4.3. Сущность концепции

   "Кратко скажи, что хочешь сказать: короткие речи        

    Легче уловит душа и в памяти крепче удержит"        

Гораций

Настоящий раздел, по замыслу автора, должен представить читателю квинтэссенцию концепции уголовно-процессуальной интерпретации результатов оперативно-розыскной деятельности. Сделать это и легко, и сложно одновременно. Легко - потому, что почти все основные идеи уже находятся в тексте предыдущих разделов, а сложно - ввиду необходимости свертывания собственной информации, причем свертывания, при котором достигалось бы такое качество текста (информационного продукта), когда словам было бы тесно, а мыслям просторно1.

Естественно, автор мог бы переложить эту "ношу" на плечи читателя. Однако делать этого он не станет - по целому ряду причин. Во-первых, автор, изъясняясь длинно, итак рискует быть непонятым. А этого нам, вынашивавшим идеи не один год, совсем не хотелось бы: для нас (и для нашего дела) куда предпочтительнее быть обруганными, чем непонятыми; может быть, поэтому автор так часто соскальзывал с "рельсов" научного стиля.

Во-вторых, в век информационного перенасыщения от автора требуется выполнение правила - "пиши тонкие книги; чем тоньше книга, тем больше людей ее прочтут"2. Однако "утончение" работы тоже не всегда достижимо в силу объективных и субъективных причин (среди последних, наверное, есть и те, что укладываются во фрейдовские схемы). Поэтому для того, чтобы решить изобретательскую задачу - сделать книгу и толстой и тонкой одновременно - тонкую книгу необходимо поместить внутрь толстой, т.е. провести реферирование прямо по ходу текста. Многие авторы реализуют эту идею через формулирование выводов в конце разделов, либо в конце книги. Автор настоящей работы решил поместить "реферат" не в область "хвоста", а ближе к "сердцу" работы.

Третий повод для локализации сущности рассматриваемой концепции обусловлен методологическими причинами. Выступив сторонником информационного подхода и соответствующих ему принципов, автор должен продемонстрировать их продуктивность не только на отдаленной от него преступности, но и на доступном объекте, каковым является собранная научная информация. Если метод хорош, он должен быть хорош для всякого объекта.

Однако настоящий раздел вряд ли можно свести исключительно к сжатому повторению "пройденного материала". По мере возможности, автор постарается приводить новые теоретические аргументы и эмпирические выкладки (последние в силу теоретико-методологического характера работы с трудом "втискивались" в предшествующий текст3).

Итак, приступим к содержательно насыщенному изложению сути концепции уголовно-процессуальной интерпретации. На наш взгляд, предлагаемая концепция включает систему взаимосвязанных идей (положений), в которых проявляется нюансировка самого термина "концепция": отдельные предложения представляют собой лишь замысел; другие - руководящую идею; третьи - новый способ трактовки традиционных понятий. Однако все положения, в конечном итоге, устремлены на обоснование и обеспечение работоспособности нового методологического принципа (подхода) организации информационного взаимодействия ОРД и УСП - уголовно-процессуальной интерпретации.

Напомним, что указанный принцип разрабатывается нами применительно к такой модели кримкогнитивной деятельности, когда сам факт преступления и основная информация, указывающая на обстоятельства, входящие в предмет доказывания, обнаруживается преимущественно при помощи инструментария ОРД. Следует заметить, что подобные ситуации существуют сегодня не только на уровне моделей: они вполне реальны и в сфере борьбы с живой организованной преступностью4.

Основу (хребет) нашей концепции составляет идеальная модель информационного взаимодействия между оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельностью. Устремленность к идеальности сама по себе не нова: она выводится из вечной проблемы низкой эффективности взаимодействия следственных подразделений и оперативных аппаратов. Борьба за устранение проблемности в этой части ведется давно, на разных уровнях и по различным направлениям: издаются приказы5, проводятся совещания6, пересматриваются системы оценок7. Однако говорить о том, что ситуация переломлена пока не приходится8. Есть регионы, в которых оперативно-розыскные материалы не реализуются годами. Так, по данным следственного управления Томской области, по материалам РУБОП в 1999 г. не было возбуждено ни одного уголовного дела по линии экономики; на изучение следователю был представлен только один материал и тот возвращен на доработку9. Правда, к счастью, это не общее правило: в тот же период, например, в Иркутской области было реализовано 36 материалов (в 1998 г - 46), по 20-ти материалам составлены планы реализации10.

Вместе с тем, большинство руководителей следственных управлений указывают на низкий уровень информационного взаимодействия. Не очень высоко оценивают сотрудничество и рядовые сотрудники оперативно-следственных аппаратов. В ходе анкетирования автор предложил следователям и оперативникам ОВД оценить по пятибалльной шкале уровень взаимодействия, имеющий место в органе, где они (опрашиваемые) проходят службу. Оценки распределились следующим образом: "5" - нет; "4" - 38 % (57 чел.); "3" - 54,7 % (82 чел.); "2" - 6 % (9 чел.); "1" - 1,3 % (2 чел.). При этом пристрастия к определенным оценкам у следователей и оперативных работников были примерно одинаковы.

