§ 4. Основные тенденции развития законодательства

Современное состояние института компенсации морального вреда в английском праве является предметом постоянных дискуссий, центр тяжести которых сосредотачивается в основном на двух проблемах: 1) различие в подходах к психическому вреду, (не) связанному с телесным повреждением, и 2) ограничения ответственности правонарушителя в случаях причинения нервного шока, когда психический вред причинен по неосторожности.

1 Napier and Wheat. Recovering Damages for Psychiatric Injury.Blackstone Press limited, 1995. P. 64.

39

Первая из упомянутых проблем связана не только с различными доктри-нальными подходами к обязательствам из причинения вреда, сколько с общей настороженностью в обществе по отношению к искам из причинения психического вреда. Она основана на легкости преувеличения или симуляции психического вреда при предъявлении соответствующих требований. В среде правоведов наблюдается тенденция к снижению отмеченной предубежденности. Этому в немалой степени способствует позиция психиатров и психологов, обоснованно склонных рассматривать предположение о том, что симулировать психическое заболевание легче, чем боль от телесного повреждения, как вызов своей науке. Основную роль в нарастании отмеченной тенденции играют новые научные достижения в области медицины, биологии, психологии и других наук, которые позволяют проявлять большее доверие к заключениям экспертов при рассмотрении дел, связанных с причинением психического вреда. Среди новых методов, применяемых экспертами, следует упомянуть основанный на учете частоты сердцебиения, деятельности потовых желез и мускульного напряжения в момент воспоминаний потерпевшего о травмировавшей психику ситуации. Много надежд в рассматриваемом аспекте возлагается на нейрохимический метод, который позволит получить объективную картину отражения связанных с правонарушением негативных психических процессов в мозговых оболочках потерпевшего. Внедрение этого метода в практику позволило бы устранить существующее различие в основаниях ответственности за причинение психического вреда в зависимости от наличия или отсутствия его связи с телесным повреждением.

Как упоминалось выше, в настоящее время при предъявлении иска о компенсации психического вреда в форме нервного шока истец должен доказать, что он перенес его в связи с обоснованным страхом причинения вреда ему самому либо в связи с угрозой или действительным причинением вреда другому. В последнем случае истец должен находиться в специальной связи с потерпевшим и воспринимать происшедшее событие непосредственно или немедленно после происшествия (близость к происшествию). Требование необходимой близости к происшествию подвергается обоснованной критике как приводящее к вынесению произвольных и несправедливых решений. Иллюстрацией этого может служить дело, в котором необходимая степень близости к происшествию была признана судом только вследствие того, что истица, прибывшая в госпиталь, куда были доставлены ее пострадавшие в дорожно-транспортном происшествии муж и уцелевшие дети, увидела их в крови и грязи. Если бы служащие госпиталя успели привести потерпевших в более «пристойный» вид, истице было бы отказано во взыскании компенсации, несмотря на все переживания в связи со зрелищем тяжко травмированных членов ее семьи и известием о смерти одного из детей. Понимая неестественность подобного подхода, в ряде случаев судьи начинают применять принцип, согласно которому наличие пространственного или временного разрыва между вредоносным событием и восприятием его истцом не мешает возникновению ответственности за причинение психического вреда. В частности, такой подход был применен судом в деле по иску о компенсации

психического вреда, причиненного истцу в связи с гибелью его сына в аварии (происшедшей со школьным автобусом)1. Несчастный случай произошел в 4 часа дня. Отец мальчика получил сообщение о смерти сына около б часов дня, и через час уже присутствовал на опознании сына в морге. Применение условия «непосредственной близости» не позволило бы удовлетворить иск, однако судья отказался от его применения, сославшись на общие принципы справедливости и необходимость совершенствования общего права. В апелляционной инстанции это решение было отменено.

Критике подвергается также применение разных подходов к ответственности за причинение психического вреда в зависимости от того, был этот вред связан с причинением вреда здоровью или имуществу потерпевшего. Эта критика основана на следующей позиции: поскольку способом защиты нарушенного права как в случае причинения вреда здоровью, так и в случае чисто имущественного вреда является денежная компенсация, нелогично применять разные подходы к имущественному вреду в зависимости от того, возникает он как непосредственный или опосредованный результат правонарушения через причинение вреда здоровью. Действительное значение для возникновения ответственности как в том, так и в другом случае имеют возможность разумного предвидения вреда, характер отношений между потерпевшим и причинителем вреда, требования разумности и справедливости.

