообще значение досудебных решений для уголовного права? Вот круг довольно непростых вопросов, которые встают при определении понятия «освобождение от уго­ловной ответственности».

«Освободить,— пишут М. П. Карпушин и В. И. Кур-лянский,— значит несвободное сделать свободным, снять то, что лежит на ком-то или на чем-то; устранить имею­щиеся ограничения и т. п.» (87, с. 208). В освобождении от уголовной ответственности, следовательно, нуждается

143

лицо, которое совершило преступление и в силу этого обязано отвечать за содеянное. Если лицо невиновно в совершении преступления, то его нельзя и незачем осво­бождать от уголовной ответственности, так же как нель­зя исправлять и перевоспитывать невиновного. Не ста­вится поэтому вопрос об освобождении от уголовной ответственности при необходимой обороне или крайней необходимости и вообще при отсутствии в действиях лица состава преступления. «Деяния, за совершение которых лицо может быть освобождено от уголовной ответственности,— справедливо указывает И. М. Галь­перин,— предусмотрены в нормах Особенной части Уго­ловного кодекса и тем самым признаны преступными. Недопустимо в связи с этим определение материального характера правонарушения посредством такого крите­рия, как вид ответственности» (363, с. 47—48).

Признавая справедливым взгляд о преступном харак­тере деяния в случаях освобождения лица от уголовной ответственности, следует заметить, что в ст. 160 Кон­ституции СССР закреплен принципиально новый под­ход к акту признания гражданина виновным в совер­шении преступления. «Никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также под­вергнут уголовному наказанию,— говорится в ст. 160 Конституции СССР,— иначе как по приговору суда и в соответствии с законом». Сравнивая редакцию ст. 160 Конституции СССР с тем, что было записано ранее в ст. 7 Основ уголовного судопроизводства, можно обна­ружить, казалось бы, чисто редакционное изменение: союз «и» заменен на «а также». Но это изменение, как подчеркивает В. Савицкий, свидетельствует о том, что в силу новой Конституции СССР не только назначение уголовного наказания, но и одно лишь признание винов­ным в совершении преступления — исключительная ком­петенция суда, и именно в этом основное содержание презумпции невиновности. Автор ставит вопрос о пере­смотре и уточнении ряда норм уголовного и уголовно-процессуального законодательства, допускающего пре­кращение уголовных дел по нереабилитирующим осно­ваниям на досудебных стадиях, поскольку вопрос о ви­новности лица решают в этом случае следователь, про­курор, орган дознания с согласия прокурора (364, с. 11—12).

Более того, в соответствии со ст.  10 УПК РСФСР

144

и соответствующими статьями УПК Армянской ССР, Белорусской ССР, Казахской ССР и Украинской ССР прокурор, следователь и орган дознания с согласия прокурора вправе вообще не возбуждать уголовного дела, передать материалы на рассмотрение товарище­ского суда или комиссии по делам несовершеннолетних либо передать виновного на поруки коллективу трудя­щихся или общественной организации при совершении лицом малозначительного или не представляющего большой общественной опасности преступления, когда факт совершения преступления очевиден, а лицо, его совершившее, может быть исправлено мерами общест­венного воздействия. И хотя правовые последствия при­знания виновным органами предварительного рассле­дования и судом различны, тем не менее прекращение уголовного дела в связи с освобождением от уголовной ответственности в большинстве случаев является окон­чательным решением по уголовному делу и, следова­тельно, актом правосудия.

В этой связи вряд ли можно согласиться с мнением ряда авторов о том, что при прекращении уголовного дела по нереабилитирующим основаниям на досудеб­ных стадиях никакого признания обвиняемого винов­ным в совершении преступления нет и быть не может, поскольку постановление о прекращении уголовного дела никак не может быть актом осуждения, признания лица виновным в совершении преступления (365, с. 22—23; 366, с. 67). Зачем же тогда освобождать лицо от уголовной ответственности, если оно не признано виновным в совершении преступления. «Не может быть передано на поруки лицо,—говорится в ст. 52 УК РСФСР,— которое не считает себя виновным». На по­верку данная точка зрения оказывается не чем иным, как стремлением оправдать сложившуюся практику прекращения уголовных дел на досудебных стадиях вопреки ст. 160 Конституции СССР 1977 года.

Известно, что уголовные дела прекращаются на ста­дии предварительного расследования нередко без над­лежащих оснований, а точнее, без надлежащего их уста­новления. А. Я. Дубинский, например, выявил 239 оши­бок в 89 изученных им дел, прекращенных в стадии предварительного расследования (367, с 126). По дан­ным Л. М. Володиной, 29 % прекращенных на стадии предварительного расследования дел прекращены не-

Ю   Заказ 469        145

правильно (368, с. 14—18). А. Чувилевым и Б. Безлеп-киным обнаружено, что по 10 % уголовных дел, пере­данных в товарищеские суды, не был установлен даже факт совершения преступления (369, с. 25). Всех этих ошибок как раз и позволяет избежать закрепленная & ст. 160 Конституции СССР возможность признания лица виновным в совершении преступления только судом. «В области законодательства,—правильно отмечает А. Кобликов,— необходимо привести нормы всех отрас­лей в соответствие с положением о том, что гражданин может считаться виновным в преступлении лишь тогда, когда о нем имеется обвинительный приговор суда. Лишь суд может официально признать, что данный гражданин совершил преступление, независимо от того, будет ли он подвергнут уголовному наказанию или нет» (370, с. 7—8).

Нельзя, очевидно, допустить, чтобы тенденция к диф­ференциации ответственности обернулась «расщепле­нием» единого понятия преступления, привела к стира­нию граней между сферой преступного и непреступного. И что особенно недопустимо, так это то, чтобы вопрос о преступности или непреступности деяния решался не законодателем, а правоприменительными органами. Следует поэтому поддержать предложение Н. Ф. Куз-нецовой начать научную разработку новых Основ уго-ловного законодательства, поскольку действующее уго-ловное законодательство уже не отвечает современным требованиям (371, с. 136—137).

В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 13 августа 1981 года «О внесении изменений и дополне­ний в Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» в ст. 43 Основ слова «лицо, со­вершившее преступление», заменены словами «лицо, совершившее деяние, содержащее признаки преступле­ния», а слово «виновным» заменено словом «им». Ана­логичным образом в ч. 3 ст. 43 слова «лицо, совершив­шее преступление, не представляющее большой общест­венной опасности», заменено словами «лицо, совершив­шее деяние, содержащее признаки преступления, не представляющего большой общественной опасности» (372, ст. 965). Таким образом, названным указом в тео­рию советского уголовного права введено новое поня­тие — «деяние, содержащее признаки преступления». Речь, очевидно, идет о таких деяниях, которые по своей

146

социально-политической сущности не являются преступ­ными и при принятии республиканских кодексов об административных правонарушениях будут из уголов­ного законодательства исключены.