Не менее остро стоит проблема взаимодействия между разными ведомствами правоохранительной системы. В середине 90-х гг. нами было проведено исследование уровня взаимодействия органов внутренних дел с налоговой полицией (опрашивались руководители горрайорганов из 17 регионов России). На слабое сотрудничество (в т.ч. и в плане информационного обмена) указали 69,7 % опрошенных; 6,5 % респондентов указали, что вверенный им орган вообще не взаимодействует с органами налоговой полиции11. Сопоставляя приведенные результаты с данными, полученными другими исследователями спустя пять лет, убеждаемся, что проблеме взаимодействия на этом участке присуща "завидная" стабильность12.

Низкая эффективность взаимодействия различных элементов правоохранительной системы, на наш взгляд, обусловлена стереотипными представлениями о том, что в основе иерархии интеллектуально-познавательных средств, согласно которой средства ОРД стоят на ступень ниже, чем инструменты УСП, лежат функциональные причины. Нам представляется, что корни иерархической дифференциации названных средств скорее исторические, нежели технологические: в основе лежит низкая оценка интеллектуального потенциала полиции царских времен. Истинные причины для скептического, настороженного отношения уголовного процесса к ОРД (на уровне теории и права), таким образом, давно отпали, но следствия проявляют себя до сих пор, причем весьма активно. Законопроектные работы показывают, что указанная тенденция еще далека от затухания. Пример тому - поправка, предложенная от имени Президента РФ в текст проекта УПК РФ (второе чтение): "Не допускается возложение полномочий по проведению дознания на то лицо, которое проводило или проводит по данному уголовному делу оперативно-розыскные мероприятия" (ч. 2 ст. 41).

Подобные рецидивы архаических тенденций негативно сказываются и на уровне теории, что опять же бумерангом бьет по перспективному праву (законодательным предложениям) и по современной практике борьбы с преступностью.

Концепция уголовно-процессуального использования результатов ОРД предлагает отказаться от теоретико-методологических стереотипов и нормативно-прикладных пережитков. В своей основе она опирается на следующую триаду исходных положений:

- уголовный процесс и оперативно-розыскная деятельность являются элементами единой кримкогнитивной системы.

- взаимодействие указанных элементов представляет собой информационное взаимодействие и осуществляется на основе присущих этому взаимодействию принципов.

- методологическим принципом информационного взаимодействия уголовного процесса и оперативно-розыскной деятельности выступает - интерпретация.

Первые два постулата, при изначальном приближении, не представляются новыми. Думается, что текстуально они и не должны быть таковыми, поскольку за ними стоит, как выяснилось, древнейшая идея, проявляющая себя даже на бытовом уровне: примером тому пословица - "один ум хорошо, а два лучше". Таким образом, новизна их заключается не в названии, а в иной интерпретации.

Однако прежде, чем предъявить (а точнее кратко повторить) читателю новый взгляд на "старые" вещи, автор должен снять противоречие, которое, по его мнению, возникает между вторым и третьим исходными положениями. При поверхностном их толковании может возникнуть впечатление, будто интерпретация есть главный принцип информационного взаимодействия (к подобному выводу отчасти могут подвинуть пафос и стилистика предыдущего параграфа). Однако интерпретация не главный принцип, - она другой принцип. Автор не случайно уточняет, что интерпретация именно методологический принцип. Этим подчеркивается, что интерпретация детерминирует все прочие принципы информационного взаимодействия (условно их можно назвать деятельностными), однако, она не руководит ими (нельзя же, например, сказать, что дыхание руководит деятельностью человека, хотя без него человек, естественно, существовать не может). Для наглядности схему взаимодействия методологического принципа интерпретации с "простыми" (деятельностными) принципами информационного взаимодействия можно представить в виде пересечения ряда параллельных горизонтальных плоскостей одной вертикальной, где вертикальной плоскостью как раз и является интерпретация.

Исходные постулаты нашей концепции конкретизируются через центральную методологическую установку (базовое допущение) - результат ОРД есть готовый информационный продукт, нуждающийся не в трансформации, а в интерпретации13.

Данная установка базируется на нормативном и информационно-технологическом анализе результатов ОРД, позволившем выявить достаточно высокую гносеологическую и аргументационную потенцию оперативно-розыскной информации (см. гл. 3).

Проведенные нами исследования позволяет заключить, что на сегодняшний день имеются все необходимые теоретико-методологические и правовые предпосылки для провозглашения презумпции доброкачественности результатов ОРД и их пригодности для прямого использования в уголовном процессе. Так, вполне очевидно, что правовая характеристика результатов ОРД сегодня вполне созвучна аналогичной характеристике уголовно-процессуальных доказательств: в рамках ОРД действуют достаточно строгие правила оценки информации, опирающиеся на критерии относимости и допустимости, что в значительной степени позволяет говорить о достоверности информации, производимой по оперативно-розыскной технологии.

Результат ОРД как информационный продукт структурно представляет собой: содержание - субъект - метод. Содержание информации дает представление о событиях и явлениях, заданных совместными целями и задачами оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельности; специальный субъект и специфический метод (обладающий процессуальными свойствами) придают оперативно-розыскной информации соответствующую аргументационную силу.