Тенденции к изменению подхода к требованиям о компенсации психического вреда нашли отражения в рекомендациях, разработанных парламентской комиссией по законодательству. Эти рекомендации, в частности, содержат следующие предложения2:

— причинение психического вреда, не связанного с причинением телесных повреждений, по-прежнему должно представлять собой основание для возникновения у потерпевшего права на взыскание денежной компенсации;

— должно быть сохранено применение специальных ограничений к требованию разумного предвидения правонарушителем возможности причинения нравственных страданий очевидцу происшествия;

— в случае разработки примерного перечня лиц, которых следует признавать находящимися в особо близких отношениях, такой перечень, помимо супругов, родителей и детей, должен включать братьев и сестер, а таже лиц, находящихся в фактических брачных отношениях, в том числе и гомосексуального характера;

— в случаях, когда между истцом и первичным потерпевшим имеют место чувства любви и привязанности, условие непосредственной пространственной и временной близости потерпевшего к месту происшествия, а также восприятия происшествия непосредственно органами

1 Napier and Wheat. Recovering Damages for Psychiatric Injury.Blackstone Press limited, 1995. P.163. 2 Там же. Р. 169.

чувств истца, не должно применяться в качестве необходимого основания ответственности;

— в случае возникновения психического заболевания у потерпевшего, который против своей воли оказался участником вредоносного события, нет необходимости доказывать возможность предвидения причинителем вреда наступления именно такого последствия;

— в случае наступления психического заболевания компенсация должна допускаться независимо от тяжести такого заболевания;

— если в результате правонарушения причиняется вред имуществу потерпевшего, то основания ответственности причинителя вреда перед очевидцем такого правонарушения не должны быть жестче, чем основания ответственности перед очевидцем причинения вреда здоровью непосредственно потерпевшего;

— ответственность за причинение психического вреда должна распространяться на случаи, когда психическое заболевание работника оказывается предвидимым результатом чрезмерной нагрузки, неосторожно возложенной работником на работодателя (работодатель всегда обязан проявлять необходимую заботу о своем работнике и, в частности, обеспечивать безопасные и здоровые условия труда; внесение такого предложения, очевидно, имеет целью дополнительно напомнить работодателям о возможности наступления ответственности за причинение психического вреда и о необходимости обеспечения работнику надлежащих условий труда — заслуживающий внимания способ воздействия на правосознание участников общественных отношений).

Глава 2 Особенности компенсации психического вреда в США

Общность правовых систем Англии и США обуславливает сходство и в правовом регулировании отношений, возникающих в связи с причинением психического вреда. Основания ответственности за причинение психического вреда в США в основном такие же, как в английском праве, хотя следует отметить, что каждый штат США имеет собственную правовую систему, поэтому подход к компенсации психического вреда может различаться в зависимости от права конкретного штата, а в некоторых случаях — довольно существенно. Тем не менее общими для юрисдикции всех штатов при определении наличия оснований ответственности за причинение психического вреда являются следующие критерии: субъективная сторона правонарушения, причем основное различие в правовых последствиях определяется наличием или отсутствием умысла у причинигеля вреда; являлся ли психический вред результатом обоснованного и своевременного страха или переживаний потерпевшего или другого лица; связано ли причинение потерпевшему психического вреда с телесным повреждением или физическим воздействием на

него; вызвало ли причинение психического вреда диагностируемое телесное или психическое расстройство.

Если психический вред причинен по неосторожности и сопряжен с телесным повреждением, он подлежит компенсации. В то же время, если противоправное неосторожное поведение причиняет потерпевшему только психический вред, он, по общему правилу, не подлежит компенсации (хотя следует отметить, что в силу казуистичности рассматриваемой правовой системы из этого общего правила имеется весьма обширный перечень исключений). Отмеченное общее правило установлено судебной практикой по ряду причин: необходимость ограничить возможность предъявления мошеннических исков, это обусловлено легкостью симуляции претерпевания психического вреда; затруднительность доказывания факта претерпевания психического вреда и опровержения утверждений о его наличии, а также трудность оценки размера компенсации; отсутствие предвидения возможности причинения психического вреда; нежелание подвергать неосторожного ответчика потенциальной опасности несения ответственности за пределами его вины. Поэтому суды считают оправданным возложение ответственности на неосторожного причинителя психического вреда в тех случаях, когда на потерпевшего было оказано физическое воздействие или когда эмоциональное беспокойство проявило себя через физическое расстройство (сердечный приступ, повышение кровяного давления, экзема, выкидыш, потеря сна, веса или аппетита и т. п.). В случаях, когда требование о компенсации за эмоциональное беспокойство предъявляет очевидец, наблюдавший причинение вреда третьему лицу, суды обычно присуждают компенсацию при наличии одного из следующих условий: а) очевидец сам находился в «зоне опасности»; б) очевидец находился в особых отношениях с непосредственным потерпевшим (например, как родственник или член его семьи); в) причинитель вреда имел договорную обязанность по отношению к очевидцу и непосредственному потерпевшему (это условие применимо при наличии специального субъекта ответственности, например, организации, являющейся общественным перевозчиком).

