ЕСТЕСТВЕННО-ПРАВОВАЯ ПАРАДИГМА В РОССИИ

Пробуждение русской философско-правовой мысли и ее окончательный переход к состоянию бодрствования, энергичных и целеустремленных исканий происходило в XIX в. под непосредственным влиянием западных естественно-правовых и позитивно-правовых идей. Авторитеты Т. Гоббса и Дж. Локка, Ш. Монтескье и Ж.-Ж. Руссо, И. Канта и Г. В. Гегеля, идеи автономии личности, правового государства и гражданского общества оказали значительное влияние на российских философов и правоведов, придали их исследованиям характерную направленность и особый оттенок, в котором ученичество сочеталось с собственными поисковыми инициативами.

Идея разумной, гармонично организованной социальности не была для России абстрактной, академической отвлеченностью. Ей еще в большей степени, чем европейским государствам, необходимо было реформировать политические, экономические и правовые отношения. Опыт ряда западных стран, которые в своем историческом движении значительно опередили Россию, служил для нее чем-то вроде базы экспериментальных данных, уже прошедших практическую апробацию и потому заслуживавших самого серьезного изучения, а по отдельным позициям и применения в государственном строительстве и законодательной практике.

Характерно, что западная естественно-правовая доктрина обнаружила значительную привлекательность для таких правоведов и философов, как А. П. Куницын, Б. Н. Чичерин, Вл. С. Соловьев, Е. Н. Трубецкой, П. И. Новгородцев, В. М. Гессен, Л. И. Петра-жицкий, Б. А. Кистяковский и др. Отличительными особенностями их исследований, выполненных в ее русле, явились следующие характерные признаки:

1) связь правовой тематики с философско-антропологической проблематикой и в первую очередь с вопросами, касающимися природы человека;

2) тесная взаимосвязь юридических проблем с нравственно-этическими при явно приоритетном положении нравственных идеалов и подчиненной роли правовых норм;

3) зависимость правовых начал от необарочного духа теодицеи, явственно представленной во всей российской культуре и в первую очередь в литературном творчестве крупнейших русских писателей;

4) причастность философско-правовых штудий логике общекультурного поиска социально-правового идеала, отвечающего

не только европейским критериям гуманизма и справедливости, но и специфике восточнославянской цивилизации; стремление испытать умозрительные естественно-правовые универсалии на возможность приложимости к конкретным социальным условиям неевропейского характера;

5) стремление найти альтернативный путь социально-правовых преобразований, который можно было бы противопоставить наиболее радикальным позитивистским моделям революционного характера и который позволил бы с наименьшими издержками миновать те ступени, по которым уже взошла европейская государственность;

6) специфика философско-этического обоснования естественного права человека на борьбу за свои права и свободы не как вооруженного противоборства с властями при использовании огня и меча и с пролитием крови, но как идейного, интеллектуального, нравственного подвижнического движения за победу естественно-правовых ценностей.

Труды российских философов и правоведов XIX — начала XX вв. позволяют убедиться в том, что для них естественно-правовые идеи оказались не просто элементами одной из популярных доктрин, но настоящей парадигмой, универсальной моделью философствования о праве, позволяющей прояснять и разрабатывать немало сложнейших философско-правовых проблем, имеющих не только теоретическое, но и практическое значение. Эта парадигма давала возможность соединить достижения европейской философско-правовой мысли с духом активного поиска оптимальных путей цивилизационного развития в условиях российской действительности.

Достоинство естественно-правовой парадигмы состояло в том, что она позволяла при размышлениях о сущности права и природе государства не отрываться от широчайшего культурно-исторического контекста. Право представало в ее свете социокультурным феноменом, имеющим глубинные метафизические основания абсолютного характера. Это было крайне важно в условиях набиравшей темп аномизации общественной жизни, распространения кризисных явлений и предкатастрофических симптомов. На фоне распространения релятивистских умонастроений, доказывающих относительный характер нравственно-правовых принципов, естественно-правовая философия с ее идеями абсолютности, вечности, неизменности нормативно-ценностных оснований человеческого бытия стремилась настроить общественное сознание не

на революционно-деструктивный, а на эволюционно-конструктив-ный лад.

Естественно-правовая парадигма явилась тем универсальным, объединяющим духовным началом, которое смогло вобрать в себя и энергию религиозно-этических исканий, и гражданскую боль передовых умов, и надежды на конституционный правопорядок. Она давала возможность активного воздействия на процессы формирования общественного правосознания, позволяла воспитывать его в духе уважения к нравственному авторитету закона, не противоречащего основам религиозного миросозерцания, христианским ценностям.

Революционный путь социальных преобразований был неприемлем для естественно-правового сознания из-за своего откровенно деструктивного характера, из-за того, что он грозил разрушить несравнимо больше, чем построить. И главными среди жертв, которые должны были погибнуть на алтаре революции, предстояло стать нравственности и праву. Никто из философов и правоведов не понимал это с такой отчетливостью, как те, кто мыслил в русле естественно-правовой парадигмы. Они призывали не торопиться к радикальному перекраиванию гражданской жизни, не спешить с применением средств социальной хирургии, а обращали внимание на то, что существуют еще огромные, до сих пор не использованные резервы цивилизованного реформирования, в результате которого не должны пострадать ни нравственность, ни право, ни культура, ни личность, ни будущие поколения. И в этом своем противодействии идее неправового насилия они были этическими максималистами.