Презумпция приемлемого качества результатов ОРД основывается также на положении, согласно которому оперативно-розыскная деятельность представляет собой полноценную информационную технологию - фрагмент производственной цепочки обеспечения социальной справедливости (реализации принципа неотвратимости ответственности за преступление). Автор полагает, что в основе названия "оперативно-розыскная информация" лежит способ ее производства - оперативно-розыскная деятельность. Уточнение "оперативно-розыскная" - это не содержательная, а производственная характеристика информации, которая подчеркивает, что это не просто "сведения о ... ", а "сведения о ...", полученные в ходе применения специальной оперативно-розыскной технологии.

Оперативно-розыскная информация в контексте концепции уголовно-процессуальной интерпретации результатов ОРД определяется нами как альтерпроцессуальная информация, что, с одной стороны, подчеркивает процедурность способа производства результатов ОРД, а, с другой, не позволяет ей полностью отождествиться с процессуальностью уголовного судопроизводства.

Ведущей методологической предпосылкой концепции уголовно-процессуальной интерпретации результатов ОРД, таким образом, выступает признание аргументационной силы всякого процедурного метода, применяемого субъектами-профессионалами. Правда, подобное допущение осуществляется нами пока лишь на модельном уровне. В сфере реалий для презумпции технологического доверия профессиональному познанию пока не сложились необходимые культурно-правовые условия. Практика судопроизводства сегодня весьма часто сталкивается с проблемами, а порой и парадоксами конкуренции познавательных технологий. Например, сфере правоприменения уже знакомы случаи, когда криминальная ситуация (ее элементы) становятся предметом рассмотрения в рамках нескольких видов судопроизводств одновременно. При этом возникают парадоксальные ситуации, когда по уголовному делу лицо признают обвиняемым за незаконное присвоение денег, а в рамках арбитражного судопроизводства это же лицо предстает стороной, которой деньги (эти же) должна уже потерпевшая (в рамках уголовного дела) сторона. Таким образом, преюдиционный механизм системы единого юридического процесса14 требует предварительной и тщательной отладки.

Вместе с тем, оговорка о конфликте познавательных технологий актуальна, по нашему мнению, лишь применительно к юридическому процессу в целом. В рамках же кримкогнитивной системы, где элементами выступают только оперативно-розыскная деятельность и уголовный процесс, для подобной обеспокоенности нет достаточных оснований.

Идея альтерпроцессуальности результатов ОРД актуализирует, как уже было сказано, специфичную процессуальность самой оперативно-розыскной деятельности. Суть данного положения заключается в том, что технология оперативно-розыскной деятельности представляет из себя смешанное (синтез процессуального и непроцессуального) производство. Оно объединяет в себе применение как чисто эвристических методов, так и мероприятий, заключенные в рамки оперативно-процессуальной формы. К последним относятся мероприятия, поименованные и отчасти регламентированные ФЗ об ОРД. Их можно условно обозначить как алтьерпроцессуальные ОРМ. Несмотря на ограниченные эвристические возможности, указанные мероприятия имеют и свои преимущества: легитимные ОРМ, в силу своей наличной или презюмируемой процедурности, придают оперативно-розыскной информации, полученной в ходе их применения, необходимые аргументационные качества, позволяющие выделить указанную информацию из общего массива фактоустанавливающих средств, используемых при расследовании уголовных дел.

Подобный подход к оперативно-розыскной технологии позволяет перенести проблему трансформации, а вместе с ней и проблему легализации оперативно-розыскной информации секретной природы, полностью в рамки ОРД. Автор полагает, что вся технологическая цепочка по изготовлению результатов ОРД (пригодных для прямого использования в уголовном процессе) должна находиться в рамках уголовно-розыскного процесса. Результаты тайных операций, проводимых с привлечением широкого спектра творческо-эвристических методов познания криминала, должны обрабатываться через систему легитимных ОРМ, указанных в ст. 6 ФЗ об ОРД. Пройдя через все стадии уголовно-розыскного процесса, оперативно-розыскная информация должна поступать в уголовный процесс в виде готового информационного продукта, требующего лишь добротной интерпретации. К похожему выводу, как было показано выше, привел нас и алгоритм решения проблемных ситуаций (см. гл. 1): образ решения, полученный ходе апробации АРПС, показал, что решение проблемы использования результатов ОРД в уголовном процессе на 90 % находится рамках ОРД.

Таким образом, предлагаемая нами концепция, исходя из постулата, что ОРД является равноправным (а в рассматриваемой нами модели обязательным) элементом системы, противостоящей преступности, в частности, организованной преступности, включает в себя предложение о том, что - правила о допустимости оперативно-розыскной информации для уголовно-процессуального использования должны быть внутрисистемными.

Поскольку оперативно-розыскная деятельность в рамках кримкогнитивной системы, противостоящей криминалу, программируется уголовно-процессуальными целями, то для результатов этой деятельности должен быть создан особый режим уголовно-процессуального использования, причем не обязательно льготный. Иными словами, общие положения уголовного процесса о допустимости доказательств - к результатам ОРД не совсем подходящие, в том числе и потому, что они сформулированы как защитный фильтр для информации, поступающей из-за пределов кримкогнитивной системы. А ОРД, как неоднократно отмечалось, является внутренним элементом этой системы.