Анализ судебной практики в США позволяет выявить явную тенденцию к расширению числа исключений из вышеуказанного общего правила с тем, чтобы правонарушитель не избежал ответственности, когда он действовал умышленно или с грубой неосторожностью и причинил серьезную психическую травму потерпевшему (при отсутствии неосторожности со стороны потерпевшего). С этой целью суды расширяют понятие физического воздействия на потерпевшего, включая сюда и объекты, не входящие в телесную сферу потерпевшего: одежду потерпевшего; предмет в его руке; машину, в которой он сидел; дом, в котором спал. Под физическим воздействием понимают также воздействие пыли, дыма, взрыва газа, электрического разряда. Любое телесное повреждение или физическое воздействие может оказаться достаточным основанием для возникновения права на денежную компенсацию за эмоциональное беспокойство. Тем же целям служит расширение понятия травмы от увечья и раны до

шока или невроза, вызванного телесным повреждением. В некоторых случаях к физическому воздействию на организм суды приравнивают потребление содержащей загрязнение пищи, присуждая компенсацию за причиненный в связи с этим психический вред.

В некоторых случаях, когда компенсации за психический вред требует очевидец причинения телесных повреждений третьему лицу, суды не требуют доказывания ни физического воздействия на очевидца, ни нахождения его в «зоне опасности», ограничиваясь лишь критерием способности и обязанности предвидения, при соблюдении разумной предусмотрительности, и возможности причинения психического вреда очевидцу происшествия. Психический вред признается предвидимым и подлежащим компенсации, когда очевидец находился вблизи от места происшествия, непосредственно наблюдал несчастный случай, находясь в близких отношениях с непосредственным потерпевшим, и имеет органические проявления последствий перенесенного нервного потрясения. В некоторых штатах снимается требование физических проявлений психического вреда для непосредственного потерпевшего (а иногда — и для очевидца происшествия). Если потерпевший претерпевает психический вред ввиду своей особой впечатлительности, компенсация обычно допускается лишь при наличии умысла или грубой неосторожности в действиях правонарушителя. Суды уделяют внимание осведомленности нарушителя о наличии таких особенностей, за исключением случая, когда психический вред сопряжен с причинением физического вреда, — здесь суды применяют презумпцию осведомленности правонарушителя об особенностях потерпевшего (правонарушитель воспринимает потерпевшего таким, каков он есть). В целом американское право содержит достаточно много препятствий истцу, пытающемуся взыскать с ответчика компенсацию психического вреда, причиненного по простой неосторожности.

Иная ситуация складывается в отношении компенсации психического вреда, причиненного умышленно или вследствие грубой неосторожности. В случаях, когда имеет место нарушение абсолютного права, потерпевший, помимо требования о защите нарушенного права, может требовать компенсации за эмоциональное беспокойство, вызванное правонарушением. Примерами таких правонарушений являются: заведомо незаконное наложение ареста на имущество; нарушение владения; клевета и другие умышленные правонарушения. В этих случаях истец встречает гораздо меньше препятствий на пути взыскания компенсации за эмоциональное беспокойство. Покажем это на примерах отдельных видов правонарушений:

1. Нарушение неприкосновенности частной жизни — компенсация присуждается даже в том случае, если единственным последствием правонарушения было эмоциональное беспокойство.

2. Клевета — в случаях, когда опубликованные сведения оскорбительны сами по себе, компенсация может быть присуждена, если единственным последствием правонарушения явились нравственные страдания.

3. Присвоение имущества и нарушение владения — возможна компенса

ция за нервный шок или психическое расстройство в связи с нарушением вещного права.

4. Нападение — для компенсации психического вреда не требуется доказывания физического контакта (нанесения побоев).

5. Дискриминация и незаконные действия государственных служащих — для компенсации психического вреда достаточно доказанности факта дискриминации по мотивам пола, возраста, расы, семейного положения либо незаконных действий полиции или иных государственных служб.

6. Оскорбительное поведение (преднамеренное нарушение эмоционального равновесия) — в большинстве штатов нервное потрясение, вызванное оскорбительным поведением, может являться самостоятельным и единственным основанием для взыскания компенсации. Ответственность может наступить даже при отсутствии намерения причинить вред, если само поведение было осознанным и выражающим пренебрежение к потерпевшему либо грубо неосторожным при высокой вероятности причинения таким поведением нравственных страданий. Для наступления ответственности необходимо, чтобы оскорбительное поведение явно выходило за допустимые пределы, причем оно должно усугубляться наличием особых отношений между причинителем вреда и потерпевшим, например, в связи с инвалидностью потерпевшего, его неравным положением или зависимым от оскорбителя состоянием (арендодатель и арендатор, должник и кредитор, работодатель и работник).

Очевидец часто может получить компенсацию за умышленное причинение эмоционального беспокойства третьему лицу. При этом применяются те же правила, что и при неосторожном причинении психического вреда. Так, во многих штатах родитель ребенка, подвергшегося изнасилованию или растлению, может получить компенсацию за причиненные переживания только в случае, если он являлся очевидцем изнасилования или растления. Компенсация возможна и в случае, если родитель не являлся очевидцем подобных незаконных действий в отношении ребенка, но оказался свидетелем его переживаний и страданий через короткий промежуток времени после полового посягательства.

При наличии договорных отношений между сторонами психический вред, причиненный ненадлежащим выполнением договорных обязательств, не подлежит компенсации, если причинение вреда не было преднамеренным либо отсутствовали обстоятельства, указывающие, что нравственные страдания явятся естественным и вероятным последствием ненадлежащего исполнения договора. Компенсация допускается в случаях, когда договор направлен на оказание личных услуг или условия договорного обязательства прямо связаны с личным благополучием одной из сторон и его нарушение порождает нравственные страдания. К некоторым случаям не применяются ограничения во взыскании компенсации, вытекающие из состава оснований ответственности за неосторожное причинение вреда. Это касается ненадлежащего обращения с трупами сотруд-

никами похоронных бюро, ошибочных извещений о смерти, неправильного соединения при осуществлении телефонной и телеграфной связи, задержек доставки пассажиров транспортными организациями.

Вот судебное решение, связанное с анализируемым вопросом.

Дело рассматривалось по апелляционной жалобе ответчика Верховным Судом штата Массачусетс в 1973 г.1:

В пользу истицы с ответчика-хирурга было взыскано 13 тыс. 500 дол. США за ненадлежащее выполнение косметической операции по поводу исправления формы носа истицы. Истица утверждала, что она как пациент заключила договор с ответчиком-хирургом и он обязался выполнить пластическую операцию ее носа с тем, чтобы улучшить наружность и повысить привлекательность истицы; он выполнил операцию, но не смог достигнуть обещанного результата; напротив, в результате операции ее нос был обезображен, она перенесла нравственные и физические страдания. Истица обвиняла ответчика в недобросовестной практике, выразившейся в небрежном выполнении операции. Ответчик иск не признал.

Упомянем некоторые факты, установленные присяжными. Истица была профессиональной актрисой, и это было известно ответчику, она имела прямой, но длинный и выдающийся нос. Ответчик обязался путем проведения двух операций сделать нос несколько короче, чтобы лицо стало более миловидным. В действительности же истице пришлось подвергнуться трем операциям, и внешность ее ухудшилась. Теперь от переносицы до средней точки линия носа вогнутая, а от середины нос становится клубнеобразным; если смотреть спереди, то от переносицы до средней точки нос стал более плоским и широким, а крылья носа утратили симметрию. Очевидно, что это состояние не может быть исправлено дальнейшим хирургическим вмешательством. Истица не указывает, что изменение внешности повлекло потерю работы.

Судья указал присяжным, что истица вправе получить компенсацию за вред, который является прямым, естественным, ближайшим и предвидимым последствием ненадлежащего исполнения обязательства ответчиком. Это относится и к вреду, причиненному обезображиванием носа истицы, включая ее страдания от осознания этого, причем следует принять во внимание профессию истицы. Судья также отметил, что компенсации подлежат боль и страдания, перенесенные во время третьей операции, но не первых двух, так как именно совершение третьей операции являлось нарушением договора. Каких-либо потерь в заработке истица не понесла.

Ответчик обжалует судебное решение, утверждая, что истица не имела права на компенсацию за боль и страдания, перенесенные во время третьей операции, а также за ухудшение ее внешности и связанные с этим нравственные страдания.

Истица, в свою очередь, обжалует отказ суда возместить ей разницу между ценой носа в том виде, каким он должен быть согласно условиям

1 Fuller, Eisenberg. Basic Contract Law.West Publishing Co.,1981. P. 175-177.

договора, и его ценой в существующем виде. Однако, если жалоба ответчика не будет удовлетворена, она согласна отозвать свою жалобу.