Таким образом, предлагаемая нами концепция подразумевает создание иных - внутрисистемных правил допустимости оперативно-розыскной информации. Эти правила должны стать не заменой, а дополнением традиционного набора предписаний. Главная идея, которая должна будет проведена через это уточнение - ограничение уголовно-процессуальной ретроспекции происхождения оперативно-розыскной информации не первоисточником, а источником, внушающим доверие. Таковым, по нашему мнению, может быть непосредственный производитель оперативно-розыскной информации - оперативный сотрудник. Подчеркнем, что существовать это положение должно на правах исключительного правила. Для его применения должна быть солидная мотивация невозможности открытого предоставления первоисточника.

Допущение подобного отступления от уголовно-процессуальной традиции должно быть компенсировано ужесточением правил констатации достоверности оперативно-розыскной информации. Применительно к информационным продуктам, подготавливаемым оперативным аппаратом для использования в качестве доказательств, это должны быть, по сути, уголовно-процессуальные правила. Говоря иначе, оперативный работник, давая оценку оперативно-розыскной информации, содержательно отражающей обстоятельства, входящие в предмет доказывания, должен тестировать ее и на предмет известности первоисточника. Правда, в рамках ОРД этот тест, в отличие от уголовного процесса, не может ограничиваться формальной стороной (сравнение с исчерпывающим перечнем информационных источников). Оцениваться должен всякий источник и по разнообразным критериям, исходя из которых можно судить о достоверности получаемой информации.

Таким образом, автором, по существу, ставится вопрос о необходимости разработки оперативно-розыскных правил допустимости результатов ОРД для использования в качестве доказательств, которые будут применяться в случае невозможности производства информационного продукта, который мог бы легко вписаться в систему средств процессуального познания по конкретному уголовному делу, не "споткнувшись" при этом о традиционные правила допустимости. В основном это случаи, связанные с засекречиванием первоисточника оперативно-розыскной информации.

Наша концепция в этих случаях предлагает допустить тестирование результатов ОРД (потенциальных доказательств) на уголовно-процессуальную допустимость уже в рамках оперативно-розыскной деятельности. Звучит несколько несуразно, однако идея, лежащая в основе предложения, на наш взгляд, достаточно плодотворна. Оперативно-розыскные правила об уголовно-процессуальной допустимости предусматривают особый (усиленный) режим оперативно-розыскного производства уголовно-процессуальных доказательств. Схематично эти правила должны точно воспроизводить их уголовно-процессуальный аналог и включать в себя - проверку источника, способа, субъекта-производителя информации. Однако содержательное наполнение этих правил должно преломляться через призму оперативно-розыскной технологии.

Таким образом, правила о допустимости доказательств при этом не нарушаются, они лишь применяются в другое время и в другом месте. Тестирование происходит не на входе в уголовный процесс, а при выходе из уголовно-розыскного процесса (на его последней стадии). Если информационный продукт не содержит в себе гарантии стопроцентной достоверности (критерий - внутреннее убеждение оперативного работника, основанное на всесторонней проверке информации при помощи других ОРМ), то он реализуется не в качестве доказательства, а в рамках других направлений уголовно-процессуального использования результатов ОРД, либо не используется в этом плане вовсе.

Естественно, нормативно-прикладное воплощение этой идеи в полном смысле будет возможно лишь в случае принятия (на теоретико-методологическом уровне) идеи, что ОРД есть полноценная технология по производству достоверного информационного продукта. Если данная идея будет воспринята на методологическом уровне, то в сфере технологии следует ожидать устранения неоправданных повторов методов уголовно-процессуального и оперативно-розыскного познания и соответствующего им дублирования в удостоверении информации о криминале.

Восприятие результатов ОРД в качестве полноценного информационного продукта требует принципиального изменения подхода к их уголовно-процессуальному использованию. Наша концепция предлагает в качестве методологического принципа информационного взаимодействия оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной технологий - интерпретацию.

В зависимости от центра тяжести и направленности указанного взаимодействия интерпретация может быть как уголовно-процессуальной, так и оперативно-розыскной. В настоящей работе (и концепции) акцент сделан на уголовно-процессуальной интерпретации. Последней, по нашей гипотезе, уготована роль методологии будущего (надеемся недалекого), ибо только интерпретации под силу способствовать более гармоничному взаимодействию полюсов информационного противоречия современного уголовного процесса.

Уголовно-процессуальная интерпретация как методологический принцип информационного взаимодействия ОРД и УСП частично уже проявляет себя при реализации таких направлений, как использование результатов ОРД в качестве оснований для возбуждения уголовного дела и для принятия решения о производстве отдельных следственных действий. На этих участках уголовный процесс допускает оперирование данными, облеченными в относительно свободную форму и характеризуемыми вероятностным содержанием, не требуя при этом ни формальной, ни содержательной их трансформации. При этом место применения указанных данных зачастую напрямую связывается с уровнем их достоверности.

В свое время автор (вместе с единомышленниками) пришел к выводу о том, что терминологическая избирательность законодателя в части описания оснований для принятия уголовно-процессуальных решений не случайна. Она обусловлена прежде всего степенью достоверности информации, необходимой для принятия того или иного решения: наиболее низкая степень достоверности обозначается термином "достаточные данные" (ст. 108 УПК РСФСР); далее, по мере прибавления достоверности, появляются "достаточные основания" (ст. 168 УПК РСФСР) и, наконец, пику достоверности соответствует законодательный термин - "достаточные доказательства" (ст. 143 УПК РСФСР).