Мы считаем, что жалоба ответчика не подлежит удовлетворению. Согласно преобладающей доктрине, договор между пациентом и врачом, по которому врач обязуется выполнить определенное лечение или достичь заранее заданного результата, следует признавать не обладающим исковой силой. Хотя имеется много положительных судебных решений по искам, связанным с ненадлежащим исполнением врачами своих обязательств по договору с пациентом, нетрудно увидеть, что суды воспринимают требования истцов как вытекающие из неосторожного причинения вреда, а не из нарушения договора...

Понятен скептицизм судов относительно применения договорной теории. Учитывая неточность медицины и различия в физическом и психическом состоянии отдельных пациентов, врачи лишь в редких случаях могут добросовестно обещать определенный результат. Другое дело, когда выражение врачом своего мнения носит оптимистический оттенок — это само по себе может иметь положительный лечебный результат. Но пациентам свойственно трансформировать в собственном сознании такое выражение мнения в твердое обещание. Если бы суды поддерживали иски, основанные на ненадлежащем исполнении договорных обязательств, врачи не решались бы использовать многие методы лечения. С другой стороны, если полностью исключить возможность предъявления таких исков, оставив в качестве единственного возможного основания недобросовестную врачебную практику, пациенты оказались бы беззащитны перед шарлатанами, что поколебало бы веру в медицинскую профессию. Поэтому право выбирает промежуточную позицию, допуская иски из нарушения договора, но требуя убедительных доказательств его заключения.

Если допустить возможность предъявления иска из нарушения договора, мы сталкиваемся со следующим вопросом — определением размера понесенного ущерба, когда установлено наличие оснований ответственности. В некоторых судебных делах применялся простой подход:

обязательства врача следует рассматривать как обычное коммерческое обещание и, соответственно, истец управомочен на обычное возмещение в случае нарушения договора — компенсаторное возмещение. В таком случае боль и страдания от операции не подлежат возмещению, поскольку они были бы перенесены и в том случае, если бы операция оказалась успешной, такое последствие не имеет причинной связи с нарушением договора. Но если истец из-за операции перенес страданий больше, чем в случае, если бы она была выполнена в соответствии с обязательствами врача, он должен получить компенсацию за эту разницу...

В некоторых решениях мы встречаем мнение, что боль и страдания не подлежат компенсации в исках из нарушения договора. Ответчик основывает на этом возражения против иска. Действительно, если бы покупатель товара предъявил иск к продавцу в связи с ненадлежащим исполнением договора купли-продажи, требуя компенсировать ему причиненное

разочарование, такое требование не было бы поддержано судом; очевидно, он указал бы на то, что такой психический вред нельзя разумно предвидеть в качестве вероятного последствия неисполнения коммерческого контракта. Но не существует общего правила, запрещающего компенсацию психического вреда в случае нарушения договора. Все зависит от существа договора, и когда предметом договора является проведение операции, в зависимости от конкретных обстоятельств возможна компенсация как психического, так и телесного вреда.

В свете вышеизложенного все возражения ответчика являются необоснованными; истица вправе получить не только возмещение понесенных в связи с операцией расходов, но и компенсацию за ухудшение своего состояния, а также за боль и страдания, связанные с третьей операцией...»

Как видно из решения, контрапункт спора сводился к вопросу допустимости компенсации за психический вред, причиненный ненадлежащим исполнением договорных обязательств, и был принципиально решен в ее пользу для отдельных видов договоров, связанных с личностью клиента, к ним, безусловно, относится и договор типа «врач-пациент». Обратим внимание, что твердое обещание о положительном исходе операции суд рассматривает как доказательство заключения договора. Он не был бы признан заключенным, если бы высказывание о положительном исходе операции суд расценил как оптимистическое мнение врача, что в ряде случаев повлекло снижение размера компенсации за причинение психического вреда или отказ. Иски, связанные с требованием компенсации за неудачное лечение, весьма распространены в США. Это повышает степень осторожности врачей при выборе метода лечения, оптимального способа проведения операции и т. п.

В другом судебном деле1 истица, замужняя женщина, предъявила иск к врачу за неисполнение обязательства произвести кесарево сечение, утверждая, что если бы эта операция была выполнена, то ее ребенок остался бы жив. Решением суда в пользу истицы взыскана компенсация за перенесенные нравственные страдания в размере 5 тыс. дол. США.

В американской юридической литературе для иллюстрации отграничения видов договоров, в которых допускается компенсация психического вреда, приводятся следующие примеры2:

«I. А заключил с Б договор на постройку дома. При заключении договора А знал о шатком состоянии здоровья Б и о том, что надлежащее выполнение работы исключительно важно для него. Из-за задержки выполнения работы и отступлений от спецификации Б перенес нервное расстройство. Если Б предъявит к А иск о возмещении ущерба, причиненного ненадлежащим исполнением договора, эмоциональное беспокойство не будет подлежать компенсации.