Дифференцирована может быть не только достоверность, но и сама вероятность. В юридической науке на сегодняшний день выделяют как минимум три типа вероятности - ориентирующую, констатирующую и оценочную. Ориентирующая задает пути исследования фактических обстоятельств дела; констатирующая заключается в установлении достаточности юридически значимых данных для принятия решений; оценочная используется для определения значения доказательств при решении вопроса о доказанности или недоказанности обстоятельств уголовного дела15. Результаты ОРД, используемые для принятия уголовно-процессуальных решений, обладают свойствами, как минимум, констатирующей вероятности, а не ориентирующей, как это принято считать в уголовно-процессуальной теории.

Автор полагает, что отдельные результаты ОРД при соответствующей технологической обработке могут обладать также и уровнем оценочной вероятности. Иными словами, названные результаты могут содержать в себе информацию, по уровню презюмируемой достоверности, не уступающую уголовно-процессуальным доказательствам. Презумпция достоверности оперативно-розыскной информации, предлагаемой для использования в качестве доказательств, определяется усложненной оперативно-розыскной технологией ее производства. Об этом автор уже говорил выше.

Поскольку результатам ОРД, как выяснилось, может быть присуща вероятностная дифференциация, то и процессуальный режим превращения этой информации в доказательства может быть различным. Для данных, характеризуемых ориентирующей и констатирующей вероятностью, в процессе доказывания допустим и оправдан трансформационный режим использования. Однако подобный режим, по нашему мнению, вовсе не нужен и даже вреден при использовании в доказывании результатов ОРД, обладающих оценочной (ее вполне уместно назвать доказательственной) вероятностью.

Использование последней должно быть основано на методологическом принципе уголовно-процессуальной интерпретации, предполагающем непосредственную работу с содержанием оперативно-розыскной информации без предварительных его переделок, а также без предварительной трансформации формы, в которой эта информация была представлена. Задача по изготовлению формы, которая может быть приемлема для уголовного процесса, например, документа (письменного, электронного, аудио-, видео- и т.д.), должна решаться в рамках ОРД (напомним, стадия легализации оперативно-розыскной информации в рамках нашей концепции перемещается в зону уголовно-розыскного процесса).

Первым элементом проявления названного методологического принципа выступает диагностическая составляющая, которая представляет собой истолкование результатов ОРД в целях определения целесообразности их последующего уголовно-процессуального использования. На данном этапе устанавливаются пробелы в системе доказательств, которые в состоянии заполнить представленная оперативно-розыскная информация. Таким образом, уголовно-процессуальная интерпретация означает, что результаты ОРД должны быть вписаны в систему доказательств и оценены наравне с другими фактическими данными. Подчеркнем, что речь идет о результатах ОРД, обладающих оценочной (доказательственной) вероятностью.

Указанная вероятность, в свою очередь, связывается нами с концептуально иным представлением о субъекте оперативно-розыскного познания. Предлагаемый принцип подчеркивает необходимость учета специфики субъекта интерпретации: информация, исходящая от профессиональных интерпретаторов должна оцениваться в особом режиме, отличном от режима, применяемого к информации, произведенной ситуационными интерпретаторами (интерпретаторами-любителями).

Принцип интерпретации подразумевает также устремленность познания криминала к уменьшению интерпретаций и интерпретаторов16. Идеальной схемой познания по уголовному делу является схема с наименьшим количеством интерпретаций и интерпретаторов. Получается, что в самом идеальном варианте судья лично должен наблюдать преступление. Однако закон отвергает подобные случаи, предпочитая переводить судью в разряд неофициального интерпретатора - свидетеля.

Таким образом, между профессиональным исследователем по уголовному делу и событием преступления всегда будет как минимум один промежуточный интерпретатор. Данная схема, когда интерпретаторов по уголовному делу всегда - n+1 (где n - профессиональный интерпретатор), настолько сильно укоренилась в уголовно-процессуальном сознании, что даже, тогда, когда криминалистическая и прочая техника позволяет представить познавательную ситуацию формулой - n+0, стереотип требует замены ноля на единицу.

Представим, что в распоряжение суда попадает видеозапись с полной картиной преступления и всеми фигурантами. Однако по существующему ныне правилу необходимо, чтобы был, как минимум, известен и допрошен автор видеосъемки, т.е. чтобы появился еще хотя бы один интерпретатор, кроме суда. На самом же деле классическая схема уголовного процесса требует значительно большего числа интерпретаторов.

Рассмотрим это на конкретном примере из практики. Областным судом в октябре 1997 г. был вынесен обвинительный приговор по делу В. (ст. 30 и ст. 159 ч. 2 пп. "в", "г" УК РФ)17. В качестве доказательств по делу были использованы, в том числе, и материалы ОРД: четыре аудиопленки и одна видеопленка.

В порядке исследования источников доказательств суд выполнил следующие действия: 1) огласил протокол осмотра материалов аудио- видео записей, составленный в стадии предварительного расследования (т.е. воспринял уже одну интерпретацию); 2) просмотрел видеозапись; 3) прослушал звукозапись; 4) допросил лицо, которое по поручению ФСБ и с помощью ее же аппаратуры произвело запись (вторая интерпретация); 5) огласил заключение эксперта об идентичности голоса В. и отсутствии монтажа (третья интерпретация).

В указанной ситуации суд успешно реализовал оперативно-розыскную информацию. Хотя исследователи этого примера нашли и здесь немало изъянов: в упрек суду было, в частности, поставлено то, что в описательной части приговора он не изложил мотивов признания результатов ОРД вещественными доказательствами18.

Однако была бы реализация столь успешной, если сотрудники ФСБ по соображениям конспирации не смогли бы предоставить суду лицо, проводившее звукозапись? Думается, что ситуация переросла в проблемную. Вместе с тем, для особой проблемности, на наш взгляд, и в этом случае не было бы оснований. Достаточно было заменить предыдущего интерпретатора последующим, т.е. допросить (если уж без допроса вовсе не обойтись) сотрудника оперативного аппарата. Представляется, что подобная замена может быть воспринята как равноценная, поскольку в качестве заменителя выступает профессиональный интерпретатор.

Профессионалов кримкогнитивной деятельности нельзя ставить в один ряд с обычными свидетелями по тем делам, в которых они исполняют роль познающего субъекта. Оперативный работник, получающий информацию через негласного сотрудника, по нашим оценкам, не может безоговорочно рассматриваться как свидетель по слуху, ибо он сам ориентирует направленность внимания своего информатора (последний, по сути, является глазами и ушами оперативного сотрудника). Кроме того, будучи профессиональным интерпретатором, оперативник не только фиксирует и систематизирует информацию, но и в некотором смысле "обогащает" ее.

Естественно, свойство обогащения информации присуще не только оперативному работнику или следователю. Кроме того, в определенных случаях информация может быть произведена (и обогащена) не ими, а интерпретаторами особого рода - лицами, сведущими в науке, технике, искусстве или ремесле19. Уголовно-процессуальный закон дарует этим лицам исключительное право толкования определенных событий и фактов, например причин смерти (см. ст. 79 УПК РСФСР).

Упоминание о сведущих лицах выводит нас на проблему иерархии профессиональных (профессия - познание криминала) и специальных (сведущих в иных нежели кримкогнитивная сферах) интерпретаторов. То, что таковая существует для автора очевидно.

Казалось бы, что наверху интерпретационной пирамиды должен находиться суд, а одна фраза: "Суду всё ясно", - заменять выводы нескольких сведущих лиц. Практика помнит случаи, когда эксперты затруднялись в однозначной идентификации по голосу и изображению подсудимого и лица, "похожего на последнего" (исследовались видео-аудиоматериалы, предоставленные оперативными органами), - а суду было "всё ясно" при просмотре и прослушивании оперативно-розыскной продукции непосредственно в зале суда. Причем указанная ясность послужила дополнительным аргументом при постановлении обвинительного приговора. Подобные ситуации встречались и в практике некоторых районных судов г. Н. Новгорода.

Однако, если при наличии вероятностных выводов эксперта20, профессиональный интерпретатор вправе сам истолковывать сомнения, навеянные вероятностью, в пользу "источника голоса" или наоборот, то при отсутствии фоноскопического заключения сведущих лиц суд, как следует из сложившейся судебной практики, не вправе констатировать тождество голоса оригинала и его аудиодвойника.

В практике одного из областных судов21 имел место случай, когда суд в ходе судебного следствия оценил содержание аудиозаписи и положил полученные сведения в констатирующую часть обвинительного приговора, не прибегая к помощи фоноскопической экспертизы, хотя подсудимый и отрицал свое участие в разговорах, зафиксированных на аудиопленке: слишком очевидными суду показались индивидуальные признаки голоса, запечатленные на магнитном носителе. В последующем Верховный Суд РФ отменил приговор ввиду неполноты судебного следствия, несмотря на то, что назначение фоноскопической экспертизы для оценки ситуаций данной категории среди случаев обязательного экспертного вмешательства (ст. 79 УПК РСФСР) не значится.

Судебная практика, видимо, исходит из того, что простое ухо судьи не может тягаться с бесстрастными приборами: размышляя об идентичности голосов эксперты пользуются не абсолютным слухом и исследуют не оттенки голоса (гнусливость, хрипотца и т.п.), и не манеру речи, а электромагнитную структуру голоса; сравниваются не голоса а их технические образы.

Таким образом, идея специализации субъекта в рамках концепции уголовно-процессуальной интерпретации результатов ОРД должна реализовываться путем выяснения целесообразности вовлечения широкого круга специальных интерпретаторов. Однако при этом необходимо помнить о правиле, согласно которому интерпретаторы привлекаются как дополнение, а не замена профессиональному интерпретатору, ведущему дело.