2. А, владелец отеля, неправомерно выдворяет постояльца Б из отеля, нарушая условия договора. При этом А использует ругательства и обви-

1 Там же. Р. 180. 2 Там же. Р. 181.

няет Б в аморальности, но не совершает оскорбления или насилия. Если Б предъявит к А иск о нарушении договора, эмоциональное беспокойство, которое претерпел Б, будет подлежать компенсации».

Значительное место в судебной практике США занимают иски о компенсации вреда (в основном — психического), причиненного детям незаконным сексуальным воздействием. В этих случаях отдельную проблему составляют основания ответственности третьих лиц, не принявших необходимых мер к недопущению вреда или косвенно способствовавших его наступлению. Так, три несовершеннолетние девушки, подвергшиеся попытке растления, предъявили иск к растлителю и его жене1. Суд, рассматривавший дело, поддержал возражение жены растлителя против иска, и девушки подали апелляционную жалобу. В жалобе указывалось, что жена правонарушителя пригласила девушек поиграть в ее бассейне в то время, когда она отсутствовала, а ее муж находился дома, хотя она знала, что ее муж в прошлом совращал женщин и несовершеннолетних девушек. Также обращалось внимание на то, что ответчица убедила родителей девушек отпустить их, утверждая, что в ее отсутствие они будут находиться в безопасности. Апелляционный суд поддержал требования девушек к ответчице, применив доктрину «особых отношений» к отношениям между ответчицей и потерпевшими, сочтя высокой степень предвидения возможности причинения вреда. Суд указал: «Даже если применительно к данному случаю ответственность не может возникнуть в отсутствие особых отношений, такие особые отношения между ответчицей и истицами в данном деле усматриваются. Это проявилось в том, что истицы находились в зависимости от ответчицы, поскольку они, как дети, в силу возраста были особо уязвимы по отношению к подобному посягательству и не способны самостоятельно постоять за себя».

В другом деле иск о компенсации психического вреда был предъявлен от имени 11-летней девочки к собственнику детского лагеря, во время пребывания в котором девочка подверглась сексуальному нападению со стороны неизвестного лица2. Суд удовлетворил иск, усмотрев наличие небрежности в поведении ответчика на основе следующего доктринального принципа:

«Дети требуют проявления большей заботы о них, чем взрослые. О детях и подростках следует проявлять заботу пропорционально их неспособности предвидеть и избежать опасности, которые они могут встретить, и проявлять максимальную осведомленность о лицах, вступающих в контакт с детьми. Каждый, на чьем попечении находится ребенок, если он не имеет при этом с ребенком иной связи, кроме основанной на обязанности иметь о нем попечение, обязан принимать в отношении ребенка те меры предосторожности, которые разумный человек принял бы в подобных обстоятельствах».

Небрежность применительно к поведению третьих лиц определяется в Своде норм деликтного права следующим образом3:

1 Barton W. Recovering for Psychological Injuries. ATLA PRESS. P. 267.

2 Там же. Р. 268.

3 Там же. Р. 265-266.

302. ..Действие или бездействие признаются небрежными, если лицо, их совершающее, осознает или должно осознавать, что этим действием или бездействием оно подвергает неразумному риску другое лицо в результате вредоносного поведения самого другого лица или третьих лиц, хотя бы такое поведение другого лица или третьих лиц и было преступным.

307. Небрежностью является совершение действия посредством использования человека или предмета, если совершающий действие знает, что их некомпетентность, несоответствие или дефект могут повлечь причинение вреда другим лицам.

308. Небрежностью является разрешать третьему лицу пользоваться вещью или вовлекать его в деятельность, контролируемую вовлекающим лицом, если это последнее знает или должно знать, что третье лицо намеревается или может неумышленно использовать вещь или осуществлять деятельность таким образом, что возникнет неразумный риск причинения вреда другим лицам.

320. Тот, кто по закону должен охранять другое лицо или добровольно принимает на себя заботу о нем при обстоятельствах, препятствующих другому лицу самому защищать себя или подвергающих его взаимодействию с третьими лицами, могущими причинить вред охраняемому лицу, обязан проявлять разумную заботу и контролироваь поведение третьих лиц с тем, чтобы предотвратить умышленное, неосторожное или случайное причинение ими вреда охраняемому лицу, если охраняющий

а) знает или имеет веские основания полагать, что он управомочен контролировать поведение третьих лиц, и

б) знает или должен знать о необходимости и возможности осуществления такого контроля.