Последний в рамках нашей концепции решает не только информационные задачи, направленные на понимание картины криминального события, но и задачи по внешней (аргументационной) ретрансляции этого понимания. Следователь, интерпретируя и понимая, "облучает" этим своим состоянием подследственного, убеждая его подспудно в достижении цели расследования. Суд должен убедить, опять же не выпячивая подобной цели, присутствующих в зале суда в том, что совершать преступление нельзя. Но это "глобальные" цели, которые могут достигаться как путем субъективных дарований интерпретатора, так отчасти и посредствам скрупулезного соблюдения внешних атрибутов процессуальной формы.

Интерпретация, таким образом, может различаться по своей направленности на внутреннюю и внешнюю. Внутренняя осуществляется непосредственно для нужд интерпретатора (истолкование). Внешняя - деятельность интерпретатора, направляется во вне для третьих лиц (ретрансляция). О ней можно вести речь, когда интерпретатор выступает в качестве официального средства интерпретации и уяснение информации непосредственно третьими лицами - либо нежелательно, либо недопустимо.

Однако ретрансляционная интерпретация по большей части свойственна уже собственно уголовно-процессуальным доказательствам. Результаты же ОРД первоначально подлежат в основном сугубо когнитивной интерпретации, которая не может быть загнана в тесные рамки определенной уголовно-процессуальной формы.

Естественно, что прикладное воплощение установки об учете профессиональной специфики познающего субъекта (непосредственное отношение его к кримкогнитивной деятельности) должно быть обеспечено соответствующей подготовкой официальных интерпретаторов. Представляется, что интеллектуальная подготовка должна быть поставлена на уровень боевой подготовки. Выпускник специального вуза, после его окончания должен иметь не только навыки рукопашного боя, но и навыки (именно навыки, а не информацию о них) интеллектуального соперничества с криминальным миром. В этой связи будущие оперативники и следователи должны овладеть азами информационной культуры, включающей в себя как приемы формальной логики, так и знание основ интерпретационной практики.

Проблема иерархии официальных интерпретаторов включает в себя и вопрос о взаимопонимании между субъектами информационного взаимодействия. Представляется, что помимо принципов информационного взаимодействия, обозначенных выше, указанному взаимодействию должно быть присуще и начало корпоративности22. Указанная идея не нова; о ней весьма часто говорится в литературе, правда, больше в негативном ключе. Например, "милиционер - плохой свидетель; оперативник хороший фальсификатор и т.п.". На практике негатив проявляет себя гиперболизацией "руководящей роли" следователя. Умение держать оперативных работников "в узде" возведено отдельными руководителями в разряд положительного качества следователя23. Не совсем простые отношения складываются у оперативных аппаратов с судами. Некоторые представители прокуроры полагают, что оперативники испытывают недоверие к работникам суда, что приводит к неохотному обращению за разрешением на проведение требующих такового оперативно-розыскных мероприятий24.

Нам представляется, что принцип корпоративности в рамках информационного взаимодействия должен получить позитивное наполнение - принадлежность источника информации к кримкогнитивной системе благо, а не порок. Взаимодействие должно строиться на основе проверяемого доверия.

Введение в уголовно-процессуальный оборот понятия "уголовно-процессуальная интерпретация" провозглашение ее (интерпретации) методологическим принципом информационного взаимодействия преследует и еще одну цель - вернуть отечественному уголовному процессу то творческое начало, которое, по нашим догадкам, было изначально присуще его духу25. Одно из значений интерпретации - импровизация, подвигающее к особому творческому осмыслению информационных продуктов, в первую очередь результатов ОРД.

Строя собственную концепцию уголовно-процессуальной интерпретации результатов ОРД, автор, естественно, не мог пройти мимо вопроса об алгоритмизации использования оперативно-розыскной информации. С первого взгляда может показаться, что интерпретация и алгоритмизация находятся в оппозиции друг другу. Интерпретация тяготеет к творчеству, требует индивидуальности, таланта, азарта и т.п.; алгоритм, напротив, стремится сделать деятельность рутинной и доступной каждому, независимо от способностей. "Применительно к расследованию преступлений это, - по мнению А.С. Шаталова, - должно выражаться, прежде всего, в разработке научно обоснованной системы криминалистических правил расследования, основанных на уголовно-процессуальном законе и отвечающих требованиям: массовости, детерминированности, результативности"26.

Нам представляется, что оба названных направления могут мирно сосуществовать: то, что можно алгоритмизировать, то и нужно алгоритмизировать. Главное не догматизировать алгоритмы. В этой связи вряд ли целесообразно отстаивать идею интерпретационных прецедентов, о которой автор оговорился выше. Публиковать примеры умелого использования результатов ОРД нужно (в пределах, не противоречащих принципу конспирации), но навязывать их для обязательного и всеобщего использования всеми вряд ли целесообразно.

Завершая разговор о сути концепции уголовно-процессуальной интерпретации результатов ОРД, автор хотел бы подчеркнуть, что несмотря на мощный гносеологический потенциал, оперативно-розыскной информации вряд ли быстро удастся подняться в иерархии познавательных средств криминала до уровня уголовно-процессуальной информации. В связи с этим автор еще раз акцентирует установку, что уголовно-розыскной процесс должен не подменять, а дополнять уголовное судопроизводство. Там, где информация доступна непосредственно уголовно-процессуальному методу, к нему и следует обращаться.

1 По поводу свертывания информации см.: Блюменау Д.И. Проблемы свертывания научной информации. - Л., 1982.