448. Действие третьего лица, умышленно причиняющего вред или совершающего преступление, устраняет ответственность другого лица, хотя бы небрежность такого другого лица и создала возможность третьему лицу причинить вред или совершить преступление, если только это лицо не сознавало вероятность возникновения такой ситуации и использования ее третьим лицом для причинения вреда или совершения преступления.

449. Если опасность ситуации обусловлена вероятностью определенных действий третьего лица и лицо небрежно относится именно к этой опасности, то это лицо не освобождается от ответственности независимо от того, являются ли действия третьего лица невиновными, небрежными, умышленно вредоносными или преступными.

В последние годы увеличилось количество исков, связанных с компенсацией психического вреда, причиненного так называемой «сексуальной эксплуатацией» врачами своих пациентов. Здесь возникает ряд правовых проблем, связанных с установлением наличия «особых отношений» в отношениях типа «врач — пациент», а в некоторых случаях — с ответственностью за действия третьих лиц. Вступать в половую связь с пациентами запрещает врачам не только закон, но и профессиональная этика, прин-

50

ципы которой установлены в клятве Гиппократа. Поскольку использование в своих интересах личной зависимости другого лица противоречит принципам общественной морали и доброй совести, ассоциации американских психиатров, психологов, психоаналитиков, семейных врачей и социальных работников приняли стандарты поведения для своих членов, содержащие, в частности, запрет на вступление в интимные отношения с пациентами и клиентами. Основные мотивы, по которым установлен этот запрет, одинаковы для всех перечисленных категорий специалистов:

1. Существенно неравный характер взаимоотношений.

2. Могущий возникнуть конфликт интересов врача и пациента.

3. Доверительные отношения врача и пациента.

4. Тенденция пациента идентифицировать себя с врачом и моделировать свое поведение в соответствии с поведением врача.

5. Трудность для пациента прекратить лечение после того, как начались сексуальные отношения.

6. Причинение вреда пациенту.

Вступление в сексуальную связь с пациентом влечет ответственность в случаях, когда метод лечения связан с воздействием на психику пациента — именно это обуславливает возникновение состояния зависимости пацента от врача. Неравный характер взаимоотношений выражается в том, что врач организует и контролирует ход лечения, в то время как пациент, нуждающийся в помощи и обратившийся за ней к врачу, в ходе лечения занимает подчиненное положение. Наибольший интерес представляет вопрос о содержании причиняемого пациенту психического вреда при сексуальном воздействии. Согласно преобладающей доктрине, собственно сексуальный контакт не рассматривается как источник психического вреда (имеются в виду испытываемые пациентом сексуальные ощущения, которые не могут быть квалифицированы как страдания). Однако та же доктрина, базируясь на теории Фрейда, предполагает, что вступление в сексуальный контакт с врачом на подсознательном уровне отождествляется пациентом как контакт с родителем, что вызывает у пациента переживания в связи с греховностью и порочностью этого.

Аналогичные ситуации возникают в отношениях «социальный работник — клиент» в случаях, когда социальные работники выступают в качестве советников и консультантов по вопросам интимной жизни клиента. Следует отметить, что социальные службы различной направленности широко распространены в США. Предполагается, что социальный работник обязан проявлять необходимую и разумную заботливость о пациенте. В случае, если нарушение этой обязанности влечет причинение психического вреда пациенту, такой вред подлежит компенсации. Покажем подход судов к этому вопросу на примере следующего дела1.

Социальный работник-женщина в процессе проведения психотерапевтического лечения одной из пациенток вступила в сексуальный кон-

1 Там же. Р. 317.

такт с подругой этой пациентки и продолжала процесс лечения. Пациентка предъявила иск о компенсации психического вреда к социальному работнику. Суд счел, что ответчица нарушила обязанность проявлять необходимую заботу о пациенте. Кроме того, суд счел, что истица имеет право на компенсацию причиненного ответчицей в результате профессиональной небрежности психического вреда, несмотря на отсутствие какого-либо физического воздействия ответчицы на истицу (что обычно является необходимым условием компенсации причиненного в результате небрежности психического вреда), мотивировав это следующим образом:

«Защита утверждает, что в данном случае, ввиду отсутствия осязаемого контакта между истицей и ответчицей и обычных признаков причинения вреда, не существует объективных доказательств, что именно небрежность ответчицы повлекла эмоциональное расстройство у истицы. Маловероятно, однако, что объективные доказательства психического расстройства сами по себе недостаточны для удовлетворения иска пациента к врачу. Когда он берется за лечение психического недуга пациента, побуждая при этом доверить врачу свои самые потаенные мысли. Пациент оказывается чрезвычайно уязвим в отношении причинения психического вреда, если врач, нарушая профессиональные стандарты поведения, не проявляет должной осмотрительности и заботы о пациенте. Любой психический вред, причиняемый вследствие этой небрежности, не является ни надуманным, ни легко симулируемым. В отличие от причинения психического вреда в других ситуациях объективные доказательства претерпевания нравственных страданий при данных обстоятельствах нетрудно получить. Как показывает данный случай, серьезность психического расстройства вполне может быть подтверждена на основе объективных медицинских критериев. Таким образом, мы приходим к выводу, что обычные препятствия к компенсации психического вреда в данном случае не могут иметь места. Соответственно, мы постановляем, что ввиду совершенно особой природы отношений «психотерапевт—пациент» пациент вправе получить компенсацию за нравственные страдания, вызванные небрежностью врача, несмотря на отсутствие иного (основного) вреда».

Многочисленные проблемы при рассмотрении дел по искам о компенсации психического вреда связаны с моментом начала течения срока исковой давности. В отличие от российского права, где на требования о компенсации морального вреда исковая давность не распространяется в случаях, когда этот способ используется для защиты неимущественных благ, в английском и американском праве институт исковой давности применяется к требованиям о компенсации психического вреда. Эти проблемы возникают в основном при рассмотрении исков из инцеста (кровосмешения) или иных сексуальных посягательств родителей в отношении детей. Вот пример дела, рассмотренного одним из судов штата Миннесота1.

1 Там же. Р. 273.

Истица, женщина 34 лет, предъявила иск к своему отцу с требованием компенсации за психический вред, причиненный в результате инцеста с его стороны. Она утверждала, что ее отец вступил с ней в половую связь, когда истице было 10 лет, и эта связь продолжалась до достижения истицей возраста 20 лет. Ответчик ссылался на истечение срока исковой давности, который, согласно законодательству штата, составлял для требований из причинения вреда три года с момента возникновения права на иск, поэтому, по его мнению, требование истицы, заявленное по истечении четырнадцати лет с момента последнего полового контакта, утратило исковую силу. Истица же утверждала, что право на иск о возмещении психического вреда, причиненного сексуальным посягательством на нее в детском возрасте, возникло только тогда, когда она стала испытывать приступы беспокойства и тревоги и обратилась за помощью к специалистам. Таким образом, основное внимание в этом деле сосредоточилось на моменте начала течения срока исковой давности. Истица настаивала, что таким моментом следует считать момент обнаружения вреда.

Согласно общему праву штата, течение срока исковой давности обычно начинается с момента совершения вредоносного действия, но, поскольку это ставило в невыгодное положение потерпевшего в случае замедленного проявления вреда, скрытых или необнаруженных повреждений, в судебной практике было установлено правило, согласно которому для потерпевшего в ряде случаев причинения вреда (в том числе и в рассматриваемом деле) срок исковой давности начинает течь с момента, когда потерпевший обнаружил или при должной осмотрительности должен был обнаружить причиненный вред. Причем под обнаружением вреда понимается не только осведомленность о наличии вреда, но и о его причине. При инцесте правонарушитель обьгано запугивает ребенка, заставляя его держать происшедшее в секрете под угрозой причинения вреда ему или другим членам семьи, и ребенку приходится адаптироваться к этой ситуации самостоятельно. Именно поэтому девочка «загоняет внутрь» чувства вины, досады, страха, стыда и смущения, возникающие в связи с инцестом. Подавление или «выключение» этих чувств — это защитный механизм, который помогает потерпевшей приспособиться к ситуации, поскольку, как образно выразился суд, «ее выбор — сойти с ума или забыть о происшедшем». Поэтому часто признаки психической травмы обнаруживаются, когда девочка становится взрослой. Даже когда потерпевшая узнает о своем неблагополучном психическом состоянии, ей не сразу становится известно, что причиной психического вреда является инцест. И только терапевтическое лечение позволяет потерпевшей осознать связь между сексуальным посягательством и своими проблемами с психикой. Поэтому не применять принцип момента обнаружения вреда к началу течения исковой давности значило бы еще больше наказать истицу.

В другом подобном деле суд пришел к такому же выводу. Истица утверждала, что в период, в который имело место сексуальное посягательство, она не сознавала, что это предосудительный акт и ей причинен какой-либо вред. Еще в одном деле, когда истица сразу после инцеста осо-

знала его предосудительность, причинение ей психической травмы, хотя и не знала полного объема причиненного вреда, суд счел срок исковой давности пропущенным. Надо заметить, что в судебной практике разных штатов наблюдаются существенные различия в подходе к рассматриваемому вопросу (например, позиция судов штата Вашингтон противоположна позиции судов штатов Миннесота и Калифорния, а суды штатов Монтана и Висконсин занимают промежуточную позицию).