2 Книга для авторов: Как создать и издать книгу лучше, быстрее, дешевле / Ред. - сост. О.И. Слуцкий. - М., 2001. - С. 40

3 Демонстрируя эмпирику, например, цифровые выкладки, автор, условно говоря, выполняет требования "допустимости научной информации", предъявляя практический блок исследования. Это тоже своего рода дань методологической аргументации: конкретно-социологический метод сегодня в почете, следовательно, убедительны и результаты его применения. Вместе с тем, сами социологи с иронией замечают, что "не лишен оснований "закон Твимана", согласно которому любая цифра, представляющаяся исследователю интересной или необычной, является, как правило, ошибочной. См.: Эренберг А. Анализ и интерпретация статистических данных. - М., 1981. - С. 24. Цит. по: Батыгин Г.С. Указ. работа. - С. 27.

4 Ю.И. Скуратов в своих мемуарах заметил, что следственным путем раскрываются только 10 % преступлений; остальные 90 % - оперативно-розыскными действиями. Следует, правда, заметить, что цифры эти были приведены вовсе не в качестве комплимента оперативным аппаратам: Юрий Ильич таким образом аргументировал необоснованность претензий, предъявленных в его бытность Генеральным прокурором РФ ему (а в его лице и всем органам прокуратуры) за нераскрытые убийства А. Меня, Д. Холодова, В. Листьева. См.: Скуратов Ю.И. Указ. работа. - С. 118.

5 Например, Приказ МВД РФ № 334, о котором уже говорилось выше.

6 На одном из таких совещаний (координационное совещание правоохранительных органов Нижегородской области, 14 ноября 2001 г.) автор докладывал основные положения своей концепции.

7 Так, например, Приказом МВД РФ № 730-97 г. предписывается успешность деятельности подразделений БЭП оценивать по количеству дел, направляемых в суд. Однако указанный акт не очень сильно изменил ситуацию.

8Так, по данным Следственного комитета МВД РФ (далее - СК МВД), расследование каждого 2-го - 4-го тяжкого и особо тяжкого преступления экономической направленности завершается прекращением. См.: Информационный бюллетень СК МВД. - 1999. - № 4 (101). - С. 22.

9 Информационный бюллетень СК МВД. - 1999. - № 4 (101). - С. 61.

10 Там же. - С. 128-133.

11 Подробнее см.: Поляков М.П. Указ. диссертация. - С. 181-182.

12 По данным Ю.М. Рашевского, на отсутствие должного обмена информацией указывают 68,4 % опрошенных. См.: Рашевский Ю.М. Правовые основы взаимодействия органов внутренних дел с органами налоговой полиции. Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. - М., 2000. - С. 16.

13 Автор допускает, что при предельно широком взгляде на проблему можно и трансформацию рассматривать в качестве своеобразного способа интерпретации.

14 Идея всеобщего процесса достаточно давно известна юридической науке. См., например: Протасов В.Н. Основы общеправовой процессуальной теории. - М., 1991.

15 Подробнее см.: Серов А.В. Функции вероятности в уголовном процессе // Правоведение. - 1984. - № 2. - С. 88-91.

16 На данной методологической установке, к слову, базируется и генезисный подход к оценке информации.

17 Пример описан в статье: Ласточкина Р.Н., Панченко П.Н. Опыт оценки судом доказательств, сформированных по результатам оперативно-розыскной деятельности // Юридические записки Ярославского гос. ун-та им. П.Г. Демидова. Выпуск 2. - Ярославль, 1998. - С. 200-206. Авторы не стали конкретизировать суд, поскольку для цели их исследования это значения не имело.

18 Там же. - С. 203.

19 См. об этом, например: Махов В.Н. Использование знаний сведущих лиц при расследовании преступлений. - М., 2000.

20 Следует заметить, что по отдельным видам экспертиз, например, фоноскопической экспертизе голоса, вероятностные выводы являются почти общим правилом.

21 В задачу исследователя не входила критика деятельности конкретных судов. Поэтому информация о их полном наименовании, автором, как правило, не приводится.

22 Натолкнул автора на эту мысль некогда популярный принцип партийности.

23 Так, судя по мемуарам, Ю.И. Скуратов высоко ценил в своих сотрудниках такое качество, как "умение отстаивать интересы следователей перед оперативниками". Скуратов Ю.И. Указ. работа. - С. 82. По этому поводу см. также: Бельдюгина Л. Подполковник юстиции молчать не хочет // Российская газета. - 2001. - 10 апреля.

24 Стрелец С. Использование данных оперативно-розыскных мероприятий // Законность. - 1994. - № 11. - С. 26-27. Судьи, ведающие выдачей разрешений на производство соответствующих ОРМ, опровергают этот тезис.

25 О творческом подходе в уголовном процессе размышляют и другие исследователи. "Творчество в уголовном судопроизводстве, - пишет В.Д. Ломовский, - необходимо везде - как при производстве следственных, так и судебных действий, которые обычно много теряют при формальном и равнодушном подходе к их осуществлению". См.: Ломовский В. Ораторское искусство для целей правосудия // Российская юстиция. - 1998. - № 9. - С. 49.

26 Шаталов А.С. Указ. работа. - М., 2000. - С. 5.